Страница:
Кто? Ой-ой… (щелчок). Так, внимание. Полный… впъёчем… нет… те… лучше… Стоп!… Хотя… Тс-с (щелчок)… Стоп!… Это я сомневаюсь? Стоп! Тс… полный стоп! Самый полный стоп! Всё, п'екъяти связь. Я тебе уст'ёю «я на него положил». Я тебе уст'ёю «в г'ёбу я видел этот п'и-чал». Я тебе уст'ёю «всю команду в белых тапочках». Ты у меня голый и босый будешь стучать в бойт. И мы тебе из иллюминатоя такое покажем… Всё, отходим. Он дал даёгу… Хотя… Нет-нет. А-а, да-да… полный… нет… нет… Тс-с. Стоп! Я сказал – стоп! Откуда эта подвижность? Почему мы идем? Изя, Ёма! Куда мы идем? Где куйс? Где лоция? Я не вижу ствои… Стоп! Стоп! Полный назад!… Ах, вы ешили впеёд. Что вам там видно в машине?! Ну, давай, давай впеёд, хотя я сказал назад и вы увидите, как я был п'яв. Я Изе уст'ёю. Он голый и босый будет стучать в бойт.
ГОЛОС. Капитан?
– Что такое?
– Изя передал…
– Не хочу слушать.
– Там прямо по носу.
– Не хочу слушать. Я его видел в г'ёбу. Я с ним не язговаиваю.
– Он все-таки сказал, что если мы не возьмем левей буквально два-три градуса, мы сядем…
– Пеедай этому подонку…
– Все! Мое дело сказать и я сказал. Хотите – верьте, хотите – нет. Сидите на мели, не сидите на мели. У нас в машине куча дел и без вас. Я уже два часа пробую получить с Ромы мои 15 рублей. Идите пробуйте вы. И еще, он передал, если вы немедленно не отвернете, вы врежетесь… во что он сказал… в общем, тут есть один остров.
– Пеедай ему вместе с его ос'ёвом… (удар). Удай! А! Такой паяход. Нам его дали п'ёвеить, какой он мояк – этот паяход. Я думаю, мы это сделали. Эммануил!
– Да.
– Ядиюй в по'йт: песней сидим на мели в ста сояка мет'ях от п'ичала, отнялся задний ход. Штуйман Г'ойсман списан на беег, куда он сойдет, как только мы подойдем. Стайший штуйман Бенимович еще на беегу уже.
– Это я, старший штурман Бенимович. Я случайно выскочил. Ну, вы понимаете, мне надо было за борт. Ну, надо было! Ну, бывает! Ну, это жизнь. Смотрю, мы отходим, мы идем, а я стою. А карты у меня, ну это жизнь, ну надо было. Я дал отмашку сначала кормовым, потом носовым платком. Приступил к сигнальным огням, сжег всю коробку, мол, стоп, мол, мол, я на берегу, ну мне надо было. Ну, это же жизнь. Так эти придурки развили такой ход, какой они выжали из этой припадочной машины. Тогда я снял штаны и показал им все, на что способен, и они сели под гром аплодисментов. Без специалиста не рыпайся… Эй на «Азохенвее»! Это я, Бенимович, это я кричу и издеваюсь над вами – будем вызывать спасатель? А? Там, где Гройсману с головой, нормальному штурману по… Капитан, это я, Бенимович, кричу и издеваюсь. Как вода? Эй, в машине, пустите машины враздрай.
Эй, в машине!
В МАШИНЕ. Что в машине? Я всю жизнь в машине. Я никогда не знаю, куда мы идем. У меня такое впечатление, что на мостике все курвы. Хорошо. Они наверху. Они командуют. Я выполню любой приказ мгновенно, но пусть они мне сначала докажут. Ты командир – докажи, что ты умней, и все, и мы уже идем.
КАПИТАН. Ничего. Вначале они мне всё поломали, тепей я им всё пееломал. Вот вы пас-сажий, вы скажите – это экипажь? Нет, я инте-есуюсь, это экипажь? Это головоезы. Они все едут в язные стоёны.
ПАССАЖИР. Всё! Я пассажир. Вы это знаете, и я это не скрываю. Это не параход. Это не круиз. Из кухни нет выхода продукции. Они образовали замкнутый цикл и всё глотают без выхода блюд. Все спрашивают, что я ищу. Когда я сел сюда, я искал покоя. Но я уже не ищу покоя – я ищу кингстон. Я хочу видеть шеф-повара, заполненного водой по горлышко, и надавить на его дикий живот. Вместо чувства отдыха, вместо чувства красоты, вместо чувства морского путешествия я испытываю чувство голода. У меня должны быть свои удовольствия, и я их получу. В машине я договорился: за четырнадцать рублей – они подвезут нас прямо к дому, чтоб не искать такси. Ночью был дикий грохот. Они сказали, что один дизель сошел с фундамента, но это их не беспокоит и кто-то у нас украл винт на стоянке. Поэтому нас заносит, но они сказали, что уже сами украли винт у крейсера, но очень большой, и нас опять заносит. Но все это мелочи. Главное, что мы не можем отойти, вот, что меня беспокоит. Полкруиза прошло, а мы не отошли: они все время принимают продукты. Тут такая скука, что я изменил любовнице с женой.
КАПИТАН. Эй, на камбузе, вы уже пъиняли пъедовольствие?
ИЗ КУХНИ (чавкая и напевая). Эх тоцем, перевертоцем, румба-тумба буду я… – Это хто, хто это?
КАПИТАН. Это я, Юхман.
КАМБУЗ. Хто-хто? Хто это?
КАПИТАН. Капитан говоит. Вы пъиняли снабжение?
КАМБУЗ. Это хто?
КАПИТАН. Капитан.
КАМБУЗ. Какой капитан?
КАПИТАН. Ваш ёдной капитан. Вы пъиняли пъедукты?
КАМБУЗ (неразборчиво). Какие продукты? Что он хочет? Кто такой? (Повесили трубку).
КАПИТАН. Эй, на камбузе! Это капитан говоит. Вы уже пъиняли пъедукты или нет?
КАМБУЗ. Это хто, хто это?
КАПИТАН. Капитан Юхман говоит. Вы пъиняли пъедовольствие?
КАМБУЗ. Ну?
КАПИТАН. Вы пъиняли пъедукты? На камбузе… или я сейчас вспылю так, что содъегнется паяход…
КАМБУЗ. Оць таць-оцо-тоць. Какие продукты? Кто это говорит?… Продукты? Приняли? Ничего не понимаю… возьми ты трубку… кто-то балуется.
КАМБУЗ. Это кто, кто это?
КАПИТАН. Капитан! Все! Пъегоняю. Последний день. Плюю. Язгоняю.
КАМБУЗ. Кто это? Это кто?
КАПИТАН. Всё! Позледний яз! К чейтям! На вокзал, по домам. Пъеклятие.
КАМБУЗ. Нет еще. Не приняли… А кого вам надо?… Кто это говорит?
КАПИТАН. Это я, капитан Юхман, сказал, и я сдейжу. Весь камбуз на беег.
КАМБУЗ. Ой, не морочьте голову. Мы делаем фаршированную рыбу и нечего сюда звонить.
КАПИТАН. Вы слышали: вчея отъявилось шесть человек. Понос, йвота, къёвоизлияние. КАМБУЗ. Это не к нам. Это в медпункт.
КАПИТАН. Медпункт?… Капитан говоит.
МЕДПУНКТ. Не пугайте.
КАПИТАН. Я не пугаю, я начинаю язговой. МЕДПУНКТ. Вот это двугой тон. А то вы так с угвозой, мол, я капитан, а вы девьмо. А у меня тоже и обвазование, и квавтива, и можете поискать такого специалиста за эти деньги. Так что спокойнее, вавнодушнее, если хотите жить. Как это всё мне надоело, Господи.
КАПИТАН. Я спокоен. Я…
МЕДПУНКТ. Еще спокойнее.
КАПИТАН. Я спокоен.
МЕДПУНКТ. Нет, еще… Без неввов.
КАПИТАН. Я хотел спъёсить.
МЕДПУНКТ. В таком состоянии не спваши-вают. Еще спокойнее.
КАПИТАН (орет). Я спокоен! Но я явлюсь к вам в изолятой на носилках и пеебъю все пъи-бои и самый большой шпъиц я вам вставлю, куда вы не подозъеваете и в стееизатое я буду кипятить то, о чем вы не догадываетесь. Ваш личный пъибой я буду кипятить до тех пой, пока вы мне шепотом, шепотом не скажите, кто здесь капитан.
МЕДПУНКТ. Я подчиняюсь водздвавотделу.
КАПИТАН. Я пеебъёшусь на здъявотдел. Какой у вас пъёфиль?
МЕДПУНКТ. Я экствасенс. Я всё делаю на васстоянии. Мне достаточно пвойтись по вашей фотогвафии.
КАПИТАН. Это я пъёйдусь по вашей фотогъяфии. Я отшибу у вас то, чем вы лечите.
МЕДПУНКТ. Вы плохо пведставляете. Я лечу эневгией. Даже по телефону. Сейчас я сниму с вас это напвяжение.
КАПИТАН. Давай-давай, мейзавец, снимай быстъей. А то я выйву штуйвал и пееломаю тебе ебъя. Я и съеди хулиганов был капитаном: готовься, куиный потъёшок.
МЕДПУНКТ. Нет, нет, не отходите от телефона. Я пвиступил. Повтовяйте за мной: «Я здовов. У меня теплые ноги». И снимайте вукой с позвоночника.
КАПИТАН. Все. Снял. У меня теплые ноги. Сиди в изолятое. Я иду к тебе, экстъясенс. Отъявленные у тебя?
МЕДПУНКТ. Вас интевесует завтвак, обед или ужин?
КАПИТАН. Капитанский банкет. Кто снимал пъёбу? Что это за ёмштекс, котоый здоёвяк евизой не смог пееваить? Я уже не говою язжевать? Паяходский тамада после пейвого тоста отказался выходить из гальюна. Он не успел отстегнуть микьяфон и мы на весь банкет тъян-слиёвали эти къики. Я тъебую пъётокола сан-эпистанции, санкции пъёкуёя. Алло!
МЕДПУНКТ. Теперь легкими движениями вук воквуг головы снимайте излучение вниз по иквам.
КАПИТАН. Сейчас я тебе, хиюйг, дам. Я соединю камбуз с изолятоем, ты у меня будешь толочь пеец, а повай Бухбиндей излучать эней-гию. Все, клади тъюбку, хиюйг, это твой последний язговой по телефону. Ты меня достал. Я найду юского капитана, он тебе даст отъявления и излучения. Все. Бъесай тъюбку. Кто в юбке? Вахтенный, кто в юбке?
ВАХТЕННЫЙ. Ваша буфетчица. Не знаю, что вы в ней нашли. Она о вас уже два раза нехорошо говорила. Она так часто нехорошо говорит, что, видимо, и думает нехорошо. Я не понимаю, если вы можете доставить женщине, доставьте. Не можете доставить – отправьте ее… я знаю, на учебу, я знаю, на курсы, на танцы, я знаю… куда отправляют женщин, которые не получили удовольствия.
БУФЕТЧИЦА. Не чипайте женщину. Я сойду с этого судна последней. Я увесь этот гадюшник перекантую без всякой учебы. Я как садану его любимой ногой, прошибу усе борта. Кто ему будет делать те бифштексы?
КАПИТАН. Ой-ой! Чеез эти бифштексы можно читать. А если вы женщина…
БУФЕТЧИЦА. Я-то женщина, я-то женщина, а вот ты…
КАПИТАН. Тихо! Ша! Где лоция, где накладные? Я хочу пъевеить ясход гоючего.
БУФЕТЧИЦА. Я те проверу. Ты у меня поскачешь. Ты шо забыл, как весь день в бинокль смотрел? Так я тебе еще раз все глаза подобью. Будешь у меня с биноклем pi на костылях, мореход задрипанный. Хто меня насчет загса два года… «Только паспорт получу. Она меня не понимает. Ты меня понимаешь». Что там понимать?
КАПИТАН. Тихо, Дуся! Дуся, ша! Цаим, цаяйам. Товаищ буфетчица…
БУФЕТЧИЦА. Шо ты сказал?!
КАПИТАН. Дуся, ша! Ду… ша… Тихо, Евдокия Ивановна, не мешайте упъявлять судном.
БУФЕТЧИЦА. Хто ж тебе, козел нечесаный, ванночки греть будет, чтоб тебе парить. Хто ж тебе слушать будет, шо ты несешь…
КАПИТАН. Все! Ша! Дуся! Ша! Все! Цаям, тай-там. Почему вся команда здесь? Здесь что – цийк? Язойтись к чейтям. Пусть мне закъоют визу, посылай, Дуся, опъявляй.
БУФЕТЧИЦА. Что?
КАПИТАН. А вот ту анонимку, что ты два месяца носишь. Иди уже, опусти уже.
БУФЕТЧИЦА. А то я первая буду! Еще французы пели – не чипайте женщину – и не чипайте!
ИЗ МАШИНЫ. Капитан.
КАПИТАН. Ну?
ИЗ МАШИНЫ. Не нукайте мне. Они для дизеля выписали девяносто третий бензин и разъехались. А мы с Изей решили поставить пароход в док.
КАПИТАН. А меня вы ешили не спъяшивать?
ИЗ МАШИНЫ. Почему? Вот я вас спрашиваю.
КАПИТАН. Так я возъяжаю категоически!
ИЗ МАШИНЫ. И я вас понимаю. Если б вы не были так заняты, вы бы увидели, что мы уже двое суток стоим на ремонте.
КАПИТАН. Но я не вижу никаких изменений.
ИЗ МАШИНЫ. Это уже другой разговор: в другом месте, с другими людьми и с другим тоном… А со мной вы с таким тоном разговариваете, как будто я виноват, что я что-то соображаю. Ремонт – это не действие. Это состояние. Вы вошли в ремонт, это не значит, что кто-то что-то – начал. Вы вышли из ремонта, это не значит, что кто-то что-то сделал. Ремонт вообще невозможно закончить, его можно только прекратить.
А она опоздала на час к отходу.
А он, сука, ушел точно по расписанию.
Как она рыдала, бедная, глядя на перископ.
А он сидел в рубке, принципиальный, сволочь…
Ей потом говорили:
– Не жалей! С таким характером и там никто жить не сможет.
Я при себе
Ничего не разрешаю себе уничтожать. Все старые вещи при мне. Мне 50, а все мои колготоч-ки при мне, все ползуночки, носочки, трусики, маечки, узенькие плечики мои дорогие. Тоненькие в талиньке, коротенькие в ростике. Дорогие сердцу формочки рукавчиков, ботиночки, тапочки, в которых были ножки мои, ничего не знавшие, горя не знавшие ножки. Фотографии перебираю, перебираю, не выпускаю. Ой ты ж, пусенька. Это же я! Неужели? Да, я, я. Документики все держу: метричку, справочки, табель первого класса, второго, дневники, подправоч-ки, все документики при себе, все справочки мои дорогие, пальцем постаревшим разглаживаю немых свидетелей длинной дороги.
Все честно, все документировано, ни шагу без фиксации. В случае аварии, какую книгу хватаете на необитаемый остров? Справки.
Вдруг сзади – хлоп по плечу. А-а! Это на острове!…
– Где был с января по февраль тысяча шешешят?…
– Вот справка.
– Где сейчас находится дядя жены?
– А вот.
– Где похоронен умерший в тышяшя восемьдесят брат папы дедушки по двоюродной сестре?
– Парковая, 16, наискосок к загсу. От загса десять шагов на север, круто на восток, войти в квартиру 16 и копать бывшее слободское кладбище.
– Куда движешься сам?
– А вот направление.
– А как сюда попал?
– А вот трамвайный билет.
Все! Крыть нечем. Хочется крыть, а нечем.
– Лампочку поменял?
– Вот чек.
– Что глотнул?
– Вот рецепт.
– Почему домой?
– Вот бюллетень.
– Куда смотришь?
– Вот телевизор.
– Какая программа?
– «Время».
– А 14-го откуда поздно?
– Вот пригласительный билет, галстук, букет.
– Так… плитка в ванной, унитаз.
– Вот чек.
– Карниз ворован?
– Вот чек.
– Обои ворованы?
– Чек.
– Это воровано?
– Чек.
– Воровано?
– Чек.
– Тьфу!
– Плевательница.
Ох и хочется крыть. А нечем!
– Как найти в случае?
– Вот папа, мама, дядя, тетя, дом, работа, мага зин, больница… Все.
– А если?…
– Вот регистратура.
– А все-таки, если?
– Вот, вот и вот.
– С другими городами?
– Ничего.
– Санаторий?
– Ни разу.
– По-английски?
– Ни бе, ни ме.
– Где?
– Здесь.
– А если?
– Соображу.
– А непредвиденно?
– Позвоню.
– А самому захочется?
– Спрошу.
– А если мгновенно – ответ?
– Уклончивый.
Да зачем вам трудиться? Вот список ваших вопросов, вот список моих ответов, причем четыре варианта по времени года.
– Заранее?
– Да.
– Сообразил?
– Да.
– Такой честный?
– Характеристика.
– А не участвовал в развратной компании шесть на четыре, девять на двенадцать с пивом, журналами, банями, парной?
– Грамота об импотенции, участковый врач, соседи, общественность.
С высоко поднятой головой хожу. Некоторые издеваются: справки – это все, что ты накопил к старости? – Все! Причем это копии. Оригиналы закопаны в таком месте, что я спокоен. И не только я. Глядя на меня, другие светлеют. Значит, можно, значит, живет. Всем становится спокойнее. Самые строгие проверяющие теплеют, на свою старость легче смотря. Один с дамой подошел:
– А где вас искать после вашей внезапной кончины, которая произойдет…
– А 2-е интернациональное, 108 – по горизонтали, 6 – по вертикали, от пересечения три шага на север, в боковом кармане свидетельство.
– Поздравляю, выдержал, готовьтесь к следующему.
– Отметьте.
– Идите.
– Число, час, печать. Здесь, здесь, здесь.
Чуть больше времени на выход, зато не только свободен, но и спокоен, что действительно вышел, действительно пошел, действительно пришел домой и совершенно искренне лег спать.
Ставь псису
За столом – кладовщик. Перед ним – механик с мешком.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте.
– У нас к вам сводная заявочка.
– Сводная заявочка.
– Я думаю, прямо по списку и пойдем.
– Прямо по списку и пойдем.
– Втулка коническая.
– Нету.
– Конической втулки нету?!
– Откуда, что вы?! Не помню, когда и была.
– Коническая втулка?! Я же издалека ехал…
– Так, издалека. Я сам неместный.
– А ребята брали.
– Какие ребята, кто их видел?
Механик вынимает из мешка стаканы, бутыль, наливает. Оба молча выпивают.
– Втулка коническая.
– Ставь птичку.
– Что ставить?
– Птичку ставь. Найдем.
– Подшипник упорный ДТ-54.
– Нету.
– Так ребята брали.
– Какие ребята?!
Механик снова вынимает стаканы, бутыль, наливает. Оба пьют.
Механик (прячет стаканы и бутыль).
– Подшипник упорный ДТ-54.
– Ставь птицу. Найдем.
– Диски спецления ГАЗ-51.
– Еще раз произнеси, недопонял я.
– Диски спецления. Для спецления между собой. Педаль специальная.
– Нету.
– Так… ребятя…
– Нету!
(Достает стаканы, бутыль, наливает):
– Ой!
– А-а!
– Ой!
– А-а!… Буряковый… Сами гоните… Хорошо. А то на соседнем заводе спирт для меня из тормозной жидкости выделяют. У них там лаборатория – культурно, но у меня судороги по ночам и крушения поездов каждую ночь.
– Диски спесления?
– Бери сколько увезешь.
– Пейсу?
– Рисуй.
– Уплотнения фетровывыстыеся восьмой номер.
– Недопонял.
– Фетровыстывыяся уплотнения восьмой номер.
– Ах, фетровывыя?
– Да, фетровывыстывыяся, но восьмой праа-шу.
– Все равно нету.
(Механик наливает кладовщику.)
– Себе!
– Я не могу. Меня послали, я должен продержаться.
– Один не буду.
– Не могу – еще список большой.
– Езжай назад.
– Назад дороги нет! (Наливает себе. Выпивают.)
– Уплотнения фетровые.
– Где-то была парочка.
– Псису?
– Рисуй.
– Пятеренки… шестеренки… вологодские.
– Как ты сказал?
– Сейчас. (Срочно уходит. Возвращается. Не попадает на стул.)
– Целься, целься.
– Пятеренки… шестеренки. Четвереньки вологодские.
– А-а-а, вологодские. Нету.
– Псису? (Наливает кладовщику.)
– Себе.
– Не могу.
– Езжай назад.
– Назад дороги нет! Пьют.
– Пятеренки, шестеренки?
– Пошукаем.
– Псису?
– Рисуй.
– Пошукаем псису? (Неожиданно.) «Здравствуй, аист, здравствуй, псиса… Та-ак и должно бы-ыла-а слушисса-а. Спасибо, псиса, спасибо, аист…».
– Давай сначала до конца списка дойдем.
– Дойдем, дойдем. Я уже почти дошел… Три-салата…
– Чего-чего?
– Трисаторные штуки, четыре псисы и бри-золь… (Собрал все силы.) Экскаваторные шланги, четыре штуки, и брызент…
– Брезента нет. Пожарники разобрали.
– Может, водочки?
– Нету брезента.
– А коньячку?
– Нету брезента.
– Сосисочный фарш.
– Нету брезента.
– Банкет для семьи с экскурсией…
– Нету брезента, и не наливай.
– Верю тебе, Гриша. Если нет, – ты не пьешь, ты честный человек.
Женщина – это призвание.
Портрет
Специалист
Бебеля, двадцать один, квартира три – нет звука?… А изображение?… Нормальное… Хорошо… Я буду у вас с пяти до семи… Пожалуйста…
Да, да… Слушаю… Плохо шьет?… Строчку не дает?… Немецкая… Свердлова, восемь, квартира сорок семь… Буду до пяти… Пожалуйста…
Алло… да, я… Почему болит?… А вы согревающий компресс на ночь… Нет, мой дорогой. Кто кого лечит?… Я же вам оставил рецепт… Как – потеряли?! И что, температура поднялась?… Тридцать восемь и три… Ничего без меня не принимайте. Только горчичники к ногам. Я буду у вас между шестью и восемью… Лежите спокойно.
Да… Снова замолчал… А вы ему телеграмму давали?… Я же вам продиктовал текст… Ну, пишите: «Надоедать не буду. Но хочу оградить тебя от неприятностей. Жду на вокзале у газетного киоска в двадцать часов. Наташа». Прибежит. Мужчины трусливы. Если позвонит, не разговаривайте. Все при встрече. Потом мне расскажете… Не за что…
Алло… Это вы… Я вам неправильно предсказал. Вместо большой дороги в казенный дом следует читать: «Задуманное вами исполнится вскоре. Вас ожидает большая радость и спокойная жизнь, что вам будет в награду за пережитое. Насчет личных интересов можете не сомневаться. Они окончатся удачно, и в жизни вашей удачи будут продолжаться вплоть до преклонных лет…» Записали?… Если что-нибудь будет неправильно, позвоните, уточним… Я думаю, все будет хорошо.
Да… Алло… С этим?… Попробуйте сметану с пивом за четыре часа до. Полное отключение радио и телевидения. За три часа – чай с малиной и коньяком. Мюзик-холл с коньяком в антракте. Минут за двадцать – крепкий кофе с лимоном. Проветрите комнату и позвоните мне. Если не поможет, будем действовать током… Шестьсот вольт. Решающее средство… Всего доброго… В любое время…
Замдиректора камвольного комбината?… Минуточку!… 298-18-23, с восьми до семнадцати… Пожалуйста.
Да, да… В «Смене» сегодня «Люди и розы», сеансы в восемь, десять, двенадцать и так далее через каждые два часа… Пожалуйста…
А-а! Арнольд Степанович!… Откладывается у вас ревизия… Она нагрянет внезапно, восемнадцатого января, в десять утра… Будьте здоровы. Звоните…
Да… Слушаю вас, товарищ… Нет, мой дорогой. Так перед людьми не выступают… А мы вот взгреем вас на коллегии. Тогда вы возьметесь за дело… Что значит – записочки посылают? А вы отвечайте… Ну, мой милый, вы за это зарплату получаете. Все!
Шестнадцатый. Я – Таганрог. Посадку разрешаю… Ветер тринадцать боковой…
Алло… Да… Пылесос «Ракета»? Бьет током?… Провод не отсырел?… Попробуйте просушить… Канатная, четырнадцать, квартира три… Буду у вас до трех…
Натирку полов сейчас некому… Звоните в пятницу.
Да-да… Не подошла?… Ей тридцать пять… Вам пятьдесят пять, слава Богу… Не читает газет… Что вы от нее хотите?… Она не знает, где Лаос?… Так объясните ей. Постойте… Вы просили… Вот у меня записано… Не старше тридцати пяти. Блондинку. Не больше одного, не старше десяти. С высшим. С удобствами. Не выше третьего этажа. Район Парка культуры… Ничего – насчет газет… Ах, вы решили добавить… Надо заранее… Записывайте. Лесной проспект, восемнадцать, корпус три, квартира четырнадцать… Библиотекарша. Вся периодика – через нее.
Что у вас?… Ого!… Завтра вводите новую камеру Вильсона… В Серпухове?… Посчитайте заново эффект Броуди-Гладкова. Подставьте лямбда 2,8 вместо 3,1… Да. Должно сойтись… Держите меня в курсе…
Нет, мальчик, амнистии в этом году не будет.
У вас что?… Пьеса… А вы попробуйте поменять концовку. Не грустно лег, а радостно вскочил… И не на кладбище, а в санатории… И позвоните мне… А сейчас, извините, у меня обед…
Он развернул бумажку. Прижал пальцем котлетку к кусочку черного хлеба и начал есть, глядя в пространство.
Ранняя пташка
ГОЛОС. Капитан?
– Что такое?
– Изя передал…
– Не хочу слушать.
– Там прямо по носу.
– Не хочу слушать. Я его видел в г'ёбу. Я с ним не язговаиваю.
– Он все-таки сказал, что если мы не возьмем левей буквально два-три градуса, мы сядем…
– Пеедай этому подонку…
– Все! Мое дело сказать и я сказал. Хотите – верьте, хотите – нет. Сидите на мели, не сидите на мели. У нас в машине куча дел и без вас. Я уже два часа пробую получить с Ромы мои 15 рублей. Идите пробуйте вы. И еще, он передал, если вы немедленно не отвернете, вы врежетесь… во что он сказал… в общем, тут есть один остров.
– Пеедай ему вместе с его ос'ёвом… (удар). Удай! А! Такой паяход. Нам его дали п'ёвеить, какой он мояк – этот паяход. Я думаю, мы это сделали. Эммануил!
– Да.
– Ядиюй в по'йт: песней сидим на мели в ста сояка мет'ях от п'ичала, отнялся задний ход. Штуйман Г'ойсман списан на беег, куда он сойдет, как только мы подойдем. Стайший штуйман Бенимович еще на беегу уже.
– Это я, старший штурман Бенимович. Я случайно выскочил. Ну, вы понимаете, мне надо было за борт. Ну, надо было! Ну, бывает! Ну, это жизнь. Смотрю, мы отходим, мы идем, а я стою. А карты у меня, ну это жизнь, ну надо было. Я дал отмашку сначала кормовым, потом носовым платком. Приступил к сигнальным огням, сжег всю коробку, мол, стоп, мол, мол, я на берегу, ну мне надо было. Ну, это же жизнь. Так эти придурки развили такой ход, какой они выжали из этой припадочной машины. Тогда я снял штаны и показал им все, на что способен, и они сели под гром аплодисментов. Без специалиста не рыпайся… Эй на «Азохенвее»! Это я, Бенимович, это я кричу и издеваюсь над вами – будем вызывать спасатель? А? Там, где Гройсману с головой, нормальному штурману по… Капитан, это я, Бенимович, кричу и издеваюсь. Как вода? Эй, в машине, пустите машины враздрай.
Эй, в машине!
В МАШИНЕ. Что в машине? Я всю жизнь в машине. Я никогда не знаю, куда мы идем. У меня такое впечатление, что на мостике все курвы. Хорошо. Они наверху. Они командуют. Я выполню любой приказ мгновенно, но пусть они мне сначала докажут. Ты командир – докажи, что ты умней, и все, и мы уже идем.
КАПИТАН. Ничего. Вначале они мне всё поломали, тепей я им всё пееломал. Вот вы пас-сажий, вы скажите – это экипажь? Нет, я инте-есуюсь, это экипажь? Это головоезы. Они все едут в язные стоёны.
ПАССАЖИР. Всё! Я пассажир. Вы это знаете, и я это не скрываю. Это не параход. Это не круиз. Из кухни нет выхода продукции. Они образовали замкнутый цикл и всё глотают без выхода блюд. Все спрашивают, что я ищу. Когда я сел сюда, я искал покоя. Но я уже не ищу покоя – я ищу кингстон. Я хочу видеть шеф-повара, заполненного водой по горлышко, и надавить на его дикий живот. Вместо чувства отдыха, вместо чувства красоты, вместо чувства морского путешествия я испытываю чувство голода. У меня должны быть свои удовольствия, и я их получу. В машине я договорился: за четырнадцать рублей – они подвезут нас прямо к дому, чтоб не искать такси. Ночью был дикий грохот. Они сказали, что один дизель сошел с фундамента, но это их не беспокоит и кто-то у нас украл винт на стоянке. Поэтому нас заносит, но они сказали, что уже сами украли винт у крейсера, но очень большой, и нас опять заносит. Но все это мелочи. Главное, что мы не можем отойти, вот, что меня беспокоит. Полкруиза прошло, а мы не отошли: они все время принимают продукты. Тут такая скука, что я изменил любовнице с женой.
КАПИТАН. Эй, на камбузе, вы уже пъиняли пъедовольствие?
ИЗ КУХНИ (чавкая и напевая). Эх тоцем, перевертоцем, румба-тумба буду я… – Это хто, хто это?
КАПИТАН. Это я, Юхман.
КАМБУЗ. Хто-хто? Хто это?
КАПИТАН. Капитан говоит. Вы пъиняли снабжение?
КАМБУЗ. Это хто?
КАПИТАН. Капитан.
КАМБУЗ. Какой капитан?
КАПИТАН. Ваш ёдной капитан. Вы пъиняли пъедукты?
КАМБУЗ (неразборчиво). Какие продукты? Что он хочет? Кто такой? (Повесили трубку).
КАПИТАН. Эй, на камбузе! Это капитан говоит. Вы уже пъиняли пъедукты или нет?
КАМБУЗ. Это хто, хто это?
КАПИТАН. Капитан Юхман говоит. Вы пъиняли пъедовольствие?
КАМБУЗ. Ну?
КАПИТАН. Вы пъиняли пъедукты? На камбузе… или я сейчас вспылю так, что содъегнется паяход…
КАМБУЗ. Оць таць-оцо-тоць. Какие продукты? Кто это говорит?… Продукты? Приняли? Ничего не понимаю… возьми ты трубку… кто-то балуется.
КАМБУЗ. Это кто, кто это?
КАПИТАН. Капитан! Все! Пъегоняю. Последний день. Плюю. Язгоняю.
КАМБУЗ. Кто это? Это кто?
КАПИТАН. Всё! Позледний яз! К чейтям! На вокзал, по домам. Пъеклятие.
КАМБУЗ. Нет еще. Не приняли… А кого вам надо?… Кто это говорит?
КАПИТАН. Это я, капитан Юхман, сказал, и я сдейжу. Весь камбуз на беег.
КАМБУЗ. Ой, не морочьте голову. Мы делаем фаршированную рыбу и нечего сюда звонить.
КАПИТАН. Вы слышали: вчея отъявилось шесть человек. Понос, йвота, къёвоизлияние. КАМБУЗ. Это не к нам. Это в медпункт.
КАПИТАН. Медпункт?… Капитан говоит.
МЕДПУНКТ. Не пугайте.
КАПИТАН. Я не пугаю, я начинаю язговой. МЕДПУНКТ. Вот это двугой тон. А то вы так с угвозой, мол, я капитан, а вы девьмо. А у меня тоже и обвазование, и квавтива, и можете поискать такого специалиста за эти деньги. Так что спокойнее, вавнодушнее, если хотите жить. Как это всё мне надоело, Господи.
КАПИТАН. Я спокоен. Я…
МЕДПУНКТ. Еще спокойнее.
КАПИТАН. Я спокоен.
МЕДПУНКТ. Нет, еще… Без неввов.
КАПИТАН. Я хотел спъёсить.
МЕДПУНКТ. В таком состоянии не спваши-вают. Еще спокойнее.
КАПИТАН (орет). Я спокоен! Но я явлюсь к вам в изолятой на носилках и пеебъю все пъи-бои и самый большой шпъиц я вам вставлю, куда вы не подозъеваете и в стееизатое я буду кипятить то, о чем вы не догадываетесь. Ваш личный пъибой я буду кипятить до тех пой, пока вы мне шепотом, шепотом не скажите, кто здесь капитан.
МЕДПУНКТ. Я подчиняюсь водздвавотделу.
КАПИТАН. Я пеебъёшусь на здъявотдел. Какой у вас пъёфиль?
МЕДПУНКТ. Я экствасенс. Я всё делаю на васстоянии. Мне достаточно пвойтись по вашей фотогвафии.
КАПИТАН. Это я пъёйдусь по вашей фотогъяфии. Я отшибу у вас то, чем вы лечите.
МЕДПУНКТ. Вы плохо пведставляете. Я лечу эневгией. Даже по телефону. Сейчас я сниму с вас это напвяжение.
КАПИТАН. Давай-давай, мейзавец, снимай быстъей. А то я выйву штуйвал и пееломаю тебе ебъя. Я и съеди хулиганов был капитаном: готовься, куиный потъёшок.
МЕДПУНКТ. Нет, нет, не отходите от телефона. Я пвиступил. Повтовяйте за мной: «Я здовов. У меня теплые ноги». И снимайте вукой с позвоночника.
КАПИТАН. Все. Снял. У меня теплые ноги. Сиди в изолятое. Я иду к тебе, экстъясенс. Отъявленные у тебя?
МЕДПУНКТ. Вас интевесует завтвак, обед или ужин?
КАПИТАН. Капитанский банкет. Кто снимал пъёбу? Что это за ёмштекс, котоый здоёвяк евизой не смог пееваить? Я уже не говою язжевать? Паяходский тамада после пейвого тоста отказался выходить из гальюна. Он не успел отстегнуть микьяфон и мы на весь банкет тъян-слиёвали эти къики. Я тъебую пъётокола сан-эпистанции, санкции пъёкуёя. Алло!
МЕДПУНКТ. Теперь легкими движениями вук воквуг головы снимайте излучение вниз по иквам.
КАПИТАН. Сейчас я тебе, хиюйг, дам. Я соединю камбуз с изолятоем, ты у меня будешь толочь пеец, а повай Бухбиндей излучать эней-гию. Все, клади тъюбку, хиюйг, это твой последний язговой по телефону. Ты меня достал. Я найду юского капитана, он тебе даст отъявления и излучения. Все. Бъесай тъюбку. Кто в юбке? Вахтенный, кто в юбке?
ВАХТЕННЫЙ. Ваша буфетчица. Не знаю, что вы в ней нашли. Она о вас уже два раза нехорошо говорила. Она так часто нехорошо говорит, что, видимо, и думает нехорошо. Я не понимаю, если вы можете доставить женщине, доставьте. Не можете доставить – отправьте ее… я знаю, на учебу, я знаю, на курсы, на танцы, я знаю… куда отправляют женщин, которые не получили удовольствия.
БУФЕТЧИЦА. Не чипайте женщину. Я сойду с этого судна последней. Я увесь этот гадюшник перекантую без всякой учебы. Я как садану его любимой ногой, прошибу усе борта. Кто ему будет делать те бифштексы?
КАПИТАН. Ой-ой! Чеез эти бифштексы можно читать. А если вы женщина…
БУФЕТЧИЦА. Я-то женщина, я-то женщина, а вот ты…
КАПИТАН. Тихо! Ша! Где лоция, где накладные? Я хочу пъевеить ясход гоючего.
БУФЕТЧИЦА. Я те проверу. Ты у меня поскачешь. Ты шо забыл, как весь день в бинокль смотрел? Так я тебе еще раз все глаза подобью. Будешь у меня с биноклем pi на костылях, мореход задрипанный. Хто меня насчет загса два года… «Только паспорт получу. Она меня не понимает. Ты меня понимаешь». Что там понимать?
КАПИТАН. Тихо, Дуся! Дуся, ша! Цаим, цаяйам. Товаищ буфетчица…
БУФЕТЧИЦА. Шо ты сказал?!
КАПИТАН. Дуся, ша! Ду… ша… Тихо, Евдокия Ивановна, не мешайте упъявлять судном.
БУФЕТЧИЦА. Хто ж тебе, козел нечесаный, ванночки греть будет, чтоб тебе парить. Хто ж тебе слушать будет, шо ты несешь…
КАПИТАН. Все! Ша! Дуся! Ша! Все! Цаям, тай-там. Почему вся команда здесь? Здесь что – цийк? Язойтись к чейтям. Пусть мне закъоют визу, посылай, Дуся, опъявляй.
БУФЕТЧИЦА. Что?
КАПИТАН. А вот ту анонимку, что ты два месяца носишь. Иди уже, опусти уже.
БУФЕТЧИЦА. А то я первая буду! Еще французы пели – не чипайте женщину – и не чипайте!
ИЗ МАШИНЫ. Капитан.
КАПИТАН. Ну?
ИЗ МАШИНЫ. Не нукайте мне. Они для дизеля выписали девяносто третий бензин и разъехались. А мы с Изей решили поставить пароход в док.
КАПИТАН. А меня вы ешили не спъяшивать?
ИЗ МАШИНЫ. Почему? Вот я вас спрашиваю.
КАПИТАН. Так я возъяжаю категоически!
ИЗ МАШИНЫ. И я вас понимаю. Если б вы не были так заняты, вы бы увидели, что мы уже двое суток стоим на ремонте.
КАПИТАН. Но я не вижу никаких изменений.
ИЗ МАШИНЫ. Это уже другой разговор: в другом месте, с другими людьми и с другим тоном… А со мной вы с таким тоном разговариваете, как будто я виноват, что я что-то соображаю. Ремонт – это не действие. Это состояние. Вы вошли в ремонт, это не значит, что кто-то что-то – начал. Вы вышли из ремонта, это не значит, что кто-то что-то сделал. Ремонт вообще невозможно закончить, его можно только прекратить.
* * *
Paдu нее он построил подводную лодку, чтобы уплыть в Финляндию с ней.А она опоздала на час к отходу.
А он, сука, ушел точно по расписанию.
Как она рыдала, бедная, глядя на перископ.
А он сидел в рубке, принципиальный, сволочь…
Ей потом говорили:
– Не жалей! С таким характером и там никто жить не сможет.
Я при себе
Для Р. Карцева
Ничего не разрешаю себе уничтожать. Все старые вещи при мне. Мне 50, а все мои колготоч-ки при мне, все ползуночки, носочки, трусики, маечки, узенькие плечики мои дорогие. Тоненькие в талиньке, коротенькие в ростике. Дорогие сердцу формочки рукавчиков, ботиночки, тапочки, в которых были ножки мои, ничего не знавшие, горя не знавшие ножки. Фотографии перебираю, перебираю, не выпускаю. Ой ты ж, пусенька. Это же я! Неужели? Да, я, я. Документики все держу: метричку, справочки, табель первого класса, второго, дневники, подправоч-ки, все документики при себе, все справочки мои дорогие, пальцем постаревшим разглаживаю немых свидетелей длинной дороги.
Все честно, все документировано, ни шагу без фиксации. В случае аварии, какую книгу хватаете на необитаемый остров? Справки.
Вдруг сзади – хлоп по плечу. А-а! Это на острове!…
– Где был с января по февраль тысяча шешешят?…
– Вот справка.
– Где сейчас находится дядя жены?
– А вот.
– Где похоронен умерший в тышяшя восемьдесят брат папы дедушки по двоюродной сестре?
– Парковая, 16, наискосок к загсу. От загса десять шагов на север, круто на восток, войти в квартиру 16 и копать бывшее слободское кладбище.
– Куда движешься сам?
– А вот направление.
– А как сюда попал?
– А вот трамвайный билет.
Все! Крыть нечем. Хочется крыть, а нечем.
– Лампочку поменял?
– Вот чек.
– Что глотнул?
– Вот рецепт.
– Почему домой?
– Вот бюллетень.
– Куда смотришь?
– Вот телевизор.
– Какая программа?
– «Время».
– А 14-го откуда поздно?
– Вот пригласительный билет, галстук, букет.
– Так… плитка в ванной, унитаз.
– Вот чек.
– Карниз ворован?
– Вот чек.
– Обои ворованы?
– Чек.
– Это воровано?
– Чек.
– Воровано?
– Чек.
– Тьфу!
– Плевательница.
Ох и хочется крыть. А нечем!
– Как найти в случае?
– Вот папа, мама, дядя, тетя, дом, работа, мага зин, больница… Все.
– А если?…
– Вот регистратура.
– А все-таки, если?
– Вот, вот и вот.
– С другими городами?
– Ничего.
– Санаторий?
– Ни разу.
– По-английски?
– Ни бе, ни ме.
– Где?
– Здесь.
– А если?
– Соображу.
– А непредвиденно?
– Позвоню.
– А самому захочется?
– Спрошу.
– А если мгновенно – ответ?
– Уклончивый.
Да зачем вам трудиться? Вот список ваших вопросов, вот список моих ответов, причем четыре варианта по времени года.
– Заранее?
– Да.
– Сообразил?
– Да.
– Такой честный?
– Характеристика.
– А не участвовал в развратной компании шесть на четыре, девять на двенадцать с пивом, журналами, банями, парной?
– Грамота об импотенции, участковый врач, соседи, общественность.
С высоко поднятой головой хожу. Некоторые издеваются: справки – это все, что ты накопил к старости? – Все! Причем это копии. Оригиналы закопаны в таком месте, что я спокоен. И не только я. Глядя на меня, другие светлеют. Значит, можно, значит, живет. Всем становится спокойнее. Самые строгие проверяющие теплеют, на свою старость легче смотря. Один с дамой подошел:
– А где вас искать после вашей внезапной кончины, которая произойдет…
– А 2-е интернациональное, 108 – по горизонтали, 6 – по вертикали, от пересечения три шага на север, в боковом кармане свидетельство.
– Поздравляю, выдержал, готовьтесь к следующему.
– Отметьте.
– Идите.
– Число, час, печать. Здесь, здесь, здесь.
Чуть больше времени на выход, зато не только свободен, но и спокоен, что действительно вышел, действительно пошел, действительно пришел домой и совершенно искренне лег спать.
Ставь псису
Для Р. Карцева и В. Ильченко
За столом – кладовщик. Перед ним – механик с мешком.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте.
– У нас к вам сводная заявочка.
– Сводная заявочка.
– Я думаю, прямо по списку и пойдем.
– Прямо по списку и пойдем.
– Втулка коническая.
– Нету.
– Конической втулки нету?!
– Откуда, что вы?! Не помню, когда и была.
– Коническая втулка?! Я же издалека ехал…
– Так, издалека. Я сам неместный.
– А ребята брали.
– Какие ребята, кто их видел?
Механик вынимает из мешка стаканы, бутыль, наливает. Оба молча выпивают.
– Втулка коническая.
– Ставь птичку.
– Что ставить?
– Птичку ставь. Найдем.
– Подшипник упорный ДТ-54.
– Нету.
– Так ребята брали.
– Какие ребята?!
Механик снова вынимает стаканы, бутыль, наливает. Оба пьют.
Механик (прячет стаканы и бутыль).
– Подшипник упорный ДТ-54.
– Ставь птицу. Найдем.
– Диски спецления ГАЗ-51.
– Еще раз произнеси, недопонял я.
– Диски спецления. Для спецления между собой. Педаль специальная.
– Нету.
– Так… ребятя…
– Нету!
(Достает стаканы, бутыль, наливает):
– Ой!
– А-а!
– Ой!
– А-а!… Буряковый… Сами гоните… Хорошо. А то на соседнем заводе спирт для меня из тормозной жидкости выделяют. У них там лаборатория – культурно, но у меня судороги по ночам и крушения поездов каждую ночь.
– Диски спесления?
– Бери сколько увезешь.
– Пейсу?
– Рисуй.
– Уплотнения фетровывыстыеся восьмой номер.
– Недопонял.
– Фетровыстывыяся уплотнения восьмой номер.
– Ах, фетровывыя?
– Да, фетровывыстывыяся, но восьмой праа-шу.
– Все равно нету.
(Механик наливает кладовщику.)
– Себе!
– Я не могу. Меня послали, я должен продержаться.
– Один не буду.
– Не могу – еще список большой.
– Езжай назад.
– Назад дороги нет! (Наливает себе. Выпивают.)
– Уплотнения фетровые.
– Где-то была парочка.
– Псису?
– Рисуй.
– Пятеренки… шестеренки… вологодские.
– Как ты сказал?
– Сейчас. (Срочно уходит. Возвращается. Не попадает на стул.)
– Целься, целься.
– Пятеренки… шестеренки. Четвереньки вологодские.
– А-а-а, вологодские. Нету.
– Псису? (Наливает кладовщику.)
– Себе.
– Не могу.
– Езжай назад.
– Назад дороги нет! Пьют.
– Пятеренки, шестеренки?
– Пошукаем.
– Псису?
– Рисуй.
– Пошукаем псису? (Неожиданно.) «Здравствуй, аист, здравствуй, псиса… Та-ак и должно бы-ыла-а слушисса-а. Спасибо, псиса, спасибо, аист…».
– Давай сначала до конца списка дойдем.
– Дойдем, дойдем. Я уже почти дошел… Три-салата…
– Чего-чего?
– Трисаторные штуки, четыре псисы и бри-золь… (Собрал все силы.) Экскаваторные шланги, четыре штуки, и брызент…
– Брезента нет. Пожарники разобрали.
– Может, водочки?
– Нету брезента.
– А коньячку?
– Нету брезента.
– Сосисочный фарш.
– Нету брезента.
– Банкет для семьи с экскурсией…
– Нету брезента, и не наливай.
– Верю тебе, Гриша. Если нет, – ты не пьешь, ты честный человек.
* * *
Мужчина – это профессия…Женщина – это призвание.
* * *
Бабочка вылетела из кармана. Летучая мышь – из рукава. Давно не одевал этот костюм.* * *
Человек не должен портить ночь, и ночь не должна портить человека.
Портрет
О себе я могу сказать твердо.
Я никогда не буду высоким. И красивым. И стройным.
Меня никогда не полюбит Мишель Мерсье.
И в молодые годы я не буду жить в Париже.
Я не буду говорить через переводчиков, сидеть за штурвалом и дышать кислородом.
К моему мнению не будет прислушиваться больше одного человека.
Да и эта одна начинает иметь свое.
Я наверняка не буду руководить большим симфоническим оркестром радио и телевидения.
И фильм не поставлю.
И не получу ничего в Каннах.
Ничего не получу – в смокинге, в прожекторах – в Каннах.
Времени уже не хватит… Не успею.
Никогда не буду женщиной.
А интересно, что они чувствуют?
При моем появлении все не встанут.
Шоколад в постель могу себе подать.
Но придется встать, одеться, приготовить.
А потом раздеться, лечь и выпить.
Не каждый на это пойдет…
Я не возьму семь метров в длину…
Просто не возьму.
Ну, просто не разбегусь…
Ну, даже если разбегусь.
Это ничего не значит, потому что я не оторвусь…
Дела… Заботы…
И в том особняке на набережной я уже никогда не появлюсь.
Я еще могу появиться возле него.
Напротив него.
Но в нем?!
Также и другое…
Даже простой крейсер под моим командованием не войдет в нейтральные воды…
Из наших не выйдет.
И за мои полотна не будут платить бешеные деньги.
Уже нет времени!
И от моих реплик не грохнет цирк и не прослезится зал.
И не заржет лошадь подо мной…
Только впереди меня.
И не расцветет что-то.
И не запахнет чем-то.
И не скажет девочка: «Я люблю тебя».
И не спросит мама: «Что ты ел сегодня, мой мальчик?»
Но зато…
Зато я скажу теперь сыну: «Парень, я прошел через все.
Я не стал этим и не стал тем.
И я передам тебе свой опыт».
Я никогда не буду высоким. И красивым. И стройным.
Меня никогда не полюбит Мишель Мерсье.
И в молодые годы я не буду жить в Париже.
Я не буду говорить через переводчиков, сидеть за штурвалом и дышать кислородом.
К моему мнению не будет прислушиваться больше одного человека.
Да и эта одна начинает иметь свое.
Я наверняка не буду руководить большим симфоническим оркестром радио и телевидения.
И фильм не поставлю.
И не получу ничего в Каннах.
Ничего не получу – в смокинге, в прожекторах – в Каннах.
Времени уже не хватит… Не успею.
Никогда не буду женщиной.
А интересно, что они чувствуют?
При моем появлении все не встанут.
Шоколад в постель могу себе подать.
Но придется встать, одеться, приготовить.
А потом раздеться, лечь и выпить.
Не каждый на это пойдет…
Я не возьму семь метров в длину…
Просто не возьму.
Ну, просто не разбегусь…
Ну, даже если разбегусь.
Это ничего не значит, потому что я не оторвусь…
Дела… Заботы…
И в том особняке на набережной я уже никогда не появлюсь.
Я еще могу появиться возле него.
Напротив него.
Но в нем?!
Также и другое…
Даже простой крейсер под моим командованием не войдет в нейтральные воды…
Из наших не выйдет.
И за мои полотна не будут платить бешеные деньги.
Уже нет времени!
И от моих реплик не грохнет цирк и не прослезится зал.
И не заржет лошадь подо мной…
Только впереди меня.
И не расцветет что-то.
И не запахнет чем-то.
И не скажет девочка: «Я люблю тебя».
И не спросит мама: «Что ты ел сегодня, мой мальчик?»
Но зато…
Зато я скажу теперь сыну: «Парень, я прошел через все.
Я не стал этим и не стал тем.
И я передам тебе свой опыт».
Специалист
Для Р. Карцева
Бебеля, двадцать один, квартира три – нет звука?… А изображение?… Нормальное… Хорошо… Я буду у вас с пяти до семи… Пожалуйста…
Да, да… Слушаю… Плохо шьет?… Строчку не дает?… Немецкая… Свердлова, восемь, квартира сорок семь… Буду до пяти… Пожалуйста…
Алло… да, я… Почему болит?… А вы согревающий компресс на ночь… Нет, мой дорогой. Кто кого лечит?… Я же вам оставил рецепт… Как – потеряли?! И что, температура поднялась?… Тридцать восемь и три… Ничего без меня не принимайте. Только горчичники к ногам. Я буду у вас между шестью и восемью… Лежите спокойно.
Да… Снова замолчал… А вы ему телеграмму давали?… Я же вам продиктовал текст… Ну, пишите: «Надоедать не буду. Но хочу оградить тебя от неприятностей. Жду на вокзале у газетного киоска в двадцать часов. Наташа». Прибежит. Мужчины трусливы. Если позвонит, не разговаривайте. Все при встрече. Потом мне расскажете… Не за что…
Алло… Это вы… Я вам неправильно предсказал. Вместо большой дороги в казенный дом следует читать: «Задуманное вами исполнится вскоре. Вас ожидает большая радость и спокойная жизнь, что вам будет в награду за пережитое. Насчет личных интересов можете не сомневаться. Они окончатся удачно, и в жизни вашей удачи будут продолжаться вплоть до преклонных лет…» Записали?… Если что-нибудь будет неправильно, позвоните, уточним… Я думаю, все будет хорошо.
Да… Алло… С этим?… Попробуйте сметану с пивом за четыре часа до. Полное отключение радио и телевидения. За три часа – чай с малиной и коньяком. Мюзик-холл с коньяком в антракте. Минут за двадцать – крепкий кофе с лимоном. Проветрите комнату и позвоните мне. Если не поможет, будем действовать током… Шестьсот вольт. Решающее средство… Всего доброго… В любое время…
Замдиректора камвольного комбината?… Минуточку!… 298-18-23, с восьми до семнадцати… Пожалуйста.
Да, да… В «Смене» сегодня «Люди и розы», сеансы в восемь, десять, двенадцать и так далее через каждые два часа… Пожалуйста…
А-а! Арнольд Степанович!… Откладывается у вас ревизия… Она нагрянет внезапно, восемнадцатого января, в десять утра… Будьте здоровы. Звоните…
Да… Слушаю вас, товарищ… Нет, мой дорогой. Так перед людьми не выступают… А мы вот взгреем вас на коллегии. Тогда вы возьметесь за дело… Что значит – записочки посылают? А вы отвечайте… Ну, мой милый, вы за это зарплату получаете. Все!
Шестнадцатый. Я – Таганрог. Посадку разрешаю… Ветер тринадцать боковой…
Алло… Да… Пылесос «Ракета»? Бьет током?… Провод не отсырел?… Попробуйте просушить… Канатная, четырнадцать, квартира три… Буду у вас до трех…
Натирку полов сейчас некому… Звоните в пятницу.
Да-да… Не подошла?… Ей тридцать пять… Вам пятьдесят пять, слава Богу… Не читает газет… Что вы от нее хотите?… Она не знает, где Лаос?… Так объясните ей. Постойте… Вы просили… Вот у меня записано… Не старше тридцати пяти. Блондинку. Не больше одного, не старше десяти. С высшим. С удобствами. Не выше третьего этажа. Район Парка культуры… Ничего – насчет газет… Ах, вы решили добавить… Надо заранее… Записывайте. Лесной проспект, восемнадцать, корпус три, квартира четырнадцать… Библиотекарша. Вся периодика – через нее.
Что у вас?… Ого!… Завтра вводите новую камеру Вильсона… В Серпухове?… Посчитайте заново эффект Броуди-Гладкова. Подставьте лямбда 2,8 вместо 3,1… Да. Должно сойтись… Держите меня в курсе…
Нет, мальчик, амнистии в этом году не будет.
У вас что?… Пьеса… А вы попробуйте поменять концовку. Не грустно лег, а радостно вскочил… И не на кладбище, а в санатории… И позвоните мне… А сейчас, извините, у меня обед…
Он развернул бумажку. Прижал пальцем котлетку к кусочку черного хлеба и начал есть, глядя в пространство.
* * *
Что могу сказать кроме спасибо? Только до свидания.
Ранняя пташка
А я с утра уже… Ох, люблю я с утра!… Эрли Бёрд, ранняя пташка, – это я.
Как идет! Сначала колом, потом соколом, потом мелкими пташками. С утра ее возьмешь, всю ломоту снимает.
Итальянский коньяк привез наш советский товарищ, «Шпок» называется. Это да! Шпокнули мы по первой – сразу стала голова проясняться. Шпокнули по второй – голова ясная, как стеклышко! Шпокнули по третьей – свет невозможный, яркий. Сам легкий, как ангел. Все соображаешь. Я из своего окна Невско-Печерскую лавру увидел. Первый раз, никогда не видел. Обострилось все. Еще по стакану дали себе – вижу странное здание на горизонте, но не могу черты разглядеть. Добавляю. Всматриваюсь – он! Точно, университет. МГУ. Московский. Из Одессы вижу. Шутка сказать, зрение обострилось до орлиного. Коньячок… «Шпок» называется…
Ну, глядим на университет и шпокаем еще. Прислушался – по-немецки говорю. Ну?… Сроду ни одной буквы не знал. Ну? И все понимают. Ну? А раньше – ни в зуб колесом. Голова ясная, как хрусталик. Все вспомнил, что в жизни было. Ножки легкие, как перышки. Тельце тоненькое, как шнурочек, организм работает, как часы! Вот коньячок! Еще две бутылки осталось. Хочу сегодня Достоевского вызвать и по-гречески думаю заговорить. Вот коньячок! «Шпок» называется!
Как идет! Сначала колом, потом соколом, потом мелкими пташками. С утра ее возьмешь, всю ломоту снимает.
Итальянский коньяк привез наш советский товарищ, «Шпок» называется. Это да! Шпокнули мы по первой – сразу стала голова проясняться. Шпокнули по второй – голова ясная, как стеклышко! Шпокнули по третьей – свет невозможный, яркий. Сам легкий, как ангел. Все соображаешь. Я из своего окна Невско-Печерскую лавру увидел. Первый раз, никогда не видел. Обострилось все. Еще по стакану дали себе – вижу странное здание на горизонте, но не могу черты разглядеть. Добавляю. Всматриваюсь – он! Точно, университет. МГУ. Московский. Из Одессы вижу. Шутка сказать, зрение обострилось до орлиного. Коньячок… «Шпок» называется…
Ну, глядим на университет и шпокаем еще. Прислушался – по-немецки говорю. Ну?… Сроду ни одной буквы не знал. Ну? И все понимают. Ну? А раньше – ни в зуб колесом. Голова ясная, как хрусталик. Все вспомнил, что в жизни было. Ножки легкие, как перышки. Тельце тоненькое, как шнурочек, организм работает, как часы! Вот коньячок! Еще две бутылки осталось. Хочу сегодня Достоевского вызвать и по-гречески думаю заговорить. Вот коньячок! «Шпок» называется!