Зинделл Дэвид. Война в небесах

   Корабль стал уходить в другие пространства — в инвариантные, и в сегментные, и в клейновы трубы, скрученные, как змея, глотающая собственный хвост. Четверо суток длилась эта погоня. Когда у Данло началось жжение в глазах и голову сдавило, точно ледниковыми глыбами, Эде напомнил ему, что долго без сна он не выдержит. Данло, с трудом разлепив высохшие, кровоточащие губы, ответил кратко и по делу: .. — Другие пилоты тоже.
   Где-то за звездой под названием Двойная Альмира Данло потерял одного из преследователей. Полдня он шел через пространство Зеемана, плоское и зеленое, как луг, и . видел за собой только один корабль. Пройдя короткий, но особенно извилистый точечный туннель, из которого опять-таки вышла только одна искра, Данло убедился, что за ним гонится кто-то один.
   — Стоит ли бежать дальше? — спросил Эде. — Ты так устал, что еде удерживаешь глаза открытыми.
   Данло действительно устал, смертельно устал — он чувствовал эту усталость, как жгучую тошноту. И глаза он удерживал открытыми только для того, чтобы смотреть на голограмму Эде. Чтобы вести корабль, ему хватало зрительного центра в мозгу, куда корабельный компьютер подавал математические символы. Когда он закрывал глаза, это только прибавляло изящества его пилотированию. Входя в цифровой шторм, охватывающий его, как десять тысяч переплетенных радуг, Данло часто становился слеп ко всему окружающему, как новорожденный младенец.
   — Так или этак, а я от него избавлюсь, — сказал он. Мерцающая рябь на границе его сектора пространства говорила о присутствии другого корабля, Данло был уверен, что это “Огнеглот”. Зондерваль говорил как-то, что Марджа Валаскес, при всей своей храбрости и свирепости, испытывает страх перед фазовыми пространствами.
   Пока мультиплекс наливался нежной голубизной, как водный мир Агатанге, Данло отыскивал поблизости фазовое пространство, но оно никак не находилось. Впрочем, “Огнеглот” неизменно сохранял дистанцию, всегда держась на самой границе того сектора, через который проходил Данло.
   — Эта Марджа Валаскес, пожалуй, будет не хуже Шивана, — сказал Эде. — Тот тоже не переходил границы на всем пути через Экстр.
   Данло с угрюмой улыбкой потер саднящие, налитые кровью глаза, облизнул губы и ответил:
   — Я много раз пытался отделаться от Шивана, но так и не смог. Даже в инверсионных пространствах Экстра. Между прочим, он мог бы в любой момент свернуть радиус и напасть на меня.
   — А Марджа Веласкес — нет?
   — Нет. Мне кажется, ей стоит большого труда не отставать от меня.
   — И ты надеешься от нее оторваться?
   — Я оторвусь, даже если еще десять суток спать не придется.
   — Может быть, она лучше отдохнула до того, как началась эта гонка. Или взбадривает себя наркотиками.
   — Я избавлюсь от нее в фазовом пространстве, если найду такое. Или в дереве Соли.
   — Но ведь если ты войдешь туда, вероятностные маршруты могут сложиться не в твою пользу? Ведь ты подвергаешь себя большому риску, позволяя ей преследовать тебя?
   — А разве у меня есть другой выбор?
   — Можно выйти в реальное пространство и вызвать ее на переговоры.
   — Нет, это не пойдет. Висеть около звезды, как голубь с подбитым крылом? Ведь мы же будем совершенно беспомощны.
   — Почему бы тогда не поменяться ролями и не погнаться за ней?
   При этих словах глаз Данло прошила острая боль, и он спросил: — Зачем это?
   — Чтобы уничтожить ее, ясное дело! Сплясать с ней танец света и смерти, что вы, пилоты, так хорошо умеете делать.
   Синие глаза Данло, устремленные на Эде, вспыхнули звездным огнем.
   — Тогда по крайней мере ваши шансы уравняются, — продолжал голографический призрак. — И не только уравняются — ведь как пилот ты лучше ее, я уверен.
   — Я не стану нападать на нее.
   Руководящая Эде программа переключилась, очевидно, на режим убеждения: смуглое мясистое лицо голограммы исполнилось искренности, как у купца, продающего огневиты сомнительного качества.
   — Ты дал обет, я знаю. Но разве по духу этот обет не служит жизни? Ты не должен причинять вред другому — но подумай, сколько вреда могут претерпеть другие люди, если ты дашь Мардже убить себя. Разве ты не выполнишь свой обет наилучшим образом, постаравшись добраться до Невернеса любой ценой?
   — Нет, — сказал Данло.
   — Один-единственный раз, пилот, — об этом ведь никто не узнает!
   — Нет.
   — Подумай хорошенько! Она идет за тобой уже четыре тысячи световых лет. Что тебе стоит заманить ее в клейнову трубу, а потом быстро прыгнуть обратно и зайти ей в тыл — она ничего и не заподозрит…
   — Нет, я сказал!
   — Но если…
   — Пожалуйста, не надо больше об этом.
   Лицо Эде, повинуясь программе, приняло покаянное выражение, после чего он спросил:
   — Что же ты будешь делать в таком случае?
   — Пойду дальше.
   И Данло, верный своему слову, повел “Снежную сову” через мультиплекс со всей доступной ему быстротой. Он составлял свои маршруты, и открывал окна, и шел от звезды к звезде с редким изяществом, но Марджа Валаскес на своем “Огнеглоте” не отставала от него. Вскоре последовательность его маршрутов должна была вывести Данло к Звезде Невернеса. Марджа выйдет вслед за ним, и если он не хочет сразиться с ней в реальном пространстве, надо найти способ избавиться от нее раньше.
   Размышляя, как это можно сделать, Данло вошел в необычайно плоское нулевое пространство. Мультиплекс затих, и его цвет из ртутного стал изумрудным, а затем нежно-бирюзовым без оттенков и переливов. Ничто, кроме “Снежной совы” и слабых пертурбаций корабля Марджи, не тревожило почти идеальную гладь этого пространства. Тут есть что-то неправильное, подумал Данло, что-то, с чем я еще ни разу не сталкивался даже в нескончаемых нулевых пространствах Экстра. И снаружи, и внутри него ощущалась какая-то странность, предчувствие чего-то ужасного; это было почти все равно что стоять на морском льду в ясный зимний день и смотреть, как на горизонте собираются грозные снеговые тучи.
   Данло предчувствовал бурю, но математика уверяла его, что мультиплекс спокоен, как тропическое море, — даже когда он переносил поиск за границу своего сектора, в другие пространства этого довольно большого и неясно очерченного региона.
   Признаки надвигающегося события можно было искать до бесконечности, поскольку пертурбации мультиплекса за радиусом сходимости сделались бесконечно слабыми. Но Данло, обладавший острым зрением как в обычном, так и в математическом смысле, различил в глубине, по направлению к Морбио Инфериоре, какое-то мерцание. И там, вдали, когда его сердце отстучало девятнадцать раз, он увидел это. Увидел белизну близкой бури или, скорее, волну — девятый вал мультиплекса. С быстро забившимся сердцем Данло понял, что это и есть то явление, о котором говорил Аррио Верджин, что эта волна вот-вот нахлынет и сметет все корабли, оказавшиеся у нее на пути.
   — Что это, пилот? — спрашивал Эде. — Что ты видишь? Моя проекция ничего не показывает.
   — Вижу вдали волну, идущую к ядру. Она… нарастает. Волна Данлади.
   — Данлади? Ты уверен? Значит, скоро она нагрянет сюда и перекорежит всю здешнюю топологию?
   — Да.
   — Если она застанет нас здесь, то подомнет под себя и уничтожит.
   — Возможно.
   — Тогда бежим! Надо выйти в реальное пространство — там мы будем в безопасности.
   — Сейчас, — ответил Данло как-то странно, голосом тихим и в то же время сильным, как крепнущий ветер; вся усталость сошла с него, и глаза горели, как звезды.
   — Скорее! Чего ты ждешь?
   — Мы убежим, но не в реальное пространство, пока еще нет. Мы убежим в волну Данлади.
   — Ты что, пилот, спятил? Хочешь погубить нас в угоду своему упрямству?
   — Я молюсь, чтобы этого не случилось.
   Дав Эде знак молчать, Данло направил “Снежную сову” к волне Данлади и помчался от окна к окну как можно быстрее, не забывая, однако, отмечать эти окна в сознании. Он знал, что Марджа следует за ним, и потому не терял времени на поиск “Огнеглота”. Все его внимание сосредоточилось на том, что лежало впереди. Он пронизывал мультиплекс, как луч света, но волна Данлади приближалась еще быстрее, ибо она не двигалась, как двигался он, а скорее деформировала мультиплекс почти во всех направлениях одновременно. Она, можно сказать, была квинтэссенцией самого движения. Данло не верил собственным ощущениям, глядя, с какой скоростью она нарастает. Только что она была не более заметна, чем снежный бугорок на равнине, и вдруг вздыбилась, точно сама равнина превратилась в высоченную гору. Вот-вот она обрушится на него, и тогда ему придется либо нырнуть под ее чудовищную массу, либо спастись в реальное пространство, как советовал Эде. Агира, Агира, что мне делать? Данло молился своему тотему, в котором, как он верил раньше, заключалась половина его души. Агира, Агира.
   Теперь уже и Марджа Валаскес должна была заметить волну Данлади. Но они так быстро мчатся к бурлящему центру волны — а он к ним, — что Марджа вряд ли успеет понять истинную природу этого явления. Пилотов Старого Ордена Аррио Верджин о волне не предупреждал. Марджа может подумать, что это волна Вимунда или даже одна из Простых N-мерных волн Галливаровой инверсии. Она может предположить, что Данло использует эту топологическую проблему, чтобы скрыться от погони, и, возможно собирается нырнуть под волну в последний момент, чтобы уйти в более спокойные районы мультиплекса. Данло между тем производил молниеносные расчеты, перебирая все теоремы, имеющие отношение к волнам Данлади. Он был почти уверен, что от такой волны нельзя спастись, просто нырнув под нее: слишком уж быстро она распространяется и слишком сильные возмущения создает. Волна вздымалась все выше, и он отмечал невероятную плотность нулевых точек, как будто триллионы бактерий кишели в ее черной засасывающей массе. Да, теперь, когда он пересек последний граничный интервал, волна засасывала его в себя, и выбора уже не оставалось: или выход в реальное пространство, или смерть.
   Агира, Агира! Дай мне мужества сделать то, что я должен сделать.
   Он ждал до последнего — ждал, когда “Огнеглот” тоже пересечет последний граничный интервал. Когда это произошло, все окна в реальное пространство внезапно закрылись, отрезав путь к спасению, — остались только маршруты, ведущие в клубящуюся черноту под волной. Или в саму волну. С того момента, как Данло разглядел волну в мерцании мультиплекса, он рассматривал именно эту возможность. Маршрут в толщу самой волны казался безумием, но нырок под нее был просто самоубийством, как подсказывала математика.
   Марджа Валаскес, очевидно, не успела все это вычислить, потому что в последний момент ушла вниз, и “Огнеглот” исчез, как алмазная булавка в вагранке с расплавленной сталью.
   Данло, проводив его взглядом, направил “Снежную сову” против приливного напора волны, и ее тяжесть рухнула на него, смешав кобальтовые и розовые цвета в пенистую лиловую круговерть.
   Агира, Агира, дай мне твои золотые глаза, чтобы я мог видеть.
   Данло почти сразу сбился с маршрута. Такого, пожалуй, не пережил бы ни один пилот: без четкого маршрута человек в завихрениях мультиплекса пропадает безвозвратно. Но однажды, попав в хаотическое пространство, Данло уже нашел выход из, казалось бы, смертельной топологической ловушки. Новые маршруты найдутся всегда, если пилот достаточно искусен, чтобы открыть их. И Данло, пока волна с устрашающей скоростью несла “Снежную сову” вперед, продолжал искать эти маршруты.
   Не будь он ограничен во времени, он нашел бы что-нибудь очень быстро благодаря своему таланту математика, но времени оставалось в обрез. Данло фактически боролся за жизнь. Волна превращала все вокруг в малахитовую зелень, и только стремительное инерционное движение не давало ей засосать корабль в свою глубину. Данло, пользуясь этим зыбким равновесием, ввел “Снежную сову” в карман у волнового фронта, где она и держалась, повинуясь кошмарно сложной динамике волны. На помощь себе он призвал три первейших достоинства пилота: бесстрашие, безошибочный расчет и умение плыть по течению. Если он хотя бы на миг позволит себе испугаться, он попытается вырваться из волны не в том направлении, и она потопит его. Если его расчеты не будут безупречными, он потеряет свое равновесие, и страшная энергия волны раздробит его корабль, как хрупкую раковину.
   Агира, Агира, я не должен бояться.
   Потом настал момент. Для Данло, летящего на гребне невообразимой топологической волны вне пространства и времени, как и для любого другого, между жизнью и смертью существовал один-единственный момент, когда сознание достигает максимального напряжения. Краски клубились вокруг, распадаясь на малиновые полосы, голубые ленты, алые пунктиры и тысячи других узоров. Узор обнаруживается всегда, под поверхностным хаосом всегда скрывается порядок.
   Пока волна Данлади катилась через мультиплекс, Данло различал легкие серебристые отсветы всех топологических структур на пути ее следования. Видел он и рефракцию, когда волна внезапно рассыпалась световым ливнем и тут же снова обретала форму движущегося монолита. Вскоре Данло начал подмечать кое-что в ортогональных волнах, выглядевших как серебристо-голубые параллельные линии. Они меняли направление ежесекундно, по мере того как волна искажала саму субстанцию мультиплекса, — меняли, делая маршрут в реальное пространство почти невозможным, но в этих переменах существовала система.
   Данло попробовал составить математическую модель этой системы. Он испробовал Q-множества, галливаровы поля и сто других способов, пока не сообразил, что вращательное движение ортогоналей лучше всего моделируется простым множеством Соли. Правильно рассчитав время, он мог предсказать точный момент, когда ортогонали укажут ему выход в реальное пространство. Если его расчет будет безошибочным, он составит маршрут в этот самый момент и совершит то, на что может отважиться лишь самый безумный и дикий из пилотов.
   Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь…
   Ровно на половине седьмого удара сердца Данло вычислил этот маршрут. Волна Данлади исчезла бесследно, и “Снежная сова” оказалась в космосе у холодной белой звезды. Корабль висел в нерушимой тишине, озаряемый чудесным белым светом, а Данло, паря в кабине, глотал воздух и продолжал считать: тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…
   — Мы свободны, пилот! — воскликнул парящий рядом Эде. — Свободны и оторвались от погони, верно?
   — Да. — Данло, морщась от боли, прижал ладонь к шраму над глазом. — Оторвались.
   — Как это ты ухитрился? Я почти ничего не видел — уж очень сильные искажения создавала эта волна.
   Данло рассказал Эде, как оторвался от Марджи Валаскес и “Огнеглота”. Все это время удары сердца отдавались в его глазу.
   — Очень умно, — похвалил Эде. — Ты ловко ее прикончил.
   — Я не убивал ее!
   — Ты заманил ее в смертельную западню.
   — Нет. У нее был выбор. Она могла выйти в реальное пространство до того, как пересекла последний интервал.
   — Ты же знаешь: она гналась за тобой.
   — Ее никто не принуждал к этому.
   — И ты знал, что она нырнет под волну, так ведь?
   — Откуда я мог знать, какой маршрут она выберет?
   — Как же ты мог не знать?
   — Она могла войти в волну и двигаться вместе с ней, как я.
   — Брось, пилот.
   — Это правда. У нее был выбор. Она нырнула — это ее воля, не моя.
   Эде долго смотрел на Данло, а потом сказал: — Как, ты говоришь, формулируется твой обет? Никогда не причинять вреда другому, даже в мыслях?
   — Я не желал Мардже смерти. Я хотел избавиться от нее, вот и все.
   — И завел ее туда, где она лишилась жизни.
   — Да.
   — Как видно, ахимсу не так легко практиковать. Есть свои тонкости. Извини, — сказал Эде, по-прежнему не сводя с Данло глаз, — тебе, наверно, сейчас тяжело.
   В глаз Данло точно выстрелили из тлолта, и боль заполнила голову. Оба глаза заслезились от жесткого света звезды за иллюминатором, и Данло моргнул.
   — Да… тяжело. — Он вытер глаза и помолился за Марджу: — Марджа Евангелика ви Эште Валаскес, ми алашария ля шанти…
   Немного погодя он пробудил Демоти Беде от ускоренного времени и пригласил его в кабину. Заспанный Демоти поглядел в иллюминатор, зевнул и сказал:
   — Похоже на Звезду Невернеса — мы что, уже дома?
   — Нет. — Данло улыбнулся вопреки головной боли. — Эта звезда белая, а не желтая. До Невернеса еще далеко.
   — Как далеко? И как называется эта звезда?
   — Насколько я знаю, никак, но мы где-то поблизости от Калкина.
   — Калкин? — Беде, возможно, плохо разбирался спектрах звезд, но уроки астрономии помнил. — Да ведь это всего в десяти световых годах от Летнего Мира!
   — Верно. Мы… немного отклонились в сторону.
   Данло сморгнул слезы и рассказал Беде о Мардже Валаскес, “Огнеглоте” и долгой гонке по мультиплексу. Он попытался описать также огромность и страшную красоту волны Данлади, но ему не хватило слов. Он сказал только, что волна пронесла их вдоль Рукава Стрельца чуть ли не до Ювимского скопления.
   — Почему же ты не разбудил меня, пилот? Хотел, чтобы я принял смерть полусонным?
   Данло снова улыбнулся, вспомнив своего учителя-фраваши: тот говорил, что большинство людей всю свою жизнь проводит в полусне и смерть встречает в том же состоянии.
   — Не хотел вас тревожить.
   — Допустим. Что будем делать теперь?
   — Продолжим наше путешествие.
   — На сколько же оно удлинилось? Волна занесла нас очень далеко.
   — Далеко, если считать в световых годах, но каналы между Калкином и Невернесом хорошо известны и трудностей не представляют. Остаток пути обещает быть легким и необременительным.
   — Но что, если волна повредила или разрушила старые каналы? Ведь в мультиплексе возможны такие перманентные искажения?
   — Да — возможны.
   — И что же?
   — Возможно и то, что каналы сохранились в прежнем виде.
   — Тебе, наверно, не терпится проверить, так ли это.
   — Да, не терпится. — Данло зевнул, прикрыл глаза, и дремота стала накатывать на него черными войнами. Он тряхнул головой и улыбнулся Беде. — Но спать мне хочется еще больше. Через два часа компьютер меня разбудит, и мы попробуем найти легкий путь к Невернесу.
   Данло снова закрыл глаза и тут же уснул глубоким, мирным сном. Он так вымотался, что не проснулся, когда компьютер два часа спустя тронул его мозг тихой музыкой. Не проснулся он и через двадцать часов. И старый лорд, и Эде дивились тому, как долго Данло способен проспать, будучи по-настоящему усталым. На этот раз он проспал почти трое суток, а когда наконец пришел в себя и взглянул на звезды, понял, что спал чересчур долго.
   — Идем дальше, — сказал он, сердясь на себя самого. — Надеюсь, что война не пришла в Невернес, пока я тут отлеживался.
   “Снежная сова” снова вошла в мультиплекс, и Данло повел ее мимо Калкина, Скибберина и красного гиганта под названием Дару Люс. Волна Данлади немного сгладила эти знакомые пространства и обломала несколько каналов, как ветер обламывает ветки с дерева, но большинство путей через мультиплекс остались нетронутыми. Данло проложил маршрут к маленькой звезде близ Летнего Мира, а затем двинулся через Триа, Ларондиссман и Авалон. Все эти звезды лежали вдоль торного пути к Невернесу, который Данло раньше отверг как чересчур длинный. Но волна Данлади привела к тому, что этот путь занял у него ненамного больше времени, чем прежний, более прямой, и оказался гораздо менее рискованным.
   Даже в пространствах Ларондиссмана, одного из наиболее преданных рингизму миров, Данло не встретил ни единого рингистского корабля. На этом последнем, удивительно мирном отрезке своего путешествия он вообще не видел кораблей — даже тяжелых торговых судов с Триа, развозящих по звездным дорогам паутинный шелк, нейросхемы, огневиты, огненное вино, джиладский жемчуг, сулки-динамики, кровоплоды, юк, джамбул, зачерняющее масло и прочие товары, выращиваемые или производимые в мирах человека.
   У Авалона, красивой голубой звезды, расположенной совсем близко от его родного, светила, Данло вычислил свой финальный маршрут — знаменитый Ашторетский маршрут, названный в честь пилота Вильямы ли Ашторет, открывшей его в начале орденского Золотого Века, в 681 году. Следуя ему, “Снежная сова” перенеслась через триста световых лет и вышла в сгущение близ Звезды Невернеса.
   — Вот мы и дома, — прошептал Данло, глядя на неяркое желтое солнце своего детства. — О Савель, мираландд ми калабара, кариска.
   Впрочем, от дома, от планеты Ледопад, висящей, как белоголубой драгоценный камень, в черноте космоса, их отделяло еще семьдесят миллионов миль вакуума. Данло мог бы немедленно совершить переход к точке выхода всего в нескольких сотнях миль над его атмосферой, но это насторожило бы оборонные системы планеты и привело бы к уничтожению корабля. Опасность и без того была достаточно велика. “Снежная сова” светилась в лучах Звезды Невернеса, как голубь с подбитым крылом. Данло только что открыл окно из мультиплекса, и любой находящийся поблизости легкий корабль мог его обнаружить. Война уже началась, и Главный Пилот, лорд Сальмалин Благоразумный, определенно выделил большое количество кораблей, чтобы оградить планету от внезапного нападения.
   Данло ждал, когда эти корабли прибудут — больше ему пока ничего не оставалось. Он уже связался по радио с Невернесом, уведомив лордов Ордена о миссии “Снежной совы”.
   Он не думал, что рингисты Старого Ордена настолько уж погрязли в изуверстве, чтобы убить двух послов прямо в космосе. Главная опасность заключалась в том, что сторожевой корабль, который подойдет к ним, решит не ждать инструкций из Невернеса. Какой-нибудь отчаянный молодой пилот наподобие Чиро Дэлибара мог усмотреть в “Снежной сове” авангард вражеского флота и тут же атаковать ее. “Снежная сова”, конечно, не преминет покачать крыльями в знак своих мирных намерений, но Чиро или, скажем, Риэса Эште вполне способны разделаться с ней, а потом объявить, что парламентерство Данло было всего лишь уловкой.
   Данло считал удары своего сердца и ждал, когда покажутся корабли. Для того чтобы его радиосигнал дошел до Невернеса и чтобы затем оттуда передали всем легким кораблям команду не трогать парламентеров, требовалось 714 секунд.
   По прошествии восьмидесяти восьми секунд из плотного пространства рядом с Данло вышла алмазная игла, за которой сразу же последовали еще четыре.
   Данло узнал эти корабли: “Звездный дактиль” Дарио Утрадесского, “Голубой лотос”, “Колокол времен” и “Ангельский ковчег” Никабара Блэкстона. С пилотом пятого корабля Чиро Далибаром Данло учился в Ресе и даже помогал ему с эвристикой при проектировании этого остроносого красавца, который Чиро назвал “Алмазной стрелой”.
   — Агира, Агира, — помолился Данло, связываясь с пилотами по радио и ожидая, что они будут делать дальше. Истинный ужас войны в том, что порой приходится вот так мириться с опасностью и просто ждать, не зная, будешь ты жив или нет.
   Много позже Данло узнал, о чем совещались между собой в тот момент эти пятеро пилотов. Чиро Далибар с тонкогубым жестоким ртом, всегда ревновавший к Данло, утверждал, что посланцев Экстрианского Ордена — а следовательно, Содружества, — следует убить на месте. Но Чам Эстареи на “Голубом лотосе” высказался против подобного варварства, и Никабар Блэкстон поддержал его. Никабар, мастер-пилот и самый старший из этой пятерки, сказал остальным, что нужно дождаться указаний с планеты — вреда от этого не будет.
   Пожелают лорды принять посланников — прекрасно. Не пожелают — можно будет завернуть “Снежную сову” обратно на Шейдвег, или где там еще обретается флот Нового Ордена.
   Возможен и другой вариант: пять кораблей, действуя совместно, в любой момент способны открыть окно в Звезду Невернеса и отправить Данло прямиком в ад.
   — Мы ждем решения лордов, — сообщил Никабар Данло и Демоти. Его изображение с ярко-зелеными глазами и мертвенно-бледным лицом возникло из воздуха в кабине “Снежной совы”. — Вас мы попросим не делать никаких движений в реальном пространстве и не открывать окон в мультиплекс, иначе вы будете уничтожены.
   И Данло ждал, а носы пяти кораблей всего в нескольких милях смотрели прямо на него. Сообщение от лордов Невернеса поступило только через две тысячи секунд. Оно обеспечивало послам неприкосновенность и предписывало Данло ви Соли Рингессу проследовать к определенной точке выхода над Невернесом. Пять кораблей должны были проследить, чтобы Данло вышел в указанном месте, а затем сопроводить послов через атмосферу на Крышечные Поля, откуда сани доставят их на экстренное заседание Коллегии Главных Специалистов.
   — Советую соблюдать осторожность, — сказал Эде. — Рингисты могут заманить вас в ловушку.
   — Само собой, — ответил Данло, — окажемся пленниками, как только ступим на лед Невернеса.
   Демоти Беде провел рукой по морщинистому лицу.
   — А все-таки хорошо будет увидеть город еще раз. Я думал, мне уж больше не придется повидать старых друзей.
   — Старых друзей… — тихо повторил Данло. Выражение его глаз было сумрачным, но из них лился свет, и страшные, образы теснились у него в голове, как будто он заглядывал далеко через пространство и время. — И город, и то, что над ним.
   Несколько секунд спустя Данло по команде Никабара Блэкстона составил маршрут к назначенной ему точке выхода. “Снежная сова” вновь очутилась в реальном пространстве, и Данло ахнул, увидев перемены, произошедшие всего за несколько лет в пустом прежде космосе вокруг планеты. Начать с того, что над самой атмосферой Ледопада кишмя кишели корабли — тяжелые крейсеры, корветы, фрегаты и многочисленные каракки, снаряженные для войны.