Страница:
Дэвид ЗИНДЕЛЛ
ВОЙНА В НЕБЕСАХ
Глава 1
ПАЛАТА ЛОРДОВ
Все есть Бог.
Бог — это белая талло, одинокая в небе;
Бог — это снежный червь в своей ледяной норе;
Бог — тишина и великое одиночество моря;
Бог — крик матери, когда она рожает дитя.
Кто видит мир сияющими очами Бога?
Бог видит все, но не может видеть себя.
Бог, как новорожденный младенец, слепой к своей страшной красе.
Но когда-нибудь Он станет взрослым и научится видеть.
Из девакийской Песни Жизни
Я мало что знаю о Боге, но слишком много знаю о богоподобной расе, называющей себя человечеством. Нам предназначено быть богами — так учат скраеры и пророки различных религий, новых и старых. Немногие, впрочем, понимают, что значит быть богом, — что уж там говорить о настоящем человеке. Некоторые смотрят на галактических богов — Дегульскую Троицу, Ямме, Кремниевого Бога и других — как на совершенные существа, бессмертные и стоящие выше жизненных треволнений. Но это не так. Боги, хотя и состоят из миллионов кристаллических сфер размером с луну, тоже могут умирать: убийство Бога Эде доказывает, что никто не минует своей судьбы, из чего бы он ни был сделан — из алмазных схем или из плоти и крови. Боги тоже воюют друг с другом. Говорят, что Эльдрия два миллиона лет назад победили Темного Бога и тем спасли Млечный Путь от участи Дихали, Спирали Ауд и других галактик, которые страсть богов к бесконечному загнала в черную дыру.
Говорят также, что Эльдрия поместили свои души в свет, струящийся из ядра нашей галактики, но вместо них в результате божественной эволюции пришли другие: Искинт, Чистый Разум, Апрельский Колониальный Разум и Единственный. И конечно же, величайшая из них — Твердь, бывшая некогда женщиной по имени Калинда Цветочная. В сравнении с ее любовью к звездам и к жизни, зарождающейся в их пышущих водородом чревах, взаимная страсть мужчины и женщины — всего лишь спичка, зажженная при свете солнца. В сравнении с Ее ненавистью к Кремниевому Богу страсти всех когда-либо живших людей — всего лишь капля в бушующем море. Однако человеческая страсть к уничтожению все же не пустяк. Люди способны воевать, как и боги. Они взрывают звезды — но при этом могут говорить “да” новым формам жизни, развивающимся во вселенной. И созидать.
Это история человека, совмещающего в себе творца и разрушителя — моего сына Данло ви Соли Рингесса, простого пилота, чье стремление к миру способствовало войне, разгоревшейся в небесах многих миров. Однажды, когда галактика медленно оборачивалась вокруг своего центра, в космосе над многоводной планетой Тиэлла появился легкий корабль. На своей “Снежной сове”, длинной и грациозной, созданной из алмазного волокна, Данло прошел всю галактику от Звезды Невернеса до затерянного Таннахилла. Это путешествие среди звезд и диких пространств мультиплекса, что пролегает под звездами, было долгим и опасным. Вместе с ним к великой галактической богине отправились девять других пилотов на своих кораблях, но только Данло вышел живым из далеких секторов Рукава Персея.
Он пересек весь Экстр, эту адскую область сегментированного пространства и превращенных в сверхновые звезд. Теперь он вновь повернул к ядру галактики и с другого края Экстра возвратился на Тиэллу. Ни один пилот в истории еще не заходил так далеко, но не только Данло мог похвалиться великими свершениями.
Его орден, Орден Мистических Математиков, начал свою Вторую Экстрианскую Миссию по спасению звезд, и пилоты рассеялись по Экстру, как песчинки по бурному морю: Петер Эйота, и Генриос ли Радман, и великая Эдрея Чу на “Золотом лотосе”, золотые глаза которой видели мультиплекс проницательнее, чем многие другие. Некоторые из них — Елена Чарбо, Аджа и Аларк Утрадесский — уже вернулись на Тиэллу или возвращались одновременно с Данло. Ни одно место в Экстре, да и во всей вселенной, не может, конечно, быть полностью безопасным: даже мирная Тиэлла неминуемо обращает свой круглый благодушный лик к убийственной радиации звезд. Белые волдыри сверхновых пылали в черных небесах вокруг корабля Данло повсюду, куда ни посмотри. Все они были старыми и далекими, слишком слабыми, чтобы спалить животный и растительный мир планеты. Но никто не знал, когда в космосе зажгутся новые смертоносные огни, положив конец новой Академии, заложенной Орденом на Тиэлле. Данло вернулся именно для того, чтобы поведать об одной из таких звезд.
Он повел свой сверкающий корабль сквозь холодный небесный озон к более теплым слоям атмосферы — синей, прозрачной и пронизанной солнцем. В радостном нетерпении он шел к новому городу Ордена, которому Главный Пилот дал простое имя Белый Камень. Ему, как и Невернесу, который члены экспедиции покинули несколько лет назад, предстояло стать Городом Света, лучезарным градом, несущим холодный блеск орденских истин всем народам Экстра.
Белый Камень стоял на трех холмах, на мысу большого океанского острова, сверкая своим белым гранитом и органическим камнем под полуденным солнцем. Идущий на посадку Данло видел в иллюминаторы множество розовых, аметистовых и других оттенков, меняющихся от улицы к улице и от холма к холму. Вскоре “Снежная сова” снизилась на одной из полос городского космодрома. Здесь, на каменистой, поросшей цветущим кустарником равнине, в полумиле от района каменных особнячков, она наконец остановилась на отдых, и Данло впервые за много дней ощутил могучий, ломящий кости силы тяжести. Он собрал свои немногочисленные пожитки в деревянный сундучок, который получил еще послушником, оделся в парадную пилотскую форму и распечатал люк. Сойдя на твердую скалистую почву, он впервые за истекший год прищурился от яркого света реального, открытого неба.
— Здравствуй, пилот, — послышался чей-то голос. — Ты пришел издалека и свершил многое, верно?
Данло с сундучком в руке посмотрел в конец полосы, где начинались строения космодрома. Там, как обычно, стояли программисты, технари и другие специалисты, встречающие легкие корабли. Данло узнал горолога в красном — его звали Ян Гедеон, но приветствие исходило не от него, а от другого пилота, Зондерваля, необычайно высокого человека, одетого, как и Данло, в черный шелк. Зондерваль был прям и статен, как дерево йау, и столь же горд — по правде сказать, он гордился собой больше, чем любой известный Данло человек.
— Рад вас видеть снова, мастер-пилот.
— Можешь обращаться ко мне Главный Пилот, — сказал, подойдя к нему, Зондерваль. — С тех пор, как мы виделись в последний раз, я получил повышение.
— Хорошо… Главный Пилот, — произнес Данло. Он прекрасно помнил тот вечер несколько лет назад, когда они с Зондервалем беседовали под звездным небом Фарфары. В ту ночь над планетой зажглась сверхновая, и миссия покинула этот последний из цивилизованных Миров, взяв курс на Тиэллу. — Не скажете ли, какое сегодня число?
— По планетарному времени или по невернесскому?
— По невернесскому, если можно.
Зондерваль, взглянув на небо, произвел в уме быстрые вычисления.
— 65-е число средизимней весны.
— А который у нас год?
— 2959-й. Почти три тысячи лет от основания Ордена.
Данло закрыл глаза, вспоминая. Прошло около пяти лет c тех пор, как Вторая Экстрианская Миссия стартовала из Невернеса, а самому Данло, стало быть, исполнилось двадцать семь.
— Как долго. — Данло открыл глаза и улыбнулся Зондервалю. — Но вы прекрасно выглядите.
— Ты тоже, однако в тебе появилось что-то странное. Что-то новое — мягче ты стал, что ли. Мудрее. И одичал еще больше, если это возможно.
Это верно — не было человека более дикого, чем Данло ви Соли Рингесс. За время путешествия волосы у него отросли почти до пояса. В этой густой черной гриве, прошитой красными нитями, торчало белое перо, когда-то подаренное Данло дедом. Подростком Данло пролил собственную кровь в память о своих умерших родичах — он рассек себе лоб острым камнем, и с тех пор у него остался шрам в виде молнии, напоминавший другим, что перед ними человек незаурядный, подчиненный заветной цели, внимающий зову судьбы в голосе ветра и готовый заглянуть в тайные огни своего сердца.
Величайшей радостью Данло было смотреть без страха на страшную красоту мира. Его глаза напоминали две чаши кобальтового стекла, до краев полные светом. Более того — они сияли, как звезды, и Зондерваль отметил именно этот углубившийся взгляд, отметил свет, льющийся как бы из некоего неисчерпаемого источника.
— И погрустнел, — продолжал Зондерваль. — Однако ты вернулся в свой Орден, как и подобает пилоту — с новыми открытиями.
— Да… я открыл кое-что.
На космодроме то и дело вспыхивали ракеты легких кораблей, ветрорезов и других летательных машин. На западе у океана стоял на трех холмах Белый Камень, и каждое из его зданий населяли люди, рисковавшие жизнью ради путешествия в Экстр. Всякий раз, когда Данло задумывался над судьбой своего кровожадного и все же благословенного биологического вида, его лицо становилось грустным. Он всегда принимал слишком близко к сердцу чужую боль, и люди, с которыми он встречался, сразу чувствовали его природную доброту. Однажды, когда ему было всего четырнадцать лет, он дал обет ахимсы, обязывающий не убивать ни людей, ни животных и никому не причинять вреда. Но доброта и сострадание сочетались в нем с силой и свирепостью хищной птицы талло. Он даже лицом походил на эту птицу, самое благородное из всех созданий. И еще одно объединяло его с талло планеты Ледопад — голубыми, серебристыми и белыми, самым редкими: из него — как и из этих птиц — ключом била анимаджи, дикая радость бытия. Это было его даром и его проклятием: он, как человек, несущий огонь в одной руке и черный лед в другой, умел сочетать в себе самые невероятные противоположности. Даже в моменты наибольшей грусти он слышал золотые ноты более глубокой вселенской мелодии. В детстве ему рассказывали, что он родился смеясь, и даже теперь, став мужчиной, видевшим гибель звезд и близких ему людей, он смеялся при всяком удобном случае.
— Открыл нечто из ряда вон, я полагаю, — сказал Зондерваль. — Ты попросил собраться всю Коллегию Главных Специалистов — ни один пилот не делал этого с тех времен, как твой отец вернулся из Тверди.
— Да, мне есть о чем рассказать, Главный Пилот.
— Удалось тебе поговорить с Твердью, как ты намеревался?
Данло улыбнулся, глядя снизу вверх на длинное суровое лицо Зондерваля. Даже при его высоком росте Зондерваль перерос его фута на полтора.
— Способен ли человек говорить с богиней по-настоящему?
— Мы расстались несколько лет назад, но ты так и не отучился отвечать вопросом на вопрос.
— Виноват.
— Отрадно видеть, что в главном ты не изменился.
— Я всегда я, — засмеялся Данло, — кем еще я могу быть?
— Твой отец говорил то же самое — но пришел к другому ответу.
— Потому что ему было суждено стать богом?
— Я по-прежнему не верю, что Мэллори Рингесс стал богом. Он был человеком сильным и блестящим, Главным Пилотом Ордена — это я признаю. Но богом? Только потому, что ему заменили половину мозга биокомпьютерами и он стал мыслить быстрее большинства людей? Нет, не думаю.
— Иногда трудно понять… кто бог, а кто нет.
— Ты нашел его — своего отца? Не потому ли ты попросил лордов собраться?
— Одного бога я точно нашел, — сказал Данло. — Хотите покажу?
Не дожидаясь ответа, он поставил свой сундучок, откинул крышку и достал кубическую шкатулку, все шесть граней которой усеивали блестящие электронные глаза. На солнце они засверкали сотнями бриллиантов. В воздухе над шкатулкой, исходя из нее, парило голографическое изображение маленького темнокожего человека..
— Это компьютер-образник, — пояснил Данло. — Архитекторы некоторых кибернетических церквей носят такие с собой повсюду.
— Я уже видел их раньше, — Зондерваль указал длинным пальцем на голограмму. — Это ведь Николос Дару Эде, не так ли?
— Он самый, — улыбнулся Данло.
Зондерваль, разглядывая чувственные губы и черные глаза Эде, сказал:
— Никогда не понимал, как могут Архитекторы поклоняться такому субъекту. На купца похож, правда?
— Однако Эде-Человек стал Эде-Богом — на этом чуде Архитекторы и построили свою церковь.
— Значит, ты нашел Бога Эде? Это и есть твое открытие?
— Бог Эде — это он. Все, что осталось от бога.
Зондерваль, думая, что Данло шутит, рассмеялся с ноткой нетерпения и махнул рукой, как бы желая загнать голограмму обратно в ящик. При этом он смотрел на Данло и потому не видел, как Эде подмигнул пилоту и быстро показал ему что-то на пальцах.
— Допустим, он бог. Но с богиней ты все-таки говорил, я уверен. Вернее, с чудовищным космическим компьютером, который люди называют богиней. Сын Мэллори Рингесса не стал бы созывать лордов, если бы не выполнил свою задачу и не нашел Твердь.
— Говорите, не стал бы? — Высокомерные манеры Зондерваля не столько забавляли Данло, сколько раздражали — впервые на его памяти.
— Прошу тебя, пилот. Вопросов у меня самого в избытке — мне нужны ответы.
— Извините. — Данло, вероятно, следовало чувствовать себя польщенным оттого, что сам Главный Пилот решил встретить его на космодроме, но Зондерваль ничего не делал просто так.
— Если ты рассказал бы мне о своих открытиях, это помогло бы нам подготовиться к коллегии.
Уж очень тебе хочется получить информацию в обход лорда Николаса, подумал Данло. Все знали, что Зондерваль считает, будто главой Ордена на Тиэлле должен был стать он, а не Николоc.
— Ты нашел лекарство от Великой Чумы? — продолжал спрашивать Зондерваль. — Нашел Архитекторов, знающих это средство?
Данло снова закрыл глаза, вспоминая Хайдара, Чандру, Чокло и других своих приемных родичей, умерших от шайда-болезни, которую он назвал медленным злом. В тысячный раз увидел он странные краски чумы: белую пену на разверстых в крике губах, алую кровь, текущую из ушей, черные круги вокруг глаз. Многие другие алалойские племена на Ледопаде тоже заражены этим вирусом, который может ждать много лет, прежде чем вступить в активную фазу — может быть, в это самое время он убивает народ Данло.
— Да… почти нашел, — ответил. он, прижимая ладонь ко лбу.
— Так что же ты открыл, пилот?
Данло выждал момент, вбирая в себя аромат цветов и вспышки ракетного пламени. У него был звучный” мелодичный голос, но он отвык разговаривать. Он сглотнул, чтобы увлажнить горло, и произнес:
— Если хотите, я скажу вам.
— Конечно, говори!
— Я нашел Таннахилл. И побывал у Архитекторов Старой Церкви.
От этой поразительной новости Зондерваль застыл, как дерево. Обычно он вел себя очень сдержанно и редко проявлял какие-то эмоции — помимо гордости за себя и презрения к прочему человеческому роду. Но сейчас он, под ярким горячим солнцем, на глазах у людей, стоящих в конце полосы, хлопнул себя кулаком по ладони и вскричал с радостью, завистью и недоверием:
— Быть того не может!
Тут он заметил, что двое программистов в оливковой форме пристально смотрят на него, и поспешил увести Данло. Оглянувшись через плечо, Данло увидел, что специалисты облепили его корабль, точно голодные волки — выброшенного на берег тюленя. Зондерваль привел его к блестящим черным саням, которые ждали, чтобы доставить их в город.
— Поговорим, пока будем ехать, — сказал Главный Пилот, открыв дверцу и пропустив Данло внутрь. Этот транспорт движется на колесах, объяснил он, и его следовало бы назвать как-то иначе. Имя ему дал Главный Акашик из ностальгии по Невернесу и по саням, носящимся по его ледяным улицам.
— На Таннахилле такие машины называются “чоч”, — сказал Данло.
“Сани” вел сам Зондерваль, а Данло рассказывал ему о другом городе на другой стороне Экстра — о чочах, бронированных в целях защиты от террористов, о вековых религиозных диспутах и о войне.
— Ты меня поражаешь, — сказал Зондерваль. — Мы отправили в Экстр двести пилотов, и ни один не напал даже на след Таннахилла.
— Правда?
— Я сам его разыскивал. Прошел от Пердидо Люс до Пустоши Шатареи. Самолично, пилот.
— Я сожалею.
— И почему это некоторым так везет? Ты и твой отец родились под той же счастливой звездой.
Город приближался, и голову Данло прошила знакомая боль. Ему вспоминалась гибель племени деваки, в том числе и его приемных родителей, растивших его до четырнадцати лет; вспоминалась измена лучшего друга Ханумана ли Тоша и разлука с Тамарой Десятой Ашторет, женщиной с золотыми волосами и золотой душой, которую Данло любил чуть ли не больше жизни. Боль давила на мозг железным кулаком, и Данло вспоминал недавнюю Войну Террора на Таннахилле — тлолты, лазеры и водородные бомбы. Он, можно сказать, сам навлек эту войну на Архитекторов Старой Церкви. И она еще не окончена, хотя победа — в определенном смысле — осталась за правой стороной.
— Я не всегда был таким удачливым, — сказал Данло, зажимая рукой левый глаз, откуда всегда начинались его головные боли. — В моей жизни было много света, это правда, и я всегда искал его источник, его центр. Но иногда мне кажется, что я мотылек, кружащий совсем близко от пламени, которое вы называете моей звездой. Словно какая-то страшная судьба притягивает меня к себе.
Некоторое время, следуя по солнечному бульвару к трем холмам, застроенным новыми зданиями, они говорили о судьбе: судьбе Ордена, судьбе Цивилизованных Миров, судьбе пилотов, обходящих в своем смелом поиске опасные звезды Экстра. Зондерваль рассказал о тех, кто уже вернулся на Тиэллу с немаловажными открытиями. Елена Чарбо обнаружила у большого светила Двойной Ильяс планету, заселенную Архитекторами, которых Старая Церковь считала пропавшими уже две тысячи лет. А легендарная Аджа подружилась с другой группой Архитекторов, которые знали только один способ космических путешествий: уничтожать звезды одну за другой. Таким образом они прорывали в мультиплексе дыры, и их огромные корабли уходили туда, чтобы выйти через много световых лет в освещенный другим солнцем вакуум реального пространства. Все эти потерянные Архитекторы жаждали воссоединения со своей Матерью-Церковью, не ведая при этом даже о существовании Таннахилла, а уж о его координатах и подавно. Они жаждали подключиться к священным компьютерам Старой Церкви, чтобы Святой Иви привел их через волшебные кибернетические пространства к таинственному лику Бога Эде. Орден надеялся, что в случае обнаружения Таннахилла и привлечения Святого Иви на свою сторону Церковь восстановит свою власть над пропавшими Архитекторами и прекратит уничтожение звезд. Тогда миссия, посланная Орденом в Экстр, достигла бы той цели, ради которой лучшие пилоты и специалисты Невернеса основали на Тиэлле свой город. Старый Орден ослабил себя, пойдя на это разделение, чтобы новый мог расти и процветать.
— Еще год, и город будет достроен, — сказал Зондерваль, указывая за окошко саней. — Но места здесь столько, что можно строиться еще пятьдесят лет — или пятьдесят тысяч.
Данло оглядел равнину за космодромом, где росли цветущие кустарники и деревца с красными плодами ритса. Город действительно мог разрастаться почти бесконечно вдоль гористого мыса и в глубину островного материка, пока не получившего имени. Но сердцем Белого Камня всегда останутся три глядящие на океан холма. Там, на западе, на пологих склонах среднего холма, Орден почти уже завершил постройку своей новой Академии. Там стояли общежития для размещения новых послушников, и библиотека, и Павильон Соли.
Башня Цефиков на вершине холма подпирала небо, как белая колонна. Чуть ниже, прямо над лежащим в нескольких милях океаном, поместилась круглая Коллегия Главных Специалистов, она же Палата Лордов. Все эти здания блистали стенами из органического камня с вкраплениями алмаза и тисандера.
На бульваре, по которому ехали сани, и на боковых улицах росли, подобно магическим кристаллам, жилые дома, хосписы и магазины. Но жизнь этим красивым строениям дала не магия. На каждой новостройке кишели миллиарды микроскопических черных роботов, которые наращивали слои ажурного органического камня с проворством пауков, ткущих паутину. Орден привез их на Тиэллу в трюмах своих тяжелых кораблей. Так же прибыли и роботы, производящие других роботов: разрушителей, добывающих минералы из каждого квадратного фута почвы, и сборщиков, создающих из этих элементов прекрасные новые конструкции. Благодаря такой технологии (запрещенной в Невернесе и в большинстве цивилизованных Миров) город мог быть воздвигнут чуть ли не за одну ночь. Если Белому Камню и недоставало чего-то, так это людей, поскольку Орден отправил в Экстр чуть больше десяти тысяч человек. Однако народы Экстра, вдохновленные вестью о пришельцах, призванных спасти их от ярости звезд, уже начинали стекаться в город.
Это относилось в основном к ближним мирам — Карагару, Апвре, Эште, Киммиту и Скалии. Но пилоты Ордена уже оповестили о своей великой миссии и более далекие планеты вдоль Рукава Ориона, где звезды сверкают подобно алмазам.
Они приглашали на Тиэллу программистов и священников, художников, архатов и представителей инопланетных цивилизаций. Те прибывали, день и ночь сотрясая небеса грохотом ракет, и город рос. Его население, по оценке Зондерваля, приближалось уже к ста тысячам. Зондерваль полагал, что на будущий год более миллиона человек (и несколько тысяч инопланетян) назовут Белый Камень своим домом.
— Кое-кого из них мы выучим на пилотов, — сказал он. — Теперь, когда тебе посчастливилось найти Таннахилл, пилотов нам понадобится много, верно?
Еще немного, и сани въехали на склоны новой Академии.
Данло, знавший в Невернесе каждый шпиль, каждое дерево и каждый камень, здесь почувствовал себя одиноким, как пришелец среди инопланетян. Все в этой новой Академии отличалось от старой, начиная с зеленых лужаек и заканчивая санями, снующими по каменным улицам. Черные машины, впрочем, встречались нечасто, поскольку въезжать в Академию на санях разрешалось только лордам Ордена и наиболее видным горожанам. Зондерваль как Главный Пилот с великой гордостью провел свой экипаж через лабиринт незнакомых Данло улиц и остановился перед Палатой Лордов.
— Лорды собрались и ждут тебя, — сказал он. — Спасибо за то немногое, что рассказал мне о Таннахилле.
— Извините, — сказал Данло. — Мне пока еще трудно говорить, но скоро вы услышите всю историю целиком.
Зондерваль вылез из саней со странной улыбкой.
— Да-да. Я займу свое место рядом с сотней других и услышу, как сын Мэллори Рингесса, единственный из всех пилотов, выполнил миссию Ордена. Ну что ж — я горжусь тобой, пилот. Горжусь, что принимал тебя в послушники и обучал тебя топологии — должно быть, я еще тогда знал, что если кто-то и найдет Таннахилл, то это будешь ты.
С этими словами Зондерваль стал подниматься по белым ступеням Палаты. Данло, прихватив свой сундучок, поспешил за ним. Палата, далеко не самое большое здание Академии, была одним из самых красивых — казалось, что ее круглые белые стены парят в воздухе, как будто строители добились победы над силой тяжести. Солнце лилось на нее, как жидкий огонь, и казалось, что органический камень светится изнутри миллионами живых самоцветов.
Данло, после многих дней в затемненной кабине своего корабля, щурился от этого ослепительного света. В круглом входном коридоре с живописными и скульптурными изображениями величайших лордов Ордена блеск смягчился, сменившись радугой красок. Данло после тускло-зеленых и белых пластмасс Таннахилла глядел на это пиршество цветов с жадностью, как только что вылупившийся птенец талло — на небо. Затем Зондерваль провел его в главный зал Палаты, где красок было столько же, если не больше.
Зал увенчивал купол из прозрачного органического камня. Миллионы его крошечных граней преломляли солнечный свет, как призмы, и Палата переливалась огоньками — красными, зелеными, синими и фиолетовыми. А между куполом и полом с аметистовыми и золотыми вкраплениями Данло видел все цвета своего Ордена.
За полукруглыми столами вдоль стен зала сидели лорды — все сто двенадцать человек в шелковых мантиях различных оттенков. За центральным столом восседал глава Ордена лорд Николос в ярко-желтой форме акашика. Дородная Морена Сунг рядом с ним была облачена в голубые шелка эсхатолога.
Главный Холист Сул Эстареи за тем же столом светился глубоким кобальтом, загадочная Митуна, безглазый Главный Скраер, блистала белизной. Чуть выше располагались Главный Горолог, Главный Историк, Главный Семантолог, Главный Цефик, Главный Программист и прочие князья Ордена.
Они перешептывались, недоумевая, зачем их собрали здесь по просьбе простого Пилота, и являли собой целое море красок — от пурпурных и розовых до индиговых, коричневых и оранжевых.
Последним из лордов, занявшим свое место в зале, был Зондерваль. Он сел на свободный стул справа от лорда Николоса, резко контрастируя своей черной формой с желтым одеянием главы Ордена. Данло в свое время учили, что черный — это цвет космоса и бесконечных возможностей, ибо из черноты вселенной исходят и свет, и все существующее. Пилоты Ордена носили черное уже три тысячи лет, и Данло в своем парадном комбинезоне предстал перед собранием лордов, как прежде его отец.
— Сейчас мы выслушаем пилота Данло ви Соли Рингесса, — встав, обратился к своим коллегам лорд Николос. В этом и состояло его вступительное слово. Лорд Николос, полный, небольшого роста, энергично брался за любую поставленную перед ним задачу и слова, расходовал столь же экономно, как купец наличные деньги. Он опустился на свой стул, выжидательно глядя на Данло яркими голубыми глазами.