Виолетта начала издалека. С начала 90-х, когда она променяла работу нормировщицы на заводе на профессию челночницы. Я не знаю всех сложностей, с которыми приходится сталкиваться торгующим на наших рынках китайским и вьетнамским челнокам, но о проблемах российских челноков слышал не единожды, поэтому отношусь к представителям этой профессии с уважением. Но все эти драматические перипетии своей судьбы рассказывались гостьей в сущности лишь для того, чтобы настроить нас на нужный лад. Хотя надо признать, Виолетте это удалось. Мы прониклись сочувствием к ней, продравшейся через тернии дальних дорог до материализации мечты - обладания маленьким павильончиком на нашем местном вещевом рынке. Теперь она непосредственно перешла к делу и живописала, как воплощение ее мечты оказалось под угрозой краха из-за козней администрации рынка. Особенно от нее досталось директору по фамилии Зубарский. Ее гневную тираду, посвященную произволу данного господина для краткости можно свести к цитате из песни Александра Новикова, точнее, словам, вложенным им в уста некоего кавказского торговца: "Дыректор рынка надо сразу рэзат! Совсэм нэт совэсть, сколько нэ давай".
   В общем, проблема Виолетты сводилась к следующему: директор рынка поставил ей ультиматум убирать свой лоток к чертям собачьим или переезжать в построенный им модуль и спокойно торговать дальше. Модуль - это, можно сказать, уже маленький магазин, а свой магазинчик - это то, к чему стремилась душа Виолетты всеми своими фибрами. Вот только зараза-директор зарядил в качестве платы за павильон 75 тысяч рубликов, что, по мнению челночницы попахивало беспределом, так как красная цена ему была минимум в два раза меньше.
   Нужно отдать посетительнице должное. Расписав свои челночные мытарства, она психологически верно воззвала к нашим мужским сердцам, которые по идее должны учащеннее забиться от праведного гнева за несправедливо обиженную женщину и от желания ей помочь. Увы, Виолетта попала не в то место, где благородные чувства ставятся во главу угла. Скажем, если бы она попала вместо ментовского кабинета в Корнуольский замок на собрание рыцарей Круглого стола, то, без сомнений, после ее драматического повествования, все воины, от бесстрашного сэра Ланселота до хвастливого сэра Кея, бросились бы седлать коней, чтобы пронзить копьем негодяя Зубарского.
   Но мы с Вязовым не первый год носили погоны и отлично знали золотое правило ментовки: не поддаваться эмоциям и не брать слов на веру. Лично я четко уяснил для себя это правило в первую же неделю своей работы в райотделе. Тогда еще существовала порочная практика - периодически направлять оперов исполнять обязанности помощников дежурного. О том, какая буря человеческих страстей ежесуточно разыгрывается в дежурных частях райотделов, разговор особый, а урок относительно недоверия я извлек из одного не особо значительного эпизода.
   Около полуночи в нашей дежурке появилась девушка. Прекрасное юное создание, хрупкое и непорочное, словно божественная неяда, с большими голубыми глазами, полными слез. Дрожащим от горя тоненьким голоском девушка поведала, что ее изнасиловали два негодяя. Я с молодым пылом вскочил и предложил дежурному самолично поехать за подонками и размазать их по стенке.
   - Погоди, - осадил меня дежурный, поседевший за долгие годы, проведенные за своим пультом. - Машины все на выезде. Ночники вернуться с "грабежа", съездишь с ними и привезешь насильников. А пока возьми с потерпевшей заявление и объяснение. Я усадил несчастную девушку за стол, принес ей стакан воды и помог ей изложить на бумаге, как два подлых "кобелино" - сторож и грузчик молочного магазина насильственным образом обесчестили юную продавщицу, нашу потерпевшую.
   - Написали? - спросил дежурный.
   Я кивнул.
   - Ну, давай сюда, посмотрим.
   Я протянул ему листы бумаги.
   - Так, 18 лет уже исполнилось, - деловито отметил дежурный, и вдруг, мягко, по отечески обратился к потерпевшей: - Дочка, и как же так тебя угораздило?
   Ощутив исходящую от него волну доброты, девушка вновь всплакнула и, размазывая слезы по щекам, опять начала пересказывать обстоятельства происшедшего, только более подробно и жалостливо. А в какой-то момент неожиданно брякнула:
   - Они же мне даже расписку дали! А сами обманули!
   И безутешно зарыдала.
   Дежурный ласково погладил ее по головке:
   - Ладно, дочка, успокойся. Накажем мы их по всей строгости советских законов. А что за расписка-то такая?
   Девушка, всхлипывая, извлекла из сумочки клочок бумаги и положила перед ним. Он прочитал, тяжело вздохнул и протянул расписку мне. Я не зразу вник в смысл текста, пришлось перечитать раза на три, чтобы вся картина происшедшего стала мне ясной и понятной.
   Два обалдуя - сторож и грузчик засиделись вечером в молочном магазине с молоденькой продавщицей. Наверняка, и бутылочку чего покрепче кефира раздавили, а потом со скуки принялись флиртовать с девчонкой. Примерно так:
   - Крошка, а слабо тебе с нами переспать?
   - Слабо!
   - А за деньги?
   - А за сколько?
   - За полтинник.
   - Слабо!
   - А за стольник?
   - Слабо!
   - А за стольник с каждого?
   - Ладно. Только пишите расписку.
   Обалдуи, не долго думая, нацарапали, что они - такой-то и такой-то обязуются переспать с такой-то и оплатить ее сексуальные услуги в размере ста рублей каждый. Конечно они выполнили только первую часть договора и заявили, что на счет оплаты пошутили. Однако девушка посчитала, что такими вещами не шутят, и поспешила в милицию.
   Дежурный наряд, вернувшись с "грабежа", скатался все же в молочный магазин, доставил грузчика со сторожем, всыпал им по первое число и закрыл в камере. Только я с "ночниками" не поехал, испарился куда-то мой благородный порыв. Обалдуи поступили, конечно, подленько, но не настолько, чтобы сгнить в тюрьме. Только расписка спасла их от вилки между пятью и пятнадцатью годами лишения свободы, которую предусматривала тогда санкция статьи 117 УК РСФСР за групповое изнасилование.
   Недоверие и черствость ментов давно уже стали притчей во языцех, но когда дело касалось Вязова, тут никогда нельзя было загадывать наперед. Подводить Виталия под схемы и рамки - занятие заведомо неблагодарное. А если дело касается пары прекрасных женских глаз, то его поведение становится просто непредсказуемым. Он может превратиться в благородного паладина, готового на все, чтобы спасти даму или в холодного бездушного мента, если вознамерится отправить ее в тюрьму. Поэтому я с любопытством поглядывал на Вязова, ожидая, как он прореагирует на рассказ и чары нашей гостьи. Виталий помолчал, подумал и произнес:
   - Виолетта!
   - Можно на "ты" и просто Виола, - заметила она.
   - Виола! Так что же ты от нас хочешь?
   Сложнее всего отвечать на прямые вопросы. Блондинка так и не смогла доходчиво объяснить чего она хочет, зато смогла конкретно сказать чего не хочет. Не хочет крови Зубарского, не хочет прекращать свою деятельность на рынке, не хочет писать официальное заявление, а самое главное - не хочет платить семьдесят пять тысяч за модуль. После этого нам уже не составило труда уяснить, что же она ждет от нас - мы должны неофициально надавить на администрацию рынка, чтобы она скостила Виолетте плату за павильон, а еще лучше совсем отказалась от таковой, чай не обеднеет.
   Но самое интересное началось дальше. Вязов неожиданно вступил в торг с профессионалкой по этой части, поднаторевшей в искусстве сбивать и поднимать цену на рынках многих стран. Я просто открывал новые таланты у своего товарища. Он торговался с прижимистостью габровца, напором кавказца и хитростью еврея. Но Виолетта была весьма и весьма достойной соперницей. Они оживленно спорили около получаса, после чего достигли консенсуса и, похоже, оба остались довольны. Виталий заполучил перспективного свидетеля, а Виолетта заручилась обещанием, что уплаченные ею деньги за павильон, которые пройдут "черным налом", будут ей возвращены.
   КОММЕРЧЕСКИЙ ПОДКУП ДИРЕКТОРА РЫНКА
   Существует старая восточная поговорка, которая звучит примерно так: "сколько ни говори слово "халва", а во рту слаще не станет". В России с разных высоких трибун обожают гневно произносить слово "коррупция" только горько от этого никому не становится. Государственная дума рожает закон о коррупции уже 9-й год, и, судя по всему, в ближайшем обозримом будущем этот процесс не завершит. Таким образом, законодательно оформленного такого явления, как коррупция у нас нет. Примерно так же, при социализме отсутствовала проституция.
   Законодательство у нас вообще имеет привычку запаздывать лет эдак на "дцать". В результате даже появился термин, характеризующий положение дел в конце 80-х-начале 90-х - "правовой беспредел". Отсутствие правового регулирования в те годы со стороны государства можно проиллюстрировать на одном небольшом примере. Государство, выпустив из под своего крыла банки и заводы, фактически предоставило их руководителям индульгенцию от греха взяточничества. Управляющий коммерческим банком или директор приватизированного предприятия мог сколько угодно много и часто "брать на лапу", заведомо зная, что ему за это ничего не будет. Так продолжалось до введения в 1996 году нового уголовного кодекса, который ограничил мздоимство руководителей коммерческих предприятий и организаций статье 204 "Коммерческий подкуп".
   Закон - главное оружие для борьбы с преступностью. Но нужна еще политическая воля, чтобы привести его в действие и умелые руки, чтобы обращаться с ним.
   Парадокс, но в оживленном многолюдном месте не всегда лучше вести наблюдение за объектом, нежели в пустынном. Мы трое: Вязов, Кузнецов и я стояли на вещевом рынке и следили за небольшим двухэтажным зданием администрации, куда зашла Виолетта. И как ни странно, ощущали, что торчим на этом шумном торжище, словно три тополя на Плющихе. Дело в том, что весь народ, за исключением продавцов, находился в движении. Люди, подобно ручьям текли мимо лотков и торговых модулей, время от времени лишь замедляя движение, чтобы прицениться и сделать покупку, а нам нельзя было покидать занятую позицию, чтобы не упустить момент, когда Виолетта выйдет. Близстоящие лотошники, цепко просеивающие взглядами покупателей, стали уже давить косяка на нас, а Виолетта будто провалилась. А тут еще, как на зло, перед нами возник Эдька Каминский.
   В жизни Эдика имелся незначительный период, когда его занесло на работу к нам в отделение. Именно занесло, поскольку вся остальная его трудовая биография была тесно связана со спортом. До милиции он был инструктором по физкультуре и спорту на одном из заводов, а после - вырос до директора спорткомплекса. Предыдущая наша встреча имела место год назад, и помнится, что мы тогда расстались крайне недовольные друг другом, можно сказать, врагами. Поэтому теперь нарочитая радость, которую выражал Каминский от встречи с Вязовым и мною выглядела противоестественной. Впрочем, фальши в его чувствах, может быть, и не было. Просто Каминский принадлежал к той породе людей, которые сегодня подкладывают вам свинью, а завтра лезут обниматься, причем делают и то и другое совершенно искренне.
   Не обращая внимания на нашу холодность, Эдик начал рассказывать о новых поворотах своей судьбы. Пожаловался на то, что из директоров спорткомплекса его выперли. Ничего удивительного в том для нас не было. Он поставил не на ту лошадь и проиграл. Руководить спорткомплексом его трудоустроил Джавдет. Поэтому относительное благополучие Каминского всецело зависело от благополучия этого вора в законе. После того, как Колчедан установил контроль над всеми предприятиями Джавдета, все их прежние руководители были уволены без выходного пособия. Не стал исключением и Эдька, его вышвырнули на улицу одним из первых. Каминский не пошел на биржу для безработных и решил, что, раз деятельность, связанная со спортом, не приносит ему удачи, вновь направить свои стопы к поприщу по охране порядка. Мы с удивлением узнали, что теперь он директор частного охранного предприятия и по совместительству начальник службы безопасности вещевого рынка. Администрация явно сделала большую ошибку, хранитель безопасности из Эдьки был никакой. Но причину ее промашки мы понимали - Каминский всегда умел себя подать в лучшем виде и обожал козырять своим ментовским прошлым.
   Чтобы отвязаться от Эдика, Виталий сослался на неотложные дела. Каминский вдруг насторожился.
   - А вы это, по работе здесь или просто так? - спросил он.
   - Просто так. Штаны пришли Игорю покупать! - отрезал Виталий.
   - Втроем? - удивился Эдька.
   - Ага. Игорь покупает, я помогаю выбирать, а Виктор (он кивнул в сторону Кузнецова) сбивает цену, он классно торгуется. Купить штаны при нашей зарплате - это очень ответственный поступок. Тут ничего нельзя пускать на самотек.
   - Совершенно верно, - согласился Каминский. - Однако, ребята, вам очень повезло, что вы встретили меня. Пошли, сейчас все организуем в лучшем виде.
   Эдик чуть ли не насильно увлек нас к торговым рядам и подвел к столику с турецкой джинсой. Смуглый, торговец лет сорока при виде Эдьки преувеличенно радостно заулыбался. А тот, наоборот, вдруг стал строг и высокомерен, и даже свою просьбу изложил в приказном тоне:
   - Ара, обслужишь моих друзей. Поможешь им товар выбрать, самый лучший. И смотри, денег много не заряжай. Все ясно?
   Торговец закивал. Каминский повернулся к нам и произнес:
   - Ну, вы тут занимайтесь. Мне пора. Если что-нибудь еще нужно будет, найдете меня. Я здесь каждый день бываю. Пока, ребята. Счастливо. Приятно было вас снова увидеть.
   Эдик ушел, а мы остались. И сразу же превратились в объект повышенного внимания. У ары-продавца оказалось множество молодых ар-помощников. Вязов на счет покупки пошутил, но торговцы-то этого не знали. Они обступили меня, усиленно нахваливая свой товар. Устоять перед их напором было довольно трудно. Поддавшись уговорам, я согласился померить какие-то джинсы. На рынке не было кабинок, но со времен Шувакиша спекулянтской мекки в эпоху застоя, наш народ привык без стеснения заголяться посреди толпы. Правда, Вязов и Кузнецов пытались загородить меня от снующих вокруг людей, но ширмочка из них получилась жидковатая. Я встал на картонку, стянул с себя брюки и натянул навеливаемые джинсы. Они оказались маловаты. Старший ара досадливо крякнул, а один из младших ар сорвался с места в карьер и принес другие. Те оказались великоваты. Я хотел было уже под этим предлогом одеться и уйти, но торговцы горели таким страстным желанием услужить, что не желали слышать никаких отказов от покупки. В общем, я перемерил штук десять. Одни попадались слишком узкие, другие - слишком широкие, третьи - маленькие, четвертые чересчур длинные. Младшие ары резво, но бестолково куда-то бегали за штанами, и у меня возникло впечатление, что они специально приносят не то, дабы приплюсовать километраж к стоимости товара.
   В это время Вязов увидел, как из здания администрации рынка вышла Виолетта. Она остановилась у крыльца, достала зеркальце и помаду, подвела губы. Это был условный сигнал.
   - Пора! Давай за мной! - скомандовал Виталий и рванул к зданию.
   Кузнецов тут же устремился за ним с моими брюками в руках. Ширма убежала, предоставив возможность всему рынку любоваться моими голыми ногами. Торчать одному, как перст, и переминаться с ноги на ногу на картонке дальше представлялось идиотским занятием, поэтому я выхватил у ближайшего ары первые попавшиеся джинсы, наспех натянул их на себя, сунул продавцам деньги и припустил за товарищами.
   Когда я забежал в фойе здания, то сразу ощутил едкий запах "Черемухи". Возле входа сидел на корточках, плакал и тер глаза здоровенный амбал в униформе охранника. Судя по всему, он стал жертвой слишком ретивого исполнения обязанностей вахтера, ошибочно посчитав, что указание руководства рынка никого не пущать без их ведома распространяется и на ментов тоже. А у ментов работа такая - приходить незвано и портить людям жизнь. Поэтому, вероятно, Вязов, считая свое дело правым и очень срочным, устранил преграду в виде охранника спецсредством "Черемуха". Я немного задержался возле пострадавшего. По рации вызвал нашу оперативную машину, находящуюся за воротами рынка, сообщил ребятам, что операция началась и попросил их подъехать к зданию администрации, блокировать вход, а так же оказать первую помощь охраннику, промыть ему глаза и прочистить мозги. После чего поспешил в директорский кабинет.
   Пропустил я совсем немного. Представление только началось и Вязов еще не закончил свою речь, предлагая господину Зубарскому выдать незаконно полученные им денежные средства. Кроме них и Кузнецова в кабинете находились еще в качестве понятых две женщины. Как я узнал позднее, секретарша и бухгалтер. Когда я вошел, все внимание почему-то переключилось на меня.
   - Я тоже из милиции, - пояснил я.
   Но почему-то внимание к моей персоне не ослабевало. Возникла непонятная пауза. Виталий отошел от Зубарского, приблизился ко мне и шепнул:
   - Игорь, закрой магазин.
   Я сперва подумал, что он называет магазином какой-то торговый модуль на рынке и хочет, чтобы тот был немедленно закрыт и опечатан. Но на рынке их было не менее десятка. Поэтому решил уточнить и тоже шепнул:
   - Какой именно магазин? С обувью? С мехами? Скажи точнее.
   Вязов демонстративно закашлялся и скосил глаза вниз на уровень моего пояса. Я тоже опустил очи долу и смутился.
   Я так спешил на помощь к товарищам, что, натянув джинсы, забыл застегнуть молнию на ширинке. Но это еще не все. В данную прореху попала яркая бумажная этикетка от джинсов, которая теперь свешивалась оттуда на короткой леске. Неудобно-то как!
   Я поспешно отвернулся и устранил недостатки в своем новом гардеробе, после чего подозрительно оглядел присутствующих. Не улыбается ли ехидно кто-нибудь из них. Но Вязов и Кузнецов хранили невозмутимость, а всем остальным было не до смеха.
   Между тем Виталий снова предложил директору рынка добровольно выдать незаконно полученные денежные средства. Зубарский, видимо, делил деньги только на рубли и валюту, а о легальности их происхождения никогда не задумывался, поэтому красноречиво развел руками. Словно преподаватель нерадивому ученику, Вязов задал наводящий вопрос:
   - У вас имеются в кабинете крупные суммы наличных денег?
   Наконец, до Зубарского дошло, чего от него ждут. Он с готовностью открыл верхний ящик стола и продемонстрировал наваленную в нем груду банковских упаковок купюр различного номинала.
   - Сколько здесь? - спросил Виталий.
   - 75 штук, - отозвался директор.
   - Откуда они у вас?
   - Один человек долг вернул.
   - Что за человек?
   - Какая разница, Деньги мои. Я давал их в долг, мне вернули, Все законно.
   - Ну, если вы считаете, что эти деньги получены законным образом, давайте посмотри что на них написано.
   - А что на них может быть написано? "Билет банка России" и все такое прочее.
   - Вот мы и посмотрим.
   Вязов повернулся к Кузнецову и попросил:
   - Витя продемонстрируй господину директору и понятым надписи.
   Кузнецов достал из сумки лампу инфракрасного излучения и осветил ею банковские упаковки. На всех упаковках проступила невидимая при обычном освещении надпись "Это подкуп!".
   Зубарский не выдержал и выдал в сердцах грязную матершинную тираду. Наверное, трудно найти нормальные человеческие слова, когда понимаешь, что капитально влетел. С поличным. Пока мы с Вязовым обыскивали директорский стол, Зубарский, словно голодный тигр клетку, мерил шагами комнату, взад-вперед, взад-вперед. Вероятно, он и чувствовал себя в своем кабинете, как в клетке. На всякий случай Кузнецов блокировал двери и внимательно бдил за ним, чтобы пресечь любую его попытку вырваться на волю в пампасы.
   Закончив осмотр стола, мы наскоро изучили содержимое шкафов, занимавших собою полностью одну из стен комнаты и наткнулись на сейф.
   - Дайте, пожалуйста, ключи от сейфа, - попросил Вязов.
   - У меня нет ключей, - беззастенчиво соврал Зубарский.
   Виталий усмехнулся.
   - Тем хуже для вас. Нам придется забрать сейф с собой в райотдел и там вскрыть автогеном. Но перед этим мы вынуждены будем произвести личный досмотр, то есть обыскать вас.
   - Не имеете права! - возмутился Зубарский.
   - Имею. Раздевайтесь! - приказал Вязов и очень сурово посмотрел на директора.
   - Это провокация! - завопил тот и беспомощно оглянулся на своих сотрудниц.
   Но те, как и положено понятым, сидели тихо и ни во что не вмешивались. Осознав, что помощи ждать не от куда, Зубарский чуть подумал и вспомнил, что ключи мирно покоятся его в кармане. Бывает, переволновался человек, запамятовал куда ключики дел, а теперь вспомнил, сам достал их и положил на стол.
   Мы осмотрели сейф. Изъяли кое-какие документы, черновые записи, внесли их в протокол осмотра места происшествия и предложили пану директору проехать с нами.
   Карета, то бишь наша оперативная машина, ожидала у подъезда. Может быть, имело смысл провести директора рынка в наручниках под конвоем меж торговых рядов, но мы не изверги, не стали подвергать его такому позору. Просто вышли вместе с ним из здания и посадили в машину, даже услужливо закрыли ему дверцу. Со стороны выглядело будто Зубарский укатил куда-то по делам со своими знакомыми.
   На выезде из рынка мы увидели Каминского, который разговаривал с охранником у ворот.
   - Рома, останови, - попросил водителя Вязов.
   Тот притормозил. Виталий опустил окно в машине и громко крикнул Каминскому:
   - Спасибо, Эдик, ты нам очень помог. Что бы мы без тебя делали?
   Каминский вальяжно махнул рукой, словно говоря: "Какие пустяки, не стоит благодарности", и мы поехали в РОВД.
   Стекла в нашей оперативной машине тонированы, поэтому Эдик не видел, сидящего на заднем сидении, Зубарского, зато тот очень хорошо видел руководителя своей службы безопасности. Каминский принял слова благодарности Вязова на счет оказанного содействия в покупке джинсов, а директор рынка явно связал их со своим задержанием.
   Год назад Эдик пытался подложить нам с Виталием свинью, в виде "барашка в бумажке", и отправить туда, "куда Макар телят не гонял". Теперь Вязов не удержался от маленькой мести, и подставил его перед шефом. Судя по всему, Каминскому следовало начинать беспокоиться о поисках нового места работы, только он еще не знал об этом.
   В райотделе Зубарский первым делом потребовал себе адвоката. И не первого попавшегося, а своего личного и очень известного. Мы не возражали. В результате вскоре встретились еще с одним старым знакомым. Просто день встреч какой-то получился!
   Минут через сорок у нас в кабинете нарисовался адвокат Зигельбаум Михаил Абрамович. Его всегда отличала этакая нервная, дерганая система поведения. В своем стиле, он резко распахнул дверь, решительно шагнул внутрь и вдруг застыл на месте, увидев Вязова.
   - Ба, Виталий Иванович, какими судьбами? - расцвел улыбкой адвокат. - А я слышал, что вы уволились из органов.
   - Судьба играет человеком, Михаил Абрамович, а нам лишь остается потакать ее капризам. Было дело - уволился. А теперь, как видите, вернулся обратно, - развел руками Вязов. - Проходите, присаживайтесь. Кофе будете?
   Зубарский ошарашено наблюдал, как адвокат, не обращая на него никакого внимания, мило болтает с опером. Похоже, у него начали зарождаться мысли о мировом заговоре против его персоны. Мало того, что попался с поличным, так еще и ближайшее окружение, которому он платил деньги за обеспечение безопасности, предает. Лыбятся ментам, словно радуются его аресту.
   Впрочем, адвокат поспешил успокоить подзащитного и объяснить ему ситуацию:
   - Не удивляйтесь, Семен Маркович, что мы тут любезничаем. С Игорем Владимировичем мы тыщу лет знакомы, а Виталия Ивановича я бы даже назвал своим другом. Знаете, я однажды вытащил его из тюрьмы. Виталия Ивановича арестовали за превышение служебных полномочий, и он попросил меня представлять его интересы. Мне удалось убедить органы прокуратуры в необоснованности вынесенной меры пресечения, и его освободили из под стражи. Виталий Иванович, ничего, что я это рассказываю?
   - Ничего, Михаил Абрамович, все нормально. Мы здесь люди свои. Друг друга знаем и понимаем, - ухмыльнулся Вязов, который отлично помнил, что выбрался из СИЗО благодаря себе, а совсем не Зигельбауму.
   Зубарский сразу успокоился, смекнув, что близкое знакомство адвоката с ментами поможет тому отмазать его, и повеселел.
   В общем, допрос директора рынка протекал в непринужденной атмосфере. Нам это было на руку, так как Зубарский не особо запирался, а Зигельбаум не вредничал. Впрочем, карты у нас на руках имелись сильные и противникам трудно было бы их побить без применения шулерских приемов. В официальном договоре дирекции рынка с Виолеттой о приобретении последней торгового павильона стоимость объекта указывалась в размере пяти тысяч рублей, а фактически она заплатила 75. Значит, 70 тысяч составили сумму коммерческого подкупа. А показания потерпевшей и обнаружение денег доказывали наличие состава преступления.