Страница:
— Папаня, чего он здесь раскомандовался? — спросил криминальный отпрыск.
— Так я ничего… так сказал, просто, — попятился нетерпеливый грабитель.
Атаман повторно приложился к табакерке, припудрив вторую ноздрю.
Все замерли, ожидая его решения.
— Чтой-то ты, сказочник, приумолк? Аль наговорился… Нет? Тогда сказывай детинушке моему интересное да увлекательное повествование.
— Значит, так, — начал я, лихорадочно соображая, какую бы сказку скормить атаманскому недорослю, чтобы логично подвести к необходимым мне действиям. — Представьте себе, началась история эта в дремучих лесах…
— Ага, — закивал атаманов сын, плотно зажмурив глаза и оттопырив нижнюю губу. — Представил.
— Тамошние деревья такие высокие, что не всякая птица до середины ствола долетит.
— А орел? — приоткрыв один глаз, уточнил малолетний любитель сказок с дурной наследственностью по отцовской линии. По матери не скажу… Хотя и есть такое желание.
— Орел долетит, — согласился я. — А самый главный среди них, орлиный король, даже свил гнездо на макушке самого высокого среди деревьев. Сидя в этом гнезде, его царица любовалась облаками, проплывающими далеко внизу.
— Да… Если плюнуть, так, поди, и не долетит до земли?
— Чего не знаю — того не знаю, а брехать не буду. И вот однажды полетел орел вниз, изловил огромного-преогромного зайца, ухватил когтями за уши и понес в гнездо. Долго летел, совсем выбился из сил, но едва достиг нижних веток. Вздохнул, но делать нечего — нужно лететь дальше, и он из последних сил замахал крыльями.
Сцепив руки большими пальцами, я зашевелил остальными, изображая птицу.
— Летел… летел… нет мочи двигаться дальше. Уж больно тяжела добыча.
— А чего ж не съел на земле?
— Так его за зайцем послали, — пояснил я.
— Кто ж его пошлет, он же король?!
— Орлица его послала, зайчатины захотелось, — нашелся я.
— Тогда да, — согласился недоросль, потирая лоб. — Бывало, маманя кочергой как… — На кислых мордах бандитов появились едва заметные ухмылки. Видимо, нрав супруги их атамана известен всем.
— Присел он на ветку передохнуть. — Изображая соответствующие телодвижения, которые со стороны выглядели нелепо, словно танец умирающего лебедя в исполнении осьминога, я локтем двинул находящийся в кармане кувшин и резко вскинул указательный палец вверх. — Во-о-он на такой высоте.
Глаза всех присутствующих разбойников послушно обратились вверх. Лишь атаман остался стоять неподвижно, слишком глубоко погруженный в наркотические видения. Выплывший на мой зов джинн быстро оценил ситуацию и проворно спрятался, пропищав:
— Ой, душегубы!
«Волшебной помощи не будет», — понял я. Викториния озадаченно повела ушами, словно прислушиваясь к чему-то.
— И не разглядишь, — предвосхищая недовольство разбойников, заявил я. — Так высоко находилась та ветвь.
— И правда высоко, — согласился атаманов отпрыск, достав из-за пазухи ломоть вяленого мяса, и нагло, бесцеремонно и… и… невоспитанно запустил в него зубы.
Я, Викториния и Тихон шумно сглотнули, давясь слюной. А этот малолетний хам, если не сказать больше, чавкая и причмокивая, распорядился:
— Рассказывай, чего там дальше-то было.
— Делай, чего велят, — обухом топора попытался подбодрить меня один из разбойников.
Кибернетическая рука дернулась ему навстречу, сжалась на топорище и с хрустом его преломила.
Опешивший разбойник проворно отскочил, с недоумением вертя уцелевшей половиной рукояти:
— Ты это чего удумал?
Викториния дернула меня за рукав и тряхнула гривой.
— Говори-говори… — пробубнил атаман и вновь ушел в себя.
— Слышишь, чего папаня велит? — прикрикнул малолетний разбойник, нацеливая на меня нож.
Зря он это затеял… Будь моя воля, все завершилось бы без крови. Поскольку ее джинн боится… Превратил бы в лягушек или комаров. Эти укусят, так и прихлопнуть несложно… десятерых одной рукой.
Мелькнув рыжей молнией, Тихон сбил паренька с ног, ударив лапами в грудь и сжав челюсти на руке с ножом. Глухой треск потонул в диком, пронзительном вопле, согнавшем всех ворон с ближайших деревьев. Только бы этот крик не отвлек внимание беззубого призрака и смерча-карлика от их поединка.
Я, хорошо зная характер моего демона, предугадал его поступок и поэтому наклонился к мечу почти одновременно с его прыжком, надеясь вооружиться до того, как разбойники всей гурьбой бросятся на нас. Но поскользнулся на банановой кожуре (какой вандал ее здесь бросил?) и попытался удержаться на ногах, размахивая руками не хуже ветряной мельницы. Только ветряк не вертолет — летать не может. И я растянулся на сложенных кучей деталях рыцарского доспеха, ощутив на собственных ребрах прочность шлема.
— Ай! У-у-у…
Викториния испуганно попятилась, а поскольку зеркала заднего обзора у единорогов не предусмотрено, то о присутствии пары бандитов за своей спиной она вспомнила лишь в тот момент, когда их вопли гармонично влились в завывания атаманского отпрыска. Вздрогнув, кобыла отпрыгнула в сторону, задев крупом очередную жертву. Бородатый здоровяк удивленно крякнул, отлетая в сторону со значительным начальным ускорением. Принцесса растерянно обернулась.
Приподнявшись на локтях, я с трудом перевел дыхание. Больно-то как!
Оставшиеся на ногах разбойники, сбросив оцепенение, зашевелились, угрожающе подняв оружие, но теряясь из-за отсутствия координирующих приказов. Двукратно приложившийся к табакерке одноногий атаман, по самые уши погрузившись в нирвану, на происходящее совершенно не реагировал, если не считать реакцией глуповатую улыбку, игравшую на его губах, или нервный тик правого века.
Продолжая пятиться от верещавшего дурным голосом отрока, Викториния едва не совершила наезд на очередного бандита.
— Куда прешь, безмозглая скотина? — заорал тот, пырнув ее ножом. — Пошла прочь!
— Иго-го! — Подпрыгнув, кобыла что было сил лягнула его одновременно обоими задними копытами.
Я не видел, куда пришелся удар, но скорость полета грабителя и сила удара его тела о ствол дерева, прервавшего полет, подтвердили предположение о более чем точном его попадании.
Схватившись за рукоять меча, я вскочил на ноги и бросился на помощь раненой принцессе.
Вот только ее движения были более стремительны, чем мои. Не успел я сделать и двух шагов, как она уже была у дерева с твердым намерением нанизать на острый рог своего обидчика. Последний оказался не только крепким, но и везучим парнем. Мгновенно оправившись от удара, он сумел подняться на ноги, почти не опираясь о дерево, и укрыться за ним от решительно надвигающегося единорога. Проскочив мимо, Викториния заржала, выбивая копытами дробь, и развернулась на сто восемьдесят градусов. Поднятый было вверх рог вновь опустился, целясь бандиту в грудь. Тот, прихрамывая на обе ноги и прижимая к груди руку, бросился бежать, намереваясь укрыться за спинами товарищей по банде. Единорог устремился за ним. Уже изрядно запылившаяся и поэтому не совсем белоснежная грива вывешенной для просушки тряпкой трепещет на ветру, из-под копыт комьями вылетает земля, глаза весьма красноречиво и как-то уж слишком хищно мечут молнии, а рог при каждом движении перемещается вверх-вниз, словно колеблясь, куда нанести удар: в голову или в грудь?
Поистине, есть женщины, которые в гневе становятся стократ краше. И это не зависит от нанесенной на лицо косметики, цвета краски для волос или, как в нашем случае, принятому ими облику. Атакующая кобыла потрясает исходящей от нее одухотворенностью праведного негодования.
Как джентльмен, я должен был встать грудью на защиту обиженной дамы, но… бессмертие гарантировано лишь моей душе, телу оно не грозит, поэтому я побеспокоился о нем: убрался с пути несущейся размашистой рысью принцессы и едва успел за хвост вытянуть из-под ее копыт Тихона.
Не знаю, проходят ли в специальных лагерях подготовку местные разбойники и грабители с большой дороги, как проходили парни схожей профессии в зеленых одеяниях вольных стрелков в глуши Шервудского леса, но последующие минуты две выявили их если не умение, то как минимум отчаянную решимость быть быстрее, дальше и выше остальных. А в центре этого соревнования за самое высокое место недвижимо, словно гранитный утес, возвышается фигура их руководителя. Ему волею судьбы досталась роль наблюдателя от спортивной ассоциации.
— Ваур? — удивленно поинтересовался Тихон, одновременно со мной отпрыгивая в сторону от несущегося, выпучив глаза, разбойника и преследующей его по пятам Викторинии. Демон никак не мог понять правил этой игры, и поэтому она ему не нравилась.
После второго поспешного бегства из-под копыт, вынужденно осуществленного мною за неполные две минуты, я решил последовать примеру грабителей, единых в горячем стремлении к цели, но не в ее достижении.
Пока двое из них, отбрыкиваясь от напирающих товарищей, яростно карабкались по гладкому стволу дерева, нижние ветви которого отстояли от земли больше чем на три метра, кобыла одним взмахом рога забросила туда одного разбойника из наименее резвых, да и особо счастливым его не назовешь. Все же рог единорога — это не сетка батута.
Бум! Не оценив своего везения, разбойник не успел воспользоваться им и вновь оказался на земле.
Да… счастье к нему сегодня и близко не подходило. Не убился, и то хорошо.
Да и Викториния обиделась на неблагодарного разбойника, которого она подсадила на дерево, а он возьми и сверзнись оттуда.
Уступив им дорогу, я помог демону вскарабкаться на довольно низко растущую ветвь (дерево нужно правильно подбирать), а сам вернулся за отпрыском атаманского рода. Он уже почти не кричал, то ли сорвав голос, то ли его крик просто сливался с широкодиапазонным многоголосьем.
Подхватив хлипкого паренька на руки, я донес его до дерева и, приподняв, позволил Тихону ухватить за шиворот куртки.
— Держи! — скомандовал я и принялся карабкаться вверх. Единорог промчался рядом, гоня перед собой шар из двух переплетенных тел, по ходу движения изрыгающих проклятия.
Взобравшись на дерево, я перехватил у Тихона раненого и осторожно пристроил его на развилке разлапистой ветки. Так оно спокойнее. И не затопчут в суете, и, что немаловажно, у меня под рукой гарантия безопасности. На тот случай, если, оказавшись всем составом на дереве, бандиты решат забросать нас разными режущими и колющими предметами.
Не успел я устроиться поудобнее, как высунувший из кармана свое ультрамариновое лицо с закрывающей нос и губы марлевой повязкой джинн зачастил скороговоркой:
— Вай-вай-вай! Живой и здоровый, храни тебя Всемогущий и Всемилостивейший. А убийцы и насильники где?.. Что это они там делают? Какой странный обычай: лазать по деревьям наперегонки.
Тяжело вздохнув, я возвел глаза к небу.
— Что это? — Протянув руку, я снял с сучка холщовую сумку и заглянул внутрь. Есть еще в этом мире справедливость! Запуская в сумку обе руки одновременно, я в восторге воскликнул: — Глазам своим не верю!
— Ваур?
— Держи.
Зубы демона, словно зубья капкана, защелкнулись на немного подгоревшем окороке.
— И запить есть, — сообщил я, встряхнув бурдюк и почувствовав колыхание жидкости.
Попробовал — вино. Кислятина!
— Брр… — Сделав еще пару больших глотков и преломив заплесневевший круг сыра, вонзил в него зубы. — Викториния, девочка! Закругляйся там поскорее, — окликнул я кобылу, гоняющую бандитов вокруг да около соседнего дерева. — Пора кушать.
Но она слишком увлеклась воздаянием за нанесенное оскорбление и проигнорировала мой призыв.
Спустя полчаса единственным двуногим, оставшимся стоять на земле, был разбойничий атаман. Каким-то чудом Викториния ни разу его не задела. Не столкнись я с проявлением его интеллекта, решил бы, что он втихую напился, вот ему и везет…
ГЛАВА 13
Слушая сбивчивый рассказ начинающего охотника за легкими деньгами, временами перекрываемый пронзительным, преисполненным негодования ржанием кобылицы, нарезающей круги вокруг дерева, чьи ветви гнулись под весом разбойников, я деловито просматривал торбы, взимая компенсацию за моральный ущерб, причиненный оскорблениями достоинству личности в моем лице и мордах моих спутников.
— …на смолу древесную прикрепил, словно так и росла. Сам в кустах спрятался, в засаде, значит, жду терпеливо. Орехи грызу, время коротаю. Приходит. Весь жирный такой, рыжий. Прыг на ветку, а она как… — Хрусть! — Он шмяк в крапиву! Смеху-то было… А еще я из дерева зверушек ножом вырезаю. Только остальные не узнают их, «вошками» кличут. Видать, потому что мелкие дюже.
— Что ж ты в разбойники подался? Сидел бы дома, резьбой по дереву занимался или еще чем! А то связался с грабителями…
— Так мы не грабители…
— Как не грабители? А меня кто ограбить пытался?
— Так это приработок, — косясь на урчащего над изгрызенным мослом Тихона, поясняет отрок. — Вообще-то мы исследователи.
— Чего-чего? — Я закашлялся, поперхнувшись хлебными крошками.
— Исследователи, — охотно повторяет атаманов отпрыск. — По пустошам экспедициями ходим, старости разные выискиваем.
— Что за старости?
— Вещицу всякую, что давно в пустошах затеряна.
— Древности, что ли?
— Они самые. Древними позабытые.
— И где вы их ищете?
— А тебе зачем? — подозрительно сощурился начинающий Индиана Джонс — Тоже решил экспедануть? Так одному опасно.
— Экспе… как там ты говоришь, я не собираюсь. Просто интересно.
— А… Так в замках брошенных ищем, в поселениях покинутых, да мало ли…
— Понятно. Значит, вы профессиональные расхитители гробниц, а путников грабите между делом.
— Не… В гробницы пускай сумасшедшие лазают, разбуженные мертвецы дюже злые. Управы на них никакой нет.
— Тю… — Невольно перенимая стиль его речи, я развожу руками. — Да с этими-то легче легкого справиться. Они ведь все сплошь заторможённые, двигаются едва-едва.
— Если повезет из гробницы выбраться, тогда, конечно, убежать можно. А иначе как?
— Как-как! Кадилом по морде и напалмом его, напалмом…
— А…
— Да. — Глотнув вина, я пожимаю плечами. — Противопожарная сигнализация может сработать. Ну промокнешь немного, так и что?
Парнишка захлопывает рот и пытается отвернуться, решив, что я принимаю его за дурака и горожу несусветную чушь. Честно говоря, он недалек от истины в своем предположении, вот только я говорил ему правду, и ничего кроме правды. Нет лучшего средства против различной нежити — всяких упырей, вурдалаков, вампиров и прочих неживых, но в то же время существующих, — чем задать им жару при помощи напалма. Еще ни один не выжил.
Пока атаманов отпрыск с надутыми губами и предобморочно закатившимися глазами пытается поправить повязку, я достаю из разбойничьей сумки не новый, но, по крайней мере, чистый комплект сменного белья: коротковатые штаны и рубаху с рукавами по локоть. Проворно надеваю их, сетуя на отсутствие обувки. Поверх натягиваю пиджак, «слюнявчик» и повязываю пояс, закрепив меч в кольце.
— Не трогай! — одергиваю я паренька, пока тот не разбередил рану окончательно. А то либо инфекцию занесет, либо сознание потеряет от вида крови и с дерева свалится. Сама рана не очень опасная: кость цела, а следы прокуса от зубов заживут. Ему повезло: закрепленные на руке ножны из резной кости, стянутой бронзовыми ободками, приняли на себя основной удар клыков. Вот от них мало что уцелело… от ножен, я имею в виду.
— Вот папаня тебе… — начал было угрожать отрок, но близость Тихона и погруженность родителя в нирвану с некоторым запозданием, но навели его таки на мысль о неуместности угроз в сложившейся обстановке.
Не считая нужным отвечать на его выходку, я завязал заплечную сумку и свистнул Викторинию:
— Эгей! Ваше высочество!
Кобыла пофыркала, потрясла рогом и неспешно направилась ко мне, брезгливо переступая через разбросанное по траве оружие.
Со стороны рассевшихся на ветвях грабителей донесся вздох облегчения.
— Есть будешь? — напрямую спросил я у кобылицы единорога. И, приняв усиленное качание рогом вверх-вниз за положительный ответ, спрыгнул на землю и протянул ей самодельный бутерброд, сделанный с учетом человеческой всеядности и возросших из-за принятия облика кобылы потребностей. Оторвав у цельного хлебца горбушку, я засунул под нее пласт сыра и ломоть вяленого мяса. Найденный в той же сумке банан оставлен на десерт.
Попробовав угощение, принцесса, игнорируя светские правила относительно частой смены блюд, довольно быстро доела бутерброд и потребовала добавки.
— Ваур! — Расправив крылья, Тихон спланировал на землю, логично предположив, что занятая едой кобыла уже не опасна. Ведь он не претендует на ее долю.
Пока Викториния насыщалась, я надел шлем, собрал остальные найденные в замке доспехи и, уложив их в заплечный мешок, забросил его на спину. Следует поторопиться с отбытием, пока местные «археологи» не предприняли попытку отомстить.
— Только не брыкайся, — попросил я принцессу. — Девочка, я хочу осмотреть твою рану.
Викториния застенчиво потупила глазки, но все же повернулась ко мне крупом, игриво покачивая им и стыдливо прикрываясь хвостом.
Отчего-то покраснев, я удостоверился в своих предположениях относительно поверхностности нанесенной ножом раны. Неглубокий порез длиной сантиметров пять-шесть с узкой полоской подсохшей крови.
— Нам пора, — говорю я. — Викториния, ты не против, если я залезу на тебя?
Стрельнув глазками, кобыла качнула задом. Приняв предложение, я собрался с духом и запрыгнул на нее.
Недоуменно заржав, однорогая лошадка тем не менее потрусила вперед неспешной рысцой. Тихон пристроился рядом.
Вслед нам понеслись громкие проклятия, но догнать никто не пытался. Видимо, им жалко покидать с таким трудом завоеванное место…
И то хорошо. Потому как если лошадка бросится вскачь, удержаться на ней без седла, стремян и узды или хотя бы намертво вцепившейся в рог кибернетической руки мне вряд ли удастся. О конской сбруе остается лишь мечтать, да еще и неизвестно, согласится ли кобыла императорских кровей носить ее. А киберпротез на удивление послушен и хватать всякий попавший в поле его, образно выражаясь, зрения предмет вроде не собирается. Тьфу-тьфу…
Приближаясь к мосту, по которому мы перебрались через ущелье, я усиленно вертел головой по сторонам, опасаясь появления табуна единорогов.
Никого и ничего. Что, с одной стороны, хорошо, а с другой — не очень. Отсутствие надоедливых однорогих непарнокопытных вселяет надежду на спокойную поездку — мягким, прогулочным аллюром, — а вот исчезнувший непонятно куда мост вынуждает нас изменить направление нашего движения: вместо того, чтобы вернуться в лагерь императорского эскорта торной дорожкой, придется пробираться по Диким пустошам вдоль ущелья, выискивая способ переправиться на противоположную сторону. Спрыгнув со спины Викторинии, я опустил на землю позвякивающую заплечную сумку и, достав из кольца меч, осторожно приблизился к краю обрыва. Восходящие потоки воздуха дышат сыростью и холодом. Сняв шлем, я осторожно наклонился вперед и заглянул вниз. Там, среди ревущих стремительных потоков торчит обломок моста, который угадывается по прямоугольной форме и овальному отверстию. Теперь понятно, куда делся мост, но остается двойной вопрос: «Кто и зачем это сделал?» Утверждать однозначно, что виноват тролль, я не буду. Подозрения такие есть, и небезосновательные, но не более того. Да и зачем бы это ему? Как он теперь вернется в свою пещеру?
— Что-то тут не то… — задумчиво протянул я, отходя от края обрыва.
— Ваур!!! — Расправив крылья, Тихон прыгнул на меня.
Испуганно всхрапнула кобыла. Что-то с силой ударило меня в спину, сбив с ног и бросив лицом на камни. Глухо загудев, шлем покатился по камням и замер, уткнувшись поднятым забралом в пыльный куст неизвестного мне широколистого растения с крохотными ярко-красными цветочками. Выпавший меч, сверкнув волнообразным лезвием, отлетел в сторону и, вонзившись острием в землю, осенил меня крестным знамением.
Боль огненным валом прокатилась по всему телу и прочно угнездилась в груди.
Широко расставив лапы, Тихон замер надо мною. Крылья распластаны, пасть угрожающе оскалена, хвост яростно хлещет по бокам. И первобытный рев рвется из его горла:
— Вауррр!!!
От боли мутится в глазах и перехватывает дыхание.
Викториния, приблизившись, своими горячими и влажными губами касается моей щеки, тревожно фыркая.
Еще не осознав, что произошло, но потрясенный болью и ужасными предчувствиями, я переворачиваюсь на бок, со стоном прижав руку к груди.
— Ваур! — угрожающе рычит демон, закрывший меня своим телом.
Плывущим взором — созерцаемая реальность то двоится, то подергивается матовой пеленой, — скользнув по противоположной стороне ущелья, я заметил чью-то рыжеволосую голову, мелькнувшую среди острых каменных выступов. Показавшись на одно короткое мгновение, словно вырвавшийся из зажигалки язычок пламени, она исчезла, пропав из вида вместе с неясным ощущением, ею вызванным. Словно призрачная тень, промелькнувшая в подсознании, сгустилась до уровня осязаемости, но тотчас растаяла, так и не став мыслью.
Ухватив пальцами ромбовидное острие стрелы, торчащей из груди слева, немного ниже ключицы, я рывком переломил ее, бессознательно отметив нечеловеческую силу кибернетических пальцев.
«Можно подковы на ярмарках гнуть, за деньги, — мелькнула неуместная и донельзя дурацкая мысль, в тот момент показавшаяся мне очень даже разумной. — Достойный заработок на пропитание себе и Тихону».
Отбросив скользкий от крови кусочек железа, я собрался слухом и, заведя руку за спину, ухватился за ощетинившееся жестким оперением древко стрелы.
Желчь горьким комком подступила к горлу. Глубокий вдох носом и…
— А-а-а!!!
Крик прорвался сквозь судорожно сжатые зубы раньше, чем я рывком выдернул из раны обломок стрелы.
— Ваааууур… — поддержал меня Тихон, добавив в рык воющих ноток.
Кровь из открывшейся раны брызнула фонтанчиком, оставив алые капельки на моей спине и светло-рыжем брюхе демона.
Отбросив стрелу, комкаю задравшуюся под мышки рубаху и ладонью прижимаю к ране. Металлический «сопливчик» перекосился и мешает, болезненно врезаясь в горло. Под напором злости боль несколько притупляется, давая возможность перевести дух. Уперев немеющие пальцы левой руки в землю, я рывком переворачиваюсь на спину, едва не опрокинув Тихона. Ненавистный «сопливчик» летит прочь.
Потерявшая чувствительность левая рука плетью растягивается на земле, мелко дрожа пальцами.
Прижав своим весом скомканную рубаху к ране на спине, я освободившейся кибернетической рукой зажимаю рану на груди, если и не остановив кровотечение полностью, то в значительной степени уменьшив его интенсивность.
Как-то необычайно резко навалилась дикая усталость. Словно по мановению волшебной палочки, которой на самом деле не существует, как известно любому магу и волшебнику. Даже боль несколько отступила, будто затаившись. Вместе с усталостью на меня обрушилась сонливость.
«Надеюсь, кошмары меня донимать не будут», — мелькнула глупая мысль.
— Ой! Кровь?! Мне плохо… — словно отвечая ей, заявило проплывавшее надо мной подозрительно синее облако со скособоченной тюбетейкой на высоком лбу.
— Ой, папаня, а чего это он там развалился? — поинтересовался издали звонкий юношеский голос — И дымится странно…
— Это не дым, — ответил ему мужской голос — То его душа отлетает прочь…
— А почему голубая? — продолжал допытываться отрок.
Возмутившись, я хотел протестовать, разъяснить возникшее заблуждение, но… Мышцы лица стали словно деревянные, и вместо слов с губ сорвалось невнятна бормотание.
— Мне совсем плохо, — простонало облако и выпало дождем, зазвенев по дну кувшина в моем кармане.
— Вернулась… — разочарованно протянул молодой голос — Поможем?
— Можно. Эй, парни! Отгоните кобылу и зверька, я самолично его на рогатину насажу.
От рева Тихона зазвенело в ушах, и боль, прорвавшись сквозь пелену забытья, с яростным ликованием вонзила в меня свои раскаленные когти.
А мне так хочется тишины… покоя…
Да перестаньте же раскачивать землю!
Но как нарочно: ржут кони, орут и воют люди, свистят пули… почему не выключат телевизор?
Словно проникшись состраданием к моим непритязательным желаниям, высшие силы звук приглушили, позволив сосредоточить все внимание на медленно кружащем высоко в небе, таком неимоверно голубом и прозрачном, черном драконе.
Часть 2
ГЛАВА 14
Приторно пахнет цветами. И талым воском.
— А… А-а-апч…
— Будь здоров! — раздается громкий голос у самого уха. Вздрогнув, я забыл чихнуть, а когда вспомнил, было уже поздно, настрой пропал. Зато осталось свербящее жжение в носу, тяжесть в голове и желание сказать доброжелателю пару-тройку слов. Но вместо этого я предельно крат-ко пообещал:
— Так я ничего… так сказал, просто, — попятился нетерпеливый грабитель.
Атаман повторно приложился к табакерке, припудрив вторую ноздрю.
Все замерли, ожидая его решения.
— Чтой-то ты, сказочник, приумолк? Аль наговорился… Нет? Тогда сказывай детинушке моему интересное да увлекательное повествование.
— Значит, так, — начал я, лихорадочно соображая, какую бы сказку скормить атаманскому недорослю, чтобы логично подвести к необходимым мне действиям. — Представьте себе, началась история эта в дремучих лесах…
— Ага, — закивал атаманов сын, плотно зажмурив глаза и оттопырив нижнюю губу. — Представил.
— Тамошние деревья такие высокие, что не всякая птица до середины ствола долетит.
— А орел? — приоткрыв один глаз, уточнил малолетний любитель сказок с дурной наследственностью по отцовской линии. По матери не скажу… Хотя и есть такое желание.
— Орел долетит, — согласился я. — А самый главный среди них, орлиный король, даже свил гнездо на макушке самого высокого среди деревьев. Сидя в этом гнезде, его царица любовалась облаками, проплывающими далеко внизу.
— Да… Если плюнуть, так, поди, и не долетит до земли?
— Чего не знаю — того не знаю, а брехать не буду. И вот однажды полетел орел вниз, изловил огромного-преогромного зайца, ухватил когтями за уши и понес в гнездо. Долго летел, совсем выбился из сил, но едва достиг нижних веток. Вздохнул, но делать нечего — нужно лететь дальше, и он из последних сил замахал крыльями.
Сцепив руки большими пальцами, я зашевелил остальными, изображая птицу.
— Летел… летел… нет мочи двигаться дальше. Уж больно тяжела добыча.
— А чего ж не съел на земле?
— Так его за зайцем послали, — пояснил я.
— Кто ж его пошлет, он же король?!
— Орлица его послала, зайчатины захотелось, — нашелся я.
— Тогда да, — согласился недоросль, потирая лоб. — Бывало, маманя кочергой как… — На кислых мордах бандитов появились едва заметные ухмылки. Видимо, нрав супруги их атамана известен всем.
— Присел он на ветку передохнуть. — Изображая соответствующие телодвижения, которые со стороны выглядели нелепо, словно танец умирающего лебедя в исполнении осьминога, я локтем двинул находящийся в кармане кувшин и резко вскинул указательный палец вверх. — Во-о-он на такой высоте.
Глаза всех присутствующих разбойников послушно обратились вверх. Лишь атаман остался стоять неподвижно, слишком глубоко погруженный в наркотические видения. Выплывший на мой зов джинн быстро оценил ситуацию и проворно спрятался, пропищав:
— Ой, душегубы!
«Волшебной помощи не будет», — понял я. Викториния озадаченно повела ушами, словно прислушиваясь к чему-то.
— И не разглядишь, — предвосхищая недовольство разбойников, заявил я. — Так высоко находилась та ветвь.
— И правда высоко, — согласился атаманов отпрыск, достав из-за пазухи ломоть вяленого мяса, и нагло, бесцеремонно и… и… невоспитанно запустил в него зубы.
Я, Викториния и Тихон шумно сглотнули, давясь слюной. А этот малолетний хам, если не сказать больше, чавкая и причмокивая, распорядился:
— Рассказывай, чего там дальше-то было.
— Делай, чего велят, — обухом топора попытался подбодрить меня один из разбойников.
Кибернетическая рука дернулась ему навстречу, сжалась на топорище и с хрустом его преломила.
Опешивший разбойник проворно отскочил, с недоумением вертя уцелевшей половиной рукояти:
— Ты это чего удумал?
Викториния дернула меня за рукав и тряхнула гривой.
— Говори-говори… — пробубнил атаман и вновь ушел в себя.
— Слышишь, чего папаня велит? — прикрикнул малолетний разбойник, нацеливая на меня нож.
Зря он это затеял… Будь моя воля, все завершилось бы без крови. Поскольку ее джинн боится… Превратил бы в лягушек или комаров. Эти укусят, так и прихлопнуть несложно… десятерых одной рукой.
Мелькнув рыжей молнией, Тихон сбил паренька с ног, ударив лапами в грудь и сжав челюсти на руке с ножом. Глухой треск потонул в диком, пронзительном вопле, согнавшем всех ворон с ближайших деревьев. Только бы этот крик не отвлек внимание беззубого призрака и смерча-карлика от их поединка.
Я, хорошо зная характер моего демона, предугадал его поступок и поэтому наклонился к мечу почти одновременно с его прыжком, надеясь вооружиться до того, как разбойники всей гурьбой бросятся на нас. Но поскользнулся на банановой кожуре (какой вандал ее здесь бросил?) и попытался удержаться на ногах, размахивая руками не хуже ветряной мельницы. Только ветряк не вертолет — летать не может. И я растянулся на сложенных кучей деталях рыцарского доспеха, ощутив на собственных ребрах прочность шлема.
— Ай! У-у-у…
Викториния испуганно попятилась, а поскольку зеркала заднего обзора у единорогов не предусмотрено, то о присутствии пары бандитов за своей спиной она вспомнила лишь в тот момент, когда их вопли гармонично влились в завывания атаманского отпрыска. Вздрогнув, кобыла отпрыгнула в сторону, задев крупом очередную жертву. Бородатый здоровяк удивленно крякнул, отлетая в сторону со значительным начальным ускорением. Принцесса растерянно обернулась.
Приподнявшись на локтях, я с трудом перевел дыхание. Больно-то как!
Оставшиеся на ногах разбойники, сбросив оцепенение, зашевелились, угрожающе подняв оружие, но теряясь из-за отсутствия координирующих приказов. Двукратно приложившийся к табакерке одноногий атаман, по самые уши погрузившись в нирвану, на происходящее совершенно не реагировал, если не считать реакцией глуповатую улыбку, игравшую на его губах, или нервный тик правого века.
Продолжая пятиться от верещавшего дурным голосом отрока, Викториния едва не совершила наезд на очередного бандита.
— Куда прешь, безмозглая скотина? — заорал тот, пырнув ее ножом. — Пошла прочь!
— Иго-го! — Подпрыгнув, кобыла что было сил лягнула его одновременно обоими задними копытами.
Я не видел, куда пришелся удар, но скорость полета грабителя и сила удара его тела о ствол дерева, прервавшего полет, подтвердили предположение о более чем точном его попадании.
Схватившись за рукоять меча, я вскочил на ноги и бросился на помощь раненой принцессе.
Вот только ее движения были более стремительны, чем мои. Не успел я сделать и двух шагов, как она уже была у дерева с твердым намерением нанизать на острый рог своего обидчика. Последний оказался не только крепким, но и везучим парнем. Мгновенно оправившись от удара, он сумел подняться на ноги, почти не опираясь о дерево, и укрыться за ним от решительно надвигающегося единорога. Проскочив мимо, Викториния заржала, выбивая копытами дробь, и развернулась на сто восемьдесят градусов. Поднятый было вверх рог вновь опустился, целясь бандиту в грудь. Тот, прихрамывая на обе ноги и прижимая к груди руку, бросился бежать, намереваясь укрыться за спинами товарищей по банде. Единорог устремился за ним. Уже изрядно запылившаяся и поэтому не совсем белоснежная грива вывешенной для просушки тряпкой трепещет на ветру, из-под копыт комьями вылетает земля, глаза весьма красноречиво и как-то уж слишком хищно мечут молнии, а рог при каждом движении перемещается вверх-вниз, словно колеблясь, куда нанести удар: в голову или в грудь?
Поистине, есть женщины, которые в гневе становятся стократ краше. И это не зависит от нанесенной на лицо косметики, цвета краски для волос или, как в нашем случае, принятому ими облику. Атакующая кобыла потрясает исходящей от нее одухотворенностью праведного негодования.
Как джентльмен, я должен был встать грудью на защиту обиженной дамы, но… бессмертие гарантировано лишь моей душе, телу оно не грозит, поэтому я побеспокоился о нем: убрался с пути несущейся размашистой рысью принцессы и едва успел за хвост вытянуть из-под ее копыт Тихона.
Не знаю, проходят ли в специальных лагерях подготовку местные разбойники и грабители с большой дороги, как проходили парни схожей профессии в зеленых одеяниях вольных стрелков в глуши Шервудского леса, но последующие минуты две выявили их если не умение, то как минимум отчаянную решимость быть быстрее, дальше и выше остальных. А в центре этого соревнования за самое высокое место недвижимо, словно гранитный утес, возвышается фигура их руководителя. Ему волею судьбы досталась роль наблюдателя от спортивной ассоциации.
— Ваур? — удивленно поинтересовался Тихон, одновременно со мной отпрыгивая в сторону от несущегося, выпучив глаза, разбойника и преследующей его по пятам Викторинии. Демон никак не мог понять правил этой игры, и поэтому она ему не нравилась.
После второго поспешного бегства из-под копыт, вынужденно осуществленного мною за неполные две минуты, я решил последовать примеру грабителей, единых в горячем стремлении к цели, но не в ее достижении.
Пока двое из них, отбрыкиваясь от напирающих товарищей, яростно карабкались по гладкому стволу дерева, нижние ветви которого отстояли от земли больше чем на три метра, кобыла одним взмахом рога забросила туда одного разбойника из наименее резвых, да и особо счастливым его не назовешь. Все же рог единорога — это не сетка батута.
Бум! Не оценив своего везения, разбойник не успел воспользоваться им и вновь оказался на земле.
Да… счастье к нему сегодня и близко не подходило. Не убился, и то хорошо.
Да и Викториния обиделась на неблагодарного разбойника, которого она подсадила на дерево, а он возьми и сверзнись оттуда.
Уступив им дорогу, я помог демону вскарабкаться на довольно низко растущую ветвь (дерево нужно правильно подбирать), а сам вернулся за отпрыском атаманского рода. Он уже почти не кричал, то ли сорвав голос, то ли его крик просто сливался с широкодиапазонным многоголосьем.
Подхватив хлипкого паренька на руки, я донес его до дерева и, приподняв, позволил Тихону ухватить за шиворот куртки.
— Держи! — скомандовал я и принялся карабкаться вверх. Единорог промчался рядом, гоня перед собой шар из двух переплетенных тел, по ходу движения изрыгающих проклятия.
Взобравшись на дерево, я перехватил у Тихона раненого и осторожно пристроил его на развилке разлапистой ветки. Так оно спокойнее. И не затопчут в суете, и, что немаловажно, у меня под рукой гарантия безопасности. На тот случай, если, оказавшись всем составом на дереве, бандиты решат забросать нас разными режущими и колющими предметами.
Не успел я устроиться поудобнее, как высунувший из кармана свое ультрамариновое лицо с закрывающей нос и губы марлевой повязкой джинн зачастил скороговоркой:
— Вай-вай-вай! Живой и здоровый, храни тебя Всемогущий и Всемилостивейший. А убийцы и насильники где?.. Что это они там делают? Какой странный обычай: лазать по деревьям наперегонки.
Тяжело вздохнув, я возвел глаза к небу.
— Что это? — Протянув руку, я снял с сучка холщовую сумку и заглянул внутрь. Есть еще в этом мире справедливость! Запуская в сумку обе руки одновременно, я в восторге воскликнул: — Глазам своим не верю!
— Ваур?
— Держи.
Зубы демона, словно зубья капкана, защелкнулись на немного подгоревшем окороке.
— И запить есть, — сообщил я, встряхнув бурдюк и почувствовав колыхание жидкости.
Попробовал — вино. Кислятина!
— Брр… — Сделав еще пару больших глотков и преломив заплесневевший круг сыра, вонзил в него зубы. — Викториния, девочка! Закругляйся там поскорее, — окликнул я кобылу, гоняющую бандитов вокруг да около соседнего дерева. — Пора кушать.
Но она слишком увлеклась воздаянием за нанесенное оскорбление и проигнорировала мой призыв.
Спустя полчаса единственным двуногим, оставшимся стоять на земле, был разбойничий атаман. Каким-то чудом Викториния ни разу его не задела. Не столкнись я с проявлением его интеллекта, решил бы, что он втихую напился, вот ему и везет…
ГЛАВА 13
Ожидание неприятностей
Даже самая замечательная женщина может оказаться чьей-то тещей…
Житейские курьезы
Слушая сбивчивый рассказ начинающего охотника за легкими деньгами, временами перекрываемый пронзительным, преисполненным негодования ржанием кобылицы, нарезающей круги вокруг дерева, чьи ветви гнулись под весом разбойников, я деловито просматривал торбы, взимая компенсацию за моральный ущерб, причиненный оскорблениями достоинству личности в моем лице и мордах моих спутников.
— …на смолу древесную прикрепил, словно так и росла. Сам в кустах спрятался, в засаде, значит, жду терпеливо. Орехи грызу, время коротаю. Приходит. Весь жирный такой, рыжий. Прыг на ветку, а она как… — Хрусть! — Он шмяк в крапиву! Смеху-то было… А еще я из дерева зверушек ножом вырезаю. Только остальные не узнают их, «вошками» кличут. Видать, потому что мелкие дюже.
— Что ж ты в разбойники подался? Сидел бы дома, резьбой по дереву занимался или еще чем! А то связался с грабителями…
— Так мы не грабители…
— Как не грабители? А меня кто ограбить пытался?
— Так это приработок, — косясь на урчащего над изгрызенным мослом Тихона, поясняет отрок. — Вообще-то мы исследователи.
— Чего-чего? — Я закашлялся, поперхнувшись хлебными крошками.
— Исследователи, — охотно повторяет атаманов отпрыск. — По пустошам экспедициями ходим, старости разные выискиваем.
— Что за старости?
— Вещицу всякую, что давно в пустошах затеряна.
— Древности, что ли?
— Они самые. Древними позабытые.
— И где вы их ищете?
— А тебе зачем? — подозрительно сощурился начинающий Индиана Джонс — Тоже решил экспедануть? Так одному опасно.
— Экспе… как там ты говоришь, я не собираюсь. Просто интересно.
— А… Так в замках брошенных ищем, в поселениях покинутых, да мало ли…
— Понятно. Значит, вы профессиональные расхитители гробниц, а путников грабите между делом.
— Не… В гробницы пускай сумасшедшие лазают, разбуженные мертвецы дюже злые. Управы на них никакой нет.
— Тю… — Невольно перенимая стиль его речи, я развожу руками. — Да с этими-то легче легкого справиться. Они ведь все сплошь заторможённые, двигаются едва-едва.
— Если повезет из гробницы выбраться, тогда, конечно, убежать можно. А иначе как?
— Как-как! Кадилом по морде и напалмом его, напалмом…
— А…
— Да. — Глотнув вина, я пожимаю плечами. — Противопожарная сигнализация может сработать. Ну промокнешь немного, так и что?
Парнишка захлопывает рот и пытается отвернуться, решив, что я принимаю его за дурака и горожу несусветную чушь. Честно говоря, он недалек от истины в своем предположении, вот только я говорил ему правду, и ничего кроме правды. Нет лучшего средства против различной нежити — всяких упырей, вурдалаков, вампиров и прочих неживых, но в то же время существующих, — чем задать им жару при помощи напалма. Еще ни один не выжил.
Пока атаманов отпрыск с надутыми губами и предобморочно закатившимися глазами пытается поправить повязку, я достаю из разбойничьей сумки не новый, но, по крайней мере, чистый комплект сменного белья: коротковатые штаны и рубаху с рукавами по локоть. Проворно надеваю их, сетуя на отсутствие обувки. Поверх натягиваю пиджак, «слюнявчик» и повязываю пояс, закрепив меч в кольце.
— Не трогай! — одергиваю я паренька, пока тот не разбередил рану окончательно. А то либо инфекцию занесет, либо сознание потеряет от вида крови и с дерева свалится. Сама рана не очень опасная: кость цела, а следы прокуса от зубов заживут. Ему повезло: закрепленные на руке ножны из резной кости, стянутой бронзовыми ободками, приняли на себя основной удар клыков. Вот от них мало что уцелело… от ножен, я имею в виду.
— Вот папаня тебе… — начал было угрожать отрок, но близость Тихона и погруженность родителя в нирвану с некоторым запозданием, но навели его таки на мысль о неуместности угроз в сложившейся обстановке.
Не считая нужным отвечать на его выходку, я завязал заплечную сумку и свистнул Викторинию:
— Эгей! Ваше высочество!
Кобыла пофыркала, потрясла рогом и неспешно направилась ко мне, брезгливо переступая через разбросанное по траве оружие.
Со стороны рассевшихся на ветвях грабителей донесся вздох облегчения.
— Есть будешь? — напрямую спросил я у кобылицы единорога. И, приняв усиленное качание рогом вверх-вниз за положительный ответ, спрыгнул на землю и протянул ей самодельный бутерброд, сделанный с учетом человеческой всеядности и возросших из-за принятия облика кобылы потребностей. Оторвав у цельного хлебца горбушку, я засунул под нее пласт сыра и ломоть вяленого мяса. Найденный в той же сумке банан оставлен на десерт.
Попробовав угощение, принцесса, игнорируя светские правила относительно частой смены блюд, довольно быстро доела бутерброд и потребовала добавки.
— Ваур! — Расправив крылья, Тихон спланировал на землю, логично предположив, что занятая едой кобыла уже не опасна. Ведь он не претендует на ее долю.
Пока Викториния насыщалась, я надел шлем, собрал остальные найденные в замке доспехи и, уложив их в заплечный мешок, забросил его на спину. Следует поторопиться с отбытием, пока местные «археологи» не предприняли попытку отомстить.
— Только не брыкайся, — попросил я принцессу. — Девочка, я хочу осмотреть твою рану.
Викториния застенчиво потупила глазки, но все же повернулась ко мне крупом, игриво покачивая им и стыдливо прикрываясь хвостом.
Отчего-то покраснев, я удостоверился в своих предположениях относительно поверхностности нанесенной ножом раны. Неглубокий порез длиной сантиметров пять-шесть с узкой полоской подсохшей крови.
— Нам пора, — говорю я. — Викториния, ты не против, если я залезу на тебя?
Стрельнув глазками, кобыла качнула задом. Приняв предложение, я собрался с духом и запрыгнул на нее.
Недоуменно заржав, однорогая лошадка тем не менее потрусила вперед неспешной рысцой. Тихон пристроился рядом.
Вслед нам понеслись громкие проклятия, но догнать никто не пытался. Видимо, им жалко покидать с таким трудом завоеванное место…
И то хорошо. Потому как если лошадка бросится вскачь, удержаться на ней без седла, стремян и узды или хотя бы намертво вцепившейся в рог кибернетической руки мне вряд ли удастся. О конской сбруе остается лишь мечтать, да еще и неизвестно, согласится ли кобыла императорских кровей носить ее. А киберпротез на удивление послушен и хватать всякий попавший в поле его, образно выражаясь, зрения предмет вроде не собирается. Тьфу-тьфу…
Приближаясь к мосту, по которому мы перебрались через ущелье, я усиленно вертел головой по сторонам, опасаясь появления табуна единорогов.
Никого и ничего. Что, с одной стороны, хорошо, а с другой — не очень. Отсутствие надоедливых однорогих непарнокопытных вселяет надежду на спокойную поездку — мягким, прогулочным аллюром, — а вот исчезнувший непонятно куда мост вынуждает нас изменить направление нашего движения: вместо того, чтобы вернуться в лагерь императорского эскорта торной дорожкой, придется пробираться по Диким пустошам вдоль ущелья, выискивая способ переправиться на противоположную сторону. Спрыгнув со спины Викторинии, я опустил на землю позвякивающую заплечную сумку и, достав из кольца меч, осторожно приблизился к краю обрыва. Восходящие потоки воздуха дышат сыростью и холодом. Сняв шлем, я осторожно наклонился вперед и заглянул вниз. Там, среди ревущих стремительных потоков торчит обломок моста, который угадывается по прямоугольной форме и овальному отверстию. Теперь понятно, куда делся мост, но остается двойной вопрос: «Кто и зачем это сделал?» Утверждать однозначно, что виноват тролль, я не буду. Подозрения такие есть, и небезосновательные, но не более того. Да и зачем бы это ему? Как он теперь вернется в свою пещеру?
— Что-то тут не то… — задумчиво протянул я, отходя от края обрыва.
— Ваур!!! — Расправив крылья, Тихон прыгнул на меня.
Испуганно всхрапнула кобыла. Что-то с силой ударило меня в спину, сбив с ног и бросив лицом на камни. Глухо загудев, шлем покатился по камням и замер, уткнувшись поднятым забралом в пыльный куст неизвестного мне широколистого растения с крохотными ярко-красными цветочками. Выпавший меч, сверкнув волнообразным лезвием, отлетел в сторону и, вонзившись острием в землю, осенил меня крестным знамением.
Боль огненным валом прокатилась по всему телу и прочно угнездилась в груди.
Широко расставив лапы, Тихон замер надо мною. Крылья распластаны, пасть угрожающе оскалена, хвост яростно хлещет по бокам. И первобытный рев рвется из его горла:
— Вауррр!!!
От боли мутится в глазах и перехватывает дыхание.
Викториния, приблизившись, своими горячими и влажными губами касается моей щеки, тревожно фыркая.
Еще не осознав, что произошло, но потрясенный болью и ужасными предчувствиями, я переворачиваюсь на бок, со стоном прижав руку к груди.
— Ваур! — угрожающе рычит демон, закрывший меня своим телом.
Плывущим взором — созерцаемая реальность то двоится, то подергивается матовой пеленой, — скользнув по противоположной стороне ущелья, я заметил чью-то рыжеволосую голову, мелькнувшую среди острых каменных выступов. Показавшись на одно короткое мгновение, словно вырвавшийся из зажигалки язычок пламени, она исчезла, пропав из вида вместе с неясным ощущением, ею вызванным. Словно призрачная тень, промелькнувшая в подсознании, сгустилась до уровня осязаемости, но тотчас растаяла, так и не став мыслью.
Ухватив пальцами ромбовидное острие стрелы, торчащей из груди слева, немного ниже ключицы, я рывком переломил ее, бессознательно отметив нечеловеческую силу кибернетических пальцев.
«Можно подковы на ярмарках гнуть, за деньги, — мелькнула неуместная и донельзя дурацкая мысль, в тот момент показавшаяся мне очень даже разумной. — Достойный заработок на пропитание себе и Тихону».
Отбросив скользкий от крови кусочек железа, я собрался слухом и, заведя руку за спину, ухватился за ощетинившееся жестким оперением древко стрелы.
Желчь горьким комком подступила к горлу. Глубокий вдох носом и…
— А-а-а!!!
Крик прорвался сквозь судорожно сжатые зубы раньше, чем я рывком выдернул из раны обломок стрелы.
— Ваааууур… — поддержал меня Тихон, добавив в рык воющих ноток.
Кровь из открывшейся раны брызнула фонтанчиком, оставив алые капельки на моей спине и светло-рыжем брюхе демона.
Отбросив стрелу, комкаю задравшуюся под мышки рубаху и ладонью прижимаю к ране. Металлический «сопливчик» перекосился и мешает, болезненно врезаясь в горло. Под напором злости боль несколько притупляется, давая возможность перевести дух. Уперев немеющие пальцы левой руки в землю, я рывком переворачиваюсь на спину, едва не опрокинув Тихона. Ненавистный «сопливчик» летит прочь.
Потерявшая чувствительность левая рука плетью растягивается на земле, мелко дрожа пальцами.
Прижав своим весом скомканную рубаху к ране на спине, я освободившейся кибернетической рукой зажимаю рану на груди, если и не остановив кровотечение полностью, то в значительной степени уменьшив его интенсивность.
Как-то необычайно резко навалилась дикая усталость. Словно по мановению волшебной палочки, которой на самом деле не существует, как известно любому магу и волшебнику. Даже боль несколько отступила, будто затаившись. Вместе с усталостью на меня обрушилась сонливость.
«Надеюсь, кошмары меня донимать не будут», — мелькнула глупая мысль.
— Ой! Кровь?! Мне плохо… — словно отвечая ей, заявило проплывавшее надо мной подозрительно синее облако со скособоченной тюбетейкой на высоком лбу.
— Ой, папаня, а чего это он там развалился? — поинтересовался издали звонкий юношеский голос — И дымится странно…
— Это не дым, — ответил ему мужской голос — То его душа отлетает прочь…
— А почему голубая? — продолжал допытываться отрок.
Возмутившись, я хотел протестовать, разъяснить возникшее заблуждение, но… Мышцы лица стали словно деревянные, и вместо слов с губ сорвалось невнятна бормотание.
— Мне совсем плохо, — простонало облако и выпало дождем, зазвенев по дну кувшина в моем кармане.
— Вернулась… — разочарованно протянул молодой голос — Поможем?
— Можно. Эй, парни! Отгоните кобылу и зверька, я самолично его на рогатину насажу.
От рева Тихона зазвенело в ушах, и боль, прорвавшись сквозь пелену забытья, с яростным ликованием вонзила в меня свои раскаленные когти.
А мне так хочется тишины… покоя…
Да перестаньте же раскачивать землю!
Но как нарочно: ржут кони, орут и воют люди, свистят пули… почему не выключат телевизор?
Словно проникшись состраданием к моим непритязательным желаниям, высшие силы звук приглушили, позволив сосредоточить все внимание на медленно кружащем высоко в небе, таком неимоверно голубом и прозрачном, черном драконе.
Часть 2
ПОЧЕМУ Я ОТ ВСЕХ УБЕГАЮ?
ГЛАВА 14
Грань между бредом и видениями
Сон разума рождает чудовищ…
Франсиско X. де Гойя
…а его пробуждение выпускает их на волю.
Заведующий отделением психиатрической больницы
Приторно пахнет цветами. И талым воском.
— А… А-а-апч…
— Будь здоров! — раздается громкий голос у самого уха. Вздрогнув, я забыл чихнуть, а когда вспомнил, было уже поздно, настрой пропал. Зато осталось свербящее жжение в носу, тяжесть в голове и желание сказать доброжелателю пару-тройку слов. Но вместо этого я предельно крат-ко пообещал: