— Извинения не принимаю.
   — Как хочешь. Значит, их не будет. Мне твоя помощь нужна.
   — А у меня отпуск.
   — Какой?
   — Внеочередной.
   — Значит, отказываешься помочь?
   — Нет, — подумав, ответил джинн. — Просто даю осознать всю важность моей добровольной помощи.
   Выбравшись из кармана, он развязал шнурки, поправил тюбетейку и поинтересовался:
   — А в чем?
   — Нужно отреставрировать стену.
   — Надеюсь, не Великую китайскую? А то там работы на сотню-другую лет при двенадцатичасовом рабочем дне без выходных и праздничных. А у меня застарелый ревматизм и мозоль на любимом мизинце от систематического недосыпания, нерегулярного питания и чрезмерных нагрузок.
   — Хорошая шутка, — польстил я ему. И перешел к делу: — Нужно вставить выбитую дверь в жилище Маздая, чтобы было надежно, как в банке.
   — Стеклянной?
   — Не в банке в смысле тары, а в банке в смысле хранилища денег и прочих ценных предметов.
   Уточнив причину моего интереса к данному вопросу и прочитав лекцию о разрушительной сущности человечества в целом и меня в частности, джинн улетел творить чудеса. Ибо без чуда вставить дверь на место не получится, он же не строитель, а призрачный дух, наделенный магическими возможностями.
   Присев на корточки, я обнял Тихона за шею.
   — Ваур?
   — Ваур-ваур, — заверил я его, почесав рог. — Во всем мире.
   Викториния ревниво фыркнула и ткнулась оттопыренными губами мне в ухо, требуя толику ласки и для себя.
   — Все, — выпалил джинн, появившись из-за дерева. Сняв тюбетейку, он выбил ее о колено и, вытерев рукавом вспотевшую и припорошенную цементом лысину, натянул пестрый головной убор на голову. — Оформим как сверхурочные, по двойному окладу с премиальными и молоком за вредность.
   — Хорошо, — не стал спорить я. — С первого же надоя…
   Джинн, покосившись на Викторинию, отчего-то фыркнул и, сложив руки лодочкой, головой вперед прыгнул в кувшин. Лишь стоптанные задники остроносых тапочек мелькнули в воздухе.
   — В путь! — скомандовал я.
   — Кстати, — высунув голову из кармана, произнес джинн, — я там одного знакомого тролля видел. У избушки-развалюшки очкарика что-то вынюхивал да высматривал, словно шпион вражеский. Хорошо, я к тому времени почти все доделал и смотался потихоньку, он меня и не заметил.
   — Тем более в путь! Быстро и тихо.

ГЛАВА 22
Неожиданная встреча в лесу

   Больше всего в людях я ценю верность.
Брут

   Ближе к рассвету, когда небо на востоке позолотили лучи восходящего солнца, поднялся ветер. Он проворно согнал со всех окрестностей грозовые тучи и, столкнув их лбами, обрушил на нас косые потоки холодной воды. За пару минут тропинка раскисла и превратилась в полосу жирной грязи, жадно засасывающей ноги и нехотя отпускающей их на свободу с пудовыми довесками и густым противным чавканьем.
   — Фру-у-у… — Викториния брезгливо скривила губы, с неподдельной мукой рассматривая свои некогда белые и пушистые чулочки, более светлые, чем окрас остального тела единорога, а нынче слипшиеся в однородный ком бурой земли с налипшими листочками и веточками.
   — Что за погода?! — раздраженно воскликнул я, всплеснув руками.
   — Температура окружающей среды на данный момент составляет двадцать девять градусов, влажность воздуха… — пустился перечислять вмонтированный в шлем динамик. Компьютер воспринял мой риторический вопрос как запрос, адресованный ему, и поспешил вылить на меня целый ушат показаний наружных датчиков, спрятанных в кольчужном костюме.
   — А! Что такое?! Тону!!! — раздался из кармана панический вопль джинна, заглушивший монотонное бормотание компьютера. — Спасите!!!
   Доставая из кармана кувшин, я ненамеренно легонько взболтнул его.
   — Спа… Буль-буль… — Вопль оборвался.
   Поспешно перевернув сосуд вверх дном, я выплеснул на придорожные кусты скопившуюся там воду и ультрамариновый комок дыма, со стоном повисший на ветвях.
   — Ты живой? — спросил я у джинна, безжизненно растянувшегося на листьях. Крохотные ручки широко раскинуты, татуировка намокла и поплыла, тюбетейка куда-то делась. Падающие с неба капли свободно пролетают сквозь призрачное тело, заставляя вздрагивать листья под ним.
   — Что случилось? — спросила Ольга.
   — Кажется, утонул, — ответил я, подняв лицевой щиток, выполненный словно забрало, и растерянно глядя на нее.
   — Нужно что-то делать…
   — Искусственное дыхание? — Но как сделать его призрачному духу размером с небольшую мышь?
   Попытавшись пальцем легонько надавить джинну на грудь, я лишь качнул ветку, и эфемерное тело, соскользнув с нее, полетело вниз. Поймав джинна на ладонь у самой земли, я поднес его к глазам.
   — Джинн, не умирай…
   Кашлянув, эфемерный дух приоткрыл один глаз. Затем второй. И, наконец, рот, намереваясь что-то сказать. Но вместо слов из него вырвалась струя воды, взлетевшая на полметра и распавшаяся фонтаном. Не знаю, откуда в таком маленьком теле, ко всему прочему совершенно нематериальном, могло взяться столько жидкости, но фонтан накрыл меня с головой, звонко барабаня по шлему, и продержался не менее минуты.
   — О человеческое коварство! — простонал джинн. После того как иссяк фонтанирующий мне на голову поток влаги, он прикрыл рот, но лишь для того, чтобы, набрав в легкие побольше воздуха, выплеснуть в мои уши поток словесный. — Есть ли тебе предел?! Молчишь? Правильно. Столь подло и низко пытаться утопить того, кто долгие годы служил верой и правдой, отдавая в услужение всего себя до последней капли крови, лимфы и мо… иии… и прочих важных жидкостей моего истерзанного непосильными нагрузками организма. Утопить! Меня!!! О порочное создание! Во сне, для которого я использую все краткие мгновения своего существования, свободные от беспрекословного служения. В тот момент, когда я, подобно малому ребенку, беззащитен…
   — Джинн, помолчи, а то я уже не уверен, стоит ли мне радоваться твоему чудесному спасению.
   — Н-да… бывает, — признался призрачный дух, пожав плечами. — Увлекся малость.
   — Да уж. Но главное — все обошлось.
   — Это только так кажется на первый взгляд. Последствия могут быть самые неожиданные. Одежда на мне промокла насквозь, да и я, — взявшись рукой за нос, джинн с силой сжал его, выжав мне на ладонь несколько капель (хотелось бы верить, что дождевой) воды, — хоть бери и выжимай. Вот, вот… Чувствую! Тело зябнет, с каждым мгновением остывая все сильнее и сильнее, еще немного…
   — И кожа покроется инеем, а кровь превратится в лед, — произнес я. — И из джинна ты превратишься в ледяного великана.
   — …еще немного, — проигнорировав мое высказывание, джинн решил во что бы то ни стало довести свою мысль до моего сведения, — еще совсем чуть-чуть, и я простыну. А… а…
   — Стоп! Замри.
   — А… Это почему?! Уже и начхать, то есть чихнуть по-человечески нельзя.
   — Ты ведь джинн.
   — И что? Если я джинн, то уже не имею права на бюллетень?! Я дух бессловесный или право имею?
   — Не бессловесный, но в общем-то дух.
   — Ты мне эту армейскую дискриминацию брось! Тоже Мне «дед» нашелся… Я, между прочим, по выслуге лет уже давно бы в четырежды генералиссимусах ходил, чтоб ты знал. У меня даже в трудовом контракте кровью по шелку записано — нечетко, но понятно, что я имею все положенные права и оговоренные обязанности. Так и знай. Профсоюз меня в обиду не даст.
   — Я и не спорю. Просто нигде не читал, чтобы джинны страдали простудными заболеваниями.
   — А ты много читал про джиннов?
   — Ну… «Тысячу и одну ночь».
   — Почти три года, — с неподдельным уважением произнес джинн после того, как на пальцах осуществил несложный арифметический подсчет. Для этих целей он приспособил все имеющиеся у него в наличии пальцы и магически добавил сотню-другую. — Целыми ночами напролет читал или понемногу, на сон грядущий? А почему днем не читал? Какая у тебя скорость чтения?
   Выбрать вопрос, наиболее достойный ответа, я не успел, как и разъяснить возникшее недоразумение.
   Неожиданно громко, среди исподволь наступившей тишины, хрустнула ветка.
   Дождь прекратился быстро и незаметно, как это часто бывает в тропиках, стремительно сойдя на нет. Звери и птицы, пережидавшие буйство стихии, затаившись в укромных местах, еще не успели осознать этот факт, и потому лишь скатывающиеся по листьям капли создают звуковой фон. Из-за этого хруст ветки разнесся по джунглям словно выстрел. Далеко и отчетливо.
   Не успел я осмыслить значение достигшего ушей звука, как Ольга без лишних церемоний сбила меня с ног, впечатав лицом в лужу.
   — Не двигайся!
   Агата, перепрыгнув через размокшую тропинку, нырнула в джунгли.
   — Не бу… буль-буль… ду, — пообещал я.
   — Вот она — справедливость, — с нескрываемым злорадством заметил джинн. Потирая руки, он приблизился и заглянул в мой шлем, рассматривая левое ухо, левый же выпученный глаз и рот, перекошенный в попытке не совмещать дыхание с глотанием, выглядывали из лужи.
   — Опасность! — истошно завопил динамик шлема в самое ухо, избрав для этой цели, наверное, самый мерзкий из имеющихся в наличии синтезаторов человеческого голоса.
   Забрало, мелькнув перед глазами словно упавший нож гильотины, с щелчком захлопнулось, брызнув мне в лицо грязью. Но вместе с грязью попалась и веточка, помешавшая забралу уйти в отведенный его нижней кромке паз. Не столь стремительно, как опускался, но все же достаточно быстро щиток поднялся. И вновь захлопнулся.
   Отплевываясь, я попытался выбраться из лужи до того, как взбесившийся сервисный механизм утопит меня. Но скользящие в грязи руки не дают достаточной опоры, а упершееся между лопатками Ольгино колено удерживает на месте, не позволяя выбраться на более сухое место. Этому их в соборе учат или это экспромт лично для меня?
   После очередной, на этот раз удачной, попытки закрыться герметически лицевой щеток вошел в паз и замер. Динамик квакнул и заткнулся, видимо решив, что грязь внутри шлема — это уже и не грязь вовсе. Высохнет и сама отвалится. В наступившей тишине особенно четко прозвучало довольное Тихоново «Ваур!».
   Внезапно тяжесть со спины исчезла, и я, поднявшись на четвереньки, выбрался из лужи. Грязная вода плеснулась внутри шлема, замазав забрало и лишив меня способности видеть происходящее за его пределами. Неприятное ощущение беспомощности, особенно учитывая неопознанную опасность, которая приближается неизвестно с какой стороны. Держа голову наклоненной, чтобы скопившаяся в шлеме грязь не попала на тело, — скоро ли удастся помыться? — я попытался поднять лицевой щиток. Сперва пальцами, затем при помощи голосовой команды, но результат в обоих случаях оказался отрицательным. Потративший множество сил на то, чтобы закрыться, щиток принципиально, не желал открываться.
   — Что с тобой? — спросила Ольга, положив руку мне на левое плечо.
   — Заклинило, — ответил я, потянувшись к стыку на спине.
   — Что?
   — За… — Рука скользнула по мокрой траве, и я, кувыркнувшись вокруг своей оси, упал на спину. Вся находящаяся в шлеме грязь плеснула в лицо, густыми потоками стекая по щекам.
   С мягким чавкающим звуком забрало поползло вверх.
   — А почему ты такой грязный? — В голосе Ольги столько неподдельного изумления, что, даже имей я возможность ответить, и то не знал бы, что сказать. А так осталось лишь крепче сжать губы и сдержать рычание.
   — Грязевые ванны улучшают цвет кожи, — сообщил джинн. — Ибо взращенные в грязи цветы имеют лепестки нежнее шелка, в песках же растут лишь колю… Ой!
   — Это же дед Маздай, — произнесла Ольга. — Чего ты испугался?
   Но джинн ей не ответил.
   Ответил сам Маздай, но немного позже.
   Выбравшись из костюма, я умылся водой из бурдюка и наконец-то смог вздохнуть полной грудью и посмотреть на мир ясными глазами.
   — Кажется, дождь закончился…
   — Скорее прошел, — уточнила Агата. — Вон на юге какие черные тучи, видно, и сейчас льет как из бочки.
   — Нам с ним не по пути. Льет, и ладно. А ты, дед Маздай, как здесь очутился?
   — Пешком.
   — Я не про это.
   — Да я напрямик, звериными тропами.
   — И не об этом. Зачем нас догнать хотел?
   — Собственно и не хотел, — пожал плечами Маздай.
   — Как так?
   — Вот так. — Сняв очки, он протер их краем рубахи и вновь водрузил на переносицу. — Мне тоже по ту сторону урочища нужно, а в этих краях это единственный переход.
   — Так ты вроде бы никуда не собирался уходить? — подозрительно спросил я. Нелогичные поступки настораживают.
   — Не собирался, да вот пришлось. К дружку думаю переселиться.
   — Не мог до утра подождать?
   — Почему не мог? — удивился Маздай. — Мог, конечно, но ради чего?
   — Да хотя бы чтобы под дождем не мокнуть. В твоей башне и тепло, и сухо.
   — Ага. Было.
   — Что-то случилось?
   — Развалилась в пыль и прах.
   — Как?!
   — Полностью. Я едва услышал, как что-то поблизости затрещало громко, так сразу и выскочил — посмотреть. А на месте бывшей двери странная конструкция из железа возвышается. Словно бы как дверь, но какая-то странная, с большой круглой ручкой посредине. Тут она качнулась да как грохнется на землю. Тряхнуло так, что бродивший поблизости тролль с испуга на дерево залез.
   — А остальное-то выдержало?
   — Ага. Только недолго. Как невесть откуда взявшаяся конструкция упала, следом стены и башня рушиться начали. Чудом успел отбежать, и то чуть не задавило.
   — Камнями?
   — Почему камнями? Одним камнем. Что вместе с деревом свалился и лишь чудом не задел.
   — С каким деревом?
   — С тем же, на которое забрался.
   — Кто забрался?
   — Да тролль же… Ты чем слушаешь?
   — При чем тут тролль?
   — Как при чем? Он же чуть не задавил меня.
   — Ты ведь говорил, что тебя камнем едва не придавило.
   — А тролль, по-твоему, из дерева выструган?
   — Ну… наверное, нет.
   — То-то.
   Несколько мгновений я переваривал полученную информацию, а затем, отлучившись за ближайший кустик, якобы чтобы побыть одному, постучал по серебряному кувшину в моем кармане.
   — Эй, джинн! Можно тебя на минутку?
   — Никого нет дома.
   — Джинн!
   — Все ушли на джихад.
   — Джинн!!!
   — Я не виноват, оно само.
   — Что само? Ты какие двери там поставил, архитектор недоделанный?
   — Какие сказал — такие и поставил, — высунувшись из кувшина, заявил призрачный дух кувшина.
   — Кто сказал?
   — Ты.
   — Я?!
   — Ты же хотел как в банке? — уточнил джинн. И, засунув руку в карман, достал потрепанный каталог со следами жирных пальцев на мягкой обложке. — Вот она.
   На продемонстрированной им картинке были изображены двери для банковских сейфов. О чем и сообщала лаконичная подпись под фотографией: «Лучшая дверь для вашего банка. Восемнадцать степеней защиты всего за один миллион. Каждая тысячная дверь в подарок».
   — Н-да… А восстановить башню сумеешь? — поинтересовался я.
   — А ты видел, что от нее осталось? — вопросом на вопрос ответил джинн и нырнул в кувшин, буркнув напоследок: — Вот и я не видел, и видеть не желаю. Ибо башенки в песочнице ведерком возводить с детства не люблю.

ГЛАВА 23
Череда видений

   Не так я страшен, как меня малюют абстракционисты.
Черт

   Вспомнив Дарвина, легко понять, отчего взобраться на крутой склон значительно легче, чем спуститься с него: передвигаться на четырех конечностях дремлющие в крови инстинкты помогают, а вот пятиться на манер рака — нет. Знать бы еще, что помогает так лихо с него, со склона то бишь, скатываться. В третий раз уже…
   — Ой! Ай!.. Шлеп! Плюх! Ой! Брр… У-у-у…
   Или все-таки всего второй раз, если не считать первый скоростной спуск, когда направление моего движения до падения совпало с направлением после оного. Чего не скажешь про общее самочувствие, но это уже детали…
   — Хватит дурачиться! — сердито кричит с гребня холма Агата, уперев руки в боки. Ее рыжие волосы трепещут на ветру, окружая гордый профиль огненным ореолом. — Нам пора идти.
   «Разве так нужно обращаться к Сокрушителю?» — проносится в моей голове мимолетная мысль вместе с законной злостью на скользкие подошвы моего костюма-доспеха.
   Отплевываясь и встряхиваясь всем телом, словно пес, я выбираюсь из ручья, весело журчащего по дну ущелья. Из его прозрачных струй на меня насмешливо таращат свои выпуклые глаза серебристые рыбины, оттопырив губы и лениво шевеля плавниками. При глубине ручья мне по колено и ширине едва ли больше метра просто удивительно, как я умудрился вымокнуть с головы до ног, не прилагая для этого специальных усилий. То есть не ложась по его течению на бок, поскольку в других плоскостях мое тело не сможет достаточно волнообразно изогнуться, чтобы принять форму его русла. Распрямившись, я поднимаю руки к небу. Вода, струясь сквозь звенья кольчужного костюма ручейками, словно из дуршлага, стекает обратно в ручей. Одно хорошо — костюм теперь вымыт как снаружи, так и изнутри. От попавшей в него грязи и следа не осталось. Впрочем, как и от содержательной болтовни компьютера. Теперь из динамиков доносится лишь невнятное бормотание и монотонное гудение. Видимо, вода что-то там закоротила… Тоже мне, древние умельцы, не могли водонепроницаемым сделать.
   — Поднимайся! Или мне спуститься и вынести тебя на руках?
   — Иду! — кричу я валькирии в ответ (с нее станется) и поднимаю взгляд на бросивший мне дерзкий вызов каменистый склон. Четко просматривающиеся на нем борозды отмечают путь моих прошлых неудач. Если глазомер меня не подводит, то в последний раз я одолел по крайней мере треть пути наверх.
   «Ты, братец, еще ползать как следует не научился, а уже мечтаешь летать, — проворчала та часть моего сознания, которая отвечает за возникновение и воплощение в жизнь комплексов и фобий. На что ее вечный оппонент — разум, ответил: — Так летать дракон будет, а я только сидеть на нем верхом. Делов-то…»
   Окрыленный радужной перспективой, я смело поставил ногу на склон и начал восхождение. После второго шага мокрые подошвы начали скользить, и я пустил в ход руки, для надежности прижавшись всем телом к состоящему из мелких округлых камушков склону. Продвинувшись еще немного, я достиг той черты, за которой прошлый раз последовало стремительное падение.
   — Ваур! — Расправив крылья, Тихон лихо спланировал над моей головой.
   Чтобы удержаться от падения, мне пришлось распластаться на камнях подобно выброшенной штормом медузе на песке. Какой удар по репутации…
   Переведя дыхание, я осторожно вытащил из кольца меч и с его помощью пополз дальше наверх.
   — Вауррр… — торжествующе взревел рыжий демон, громко плещась в ручье. Его рык плавно перетек в довольное урчание и хруст перемалываемых крепкими зубами костей.
   Продвинувшись почти на два метра вперед, я с гордостью отметил, что большая часть пути позади.
   На какое-то мгновение сквозь треск в динамике прорвался четко различимый голос, оповестивший всех желающих и нежелающих, но не имеющих возможности огородить себя от подобной информации, о том, что носки из шерсти мамонта превосходно помогают от облысения. Повеяло чем-то до боли родным, ностальгически трепетным… И вновь невнятное бормотание, из которого не вычленишь ни слова. Но уверенность в том, что мы с местными древними не такие уж и разные, осталась.
   Вауркнув, мимо промчался Тихон, накрыв меня волной вылетающего из-под лап щебня.
   Выбравшись наконец на вершину, я отполз от края и обессилено растянулся на жестких камнях и ненамного более мягких сорняках, сумевших протиснуть между первыми свои колючие стебли. Все мое существо наполнилось торжеством.
   — Тебе плохо? — опустившись передо мной на колени, заглянула в лицо Ольга.
   Ее зеленые глаза влажно блестят. Такие близкие, такие желанные…
   — Оленька, — неожиданно охрипшим голосом проговорил я, накрыв ее руку ладонью.
   — Да?
   — В дороге поговорите, — заявила Агата, закинув за спину торбу с припасами.
   Вот так всегда…
   Поднявшись на ноги, я приблизился к краю обрыва и бросил прощальный взгляд на покоренный склон и извивающийся в низине ручей. Сверху он кажется таким близким! Каких-то семь-восемь метров. Да уж, альпинист с меня…
   Спустя час выяснилось, что и пешеход с меня тоже, мягко говоря, не очень.
   Хорошо джинну, сидит себе в кувшине, прохлаждается. Небось у него там и своя климатическая установка, пиво прохладное, радио на местной рок-волне и кресло-качалка, а здесь плетешься вверх-вниз с холма на холм, глотаешь пыль и жаришься на солнце.
   В очередной низине, поросшей низкорослым терном, который после буйства джунглей выглядит уж очень убого, Дед Маздай остановился и заявил, что тут наши пути расходятся.
   — Мне туда, — махнув в сторону, перпендикулярную нашему маршруту, заявил он. — Там дружок живет.
   — Что он там увидел? — поинтересовалась Агата, не понявшая ни слова из речи Маздая.
   — Он говорит, что ему нужно туда, — пояснил я.
   На что переселенец по моей с джинном совместной вине согласно закивал головой.
   — Расставаться будем? — уточнила рыжеволосая охранница.
   — Будем, —подтвердил я. — Ну что, Маздай, спасибо тебе за все и удачи на новом месте.
   — Вам тоже. Тебе, дракон, ясного неба и попутного ветра. Синеглазой тигрице, — он слегка склонил голову перед Агатой и улыбнулся, —удачной охоты… Зеленоглазой пантере — здорового выводка… А прелестной юной деве пусть достанется все, чего сама пожелает. Прощайте.
   — Прощай, — ответил я его спине, стремительно удаляющейся прочь.
   — Что он тебе сказал? — тотчас поинтересовалась Оля.
   — Когда?
   — Только что.
   — Ну…
   — Какая разница? — пожала плечами Агата. — Нам пора идти.
   — Он в основном об Агате говорил, — заявил я, погладив прижавшегося к ноге Тихона.
   Голубоглазая валькирия недоверчиво переспросила:
   — Про меня?
   — Да.
   — И что конкретно?
   — А какая разница?
   — Никакой. — Она пожала плечами и отвернулась.
   — Ладно-ладно… — лихорадочно соображая, я поспешил остановить ее. — Он сказал, что видит в твоих глазах страсть, которой ты не сможешь противостоять и прибежишь к нему, словно кошка на запах молока.
   — Я?!
   — Ну не я же?! А еще он сказал, что… Ты куда? Стой! Я пошутил.
   Обернувшись, Агата вперила в меня тяжелый взгляд мерцающих, словно осколки айсберга после встречи с «Титаником», глаз.
   — Пошутил?
   — Пошутил.
   Она медленно убрала меч в ножны:
   — Что он сказал?
   — Пожелал удачи всем и каждому в отдельности.
   — Ага.
   — А ты зачем за ним погналась?
   — Наказать.
   — Ах вот зачем! — всплеснув руками, улыбнулся я. — А я-то подумал…
   — Что ты подумал?
   — Агата, девочка, — решил на всякий случай напомнить я, — ты помнишь, что я Сокрушитель, будущий повелитель летающих рептилий и все такое?
   — Конечно, помню.
   — Пообещай не размахивать мечом.
   — Зачем? — удивилась она. — Меч не веер — им рубят и колют, а не машут. Ну хорошо. Обещаю.
   — Я подумал — ты за ним побежала потому, что не выдержала.
   — Чего?
   — Вспыхнувшей страсти.
   — А… — Непонимание на ее лице сменилось недоумением. — Страсти?!
   Признаюсь, первым, не выдержав, рассмеялся я.
   — Хм, страсти…
   Тут уж не удержалась Ольга, укоризненно ткнув меня локтем в бок и зажурчав, словно весенний ручеек. Весело и звонко.
   Переведя взгляд с меня на Ольгу, Агата, хотя у самой уголки губ уже поползли вверх, буркнула обиженно:
   — И совсем не смешно…
   Фыркнула Викториния, потешно шлепая губами и выписывая рогом восьмерки.
   Агата, пожав плечами, рассмеялась в полный голос.
   Тихон, не понимая причины радости (вроде бы ничем вкусненьким не пахнет?), тем не менее присоединился к всеобщему веселью. Басовито вауркая, он бросился делиться хорошим настроением. Излишне усердно потершись о мое бедро, демон сбил меня с ног. Взмахнув руками, я начал заваливаться на спину, увлекаемый довольно вместительным мешком, который из мужской гордости отобрал у валькирий и закинул на спину. На второй ее, в смысле гордости, не хватило, и его девушки несли поочередно, решив не превращать единорога императорских кровей во вьючную кобылу.
   — Держись! — вскрикнула Ольга, ухватив меня за ворот и пытаясь удержать, но вместо этого повалилась сверху, распластавшись на мне, словно курортница на надувном матраце. Вот когда я пожалел, что на мне бронированный костюм.
   Приняв мой разочарованный вздох за болезненный стон, на помощь бросились одновременно Агата и принцесса. Викториния, находясь ближе и в более выгодном для скачек состоянии, поспела бы первой, но споткнулась о ваурийского демона и завалилась на бок. Агата успела перепрыгнуть неожиданно возникшую преграду, но, запнувшись о колючий кустарник, на ногах не устояла и добавила к нагрузке на мои кости вес своего тела, легких доспехов и заплечного мешка, полного всякой всячины.
   — Вот что неудовлетворенная страсть с людьми делает, — пошутил я, с трудом выталкивая из легких воздух, который, проходя сквозь трепещущие связки, выносит слова на волю.
   Агата открыла было рот, чтобы ответить, но, подброшенная Ольгой, отлетела в сторону, чудом приземлившись на ноги и успев поймав за локоть подругу, которую подбросил я. Подлетев на полметра в воздух, я свалился обратно на слетевший вещевой мешок. И, не дожидаясь повторного толчка, вскочил на ноги.