Зубко Алексей. Сокрушительное бегство

   — Ваше высочество…
   Кобыла моргает ничего не выражающими глазами и не двигается.
   — Да дайте ей пинка! — в сердцах восклицаю я.
   — Как можно?! — в один голос возмущаются валькирии.
   — Можно! Спросят — скажите: я разрешил.
   — Но…
   — Вам письменное разрешение нужно?!
   — Нет, — покачала головой Ольга, забросив в лодку один из мешков.
   — Тогда толкайте.
   Валькирии нерешительно переглянулись, не в силах применить силу против повелительницы.
   — Впрочем, — не стал настаивать я, — она может пересечь реку вплавь. Говорят, грязевые ванны полезны для кожи.
   То ли последний довод показался кобылице императорских кровей весомым, то ли понимание необходимости торопиться наконец-то проникло в мозг, а может, и клацнувшие в опасной близости от филейной части клыки Тихона поспособствовали этому, но она весьма решительно запрыгнула в бамбуковую лодку. И если до этого момента вероломная посудина притворялась покорной, то теперь улучила момент и что силы рванулась прочь, норовя унести испуганно балансирующую на задних копытах однорогую лошадку.
   — А-а-а! — Мои пальцы застряли между понтоном и распоркой, а ноги в иле, и устремившаяся прочь лодка едва не разорвала меня на две неравноценные части, натянув так, как корабль натягивает причальный канат во время шторма..
   — Относит! — выкрикнула Агата. Она, подхватив шест, запрыгнула мне на спину, заставив от неожиданности крякнуть, и, отскочив, словно гимнаст от батута, перепрыгнула в лодку. — Остановитесь, ваше высочество!
   Единственной здравой мыслью, вклинившейся в вой натянутых мышц и хруст выворачиваемых из суставов костей, была обида. «С живым воплощением Великого дракона на земле так не обращаются, если хотят, чтобы он и дальше оставался таковым, в смысле живым, воплощением». На какое-то время я отключился.
   А когда пришел в себя, то мне до поросячьего визга захотелось домой: дышать разъедающим легкие смогом, пить отравленную хлоркой воду, есть синтетическую пищу, смотреть мыльные сериалы… Первое время будет подташнивать, но со временем можно приучить организм к чему угодно, даже к сериалам и рекламе. Рекламе?!
   Беспокойно пошевелившись, я тяжело вздохнул, чувствуя щекой твердость бамбука и речную сырость.
   Тотчас прохладная женская ладонь легла мне на лоб, взъерошила волосы ласковым касаньем.
   «Реклама — это уже слишком, — подумал я, чувствуя горький привкус на губах. — Не хочу рекламы. И опер мыльных не хочу».
   — Бедняжка… — Руки прижались к моим плечам и начали медленно и нежно разминать одеревеневшие мышцы.
   Боль недовольно заворчала, но отступила.
   «Продолжай… продолжай… — взмолился я, но вслух не произнес, боясь спугнуть словами очарование момента. — И смогом дышать желания нет. А про перевертышей и их нанимательницу и думать не хочется… И что мне делать в том мире? Бороться за свои права на портал № 27-3/МА, ведущий на планету Ваурию, разработка недр которой экономически невыгодна? И к тому же Единая Земная церковь порицает основание человеческих жилищ на планетах, населенных видами, внесенными в классификатор „Внеземная демонология“. Но неиспользование портала не освобождает от необходимости ежедневно нести двенадцатичасовую вахту у врат и не покидать пределы трехчасовой зоны, что значит — ни шагу с Земли. И это для космического разведчика… Единственная надежда изменить ситуацию — еще не раскрывшиеся врата, находящиеся на Ваурии. Они одни на всей планете, не считая портала „Земля—Ваурия“, и расположены в подземных пещерах поблизости от лагеря каких-то исследователей, занятых изысканием философского камня. Они-то и сообщат мне об активации врат, если таковая произойдет. Их хранителем, после открытия разумеется, стану я — Хранитель Звездного портала № 27-3/МА. Но до того момента может пройти в равной степени и неделя, и тысячелетие… Остается ждать, надеясь на чудо, что врата гостеприимно распахнутся и приведут в неизведанный ранее мир, а не куда-нибудь на мусорник Вселенной… Тогда я по праву буду первым человеком, ступившим на неизведанную землю».
   — Так лучше? — спросила Ольга, запустив руки под пиджак и массируя мою спину.
   — Да, Оленька.
   «Хорошо… И земли вокруг неизведанные, мечта первопроходца. Чего мне еще нужно?»
   Лодка вздрогнула и затрещала, уткнувшись носом в прибрежные камни.
   — Пора.
   Но прежде чем ступить на берег, валькирии дружно скрыли свои лица под мягкими замшевыми масками, словно подчеркнув, что отныне они в полной мере берут на себя охранные функции.
   Поднявшись на ноги, я с удивлением обнаружил, что тело вновь слушается меня, а не протестует против любого движения болезненными судорогами.
   — Будем следовать этой тропинкой, — сказала Агата, указав на едва различимую прореху в монолитной стене джунглей. — Движемся быстро и тихо. Здесь могут оказаться люди. Я первая. Сокрушитель за мной. В центре принцесса Викториния. За ней мутант. Замыкающая Ольга. Вперед.
   И, взвалив мешок на спину, она уверенно шагнула под низко нависающие над тропинкой ветви.
   Я оглянулся на Ольгу с поклажей на плечах и предложил:
   — Давай я понесу.
   — Я сама. Иди. И мы пошли.
   Под ногами то хрустят сухие ветки, то чавкает сырая земля, за шиворот сыплется всякая гадость: прелые листья, зрелые плоды, юркие сороконожки и липкие слизняки.
   В очередной раз оглянувшись: не отстают ли, я задержал свой взгляд на неспешно шагаюшей принцессе и задался вопросом: «А почему, собственно…»
   — Викториния, — любезно обратился я к ней.
   Она насторожила уши, словно гончая, почуявшая дичь, и вопросительно посмотрела на меня.
   — Прокатишь?
   Пока она раздумывала, прилично ли будет дать на это согласие, поскольку о приличии самого катания задумываться уже поздно — катался, знаю, — я забрался на нее верхом.
   — Спасибо.
   Она лишь фыркнула, но мягко потрусила дальше.
   Я обхватил ее шею руками, растянулся на широкой спине и прикрыл глаза, пытаясь разобраться с накопившимися вопросами.
   Погрузившись в глубины подсознания, я едва не свалился с Викторинии, когда она, испугавшись моего раскатистого храпа, сбилась с ноги и с треском вломилась в кустарник.
   — Задумался, — бросив взгляд на ползущее к горизонту солнце, пробормотал я, словно оправдываясь. Хотя никто и слова в укор не сказал. И даже, скорее всего, не подумал.
   — Тихо! — приказала Агата, одновременно сбрасывая мешок и выхватывая мечи. Клинок в правой руке смотрит острием вперед, а в левой — заведен за спину и прижат к предплечью. — У нас гости.
   — Не у вас, — поправил голос из чащи. — А у нас.
   У моей ноги молниеносно возникла Ольга и сдернула меня со спины единорога.
   — Давненько я такого глубокомысленного храпа не слышал, — добавил невидимый собеседник, хрипло посмеиваясь.
   — А вы кто будете? — выкрикнул я, пытаясь по звуку определить местонахождение незнакомца.
   — Он по-нашему не поймет, — шепнула Ольга. — Это не основной итайский язык, а какое-то наречие. Совершенно отличное от…
   — Так ты и разговариваешь? — удивился укрывшийся в густых джунглях весельчак. — А я думал, только храпишь.
   — Разговариваю, — подтвердил я, игнорируя непонимающие взгляды валькирий. — И спеть могу. Потом. Если захочешь…
   — А песня ваша на храп не похожа? — рассмеялся незнакомец.
   — Есть немного, — признался я. — Может, покажешься?
   — А зачем?
   — Ты понимаешь, что он говорит? — поинтересовалась Ольга.
   — Да.
   — А он понимает?
   — Да.
   — Эй! — воскликнула рыжеволосая валькирия. — Чего тебе от нас нужно?
   — Чего там лепечет златокудрая фурия? — поинтересовался незнакомец. — Она не может по-человечески разговаривать?
   — Что он ответил? — Валькирии одновременно покосились на меня.
   — Он понимает только меня, но не вас, — пояснил я, надеясь, что они не потребуют объяснить то, в чем я сам почти не разбираюсь.
   Напрасно я на это надеялся.
   — А почему? — спросила Ольга.
   — Оленька, — улыбнулся я. — Моя речь понятна любому в вашем мире.
   — Потому что ты…
   — Угу. А теперь дайте мне пообщаться с нашим невидимым другом.
   — И о чем же мы будем говорить, мой друг храпун? — спросили из джунглей.
   — О жизни.
   — И что ты о ней хочешь узнать?
   — Твое к ней отношение.
   — Пока живу — отношусь, а после — кто знает?
   — А узнать поскорее не желаешь? — спросил я, делая нехитрые вычисления в уме. — На своем опыте?
   — Ой-ой-ой! Да ты, никак, мне угрожаешь?
   — Я?! Нет… — праведно возмутился я. — А вот… — Рев Тихона заглушил окончание моей речи.
   Спустя пару минут прямо на Агату вылетел давешний хохотун. Дико вереща и не разбирая дороги, он попытался убежать от несшегося следом ваурийского демона-подростка.
   Валькирия сделала подсечку и припечатала упавшего незнакомца к земле ногой, для весомости аргументов прибавив замершее у шеи лезвие меча.
   — Скажи ему, чтобы не дергался.
   — Леди просит вас не дергаться, — повторил я. — Тихон! Иди ко мне.
   Плотоядно облизнувшись — это у него такое проявление чувства юмора, — демон послушно подошел и прижался к ноге, порыкивая и охаживая себя по бокам хвостом.
   — Молодец, — потрепал я его по холке. — Умница.
   Под нашими взглядами пойманный незнакомец дернулся, но попытки вырваться не предпринял. Да и едва ли его тщедушное тельце и сухие ручки-ножки способны оказать сопротивление Агате. Самой внушительной частью организма незнакомца, без сомнения, является голова, по уши зарывшаяся в прелую листву, но, даже частично скрытая от взоров, она поражает своей непропорциональностью. Что-то подобное изображают художники, приращивая бычью голову к человеческому телу в попытке изобразить минотавра. Но в отличие от минотавра голова незнакомого юмориста лишена не только рогов, но и волос. Не всех, но основной их части — уцелевший десяток-другой не в счет. Их целостность — вопрос времени.
   — Наверное, давай попробуем повторить процедуру знакомства по-новому, — предложил я. — Ты не против?
   — Нет, — просипел он.
   — Вот и хорошо… Агата, будь любезна, верни товарищу способность двигаться.
   — А…
   — Да не убежит он, — успокоил я ее. И прозрачно намекнул: — Мой демон ведь с утра не кормленный…
   — Я не побегу, честно, не побегу.
   — Чего он говорит? — спросила валькирия.
   — Обещает вести себя прилично, — пояснил я.
   Убрав ногу, валькирия отступила на два шага в сторону и замерла, скрестив руки на гарде меча.
   — Можешь подняться.
   С трудом отжавшись от земли, незнакомец встал на колени и поправил съехавшие набок зеркальные очки, скрыв за ними белесые шары глаз.
   Очки?!
   — Откуда? — невольно воскликнул я, уставившись на зеркальные блюдца, словно выпускница пансиона благородных девиц на пьяного гусара: брезгливо и вместе с тем с чувством смутной надежды на то, что в ближайшем будущем что-то изменится.

ГЛАВА 20
Джинн проявляет инициативу

   Чем дольше падает звезда, тем больше несбыточных обещаний она дает…

Наблюдизм звездочета

   — Приглашаю вас в свою скромную обитель, — с неуклюжим поклоном проявил неожиданное гостеприимство незнакомец, искренность которого по выражению глаз не определишь — они скрыты очками. И хорошо, что скрыты, поскольку выпуклые и однородно белые шары, до жути похожие на глаза вареной рыбы, вряд ли отобразят чувства их владельца, а вот отбить аппетит способны своим видом напрочь.
   — Нет! — решительно заявила Агата, едва я закончил словно попугай повторять его речь.
   — Ваур! — подпрыгнул Тихон просто ради поддержания разговора.
   Мелочи вроде места ночевки его не волнуют. Главное, чтобы перед этим сытно накормили. К тому же незнакомец такой занятный, с ним так интересно играть в охоту…
   — А почему бы и нет? — произнес я.
   — Я ему не верю, — уперлась валькирия.
   — Да мало ли я кому не доверяю! — невольно вырвалось у меня.
   — И кому ты не доверяешь? — Глаза Агаты, сверкнув сквозь прищур, внезапно стали из голубых черными, словно объясняя носимое ею имя.
   На миг мне вспомнились рыжие волосы среди скал и удар стрелы, но я отогнал это видение и ровным голосом ответил вопросом на вопрос:
   — Знаешь, что считал главным проклятием воина мой инструктор по рукопашному бою?
   — Нет, — растерявшись от неожиданной смены разговора, призналась валькирия. Да и откуда бы ей это знать?
   — И что? — спросила Ольга.
   — Бить или не бить.
   — Кого?
   — Не в этом дело. Появившийся во время поединка вопрос: «Бить или не бить» — это первая и чаще всего единственная ошибка любого бойца.
   — Он, наверное, формировал ополчение? — встрял в разговор незнакомец, чье приглашение и послужило причиной спора.
   — Да нет. С чего ты взял? — удивился я.
   — А где еще из философов бойцов готовить будут?
   — Плохо ты историю знаешь, — начал я. — Возьми, к примеру, самураев…
   — Кого?
   — Да так, — отмахнулся я. — Мы ведь не о том разговор ведем…
   — О доверии, — напомнила Агата.
   — О приглашении, — уточнил очередность незнакомец в очках.
   — Ваур!
   — Он напоминает про ужин, — автоматически пояснил я. И добавил: — Скоро солнце сядет. Уж время спать, а мы не ели.
   — И даже не сосны, — оскалил зубы шутник.
   Что поделаешь, примитивный, отсталый мир, и шутки здесь соответствуют эпохе.
   — Так что решим?
   Ольга неуверенно пожала плечами. Я перевел взгляд на Агату.
   — Как решишь, так и будет, — произнесла она, почтительно склонив голову.
   «Вот это мне нравится! — обрадовался я. Но тут же поправился: — Совсем не нравится. Брать на себя ответственность за чужие жизни — нелегкая ноша, особенно если тебе они не безразличны»
   — Значит, так…
   — Настоящий мужик, сказал — как отрезал, — неизвестно с чего развеселился гостеприимный незнакомец. — Идите за мной.
   — Куда?! — окликнул я его. — А ну-ка стой!
   Тихон оскалил клыки и вауркнул в предвкушении игры-охоты.
   — Стою.
   — Значит, так… И не перебивать! — прикрикнул я, заставив рот незнакомца захлопнуться с отчетливым лязгом. — В гости сегодня мы не пойдем, значит, нужно подыскать место для ночлега. Предлагаю расположиться вон под тем деревом.
   — Жаль, — вздохнул незнакомец, делая пробный шажок в сторону ближайшего дерева. — Тогда прощайте.
   — Он пойдет с нами, — заявила Агата.
   — Уж не побрезгуй нашим гостеприимством, — усмехнулся я, стараясь смягчить резкость рыжеволосой охранницы, смысл требования которой был понятен по сопровождавшим высказывание жестам.
   — Не пойду. Там прыгающие змеи.
   — Что он говорит? — спросила валькирия.
   — Что там какие-то скачущие, вернее прыгающие, змеи.
   — Не верю.
   — Почему не веришь? — спросил я.
   — Пускай проверит.
   Агата подняла меч и осторожно приблизилась к дереву. Из листвы донеслось отчетливое шипение.
   — Агата, осторожно! — крикнул я. — Вернись! — Валькирия подпрыгнула и взмахнула мечом над головой.
   Сверкнув в лучах заходящего солнца, сталь легко перерубила нависавшую над тропинкой ветку. Тяжело упав на землю, та зашевелилась, открыв взору клубок сплетенных тел и злобно сверкающие ядовитыми клыками пасти.
   — Фу… — Меня передернуло от отвращения. Сверкнув черной молнией, одна из змей прыгнула на валькирию, целя ей в лицо. Почти в тот же миг в воздухе оказалась еще одна гадина, выбравшая себе целью ноги девушки. Агата неуловимым движением сместилась в сторону, росчерком острой стали перечеркнула растянувшиеся в воздухе тела аспидов и, завершив разворот, несколько раз ударила по клубку, шинкуя его со сноровкой китайского повара. Хоть сразу за сковородку…
   — Там нет змей, — произнесла она, подойдя к нам. И добавила, вытирая лезвие: — Уже.
   — Это супер-пупер! — восторженно выдохнул незнакомец, с трудом возвращая отвисшую до груди челюсть в нормальное состояние. — Вот бы мне так научиться…
   — Показательно. Только больше так не делай, — попросил я рыжеволосую валькирию, вскинув зажатую в кулак руку к самому своему носу. И инстинктивно, почти не задумываясь о необходимости этого действия, а просто желая поджечь срубленную ветку и очистить тропинку от гадов, извивающихся в черной от крови пыли, я отставил мизинец вверх и, прошептав: «Пиро» — легонько дунул на него. Заклинание почему-то не сработало. Впрочем, чему удивляться — в этом мире мои заклинания и раньше не спешили облагодетельствовать меня своими плодами. Или срабатывали так, что…
   — Ушибся? — спросила Агата.
   — Пытаюсь колдовать, — чистосердечно признался я, пожав плечами.
   Именно в этот момент, словно извиняясь за прошлые неудачи, магия проявилась во всей своей красе и величии. Заклинание вместо появления скромного огненного шарика величиной с теннисный, из-за этого сходства названное «пинг-понгом», вызвало падение приличных размеров метеорита. Точно определить его размер мне не удастся — даже пытаться не буду, но тот факт, что он не полностью сгорел в слоях атмосферы, говорит как о моей настойчивости, в смысле железного характера, так и о его относительно крупных размерах. Именно из такого вот метеорита в свое время был изготовлен первый металлический голем, в народе ласково называемый «наш железный Феликс». Дерево, служившее приютом прыгающим змеям, исчезло во вспышке взрыва, потрясшего землю и сбившего нас с ног.
   — Странное совпадение, — потирая нос, заметил я. Но мне почему-то не поверили.
   — Кажется мне, я поторопился с приглашением, — пробормотал обладатель веселого нрава и очков, скрывающих всю верхнюю половину лица, даже не пытаясь подняться. — Вдруг таракан какой выползет… где мне потом жить?
   — А где ты сейчас живешь? — спросил я, решив воздержаться от уверений в нашем умении ходить в гости. Едва ли он мне поверит.
   — А что? — насторожился он.
   — Да так… Интересно.
   — Ладно уж, пошли, — вздохнул он.
   — Пошли, — решился я, помогая Викторинии подняться на копыта. — Мы идем в гости… Да, кстати, как тебя звать-величать?
   — Дедом Маздаем кличут.
   — Очень приятно. А меня Иваном.
   — Мне тоже должно быть приятно? — поинтересовался дед Маздай, внешне никак не тянущий на деда, разве что по армейской иерархии. Впрочем, на военного он тоже не тянет — на его голову ни один шлем не налезет. Даже квадратный. К тому же у него явное плоскостопие и прыщик на носу.
   — Девочки, знакомьтесь, его зовут дедом Маздаем. А это Вика, — намеренно сократив имя и проигнорировав титулы, представил я принцессу. Незачем афишировать ее близость к трону соседнего государства. Толку от этой информации будет немного, а вред она может принести существенный.
   Викториния обиженно фыркнула и отвернулась, но не попыталась лягнуть копытом — уже прогресс. Понемногу становится ближе к народу, отвыкает от своих императорских замашек. Смотришь, и воспитаем из нее хорошую Кобылку… — тьфу ты! — императрицу.
   — Это Ольга, это Агата. А вот это Тихон.
   — Занятная привычка давать мутантам имена, — заметил Маздай. — Так пойдем?
   — Пойдем.
   Обойдя выемку, образованную падением метеорита — ее дно скрыто ядовито-сизыми клубами дыма, поднимающегося над тлеющим корневищем, — мы сделали вместе с тропинкой поворот и оказались у небольшой поляны.
   — Подождите меня здесь, — попросил я.
   — Ты куда? — поинтересовались девушки.
   — Огонь притушить. А то мало ли — перекинется на соседние деревья, будет большой пожар.
   — Я с тобой, — заявила зеленоглазая охранница принцессы.
   — Не нужно. Я быстро.
   — Но…
   — Действительно быстро, — заметил дед Маздай, когда я минуты через три-четыре вышел из-за дерева, застегивая пиджак и улыбаясь с чувством выполненного долга.
   — Затушил? — поинтересовалась Агата.
   — Ага.
   — Без воды?
   — Не так чтобы уж совсем… — замялся я. — Так мы идем?
   — За мной, — скомандовал гостеприимный абориген, сворачивая с тропинки.
   Мы последовали за ним, положившись на удачу и знание местности проводником.
   Сказать, что вставшие на нашем пути джунгли непроходимы, значило бы погрешить против истины — мы ведь каким-то чудом умудряемся продираться через них — но и назвать их проходимыми как-то не поворачивается язык, поскольку приходится не столько идти, сколько подползать, протискиваться, перелезать и просто проламываться сквозь стоящие стеной молодые побеги, густо увитые лианами.
   — Долго еще? — спустя полчаса поинтересовался я.
   — Уже нет. Вон он. — Дед Маздай указал на чернеюшее впереди островерхое возвышение.
   — Стой здесь и не вздумай кричать, — извлекая из ножен меч, приказала ему Агата. — Там много людей?
   — Чего она от меня хочет?
   — Интересуется количеством людей, — пояснил я.
   — Да как их сосчитаешь всех. Много…
   — Там, — я показал я на обитель Маздая, — людей много?
   — Людей? Нет.
   — Сколько?
   — Все что есть — здесь.
   — Ты живешь один?
   — В какой-то мере. — Я передал услышанное остальным, хотя уклончивость ответов и настораживала.
   — Я проверю, — сказала Агата. — Подождите меня здесь. — И она растворилась в тени деревьев, бесшумно скользнув в указанном направлении. Лишь качнулась провисающая между двух ветвей лиана да подмигнула сразу двумя выпуклыми глазами из-под наклонившегося листа крохотная оранжевая лягушка, неоднозначно облизав при этом губы длинным языком. Заинтересовавшись ее поведением, Тихон медленно приблизился и осторожно понюхал ее. На что земноводное неожиданного предостерегающего цвета ответило:
   — Ква-а-ак!
   И, резко оттолкнувшись, перепрыгнуло на ствол соседнего дерева, словно прилипнув к его шероховатой коре.
   — Ваууур… — обиженно заявил мой демон с Ваурии, теряя к ветреной особе всякий интерес. В первую очередь гастрономический.
   А оранжевая лягушка, издав очередное: «Ква-а-ак!», не удержалась на дереве и зашуршала листвой, тревожа ее падением своего крохотного тельца.
   Обеспокоенно посмотрев на наливающийся багрянцем солнечный круг, частично скрытый горным массивом, я предположил, основываясь на своем очень небогатом опыте делать прогнозы:
   — Ночь, видимо, будет холодная.
   — Ночь будет независимо от нашего желания, — высказался дед Маздай, старательно вытирая наружную сторону линз своих очков условно чистыми пальцами. — Ее не может не быть. А вот будет ли она холодной, это зависит от нашей лени. Не поленимся дров собрать да огонь подде… (Только прошу вас, я сам его подожгу!) …будем поддерживать, так и не озябнем.
   — А при повышенном энтузиазме и всех окрестных опоссумов, если они здесь водятся, обогреем.
   — Несмешная шутка, — заметил дед Маздай.
   — А я и не шутил, — с каменным выражением лица ответил я.
   Где-то вдалеке вспыхнула обезьянья ссора, огласив окрестности пронзительными визгливыми выкриками, в которых в полной мере проявляется склочный характер сцепившихся в словесной перепалке приматов. Раскатисто рыкнул тигр, заставив меня вздрогнуть, но на обезьян не оказав ни малейшего влияния. Квакнула вернувшаяся на свою ветку оранжевая лягушка, забираясь под широкий лист. Треснула под чьей-то ногой сухая ветка.
   — Пусто, — сообщила Агата, показавшись из-за дерева. — Пойдемте.
   — Она утвердилась в моей честности? — поинтересовался проводник.
   — Ага.
   — Ну, тогда… — махнул рукой Маздай. — Прошу в мою скромную обитель.
   — Это так любезно с тво-о-о… — Ошеломленный открывшейся мне картиной, я только и смог, что воскликнуть: — Что это?
   — Моя обитель. — Дед Маздай царственным жестом указал на чернеющие среди густых зарослей папоротника руины. От некогда крупного, возможно даже величественного, сооружения остались частично уцелевшие стены, как мне кажется, удерживаемые лишь честным словом архитектора и густым переплетением лиан, да единственная из восьми угловых башен, устремляющая свою островерхую крышу в небо у дальней к нам стены. В некоторых местах лианы под собственной тяжестью оборвались, открыв взору фрагменты украшающих стены росписей. Трудно предположить, чей талант прорвался на эти стены мешаниной ярких граффити, но в отсутствии фантазии творца не упрекнешь. А вот в ксенофобии… Если парочка изображенных на стенах человекообразных особей сохраняла физиологическую целостность тел, хотя и гипертрофированных: у мужчины шары бицепсов двукратно преобладали над размерами головы, а у женщины те же пропорции в отношении бюста, — то различные монстры словно были препарированы для научных изысканий первокурсников-медиков: обрывки щупалец, куски жвал, сегменты хвостов, разорванные зубастые пасти и целые груды отдельно представленных внутренних органов, прорисованных с поражающей воображение достоверностью. Создавалось впечатление, что художник имел лишь смутное представление о людях, при этом благоволя к ним, а вот в отношении остальных ситуация радикально противоположна: рисует почти с натуры, но при этом горячо ненавидит.
   — Кто это нарисовал? — поинтересовался я у деда Маздая. — Ты?
   — Древние.
   — Рассказывай… Рисункам не больше пары-тройки лет. Краска еще почти не выгорела на солнце.
   — Древние, — уперся дед Маздай. — Они могли делать на века… За мной!
   Он проворно взобрался на кучу битого камня и, подойдя к двери, принялся ковыряться ключом в замочной скважине. Но то ли замок от времени проржавел и механизм заклинило, то ли ключ был не тот — только дверь не желала отворяться.