– Не может быть, – прошептал Протасов.

– Все может, – заверил Вовчик. – А фамилия у нее, какая?

– Ревень, – девушка шмыгнула носом. Похоже, она немного успокоилась. Возможно, оттого, что приобрела собеседников. И, поверила в скорое спасение. – Помогите мне, пожалуйста.

– А тебя саму – как зовут?

– Жанна, – сказала девушка.

– Что, блин, и требовалось доказать! Это тоже ведьма, – сказал Волына убежденно.

– Ты гонишь, – возразил Протасов. Девушка из-под земли словно почувствовала, что они колеблются.

– Пожалуйста, не уходите!

– Никто не уходит, – обнадежил Протасов. Он был искренен.

– Послушай, зема! – зашипел Вовчик. – Шалашовки у Ирины когда жили?

– А мне, блин, почем знать?

– Как это? Я же тебе докладывал!

– Ну, в прошлом году, весной. – С неохотой признал Протасов. – Что с того?

– Верно. – Вовка кивнул. – А теперь, ты хочешь сказать, что эта самая гребаная Жанна почти год под землей провела?

– Почему нет? – Протасов пожал плечами. – Узница подземелья, в натуре. Наши в Афгане тоже, чтобы до тебя дошло, плуг ты корявый, годами в ямах сидели. Мне кореш рассказывал. У духов еще эти ямы… – Протасов замешкался, вспоминая вылетевшее из головы слово, – зинданами назывались. Вкурил, лопух?

– Ты, зема, Ирину с духами не путай, – возразил Вовчик. – У нее, ведьмы, проклятой, тоже духов полно, конечно. Только, не те то духи, что по горам с РПГ лазят, а те, что по кладбищам шныряют.

– Чушь, – отмахнулся Протасов. – Просто Ирина умом тронулась. Или еще что. Берет заложников, и вымогает выкуп. Как чечены. Дошло?

– Тот урод, которого я лично в летней кухне видел, тоже, по-твоему, заложник?

Протасов почесал лоб:

– Да померещилось, видать. У страха глаза велики.

– Ты, зема, больной или дурной, по-любому.

– Вытащите меня отсюда! – взмолилась девушка. Теперь ее голос звучал так, будто она в метре от них. – Вы ведь из милиции?

– Из ДНД, – брякнул Протасов, прокашлявшись. – Ладно. Сейчас сделаем. Без проблем. Ты это, малая… короче, идти можешь?

Последовала секундная пауза:

– Ой, у меня, кажется, ноги связаны!

– Что значит, кажется? – закипел Волына. Девушка снова заплакала.

– Б-дь, – сказал Протасов. – Ладно, малая, потерпи. Сейчас что-то придумаем. Вовка, давай веревку.

– Ты чего, зема, белены объелся?! – Волына стал белее снега. – Хочешь ее сюда вытащить? Через мой труп.

– Не гони, блин. Пацанка попала в майонез, надо помочь!

– Сам ты пацан неумный. Ты чего, не врубаешься?! Она же тебя заманивает.

– Херня!

– Мне страшно! – девушка снова подала голос. – Не бросайте меня тут! Умоляю вас!

– Никто тебя, блин, не бросает. Не кипишуй. – Протасов шагнул к углу, где валялась смотанная кольцом веревка. – Сейчас я слезу.

– Зема, не делай этого! – взвыл Вовчик, заступая Валерию дорогу. Протасов отстранил приятеля рукой. – Не путайся под ногами, дурак. Лучше помоги размотать!

– Я лучше сдохну!

– И, блин, сдохнешь, в натуре!

Оба были настроены исключительно решительно. У ямы произошла потасовка. Валерий принялся спускать в отверстие веревку, Вовчик ему мешал.

– Отвали, падло, убью! – крикнул, в конце концов, Протасов, отталкивая Волыну изо всех сил. Перелетев полкомнаты, Вовчик врезался спиной в стену так, что она покачнулась. Однако, тут же вернулся обратно.

– Хорошо, хорошо! – он задыхался и размахивал руками. – Последняя попытка, зема. Всего один вопрос! – Вовчик склонился над ямой, в которую Протасов уже опустил веревку. – Слышишь, Жанна? День сегодня, какой?

– Я не знаю…

– Как это, не знаешь? Вчера спать легла, а сегодня не в курсе дела?

– Ах, это, – девушка почти перестала плакать. – Я просто вас не поняла. Конечно, знаю. Шестое мая.

Волына торжествующе посмотрел на Протасова:

– Несовпадение, а, зема? А год, какой, Жанна?

– 1993-й, – теперь в ее голосе проступило недоумение. – А почему вы спрашиваете?

– Еще хочешь лезть? – осведомился Вовчик. – Чтобы чудовище тебя, как суслика задрало?!

– А вдруг ее на игле держали? Или на дури? Откуда бедной пацанке знать? – Протасов в упор посмотрел на Вовчика. Он чувствовал, что Волына прав, спускаться в катакомбы – безумие. Как суслика задрало? Блин, сказал, как отрезало. С другой стороны, Жанна действительно могла оказаться жертвой. Да мало ли их, заточенных в подвалы маньяками, которые ходят среди нас, разыгрывая из себя нормальных людей?

– Растерзают там тебя, – в последний раз предупредил Вовчик, и пошел к двери. – Смотри сам, зема. Лично я – уматываю. По-любому. С самым решительным видом Вовка отодвинул засовы и выглянул на крыльцо. Понемногу светало, тени уползали под деревья, словно старый сад всасывал их в себя. Протасов, стоя с веревкой в руках, позвал Вовку, но тот и ухом не повел.

– Сваливаю на фиг, – повторил Волына, шагая наружу. – Ах ты ж, твою мать! – крикнул он, резко останавливаясь на ступенях.

– Что, Вовка?! – Крикнул в спину приятелю Протасов. Из комнаты ему было почти ничего не видно.

– Мама дорогая! – завопил Волына, вваливаясь обратно с такой скоростью, что у Валерия создалось впечатление, будто он смотрит видеозапись, перематываемую в обратном порядке.

– Какого хрена, блин?! – Только теперь Протасов увидел нечто, плывущее к ним через заросли, именно плывущее, потому что ни единый листик не дрогнул, ни одна веточка не шелохнулась. Существо было одето в яркий шерстяной халат и тюбетейку.

– Что за клоун? Это, блин, кто, старик Хаттабыч?

– Это тот самый чурбан, от которого одна тюбетейка осталась! – Волына в ужасе захлопнул дверь.

– Какая, блин, тюбетейка?!

– Та, которую я в часовне подобрал!

– Говорили тебе, плугу неумному, не тащи в дом разное говно!

– Не до базара, зема! – орал Вовчик. – это живой мертвяк! – Не успели щеколды войти в пазы, как что-то тяжелое ударилось в дверь снаружи.

– Пошел вон! – заорал Волына. – Тебя, блин, никто не звал, урюк! Вали к себе в Азию, желтомордый!

– Фисташки покупай, фундук, финики, – сказал голос с сильным азиатским акцентом. Впрочем, кроме акцента, в нем не было ничего человеческого. Так звучит старая заезженная пленка в неисправной магнитоле. Люди так не разговаривают, в этом у зем не было ни малейших сомнений.

– Спасите, вытащите меня! – завопила Жанна из подземелья.

– Да погоди ты! – рявкнул Протасов. – Задолбала!

– Курага, урюк, хорошие. Покупайте, дорогие. Пахлава, рахат-лукум.

– Нахрен иди, чурбан дохлый! Мы тебя не звали! В анус себе затасуй свою курагу! Я тебе балду сейчас снесу!

– Валерка, не зли приведение!

– Отклепайся! Сам только что его матом обложил!

– Это я сгоряча, зема!

– Пошел ты! Можно, в натуре подумать, что оно доброе!

За дверью повисла тишина, Волына даже успел подумать, что нецензурные пожелания Протасова сработали, и монстр в тюбетейке отправился восвояси. Однако, он даром радовался. Дверь дрогнула от сильнейшего удара. С потолка посыпались лохмотья старой краски, они планировали, как вертолетики, которые Протасов в детстве мастерил из бумаги.

– Ого! – крикнул Волына. Словно ободренный этим воплем, незваный гость пошел на штурм, обрушив на многострадальную дверь целый шквал сокрушительных ударов. В конце концов, дверь не выдержала. Одна из дубовых стоек лопнула, нижняя петля вышла из паза.

– Еще один такой, блин, штурм, и это падло будет внутри! – Предупредил Протасов. Вовчик открывал и закрывал рот, потрясенный отвратительной перспективой.

– Все купишь у меня недорого! – заверил с крыльца монстр.

– Баррикадируем дверь! – бросив веревку, Протасов схватился за тяжелый, старинный комод. Вовчик ринулся на помощь. Комод упирался и был так тяжел, что его пришлось кантовать.

– Недолго бы, блин, продержались парижские коммунары, если бы сваливали баррикады из современной мебели, – сказал Протасов, когда дело было сделано, комод оказался в проеме. – Вовка, тащи стол. Кашу маслом не испортишь!

– Понял, зема! – кивнув в знак согласия, Волына кинулся выполнять поручение. И тут они почувствовали вибрацию. Сначала еле заметную, едва ощутимую через толстые подошвы ботинок. Нечто вроде того, что бывает, когда вдоль улицы идет трамвай. Однако вскоре пол начал ходить ходуном, так, что края ямы, зияющей на месте кровати, принялись осыпаться внутрь.

– Землетрясение, блин?!

– Если бы, зема! Это та самая тварь, которую я в летней кухне видел, чтобы она сгорела!

Девушка в подземелье пронзительно завизжала:

– О, Господи, это оно!

Одним прыжком очутившись у ямы, Протасов подхватил брошенную веревку:

– Лови конец, Жанна!

– Помогите!

– Дура, блин, хватайся! Я тебя высипну!

Когда за веревку дернули, Валерий не устоял на ногах. Сила рывка была такой, что если бы Волына вовремя не подставил плечо, Валерка бы полетел вниз.

– Чудовище тебя утащит, мудак! Отпусти канат! – кричал Вовчик. Это было непросто. Протасов обмотал веревку вокруг кистей, для надежности, и теперь напоминал рыбака, подцепившего на редкость большую щуку. Такой величины, когда охотник превращается в дичь. Неизвестно, чем бы закончилось противостояние, если бы веревка неожиданно не оборвалась. Протасов и Волына повалились на пол. Он продолжал вибрировать. Он трясся, как палуба корабля.

– Надо заткнуть дыру! – нашелся Волына. О несчастной Жанне больше никто не вспоминал. Вдвоем приятели подняли тяжелый обеденный стол, подтащили к дыре и перевернули плашмя.

– Мало! – Волына вцепился в кухонный шкафчик, из которого со звоном посыпалась посуда.

– Все равно, мало!

За шкафчиком последовали обе кровати. Сверху упал мешок картошки, раздобытый на днях хозяйственным Вовчиком. Приятели лихорадочно озирались по сторонам в поисках того, чем бы еще завалить дыру, когда стол принял первый удар. И сдвинулся с места. Мешок с картофелем исчез в дыре. Комнату наполнил концентрированный запах сероводорода. Приятели заметались по комнате, однако пути к спасению были отрезаны.

– Купи халву! – надрывался с крыльца среднеазиат. – Не купишь, потом пожалеешь!

– Мы в ловушке! – в исступлении выкрикивал Волына.

– Надо шкафом дырку придавить, – сказал Протасов, наблюдая, как рассыпаются наваленные ими вещи. Старинный шкаф для одежды стоял у дальней стены. В одиночку его было не сдвинуть. – Вовчик, раз-два, взяли!

Когда шкаф, наконец, отделился от стены, висевший за ним толстый ковер упал на пол, подняв целое облако пыли. Вовчик громко чихнул.

– Дверь, – потрясенно проговорил Протасов. В скудном свете керосиновой лампы их взглядам представилась допотопная двухстворчатая дверь, обычная для деревенских домов.

– Куда она ведет, зема?!

– Да мне по бую, куда! – крикнул Протасов. – Лишь бы подальше отсюда! – Впрочем, несложно было догадаться, что потайная дверь ведет в хозяйскую часть дома. Вероятно, она стала внутренней во время одной из реконструкций, которым дом подвергся в семидесятые. Когда семья Ирины росла, может, ожидалось очередное пополнение. Впоследствии дверь заколотили наглухо, снабдив пристройку отдельным входом.

– Зема! Помоги! – Протасов налег на дверь. Из этого ничего не вышло. – Заперта, собака!

Пока они ломали замок, за их спинами произошло движение. Металлическая кровать повалилась набок. Баррикада рушилась на глазах. Что-то добиралось до них из-под земли. Вряд ли то была Жанна. Протасов схватился за топор, выданный им Ириной.

– Руби, зема! – крикнул Вовчик. Протасов взмахнул колуном. Полетели щепки. Лезвие глубоко вошло в дерево.

– Давай, брат!

– Застряло, блин!

Наконец, им улыбнулась удача. Замок лопнул. Левая створка подалась. Волына первым скользнул в образовавшуюся щель. Протасов рванул следом. Под ногами захрустел какой-то мусор. Спотыкаясь об этот хлам, приятели двинулись вперед. Сначала было совершенно темно, и, на удивление, очень сыро. Слишком, даже для скверно отапливаемого старого дома в деревне. Они прошли метров десять. Им давно было пора очутиться в хозяйской половине дома, однако, ничего подобного не произошло. Они попали в совершенно иное место. Совсем не туда, куда рассчитывали. Слишком холодно и мокро стало вокруг. Затхлый воздух наводил на мысли о склепе. Потом стало немного светлее, и Волына разглядел неверные тени, мелькавшие там, где вообще-то следовало находиться полу. Видимость была отвратительная, они шли по колено в тумане. Их голоса звучали соответственно.

– Зема? Это, кажись, рыбы плавают?

– Какие, блин, рыбы, идиот?

– Сам посмотри.

Немного погодя они натолкнулись на водоросли. Волына врезался в непролазные заросли на ходу. Ощущение было отвратительным, прикосновения растений мокрыми и ледяными. Споткнувшись, Вовка с головой погрузился в воду. Она обволокла его, как кисель. Никаких брызг, никакого всплеска. Громко фыркая и отплевываясь, Волына обернулся к Протасову. Он не мог поверить в то, что чуть не захлебнулся в старом коридоре. Он не верил в это, тем не менее, это было так.

– Тону, зема!

– Какое, тону, мудила?! – обозлился Протасов. – Что ты лепишь, блин, на голову не натягивается?!

Впрочем, не имело смысла отрицать очевидное. Они действительно очутились в пруду. Пруд был старым, вода цвела, испарения висели над поверхностью, обволакивая это нехорошее место.

– Гиблое место, – уточнил Вовчик шепотом. Протасов не издал ни звука.

Посреди пруда, наполовину в воде, стоял крытый тентом «УАЗ» цвета хаки. Стекла кабины были зеленоватыми и непрозрачными, как в давно не чищеном аквариуме. Кузов сожрала коррозия, судя по всему, машину бросили тут много лет назад. Вовчик насчитал несколько дыр в бортах, они подозрительно походили на пулевые отверстия.

– Классная тачка. Для того света, – хрипло пробормотал Протасов. Он хотел добавить еще что-то, но, не успел. Ближайшая к ним дверь начала открываться. Вовчик подумал, что это невозможно, исходя из состояния петель, иногда ржавчина соединяет железо не хуже сварки. Потом он заметил руку, высунувшуюся в образовавшуюся щель. Рука была человеческой. Точнее, она когда-то принадлежала человеку, а теперь от нее немного осталось. Перед ними была рука скелета. На почерневшей левой кисти не хватало нескольких пальцев, возможно, фаланги просто отвалились. Вовчик оглянулся, за поддержкой, но Протасов, похоже, был напуган не меньше его. Они попятились, отступая от ужасной машины, и завороженно наблюдая, как из других дверей вылезают одетые в рубища скелеты. Всего их оказалось трое, двое высоких, и один поменьше, возможно, женщины или подростка. Тот, у кого не хватало пальцев, потянулся за пистолетом, висевшим в кобуре на поясе.

«Он должен быть ржавым», – мелькнуло у Волыны.

– В тебя никто не станет стрелять, – сказал скелет с пистолетом. Было невозможно разобраться, откуда доносится голос. Протасов подумал, что он, скорее всего, звучит в мозгу, раз у скелетов нет ни легких, ни гортаней, ни губ, чтобы разговаривать.

– Не станет? – спросил Вовчик, срываясь на визг.

– Нет, – сказал скелет. – Вы просто займете наше место. Вы будете сидеть тут двадцать лет. Забытые всеми. Пока не превратитесь, в таких как мы.

– В таких, блин, как вы?! – сказал Протасов. – Да кто вы вообще такие?

– Мы – жертвы бандитов. А теперь пора и вам, бандитам, стать жертвами. Это будет справедливо.

– Мы тут ни при чем! – завопил Вовчик. – Оставьте нас в покое!

Скелеты теперь наступали молча. Протасов и Волына также молча пятились.

– Отклепайтесь, уроды! – крикнул Протасов. Пора было улепетывать отсюда. Оставаясь на месте, они рисковали сбрендить. Земы побежали обратно, затрачивая чудовищные усилия. Еще бы. Ведь гнилая, затянутая ряской вода достигала пояса, а местами они проваливались по грудь.

– Мы попали! – выкрикивал Вовчик. Протасов молчал, берег дыхание. Неожиданно Волына нырнул с головой, а, снова появившись на поверхности, забился, словно угодившая в силки птица.

– Ой, зема, помогай! – истошно завопил он.

– Чего?! – крикнул Протасов. Он не сразу разглядел Ирину. Он не знал, откуда она взялась. И действительно ли перед ними квартирная хозяйка. Жуткое, раздутое, как у утопленника тело отливало зеленью и, как показалось Протасову, местами поросло мхом. Ирина была обнажена, и от одного вида ее наготы Валерия чуть не вывернуло наизнанку.

– Зема! – это были последние слова Волыны перед тем, как он окончательно пропал под водой. Поколебавшись, быть может, секунду, Валерий рванул к выходу. Туда, где он рассчитывал его обнаружить. Сам погибай, товарища выручай, любил Повторять генералиссимус Суворов. В каждом правиле случаются исключения, сказал себе Протасов.

Брошенный товарищем, Вовчик остался один на один с хозяйкой. Он отчаянно отбивался, но существо, в которое обратилась Ирина, обладало невероятной силой. Волына оказался на спине, придавленный ко дну ее отвратительной, разлагающейся тушей. Глаза Вовчика лезли из орбит, изо рта вылетали пузыри драгоценного воздуха. Тело билось в конвульсиях. Говорят, будто страх удесятеряет силы. На какое-то мгновение Волыне удалось вывернуться, и достигнуть поверхности. Протасова к тому времени и след простыл. Ирина выскочила из воды в полуметре. Ее перекошенное ненавистью лицо наводило на мысли о зомби, темно-синие губы скалились нечеловеческой усмешкой. Вскинув руки с длинными, острыми когтями, Ирина пошла на Вовчика.

– Сука, что я тебе надо?! – крикнул он. Не рассчитывая, что она услышит, а, скорее от отчаяния. Однако, она ответила:

– Из-за тебя умер мой отец.

– Из-за меня?! – взвился Вовка. – Ты, шалава конченная, да я его вообще блин не знал!

– Из-за тебя. Из-за таких, как ты! – она продолжала наступать?

– Каких, таких, звезда?! – от крика у него запершило в горле, и он закашлялся. Его просто скрутило пополам, и он ничего не мог с этим поделать.

– Из-за бандитов! – это были ее последние слова, после которых она кинулась на Вовку. Он упал. Ее гнусные ногти оцарапали ему шею, и места порезов обожгло огнем. Вода через нос ворвалась в глотку, она чувствовала себя там, как дома.

– Пусти, пусти, сука, пусти!

* * *

– Я сейчас как дам суку! – сказал Протасов, появляясь в его поле зрения. Первые несколько секунд Волына продолжал пребывать в прострации. Возможно, это состояние затянулось бы, если бы Валерий не встряхнул его, как старую куклу. Только после этого в затуманенное кошмаром сознание Вовчика вползло понимание, что он находится в кровати.

– Кошмар? – вопрос Протасова скорее прозвучал утверждением. Или, по крайней мере, риторически. Валерий выглядел человеком, которого вытащили из постели посреди глубокого сна. Так, скорее всего, и было.

– Кошмар, не то слово, зема, – сказал Вовчик сипло. – Попить дай. В горле першит.

Вместо того, чтобы возмутиться по своему обыкновению, Протасов нагнулся за трехлитровой банкой, которую они еще вечером набрали из колодца. Перед тем, как сели замывать обнову – купленную у местных Ментов желтую тройку. Теперь воды там оставалось не больше половины. Валерка выхлебал еще с пол-литра, прежде чем протянул банку Вовчику. Волына жадно приник губами к стеклянному ободку.

– Сушит? – сказал Валерий. Волына, глотая, кивнул.

– Сколько времени? – спросил он, напившись досыта.

– Пять пятнадцать, – Протасов посмотрел на часы. Вовка несколько минут молчал.

– Гляди, как складывается, зема, – произнес он наконец.

– Что, Вовка?

– В пять я забежал в комнату. Потом эти монстры гребаные. Жанна, и этот второй, в тюбетейке. Еще пять минут мы дверь баррикадировали. Потом по коридору шли. До озера.

Пока Вовчик перечислял события, случившиеся с ним во сне, лицо Протасова вытягивалось. Вовка этого не заметил, потому что был поглощен собственными переживаниями, которые во сне ничуть не уступают настоящим. Он бы продолжал говорить, если бы Валерий не сжал ему запястье.

– Ты видел гиблое озеро с «УАЗиком», из которого скелеты вылезли?!

– А? – Волына в недоумении смотрел на приятеля. – Откуда ты знаешь, зема?

– От верблюда, Вовка. Мы с тобой, блин, один и тот же сон видели.

– Этого не может быть, зема.

– Может, е-мое, если это так. На тебя еще чучело напало, вроде Ирки, только зеленого цвета. И притопило, в самом озере…

– А ты сбежал, – перебил Волына.

– Сбежал, – краснея, подтвердил Протасов.

– Как же так, зема? – Вовчик не мог поверить в такое совпадение. Оно казалось ему неслыханным.

– А это не совпадение, брат.

– А что тогда?

– Не знаю, – мрачно сказал Протасов. – Я знаю только, что свалить хочу, из этой дыры сраной.

– Может, это водка паленая виновата, которую мы за покупку бахнули?

– Галлюциноген?

– Чего, зема?

– Ничего. Давай, Вовка, спать. Рано еще.

– Но… – начал Волына.

– Никаких, но, – оборвал прения Протасов. – Мне к Ольге с утра. Давай хотя бы часок покемарим. Мне, блин, вечером, свекровь ее охмурять. Я в паронормальных приколах не волоку. Так что давай, Вовчик, капусты нарубим, и будем отсюда когти рвать. Хватит, блин, и скелетов, и прочей, в натуре пурги, е-мое. – Решительно развернувшись к стене носом, Протасов вдобавок еще и натянул одеяло на голову. Как ни странно, вскоре он снова спал. Волына же до утра не сомкнул глаз. Он лежал в кровати, буравя глазами обшарпанный потолок, и боясь даже думать о сне. Ведь кошмары имеют обыкновение повторяться.

* * *

воскресенье 6 марта 1994-го года. После полудня

Как и был обещано, в воскресенье Протасов заехал на Харьковский массив. Ольга открыла двери. Короткая юбка до колен и яркий кухонный передник, надетые на тренершу, привели Валерия в игривое настроение. Он даже отметил про себя, что чем дальше оказывается от Пустоши, тем свободней ему дышать, и, соответственно этому, лучше дела с эрекцией.

– Проходи на кухню, – ласково предложила Олька. В квартире царили запахи сдобы, от которых у Валерия потекли слюни. Следуя за экс-женой, он не сдержался, и ущипнул ее за ягодицу.

– Может, это? – скромно предложил Валерий, протягивая руки к переднику.

– Валера! – лицо тренерши залила краска. – Богдасик на кухне. Мы математикой занимаемся. Вчера классная руководительница звонила. Говорит, надо подтянуть.

За кухонным столом с видом прикованного к галере раба сгорбился Богдасик. Перед мальчуганом лежал открытый учебник и испещренная примерами тетрадь.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался пацан.

– Сочувствую, – искренне сказал Протасов, с содроганием глядя на вычисления.

– Если ты с Богдашей позанимаешься, я как раз с готовкой управлюсь.

Только теперь Протасов разглядел пятна муки на переднике Ольги. В духовке дозревали весьма привлекательные на вид булочки, которые Протасов по невежеству окрестил пончиками.

– Пожалуйста, Валерочка. А то я совсем зашиваюсь.

* * *

Поскольку Нина Григорьевна звала к семи, они покинули квартиру около шести вечера. Ольга к тому времени покончила с заварными, Протасов ошалел от математики, а Богдасик убедился, что слова классной о двоечниках, которым за безграмотность и небрежение учебой потом в жизни платить и платить, не стоит принимать близко к сердцу. Живут люди, как выяснилось, и без алгебры. И комфортно себя чувствуют.

Во дворе Протасов сразу направился к ярко желтой «Ладе», припаркованной у самого парадного. Двери с правой стороны были тусклого черного цвета. Лобовое стекло казалось дымчатым из-за трещин. Левая фара отсутствовала. Как, впрочем, и рисунок протектора на колесах. Диски испещрили потеки ржавчины, кое-где перебравшиеся на кузов. В общем, когда карета Золушки обратилась обратно тыквой, сказочная героиня испытала те же чувства, что и слегка опешившая Ольга.

– Валера, где ты ЭТО взял?

– Что это? – ощерился Протасов.

– Ну, корыто…

– Не корыто, а автомобиль «ВАЗ 2103». – Он помог жене втиснуться на переднее сидение. – Что, к хорошему быстро привыкаешь, да, малая? У меня бригадир на этом «Жигуленке» ездит. Вот, взял покататься. Чтоб твою антисемитку не нервировать. Против «Жигулей» твоя Нина не будет возбухать?

– Надеюсь, что нет, – сказала Олька, разыскивая место для ног. Ноги были длинными, и не желали умещаться в предназначенной для них нише.

– Значит, заметано, – кивнул Валерий.

В семь часов вечера, как и было уговорено, Протасов заехал во двор дома на углу Михайловской и Свердлова, выбрался наружу и оглушительно хлопнул дверью. По-другому она закрываться не желала. В иномарке неподалеку немедленно сработала сигнализация. Обогнув капот, он галантно подал экс-жене руку. В строгом двубортном костюме и плаще до пят Валерий выглядел преуспевающим денди. Прикид обязывал к соответствующим манерам.

– Мадам, – вежливо сказал Протасов. Зардевшаяся от удовольствия Ольга не спеша выбралась из машины.

– Валерочка, ты просто суппер.

– А ничего местечко, – присвистнул Валерий, когда они заходили под высокую арку. Внутренний дворик был аккуратен и чист. Повсюду горели фонари. – Заповедник для мажоров, е-мое. Жирно. Хата, небось, кусков на пятьдесят тянет.

Парадное оказалось на коде. В холле Валерий обнаружил расставленные повсюду горшки с какими-то диковинными цветами, навевающими мысли о ламбаде, тропиках и потных мулатках.

– Не воруют? – на ходу бросил Протасов. Ольга надавила оплавленную кнопку лифта (тут ничего не поделаешь, жженые кнопки – национальная эпидемия) и кабина, находившаяся где-то наверху, немедленно пришла в движение. Лифт поехал вниз, а противовес, как и полагается, наверх.

– Цивилизация… – протянул Протасов. – У матросов нет вопросов.

Они с Ольгой заранее договорились не обнародовать общее прошлое, выдав Валерия за старинного приятеля, однокашника по инфизу. И, не более того.