– Какой ужас! – прошептала Нина Григорьевна, и Протасов почувствовал, как ее теплое бедро прижимается к его каменному. «Вотте раз» — успел подумать Валерий перед тем, как Нина продолжила. – Знаете, Валера? А ведь искренне жаль этих парней. Они могли бы принести столько пользы. А их кинули в самое горнило. Чтобы они в нем сгорели. Это трагедия! Трагедия целого поколения.
– Вы правы, – пробасил Протасов, не зная, отодвигаться, или нет. – Вы только Ольге ничего не говорите. Зачем ее зря расстраивать.
– Конечно, – вздохнула Нина. – Оля такая неприспособленная. – Она подлила в бокалы, и они, чокнувшись, выпили за возрождение спорта и будущих рекордсменов, которым не доведется не по назначению использовать гимнастические биты.
Когда в гостиной появилась Ольга с заварными и кофейником, Нина Григорьевна перебралась в кресло. Ее лицо стало задумчиво и печально.
– А вы знаете, Нина Григорьевна? – сказала Олька, разливая кофеек. – Валерий своего сынишку, Игоря, ко мне в секцию привел. На греблю, представляете? Так мы, собственно, и встретились. Вам со сливками, или без?
– Вы женаты? – поперхнулась Нина, и Протасов понял, что кредит в кармане.
– Я вдовец, – сухо ответил он. Нина Григорьевна оценила это известие так, как под силу только матери одиночке. Они выпили за Игорешку, чтобы рос похожим на папу.
– Знаете, Валерий. У вашего сына замечательный отец. Да, с отцом мальчишке повезло, а это… это совсем не мало.
«Может, оно и к лучшему для всех нас, – думала Нина Григорьевна, украдкой наблюдая за Валерием. – В особенности, для Ольги и Богдана. Ей давно нужен крепкий мужик, а мальчишке – отец. – Она тяжело вздохнула. – Мужик он, сразу видно, положительный. Простецкий немного, грубоват, конечно, ну так и Ольга не из рафинированных интеллигентов. Если сойдутся, то, пожалуй, так тому и быть. СРостиком-то у Ольги, навряд ли, когда наладится. – Нина Григорьевна еще раз посмотрела на Валерия. Тот ответил глуповатой, обезоруживающей улыбкой. – Хорош. Господи? Ну почему я такого не встретила? Где мои, ну не двадцать, так хотя бы тридцать лет? Где?»
Ольга на малой громкости включила телевизор. По первому транслировали концерт. У микрофона старался Боярский, со своей популярной под конец восьмидесятых «Медведицей».[41] «Вечно одна, ты почему, где твой медведь?…» «Так и есть», – пробормотала Нина, и пригласила гостей к столу: – Что у нас сладенького? Олины фирменные заварные? Валерий, вы просто таки обязаны попробовать! Они бесподобны.
За десертом обсудили детали предстоящей сделки. Валерий попросил кредит под покупку и последующую перепродажу крупной партии японской видеотехники. Операция сулила барыши, которые, как заверял Протасов, целиком пойдут на расширение лесопильного производства.
– Оборотных средств нам, как воздуху не хватает, – жаловался Протасов. – И инфляция, проклятая, за горлянку держит. Кто ее только раскручивает, не пойму? Так что все до копейки в производство. Хотя, нет! – всполошился Протасов. – Нет! Одну видео-двойку мы тут поставим. А то, что за телевизор, е-мое? Вы же совсем зрение загубите.
«Славутич» Нины Григорьевны был однояйцовым братом того, что стоял у Ольки на Харьковском, и показывал столь же скверно. Банкирша протестовала вяло, высказавшись в таком духе, что, коли уж представится такая возможность, то новый телевизор пригодиться Богдасику. «Ребенок будет счастлив, – добавила Нина, хотя, в принципе, ему следует побольше заниматься уроками, и поменьше торчать перед экраном. Под финал она предложила выпить за Валерия. Тот скромно отнекивался.
– Нет, – настояла на своем Нина Григорьевна. – Давайте обязательно выпьем за вас. Я вам так скажу, Валера. Я вам словами Маяковского скажу.
И она продекламировала с чувством:
Я знаю, город будет.
Я верю, саду цвесть,
Когда такие люди
В стране Советской есть.
Поздно за полночь Протасов и Ольга покинули гостеприимный дом банкирши и отправились обратно на Харьковский. Валера с трудом управлял «тройкой», стараясь, по возможности, держаться разделительной полосы, по крайней мере там, где она была. В пути Ольга была немногословна. «Неужели к свекрухе приревновала»? – думал Валерий, и был прав. Они благополучно миновали многочисленные милицейские посты. Протасов загнал «тройку» на стоянку под домом, и они поднялись в квартиру. Ольга скользнула в ванную, а оттуда сразу под одеяло. Когда Протасов улегся в кровать, она демонстративно повернулась спиной. «Итальянская забастовка в койке», – хмыкнул Протасов, в свою очередь разворачиваясь кормой. Засыпая, он думал о Нине Григорьевне. Она, у себя на Прорезной, в это время тоже думала о нем. А еще говорят, будто телепатия чепуха. Очевидно, это все-таки не так.
* * *
понедельник, 7-е марта
В течение одного банковского дня кредит был оформлен документально, и переведен на расчетный счет общества с ограниченной ответственностью «Кристина», представленного гендиректором Бонасюком. Нина Григорьевна немного расстроилась, узнав, что договора подписывает не Валерий. Протасов успокоил банкиршу:
– Мой партнер, – заявил он, хлопнув Вась-Вася по плечу с такой силой, что едва не сломал тому ключицу. – Бывший преподаватель КПИ, между прочим. Вот, что с нами время творит. Человек, понимаете, НАУКУ оставил, чтобы отечественную промышленность подымать. Верно я говорю, Васек?!
– Подумать только… – Нина с уважением покосилась на Вась-Вася, в целом производившего благоприятное впечатление. Ученый муж, седая голова. Вася не походил на бандита. Правда, выглядел немного потерянным, ну так, а каким еще казаться светилу, отринувшему науку ради спасения производственных мощностей? Нина Григорьевна обнадеживающе улыбнулась Бонасюку:
– Не переживайте вы так, Василий Васильевич. Все будет в порядке. И вообще спасибо вам, что вы есть. ЧТО НЕ ОТСИЖИВАЕТЕСЬ, КАК ДРУГТЕ, ПО АУДИТОРИЯМ.
Вася ответил вымученной улыбкой. Ему хотелось одного – БЕЖАТЬ!
«Ох, поистине, пропал я», – думал Вась-Вась, подписывая банковские документы. Едва дело было сделано, охранники, в роли которых довелось выступать Следователю с Близнецом (это здорово раздражало обоих) увезли Бонасюка «в офис», то есть обратно, на оперативную квартиру УБЭП.
Нина Григорьевна, Мила Кларчук и Валерий распили традиционную бутылку шампанского. Протасов по случаю приволок полусладкое. Дамы одобрили выбор.
За удачу достойного начинания! – провозгласила Нина Григорьевна. – Верю, что все у нас, Валерий получится. Тем более, в канун Международного женского дня. – Нина сверкнула глазами как Бонапарт по концу Аустерлицкого сражения.[42]
«Да уж, Соломоново, воистину, решение, – поджала губки Мила, – учредили один дурацкий праздник в году, а на протяжении прочих трехсот шестидесяти дней заставили вкалывать кем угодно. Валяльщицами, монтажницами, проходчицами. Вот, спасибо. Пришла весна, настало лето, спасибо партии за это».
– Как говорится, семь футов под килем! – поддакнул Протасов, затруднявшийся с оценкой 8-го марта. Лично он в этот день жалел только о том, что не родился цветочным магнатом. «Вот у кого капусты, хоть, блин, в бочках соли».
Мила Сергеевна в роли главного бухгалтера ООО «Кристина» казалась немногословной и сосредоточенной. На душе у нее скребли кошки. Никакого триумфа не было и в помине. Глядя в счастливую физиономию Протасова, она раздумывала над тем, что ожидает ее впереди. А там, во-первых, маячила мрачная рожа Лени Витрякова. В обещанную Украинским охрану Мила Сергеевна верила, как новобранец клерку из военкомата, распинающемуся про отсутствие в армии «дедовщины», про солдатское братство и отцов-командиров. Но, даже если б Витрякова унесла чума, это б не изменило картину в целом. «Что, собственно, дальше»? – спрашивала у себя госпожа Кларчук. Вразумительный ответ отсутствовал. Крушение коммунистического режима освободило большинство советского населения от беспросветного вкалывания на государство, организованного наподобие барщины. От победы к победе, со стабильно унизительным окладом, лишь бы ноги не протянуть, в убогой квартирке, освещаемой Светом Коммунизма Впереди, который отчего-то не греет. Но, и открывшиеся, было, перспективы, по делу оказались миражами. Какая, в сущности, разница, отчего вам не суждено побывать в Египте, партком добро не дает или попросту нету денег. Так или иначе, Долины Царей вам в живую не видать. «Оковы рухнут, и Свобода, Вас примет радостно, у входа…» – писал некогда Пушкин декабристам. Легко трепаться про эмпирическую свободу, когда на тебя пашут крепостные крестьяне. А когда крестьяне отсутствуют, желудок очень скоро начинает подводить, и он сам по себе прилипает к спине. Поскольку в финале Перестройки жизнь на большей части предприятий впала, так сказать, в анабиоз, ходить на работу сделалось незачем. Кто мог, подался в свободное предпринимательство, скоро испытав на собственной шкуре, что без связей, стартового капитала и идей, которые не сыщешь ни в одном пособии, это все равно, что воевать без карт, топлива и снарядов.
Впрочем, Мила не принадлежала к крепостным. Все таки, она выросла в комсомоле, собиравшем некогда под славными знаменами ту часть наиболее сообразительных граждан, какая давно сделала правильные выводы. Беда заключалась в том, что далеко не всем могло повезти на новом историческом этапе под негласным лозунгом «Все заделаемся олигархами». «Каждый солдат носит в ранце маршальский жезл», – любил повторять Наполеон. Мила, пожалуй, добавила бы, что не каждому его суждено вытащить.
«Ну хорошо, – думала госпожа Кларчук, пока Протасов и Нина Григорьевна ворковали, будто два голубка. Протасов нес полную ахинею про каких-то мифических замерщиков окон, которые прибудут, чтобы высчитать объемы работ. – Ну, хорошо. Дело, что называется, к вечеру. Кредит мы проконвертируем, это вопрос техники. Украинский заграбастает деньги. Сомнительно, чтобы конфискованное вернулось вбюджет. Протасов загремит за решетку. – Мила закурила «Море». – Бонасюк повесится на шнурке от торшера, или вскроет вены в ванной. Это, пожалуй, решено. А я? Что будет со мной?».
Мила слишком хорошо запомнила слова Сергея Михайловича, сказанные буквально накануне, чтобы судьба несчастного Вась-Вася вызывала хотя бы какие-то сомнения: «У Бонасюка, Мила, нет никакого дальше, – сказал полковник таким голосом, что у Милы мурашки поползли между лопаток. – Кредит взял, и растратил. В долгах, понимаете, как в шелках. Жена, опять же, бросила. Запутался полностью человек. Тут у кого хочешь, нервы сдадут. Недолга и руки на себя наложить, в его-то положении». Услыхав подобное откровение, Мила предпочла отвести глаза. На Вась-Вася ей было, в сущности, наплевать. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Вопрос состоял в том, каково ее место на шахматной доске, и кто будет перемещать фигуры. Статус разменной пешки категорически не устраивал Милу. Впрочем, как и статус ферзя, если тому грозит заклание.
* * *
Как только с делами в Сдербанке было покончено, Мила Сергеевна, распрощавшись с банкиршей, не спеша, вышла на улицу. Время стояло послеобеденное, было солнечно и довольно тепло. Легкий ветерок развевал полы ее элегантного плаща. Закурив, Мила стала выглядывать Бандуру, которому полагалось поджидать ее на стоянке. Так они договорились с утра. После нежданной негаданной встречи с Витряковым эта предосторожность представлялась совсем не лишней. Заметив свою красную «Мазду», Мила, улыбнувшись, поспешила через площадку к машине. Бандура, не спускавший глаз с крыльца, в свою очередь увидел госпожу Кларчук и распахнул дверь, чтобы выйти на встречу
– Люда! – позвал со ступенек Протасов. Он тоже не задержался в банке, совершенно не представляя, как быть с Ниной Григорьевной наедине. Банкиршу явно что-то мучило изнутри, это стало заметно даже Валерию, и он улизнул, от греха подальше. Тем более, что деньги все равно ушли. Протасов бегом догнал Милу. Бандура повалился обратно в салон, уповая только на тонированные стекла.
На счастье Бандуры, в планы госпожи Кларчук не входило нарушать инкогнито своего единственного защитника, каковым она по ошибке считала Андрея. Поэтому она взяла Протасова под локоть и увлекла подальше от «Мазды», к тротуару.
– Ну и денек, – бормотал Бандура, выглядывая из-за торпеды, словно окопавшийся солдат. – Прячусь тут, как крот.
За пол часа до появления Милы ему уже довелось нырять на сиденье. Причем, по самому неожиданному поводу. Двери Сдербанка распахнулись, и он сразу узнал Бонасюка. Сначала Андрей не поверил глазам.
– Вот так новость, ядрена вошь!
Тем более, что Вась-Вась напоминал привидение. Редкая шевелюра окончательно побелела, а под глазами залегли такие мешки, словно Бонасюк неделю не просыхал. Или его долго били по голове. Андрея так и подмывало рвануть к Вась-Васю, если бы не двое ребят, сильно смахивающих на милицейский конвой. Сопровождающие запихнули Бонасюка в «Волгу», и машина сразу рванула с места. Андрей приклеился к «Волге», как хвост. У него практически не оставалось сомнений, что Вась-Вася куда-то увозят менты. Каково же было его изумление, когда оперативная машина затормозила возле дома на Михайловской. Того самого, в котором он уже побывал в компании Милы Сергеевны. Бонасюка бесцеремонно вытащили из салона, и мигом затолкали в парадное. «Что же происходит, в самомделе? – ломал голову Андрей, наблюдая, как троица остановилась у знакомой двери. – Кто вы, и что задумали?» Стало совершенно очевидным, что он приоткрыл завесу какой-то тайны, темного дельца, к которому оказались причастны Мила и Бонасюк, и которое, скорее всего, как-то соотносилось с исчезновением Кристины. Поскольку штурмовать квартиру на Михайловской пока не представлялось возможным, Андрей развернул машину и, с максимальной скоростью вернулся к Сдербанку. Очень вовремя. Оттуда как раз вышла Мила, а через секунду Протасов.
* * *
– Ништяк? – громко спросил Протасов, подталкиваемый Милой, как теплоход портовым буксиром.
– Пока да, – еле слышно сказала Мила. Не то, чтобы ее терзали угрызения совести перед Валерием, которому по ее милости угрожал длительный тюремный срок. Просто она осознавала, что радоваться рано и вообще нечему.
– Надо, в натуре, обмыть, – продолжал разглагольствовать Протасов. – Посидим, блин, как люди. Ты чего, е-мое, такая кислая, а, Людка?
– Моя мама любила повторять, что торопиться следует не спеша.
– Пурга, – воскликнул Валерий, и в избытке чувств обнял женщину. – Мы с тобой, Людка, конкретное дельце провернули. Поехали, бахнем. Посидим, реально, как люди.
Мила его, казалась, не слышала:
– Если все пройдет гладко, и никто не станет играться деньгами, они упадут на счет Бонасюка в среду. Скорее к обеду, чем с утра.
– Как в среду? – испугался Протасов, буквально физически ощущая, как карманы почти что ломятся баксами, и сколько не трать, их один хрен много. В общем, он заранее потирал руки.
Мила аккуратно высвободилась из медвежьих объятий компаньона.
– Завтра 8-е марта. – Холодно пояснила Мила. Выходной день. Банки для клиентов закрыты.
– Вот, блин, – задохнулся Валерий. – А я не подумал, е-мое.
«Не удивительно», – поморщилась Мила. – Получается, раз 8-е выпадает, то деньги на счету у Бонасюка будут только в среду.
– Вот блин, – протянул Протасов. – Западло.
– Всю сумму надо как можно скорее превратить в наличные доллары. – Продолжала Мила Сергеевна. Собственно, так было договорено изначально.
– Само собой, Людка. А как быть с Полянским, е-мое? – фиктивные договора на поставку видеотехники были подписаны несчастным компьютерщиком после плодотворного общения с Близнецом.
– Забудь о Полянском, – отмахнулась Мила. – Он теперь никто.
– Ладно, – кивнул Протасов, не поспевая за компаньонкой мыслями.
– Получается, что снять деньги со счета Бонасюка я смогу утром в четверг…
– Логично, Людка.
«Господи, какая тупица». – Пока банк Бонасюка переведет такую большую сумму со своего корсчета на счет фирмы-однодневки, настанет пятница. Это еще лучший вариант. Обыкновенно банки придерживают крупные платежи. Это, как бы сказать, их хлеб.
– А реквизиты однодневки есть? – насторожился Протасов.
– Реквизиты я узнаю загодя, а в четверг только получу подтверждение. – Заверила Протасова Мила. – В том смысле, все ли нормально, и можно ли переводить деньги.
– Ты им объясни, что к чему! – заметно оживился Валерий. – Предупреди, блин, что если какому хорьку неумному придет дурная мысль закрысить бабло… – Протасов порывисто выдохнул. Получилось красноречивее всяких слов.
– Тише, – шепнула Мила, заметив, как переглянулись милиционеры в дверях, а проходящие мимо клиенты потупились, словно по команде. – Не вопи. Люди проверенные, никаких кидков.
– Проверенные, непроверенные, а пускай, блин, помнят… – Протасов покачал головой, собираясь предложить собственные каналы для обналички. Под ними подразумевался Правилов. Как обратиться к Олегу Петровичу по такому щепетильному вопросу, Валерий пока не знал, помимо прочего не желая, чтобы взлелеянная и затеянная махинация стала достоянием Атасова, Армейца и Бандуры. Так что говорил он больше для понту, в душе надеясь, что Мила Сергеевна откажет. Так и произошло, в конечном счете.
– В этом нет надобности, – сказала госпожа Кларчук. – Тут проблема в другом. Если заплатить в четверг, у конвертальщиков деньги появятся только в пятницу. Скажем, к вечеру пятницы. У Бонасюка счет в Комбанке. Я никого там не знаю. Значит, платеж мы не проконтролируем. По крайней мере на все сто…
– И?… – Протасов взъерошил волосы.
– И, наши деньги рискуют зависнуть до понедельника. А за выходные все, что угодно может случиться. Понимаешь? Наедут, например, конкуренты. Или налоговая милиция.
– Целую неделю ждать? – расстроился Протасов, в этот момент похожий на ребенка, у которого украли новогодний подарок.
– Я тебе просто рассказала, как есть. Расслабляться пока что рано.
– Значит, завтра, по-любому отбой?
– Завтра 8-е марта.
– Тогда что, до среды?
– До среды, – кивнула Мила. – Тебя, кстати, как найти?
Почесав затылок, Протасов пообещал, что позвонит сам, на мобильный. – Давай, в среду созвонимся.
– Ты куда-то уезжаешь?
Протасов замялся:
– Ну, значит… хотел, блин, смотать на денек…
– Куда?
– Да, понимаешь… – Протасов прочистил нос. – Тетку надо навестить. Приболела, значит, старушенция в селе…
«Проклятый дурак, – догадалась Мила Сергеевна. – Наверняка с какой-нибудь шлюхой собрался оторваться. Ну, надо же! Он думает, будто деньги уже в кармане. Вот придурок». – Не успела Мила закончить, как в полуметре от них с визгом затормозила ярко желтая «Лада».
– О, блин, Вовка прикачал. – Прокомментировал появление машины Протасов. «Лада» задергалась, будто умирающий в агонии. Видимо, ее водитель позабыл о сцеплении. Двигатель подавился и заглох. Правые колеса с треском ударились о бровку.
– Идиот! – крикнул Валерий, и замысловато выругался. – Вовчик, блин?! Ты что, дурак?!
– Твоя машина? – удивилась Мила Сергеевна.
– Ага. Это я так, шифруюсь. В целях конспирации, е-мое, чтобы до тебя дошло.
* * *
– Ничего себе?! – при виде желтой «Лады» Андрей позабыл об осторожности, охваченный целым сонмом самых противоречивых чувств. Машину он узнал сразу, и снова не поверил глазам. – Это же батина «тройка»?! – Крылья и двери правого борта отливали черной грунтовкой. Видимо, их заменили в мастерской. – Правильно. При аварии именно правому борту досталось. – Впрочем, он бы узнал машину из тысячи, с крыльями, или нет, без разницы. После происшествия в Гробарях отцовскую «Ладу» Андрей больше не видел. Посоветовался, как-то с Атасовым, и тот предложил не дергаться даром: «Забудь, парень. Видать, ее местные менты закрысили. Пускай, типа, им будет на лекарства».
Отделавшись от Протасова, Мила Сергеевна вернулась к «Мазде».
– Заждался? – ласково спросила она.
– Есть немного, – пробормотал Андрей, провожая удаляющуюся желтую «Ладу». «Ну, и денек, – думал он, – одно слово, понедельник».
– Поехали, – сказала Мила, устраиваясь, рядом с водителем.
– Куда? – насторожился Бандура, представив встречу с Бонасюком на Михайловской, если Миле взбредет на ум отправиться именно туда. «Почему бы и нет? Ведь она ничего не подозревает». Он украдкой коснулся кобуры. «Браунинг» был на месте. Это вселяло определенную уверенность. «Если те два мента еще в квартире, а они там на все сто процентов, то-то будет момент истины. Заходи не бойся, выходи не плачь». Бандура не страшился оперов. Он опасался проиграть.
– Поехали на Тургеневскую, – распорядилась Мила Сергеевна, и Бандура вздохнул с облегчением. – Я покажу дорогу.
В принципе, этого не требовалось. Андрей уже побывал недавно у дома, где, согласно добытой Атасовым информации, официально проживала госпожа Кларчук. «Сучка, сколькоже у тебя квартир?» — Бандура запустил двигатель. Дорогу до Солдатской Слободки они проделали в молчании.
– Тебя со стройки из-за меня не выгонят? – спросила Мила уже под домом.
– Я на больничном, – буркнул Андрей. – А выпрут, не велика беда. Свою лопату я завсегда найду.
– Ты обиделся?
– С чего ты взяла?
Мила, поколебавшись, полезла в сумочку за кошельком:
– Вот что. Раз ты меня охраняешь, то я просто обязана выдать тебе аванс. Должен же ты что-то есть.
– Это лишнее, – раскраснелся Андрей, но, вовремя спохватился, и взял деньги. Не следовало забывать о роли, с которой он пока отлично справлялся.
– Возьму-ка я тебя на работу, – продолжала Мила.
– Кем? – спросил Андрей, аккуратно заворачивая во двор. Мила забавно наморщила носик:
– Секретарем-референтом, например. Устроит, после разнорабочего?
– По педиковски как-то звучит…
– Это тебе после стройплощадки так кажется, – улыбнулась госпожа Кларчук.
– Тебе виднее. – Машина остановилась под парадным.
– Ты все-таки обиделся? – Мила взялась за ручку двери.
– А что ты сегодня в банке делала? – вопросом на вопрос ответил Андрей.
– Оформляла кредит, – госпожа Кларчук насмешливо прищурилась, – а почему ты спрашиваешь?
– Я же твой секретарь… как его… не могу запомнить…
– Референт. – Мила потрепала Андрея по плечу.
– А этот шкаф здоровый, который тебя у банка окликнул? Он кто?
«Вот оно что, – успокоилась Мила Сергеевна, совершенно превратно истолковав охватившее Бандуру напряжение. «Паренек от меня без ума. Подумать только?! Он, оказывается, мучается от ревности. Ну, что же, тем хуже для него».
– Он твой мужчина? – стоял на своем Андрей.
– Почему ты так думаешь?
– Вы так мило щебетали, у банка.
– Он мой деловой партнер. Кстати, очень серьезный человек.
– Да бандит он, – сказал Андрей. – Что я, по-твоему, слепой?
– Сегодня все предприниматели немножко бандиты. Ну, или почти все. Просто, время такое…
– Он опасный? – Бандура выключил зажигание. Мила задумалась.
– Когда имеешь дело с большими деньгами, каждый человек может сделаться опасным, Андрей.
– Почему у него машина такая фуфловая? Он нищий, или просто понты гоняет?
– Вообще-то у него «Линкольн», – Мила собралась выходить. – Ты наблюдательный. Это хорошо. А теперь проводи меня, пожалуйста, в квартиру.
– А кофе? – поинтересовался Бандура, когда они стояли на лестничной площадке. Мила отперла дверь.
– Не сегодня, Андрей. – Она произнесла это так ласково, будто обещала на днях не только напиток, но и себя. Андрей сделал вид, что понял, как требуется. – Я очень устала, и собираюсь хорошенько выспаться. Езжай. Жду тебя послезавтра с утра.
– Почему послезавтра?
– Завтра 8-е марта.
– А, – протянул Бандура, и его уколола мысль о Кристине. – Слушай? А машину можно взять?
Кивнув, Мила Сергеевна захлопнула дверь.
Глава 4
ЦЕНА ДРУЖБЫ
И десяти минут не прошло, как «Мазда» доставила Андрея на Шулявку, к Атасову. Поскольку сам хозяин накануне выехал в Винницу, Бандура временно превратил квартиру в штаб. В штабе дежурил Планшетов, в обязанности которому, помимо прочего, вменялось выгуливать Гримо. Андрей застал обоих на кухне. Планшетов пил пиво, Гримо грыз сахарную косточку. Пес встретил Андрея радостным визгом, Планшетов протянул непочатую бутылку «Черниговского».
– Что у тебя? – Бандура сразу перешел к делу.
– На Оболони тихо, чувак. Ни Кристины, ни Толстого. На Сырце та же картина. На двери замок, окна зашторены.
– Я видел Бонасюка.
– Где?
Бандура вкратце пересказал приятелю, как две «личности в штатском» буквально под руки вывели Вась-Вася из банка, доставив на загадочную квартиру в центре. – Даю гарантию, что под конвоем, – добавил Андрей, и отхлебнул пивка.
– Какой у нас план, чувак? – спросил Планшетов, отодвигая бутылку. – Хорошо бы потолковать с Бонасюком.
– Хорошо бы, – согласился Бандура. – Только на квартире торчат менты.
– С мусорами без стрельбы не обойдется, – протянул Планшетов. – А в центре только раз стрельбани. Столько хорьков в погонах набежит, пуль на всех не хватит. Без плана, чувак.
– Сам знаю, – обозлился Андрей.
– Мила! – подумав, предложил Планшетов. – Поехали, навестим чувиху. Всунем ей пару бананов под хвост, она мигом все выложит. И где Кристина, и почему Васька закрыли, и что за менты вокруг крутятся. Без проблем, чувак.