Звягинцев Александр. Русский Рэмбо для бизнес-леди

   Не показываясь публично на людях, в тишине своего старомодного кабинета он разгадывал самые хитроумные комбинации боссов преступных кланов, которых заносил в свою зашифрованную картотеку и с которых теперь не спускал непроницаемого инквизиторского ока.
   Он понимал, что пока ему до всех не добраться, и готовился к часу, когда новая метла начнет мести по-новому…
   О ненависти к "бесам", клокочущей в душе Инквизитора, мало кто догадывался, разве что полковник Максим Шведов, работающий с ним по делу под кодовым названием "Кавказский след". Именно в этом деле по тайным поставкам оружия в кровоточащие районы Кавказа из расформированной Западной группы войск четко прослеживалась связь между московской чиновной мафией, известными политиками и некоторыми потерявшими честь и совесть генералами. Инквизитор с полковником Шведовым предельно осторожно, чтобы не спугнуть "бесов" раньше времени, отрабатывали эту связь.
   Лямка разведчика-нелегала не дала в свое время Инквизитору возможности иметь семью и детей. Вся его семья – он сам и его огромный бладхаунд. Единственная в мире собака, не умеющая лаять и не относящаяся к волчье-шакальей группе. Впрочем, и самого Инквизитора трудно было отнести к какому-либо распространенному человеческому типу. Как и его пес, он не относился к породе "волчье-шакальих", заполонивших ныне коммерческие офисы, модные тусовки и коридоры власти. В Максиме Шведове, в этом строптивом мужике. Инквизитор увидел как бы самого себя в молодости и обрел надежду на свое продолжение, пусть не в генетическом, а лишь в духовном плане.
   С продуманной ненавязчивостью он передавал Шведову свой богатый опыт разведчика, понимая, что тот обречен провести всю жизнь на переднем крае борьбы. По этой причине именно Шведову не прощал малейших ошибок.
   Сегодня с утра он просмотрел сделанную группой Шведова видеозапись стычки покойной журналистки Коробовой с бывшим генералом Костровым на собачьей выставке в Лужниках.
   "Ничего нового эта видеозапись не дала, – размышлял он. – Про партнеров по бизнесу с оружием – ни слова. Про покровителей и поставщиков – тоже. А историю с афганскими наркотиками мы и без них знаем".
   При коммунистах о том, чтобы довести до конца расследование той грязной истории, нечего было и думать… Причастность к ней Кострова и некоторых других поначалу вызвала праведный гнев руководства, но он сразу испарился, когда Инквизитор назвал всех остальных фигурантов – партийных бонз и политиков.
   Ставшие известными общественности некоторые эти факты тогда цинично повесили на офицеров десантного полка, дислоцированного в Афганистане, и дело прикрыли. Дело Кострова по наркотикам тоже было спущено на тормозах, но у Инквизитора на этого фигуранта была своя точка зрения – скоро он положил на стол руководства разработку новых его махинаций с недвижимостью в особо крупных размерах.
   Из Нижнетагильской зоны № 13 Костров, однако, скоро вышел. Еще бы: за два года некоторые фигуранты по наркоте переместились в еще более высокие кабинеты. А после очередной реорганизации правоохранительных органов непостижимым образом испарились и оба "дела" Кострова.
   И теперь, занимаясь "кавказским следом" поставок оружия в Чечню и другие "горячие точки", Инквизитору приходилось заново отрабатывать связи его в коридорах власти. Он полагал, что бывшие подельники Кострова по афганскому опиумному делу, с тех еще пор повязанные круговой порукой, имеют непосредственное отношение к нелегальной торговле оружием. По опыту жизни он знал, что черного кобеля не отмыть добела.
   Давая санкцию Шведову на съемку Кострова на собачьей выставке, Инквизитор рассчитывал на то, что тот, почувствовав явную угрозу, в панике бросится за защитой в коридоры власти, и тогда можно будет вычислить, кто из сильных мира сего причастен к поставкам в Чечню оружия и пластида. Но, к его удивлению, Костров никуда не бросился. Почему? – ломал голову Инквизитор.
   Для него не было секретом, что след от хозяев высоких кабинетов тянется через Кострова за рубеж, к Виктору Коробову. Но тот в Швейцарии, и за жабры там его не возьмешь. Он даже не приехал на похороны родной дочери.
   "Знает кошка, чье мясо съела!" – думал Инквизитор.
   Явно заказная авиакатастрофа дочери Коробова путала все карты Инквизитора. Кто ее убрал?
   Не найдя ответа на мучившие его вопросы, он приоткрыл дверь кабинета и приказал вытянувшемуся помощнику:
   – Полковника Шведова ко мне.
   Шведов появился через несколько минут.
   – У меня на столе афганское дело Скифа по угону вертолета. Бумаги по амнистированию… В них, кстати, ни слова о его супружеских отношениях с Ольгой.
   – Значит, кто-то в свое время позаботился об этом .
   Они развелись сразу после суда над Скифом, по его настоянию.
   – Чтобы не портить ей журналистскую карьеру?
   – Вероятно… Но ее брак с Мучником не более чем деловая сделка между Питоном и Мучником-старшим, подпольным советским миллионером и его партнером по ряду сомнительных сделок.
   – Смотрю, Шведов, ты основательно проштудировал жизнеописание сербского национального героя Скифа… А на духу, он – стоящий человек?
   – Скиф – человек чести и слова, – ответил Шведов. – Испытания не ожесточили и не сломали его.
   К недостаткам можно, пожалуй, отнести то, что он теперь никому не верит, в том числе и нам. Надеется только на себя. Ну, может, еще на боевых друзей.
   – Говоришь, он надеется только на себя, а нам не верит? – с интересом переспросил Инквизитор. – Откуда такой вывод?
   – Опасаясь Интерпола, которым его шантажирует Костров, Скиф живет по фальшивым документам на фамилию некоего Луковкина. Я предложил ему помощь в оформлении паспорта на его настоящую фамилию. Отказался наотрез, а зря. Подлинный паспорт ему сейчас ой как понадобится.
   – Зачем?
   – Незадолго до гибели Ольга Коробова перевела свое немалое состояние на их общую дочь и до ее совершеннолетия сделала его управителем этого состояния. Как же он вступит в управление под чужой фамилией?
   "Может, Коробову все же убрал кинутый ею Мучник?" – выслушав Шведова, снова подумал Инквизитор.
   Он уже знал из оперативных материалов, что зарубежная недвижимость и активы Коробовой и Мучника были оформлены на одну Коробову. Криминал часто прячется за подставных лиц. Но что-то мешало Инквизитору принять такую версию.
   – Почему она сделала управителем Скифа, а не своего цюрихского папашу? – хмуро спросил он. – Тот к совершеннолетию внучки удвоил бы ее состояние.
   – Чужая душа – потемки, – неохотно ответил Шведов. – Тут не все мне ясно, товарищ генерал.
   Шведов достал из кейса и протянул Инквизитору два сложенных вместе листка:
   – Прочитайте вот это.
   – Что это? – прочитав их, раздул ноздри Инквизитор.
   – Одно – подлинное письмо Ольги Коробовой Скифу, Скворцову Игорю Федоровичу, отцу ребенка, написанное ею в день своей гибели, а другое – искусная подделка, подброшенная людьми Фармазона в багажник его машины.
   – Людьми Фармазона – не ошиблись? – вскинулся Инквизитор, перечитал последние строки подлинного письма Ольги: "Умоляю, не отдавай Нику моему отцу! Не отдавай Нику моему отцу!!!"
   Зарябило в глазах… Значит, след по поставкам оружия со складов ЗГВ на Кавказ и Ближний Восток и убийство журналистки Коробовой как-то связаны между собой и.., и, страшно подумать, ведут к ее родному отцу…
   – Откуда взялось подлинное письмо Коробовой? – поднял он на Шведова глаза.
   – Из домашнего сейфа генерала Кострова, – смутился тот. – А ему Кулемза оставил отличную ксерокопию.
   Инквизитор покачал головой и спросил в упор:
   – Чего хочешь от меня?
   – Санкцию на немедленное водворение Кострова в Лефортовскую тюрьму.
   – Что ему предъявишь?
   – Букет! – напористо бросил Шведов. – Кроме убийства журналистки Коробовой как минимум – нелегальную торговлю оружием и связь с организованными преступными группировками.
   – Смел ты, Шведов, смел. На сделках с оружием его подписей нет, как нет теперь у нас и главного свидетеля – Коробовой. Сомнительно доказать и его связь с оргпреступностью, – урезонил его Инквизитор и подумал про себя: "На "понял" Фармазона не расколешь. И вся его кабинетная шайка – "соль земли русской" – такую круговую оборону займет; что пушками ее не прошибешь". – В одном ты прав, Максим, – преступление не может быть без наказания. Не может!..
   – Действовать надо быстро, товарищ генерал, пока Костров не опомнился, – приняв раздумья Инквизитора за нерешительность, настаивал Шведов.
   – быстро только кошки плодятся, – улыбнулся Инквизитор, кивнув на потолок. – Согласовать надо… Зайди дня через два.
   – Но, товарищ генерал…
   – Через три дня!.. Кстати, – Инквизитор посмотрел на письма Ольги. – Мне ты тоже ксерокс подсунул, а где оригинал?
   – В надежном месте.
   – Переложи в еще более надежное, Максим…
   – Разрешите идти, товарищ генерал-лейтенант?
   – Иди.
   Раздосадованный Шведов четким шагом вышел из кабинета, а Инквизитор снял трубку телефона:
   – Кулемза, последние оперативные материалы по Питону, Фармазону и Мучнику срочно мне на стол…

* * *

   Этой ночью во сне Скиф уже миновал тот пустынный разъезд, на котором ему гадала цыганка. Теперь афганская "кукушка" по узкоколейке завезла его в степной кишлак с десятком землянок. По станционному громкоговорителю по-русски и почему-то по-узбекски объявили о том, что поезд задерживается в пути следования на два часа.
   Скиф вышел из душного вагона. С неба жарило полуденное солнце. На площадке за станцией мальчишки играли в бараньи бабки.
   Скиф попил у станции теплой противной воды из цинкового бака и подошел к мальчишкам.
   Те с криками "шайтан" и "шурави" метнулись от него, остался только босоногий бритоголовый цыганенок, знакомый ему по электричке.
   – Денга есть? – с вызовом спросил цыганенок, глядя снизу вверх, щуря один глаз от яркого солнца.
   – Нет, – вывернул карманы военных бриджей Скиф, который даже во сне удивился, почему он всегда без денег.
   – А на что играть будешь? – спросил мальчишка, балансируя на одной ноге и склонив, как пичужка, голову на плечо.
   Скиф пожал плечами.
   – Давай на жизнь, – лукаво блеснул черными глазами чумазый мальчишка.
   – Мою? – спросил Скиф с таким неподдельным удивлением, будто никогда не ставил на свою жизнь в бою.
   – Кому нужна жизнь солдата!.. Она ничего не стоит… Ставишь на жизнь этой бабки? – мальчишка потер ногу о ногу и запрыгал вокруг Скифа.
   Потом он достал из глубокого кармана маленькую косточку.
   – Вот на эту… Нравится? – он вприщур, испытующе уставился на Скифа.
   – Не на свою ли жизнь хочешь поставить, чертенок?
   – Нэ-нэ-нэ. Это жизнь маленькой красивой русской девочки.
   – А как ее зовут?
   – Ника…
   Скиф хотел взять у мальчика косточку, чтобы рассмотреть ее, но мальчишка сжал кулак и побежал к кону. Подразнив его оттуда косточкой, он затем поставил ее в центре кона. Отбежав на прежнее место у контрольной черты на песке, мальчишка хорошо размахнулся и сильно метнул биту.
   – Ай-ай-вай, что ты натворил шайтан-бала! – пронзительно закричал неизвестно откуда прибежавший на деревянных колодках дервиш. Он торопливо вытащил из-за пазухи песочные часы, перевернул их и поставил на землю.
   – Беги песчинка за песчинкой, Шайтан-Нукер, торопись, успей перехватить твой маленький асык, – показал он на косточку в центре кона, куда метила медленно летевшая по наклонной траектории запущенная цыганенком бита.
   – Он никогда не промахнется, удар всегда попадет в цель. Успей выхватить свой асык из-под его удара, Шайтан-Нукер, – повторил дервиш.
   Повторив это. Хранитель Времени неизвестно куда исчез, а бита поменяла направление и звонко стукнула Скифа по затылку.

Глава 28

   На вокзале, куда Скиф вместе с Аней и Засечным пришли встречать Нику, объявили, что их поезд задерживают на два часа…
   Время тянулось медленно. Но вот из белесой московской пурги под прокопченные вокзальные своды длинной змеей лениво втянулся состав, бесшумно открылись дверцы, и на перрон вышли проводники в тщательно отутюженных униформах.
   Когда из семнадцатого вагона вышел последний пассажир, Скиф хотел заскочить в тамбур, но проводница грозно стала на пути.
   – Ваш билет, господин хороший?
   – В вашем вагоне должна ехать девочка, такая кудрявая, лет девяти, – сказал Скиф, отчаянно жестикулируя, будто бы украинка проводница не понимала русского языка.
   – За францужанкой? Була такая. Но их родня в Киеве встретила, – ответила проводница, опасливо отступая назад в вагон.
   – Какая родня? – сказала Аня, в ужасе срывая с себя пуховый платок и поднося его ко рту. – У нее нет никакой родни в Киеве.
   – Откуда мне знать? Гладкие, высокие, в длинных пальтах, а девочка такая гарненькая була, як цыганочка. Сама подивилась – билеты до Москвы, а сошли в Киеве. Они для мамзели письмо передали. Та прочитала и кивнула мне, что выходит. Дамочка по-русски плохо разумеет. Дивчинонька тэж.
   Проводница сама заподозрила что-то неладное и кликнула напарницу:
   – Маня, ходь сюды!
   – Приметы не запомнили? – спросил Засечный, глаза которого под высоко поднятыми бровями снова стали, как у сиамского кота – круглые и голубые.
   – Кого? – спросила напарница проводницы из-за ее плеча, чтобы войти в курс дела.
   – Похитителей! – зло выкрикнул Скиф, досадуя на женскую непонятливость.
   – А что у кого украли? – въедливо допытывалась напарница, пытаясь высунуться из вагона.
   По перрону от человека к человеку понесся приглушенный говорок: "Украли.., украли…"
   – Ой, лышенько мое! Так то бандиты булы? Кабы знала… Ни, нэ памятаю. Они, "новые русские", для меня все на одну морду, – причитала проводница.
   – Спасибо, – буркнул Скиф.
   Ему только еще не хватало, чтобы весь вокзал узнал об этом.
   – Анюта, – сказал Скиф, – поезжай домой на метро, а нам еще в одно место заехать надо.

* * *

   Южный ветер, пришедший вслед за метелью, теплым языком вылизал мостовые города, но тут, в дачном пригороде, снег лежал не только в лесу под деревьями, но и грязной кашей летел из-под колес автомобиля.
   "Мерседес" и "жигуленок" разом притормозили у восточного замка с кирпичными минаретами.
   – Лопу надо взять с его станичниками, – сказал Засечный. – Подстраховали бы.
   – Лопа к Алексееву двинул. Мы с тобой вдвоем справимся, – ответил Скиф. – Дорожка накатанная.
   Загляни-ка на черный случай к Ворону. Скажи, обедать придем. И обрисуй парой слов ситуацию, пусть подстрахует, если что. Иди, я тут за воротами понаблюдаю.
   Засечный выбрался из машины и направился к дому напротив по утопающей в талой воде дорожке.

* * *

   В просторной каптерке двое стражей покоя Серафима Мучника резались в замусоленные карты. Голые девицы на рубашках карт от этого выглядели немытыми, как бомжицы в санпропускнике.
   Скиф перемахнул через забор и плюхнулся в осевший сугроб прямо под носом у серой поджарой овчарки. Пес рвался к нему, нервно обнажая клыки в злобном рыке, готовый вцепиться в горло нарушителю, но что-то его удерживало от последнего решительного рывка.
   Скиф не стал делать резких движений, медленно выпрямился и спокойно сказал:
   – Фьють, серый! Тебя здесь не кормят, чтобы злее был? Успокойся, зверь. – Он полез в карман, вытащил носовой платок, чтобы утереть кровь на руке, ободранной о колючую проволоку. Пес потянулся к нему мордой, принюхиваясь. Делал он это основательно: обнюхал всю землю под Скифом, его самого и платок в руке. Потом сел напротив и негромко тявкнул, словно поздоровался.
   – Ах ты, шельма! – потрепал его по холке Скиф. – Узнал платок хозяйки. Ласки не видишь, серый разбойник.
   Пес жмурил глаза и терпеливо сносил приставания человека со своей нежностью.
   Потом Скиф еле слышно присвистнул и повел его к привратницкой сторожке.
   Дверь в каптерку медленно отворилась, и сторожа увидели на пороге бородатого незнакомца с собакой.
   – Ты откудова, мужик? – спросил тот, который плутовато сдавал карты.
   – Оттудова… – Скиф ткнул рукой куда-то в сторону, потом повернул ладонь налево, затем направо.
   Оба сторожа внимательно следили за замысловатыми движениями его правой руки, соображая маршрут.
   – А чо там потерял? – спросил тот, которому сдавали карты.
   В это время его напарник умудрился поменять местами слои карт на колоде.
   – Что нашел, говорите? – Скиф пожал плечами. – Я сам не разобрался, что за штука. Глядите…
   Он протянул им сжатый кулак, и подпитые охранники даже привстали с табуреток, чтобы увидеть, что же там интересного в кулаке.
   Скиф разжал пальцы – на ладони лежала обыкновенная граната-"лимонка".
   – Стволы на пол! – так громко заорал Скиф, что собака сначала прижала уши. Затем поддержала его громким лаем.
   Первый сторож сразу выбросил пистолет, второй попытался выскочить через другую дверь, но пес вцепился ему в руку.
   – Тихо, не орать! Нежный какой, собачка царапнула – он сразу в панику. Марш оба в кладовку, и сидеть там тише мышей.
   Скиф припер оббитую жестью дверь железным ломом и свистнул собаке:
   – Ко мне! Показывай, где твой хозяин обретается.
   Мы его вмиг вычислим в его лабиринте.
   Человек с собакой вышел из дежурки у ворот и направился к центральному подъезду, за стеклянными дверями которого брезжил далекий свет.
   Пес повел Скифа в цокольный этаж, весь отделанный кафелем и отведенный под бани и бассейны.
   В прекрасном бассейне с голубой водой, отделанном золотыми изразцами с купидонами, колыхалось необъятное брюхо, может быть, будущего отца нации.
   Завидя Скифа с собакой, Сима пронзительно завизжал и чуть не захлебнулся, выкрикивая с бульканьем:
   – Волк – чужой! Фас его!!!
   – Волк сам чужой на твоей псарне, – сказал Скиф.
   Сима все-таки выбрался к спасительной лесенке, тут-то его Скиф и схватил за волосы.
   – Говори, тварь, ты Ольгу убрал? – Скиф с силой окунул его голову под воду и подержал там с полминуты.
   – Я все ссскажу.., не топи, – отплевываясь, выдохнул, вынырнув из воды с выпученными глазами, Сима. – Костров это… Он, Костров…
   – Генерал, что ли?..
   – Он такой же генерал, как я фраер. Фармазон он гнойный, два года Тагильской зоны за ним. Кккосит под генерала. Вввыперли его в девяносто втором из Конторы… Ольгу он убрал, сссукой буду.
   – За что? – Скиф снова накрутил его волосы на кулак.
   – Не знаю.., отпусти… В натуре не знаю! – орал Мучник. – Она сама с ними повязана, с синими. На их бабки фирму открывала.
   – Где моя девочка?.. Где Ника? – строго спросил Скиф.
   – Я ни при чем!!!
   – Спрашиваю в последний раз – кто?
   – Тоже Костров, старший. Он для этого моих "быков" увел. Переманил, скотина, понимаешь, переманил.
   – Как это переманил?
   – Хряк и Бабахла ссучились за его баксы. Ой, не топи, я захлебываюсь!.. Они и меня завалить хотят, потому что я все знаю о костровском фармазонстве и его подельниках.
   Сима уже захлебывался не от воды, а от страха.
   – Кому ты на хрен сдался!..
   Скиф брезгливо оттолкнул его от себя и вытер руки носовым платком.
   – Чего тебя топить – дерьмо не тонет. Но если с девочки хоть один волос упадет, тебя, блядь Косоротая, с Костровым на одной шворке вздерну.
   Наверху ему почудились чьи-то шаги и голоса.
   – Пса я забираю с собой. Не место порядочной собаке в твоем борделе.
   – Забирай что хочешь. Здесь все твое, – всхлипнул Сима. – Дом оформлен на Ольгу.
   Волк ответил радостным повизгиваньем.

Глава 29

   От респектабельного вида генерала Кострова, вышедшего из подъезда своего престижного дома на Сухаревке, Кобидзе оторопел поначалу и, спохватившись, распахнул перед ним дверцу иномарки. Под наброшенным на плечи длинным, до пят, замшевым пальто Кострова был парадный смокинг и галстук-бабочка, а на пальце левой руки сверкал украшенный алмазами платиновый перстень.
   "Целое состояние в цапке! – пронеслось в голове Кобидзе. – Эх, удалось бы Романову раскрутить плешивого!.."
   Кобидзе ухмыльнулся и, скосив на пассажира нахальный глаз, увидел, как он барабанит пальцами по подлокотнику. "Что стряслось у плешивого? – подумал Кобидзе. – Нервничает…"
   Кострову было от чего нервничать.
   На днях из одного высокого кабинета ему сообщили по секрету, что какой-то настырный полковник с Лубянки, проигнорировав постановление прокуратуры о прекращении дела по факту гибели Ольги Коробовой, продолжает собственное расследование. Есть веские основания считать, что под прикрытием расследования дела о покушении на Коробову полковник выявляет круг лиц, причастных к нелегальным поставкам оружия из в Чечню.
   – Хозяина кабинета особенно напугал этот полковник тем, что основательно сунул нос в отчетность посреднической фирмы "СКИФЪ" и в договоры, заключенные ею в последние годы. На многих договорах красовалась звонкая фамилия его сына, бывшего офицера штаба ЗГВ, а ныне преуспевающего коммерсанта. Кроме того, он сообщил Кострову, что на днях Инквизитор вроде бы просил у своего начальства санкцию на его арест, но пока получил отказ.
   Костров высказал сомнение в достоверности информации, чем успокоил перепуганного "радетеля" за Отечество, на имя которого сам не раз переводил солидные суммы в швейцарский банк. Но сегодня утром, просматривая содержимое личного домашнего сейфа, он неожиданно опытным глазом обнаружил вместо оригинала предсмертного письма Ольги Коробовой Скифу невесть откуда взявшийся ксерокс с него. Само письмо бесследно исчезло. На сейфе не было следов вскрытия. Костров знал, что так чисто умеет работать только одно ведомство… Именно то, где служат Инквизитор и настырный полковник… "Несмотря на отказ в санкции на мой арест, продолжают копать под меня, – понял он. – Письмо Ольги – улика косвенная, но серьезная. Может, найдется еще письмо, зря так переживаю", – вздохнул Костров и покосился на сотовый телефон, лежащий на сиденье.
   "Чертов Инквизитор! – вздохнул Костров. – Опередил я тебя. Инквизитор, опередил! – потер ледяные руки Костров. – Коробова с того света показаний тебе не даст. Ух и взбеленился, видно, ты!.. Медвежатников на мой сейф напустил, надо же!.. Знаешь, старая сволочь, что Костров к прокурору не побежит… Не побегу. У Кострова другая метода – око за око, зуб за зуб".
   Заверещал сотовый телефон. Костров послушал и сердито спросил:
   – Хорошо искал, оболтус?.. Тогда покрутись у метро, тебя найдут…
   "Что-то сорвалось у плешивого", – подумал Кобидзе, провожая взглядом обогнавшую их "Ауди" с милицейскими мигалками на крыше.
   – Чертов полковник, как бельмо в глазу! – бросив телефон на сиденье, чертыхнулся Костров. "Нейтрализуй его своими людьми", – вспомнил он приказ хозяина высокого кабинета. "Вот, племя интендантское воровское!.. На халяву баксы – тут как тут. А потянуло паленым – пожар туши Костров. Дерьмо вы дерьмом без Кострова, господа, а гонору-то, гонору…
   Но тот прыщ прав – полковника пора нейтрализовать. Может, тогда и Инквизитор поймет наконец, что все мы под богом ходим…"
   – Инструмент тот, для работы, с собой? – покосившись на Кобидзе, спросил он.
   – Ну-у, – ответил тот.
   – Притормози, милок, разговор есть.
   Кобидзе прижал машину к тротуару.
   – Адрес этого клиента знаешь? – Костров показал ему фотографию.
   Кобидзе скривился.
   – Знаешь, – усмехнулся Костров. – Знать еще должен: все ниточки в его руках. Ниточки-удавочки на твою шею…
   – Сколко "зелеными"? – сглотнул слюну Кобидзе.
   – Больше, чем за самолет, пожалуй, раза в два.
   – Мы работаем с гарантией – двое… Каждому – в два раза…
   – Грабители с большой дороги! – скорбно затряс розовыми щечками Костров. – Но интересы государства вынуждают меня согласиться с вашими условиями.
   – Когда?..
   – В твоих интересах сделать работу сегодня, пока я буду на презентации. А потом домой меня отвезешь.
   Там всю заработанную "зелень", милок, и получишь сполна.
   – Пачему в моих интересах – сэгодня?..
   – Завтра он будет шерстить аэродромную обслугу.
   Показаний на твой словесный портрет наберет выше крыши…
   – Вопрос снят.
   – Мою машину оставишь на стоянке перед отелем, чтоб на виду у милиции. А сам на метро. Учти, у клиента жена в больнице…
   – При чем жена?
   – Ребеночка-то из садика сам забирает… Садик во дворе. Я своего Тотошу в него водил. Хороший садик, показательный.
   – Понял, не дурак.
   – Дурак, еще какой дурак! Наследил, милок, с блядьми-то?..
   – Романов заложил? – вскипел Кобидзе.
   – Заложить всегда найдется кому, – улыбнулся Костров. – Твой этот, с лисьей мордой… Взял я его вчера за жабры, он мне и выложил про блядей-то.
   – Щэ гижо! – скрипнул зубами Кобидзе. – Язык вырву!
   – С головой, милок. Вместе с головой… Его доля тебе одному достанется, да еще тыщонки три сверху кину. Кстати, он тебя у метро "Сухаревская" ждать будет.
   Кобидзе чему-то усмехнулся и кивнул кудлатой головой.
   Он с шиком развернул автомобиль перед подъездом "Президент-отеля" и с услужливостью вышколенного лакея распахнул перед Костровым дверцу.
   Тот, небрежно кивнув, с достоинством понес свое дородное тело к державным дверям.
   – Николай Трофимович, на минутку! – шагнул к нему усатый орудовец.