Звягинцев Александр. Русский Рэмбо для бизнес-леди

   Он долго всматривался в занавешенные окна хатенки, проверял темный двор, но так нигде не углядел засады. Чуть осмелев, он открыл калитку. И тут.., серый Волк с лаем бросился ему на плечи, будто бы с радостной вестью или предупреждением об опасности.
   Бежать было поздно – на пороге раскрытой двери выросла огромная темная фигура, и посаженный бас хрипло успокоил:
   – Не крадись, разведчик… Куды ж ты без старого Ворона, сынок.
   – Ты откуда взялся? – удивился Скиф после некоторого замешательства.
   – Из тех ворот, что и весь народ.
   – В этой сырости твой ревматизм тебя доконает.
   – От смерти не убежишь.
   – А приключений на кой черт себе искать?
   – Когда надо, старая с косой тебя и на бабе сыщет…
   Он потоптался на пороге, свистнул Волку, чтобы тот перестал по-щенячьи радоваться, сгреб Скифа в охапку и втолкнул в хату.

* * *

   "Военный совет" заседал целую ночь.
   Хозяйка – почти глухая на оба уха старуха лет под восемьдесят – уже перестала бояться, что пьяные москали подпалят ее хату, и храпела на печке.
   Старик был одет, как заядлый охотник, – в хаки и высокие сапоги, во все новое. Поэтому он походил на убеленного сединами генерала среди старших офицеров.
   В костлявых пальцах держал карандаш и водил им по расстеленной карте.
   – В пятницу вечером Сима Косоротая ко мне в гости вперся. Наширянный в дупель, что-то плел про синего Кострова… Спаси, говорит, меня от Скифа, а Скифа спаси от длинных рук Тото Кострова… Захотел тот поганец малой, значит, Симу с трона сковырнуть…
   Сунул Сима мне чемодан "зеленых"… Я его, от кайфа тепленького, в подвал на цепь, как пса шелудивого, там ему надежней будет. А сам стал вертушку накручивать. До кентов одесских дозвонился, чемодан Симин в зубы и полетел в Одессу-маму. Там закупил вам арсенал и жрачки. Фирма какая-то порядочная попалась – мотострелковая дивизия. Даже трансагентов мне предоставили. Довезли на саперной машине с мигалкой на крыше и надписью "Разминирование" на бортах за милую душу. Менты нам всю дорогу честь отдавали.
   – И без тебя бы освятилось, – буркнул Скиф. – Сидел бы у теплой печки да старые кости грел.
   – А что, если пойду я сам к ним первый, – ощерился щербатым ртом Ворон. – Я на пересылках крученный, на допросах верченный, воровской мастью крапленный, по блатному закону крещенный, а богом и людьми не прощенный. Пора и должок отдавать.
   – Не пущу, – сказал Скиф.
   – Пока живу, ни у кого не спрашиваю, где мне по нужде присесть.

* * *

   Промозглым туманным утром от влажности в воздухе стволы сосен набухли и сочились крупными потеками. С березок, как весной, падали звонкие капли.
   Но их теньканье быстро затухало в плотной вате тумана.
   Ворон, в армейском бушлате, сапогах и ушанке, пошел напрямую к почерневшим сараям у невысокого холма. Верхушка холма некогда автоматически раскрывалась, чтобы выпустить из своих недр зловещего джинна.
   – Куда кости тащишь, дебил болотный? – окрикнул его неожиданно вынырнувший из-за деревянных построек часовой в разномастном хаки. – Запретная зона – глаза залил, что ли!
   Ворон, не сбавляя размеренного старческого шага, шел прямо на ствол потертого автомата.
   – Я зоны, фраерок, повидал разные, и все – запретные. Веди меня к буграм. Хряку или Бабахле.
   – А раком с маком?
   Ворон скинул бушлат и расстегнул гимнастерку – на поросшей седым волосом костистой груди старого вора свободного места не было от татуировок – кресты да купола.
   – За ксиву потянет, фраерок?
   На второго стража, выскочившего с автоматом из темноты, гипнотически подействовали татуированные эполеты на костистых плечах старика.
   – Пахан, уважаю!!!
   – То-то умнее, – усмехнулся Ворон, накидывая одежду после окончания церемонии знакомства. – Где братва и мамзель с пацанкой?
   – Братва у будуна клопа давит… Пацанка в шахте нам кишки вымотала, соплями на психику жмет. Нашли ей кичу наверху в бункере – ажио дрыжики ее берут, но живая.
   – А баба немецкая?
   – Стерва на проверку оказалась. Все ей руссиш некультуриш. Братва с ней оттянулась по кругу – надоела. Слов других не знает, заладила: бандитен да бандитен. Никакого понимания. Хряк ее в дровяном сарае – по тыкве, да там и кинули.

* * *

   Ворона отвели на три этажа под землю. В зале бывшего пульта управления горой стояли пустые бутылки, под ногами валялись вскрытые консервные банки и прочий мусор вперемешку с радиодеталями. За столом сидели Хряк, Бабахла и еще один бандит в военном.
   – Во-во-вор… Ворон с того свету! – выпучил на него красные глазки Хряк и растряс за плечи Бабахлу.
   – Что за лажа? – протер глаза Бабахла. – С Москвы звонили, что Сима деда Ворона замочил…
   – Он у меня в подвале на крюке соплями давится.
   – Пусть захлебнется ими, пидор гнойный, – просипел Хряк, потом прокашлялся:
   – Тебя сюда каким чертом занесло?
   – Делиться надо, хлопчики… Без пахана на такую пруху не идут.
   – Паханы твои нам до сраки! Мы в свободном полете. Клешню тебе целовать – облом, старый Ворон…
   А будешь понт давить – на жрачку крысам, – сказал Бабахла.
   – Скоро выборы, Сима во власть прыгнет и сам всесильным паханом станет. Тогда мы ваше чмо лагерное голодраное всех в расход поутречку. Не будет быдло нас за яйца держать. Наши прадеды не зря революцию делали и новую элиту выводили. Москва – для москвичей, не для лимиты безродной.
   Необъятный качок еле оторвал голову от стола:
   – Гей, москали, казав вам, щоб слова того не чути було – Москва. Ее наш киевский князь Юрко построил. Бабу мокнули – вам тянуть, но пахана московского не трожьте. Одесские батьки на толковище выяснят, кому в масть. Я все про все сказал, братки, или перевесть на украинскую мову?
   – За таку лажу нас, як два пальца обоссать, уроють, – почесал за ухом стоявший за спиной Ворона, первый, самый тщедушный охранник.
   – Нема базару, – подтвердил второй, который радушно принял Ворона. – Они-то що – геть на тачки до Москвы, а нам кичман за пьять кусков светит – на хрена нам такой сахар.
   В сыром бункере повисла тишина. Бабахла лениво поднялся, неторопливо отправился в дальний угол к большой консервной банке по малой нужде. Зазвенела о жесть струйка, этот домашний звук всех успокоил.
   Охранники за спиной Ворона повернулись друг к другу, чтобы прикурить от одной зажигалки.
   – Мочи своего хохла, Хряк! – заорал Бабахла и скосил длинной очередью обоих курцов.
   Но могучий хохол уже вцепился в глотку неповоротливому Хряку. Оказался такой живучий, что Симиным опричникам пришлось извести по целому магазину патронов, чтоб добить великана.
   – Все, теперь вам в этом склепе – могила, – сказал Ворон, когда Хряк с Бабахлой на него навели автоматы. – Наверху Скиф с командой, а в Одессе паханы с законом.
   – Не каркай, Ворон. И тебя замочим. Дай только срок – всех понтовых подчистую выведем…

Глава 35

   В бетонном отсыревшем бункере было темно и стыло. Свет горел лишь на третьем этаже. Там Тото сидел в бывшем кубрике для отдыха старших офицеров со спутниковым телефоном.
   Мягко светила керосиновая лампа. Шумел предусмотрительно захваченный японский примус для обогрева туристских палаток. В обшитой толстым слоем пластика с утеплителем комнатке становилось уже жарко, но Тото Костров трясся в нервной горячке.
   Стук в дверь заставил его вздрогнуть.
   Тото открыл железную дверь, и в тесную комнату ввалились Хряк с Бабахлой, таща за собой тяжелый запах закисшей крови.
   – Хохлов замочили, – тяжело отдуваясь, буркнул Хряк. – Дай ширнуться.
   – Я вам сейчас каждому так дам ширнуться!!! Кто разрешил идти на мокрое дело?
   – Ворон прилетел, – сказал Бабахла.
   – Где он? – взвился с места Тото.
   – Связали и в каптерку с крысами кинули.
   – Один или с бандой?
   – У Ворона попробуй вытяни чего-нибудь. Верченый. Брешет, что Скиф с командой наверху. Когда за нами прилетят?
   – А соплячка где?
   – Вниз перетащили. Замерзнет там еще, падла.
   – Я вас всех тогда сам заморожу! Наверху что-нибудь осталось?
   – Не-а… – ответил Хряк. – Все наружные люки задраили. Когда за нами прилетят?
   – Жду вот… – Тото показал на спутниковый телефон. – Молчат, суки. Фазер мой звонил из Швейцарии пару раз, мочалку жует какую-то, просто уши вянут слушать этих дураков. Козел Коробов в Цюрихе уперся. Симу куда-то черти занесли, и Скифа до сих пор не взяли. Вертолет с харчами не прилетел. Херня, короче, по верхам какая-то. Да еще вы тут под руку горячку порете.
   Обиженные таким неласковым обхождением шефа, подельники съежились, чтобы пройти в узкую дверцу. Из темного коридора еще долго было слышно, как пыхтел в обиде Бабахла, доказывая Хряку, что в мире существует лишь одна голая несправедливость.
   А для таких порядочных людей, как они, вообще нет места в этом поганом обществе. Век свободы не видать.

* * *

   Штурмовать шахту с утра не отважились. Неизвестно, сколько у бандитов может быть людей и откуда они ждут подмоги.
   Полдня Скиф, Лопа и Засечный зябли с биноклями на соснах. Никто из похитителей так и не вышел на поверхность.
   К обеду вернулись в хату, обогрелись.
   К вечеру снова все втроем вышли к объекту, теперь уже с оружием и полным боекомплектом.
   Обошли весь городок, обнесенный колючей проволокой на повалившихся кое-где столбах. Нашли вентиляционные и выхлопные шахты, но все они были круто отвесные, с Волком не спуститься. Зато и сам серый постарался: выскреб лапами дыру в сугробе.
   За проваленными досками маскировочной обшивки мощные ручные фонари высветили бетонный бункер для заезда машин-топливозаправщиков. Скиф приказал Лопе караулить этот выход, а сам с Засечным спрыгнул вниз.
   В обширном пандусе ледяная вода стояла выше колена. Пес заскулил от холода.
   – Молчать, серый! – шлепнул его по спине шнурком от фонаря Скиф. – Ищи!
   Покойница Ольга, по всему видно, не пожалела денег на обучение собаки. Пес работал безукоризненно.
   Негромко подал голос, когда нашел развороченную калитку в непробиваемых железобетонных воротах на заезде.
   Неизвестные мародеры постарались тут взрывчаткой на славу – бетонированный люк еле держался на петлях.
   Внутри сухого места почти не было. Повсюду хлюпала под ногами вонючая жижа. Пахло смазкой, ржавчиной и едкой химией ракетного топлива.
   Серый Волк исчез, только было слышно, как впереди шлепают по воде его лапы. Скиф посветил на компас – они шли прямо к сердцу шахты.

* * *

   Ворона с девочкой бандиты заперли в большой железной клетке, где прежде находился центральный компьютер. Теперь почти все блоки были вытащены из ячеек, и полупустое пространство напоминало курятник с жердочками. Безопасно распрямиться можно было только в проходе между стойками, шириной не более метра.
   Сначала Ворон стучал кулаками в дверь из тонкого трехмиллиметрового железа. Бесполезно. Потом пытался в темноте разобраться в конструкции замка. Но на двери был не замок, а элементарный металлический засов, который закрывал дверь снаружи. Тогда старик из последних сил вырвал железную трубу, по которой были пущены когда-то провода, и сунул обрезок трубы под дверь.
   Медленно, миллиметр за миллиметром, он отгибал дверное полотно, пока не образовалась достаточная щель. Вылез в темный аппаратный зал и присел в углу за приборными стойками. Из далекого коридора на пол упала полоска жиденького света. Ворон быстро поднялся, проклиная свои старые скрипучие кости, и, как был босиком, крадучись, направился к кубрику, который занимал Тото.
   Его он увидел склонившимся над телефоном. Тото безуспешно давил пальцами-сардельками миниатюрные кнопки. Ворон неслышно задрал на себе рубаху, запустил пальцы в кожную пазуху в животе и извлек оттуда маленькую заточку-выручалочку.
   Не было времени для душераздирающих церемоний и высокопарных заклинаний, как предписывал когда-то перед убийством противника блатной этикет.
   Ворон попросту всадил заточку в цыплячий пушок на затылке Тото. Потом взял автомат и неслышно вышел в коридор, предварительно пригасив керосиновый фонарь и притворив за собой дверь.
   Он вернулся в прежний уголок за аппаратной стойкой и опустился на ледяной от холода пол. Заныли старые ревматические кости, горло перехватил хриплый кашель.
   Но тут раздался собачий лай и выстрелы. Ворон с трудом поднялся с выстуженного пола и вышел в коридор.
   Слишком поздно он заметил, что на пол снова упала неяркая полоска света. Затем грянул выстрел – Тото, как гость с того света, с заточкой в затылке, странно покачиваясь, стоял на ногах, держась за дверь, и силился снова поднять пистолет. Превозмогая боль. Ворон круто развернулся и нажал спусковой крючок автомата…
   Тело Тото грузно рухнуло на пол.
   Тяжело шаркая ногами. Ворон вернулся в компьютерный отсек, нашарил в темноте безмолвную Веронику и с трудом перенес ее в теплый кубрик Тото.
   – Де-ед! Во-оро-он! Не стреляй… – это я, Скиф! – раздался голос из дальнего конца коридора.
   Ворон тяжело припал к стене и как мог крикнул:
   – Рожу освети фонарем, по голосу не поверю…
   Скиф направил фонарь в лицо Засечному.
   – Свои… Этого ни с кем не спутаешь, – громко прохрипел Ворон и открыл дверь кубрика.
   Оттуда он вышел к ним навстречу с девочкой на руках.
   – Жизнь мне, не задалася, зато смертушкой господь сподобил.
   – Семен, рви медпакет! – крикнул Скиф. – Я с Никой сам управлюсь.
   Засечный перебинтовал живот странно булькающего ртом Ворона, уложил его на кушетку. Из уголка рта деда сбежала струйка крови.
   Скиф уложил бесчувственную дочь на другую стойку и дыханием отогревал ей руки. Потом налил в чашку кофе из термоса Тото, приподнял ей голову и влил парящий дымком кофе в рот ребенка. Вероника закашлялась, веки на запавших глазах слегка дернулись.
   – Пойду разберусь с Хряком и Бабахлой, – проворчал Засечный, меняя магазин автомата. – Как бы Лопа наверху не проспал их со своей шашкой наголо.
   Засечный, в маске прибора ночного видения, побежал по темному коридору. Он плутал по бетонным лабиринтам, прислушивался, надеясь услышать лай Волка или голоса бандитов. Спустившись по темной лестнице в следующий лабиринт, он чуть не свалился в глубокую бетонную ванну с тяжелой жидкостью на дне. От испарений из резервуара мутило, першило в горле и резало глаза.
   Он осветил поверхность пенной жижи. Луч фонаря уперся в мертвого Волка, железной хваткой вцепившегося в жирный затылок Хряка, и торчащий на поверхности, распоротый собачьими клыками зад Бабахлы. Засечный снял инфрамаску и, шатаясь, побрел наверх. Наверху его вырвало от страшного запаха неизвестной химии.
   Когда Засечный вернулся, старик уже окончательно потерял сознание. Скиф сделал ему и дочери антишоковые инъекции. Даже умудрился ввести в дряблую вену Ворона камфару. Но в сознание его привести так и не удалось.
   Неожиданно сверху раздался крик Лопы:
   – Эй, внизу!!! Слышите меня? Вижу вертолет. Садится. Если живы, дайте знать.
   Засечный наугад выпустил ракету и крикнул:
   – Урки в жмурки сыграли. Затырься, если в вертушке бандюки.
   – Есть затыриться! – долетел голос казака, перешедший в тревожный крик:
   – Я их вижу, Скиф. Абреки. Шесть их и один – русский.
   Скоро грохот вертолета загулял по темным лабиринтам.
   – Без драки не обойтись. Скиф, – изрек Засечный. – Прячем пацанку и старика.
   Засечный подхватил податливое тело Ворона, а Скиф Нику. Отнесли их в один из лабиринтов, обследованных Засечным, и заперли на засов в бункере.
   Скиф сделал известкой метку на его бронированной двери.
   – Расходимся, – скомандовал он. – Главное, увести их подальше в лабиринты.
   Сначала, прижимаясь спинами к стенам, в зал вошли двое – в бронежилетах, с автоматами на изготовку. Увидев на полу трупы, что-то гортанно крикнули, и в зал ворвались еще четверо. Один из них, одетый в черный пуховик, поджарый, высокий, славянского обличья, показался Скифу вроде бы знакомым.
   – Одесскый вор Хайло! – один из боевиков показал на лежащего в луже крови бугая. – В разборке убыв двух наших ыз Львйва…
   – Хоть бы все они друг друга перебили, бандюги! – зло бросил человек в черном пуховике.
   "Омоновцы или гэбэшники", – подумал Скиф и хотел уже шагнуть из своего укрытия, но крик человека в черном пуховике вовремя остановил его.
   – Анатолий Костров!.. – сложив ладони рупором, громко крикнул тот. – Анатолий!.. Твой отец прислал вертолет, чтобы переправить тебя на Кавказ. Отзовись, Анатолий!.. Нас прислал твой отец, генерал Костров. Анатолий, ты слышишь меня?..
   Эхо от крика гулко прокатилось по лабиринтам и вернулось назад. Наступила тишина. Слышался лишь звук падающих с потолка капель.
   – Моя чуе, там хтось е, Гнат! – боевик кивнул на туннель. – Я памятаю Скыфа по Афгану. Шайтан, умие бути нэвидимым, як прымара, и нечутным, як барс…
   "Иван? – подумал Скиф. – Ну да – Иван!.. Иван Гураев – полурусский-получеченец, прапорщик-минер их десантного полка. В восемьдесят шестом прихватил полковую кассу и ушел к "духам". Там прославился у них жестокостью к пленным соотечественникам. Даже шакал Хабибулла не захотел иметь с ним дел. Видать, у. Кострова в "Славянском братстве" каждой твари по паре! – подумал Скиф и сжал в руке штык-нож. – Ну иди, иди поближе, Иван Гураев, поговорим, как мужчины…"
   Держа наготове оружие, прижимаясь к стенам, боевики быстро приближались к лабиринтам, в которых затаились Скиф и Засечный. Один из них в темноте споткнулся о труп Тото Кострова и от неожиданности разрядил автомат в черный провал туннеля. Пули с визгом зарикошетили по бетонным стенам. Остальные, решив, что по ним кто-то открыл огонь, тоже принялись беспорядочно палить в разные стороны.
   Гураев, пытаясь что-нибудь разглядеть в кромешной темноте, пятился в сторону Скифа. Почувствовав вдруг опасность за спиной, он резко оглянулся, и Скиф заученным ударом, которому обучили еще в Кировабадском десантном полку, всадил ему нож через бронежилет, снизу.
   – За ребят, в Афгане тобой замученных, паскуда! – прошептал он и тут же скользнул в темноту, где сам чуть было не напоролся на нож Засечного. У его ног хрипел еще один боевик с распластанной от уха до уха гортанью.
   Трое оставшихся боевиков на трупы своих наткнулись почти одновременно. Несколько минут, матерясь, палили в темноту. А когда отвизжали рикошетные пули, сверху донеслась дробная очередь и гулко громыхнул взрыв.
   По боевому опыту Скиф знал, что паника наступает тогда, когда ты чувствуешь присутствие противника, но не знаешь, откуда и когда ждать его нападения.
   – Засада! – истерично крикнул кто-то из боевиков. – Урус капкан! Уходим!
   Оставив мертвых, тройка опрометью бросилась по туннелю наверх.
   Скоро в светлом проеме мелькнула тень взмывающего вертолета.
   Засечный, подергав себя за хохолок, нервно хохотнул:
   – Ну, а ты боялась – даже платье не помялось!..
   Наверх Скиф вынес дочь, Засечный – старика.
   У входа в туннель их ждал Лопа.
   – У вас страх какая пальба была, я подумал: не отвлечь ли басурманов на себя, – показал он на лежащего в воронке от взрыва боевика.
   – Вовремя подумал, казара! – хохотнул Засечный. – Теперь мы все трое под этим делом кровушкой подписались…
   Скиф и Лопа промолчали на его слова:
   Нику и деда Ворона донесли по чавкающему под ногами снегу до машины. Заехали к бабке, у которой квартировали. Расплатились за постой и не мешкая – в путь.
   Еще на ухабистой лесной дороге из Ботивки в Белокоровичи вовремя успели заметить летящий в сторону объекта камуфлированный вертолет "Ми-8". На лесных дорогах в Полесье деревья смыкаются вплотную. С воздуха их, похоже, не заметили.
   Но под утро этот вертолет снова появился над дорогой и битый час низко кружил, ощупывая мощными фарами лесной массив.

Глава 36

   Долго ехали молча, зная наперед, что скоро произойдет встреча с роковой неизбежностью. Ника спала, уткнувшись носиком в плечо отца. Старый Ворон до сих пор не приходил в себя. Его уложили на раскрытое сиденье сзади. Лопа выжимал из машины все без остатка, чтобы, используя малейшую долю вероятности, довезти старика до больницы в Овруче.
   Но вероятность была слишком мала…
   Еще в глухом лесу, на просеке, Засечный, держащий руку деда Ворона, следя за еле ощутимыми ударами пульса, услышал прерывистые, булькающие звуки. Губы старика чуть зашевелились.
   – Жил… – явно послышалось из уст умирающего, – не по-людски…
   Бульканье в горле переходило в клокотанье:
   – Умер… no-чел…веч…ск…
   – Не довезли, – сказал будто про себя Скиф.
   Слева неожиданно нарисовалась в свете фар деревушка из пяти домов. Лопа резко затормозил и стремглав вылетел из машины, забыв даже захлопнуть за собой дверь.
   Было слышно, как он барабанил в двери спящих бревенчатых хат. На стук откликались перепуганные заспанные люди. Это были старообрядцы. Они не стали расспрашивать, где покойный старик получил пулю в живот, но от денег не отказались.

* * *

   Староверы в этих краях селились еще со времен Великого раскола. Их тут называют и по сей день – "москали" или "московськи", причем всегда отделяя от "русских" людей. Скиф записал им большими буквами на бумажке из школьной тетрадки в крупную клеточку: "Григорий Прохорович Варакушкин…" и даты жизни, насколько помнил…

* * *

   – Куда едем-то? – спросил Лопа после получаса прыжков по лесным ухабам.
   – В Киев, куда же еще, – ответил Скиф. – Машину нужно вернуть.
   – Покойный Ворон за нее уже расплатился сполна с экологами, – сказал Лопа. – Я к чему разговор веду – девочка, получается, ничья.
   – Как это ничья? – спросил Скиф.
   – У кого она в паспорте записана? Ты, Луковкин Василий Петрович, по паспорту холостяк. Хохлы на любой границе тебя цапанут и спросят, чей ребенок и откуда… Мы с тобой еще не знаем, что за вертолет над нами пролетал. Так тебе и похищение собственной дочки пришьют. Ехать лучше в Белоруссию: здесь по лесу без погран-перехода и потом на вокзале или в поезде тебя никто про Нику не спросит.
   – В Белоруссии у меня никого нет, – сказал Скиф.
   – Делать там нечего – одна бульба, как в Брянске! – возмутился Засечный. – Я в Киеве гульнуть хочу. Все ж мать городов русских.
   – Тебе дадут там прогуляться после того, как мы на той военной площадке наследили, – огрызнулся Лопа, не отрываясь взглядом от дороги.
   – Ладно, поворачивай оглобли в Белоруссию, – согласился Скиф.
   – А что ты с ребенком будешь делать? Не котенок все-таки.
   – В школу отдам, портфель куплю, как все родители. Буду на классные собрания ходить.
   – В Москве? Ты теперь после расправы с той троицей и недели там не продержишься.
   – К тебе на Дон под защиту казаков отправлю.
   – Казаки преданы и проданы, они себя отстоять не могут. Нужно отдать ее бабке в Москве или деду в Швейцарию.
   – Я с ней теперь ни на день не расстанусь.
   – Тогда жить тебе с ней и Аней только в Белоруссии. Тут русских в обиду не дадут. У тебя ее свидетельство о рождении с собой, что мать перед гибелью Ане передала?
   – Спрашиваешь…
   – Вот и все. Купи домик поскромней…
   – Хочу на русскай тройка… Циган па-ет, – неожиданно для всех произнесла Ника.
   Мужики в салоне разом повернулись к ней. Девочка, еще закутанная в одеяла, весело оглядывалась по сторонам. Потом что-то вспомнила, закрыла лицо руками, зашлась в безутешном плаче, бормоча сквозь всхлипы по-немецки:
   – Фрау Марта… Фрау Марта…
   – Да-а-а, – озабоченно протянул Лопа, останавливая машину. – Фрау Марте капут. Они, гады, ее, раздетую, на морозе в сарае к козлам привязали.
   – Никушка, доченька, тебе уже легче? – привлек ее к себе Скиф.
   – Гут, – ответила девочка и бойко посыпала по-немецки слабым голоском.
   – Ника, а ты по-русски что-то понимаешь? Ну – мама, папа, люблю…
   – В крас-най рупашоночке… Циган па-ет! – выдала Ника весь свой запас русских слов.
   – Весело тебе придется, – отреагировал Засечный.
   Когда ее напоили еще раз молоком и немножко подкормили, девочка разомлела и только жалась к Скифу, на которого была удивительно похожа.
   Дальше по темной дороге ехали молча.
   – Вот тебе и ответ, Скиф, – сказал Лопа, когда уже вел машину по белорусской земле. – Куда ты с безъязыкой иностранкой в России спрячешься? Только в Белоруссии или, как советовал Романов, в сибирской глухомани с ней место.
   – Мы здесь, Аня там!.. А с Баксиком этим, которого Ворон пригрел, что будет? – зло ответил Скиф.
   – Баксик пущай тебя не заботит, я его на Дон возьму. Казака сделаю. У меня двое – третий лишним не будет. А с Аней еще проще – женись, и все дела.
   Засечный даже хохотнул от удовольствия.
   Хитрый казак не зря распевал про прелести Белоруссии.
   У него в Луннице жила замужняя сестра, с которой он не виделся уже лет десять. Ему, как и всем, хотелось повстречаться с родными людьми, выспаться, смыть грязь и отдохнуть в домашней обстановке.
   О том, что его сестра работает в школе учителем немецкого языка, он сказал в самый последний момент.

Глава 37

   Глухой промозглой ночью к одноэтажному ветхому зданию на задворках одной из больниц Житомира подъехала с приглушенными фарами иномарка. При ее приближении захлопали спросонья вороны на березах, а от стены отделилась высокая фигура человека. Он шагнул к вышедшему из иномарки Кострову и отрекомендовался: ; – Гнат Стецюк, товарищ генерал. Поступаю на десять дней в ваше подчинение.