Страница:
– Ты о моем провале в Москве?
Коробов смерил Кострова угрюмым взглядом, от которого у многих душа уходила в пятки, но промолчал.
– Проклятый Инквизитор опять со всех сторон обложил меня. Чтобы не оказаться в Лефортове, пришлось поджечь дом, бросить все нажитое и бежать из России, – шепотом сказал Костров, покосившись на застывших у двери телохранителей. – По чьему-то приказу сверху Инквизитор копнул наши сделки с поставками оружия на Кавказ и непостижимым образом докопался до "сухого молока"…
Сообщение не произвело на Коробова никакого впечатления. Он лишь насмешливо бросил:
– Ах, ах, бедный Фармазон!.. И как же удалось уйти от его церберов?
– Честно говоря, сам не знаю. Фортуна… Правда, пришлось пойти на мокруху – одного его полковника убрать с дороги…
– А заодно и мою дочь.
– С ума сошел, Виктор!.. Ольгу – не я!..
– Кто тогда?..
– Не знаю.
– Кто, кто, кто, черт тебя дери?
Костров снова выразительно покосился на телохранителей. Коробов что-то крикнул им по-немецки, и они скрылись за дверью.
– Знать не знаю, но предполагать могу, Виктор, – сдавленным голосом произнес Костров. – Видишь ли, с появлением из Сербии Скифа Ольга Викторовна стала просто неуправляемой…
– Она всегда была неуправляемой.
– Случилось то, чего я так боялся. Женщины, они сосуд скудельный. Хрен их поймешь. К Скифу у нее, видишь ли, старая любовь взыграла, а у того – баба новая объявилась… От ревности, полагаю, понесло Ольгу во все тяжкие…
– В какие еще тяжкие?
– Хочешь не верь, но она собралась опубликовать в прессе показания душмана Хабибуллы о твоем афганском опиумном бизнесе… В отместку тебе, видишь ли… Мол, ты, отдав ее в Афгане в заложники Хабибулле, поломал жизнь ей самой и ее любимому Скифу, закатав его в тюрьму.
– Бред!..
– Ой, не скажи!.. За показания Хабибуллы она в прошлый свой приезд выплатила ему сполна твой долг.
– Ты уверен? – с изумлением вскинулся Коробов.
– Сама мне сообщила об этом, – потупился Костров и через паузу, стараясь не смотреть на него, осторожно добавил:
– Но это, так сказать, не самая ее большая блажь.
– А самая большая?
– Страшно даже говорить тебе… Словом, Ольга собиралась явиться на Лубянку с повинной и сдать Инквизитору всех причастных к поставкам оружия на Кавказ.
– Сдать отца родного, лучше ты ничего не придумал?! – вырвалось у побагровевшего Коробова.
– Все бы ничего, – горестно развел ручками Костров. – Но сам знаешь, какая у нее в Москве жизнь развеселая была: презентации-хренации, казино и рестораны с ночными бардаками. А заведения эти кто в Москве посещает? В основном бандиты и сексоты.
Примет Ольга Викторовна лишнего за воротник, и ну публично каяться, орать, кто из чиновников высших сфер сколько долларов на оружии заработал, в какой банк положил… А кому это понравится?.. По-видимому, кто-то из них и наказал Ольгу за длинный язык.
– Оберечь должен был ее! – грохнул Коробов кулаком по журнальному столику и схватил Кострова за плечо:
– Почему я должен верить, что не ты ее, плешивый?.. Интерес-то у тебя был не меньший, чем у них…
– Говорю же тебе, Инквизитор мне в затылок дышал, – поднял на него глаза Костров. – Интерес был, но не я ее… Не мог я без твоего приказа.
– Какая наглость! – вскинулся Коробов. – Хочешь сказать, я мог приказать тебе убить родную дочь?
– Я хочу сказать, что не я убил твою родную дочь, – затряс вислыми щечками Костров. – Сыном своим Тотошей клянусь – не я ее. Коробов.
– Недоноском своим отмороженным клянешься! – скривился тот, как от зубной боли. – Отлично задумано. Фармазон, – схватив Кострова за грудки, прошипел он. – Разыгрываешь святую невинность, а сам раз-раз и в дамки!.. Сорок "лимонов" со старого друга Коробова, как с куста, снять и шасть на Багамы!..
– Господи, какие сорок "лимонов"? – вытаращился Костров. – Я неделю в самолетах, не спал, а ты мне какие-то сорок "лимонов" втираешь…
– Выспишься на том свете…
На журнальном столике раздалась трель спутникового телефона. Коробов нетерпеливо приложил трубку к уху:
– Ты, Романов?.. Обнаружили логово ублюдка?..
Нет… Грузина нашел?.. Тоже нет… Мышей не ловишь, Романов!.. А связаться с недоноском можешь?..
Дай ему мой номер… Пусть поговорит со своим папашей в последний раз… Сидит вон в моем кресле, как мешок с говном… Связывайся, я жду…
От догадки, что с сыном произошло что-то ужасное, непоправимое, стены поплыли и закачались перед глазами Кострова, и до него даже не дошел смысл вопроса Коробова о грузине.
Когда Коробов положил трубку, он воскликнул:
– Бога ради, Виктор, что произошло с моим мальчиком?..
– Ты у меня спрашиваешь?..
– У тебя ведь тоже сын… Скажи, не мучь меня…
"Похоже, Фармазон не в курсе, – мелькнуло у Коробова. – И Ольгу сомнительно, что он. То, что она болтала по пьяни на тусовках лишнее, мужики из "Феникса" не раз мне доносили… И водителя его Романов найти не может… Скорее всего тот грузин на Лубянке под диктовку Инквизитора новые "чистосердечные признания" пишет…"
– Сейчас твой недоносок сам тебе объяснит, что с ним, – несколько смягчившись от таких выводов, показал он Кострову на телефон.
От мокрой одежды и нервного напряжения Кострова стала бить крупная дрожь.
Коробов поставил перед ним бокал с виски и с ухмылкой слушал, как стучат о зеленый венецианский хрусталь его зубы.
Спутниковый телефон затрезвонил минут через десять. Эти минуты прошли в гробовом молчании, под треск сухих поленьев в камине. Коробов протянул Кострову трубку и щелкнул тумблером на динамиках.
В каминный зал ворвался осипший голос Тото Кострова и какие-то приглушенные русские и украинские голоса.
Тото:
– Ты чо, бабай, без балды, в Цюрихе, што ли? Ну, влип ты!..
– Тотошенька, – простонал Костров. – Хоть ты объясни отцу, что у тебя произошло?
Тото:
– Чо произошло?.. Чо у вас там в Цюрихе стряслось?..
– Господи, о чем ты?..
Тото:
– Ты совсем не волокешь, што ли?.. Со Скифом полный пердю монокль вышел… Облом… У него нет ккксивы лететь в Швейцарию. А твой кореш Коробов тянете выкупом за пацанку…
– С каким выкупом?.. Зачем Скифу в Швейцарию?
Тото:
– Ты чо, бабай?.. Часть бабок Ольги – шефини на меня перрр.., перресовать… Мне до балды, кто мне бббабки отвалит. Скиф или старый Коробов. Сказано же ему: сорок "лимонов" баксов на бочку… Это же крохи для них… Иначе Хряк пацанке бестолковку на бок ссвернет… А все забугорные газеты вонючку, блин, тиснут: "Капээсэсовский дед отказался от родной внучки".
– Тото, ты выкрал дочь Ольги? – дошло наконец до Кострова.
Тото:
– Ну-у, бблин, до тебя, как до жирафа!.. Ты чо, воощще?.. От ссорока "лимонов" ссучий потрох Коробов не обедняет…
– Тотошенька, мальчик мой, ты в своем уме? – в ужасе закричал Костров. – Что ты наделал!..
– Передай Коробову: если через два дня сорок "лимонов" баксов не будут – у девчонки головки не будет. Гуд-бай, бабай!..
Послышались частые гудки.
Костров со слезами на глазах посмотрел на Коробова.
– Не понимаю, как это могло случиться, Виктор…
Моего Тото будто подменили… – только и нашлось сказать у него.
– В лепешку расшибу тебя и его, мать вашу! – процедил сквозь зубы Коробов и отвернулся к горящему камину.
Снова пронзительно зазвонил телефон. В каминный зал прорвался возбужденный голос Романова.
Романов:
– Виктор Иванович, украинские коллеги засекли подонков. Правда, Пять тысяч "зеленых" за неразглашение потребовали…
– Где, где они? – напрягся Коробов.
Романов:
– Под Белокоровичами. В демонтированной ракетной шахте прячут девочку…
– Где это – Белокоровичи?
Романов:
– На севере Украины. Но хохлацкие слухачи засекли в том районе еще какие-то радиопереговоры…
Есть основания считать, что Скиф с сербскими бандитами уже вышел на них… Хотя непонятно, как он мог раньше нас там оказаться.
При упоминании Скифа Костров вздрогнул, покрылся синюшной бледностью.
– Скиф? – вырвалось у него. – Моему мальчику все, конец!
Когда Коробов положил трубку, Костров бухнулся перед ним на колени:
– Виктор, спаси моего сына!.. Ты же слышал, Скиф там!.. Он один у меня… Спаси его, Виктор!..
– Как? – рявкнул ему в лицо Коробов. – Как я могу спасти твоего недоноска?
– У тебя есть "Феникс"… Пусть они переправят его к нашим покупателям на Кавказ. Там его Скиф не достанет… За его жизнь все, что есть у меня, отдам…
– Сколько отдашь?.. – прищурил глаз Коробов, никогда не упускающий возможности увеличить личный банковский счет.
– Миллиона три у меня в Австрии, пять – в Лондоне. Все забирай. Коробов, но заклинаю, спаси Тото от сербского вурдалака!
– Ладно, – смягчился тот. – Дам команду вывезти твоего недоноска вертолетом куда-нибудь в Сванетию.
Выждав многозначительную паузу, добавил:
– Но ты завтра же переведешь из Австрии на мой счет в качестве аванса три миллиона долларов.
Костров скорбно качнул поседевшей за эти дни головой. С деньгами расставаться было невмоготу, но как профессионал, он понимал, что сейчас только деньги могут спасти сына.
– А чтобы недоносок еще чего не отколол, завтра же сам лети к нему на Украину, – заявил Коробов. – Там в твое полное распоряжение сроком на десять дней поступит мой человек из службы безопасности "Феникса", при нем будет группа профессионалов высокого класса.
– Как я узнаю твоего человека?..
– Он сам на месте узнает тебя и выполнит все, что ты ему прикажешь.
– Спасибо, Виктор! – вымученно прошептал Костров.
Коробов снисходительно кивнул и нажал кнопку на стене. В распахнувшейся двери появились телохранители.
– Отберите из моего гардероба одежду для господина и проводите его в ванную комнату, – сказал он им по-немецки.
Костров послушно поплелся за телохранителями.
Понимая, что это будет стоить ей жизни, мерзавка тайно перевела свое и Мучника состояние на малолетнюю дочь и некстати воскресшего бывшего мужа, изолировав от него родного отца, с чьей помощью сколотила это состояние. А оно немалое: вместе со стоимостью недвижимости в разных странах около миллиарда долларов. "В предстоящей схватке за власть в России эти полмиллиарда погоды не сделают, – думал Коробов, – но в будущей взрослой жизни наследника Империи – Карла Коробофф они не были бы лишними".
Поступок дочери Коробов расценил как смертельное оскорбление. Он не умел, не привык проигрывать и терять деньги…
Коробов всегда знал о прохладном отношении дочери к нему, но после того, как он оставил ее мать, с которой прожил четверть века, и женился в Швейцарии на молоденькой Эльзе фон Унгерн, их отношения перешли в глухую вражду с обменом взаимными ударами и упреждающими ходами. Но такого хода от нее он никак не ожидал.
"Видать, взбесилась, что я когда-то отдал ее в заложницы Хабибулле! Знала бы, дура, что выбора у меня тогда не было…"
Он поверил Кострову и в том, что на "безумные" поступки Ольги повлияла вновь вспыхнувшая у нее безответная любовь к Скифу. Только подумал о Скифе, и сердце зашлось от ярости.
"Явился не запылился на готовенькое!.. Как волк подкрался!.. И настоящая фамилия у него – Вовк, – вспомнил вдруг он. – Ника – чернявенькая, от его волчьего семени… Вырастет, и на правах моей внучки потом и часть Карлушкина наследства выгрызет…
Нет, Скиф! Так дело не пойдет. Кто не с нами, тот против нас!"
Коробов еще долго, сгорбившись, сидел перед камином и, глядя на языки пламени, размышлял над сложившейся ситуацией. Его размышления прервал маленький Карл, влетевший в каминный зал на роликовых коньках в костюмчике средневекового рьщаря-тамплиера, с маленькой шпагой в руке. Коробов порывисто прижал к себе белокурую головку сына.
Карл не мог долго находиться на одном месте. Он вырвался от отца и вихрем умчался из каминного зала. Коробов проводил его потеплевшим взглядом и перевел ставшие вдруг жесткими глаза на телефон спутниковой связи.
– Я это, Гнат, – сказал он в трубку. – Ты на ранчо?.. Нет?.. Будь на ранчо для получения приказа.
Пришел твой час, Гнат.
На повороте среди заснеженных елей мелькнули несколько сиротливых березок.
"Как на Урале, – вздохнул он, – Как теперь там, в России?.. Снега, снега во всю ширь… Снега и скотское существование в скособоченных избах да в панельных пятиэтажках, в которых людишкам и остается лишь водку глушить от безысходности холопской доли. Допрыгались, славяне?.. Царь – не по нраву.
Сталин – больно крут. Коммунисты не так, видите ли, управляли!.. Теперь под демократами покорчитесь, как черти на сковородке, от "общечеловеческих" ценностей. Неужто не дошло еще, что их "общечеловеческие" лишь для тех, кто при больших деньгах.
Ничего, ничего, холопы безмозглые!.. Если мне удастся сорвать предоставление матушке России очередного транша МВФ, то от голодухи, глядишь, как и встарь, полыхнет красный петух в ваших хлябях непроезжих… Привыкать вам, что ли, брат на брата, сын на отца… Когда уж совсем те и другие в крови захлебываться будут, вот тогда и придем МЫ. И кнут с собой прихватим. Кнут всегда был вам милее конституций и парламентов… Немка Катерина Вторая, говорят, с какой-то стороны родня фон Унгернам, дружбу с масонами Вольтером и Руссо водила, а кнут из рук не выпускала. И вона какую державу отгрохала, кнутом-то!
Немка, а натуру славянскую лучше природных русских царей поняла. Правильно говорит Костров: "Чем хуже нынче для вас, тем завтра будет лучше для нас…
Тьфу, ты! – вскинулся Коробов. – Опять я о плешивом!.. Плешивый – лис, а не смог вовремя избавить Ольгу от Мучника и сам стать ее мужем…
А хорошо было задумано: собрать все контролируемые денежные потоки плюс семейные капиталы в один кулак и этим кулаком, нет, не по Танзании, Танзания так – этап, маневр… А по финансам России, чтобы все в ней снизу доверху вздыбилось. В хаосе-то легче отодрать от нефтяных и газовых труб присосавшихся к ним инородцев. Прибрать еще к рукам оборонку, и провозглашай любой режим. Не оценила дочь моего плана. Родному отцу с завещанием напакостила! И чую: не врет Костров, что она "на исповедь" к Инквизитору собиралась!
Уфф, опять плешивый в голову лезет!.. – скривился Коробов. – С ним-то что делать? Еще и у Инквизитора засветился по самое некуда… И знает чересчур много… Но в руках Кострова все ниточки от "Славянского братства". Какая-никакая структура, а в случае русского бунта, "бессмысленного и жестокого", еще как пригодятся голодные господа офицеры для отрезвления бунтарей и сытой Европы, если она сдуру со своими "правами человека" к нам сунется…"
– Ладно, всему свое время, плешивый! – скрипнул зубами Коробов.
– Ты о ком, герр Виктор? – вскинула рыжие ресницы фрау Эльза.
– О Ваньке Лысом! – буркнул тот.
– Рюсски щютка?
"Знала бы ты, какова эта "рюсски щютка", кровь заледенела бы в твоих немецких жилах", – подумал Коробов, а вслух произнес:
– Скоро будем на нашем ранчо, дорогая! – Так он окрестил свою загородную цитадель.
– Человек из России ждет герр Коробофф в конюшне, – доложил у входа лакей.
В добротной конюшне высокий, широкий в плечах мужчина с аскетичным неулыбчивым лицом и холодными глазами чистил скребком каурого жеребца. Жеребец тянулся к нему мягкими губами и тихонько похрапывал от удовольствия.
– Ах ты, волчья сыть! – по-русски, с еле заметным западно-украинским акцентом сказал мужчина. – В плуг бы тебя, обормота, иль в цыганскую телегу…
Конь переливчато заржал, будто засмеялся.
Мужчина прижался головой с ранними залысинами к конской шее и застыл в глубокой задумчивости.
Сначала в конюшне появились два швейцарца-телохранителя. Подошли со спины к мужчине и обыскали его с головы до ног. За ними появился Коробов.
– Пойдем, Гнат, – сказал он, не подав руки.
В сопровождении телохранителей они пересекли двор и спустились в выложенный диким камнем подвал дома. Длинным подвальным коридором, заставленным с двух сторон винными бочками, прошли в большой сводчатый зал, оборудованный под тир с движущимися по подиуму мишенями-манекенами.
– Не разучился? – Коробов показал на лежащие на стойке пистолеты.
Пока Гнат проверял обоймы, он укрылся в будке с броневым толстым стеклом и защелкал тумблерами на пульте управления.
Манекены начали хаотичное движение. В движении они быстро падали на пол и так же быстро вскакивали на ноги, делали большие прыжки, проносились по воздуху в горизонтальном положении и взлетали на тросах вверх.
Первых три манекена Гнат срезал тремя выстрелами по-македонски, с двух рук. Еще одного – в прыжке с переворотом через голову. Пятому манекену разнес пластмассовый череп в резком развороте, когда на прицеливание не остается и доли секунды.
Коробов вышел из будки и показал телохранителям на дверь. Когда те, забрав со стойки пистолеты, удалились, он раскрыл принесенный с собой кейс, заполненный пачками долларов.
– На Украине украдена бандитами моя внучка, Гнат, – сказал он приглушенным голосом. – Из поезда украдена, когда ехала в Москву. Негодяи требуют за нее огромный выкуп. Банду возглавляет Анатолий Костров, сын Кострова. Слышал о таком?
– Возможно… Известно, хотя бы приблизительно, логово бандитов?
– В какой-то демонтированной ракетной шахте под Белокоровичами, на севере Украины.
– Готов немедленно отправиться туда и уничтожить бандитов.
– Это само собой, Гнат. На месте в твое командование поступит группа Гураева из подразделения "Феникс". Все бандиты, кроме сына генерала Кострова, должны быть уничтожены. Сына Кострова Гураеву предстоит вывезти на вертолете в Сванетию и укрыть там у наших людей.
– Разрешите выполнять!
– Не торопись… Дело в том, что логово бандитов уже обложил отец девочки с дружками. Полковник боснийской армии Скиф – говорит тебе о чем-то?
– В Сербии я готовил ликвидацию полковника Скифа, но получил отбой…
– На этот раз отбоя не будет, Гнат… Речь идет, понимаешь, об изъятии из жизни трех международных преступников, к сожалению, не оцененных нами по достоинству три месяца назад в Сербии… В Москве "сербские волки" сколотили законспирированную структуру "Секретная служба", аббревиатура: СС, для силового противодействия "Фениксу". Все, все, кто причастен к этому делу, бандиты и все остальные, должны быть похоронены в той ракетной шахте. По возможности взорвите ее.
– Есть. Всех похоронить в шахте. Шахту взорвать, – с бесстрастностью робота отозвался Гнат и уточнил:
– Внучку переправить вам в Цюрих или бабушке в Москву?
– Ты меня не понял, Гнат, – посмотрел в его прозрачные глаза угрюмым взглядом Коробов. – Я сказал: все должны быть похоронены в той шахте… Все…
Он открыл принесенный с собой кейс, в котором лежали пачки долларов и спутниковый телефон, протянул кейс Гнату:
– Тут гонорар за работу…
Гнат отшатнулся и изумленно посмотрел на него.
– Но это же!..
– "Это же"! – лицо Коробова исказила гримаса. – Было бы не "это же", "Феникс" нашел бы ликвидатора попроще и не платил бы ему чемодан долларов.
– У меня не получится!.. Я никогда.., не делал такого… – прошептал Гнат.
– А я, думаешь, делал?.. – так же шепотом спросил Коробов. – Знал бы ты, как сердце кровью обливается… Но за этим.., за этим должны последовать события, которые я не имею права тебе раскрывать. Сегодня мы должны понять главное: или мы, славяне, все, что имеем, даже жизни близких, кладем на алтарь Отечества, или завтра становимся навозом для удобрения чужих цивилизаций. Выбора у нас нет, Гнат.
Таков закон истории. У нее всегда виноваты побежденные. Тут уж не до морали и сантиментов! Кстати, после завершения операции можешь исчезнуть из поля зрения "Феникса" навсегда. Если захочешь оставить святое славянское дело, искать тебя не будем.
– Не захочу, – через долгую паузу глухо произнес Гнат. – Да простит меня бог!..
– Телефон всегда держи рядом, чтобы в любую минуту я мог связаться с тобой, – вложив в его ладонь ручку кейса, сказал Коробов.
– Есть держать при себе.
– Это не все, Гнат… Туда завтра вылетает генерал Костров… Ежели все состоится как надо, информации ему – нуль, и в шахту его не допускать… Предупреди об этом абреков Гураева… А ежели Скиф все же опередит вас и завалит его недоноска, то ты поступишь на десять дней в полное распоряжение генерала Кострова и выполнишь любые его приказы. Любые, понимаешь, о чем я?..
– Так точно, любые! – бесстрастно ответил Гнат, по-офицерски щелкнув каблуками. – Я понимаю, о чем вы…
– Там, – Коробов показал на кейс в его руке. – Там за все мной проплачено. В случае провала…
– Я знаю, что делать в случае провала. Разрешите идти?
– Иди.
Гнат вышел из зала четким строевым шагом.
Коробов угрюмо посмотрел ему вслед, потом дрожащими руками налил в бокал виски и выпил его одним махом. Включив на пульте подиум, он долго смотрел невидящими глазами на хоровод манекенов.
Потом очнулся и с искаженным злобой лицом стал палить по манекенам из изящного "браунинга". Но так ловко, как у Гната, у него не получалось, и на него накатилась вдруг мутная злоба. Меняя обоймы, он стал подкрадываться к манекенам все ближе и ближе, пока не оказался на подиуме в метре от них: дырявых, с проломленными пластмассовыми черепами, с отстреленными руками и ногами… Манекены, как монстры, обступили его со всех сторон, и ему показалось, что прыгали они, как черти на картинах Босха, проносились над ним на бешеной скорости, подмигивали и корчили устрашающие рожи, тянули к нему перебитые пластмассовые руки…
– Прочь! Прочь! Прочь, мать вашу! – заорал Коробов и в каком-то остервенении стал расстреливать их в упор.
Пули прошивали пластмассу или на секунду-другую опрокидывали фигурки на пол, но манекены, как русские куклы-"неваляшки", вскакивали и снова вели свой нелепый и жуткий хоровод.
Они двоились, троились в глазах Коробова, сливались в какой-то круг, похожий на засасывающий черный омут…
"Кажется, я схожу с ума", – вяло подумал Коробов.
Глава 34
Коробов смерил Кострова угрюмым взглядом, от которого у многих душа уходила в пятки, но промолчал.
– Проклятый Инквизитор опять со всех сторон обложил меня. Чтобы не оказаться в Лефортове, пришлось поджечь дом, бросить все нажитое и бежать из России, – шепотом сказал Костров, покосившись на застывших у двери телохранителей. – По чьему-то приказу сверху Инквизитор копнул наши сделки с поставками оружия на Кавказ и непостижимым образом докопался до "сухого молока"…
Сообщение не произвело на Коробова никакого впечатления. Он лишь насмешливо бросил:
– Ах, ах, бедный Фармазон!.. И как же удалось уйти от его церберов?
– Честно говоря, сам не знаю. Фортуна… Правда, пришлось пойти на мокруху – одного его полковника убрать с дороги…
– А заодно и мою дочь.
– С ума сошел, Виктор!.. Ольгу – не я!..
– Кто тогда?..
– Не знаю.
– Кто, кто, кто, черт тебя дери?
Костров снова выразительно покосился на телохранителей. Коробов что-то крикнул им по-немецки, и они скрылись за дверью.
– Знать не знаю, но предполагать могу, Виктор, – сдавленным голосом произнес Костров. – Видишь ли, с появлением из Сербии Скифа Ольга Викторовна стала просто неуправляемой…
– Она всегда была неуправляемой.
– Случилось то, чего я так боялся. Женщины, они сосуд скудельный. Хрен их поймешь. К Скифу у нее, видишь ли, старая любовь взыграла, а у того – баба новая объявилась… От ревности, полагаю, понесло Ольгу во все тяжкие…
– В какие еще тяжкие?
– Хочешь не верь, но она собралась опубликовать в прессе показания душмана Хабибуллы о твоем афганском опиумном бизнесе… В отместку тебе, видишь ли… Мол, ты, отдав ее в Афгане в заложники Хабибулле, поломал жизнь ей самой и ее любимому Скифу, закатав его в тюрьму.
– Бред!..
– Ой, не скажи!.. За показания Хабибуллы она в прошлый свой приезд выплатила ему сполна твой долг.
– Ты уверен? – с изумлением вскинулся Коробов.
– Сама мне сообщила об этом, – потупился Костров и через паузу, стараясь не смотреть на него, осторожно добавил:
– Но это, так сказать, не самая ее большая блажь.
– А самая большая?
– Страшно даже говорить тебе… Словом, Ольга собиралась явиться на Лубянку с повинной и сдать Инквизитору всех причастных к поставкам оружия на Кавказ.
– Сдать отца родного, лучше ты ничего не придумал?! – вырвалось у побагровевшего Коробова.
– Все бы ничего, – горестно развел ручками Костров. – Но сам знаешь, какая у нее в Москве жизнь развеселая была: презентации-хренации, казино и рестораны с ночными бардаками. А заведения эти кто в Москве посещает? В основном бандиты и сексоты.
Примет Ольга Викторовна лишнего за воротник, и ну публично каяться, орать, кто из чиновников высших сфер сколько долларов на оружии заработал, в какой банк положил… А кому это понравится?.. По-видимому, кто-то из них и наказал Ольгу за длинный язык.
– Оберечь должен был ее! – грохнул Коробов кулаком по журнальному столику и схватил Кострова за плечо:
– Почему я должен верить, что не ты ее, плешивый?.. Интерес-то у тебя был не меньший, чем у них…
– Говорю же тебе, Инквизитор мне в затылок дышал, – поднял на него глаза Костров. – Интерес был, но не я ее… Не мог я без твоего приказа.
– Какая наглость! – вскинулся Коробов. – Хочешь сказать, я мог приказать тебе убить родную дочь?
– Я хочу сказать, что не я убил твою родную дочь, – затряс вислыми щечками Костров. – Сыном своим Тотошей клянусь – не я ее. Коробов.
– Недоноском своим отмороженным клянешься! – скривился тот, как от зубной боли. – Отлично задумано. Фармазон, – схватив Кострова за грудки, прошипел он. – Разыгрываешь святую невинность, а сам раз-раз и в дамки!.. Сорок "лимонов" со старого друга Коробова, как с куста, снять и шасть на Багамы!..
– Господи, какие сорок "лимонов"? – вытаращился Костров. – Я неделю в самолетах, не спал, а ты мне какие-то сорок "лимонов" втираешь…
– Выспишься на том свете…
На журнальном столике раздалась трель спутникового телефона. Коробов нетерпеливо приложил трубку к уху:
– Ты, Романов?.. Обнаружили логово ублюдка?..
Нет… Грузина нашел?.. Тоже нет… Мышей не ловишь, Романов!.. А связаться с недоноском можешь?..
Дай ему мой номер… Пусть поговорит со своим папашей в последний раз… Сидит вон в моем кресле, как мешок с говном… Связывайся, я жду…
От догадки, что с сыном произошло что-то ужасное, непоправимое, стены поплыли и закачались перед глазами Кострова, и до него даже не дошел смысл вопроса Коробова о грузине.
Когда Коробов положил трубку, он воскликнул:
– Бога ради, Виктор, что произошло с моим мальчиком?..
– Ты у меня спрашиваешь?..
– У тебя ведь тоже сын… Скажи, не мучь меня…
"Похоже, Фармазон не в курсе, – мелькнуло у Коробова. – И Ольгу сомнительно, что он. То, что она болтала по пьяни на тусовках лишнее, мужики из "Феникса" не раз мне доносили… И водителя его Романов найти не может… Скорее всего тот грузин на Лубянке под диктовку Инквизитора новые "чистосердечные признания" пишет…"
– Сейчас твой недоносок сам тебе объяснит, что с ним, – несколько смягчившись от таких выводов, показал он Кострову на телефон.
От мокрой одежды и нервного напряжения Кострова стала бить крупная дрожь.
Коробов поставил перед ним бокал с виски и с ухмылкой слушал, как стучат о зеленый венецианский хрусталь его зубы.
Спутниковый телефон затрезвонил минут через десять. Эти минуты прошли в гробовом молчании, под треск сухих поленьев в камине. Коробов протянул Кострову трубку и щелкнул тумблером на динамиках.
В каминный зал ворвался осипший голос Тото Кострова и какие-то приглушенные русские и украинские голоса.
Тото:
– Ты чо, бабай, без балды, в Цюрихе, што ли? Ну, влип ты!..
– Тотошенька, – простонал Костров. – Хоть ты объясни отцу, что у тебя произошло?
Тото:
– Чо произошло?.. Чо у вас там в Цюрихе стряслось?..
– Господи, о чем ты?..
Тото:
– Ты совсем не волокешь, што ли?.. Со Скифом полный пердю монокль вышел… Облом… У него нет ккксивы лететь в Швейцарию. А твой кореш Коробов тянете выкупом за пацанку…
– С каким выкупом?.. Зачем Скифу в Швейцарию?
Тото:
– Ты чо, бабай?.. Часть бабок Ольги – шефини на меня перрр.., перресовать… Мне до балды, кто мне бббабки отвалит. Скиф или старый Коробов. Сказано же ему: сорок "лимонов" баксов на бочку… Это же крохи для них… Иначе Хряк пацанке бестолковку на бок ссвернет… А все забугорные газеты вонючку, блин, тиснут: "Капээсэсовский дед отказался от родной внучки".
– Тото, ты выкрал дочь Ольги? – дошло наконец до Кострова.
Тото:
– Ну-у, бблин, до тебя, как до жирафа!.. Ты чо, воощще?.. От ссорока "лимонов" ссучий потрох Коробов не обедняет…
– Тотошенька, мальчик мой, ты в своем уме? – в ужасе закричал Костров. – Что ты наделал!..
– Передай Коробову: если через два дня сорок "лимонов" баксов не будут – у девчонки головки не будет. Гуд-бай, бабай!..
Послышались частые гудки.
Костров со слезами на глазах посмотрел на Коробова.
– Не понимаю, как это могло случиться, Виктор…
Моего Тото будто подменили… – только и нашлось сказать у него.
– В лепешку расшибу тебя и его, мать вашу! – процедил сквозь зубы Коробов и отвернулся к горящему камину.
Снова пронзительно зазвонил телефон. В каминный зал прорвался возбужденный голос Романова.
Романов:
– Виктор Иванович, украинские коллеги засекли подонков. Правда, Пять тысяч "зеленых" за неразглашение потребовали…
– Где, где они? – напрягся Коробов.
Романов:
– Под Белокоровичами. В демонтированной ракетной шахте прячут девочку…
– Где это – Белокоровичи?
Романов:
– На севере Украины. Но хохлацкие слухачи засекли в том районе еще какие-то радиопереговоры…
Есть основания считать, что Скиф с сербскими бандитами уже вышел на них… Хотя непонятно, как он мог раньше нас там оказаться.
При упоминании Скифа Костров вздрогнул, покрылся синюшной бледностью.
– Скиф? – вырвалось у него. – Моему мальчику все, конец!
Когда Коробов положил трубку, Костров бухнулся перед ним на колени:
– Виктор, спаси моего сына!.. Ты же слышал, Скиф там!.. Он один у меня… Спаси его, Виктор!..
– Как? – рявкнул ему в лицо Коробов. – Как я могу спасти твоего недоноска?
– У тебя есть "Феникс"… Пусть они переправят его к нашим покупателям на Кавказ. Там его Скиф не достанет… За его жизнь все, что есть у меня, отдам…
– Сколько отдашь?.. – прищурил глаз Коробов, никогда не упускающий возможности увеличить личный банковский счет.
– Миллиона три у меня в Австрии, пять – в Лондоне. Все забирай. Коробов, но заклинаю, спаси Тото от сербского вурдалака!
– Ладно, – смягчился тот. – Дам команду вывезти твоего недоноска вертолетом куда-нибудь в Сванетию.
Выждав многозначительную паузу, добавил:
– Но ты завтра же переведешь из Австрии на мой счет в качестве аванса три миллиона долларов.
Костров скорбно качнул поседевшей за эти дни головой. С деньгами расставаться было невмоготу, но как профессионал, он понимал, что сейчас только деньги могут спасти сына.
– А чтобы недоносок еще чего не отколол, завтра же сам лети к нему на Украину, – заявил Коробов. – Там в твое полное распоряжение сроком на десять дней поступит мой человек из службы безопасности "Феникса", при нем будет группа профессионалов высокого класса.
– Как я узнаю твоего человека?..
– Он сам на месте узнает тебя и выполнит все, что ты ему прикажешь.
– Спасибо, Виктор! – вымученно прошептал Костров.
Коробов снисходительно кивнул и нажал кнопку на стене. В распахнувшейся двери появились телохранители.
– Отберите из моего гардероба одежду для господина и проводите его в ванную комнату, – сказал он им по-немецки.
Костров послушно поплелся за телохранителями.
* * *
После его ухода Коробов подкинул в камин дров и угрюмо уставился на беспокойные языки пламени, заметавшиеся по сухим поленьям. Разговор с Костровым дался ему тяжело. Особенно сразила информация о том, что Ольга накануне своей гибели собиралась идти на "исповедь" к Инквизитору… Непонятные метания дочери в последние месяцы теперь выстроились в логический ряд поступков. Дочь решила нанести смертельный удар по клану нелегальных торговцев оружием на всех уровнях, и в первую очередь по нему, Коробову, – крестному отцу этого клана.Понимая, что это будет стоить ей жизни, мерзавка тайно перевела свое и Мучника состояние на малолетнюю дочь и некстати воскресшего бывшего мужа, изолировав от него родного отца, с чьей помощью сколотила это состояние. А оно немалое: вместе со стоимостью недвижимости в разных странах около миллиарда долларов. "В предстоящей схватке за власть в России эти полмиллиарда погоды не сделают, – думал Коробов, – но в будущей взрослой жизни наследника Империи – Карла Коробофф они не были бы лишними".
Поступок дочери Коробов расценил как смертельное оскорбление. Он не умел, не привык проигрывать и терять деньги…
Коробов всегда знал о прохладном отношении дочери к нему, но после того, как он оставил ее мать, с которой прожил четверть века, и женился в Швейцарии на молоденькой Эльзе фон Унгерн, их отношения перешли в глухую вражду с обменом взаимными ударами и упреждающими ходами. Но такого хода от нее он никак не ожидал.
"Видать, взбесилась, что я когда-то отдал ее в заложницы Хабибулле! Знала бы, дура, что выбора у меня тогда не было…"
Он поверил Кострову и в том, что на "безумные" поступки Ольги повлияла вновь вспыхнувшая у нее безответная любовь к Скифу. Только подумал о Скифе, и сердце зашлось от ярости.
"Явился не запылился на готовенькое!.. Как волк подкрался!.. И настоящая фамилия у него – Вовк, – вспомнил вдруг он. – Ника – чернявенькая, от его волчьего семени… Вырастет, и на правах моей внучки потом и часть Карлушкина наследства выгрызет…
Нет, Скиф! Так дело не пойдет. Кто не с нами, тот против нас!"
Коробов еще долго, сгорбившись, сидел перед камином и, глядя на языки пламени, размышлял над сложившейся ситуацией. Его размышления прервал маленький Карл, влетевший в каминный зал на роликовых коньках в костюмчике средневекового рьщаря-тамплиера, с маленькой шпагой в руке. Коробов порывисто прижал к себе белокурую головку сына.
Карл не мог долго находиться на одном месте. Он вырвался от отца и вихрем умчался из каминного зала. Коробов проводил его потеплевшим взглядом и перевел ставшие вдруг жесткими глаза на телефон спутниковой связи.
– Я это, Гнат, – сказал он в трубку. – Ты на ранчо?.. Нет?.. Будь на ранчо для получения приказа.
Пришел твой час, Гнат.
* * *
Длинный бронированный "Мерседес" в сопровождении "БМВ" с охраной миновал узкий горбатый мост над пропастью и выехал на широкий автобан, уходящий к перевалу..На повороте среди заснеженных елей мелькнули несколько сиротливых березок.
"Как на Урале, – вздохнул он, – Как теперь там, в России?.. Снега, снега во всю ширь… Снега и скотское существование в скособоченных избах да в панельных пятиэтажках, в которых людишкам и остается лишь водку глушить от безысходности холопской доли. Допрыгались, славяне?.. Царь – не по нраву.
Сталин – больно крут. Коммунисты не так, видите ли, управляли!.. Теперь под демократами покорчитесь, как черти на сковородке, от "общечеловеческих" ценностей. Неужто не дошло еще, что их "общечеловеческие" лишь для тех, кто при больших деньгах.
Ничего, ничего, холопы безмозглые!.. Если мне удастся сорвать предоставление матушке России очередного транша МВФ, то от голодухи, глядишь, как и встарь, полыхнет красный петух в ваших хлябях непроезжих… Привыкать вам, что ли, брат на брата, сын на отца… Когда уж совсем те и другие в крови захлебываться будут, вот тогда и придем МЫ. И кнут с собой прихватим. Кнут всегда был вам милее конституций и парламентов… Немка Катерина Вторая, говорят, с какой-то стороны родня фон Унгернам, дружбу с масонами Вольтером и Руссо водила, а кнут из рук не выпускала. И вона какую державу отгрохала, кнутом-то!
Немка, а натуру славянскую лучше природных русских царей поняла. Правильно говорит Костров: "Чем хуже нынче для вас, тем завтра будет лучше для нас…
Тьфу, ты! – вскинулся Коробов. – Опять я о плешивом!.. Плешивый – лис, а не смог вовремя избавить Ольгу от Мучника и сам стать ее мужем…
А хорошо было задумано: собрать все контролируемые денежные потоки плюс семейные капиталы в один кулак и этим кулаком, нет, не по Танзании, Танзания так – этап, маневр… А по финансам России, чтобы все в ней снизу доверху вздыбилось. В хаосе-то легче отодрать от нефтяных и газовых труб присосавшихся к ним инородцев. Прибрать еще к рукам оборонку, и провозглашай любой режим. Не оценила дочь моего плана. Родному отцу с завещанием напакостила! И чую: не врет Костров, что она "на исповедь" к Инквизитору собиралась!
Уфф, опять плешивый в голову лезет!.. – скривился Коробов. – С ним-то что делать? Еще и у Инквизитора засветился по самое некуда… И знает чересчур много… Но в руках Кострова все ниточки от "Славянского братства". Какая-никакая структура, а в случае русского бунта, "бессмысленного и жестокого", еще как пригодятся голодные господа офицеры для отрезвления бунтарей и сытой Европы, если она сдуру со своими "правами человека" к нам сунется…"
– Ладно, всему свое время, плешивый! – скрипнул зубами Коробов.
– Ты о ком, герр Виктор? – вскинула рыжие ресницы фрау Эльза.
– О Ваньке Лысом! – буркнул тот.
– Рюсски щютка?
"Знала бы ты, какова эта "рюсски щютка", кровь заледенела бы в твоих немецких жилах", – подумал Коробов, а вслух произнес:
– Скоро будем на нашем ранчо, дорогая! – Так он окрестил свою загородную цитадель.
* * *
Ранчо – длинный трехэтажный, дикого камня дом с бойницами, напоминающий средневековую крепость. При нем: конюшня на два десятка лошадей, большая молочная ферма с сыроварней. Все это расположилось у подножия широкого альпийского луга, покрытого в это время года пушистыми снегами.– Человек из России ждет герр Коробофф в конюшне, – доложил у входа лакей.
В добротной конюшне высокий, широкий в плечах мужчина с аскетичным неулыбчивым лицом и холодными глазами чистил скребком каурого жеребца. Жеребец тянулся к нему мягкими губами и тихонько похрапывал от удовольствия.
– Ах ты, волчья сыть! – по-русски, с еле заметным западно-украинским акцентом сказал мужчина. – В плуг бы тебя, обормота, иль в цыганскую телегу…
Конь переливчато заржал, будто засмеялся.
Мужчина прижался головой с ранними залысинами к конской шее и застыл в глубокой задумчивости.
Сначала в конюшне появились два швейцарца-телохранителя. Подошли со спины к мужчине и обыскали его с головы до ног. За ними появился Коробов.
– Пойдем, Гнат, – сказал он, не подав руки.
В сопровождении телохранителей они пересекли двор и спустились в выложенный диким камнем подвал дома. Длинным подвальным коридором, заставленным с двух сторон винными бочками, прошли в большой сводчатый зал, оборудованный под тир с движущимися по подиуму мишенями-манекенами.
– Не разучился? – Коробов показал на лежащие на стойке пистолеты.
Пока Гнат проверял обоймы, он укрылся в будке с броневым толстым стеклом и защелкал тумблерами на пульте управления.
Манекены начали хаотичное движение. В движении они быстро падали на пол и так же быстро вскакивали на ноги, делали большие прыжки, проносились по воздуху в горизонтальном положении и взлетали на тросах вверх.
Первых три манекена Гнат срезал тремя выстрелами по-македонски, с двух рук. Еще одного – в прыжке с переворотом через голову. Пятому манекену разнес пластмассовый череп в резком развороте, когда на прицеливание не остается и доли секунды.
Коробов вышел из будки и показал телохранителям на дверь. Когда те, забрав со стойки пистолеты, удалились, он раскрыл принесенный с собой кейс, заполненный пачками долларов.
– На Украине украдена бандитами моя внучка, Гнат, – сказал он приглушенным голосом. – Из поезда украдена, когда ехала в Москву. Негодяи требуют за нее огромный выкуп. Банду возглавляет Анатолий Костров, сын Кострова. Слышал о таком?
– Возможно… Известно, хотя бы приблизительно, логово бандитов?
– В какой-то демонтированной ракетной шахте под Белокоровичами, на севере Украины.
– Готов немедленно отправиться туда и уничтожить бандитов.
– Это само собой, Гнат. На месте в твое командование поступит группа Гураева из подразделения "Феникс". Все бандиты, кроме сына генерала Кострова, должны быть уничтожены. Сына Кострова Гураеву предстоит вывезти на вертолете в Сванетию и укрыть там у наших людей.
– Разрешите выполнять!
– Не торопись… Дело в том, что логово бандитов уже обложил отец девочки с дружками. Полковник боснийской армии Скиф – говорит тебе о чем-то?
– В Сербии я готовил ликвидацию полковника Скифа, но получил отбой…
– На этот раз отбоя не будет, Гнат… Речь идет, понимаешь, об изъятии из жизни трех международных преступников, к сожалению, не оцененных нами по достоинству три месяца назад в Сербии… В Москве "сербские волки" сколотили законспирированную структуру "Секретная служба", аббревиатура: СС, для силового противодействия "Фениксу". Все, все, кто причастен к этому делу, бандиты и все остальные, должны быть похоронены в той ракетной шахте. По возможности взорвите ее.
– Есть. Всех похоронить в шахте. Шахту взорвать, – с бесстрастностью робота отозвался Гнат и уточнил:
– Внучку переправить вам в Цюрих или бабушке в Москву?
– Ты меня не понял, Гнат, – посмотрел в его прозрачные глаза угрюмым взглядом Коробов. – Я сказал: все должны быть похоронены в той шахте… Все…
Он открыл принесенный с собой кейс, в котором лежали пачки долларов и спутниковый телефон, протянул кейс Гнату:
– Тут гонорар за работу…
Гнат отшатнулся и изумленно посмотрел на него.
– Но это же!..
– "Это же"! – лицо Коробова исказила гримаса. – Было бы не "это же", "Феникс" нашел бы ликвидатора попроще и не платил бы ему чемодан долларов.
– У меня не получится!.. Я никогда.., не делал такого… – прошептал Гнат.
– А я, думаешь, делал?.. – так же шепотом спросил Коробов. – Знал бы ты, как сердце кровью обливается… Но за этим.., за этим должны последовать события, которые я не имею права тебе раскрывать. Сегодня мы должны понять главное: или мы, славяне, все, что имеем, даже жизни близких, кладем на алтарь Отечества, или завтра становимся навозом для удобрения чужих цивилизаций. Выбора у нас нет, Гнат.
Таков закон истории. У нее всегда виноваты побежденные. Тут уж не до морали и сантиментов! Кстати, после завершения операции можешь исчезнуть из поля зрения "Феникса" навсегда. Если захочешь оставить святое славянское дело, искать тебя не будем.
– Не захочу, – через долгую паузу глухо произнес Гнат. – Да простит меня бог!..
– Телефон всегда держи рядом, чтобы в любую минуту я мог связаться с тобой, – вложив в его ладонь ручку кейса, сказал Коробов.
– Есть держать при себе.
– Это не все, Гнат… Туда завтра вылетает генерал Костров… Ежели все состоится как надо, информации ему – нуль, и в шахту его не допускать… Предупреди об этом абреков Гураева… А ежели Скиф все же опередит вас и завалит его недоноска, то ты поступишь на десять дней в полное распоряжение генерала Кострова и выполнишь любые его приказы. Любые, понимаешь, о чем я?..
– Так точно, любые! – бесстрастно ответил Гнат, по-офицерски щелкнув каблуками. – Я понимаю, о чем вы…
– Там, – Коробов показал на кейс в его руке. – Там за все мной проплачено. В случае провала…
– Я знаю, что делать в случае провала. Разрешите идти?
– Иди.
Гнат вышел из зала четким строевым шагом.
Коробов угрюмо посмотрел ему вслед, потом дрожащими руками налил в бокал виски и выпил его одним махом. Включив на пульте подиум, он долго смотрел невидящими глазами на хоровод манекенов.
Потом очнулся и с искаженным злобой лицом стал палить по манекенам из изящного "браунинга". Но так ловко, как у Гната, у него не получалось, и на него накатилась вдруг мутная злоба. Меняя обоймы, он стал подкрадываться к манекенам все ближе и ближе, пока не оказался на подиуме в метре от них: дырявых, с проломленными пластмассовыми черепами, с отстреленными руками и ногами… Манекены, как монстры, обступили его со всех сторон, и ему показалось, что прыгали они, как черти на картинах Босха, проносились над ним на бешеной скорости, подмигивали и корчили устрашающие рожи, тянули к нему перебитые пластмассовые руки…
– Прочь! Прочь! Прочь, мать вашу! – заорал Коробов и в каком-то остервенении стал расстреливать их в упор.
Пули прошивали пластмассу или на секунду-другую опрокидывали фигурки на пол, но манекены, как русские куклы-"неваляшки", вскакивали и снова вели свой нелепый и жуткий хоровод.
Они двоились, троились в глазах Коробова, сливались в какой-то круг, похожий на засасывающий черный омут…
"Кажется, я схожу с ума", – вяло подумал Коробов.
Глава 34
Погода в Полесье, и без того мягкая, в этот декабрь раскисла совсем. Плотные осязаемые туманы висели в воздухе, как кисея, и глушили все звуки в природе.
В лесу не было видно ничего на расстоянии протянутой руки.
Два дня команда Скифа вела непрерывное наблюдение с трех точек за маршрутами передвижения Хряка, Бабахлы и еще двух незнакомых бандитов. Пока всего насчитали четверых, а сколько их было внутри шахты, так и не определили. Отходили бандиты, держа автоматы на изготовку, всего на несколько шагов от сарая, чтобы справить нужду, и тут же ныряли в сарай, из которого явно был ход в шахту.
– Чего ждать-то, придушить их, и все дела. Вояки мне, блин, бандитские! – ворчал продрогший Лопа.
– Если б у них не была моя дочка, от этих фраеров уже мокрого места не осталось бы! – скрипнул зубами Скиф.
За эти два дня никто к похитителям не подходил и не подъезжал. Лишь один раз вертолет с украинским трезубцем на фюзеляже покружил низко, но приземляться не стал.
– Я же тебе говорил, что не Мучник кашу заварил, – горячился Лопа. – Его самого доить собрались, а вы Сима да Сима…
– А кто, по-твоему? – спросил Засечный.
– Тот белобрысый с пушком, Тото.
– Пахана хочет скинуть и сам паханом заделаться, – догадался Засечный.
– Ну, что я вам говорил!
Мало того, в тот же день прекратились звонки от Ворона. Но на этом их неприятности не закончились.
В воскресенье поздно вечером случилось настоящее.
Битых два часа просидели они в своем микроавтобусе за деревней в густом ивняке, пока грузовая машина не отъехала.
– Я ж вам говорил, то хохлы затеяли, – развивал новую версию Лопа. – А еще верней – чеченцы, помяните потом мои слова!
– Откуда здесь чеченцы?.. – спросил Скиф.
– Они везде и повсюду так и шастают, – убежденно ответил Лопа. – Так и шастают, где плохо лежит.
На разведку отправился сам Скиф.
В лесу не было видно ничего на расстоянии протянутой руки.
Два дня команда Скифа вела непрерывное наблюдение с трех точек за маршрутами передвижения Хряка, Бабахлы и еще двух незнакомых бандитов. Пока всего насчитали четверых, а сколько их было внутри шахты, так и не определили. Отходили бандиты, держа автоматы на изготовку, всего на несколько шагов от сарая, чтобы справить нужду, и тут же ныряли в сарай, из которого явно был ход в шахту.
– Чего ждать-то, придушить их, и все дела. Вояки мне, блин, бандитские! – ворчал продрогший Лопа.
– Если б у них не была моя дочка, от этих фраеров уже мокрого места не осталось бы! – скрипнул зубами Скиф.
За эти два дня никто к похитителям не подходил и не подъезжал. Лишь один раз вертолет с украинским трезубцем на фюзеляже покружил низко, но приземляться не стал.
* * *
В субботу ранним утром позвонил Романов и сообщил, что пропал Серафим Мучник.– Я же тебе говорил, что не Мучник кашу заварил, – горячился Лопа. – Его самого доить собрались, а вы Сима да Сима…
– А кто, по-твоему? – спросил Засечный.
– Тот белобрысый с пушком, Тото.
– Пахана хочет скинуть и сам паханом заделаться, – догадался Засечный.
– Ну, что я вам говорил!
Мало того, в тот же день прекратились звонки от Ворона. Но на этом их неприятности не закончились.
В воскресенье поздно вечером случилось настоящее.
* * *
Когда они, безоружные, подъезжали к хатенке на околице деревни, где квартировали, то увидели стоящий прямо под их окнами зеленый армейский фургон. Солдаты в бушлатах выгружали из кузова какие-то ящики и вносили их в дом.Битых два часа просидели они в своем микроавтобусе за деревней в густом ивняке, пока грузовая машина не отъехала.
– Я ж вам говорил, то хохлы затеяли, – развивал новую версию Лопа. – А еще верней – чеченцы, помяните потом мои слова!
– Откуда здесь чеченцы?.. – спросил Скиф.
– Они везде и повсюду так и шастают, – убежденно ответил Лопа. – Так и шастают, где плохо лежит.
На разведку отправился сам Скиф.