Страница:
-- Еще не знаю, сэр. Отвезу старьевщику, может, чего и выручу.
Таксист уселся на свое сиденье и, оглянувшись назад, тронул машину с
места.
-- Вообще-то меня зовут Зиберт, сэр.
-- А меня Рэй Кертис, -- представился Фрэнк.
-- Очень приятно, сэр. Куда теперь вы хотите поехать?
-- Ну, может быть, по основным улицам города, а еще меня интересует
почта или телеграф.
-- Здесь недалеко есть телеграф, но туда нужно ехать через Бунсмит.
-- Что такое Бунсмит?
-- Это наш элитный район, сэр. Там живут самые богатые люди Чипиеры.
-- Ну хорошо. Через Бунсмит так через Бунсмит.
-- Тогда держитесь, сэр. -- И Зиберт резко крутанул руль, делая правый
поворот с крайнего левого края.
По корпусу царапнул чей-то бампер, а в область кормы последовал
чувствительный толчок. И хотя поворот все-таки удался, Фрэнк порядком
струхнул.
-- А что, Зиберт, дорожной полиции у вас нет?
-- Дорожной? Нет, дорожной нет. Зато есть тайная полиция .
-- Ну а кто-нибудь руководит у вас движением на дороге? Есть что-то
вроде правил?
-- Конечно, есть, -- кивнул Зиберт, -- мы же не дикари какие-нибудь.
Правило у нас одно -- все разборки без стрельбы.
-- О... -- только и мог сказать Фрэнк.
-- Ну а если кто-то этому правилу не подчинится, тогда появляется
геликоптер тайной полиции и делает залп ракетами. И все...
-- Да, наверное, это действенная мера, -- согласился Фрэнк.
-- Да уж конечно. Кстати, сэр, вот мусорный завод номер 5, -- с гордостью
сообщил Зиберт, указывая на засыпанный отвалами пустырь, где вздымались
бесформенные глыбы какого-то производства.
-- А сколько всего таких заводов? -- с подозрением спросил Фрэнк.
-- Восемнадцать.
-- Да? А не слишком ли много для такого города, как Чипиера?
-- Конечно, много, оттого на всех мусора и не хва-тает. Поэтому его
завозят с других городов, правда не таких больших, как Чипиера.
-- Ну а почему же здесь решили построить именно мусорные заводы? Почему
не обувную фабрику или, скажем, мебельную?
-- Не знаю, как это произошло, сэр. Это не мы решали, а люди из
правительства. На Хингане была большая безработица. Вот правительство и
решило нам помочь -- построили заводы. Но под рукой, видать, оказались
только мусорные, вот они их и поставили. Ну и на том спасибо, теперь у нас
нет такой жестокой безработицы. Порядка стало больше, а то раньше был просто
бардак.
В этот момент воздух наполнился таким зловонием, что Фрэнк без
предупреждения зажал пальцами нос.
-- Это вы с непривычки, сэр, -- улыбнулся Зиберт, и его автомобиль
провалился в глубокую зеленую лужу.
-- А чем это пахнет?
-- Это пахнут сточные воды завода номер 14. Вот за этим болотом как раз
начинаются его корпуса.
-- А зачем же он сливает отбросы на пустырь -- ведь от этого такой
жуткий запах?
-- О сэр, разве это запах? Вот на заводском дворе -- это запах, а здесь
уже не то. -- Таксист посмотрел в зеркало заднего вида и добавил: -- За нами
кто-то увязался.
-- Почему вы думаете, что увязался? -- спросил Фрэнк, оглядываясь.
-- Он за нами еще на шоссе притормаживал.
Пустырь закончился, и такси с воем выползло на широкую дорогу, хотя и
не ведущую к мусорному заводу, однако щедро засыпанную битым стеклом и
рваной бумагой.
-- Ну вот, теперь только спустимся с горки и окажемся в Бунсмите.
То, куда спускалась дорога, совершенно не напоминало элитный район в
понимании Фрэнка Горовца. Скорее, это выглядело как обитаемое болото.
На небольших насыпанных островах стояли довольно большие дома с
толстыми стенами и маленькими окошками. Сами участки были огорожены
бетонными или сложенными из камня дамбами, защищавшими от взбитой грязи,
медленно стекавшей по служившему дорогой желобу.
-- Кажется, я понял, кто за нами едет, -- сообщил таксист.
-- Кто же?
-- Это машина тайной полиции.
-- Да ну? -- удивился Фрэнк.
-- Точно вам говорю, сэр.
-- А как вы определили?
-- У них на колесах покрышки заводские.
-- А у вас какие?
-- У меня "самопал". Сам делал на прессе.
-- Но может, это все же не тайная полиция?
-- Нет, сэр, она самая. Если покрышки заводские, значит, либо богатей из
Бунсмита, либо полиция. Но у богатеев рожи сонные, а у этих бодрые, как и
положено казенному народу.
-- Что же теперь делать? -- спросил Фрэнк, стараясь рассмотреть лица
полицейских агентов.
-- Ничего не делать. Они нас не трогают, а мы их не трогаем. -- Зиберт
поддал газу, и машина плюхнулась в глубокую колею. -- Добро пожаловать в
Бунсмит, сэр, -- прокомментировал таксист. -- Желаете узнать о здешних
обитателях?
-- Да, конечно, -- больше из вежливости согласился Фрэнк.
Автомобиль полиции продолжал ехать следом, и лица агентов лейтенанта
Гиршема действовали Горовцу на нервы.
-- Вот этот первый дом принадлежит Гузо Карояну, владельцу рыбной фермы.
-- Здесь водится рыба?
-- Нет, рыба давно передохла, но зато кольчатые черви коллабус вырастают
до метра.
-- И что, вы едите червей вместо рыбы?
-- Нет, они идут на пищевые добавки. Просто варить червя нельзя --
слишком жилистое мясо. Ни за что не разгрызешь.
-- А почему в саду такие странные деревья?
-- Это не деревья. Это болотные водоросли, которые оплетают
металлический каркас.
Снова потянуло зловонием, и Фрэнк спросил:
-- Опять какой-то завод на горизонте?
-- Нет, это местная канализация.
Поначалу Фрэнк не понял, что таксист имел в виду, но потом заметил
выходившие на дорогу трубы. Они тянулись с каждого участка, и из некоторых
текли сточные воды.
-- И что, прямо на дорогу? -- спросил Фрэнк.
-- Конечно. Уклон здесь маленький, а машины движутся в одну сторону, ну
и придают этому делу некоторое ускорение. А вот это, сэр, дом мэра.
-- А почему он такой странный? Больше похож на фрагмент грузового
транспорта.
-- Так оно и есть, сэр. Раньше у города был свой транспортный корабль,
но потом мэр его приватизи-ровал.
-- Забрал себе весь корабль?
-- Ну почему же весь? Нет, половину отдал городскому прокурору, который
живет через три дома. Вон видите хвост торчит?
И действительно, над одним из домов торчало хвостовое оперение
грузового шаттла.
-- Да... -- протянул Горовиц.
-- Правда, красиво?
-- В общем, да... Необычно.
Вскоре Бунсмит закончился, и, снова выбравшись на шоссе, такси
оказалось в городе. Зиберт проехал еще с километр и остановился.
-- Ну что, сэр? Выходить будете? Вот это здание и есть городской
телеграф.
-- Да? А я думал, это элеватор. В таких обычно хранят зерно, знаете?
-- Конечно, знаю. Это и есть элеватор, но поскольку он пустует, в нем и
устроили городской телеграф.
-- Такой большой телеграф? -- Фрэнк невольно окинул строение взглядом.
-- Нет, телеграф занимает только первый этаж, а дальше идет публичный
дом Сэма Кайзерна и администрация патриотической ассоциации Хингана.
-- Понятно, -- кивнул Фрэнк. -- А где хранят зерно?
-- А нет у нас никакого зерна, сэр.
-- Почему? Неподходящий климат?
-- Нет, сэр, климат у нас хороший, просто людей не хватает.
-- А где же люди?
-- Работают на мусорных заводах.
-- Понятно, -- опять повторил Фрэнк. -- Ну ладно, поехали дальше.
-- А как же телеграф? Выходить будете?
-- Да нет. Мне не к спеху. Лучше в другой раз.
-- Хозяин -- барин, -- пожал плечами Зиберт и тронул машину с места.
Следом за такси сразу же пристроились агенты тайной полиции, и весь кортеж в
прежнем составе отправился дальше.
Тяжелый катер Б-67 выключил нагнетатель и тяжело осел в воду, ведомый
только толкающим винтом.
Рябов бросил на берег веревку, которую тут же подхватил Боби Финшер.
Вместе с Филом Кансеном они подтянули катер к берегу, и Рябов, а затем и
командир катера, он же рулевой, Зия аль-Деним спрыгнули на землю.
-- Так, -- сказал Зия, подходя к аккуратной горке созревших тыкв. --
Тыквы возьму только за половинную долю.
-- Даты чего, Зия, взопрел, что ли, или тебя укачало? Да я сам никогда
больше чем за десять процентов не возил! -- вскричал Боби Финшер.
-- И теперь уже не будешь, -- заметил Рябов, поглядев на остров, где на
косе еще догорали обломки катера.
-- Да вы чего, мужики? Также нельзя. Мы лазутчика грохнули, а вы так с
нами поступаете, -- начал взывать к совести своих коллег Фил.
-- Ты. Кансен, не митингуй, -- спокойно сказал Зия. -- Хаммер показал
снять вас с берега. Это я и собираюсь сделать. Ты же хочешь заставить меня
тащить сотню тыкв и при этом еще жадничаешь.
-- Тут не сотня, Зия, а только сорок семь штук, -- уныло проговорил
Финшер. Его лицо выражало призыв к состраданию.
Рябов и Зия переглянулись, а затем рулевой махнул рукой:
-- Ладно, за десять тыкв довезу.
Не испытывая больше терпение непреклонного капитана, Фил и Боби начали
перетаскивать тыквы на катер. Матрос Рябов помогал им раскладывать
драгоценный груз на палубе.
Когда все было уложено, Рябов оттолкнул катер от берега шестом, а Зия
запустил двигатель, и катер начал медленно разворачиваться. Подушка
наполнилась воздухом, и Б-67 поднялся над водой на целый метр.
Завертелся толкающий винт, и судно начало стремительно набирать
скорость.
Катер мчался все быстрее, а шлейф из водной пыли стелился за кормой
длинным хвостом. Речные мухи с треском разбивались о стекло рулевой кабины,
где сидели Боби Финшер и Фил Кансен.
Кансен думал о том, что отдаст три тыквы надоедливому Перкинсу и тот
наконец отстанет. А Боби размышлял о том, что десять тыкв -- это больше
двадцати процентов и что теперь, после того как катеров стало на один
меньше, цена перевозки возрастет. Этим, конечно, воспользуются все экипажи,
кроме него и Кансена, двух дураков, которые профукали свое судно. Пусть
ценой уничтожения опасного лазутчика, но кому от этого легче?
Через полчаса катер притормозил возле тайного причала, о котором знали
только нижние чины. Фил и Боби перетащили оставшиеся тридцать семь тыкв на
берег.
-- Эй, вот эту замени, Финшер, -- сказал Женя Рябов, показывая на крупную
тыкву, подпорченную червоточинкой.
-- Не надо, Женя, -- окликнул его Зия аль-Деним, -- пусть остается, я
люблю с червячком.
-- Ну ладно, -- кивнул Рябов. -- Тогда все...
Б-67 прибавил обороты и отошел от берега, а Фил и Боби начали загружать
специально припасенную тележку. Когда урожай был уложен, солдаты покидали
сверху тяжелые автоматы и, впрягшись в экипаж, покатили его вперед,
продираясь по едва заметной тропинке через разросшиеся кусты.
Местность была пересеченной, и приходилось то спускаться вниз,
придерживая драгоценную тележку, то подниматься в гору, налегая на нее изо
всех сил. Кое-где дорогу перехватывали лианы, и их приходилось рубить
армейскими ножами, а потом снова продолжать движение. Солдаты шли молча, не
тратя силы на лишние разговоры. Маршрут был давно изучен и не требовал
никаких обсуждений.
Под ногами проскользнула болотная змейка. Она ударила зубами в ботинок
Фила, но он даже не заметил этого, опасаясь только внезапного появления
кого-нибудь из офицеров. Случалось, что они устраивали засады и забирали у
солдат с таким трудом доставленные тыквы. Иногда удавалось договориться.
Например, с лейтенантом Коноплевым. Он брал себе пару штук и уходил, а вот
лейтенант Хаммер самолично разбивал тыквы о землю с таким видом, будто
дробил черепа своих злейших врагов.
Он не был убежденным трезвенником, но страдал от любви, а такие
страдания, как известно, ни к чему хорошему не приводили. Солдаты жалели
Хаммера и считали его парнем "не в себе". Поэтому ему прощались нападения на
тыквы, чего никогда не спускали никому другому.
До охранного периметра оставалось уже каких-то четыре сотни метров,
когда дорога пошла в гору и солдатам пришлось навалиться.
Колючих лиан стало попадаться меньше, а заросли папоротника сменились
лиственными кустами. Змеи почти исчезли, но пауков добавилось. Привлеченные
запахом человеческого пота, они, как цирковые акробаты, запрыгали с ветки на
ветку.
Один волосатый гигант сиганул на руку Филу, но тот привычно смахнул его
в сторону, будто это был кухонный таракан. Оставалось пройти совсем
чуть-чуть, когда пауки буквально посыпались дождем, и солдатам пришлось
остановиться, чтобы обработать доспехи аэрозолем.
-- Боби, глаза, -- предупредил Фил, направляя на товарища баллончик.
Финшер прикрыл лицо перчаткой, и струя аэрозоля ударила в складки
обмундирования и бегущих по нему пауков.
Под действием яда насекомые подпрыгивали вверх, будто их подбрасывала
аварийная катапульта, и тут же валились замертво. Остальные, испугавшись,
прыгали обратно в кусты. Оказавшись в безопасности, пауки беспокойно зыркали
четырьмя парами глаз и злобно шипели вслед уходящим солдатам.
Когда напарники подобрались почти к самому охранному периметру, Фил
вышел из кустов и, посмотрев по сторонам, не заметил ничего подозрительного.
Тогда он махнул Бобу, и тот выкатил тележку на открытое пространство.
В нужном месте Фил убрал секцию забора с колючей проволокой и помог
Бобу вкатить груз на территорию базы.
-- О, сегодня пить будем!.. -- крикнул с наблюдательной вышки рядовой
Куррапас.
-- Кто будет, а кто и на вышке попарится, -- зло ответил Кансен,
одуревший от жары и усталости.
-- Я слышал, вы свой катер разбили. На чем же тыквы везли?
Финшер не хотел ни с кем разговаривать, но желание поругать экипаж Б-67
взяло верх.
-- Да Зия с Рябовым нам помогли! -- крикнул он. -- Совсем обобрали,
с-суки!.. Больше двадцати процентов!
-- Беспредел... -- покачал головой Куррапас.
Больше ни на что не отвлекаясь, Фил и Боб подкатили тележку к тыльной
части вещевого склада. Там на прогретом чердаке хранились запасы спиртного
большей части рядового и унтер-офицерского состава базы.
Фил взобрался Боби Финшеру на плечи и, поелозив по стене ногами,
оказался в чердачном окне.
-- Давай, -- скомандовал он, и Финшер начал перебрасывать ему тыквы.
Одна, вторая, третья... Тыквы ложились в древесные опилки и получали
"страховой полис". Теперь уже никто, кроме хозяина, не имел права до них
дотрагиваться. Не исключая и офицеров.
По негласному закону базы доставленные на чердак спиртовые тыквы
изъятию не подлежали. Правда, рассказывали, что был такой -- капитан Мюррей,
который решил покончить с пьянством на базе. Он нашел склад тыкв и начал
сбрасывать их вниз, но так получилось, что он и сам "случайно" выпал из
чердачного окна. И хотя ему посчастливилось выжить, с военной службы его
списали.
Подвиг капитана Мюррея вошел в историю базы, но повторять его никто не
хотел. Офицеры не только боялись этого, но и понимали, что личный состав
мучился на Танжере со скуки и спиртовые тыквы были единственной отдушиной в
нелегкой жизни солдат...
Когда драгоценные плоды были разложены рядами в строгом отдалении от
чужих запасов, Фил Кансен прошелся по чердаку, на глаз определяя спелые
"бутыли".
Вот запасы Бертольда Кваснера. Очень много спе-лых. Фил выбрал парочку
понравившихся ему плодов, а на их место принес три своих. Два к трем -- это
был установленный обмен незрелых тыкв на уже готовые.
Вернувшись к окну, Фил сбросил Боби Финшеру тыквы Кваснера и осторожно
спустился сам.
-- Чьи такие красавицы? -- поболтав "бутыль" возле уха, спросил Боби.
-- У Бертольда позаимствовал -- строго по таксе. Не будем же мы ждать
неделю, пока наши вызреют?
-- Понятное дело. Телегу сейчас покатим?
-- Оставь здесь, -- устало махнул рукой Фил. -- Завтра доставим, а то у
меня сил уже никаких...
-- И то верно, -- согласился Финшер, вешая на шею автомат и беря под
мышку тыкву. -- Ну пошли, товарищ.
Лейтенант Хаммер стоял возле окна и отстраненно наблюдал за проходившим
во дворе разводом.
"Еще два дня свободных, а потом снова в наряд..." -- подумал Хаммер и,
обернувшись, посмотрел на настенные часы. Они показывали половину третьего.
До ежедневного похода к реке оставалось полтора часа. Лейтенант вздохнул и,
подойдя к письменному столу, выдвинул верхний ящик.
В ящике лежал шестидесятикратный полевой бинокль активного действия. За
два года службы на Танжере этот инструмент стал неотъемлемой частью
лейтенанта Хаммера.
Лейтенант взялся за бинокль и ощутил его приятную тяжесть. Удивительно,
но даже прикосновение к этому, казалось бы, неживому предмету рождало в
ощущениях Хаммера некоторый трепетный настрой, который полностью овладевал
им в момент безосязательных свиданий на берегу.
Подойдя к окну, лейтенант поднял бинокль и посмотрел на реку. Причала
видно не было, его скрывали забор и здание арсенала, но часть косы и лес,
росший на острове, можно было рассмотреть во всех подроб-ностях.
Вот на реке появилось малое судно. Это был Б-67, посланный за Финшером
и Кансеном. Мерзавцы разбили свой катер и утверждали, что его угонял
террорист.
"Возможно, это так, но скорее всего -- подлое вранье..." Лейтенант не
склонен был верить солдатам. Он не склонен был верить никому.
Катер стал притормаживать и уходить к берегу. Хаммер усмехнулся. Ему
было ясно, что солдаты притащили новую партию спиртовых тыкв.
"Может, пойти и перехватить этих мерзавцев? Разбить тыквы о землю и
посмотреть на эти унылые рожи", -- лениво подумал Хаммер и перевел бинокль на
штабной двор .
Сегодня дежурным по базе был капитан Пакгауз. Сейчас он важно
расхаживал перед новой сменой наряда и давал последние указания. Хаммер
настроил бинокль и увидел лицо капитана совсем близко. Так близко, что
показалось, будто капитан дышит Хаммеру в лицо. Лейтенант намеренно
сосредоточил внимание на ушах Пакгауза. Они двигались в строгом соответствии
с произносимой капитаном речью, в то время как его жирные щеки сотрясались в
такт шагов.
Лейтенант Хаммер попробовал осмыслить увиденное, но понял, что бредит
от невыносимой духоты и нетерпения, желания поскорее оказаться на берегу. Он
снова посмотрел на часы и с сожалением отметил, что прошло только десять
минут. Лейтенант опять приложился к биноклю и стал рассматривать далекие,
росшие на острове деревья.
"Кто знает, может, под одним из этих деревьев она собирает ягоды или
расчесывает косы и поет песню?.." -- попробовал пофантазировать он. Но во
всех его фантазиях радужные картинки кончались очень плохо. В конце концов
появлялся соперник и занимался с девушкой Хаммера любовью.
Видимо, эта картинка приходила из той части сознания, где хранилось
опасение, что когда-нибудь девушка выйдет замуж. И у нее будут семья,
дети...
"Тогда я накрою этот проклятый остров из мино-метов..." -- в который
раз дал себе обещание Хаммер. Он не собирался делиться своей мечтой и
искажать ее тупым влиянием обыденности.
"Да, в любой момент я уничтожу этот остров", -- насладился своим
всесильем лейтенант и вспомнил майора Рейнольдса.
Майор Рейнольде был начальником базы. В прошлом он командовал
артиллерийской станцией где-то между Крымом и Револьтой. За все время службы
ему ни разу не удалось пострелять по реальным целям -- только компьютерный
тренинг, и больше ничего. Хаммер помнил, как убеждал майора не уничтожать
деревню живших на острове аборигенов. И все почему? Потому, что там была она
-- единственная и неповторимая. Элеонора -- такое имя ей дал сам лейтенант
Хаммер. Возможно, это имя более подходило для названия стирального порошка,
но, как говорится, любовь зла, и лейтенант присвоил это имя своей мечте.
"Стоит мне только намекнуть, и старик Рейнольде расстреляет весь
боезапас", -- усмехнулся Хаммер, представляя себе командовавшего батареями
Рейнольдса.
"Вот только что тогда делать по вечерам? Куда ходить ежедневно, ровно в
шестнадцать ноль-ноль?" -- эта мысль посетила его впервые, и Хаммер взялся
за ее обдумывание.
Один за другим он предлагал себе варианты, но всякий раз отвергал их --
ничто не шло в сравнение с Элеонорой, ее появлением на берегу, ее наготой,
ее смехом, который, к сожалению, не мог донести мощный бинокль.
-- Кругом!Шагом, марш! -- донессясодвора голос капитана Пакгауза.
Личные мысли оставили Хаммера, и он прислушался к топоту поднимавшегося
по лестнице капитана.
"Сейчас он войдет и скажет свое обычное: "О Хаммер, ты тут?" -- подумал
лейтенант.
-- О Хаммер, а вот и я... -- сказал вошедший капитан Пакгауз и быстро
прошел в туалет. Спустя несколько минут он вышел обратно, счастливо улыбаясь
и держа в руках свернутую портупею. -- Ты слышал, через неделю на орбиту
Танжера придет полковой бордель? Офицерам бесплатный билет. Поедешь?
"Если бы он знал, этот несчастный Пакгауз, что у меня есть Элеонора, а
бордель -- это такая низость..."
-- Ну так поедешь? -- переспросил капитан.
-- О чем разговор? Конечно, поеду.
Большой раскаленный маятник проносился возле самого лица и всякий раз
обдавал Мэнсона нестерпимым жаром, Джеф пытался закрыть лицо руками, но они
не слушались, и маятник снова и снова совершал свои движения, иссушая лицо
лейтенанта Мэнсона.
С реки подул легкий ветерок. Он пошевелил волосы Джефа и охладил его
виски. Лейтенант открыл глаза и увидел в небе сероватые облака. Они качались
в такт движениям горячего маятника, который оказался ярким солнечным диском.
Сознание снова покинуло Мэнсона, и во второй раз он очнулся уже в
соломенной хижине...
Под самой крышей, собранной из жгутов речной осоки, висели пучки лесных
цветов. Они источали легкие пьянящие ароматы и, по всей видимости, отгоняли
насекомых. Мэнсон слышал, как за тонкой стеной гудели мухи, то ненадолго
затихая, то снова затевая свои бесконечные мушиные ссоры.
Время от времени по песку кто-то проходил. То в одну, то в другую
сторону. Иногда доносились едва различимые голоса, но что это были за люди и
о чем они говорили, Джеф не понимал. Он немного поворочался на грубом
топчане, стараясь определить свое состояние -- немного ныли ребра и саднила
обожженная рука, но в остальном все было в порядке.
Свет в хижину попадал сквозь небольшое отверстие в потолке. Окон не
было, и, чтобы выглянуть наружу, Джефу пришлось встать и подойти к
прикрытому циновкой дверному проему. Как только он взялся за занавеску,
послышались шаги. Держась за ушибленные ребра, Джеф быстро вернулся на свою
лежанку, и едва он закрыл глаза, как в хижину кто-то вошел.
Еле слышимые шаги прошелестели по утрамбованному песку, и на широкий
камень, лежавший в углу в качестве стола, что-то поставили. Джеф приоткрыл
глаза и увидел присевшую возле камня девушку. Она толкла в глиняной плошке
серый порошок и время от времени постукивала по ней деревянным пестиком.
Длинные черные волосы незнакомки были схвачены двумя кожаными шнурками
и украшены то ли жемчугом, то ли шариками из шлифованного перламутра.
Из одежды на ней было что-то вроде летнего сарафана из самотканого
полотна.
Девушка поднялась, и Джеф прикрыл глаза. Он слышал, как она
приблизилась и дотронулась до его висков. Осторожные руки начали втирать в
кожу лекарственный бальзам, и Мэнсон почувствовал, как из головы уходит
тяжесть, с которой он почти смирился. Легкие пальцы скользнули по лицу
Джефа, а затем он почувствовал резкий удар.
Джеф подскочил на месте и вытаращил глаза. Видя его изумление, девушка
еле заметно улыбнулась и отбросила в сторону речной лопух.
"Лопухом по лицу! Да разве так можно!" -- возмутился про себя Джеф. Его
щеки горели, и он совершенно позабыл про все хвори. Справившись наконец с
неуместным гневом, Джеф улыбнулся и сказал:
-- Привет...
-- Здравствуй, -- ответила девушка. Вежливо, но без особой теплоты.
-- Меня зовут Джеф, а тебя?
-- Лала.
-- Лала?
-- Лала, -- кивнула девушка.
Джеф осторожно сел на топчан и, осмотревшись, спросил:
-- Это твой дом, Лала?
-- Нет, не мой, -- ответила та.
-- Понятно... -- кивнул Джеф, на самом деле ничего не понимая. -- А мы
на острове?..
-- Да.
-- А еще кто-нибудь здесь живет?
-- Да, -- односложно ответила девушка. Она продолжала стоять посреди
хижины и смотреть на Мэнсона.
Таксист уселся на свое сиденье и, оглянувшись назад, тронул машину с
места.
-- Вообще-то меня зовут Зиберт, сэр.
-- А меня Рэй Кертис, -- представился Фрэнк.
-- Очень приятно, сэр. Куда теперь вы хотите поехать?
-- Ну, может быть, по основным улицам города, а еще меня интересует
почта или телеграф.
-- Здесь недалеко есть телеграф, но туда нужно ехать через Бунсмит.
-- Что такое Бунсмит?
-- Это наш элитный район, сэр. Там живут самые богатые люди Чипиеры.
-- Ну хорошо. Через Бунсмит так через Бунсмит.
-- Тогда держитесь, сэр. -- И Зиберт резко крутанул руль, делая правый
поворот с крайнего левого края.
По корпусу царапнул чей-то бампер, а в область кормы последовал
чувствительный толчок. И хотя поворот все-таки удался, Фрэнк порядком
струхнул.
-- А что, Зиберт, дорожной полиции у вас нет?
-- Дорожной? Нет, дорожной нет. Зато есть тайная полиция .
-- Ну а кто-нибудь руководит у вас движением на дороге? Есть что-то
вроде правил?
-- Конечно, есть, -- кивнул Зиберт, -- мы же не дикари какие-нибудь.
Правило у нас одно -- все разборки без стрельбы.
-- О... -- только и мог сказать Фрэнк.
-- Ну а если кто-то этому правилу не подчинится, тогда появляется
геликоптер тайной полиции и делает залп ракетами. И все...
-- Да, наверное, это действенная мера, -- согласился Фрэнк.
-- Да уж конечно. Кстати, сэр, вот мусорный завод номер 5, -- с гордостью
сообщил Зиберт, указывая на засыпанный отвалами пустырь, где вздымались
бесформенные глыбы какого-то производства.
-- А сколько всего таких заводов? -- с подозрением спросил Фрэнк.
-- Восемнадцать.
-- Да? А не слишком ли много для такого города, как Чипиера?
-- Конечно, много, оттого на всех мусора и не хва-тает. Поэтому его
завозят с других городов, правда не таких больших, как Чипиера.
-- Ну а почему же здесь решили построить именно мусорные заводы? Почему
не обувную фабрику или, скажем, мебельную?
-- Не знаю, как это произошло, сэр. Это не мы решали, а люди из
правительства. На Хингане была большая безработица. Вот правительство и
решило нам помочь -- построили заводы. Но под рукой, видать, оказались
только мусорные, вот они их и поставили. Ну и на том спасибо, теперь у нас
нет такой жестокой безработицы. Порядка стало больше, а то раньше был просто
бардак.
В этот момент воздух наполнился таким зловонием, что Фрэнк без
предупреждения зажал пальцами нос.
-- Это вы с непривычки, сэр, -- улыбнулся Зиберт, и его автомобиль
провалился в глубокую зеленую лужу.
-- А чем это пахнет?
-- Это пахнут сточные воды завода номер 14. Вот за этим болотом как раз
начинаются его корпуса.
-- А зачем же он сливает отбросы на пустырь -- ведь от этого такой
жуткий запах?
-- О сэр, разве это запах? Вот на заводском дворе -- это запах, а здесь
уже не то. -- Таксист посмотрел в зеркало заднего вида и добавил: -- За нами
кто-то увязался.
-- Почему вы думаете, что увязался? -- спросил Фрэнк, оглядываясь.
-- Он за нами еще на шоссе притормаживал.
Пустырь закончился, и такси с воем выползло на широкую дорогу, хотя и
не ведущую к мусорному заводу, однако щедро засыпанную битым стеклом и
рваной бумагой.
-- Ну вот, теперь только спустимся с горки и окажемся в Бунсмите.
То, куда спускалась дорога, совершенно не напоминало элитный район в
понимании Фрэнка Горовца. Скорее, это выглядело как обитаемое болото.
На небольших насыпанных островах стояли довольно большие дома с
толстыми стенами и маленькими окошками. Сами участки были огорожены
бетонными или сложенными из камня дамбами, защищавшими от взбитой грязи,
медленно стекавшей по служившему дорогой желобу.
-- Кажется, я понял, кто за нами едет, -- сообщил таксист.
-- Кто же?
-- Это машина тайной полиции.
-- Да ну? -- удивился Фрэнк.
-- Точно вам говорю, сэр.
-- А как вы определили?
-- У них на колесах покрышки заводские.
-- А у вас какие?
-- У меня "самопал". Сам делал на прессе.
-- Но может, это все же не тайная полиция?
-- Нет, сэр, она самая. Если покрышки заводские, значит, либо богатей из
Бунсмита, либо полиция. Но у богатеев рожи сонные, а у этих бодрые, как и
положено казенному народу.
-- Что же теперь делать? -- спросил Фрэнк, стараясь рассмотреть лица
полицейских агентов.
-- Ничего не делать. Они нас не трогают, а мы их не трогаем. -- Зиберт
поддал газу, и машина плюхнулась в глубокую колею. -- Добро пожаловать в
Бунсмит, сэр, -- прокомментировал таксист. -- Желаете узнать о здешних
обитателях?
-- Да, конечно, -- больше из вежливости согласился Фрэнк.
Автомобиль полиции продолжал ехать следом, и лица агентов лейтенанта
Гиршема действовали Горовцу на нервы.
-- Вот этот первый дом принадлежит Гузо Карояну, владельцу рыбной фермы.
-- Здесь водится рыба?
-- Нет, рыба давно передохла, но зато кольчатые черви коллабус вырастают
до метра.
-- И что, вы едите червей вместо рыбы?
-- Нет, они идут на пищевые добавки. Просто варить червя нельзя --
слишком жилистое мясо. Ни за что не разгрызешь.
-- А почему в саду такие странные деревья?
-- Это не деревья. Это болотные водоросли, которые оплетают
металлический каркас.
Снова потянуло зловонием, и Фрэнк спросил:
-- Опять какой-то завод на горизонте?
-- Нет, это местная канализация.
Поначалу Фрэнк не понял, что таксист имел в виду, но потом заметил
выходившие на дорогу трубы. Они тянулись с каждого участка, и из некоторых
текли сточные воды.
-- И что, прямо на дорогу? -- спросил Фрэнк.
-- Конечно. Уклон здесь маленький, а машины движутся в одну сторону, ну
и придают этому делу некоторое ускорение. А вот это, сэр, дом мэра.
-- А почему он такой странный? Больше похож на фрагмент грузового
транспорта.
-- Так оно и есть, сэр. Раньше у города был свой транспортный корабль,
но потом мэр его приватизи-ровал.
-- Забрал себе весь корабль?
-- Ну почему же весь? Нет, половину отдал городскому прокурору, который
живет через три дома. Вон видите хвост торчит?
И действительно, над одним из домов торчало хвостовое оперение
грузового шаттла.
-- Да... -- протянул Горовиц.
-- Правда, красиво?
-- В общем, да... Необычно.
Вскоре Бунсмит закончился, и, снова выбравшись на шоссе, такси
оказалось в городе. Зиберт проехал еще с километр и остановился.
-- Ну что, сэр? Выходить будете? Вот это здание и есть городской
телеграф.
-- Да? А я думал, это элеватор. В таких обычно хранят зерно, знаете?
-- Конечно, знаю. Это и есть элеватор, но поскольку он пустует, в нем и
устроили городской телеграф.
-- Такой большой телеграф? -- Фрэнк невольно окинул строение взглядом.
-- Нет, телеграф занимает только первый этаж, а дальше идет публичный
дом Сэма Кайзерна и администрация патриотической ассоциации Хингана.
-- Понятно, -- кивнул Фрэнк. -- А где хранят зерно?
-- А нет у нас никакого зерна, сэр.
-- Почему? Неподходящий климат?
-- Нет, сэр, климат у нас хороший, просто людей не хватает.
-- А где же люди?
-- Работают на мусорных заводах.
-- Понятно, -- опять повторил Фрэнк. -- Ну ладно, поехали дальше.
-- А как же телеграф? Выходить будете?
-- Да нет. Мне не к спеху. Лучше в другой раз.
-- Хозяин -- барин, -- пожал плечами Зиберт и тронул машину с места.
Следом за такси сразу же пристроились агенты тайной полиции, и весь кортеж в
прежнем составе отправился дальше.
44
Тяжелый катер Б-67 выключил нагнетатель и тяжело осел в воду, ведомый
только толкающим винтом.
Рябов бросил на берег веревку, которую тут же подхватил Боби Финшер.
Вместе с Филом Кансеном они подтянули катер к берегу, и Рябов, а затем и
командир катера, он же рулевой, Зия аль-Деним спрыгнули на землю.
-- Так, -- сказал Зия, подходя к аккуратной горке созревших тыкв. --
Тыквы возьму только за половинную долю.
-- Даты чего, Зия, взопрел, что ли, или тебя укачало? Да я сам никогда
больше чем за десять процентов не возил! -- вскричал Боби Финшер.
-- И теперь уже не будешь, -- заметил Рябов, поглядев на остров, где на
косе еще догорали обломки катера.
-- Да вы чего, мужики? Также нельзя. Мы лазутчика грохнули, а вы так с
нами поступаете, -- начал взывать к совести своих коллег Фил.
-- Ты. Кансен, не митингуй, -- спокойно сказал Зия. -- Хаммер показал
снять вас с берега. Это я и собираюсь сделать. Ты же хочешь заставить меня
тащить сотню тыкв и при этом еще жадничаешь.
-- Тут не сотня, Зия, а только сорок семь штук, -- уныло проговорил
Финшер. Его лицо выражало призыв к состраданию.
Рябов и Зия переглянулись, а затем рулевой махнул рукой:
-- Ладно, за десять тыкв довезу.
Не испытывая больше терпение непреклонного капитана, Фил и Боби начали
перетаскивать тыквы на катер. Матрос Рябов помогал им раскладывать
драгоценный груз на палубе.
Когда все было уложено, Рябов оттолкнул катер от берега шестом, а Зия
запустил двигатель, и катер начал медленно разворачиваться. Подушка
наполнилась воздухом, и Б-67 поднялся над водой на целый метр.
Завертелся толкающий винт, и судно начало стремительно набирать
скорость.
Катер мчался все быстрее, а шлейф из водной пыли стелился за кормой
длинным хвостом. Речные мухи с треском разбивались о стекло рулевой кабины,
где сидели Боби Финшер и Фил Кансен.
Кансен думал о том, что отдаст три тыквы надоедливому Перкинсу и тот
наконец отстанет. А Боби размышлял о том, что десять тыкв -- это больше
двадцати процентов и что теперь, после того как катеров стало на один
меньше, цена перевозки возрастет. Этим, конечно, воспользуются все экипажи,
кроме него и Кансена, двух дураков, которые профукали свое судно. Пусть
ценой уничтожения опасного лазутчика, но кому от этого легче?
Через полчаса катер притормозил возле тайного причала, о котором знали
только нижние чины. Фил и Боби перетащили оставшиеся тридцать семь тыкв на
берег.
-- Эй, вот эту замени, Финшер, -- сказал Женя Рябов, показывая на крупную
тыкву, подпорченную червоточинкой.
-- Не надо, Женя, -- окликнул его Зия аль-Деним, -- пусть остается, я
люблю с червячком.
-- Ну ладно, -- кивнул Рябов. -- Тогда все...
Б-67 прибавил обороты и отошел от берега, а Фил и Боби начали загружать
специально припасенную тележку. Когда урожай был уложен, солдаты покидали
сверху тяжелые автоматы и, впрягшись в экипаж, покатили его вперед,
продираясь по едва заметной тропинке через разросшиеся кусты.
Местность была пересеченной, и приходилось то спускаться вниз,
придерживая драгоценную тележку, то подниматься в гору, налегая на нее изо
всех сил. Кое-где дорогу перехватывали лианы, и их приходилось рубить
армейскими ножами, а потом снова продолжать движение. Солдаты шли молча, не
тратя силы на лишние разговоры. Маршрут был давно изучен и не требовал
никаких обсуждений.
Под ногами проскользнула болотная змейка. Она ударила зубами в ботинок
Фила, но он даже не заметил этого, опасаясь только внезапного появления
кого-нибудь из офицеров. Случалось, что они устраивали засады и забирали у
солдат с таким трудом доставленные тыквы. Иногда удавалось договориться.
Например, с лейтенантом Коноплевым. Он брал себе пару штук и уходил, а вот
лейтенант Хаммер самолично разбивал тыквы о землю с таким видом, будто
дробил черепа своих злейших врагов.
Он не был убежденным трезвенником, но страдал от любви, а такие
страдания, как известно, ни к чему хорошему не приводили. Солдаты жалели
Хаммера и считали его парнем "не в себе". Поэтому ему прощались нападения на
тыквы, чего никогда не спускали никому другому.
До охранного периметра оставалось уже каких-то четыре сотни метров,
когда дорога пошла в гору и солдатам пришлось навалиться.
Колючих лиан стало попадаться меньше, а заросли папоротника сменились
лиственными кустами. Змеи почти исчезли, но пауков добавилось. Привлеченные
запахом человеческого пота, они, как цирковые акробаты, запрыгали с ветки на
ветку.
Один волосатый гигант сиганул на руку Филу, но тот привычно смахнул его
в сторону, будто это был кухонный таракан. Оставалось пройти совсем
чуть-чуть, когда пауки буквально посыпались дождем, и солдатам пришлось
остановиться, чтобы обработать доспехи аэрозолем.
-- Боби, глаза, -- предупредил Фил, направляя на товарища баллончик.
Финшер прикрыл лицо перчаткой, и струя аэрозоля ударила в складки
обмундирования и бегущих по нему пауков.
Под действием яда насекомые подпрыгивали вверх, будто их подбрасывала
аварийная катапульта, и тут же валились замертво. Остальные, испугавшись,
прыгали обратно в кусты. Оказавшись в безопасности, пауки беспокойно зыркали
четырьмя парами глаз и злобно шипели вслед уходящим солдатам.
Когда напарники подобрались почти к самому охранному периметру, Фил
вышел из кустов и, посмотрев по сторонам, не заметил ничего подозрительного.
Тогда он махнул Бобу, и тот выкатил тележку на открытое пространство.
В нужном месте Фил убрал секцию забора с колючей проволокой и помог
Бобу вкатить груз на территорию базы.
-- О, сегодня пить будем!.. -- крикнул с наблюдательной вышки рядовой
Куррапас.
-- Кто будет, а кто и на вышке попарится, -- зло ответил Кансен,
одуревший от жары и усталости.
-- Я слышал, вы свой катер разбили. На чем же тыквы везли?
Финшер не хотел ни с кем разговаривать, но желание поругать экипаж Б-67
взяло верх.
-- Да Зия с Рябовым нам помогли! -- крикнул он. -- Совсем обобрали,
с-суки!.. Больше двадцати процентов!
-- Беспредел... -- покачал головой Куррапас.
Больше ни на что не отвлекаясь, Фил и Боб подкатили тележку к тыльной
части вещевого склада. Там на прогретом чердаке хранились запасы спиртного
большей части рядового и унтер-офицерского состава базы.
Фил взобрался Боби Финшеру на плечи и, поелозив по стене ногами,
оказался в чердачном окне.
-- Давай, -- скомандовал он, и Финшер начал перебрасывать ему тыквы.
Одна, вторая, третья... Тыквы ложились в древесные опилки и получали
"страховой полис". Теперь уже никто, кроме хозяина, не имел права до них
дотрагиваться. Не исключая и офицеров.
По негласному закону базы доставленные на чердак спиртовые тыквы
изъятию не подлежали. Правда, рассказывали, что был такой -- капитан Мюррей,
который решил покончить с пьянством на базе. Он нашел склад тыкв и начал
сбрасывать их вниз, но так получилось, что он и сам "случайно" выпал из
чердачного окна. И хотя ему посчастливилось выжить, с военной службы его
списали.
Подвиг капитана Мюррея вошел в историю базы, но повторять его никто не
хотел. Офицеры не только боялись этого, но и понимали, что личный состав
мучился на Танжере со скуки и спиртовые тыквы были единственной отдушиной в
нелегкой жизни солдат...
Когда драгоценные плоды были разложены рядами в строгом отдалении от
чужих запасов, Фил Кансен прошелся по чердаку, на глаз определяя спелые
"бутыли".
Вот запасы Бертольда Кваснера. Очень много спе-лых. Фил выбрал парочку
понравившихся ему плодов, а на их место принес три своих. Два к трем -- это
был установленный обмен незрелых тыкв на уже готовые.
Вернувшись к окну, Фил сбросил Боби Финшеру тыквы Кваснера и осторожно
спустился сам.
-- Чьи такие красавицы? -- поболтав "бутыль" возле уха, спросил Боби.
-- У Бертольда позаимствовал -- строго по таксе. Не будем же мы ждать
неделю, пока наши вызреют?
-- Понятное дело. Телегу сейчас покатим?
-- Оставь здесь, -- устало махнул рукой Фил. -- Завтра доставим, а то у
меня сил уже никаких...
-- И то верно, -- согласился Финшер, вешая на шею автомат и беря под
мышку тыкву. -- Ну пошли, товарищ.
45
Лейтенант Хаммер стоял возле окна и отстраненно наблюдал за проходившим
во дворе разводом.
"Еще два дня свободных, а потом снова в наряд..." -- подумал Хаммер и,
обернувшись, посмотрел на настенные часы. Они показывали половину третьего.
До ежедневного похода к реке оставалось полтора часа. Лейтенант вздохнул и,
подойдя к письменному столу, выдвинул верхний ящик.
В ящике лежал шестидесятикратный полевой бинокль активного действия. За
два года службы на Танжере этот инструмент стал неотъемлемой частью
лейтенанта Хаммера.
Лейтенант взялся за бинокль и ощутил его приятную тяжесть. Удивительно,
но даже прикосновение к этому, казалось бы, неживому предмету рождало в
ощущениях Хаммера некоторый трепетный настрой, который полностью овладевал
им в момент безосязательных свиданий на берегу.
Подойдя к окну, лейтенант поднял бинокль и посмотрел на реку. Причала
видно не было, его скрывали забор и здание арсенала, но часть косы и лес,
росший на острове, можно было рассмотреть во всех подроб-ностях.
Вот на реке появилось малое судно. Это был Б-67, посланный за Финшером
и Кансеном. Мерзавцы разбили свой катер и утверждали, что его угонял
террорист.
"Возможно, это так, но скорее всего -- подлое вранье..." Лейтенант не
склонен был верить солдатам. Он не склонен был верить никому.
Катер стал притормаживать и уходить к берегу. Хаммер усмехнулся. Ему
было ясно, что солдаты притащили новую партию спиртовых тыкв.
"Может, пойти и перехватить этих мерзавцев? Разбить тыквы о землю и
посмотреть на эти унылые рожи", -- лениво подумал Хаммер и перевел бинокль на
штабной двор .
Сегодня дежурным по базе был капитан Пакгауз. Сейчас он важно
расхаживал перед новой сменой наряда и давал последние указания. Хаммер
настроил бинокль и увидел лицо капитана совсем близко. Так близко, что
показалось, будто капитан дышит Хаммеру в лицо. Лейтенант намеренно
сосредоточил внимание на ушах Пакгауза. Они двигались в строгом соответствии
с произносимой капитаном речью, в то время как его жирные щеки сотрясались в
такт шагов.
Лейтенант Хаммер попробовал осмыслить увиденное, но понял, что бредит
от невыносимой духоты и нетерпения, желания поскорее оказаться на берегу. Он
снова посмотрел на часы и с сожалением отметил, что прошло только десять
минут. Лейтенант опять приложился к биноклю и стал рассматривать далекие,
росшие на острове деревья.
"Кто знает, может, под одним из этих деревьев она собирает ягоды или
расчесывает косы и поет песню?.." -- попробовал пофантазировать он. Но во
всех его фантазиях радужные картинки кончались очень плохо. В конце концов
появлялся соперник и занимался с девушкой Хаммера любовью.
Видимо, эта картинка приходила из той части сознания, где хранилось
опасение, что когда-нибудь девушка выйдет замуж. И у нее будут семья,
дети...
"Тогда я накрою этот проклятый остров из мино-метов..." -- в который
раз дал себе обещание Хаммер. Он не собирался делиться своей мечтой и
искажать ее тупым влиянием обыденности.
"Да, в любой момент я уничтожу этот остров", -- насладился своим
всесильем лейтенант и вспомнил майора Рейнольдса.
Майор Рейнольде был начальником базы. В прошлом он командовал
артиллерийской станцией где-то между Крымом и Револьтой. За все время службы
ему ни разу не удалось пострелять по реальным целям -- только компьютерный
тренинг, и больше ничего. Хаммер помнил, как убеждал майора не уничтожать
деревню живших на острове аборигенов. И все почему? Потому, что там была она
-- единственная и неповторимая. Элеонора -- такое имя ей дал сам лейтенант
Хаммер. Возможно, это имя более подходило для названия стирального порошка,
но, как говорится, любовь зла, и лейтенант присвоил это имя своей мечте.
"Стоит мне только намекнуть, и старик Рейнольде расстреляет весь
боезапас", -- усмехнулся Хаммер, представляя себе командовавшего батареями
Рейнольдса.
"Вот только что тогда делать по вечерам? Куда ходить ежедневно, ровно в
шестнадцать ноль-ноль?" -- эта мысль посетила его впервые, и Хаммер взялся
за ее обдумывание.
Один за другим он предлагал себе варианты, но всякий раз отвергал их --
ничто не шло в сравнение с Элеонорой, ее появлением на берегу, ее наготой,
ее смехом, который, к сожалению, не мог донести мощный бинокль.
-- Кругом!Шагом, марш! -- донессясодвора голос капитана Пакгауза.
Личные мысли оставили Хаммера, и он прислушался к топоту поднимавшегося
по лестнице капитана.
"Сейчас он войдет и скажет свое обычное: "О Хаммер, ты тут?" -- подумал
лейтенант.
-- О Хаммер, а вот и я... -- сказал вошедший капитан Пакгауз и быстро
прошел в туалет. Спустя несколько минут он вышел обратно, счастливо улыбаясь
и держа в руках свернутую портупею. -- Ты слышал, через неделю на орбиту
Танжера придет полковой бордель? Офицерам бесплатный билет. Поедешь?
"Если бы он знал, этот несчастный Пакгауз, что у меня есть Элеонора, а
бордель -- это такая низость..."
-- Ну так поедешь? -- переспросил капитан.
-- О чем разговор? Конечно, поеду.
46
Большой раскаленный маятник проносился возле самого лица и всякий раз
обдавал Мэнсона нестерпимым жаром, Джеф пытался закрыть лицо руками, но они
не слушались, и маятник снова и снова совершал свои движения, иссушая лицо
лейтенанта Мэнсона.
С реки подул легкий ветерок. Он пошевелил волосы Джефа и охладил его
виски. Лейтенант открыл глаза и увидел в небе сероватые облака. Они качались
в такт движениям горячего маятника, который оказался ярким солнечным диском.
Сознание снова покинуло Мэнсона, и во второй раз он очнулся уже в
соломенной хижине...
Под самой крышей, собранной из жгутов речной осоки, висели пучки лесных
цветов. Они источали легкие пьянящие ароматы и, по всей видимости, отгоняли
насекомых. Мэнсон слышал, как за тонкой стеной гудели мухи, то ненадолго
затихая, то снова затевая свои бесконечные мушиные ссоры.
Время от времени по песку кто-то проходил. То в одну, то в другую
сторону. Иногда доносились едва различимые голоса, но что это были за люди и
о чем они говорили, Джеф не понимал. Он немного поворочался на грубом
топчане, стараясь определить свое состояние -- немного ныли ребра и саднила
обожженная рука, но в остальном все было в порядке.
Свет в хижину попадал сквозь небольшое отверстие в потолке. Окон не
было, и, чтобы выглянуть наружу, Джефу пришлось встать и подойти к
прикрытому циновкой дверному проему. Как только он взялся за занавеску,
послышались шаги. Держась за ушибленные ребра, Джеф быстро вернулся на свою
лежанку, и едва он закрыл глаза, как в хижину кто-то вошел.
Еле слышимые шаги прошелестели по утрамбованному песку, и на широкий
камень, лежавший в углу в качестве стола, что-то поставили. Джеф приоткрыл
глаза и увидел присевшую возле камня девушку. Она толкла в глиняной плошке
серый порошок и время от времени постукивала по ней деревянным пестиком.
Длинные черные волосы незнакомки были схвачены двумя кожаными шнурками
и украшены то ли жемчугом, то ли шариками из шлифованного перламутра.
Из одежды на ней было что-то вроде летнего сарафана из самотканого
полотна.
Девушка поднялась, и Джеф прикрыл глаза. Он слышал, как она
приблизилась и дотронулась до его висков. Осторожные руки начали втирать в
кожу лекарственный бальзам, и Мэнсон почувствовал, как из головы уходит
тяжесть, с которой он почти смирился. Легкие пальцы скользнули по лицу
Джефа, а затем он почувствовал резкий удар.
Джеф подскочил на месте и вытаращил глаза. Видя его изумление, девушка
еле заметно улыбнулась и отбросила в сторону речной лопух.
"Лопухом по лицу! Да разве так можно!" -- возмутился про себя Джеф. Его
щеки горели, и он совершенно позабыл про все хвори. Справившись наконец с
неуместным гневом, Джеф улыбнулся и сказал:
-- Привет...
-- Здравствуй, -- ответила девушка. Вежливо, но без особой теплоты.
-- Меня зовут Джеф, а тебя?
-- Лала.
-- Лала?
-- Лала, -- кивнула девушка.
Джеф осторожно сел на топчан и, осмотревшись, спросил:
-- Это твой дом, Лала?
-- Нет, не мой, -- ответила та.
-- Понятно... -- кивнул Джеф, на самом деле ничего не понимая. -- А мы
на острове?..
-- Да.
-- А еще кто-нибудь здесь живет?
-- Да, -- односложно ответила девушка. Она продолжала стоять посреди
хижины и смотреть на Мэнсона.