Браун Саймон. Государь

   Нет. Может, попозже, после дневного заседания совета; к тому же он не мог явиться туда, пока не прочтет о пропущенных им заседаниях. И все же это не означало, что ему нельзя насладиться солнечной погодой. Он забрал документы и покинул свои покои, направляясь во двор церковного крыла дворца. Придя туда, он увидел в углу двора двух тихо беседующих друг с другом послушников и сидящего под деревом молящегося священника. Олио присел на незатененную каменную скамью и принялся читать. Вскоре он остановился. В то время как одна часть его разума разбиралась с сухими записями секретаря, извлекая наиболее важные детали и подсознательно выстраивая из них какую-то общую картину, другую часть всецело занимал вопрос, который он постоянно задавал себе с тех пор, как оправился – но который в свете его решения принять на себя всю полноту ответственности сделался куда более настоятельным.
   Что же ему делать с Ключом Сердца?
 
   Поул изучил взглядом лежащий перед ним лист. На нем он старательно выписал все дешифрованные буквы из томов с оттисками на корешках в башне Колануса. На это потребовалось много дней тщательной и тайной работы, с применением самой тонкой бумаги, какую ему удалось найти, помещаемой на каждый корешок и осторожно потираемой углем. Он проверил внутри самих томов с целью убедиться, что каждый скопированный им символ действительно существовал где-то в незашифрованном тексте, а затем расположил каждую группу символов в соответствии с местом их тома в самой башне. Итого сто двадцать групп.
   Всего насчитывалось сорок различных символов, семнадцать из которых он опознал из общетиирского алфавита. В тридцати одной группе появлялись только эти символы, без каких-либо неопознанных. Это открытие сперва сильно взволновало его, но почти сразу же он увидел, что эти группы все равно не имели для него ни малейшего смысла. Что, к примеру, означали слова КЭЛОРА или КАДРИАЛ? Он не знал их, а опыт говорил ему, что нет никого более сведущего о мире и обо всем в нем.
   Иногда, слегка абстрагируясь, он понимал, что с таким упоением отдавался разрешению этой проблемы лишь потому, что оказывалась такой неподатливой самая важная проблема в его жизни – выяснение имени божьего. Он по-прежнему цеплялся за призрачную возможность того, что эти тома, с их тайными знаниями, могут снабдить его этим именем, но в то же время в глубине души знал, что мирской том, каким бы необыкновенным ни был, никогда не откроет священного.
   Тем не менее, здесь скрывалась великая тайна, так никогда и не разгаданная всеми прелатами, магами и примасами, которые приходили до него. Его весьма приободрило бы, стань он первым после самого Колануса, прочитавшим эти тома – или хотя бы часть единственной страницы.
   Положив ладонь на один том, принесенный из башни в собственный кабинет, он вернул внимание к листу, пробегаясь взглядом по рисунку каждого символа, а затем проходясь им по каждой колонке из групп, выискивая какой-то ключ, который мог открыть дверь – всего лишь щелку – в этот древний язык.
   В дверь постучали. Он быстро сложил лист и сунул его в том из башни, а потом спрятал сам том под стопкой тяжелых книг из церковной библиотеки.
   – Да?
   Вошел отец Роун.
   – Вот приготовленные Харнаном протоколы заседания последнего совета и повестка дня заседания сегодня в полдень. Как вы просили, я прошелся по ним и сделал на полях несколько помет для привлечения вашего внимания.
   Поул взял бумаги.
   – Спасибо. – Роун кивнул и начал было закрывать дверь. – Отец? – Роун сунул голову обратно в кабинет. – Я вам очень благодарен за ваше усердие и терпение со мной.
   – Спасибо, ваша милость, – поблагодарил, удивленно улыбнувшись, Роун, и ушел.
   Поул посмотрел на протоколы, проверил пометки, сделанные Роуном, взглянул на повестку дня. Ничего неожиданного. Он быстро прошел по страницам взглядом, чтоб убедиться, что ничего не пропустил. Вот тогда-то он и увидел его. Поул остановился, оторвал взгляд от страницы, проясняя зрение, и посмотрел вновь. Он по-прежнему был там. Шаблон. Фактически, два шаблона. Первым был обычай Харнана добавлять знак, который сам по себе не имел никакого значения, для обозначения начала каждого главного вопроса в протоколах. Вторым же было применение еще одного знака, тоже не имеющего никакого самостоятельного значения, для разделения вопросов в новой повестке дня. Не все символы представляли буквы, и, наверное, не все группы букв представляли слова. С неожиданным волнением он отложил бумаги в сторону и извлек лист из тома Колануса. Что, если и здесь то же самое? Что, если, к примеру, две из групп, которые он сумел транскрибировать, означали вовсе не КЕЛОРА и КАДРИАЛ, а ЭЛОРА и АД РИАЛ, а символ «К» служил не лишь дополнительным подчеркиванием или даже каким-то стилистическим украшением? Что, если символ «К» обозначал целую идею или мысль, а не единственный звук?
   «Боже, помоги мне!» Он обмяк в кресле, волнение его испарилось так же быстро, как и возникло. Как он мог исследовать все эти варианты? Ему понадобится десяток жизней. О чем он думал?
   Он обругал себя. Вся беда в том, что он как раз и не думал. Он избегал тех вопросов, разобраться с которыми ему требовалось больше всего – а все потому, что чувствовал свою вину из-за способа, с помощью которого стал примасом. Он собственными руками – теми самыми руками, которыми писал проповеди и бессмысленные добавления в Книгу Дней – задушил своего предшественника. Он совершил убийство во имя Бога, но для своего блага. Его разум занял себя несущественными мелочами, в то время как душа его пропала навеки.
   Он взял лист, готовый разорвать его пополам, но остановился. Он не мог позволить этому исчезнуть. Мирское оно или нет, имело отношение или нет, а это была тайна, и если он не мог разгадать тайну имени божьего, то, по крайней мере, мог попытаться разгадать другую. И это будет сделано не только для него самого. Он был священником и человеком ученым, эти два занятия состояли в таком близком родстве, что были, на его взгляд, почти одним и тем же, и потому использование своей учености для увеличения знаний ради знаний было не просто мирским поступком, но затрагивало нечто неопределимо и все же осязаемо священное.
   Солнечные лучи падали через его окно почти прямо. Скоро полдень. Он снова спрятал лист, прикрыл древний том. Он вернется к нему позже. И найдет дверку к этой великой тайне, откроет ее, и – кто знает, что может тогда открыться ему?
 
   Положение снова сделалось почти управляемым.
   Арива сидела во главе стола совета, сознавая, что королевство ее пострадало, но в основном все еще цело. Она и государство получили страшные удары и уцелели. Перед ней сидели преданные советники, набранные из самых лучших людей, каких мог предложить ее королевский город. А справа от нее сидел ее верный канцлер, самоотверженный Оркид Грейвспир. Напротив же сидел ее могучий коннетабль, заслуженно одернутый, но, как она была уверена, горящий желанием вновь проявить себя во всем блеске. И, что важней всего, слева от нее снова находился ее брат Олио. Она положила левую ладонь на его правую руку; он сомкнул пальцы вокруг ее кисти.
   – Данное заседание моего государственного совета открыто. Вы видите по повестке дня, что первым вопросом для обсуждения будет создание и организация Великой Армии, а к повестке дня прилагается график набора солдат и припасов, представленный для вашего рассмотрения комитетом Великой Армии.
   Советники быстро пробежались взглядами по документу. Поскольку расписание спешно составили после вывода Деджануса из комитета, Арива внимательно наблюдала за его реакцией в поисках каких-либо признаков гнева или упрека, но не смогла прочесть выражения его лица; он хранил молчание. По рядам же других пробежали негромкие замечания насчет стоимости; некоторые тихо ахнули при виде масштаба операции, но никто не свалился с кресла и не принялся сразу же возражать.
   – Я сообщила королю Томару о нашем намерении поднять штандарт Великой Армии в южной Чандре.
   – Он ответил? – спросил маршал Триам Аьеф.
   – Пока нет, но послание было отправлено лишь недавно.
   – Наверняка ведь он не станет возражать? – высоким голосом заговорил мэр Шант Тенор.
   – Мы просим от него весьма многого, – заметил маршал.
   – Я не ожидаю никаких возражений от его величества, – твердо заявила Арива.
   – Возможно, не помешает еще одно письмо, подчеркивающее чрезвычайность положения? – предложил мэр.
   Арива открыла было рот, собираясь сказать, что на ее взгляд в этом нет необходимости, но прежде чем она успела промолвить хоть слово, Оркид пообещал представить такое письмо на подпись королеве, если совет порекомендует отправить его. Раздраженная этим компромиссом там, где, на ее взгляд, в компромиссе не было никакой необходимости, она согласилась, дабы не дать никому подумать, будто у нее какие-то разногласия с Оркидом.
   – Есть вопросы в отношении графика?
   – Как нам выполнить требования поставок всего продовольствия? – спросила Кселла Поввис. – Смогут ли фермеры королевства произвести достаточно продуктов, а если смогут, то как мы доставим все это в южную Чандру?
   – Доставка не вызовет затруднений, если мы задействуем военный флот, – быстро вмешался адмирал Сечмар.
   – Возможно, мы сумеем использовать для перевозки большей части припасов торговые суда, – указал Оркид, говоря то, что хотела услышать Кселла Поввис. – Это оставит военный флот свободным для других обязанностей.
   Арива предоставила обсуждению идти своим чередом и внимательно наблюдала за своими советниками в действии. Большинство из них ориентировались на личный интерес, но этого она ожидала. Комитет Великой Армии с умом составил график так, чтобы отсыпать по крайней мере некоторые деньги короны в руки всех торговых интересов, и по крайней мере некоторые из политических выгод от формирования армии – между коннетаблем, маршалом и адмиралом. В результате получалось, что все в королевстве в какой-то мере почувствуют: они не только внесли свой вклад в дело защиты государства, но и будут иметь с этого определенную выгоду помимо разгрома отверженного принца Линана и его банды мародерствующих четтов. Она почти с тоской спрашивала себя, способен ли хоть кто-нибудь из них трудиться на благо королевства, не ожидая награды. Тут Олио высвободил из ее руки свою, чтобы разложить перед собой бумаги. Арива взглянула на них и увидела, что он написал свои замечания на копии протоколов. Удивленная, она подняла на него взгляд, но он сосредоточился на обсуждаемом и не заметил этого.
   Да, подумала она, по крайней мере один человек здесь способен на это – и сердце ее наполнилось гордостью.

ГЛАВА 21

   Где-то в первый день пути обратно к Даавису после битвы на холме Линан убрал свой трофей в седельную сумку. Эйджер пытался поговорить с ним, но Линан проигнорировал его; Гудон тоже попробовал – с тем же успехом.
   Колонна разбила лагерь неподалеку от теснины. Усталые чет-ты испытывали мрачную радость, поскольку настигли врага, но сознавали, что с их предводителем творилось что-то не то. Позже, когда почти все, кроме дозорных, отправились спать, Линан все ещё бодрствовал, сидя у медленно горящего костра. Рядом с ним, как всегда, находились двое Красноруких. Примерно в полночь эта пара сменилась, но Линан не шелохнулся. На земле перед ним лежала извлеченная из седельной сумки голова рыжего пленника, и он, казалось, не отрывал от нее взгляда.
   Эйджер, в свою очередь, не отрывал взгляда от Линана. Дождавшись, пока уснет Мофэст, он выскользнул из-под их одеяла и молча стоял возле купы сучковатых деревьев-мечевиков, росших аккурат за пределами круга света, отбрасываемого костром. Ему сделалось физически плохо от страха. Эйджеру уже доводилось видеть Линана, впавшего в боевой раж, но он никогда не овладевал им на столь долгий срок и не действовал таким странным образом – и Эйджер боялся, что кровь Силоны наконец погребла его настоящее «я» под чем-то, родственным ее собственной природе и столь же ужасающим. Он так внимательно следил за Линаном и был настолько захвачен собственным беспокойством, что лишь через некоторое время заметил стоящего рядом Гудона.
   – Что-нибудь изменилось? – спросил четт.
   Эйджер покачал головой.
   – Раньше ведь этого не случалось, не так ли?
   Эйджер снова покачал головой.
   – Наверное, все дело в том, что мы теперь очень близко к лесу Силоны. Он, по-моему, в Чандре, а мы недалеко от ее границы.
   – Да, – неопределенно отозвался Эйджер. – Возможно, все дело в этом.
   – Думаешь, он будет в порядке до того, как мы вернемся в Даавис?
   – Может быть. Но что изменится от пребывания в Даависе?
   – Там есть наши маги, – напомнил Гудон. – Возможно, они сумеют помочь. Главное – там Дженроза. Наверное, если кто и может ему помочь, так это она.
   – Значит, она и в самом деле новая Правдоречица?
   – Не знаю. Но те, кто разбирается в таких вещах, говорят, будто она и впрямь очень сильна.
   – Дженроза может и не захотеть помочь, – обронил Эйджер.
   – Верно. Но не думаю, что она не считает себя ответственной за перемены в поведении Линана. Дженроза не может забыть, что именно она дала ему кровь вампирши.
   – Перемены в поведении? Может, он всегда был таким в глубине души, а кровь Силоны лишь ухудшила положение. Он ведь многое пережил за свои недолгие годы, слишком многое увидел и испытал.
   – Ты подыскиваешь ему оправдания, – сказал Гудон.
   – Я ведь его друг.
   – Я тоже его друг, но он наш король, и поэтому его поведение – не только наша с тобой забота.
   – Верно, – устало кивнул Эйджер.
   Гудон невольно улыбнулся употреблению этого выражения.
   – Ты с каждым днем становишься все более похожим на четта.
   – Можно тяготеть и к худшему, – буркнул Эйджер. Он повернулся и посмотрел на Гудона. – Что мы можем сделать для
   Линана?
   – Мы не можем сделать ничего, кроме как быть рядом с ним.
   – Я послежу за ним сегодняшней ночью. А ты поспи немного.
   – Я останусь с тобой.
   – Кому-то понадобится приглядывать за ним и завтра, в походе, а ты ездишь верхом лучше меня.
   Гудон поразмыслил над его словами.
   – Как скажешь.
   – Ступай.
   Гудон прощально поднял руку и ушел. Эйджеру стало недоставать присутствия друга сразу, едва тот скрылся из виду. Он сел, расположился как можно удобней и снова неохотно направил взор на Линана.
 
   Колонна прибыла в Даавис через полтора дня после выезда из теснины. Насколько мог судить Эйджер, Линан за все это время не проспал ни мгновения; днем он ехал во главе колонны, а ночью сидел у костра и пристально глядел на извлеченную из седельной сумки голову. К утру второго дня голова начала пованивать, но никто не решился сказать ему об этом. Эйджер вконец вымотался, и ему едва удавалось не смыкать глаз, несмотря на попытки урывками спать днем на лошади, но он не обладал способностью четта нормально спать в седле. Две долгих ночи, вместе с сопровождающими их беспокойством и страхами, полностью истощили его силы. Проезжая под северными воротами города, он испытывал такое ощущение, словно вернулся в какое-то прибежище и несколько воспрянул духом, выпрямившись в седле.
   Как только они въехали во двор дворца, их встретила толпа слуг и конюхов. У них забрали лошадей, а Линану и его спутникам дали льняные полотенца, пропитанные теплой, сладко пахнущей водой. Когда Эйджер, омыв лицо, поднял взгляд, то увидел, что Линан оставил при себе снятую с лошади седельную сумку; теперь она топорщилась у него на плече. Стоящий поблизости слуга с трудом мог дышать, и никто из слуг не смотрел Линану в лицо. Эйджер снова пал духом.
   Во дворе появилась Коригана и сразу же бросилась к Линану, но резко остановилась, увидев, как он выглядит. Эйджер похолодел, увидев, как кожа у нее сделалась похожей на гусиную.
   – Ты вернулся, мой господин, – нерешительно проговорила она.
   Линан бросил на нее взгляд.
   – Фарбен, – произнес он.
   – Фарбен? – непонимающе нахмурилась Коригана.
   – Секретарь Чарионы, возглавляющий городскую администрацию.
   – Да, конечно.
   – Приведи его ко мне в тронный зал.
   – Хорошо, – кивнула Коригана. – Но разве ты не хочешь сперва отдохнуть? У тебя такой вид, словно тебе пришлось выдержать долгую и тяжелую скачку…
   – Сейчас же, – не дал ей договорить Линан. – И всех дворцовых слуг.
   Он зашагал прочь от нее во дворец.
   Эйджер вздрогнул, увидев боль на лице королевы. Понимание, что она, оказывается, любила Линана, стало для него словно бы потрясением. Она взглянула на Эйджера, выражение ее лица задавало вопрос, который она не могла огласить. Он подошел к ней и тихо сказал:
   – Делай как он говорит, но приведи также Дженрозу и других сильных магов, каких сможешь найти.
   – Сколько это?..
   – Уже третий день.
   – О боги…
   – Приведи Дженрозу! – настойчиво повторил он и последовал за Линаном, догнав его в тронном зале, где тот развалился в каменном кресле Чарионы, со свисающей с одной руки седельной сумкой, болтая в воздухе ногами.
   Двое Красноруких встали на часах у входа, и Эйджер видел, что телохранители находятся на грани, уже не уверенные в том, кого – или что – они защищают.
   – Линан? Что это?
   Линан посмотрел на него так, как могла бы посмотреть крупная кошка на щенка.
   – Я, знаешь ли, слышал тебя.
   – С чего бы тебе меня не слышать? – не понял озадаченный Эйджер.
   – Две ночи назад. Ты и Гудон. Я толковал вот с этим моим другом, – он качнул седельной сумкой, – но ваши голоса все время прерывали наш разговор.
   – Сожалею.
   – У меня, знаешь ли, очень хороший слух. «Делай, как он говорит, но приведи также Дженрозу и других сильных магов, каких сможешь найти».
   Эйджер невольно покраснел.
   – Со мной ничего не стряслось. Я не болен. Никогда в жизни не чувствовал себя лучше.
   – Ты изменился.
   Линан легкомысленно рассмеялся, но Эйджер не узнал этого смеха. Страх снова нахлынул на него ледяной волной, вдвое сильней, чем раньше.
   – Все мы меняемся, Эйджер. – Он на миг задумчиво нахмурил лоб. – А, извини, забыл. Что там ты сказал Гудону? «Перемены в поведении? Может, он всегда был таким, в глубине души, а кровь Силоны лишь ухудшила положение. Он ведь многое пережил за свои недолгие годы, слишком многое увидел и испытал». Именно так, не правда ли?
   – Дословно я не помню.
   – Именно так, – напряженно повторил Линан.
   Он тяжело вздохнул и закрыл глаза, потирая их большим и указательным пальцами.
   – Ты устал.
   – Просто очень тепло, день очень светлый, – ответил Линан. Глаза его резко открылись, и он твердым взглядом уперся в лицо Эйджера. – Ничего такого, с чем я не мог бы справиться.
   В коридоре за дверью послышались шаги. Оба повернулись, глядя, как в зал входят Коригана и Гудон с Фарбеном и свитой из слуг и магов. Эйджеру подумалось, что у них всех такой вид, словно они предпочли бы находиться где угодно, только не в этом тронном зале. Дженроза в особенности выглядела как угодившее в западню животное.
   – Мой господин, – обратилась, приблизившись к нему, Коротана. – Как вы просили, я привела Фарбена.
   Линан обвел взглядом глазеющие на него лица.
   – Как я вижу, вместе с небольшой ордой.
   Она снова метнула взгляд на Эйджера – в поисках подсказки – но тот ничем не мог ей помочь. Они все были здесь в неизвестных водах, и только Линан знал, в какую сторону плыть.
   – Вы хотели меня видеть, ваше величество? – спросил Фарбен, подходя и останавливаясь рядом с Кориганой. Эйджер невольно восхитился храбростью этого коротышки.
   – Да? – закатил глаза Линан. – Интересно, для чего бы?
   Фарбен ничего не сказал. К этому времени он уже почувствовал запах содержимого седельной сумки и наморщил нос.
   – Что-нибудь случилось? – участливо спросил Линан.
   – Мой господин?
   – Тебя что-то беспокоит, Фарбен? У тебя лицо дергается.
   – Нет, ничего не случилось.
   Линан поднялся с трона и подошел к Фарбену, положил свободную руку ему на плечи и принялся прогуливаться с ним по тронному залу. Народ сторонился, освобождая им путь. Фарбен словно съежился в этих объятиях, а Линан еще ближе привлек его к себе.
   – Это хорошо, потому что для города Даависа и для твоей государыни было бы очень плохо, если б с тобой что-нибудь случилось.
   – Спасибо за заботу, мой господин.
   – Я озабочен благополучием всех моих подданных, – беззаботно отмахнулся Линан. Он остановился, наморщив лоб от внезапной мысли. – И коль о том зашла речь, именно потому-то я и послал за тобой.
   Линан отошел от Фарбена и открыл седельную сумку, давая секретарю возможность заглянуть в нее. Зал быстро наполнился стойким, удушающим запахом разложения.
   – Мой господин, что это у вас такое? – сквозь перехваченное горло сумел выдавить Фарбен.
   «О боже, – подумал Эйджер. – Только не вынимай ее…»
   Но Линан вынул. Сунув руку в сумку, он вытащил голову и поднял ее перед собой, так, чтобы Фарбен разглядел лицо.
   Фарбен прореагировал сразу. Он ахнул, зажал ладонями рот и попятился. Со стороны слуг раздались испуганные возгласы. Все прочие казались попавшими под действие страшных чар и вообще не способными реагировать.
   – Один из наших подданных, – печально проговорил Линан. – Один из наших верных подданных. Узнаешь его?
   Фарбен пытался заговорить, но мог лишь давиться. Линан поднял брови.
   – Нет? – Линан взглянул на голову. – А, вижу, в чем ошибка. При жизни он был выше. – Он поднял голову выше. – А так?
   – Куд… Куд… – заикаясь вымолвил Фарбен.
   – Куд-куда? – поддразнил Линан.
   – Кудрун!
   – Кудрун? – Линан крутанул кисть руки, чтобы посмотреть в лицо мертвецу. – Здравствуй, Кудрун.
   Фарбен вытер рот и отвел взор от болтающейся перед ним головы.
   – Он был одним из моих секретарей.
   – Секретарь с секретарями, – задумчиво произнес Линан. – А дальше я услышу от тебя, что ты секретарь с секретами.
   – Мой господин, как… как это случилось? Где вы нашли бедного Кудруна?
   – Где? – переспросил Линан, голос которого сделался твердым как сталь. – А разве ты не мог бы сказать мне?
   – Когда я видел его в последний раз, ваше величество, он отправлялся в район Эсквидиона распорядиться о снабжении города продуктами, лесом и камнем. Он был хорошим и верным секретарем. И хорошим многообещающим человеком…
   – Отправлялся в Эсквидион по чьему распоряжению?
   – Да по моему, конечно же, – быстро ответил Фарбен. – Он бы никуда не поехал без моего недвусмысленного приказа. Ничего бы не стал делать, не проконсультировавшись со мной. – Голос его страдальчески повышался. – Мой господин, я знаю его сестру, которая живет в Даависе. Она теперь останется совсем одна на белом свете. Скажите мне, пожалуйста, как вы нашли его столь жестоко убитым?
   – Я не НАШЕЛ его столь жестоко убитым, Фарбен.
   Фарбен резко поднял взгляд, лицо его сделалось таким же белым, как у Линана.
   – Не хочет ли ваше величество сказать… – Голос его дрогнул, когда он сообразил, что же именно хотел сказать его величество.
   – Линан… – шагнул вперед Эйджер.
   Линан стремительно обернулся и вперил взгляд в Эйджера. Горбун почувствовал, как у него захолонуло сердце. Он сглотнул и произнес, медленно и неспешно:
   – Ваше величество, – и поклонился.
   – Да?
   – Кажется очевидным, что Фарбен понятия не имел об участии этого Кудруна в мятеже Чарионы.
   – Мятеже! – воскликнул Фарбен; слово это невольно сорвалось у него с языка.
   Линан повел головой из стороны в сторону, словно обдумывая сказанное Эйджером.
   – Ну, можно посмотреть на это и так, – допустил он. А затем резко вскинулся и снова прожег взглядом Фарбена. – Но я невольно гадаю вот о чем: если один секретарь может предать хозяина, то с такой же легкостью может предать и другой.
   – Ваше величество! – пискнул Фарбер. – Я ничего не сделал против вас! Ваши распоряжения я принял всей душой и трудился только для блага города и его жителей в ожидании… – Он резко остановился.
   – В ожидании неизбежного возвращения Чарионы, – закончил за него Линан.
   – Таковы были условия, мой господин, установленные вами же, – взмолился Фарбен. – Вы мне сказали, что когда отвоюете трон Гренды-Лир, то позволите Чарионе снова править в Хьюме.
   – И я также сказал тебе, что не потерплю, чтобы кто-то прямо действовал против моих интересов.
   – Клянусь, я этого не делал!
   – У нас нет никаких оснований подозревать Фарбена в нечестной игре, ваше величество, – встала рядом с Эйджером и Коригана. – Стены города починили, с улиц убрали обломки, дела вернулись к обычному…
   – А изменники режут мои войска! – прорычал Линан, круто поворачиваясь к ней лицом.
   Голова Кудруна ударилась о руку Фарбена, и секретарь невольно отпрыгнул. Линан увидел это движение и среагировал сразу же. Его свободная рука метнулась вперед и схватила Фарбена за горло, оторвав его от пола и выжимая из него воздух.
   – Ваше величество! – дружно воскликнули Эйджер с Кориганои.
   Другие слуги подняли крик и дернулись вон из тронного зала.
   – Никого не выпускать! – приказал Линан, и Краснорукие двинулись загородить дверь. – Я доверял этому человеку, моему врагу! Я предоставил ему возможность проявить себя, потрудиться на общее благо народа Хьюма, но обнаруживаю вместо этого, что его собственный секретарь поднял меч на моих солдат!