– Спасибо, канцлер, – поблагодарила она, обернувшись через плечо. – Я не забуду, как вы пришли мне на выручку у ворот.
   – Уверен, – отозвался он, не настолько громко, чтобы она услышала.
   Поспешив к себе в кабинет, он осторожно распечатал письмо Томара. Как он и опасался, в нем подробно излагались причины перехода короля Чандры на сторону Линана, включая изложение со слов Линана событий в ночь убийства Береймы. За одним важным исключением – вывода, что Арива, должно быть, участвовала в заговоре, вознесшем ее на трон, – изложение это было точным.
   Дочитав, он зажег уголок в пламени свечи и смотрел, как пергамент превращается в пепел у него на столе.
 
   Олио показалось, что когда Арива сообщила совету новость о переходе Томара на сторону Линана, то из палаты словно высосало весь воздух. Зияли открытые рты, но никто не мог произнести ни слова.
   Олио первым оправился от потрясения и спросил:
   – А что Великая Армия?
   – По-прежнему в южной Чандре, – ответила Арива. – Деджанус как раз сейчас едет туда.
   – Значит, между Линаном и Кендрой все еще есть преграда? – спросил обеспокоенный Шант Тенор.
   – Да. И время тоже еще есть. Линану потребуется несколько дней для того, чтобы его армия добралась из Даависа до Спарро, а после этого еще несколько дней добираться до юга.
   – Но Томар может напасть первым, – сказал один из представителей знати. – Ему не обязательно ждать Линана.
   – Сам по себе Томар не осмелится напасть на Великую Армию, – насмешливо бросил Оркид. – Уж ОН-ТО не глуп.
   Члены Двадцати Домов потрясенно ахнули; даже Арива выглядела удивленной этой нехарактерной для канцлера вспышкой.
   – Кстати, герцог Амптра, – беззаботно продолжал Оркид, обращаясь к другому представителю знати, – ваш сын цел и невредим и ждет вас дома.
   – Гален? Он вернулся?
   – Что такое, Оркид? – потребовала объяснений Арива.
   – Галену и уцелевшим рыцарям разрешили беспрепятственно выехать из Чандры в Кендру. Они прибыли как раз перед этим заседанием. И привезли с собой королеву Чариону.
   – Почему их немедленно не пригласили сюда?
   – Я подумал, что лучше будет дать им возможность отдохнуть. Они очень устали, и у них не было ничего, кроме той одежды, в которой они приехали.
   – Они привезли что-нибудь с собой? – спросила Арива. – Письмо или официальное заявление от Томара?
   – Письмо, – осторожно ответил Оркид. – В нем не содержалось ничего, кроме лжи и клеветы. – Глаза его коротко вспыхнули. – На вас, моя королева. Я в гневе сжег его.
   – Оркид?
   – Сожалею, ваше величество. Я знаю, что поступил неправильно…
   – Очень неправильно, – бросила она. В голосе ее не слышалось гнева, но это сделало осуждение Оркида еще более суровым. – Такое письмо обеспечило бы запись в истории, свидетельствующую, что наше дело справедливое.
   Он склонил голову.
   – Теперь я понимаю это, ваше величество, и прошу у вас и совета прощения за свою недальновидность.
   Арива внимательно посмотрела на канцлера.
   – Сейчас нам нужно обсудить другие вопросы.
   – Например, защиту города, – сказал с противоположного конца стола маршал. – Просто на случай, если Великая Армия не сумеет остановить принца Линана.
   Олио увидел, как на лицах многих членов совета промелькнул страх.
   – Мы можем для начала перевести на гарнизонную службу здесь некоторые еще только направляющиеся в Чандру части, – продолжал маршал.
   – Нет, – быстро возразила Арива. – Великая Армия по-прежнему остается наилучшей защитой Кендры, и не имеет смысла ослаблять ее. У нас есть королевская гвардия, все еще состоящая из самых лучших солдат в Тиире. Безопасность Кендры будет обеспечена. – Она встретилась взглядом со всеми представителями города. – И я рассчитываю на всех вас по части донесения этой мысли до жителей города.
   Вокруг стола пробежал ропот согласия, и началось обсуждение того, как лучше всего подготовить Кендру к возможной осаде. Олио внес свою лепту, предложив дать ему при содействии Эдейтора Фэнхоу и примаса учредить приюты и лазареты. Идею приняли тепло, но затем, когда обсуждение перешло на строительство стены и развертывание войск, он оказался не в состоянии добавить много. Он заметил, что и Оркид не внес большого вклада; его, похоже, что-то отвлекало и нервировало, а и то, и другое было совершенно для него нехарактерно. Другой сюрприз преподнес примас. Про него нельзя было сказать, будто его что-то отвлекало – он производил впечатление человека, занятого совершенно иным, и сидящий рядом с ним бедный отец Роун нервничал и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Неужели Поула настолько потрясла новость об измене Томара? Олио считал Поула человеком более сдержанным; он видел, как Арива иной раз украдкой бросала взгляды в сторону двух священнослужителей, явно ожидая от примаса выступления по нескольким поднятым вопросам.
   – Примас? – наконец напрямик обратилась к нему Арива. – Не хотите ли вы что-нибудь добавить к этому обсуждению?
   Взгляд Поула медленно сфокусировались на королеве.
   – Нет, ваше величество. По этому пункту мне нечего сказать.
   А затем его глаза, казалось, снова остекленели.
   – Э-э… – Роун с трудом сглотнул. – По моему, Его милость полностью поддерживает предложение принца Олио учредить приюты и другие места для лечения раненых, которые могут… гм… появиться в городе в ходе длительной… э-э… осады.
   Арива медленно кивнула.
   – Вижу, – промолвила она и продолжила заседание.
 
   Тем вечером Арива провела две аудиенции в своих личных покоях. Первая была с Оркидом.
   – Мне как-то трудно поверить, что вы уничтожили письмо от Томара, – сказала она ему.
   Оркид не мог встретиться с ней взглядом.
   – Знаю, это непростительно, – повинился он, часто кланяясь, словно какой-нибудь крестьянин-проситель из глубинки. – Мое единственное оправдание в том, что его невоздержанные слова зажгли во мне гнев. Вы знаете мою приверженность вам.
   – И поэтому ты сжег письмо, – сухо добавила она.
   – Ваше величество…
   – Непохоже на Томара проявлять в чем-то невоздержанность. Он всегда казался мне человеком уравновешенным, рассудительным.
   – Какой же уравновешенный и рассудительный человек мог изменить своему монарху?
   – Я надеялась узнать это из письма.
   – В нем были только пустые слова. Полные злобы. Ненависти.
   – Тем не менее письмо прислали МНЕ.
   – Я сожалею, что уже ничего не могу поделать.
   – Разумеется, можешь. У нас ведь есть еще несколько голубей Томара?
   Оркид сглотнул. Он знал, к чему это ведет.
   – Оркид?
   – Не уверен. Мне надо справиться у голубятника.
   Арива пристально посмотрела на канцлера.
   – Как могло случиться, что у него нет по крайней мере одного?
   Оркид пожал плечами.
   – Не могу говорить за него, ваше величество…
   – Я и не прошу вас говорить за него. В любом случае, если есть голубь, мы отправим послание Томару с просьбой послать нам еще одну копию своего письма.
   – А если голубя нет?
   – Тогда отправим гонца под флагом парламентера.
   – И все это ради письма от изменника? – поразился Оркид.
   – Все это для того, чтобы я могла прочесть сказанное им.
   – Я ведь уже доложил вам, что он сказал.
   – Я желаю прочесть его сама! – повысила голос Арива.
   Оркид сообразил, что зашел слишком далеко в этом споре. Он поклонился и отступил на шаг.
   – И когда я получу письмо, то ожидаю увидеть печать не сломанной, – добавила она.
   Оркид почувствовал, как на лбу у него выступил пот. Его поступок с сожжением письма Томара вызвал у нее подозрения, уж это-то представлялось очевидным, но ограничивались ли се подозрения лишь этим эпизодом?
   Он снова поклонился.
   В дверь постучали, и вошел гвардеец-часовой.
   – Ваше величество, к вам, как вы просили, королева Чариона и Гален Амптра.
   – Спасибо, впустите их. Канцлер как раз уходит.
   Оркид вышел, закрыв дверь за двумя ее новыми гостями. Арива встала, официально приветствуя Чариону.
   – Для нас большая честь принимать нашу сестру из Хьюма.
   Чариона сделала реверанс. Проделать это было нелегко, поскольку Арива являлась единственным лицом в мире, перед которым Чариона должна была делать реверанс, и она успела разучиться, но тем не менее в ее действии не наблюдалось ни малейшей неловкости.
   – Ваше величество. – Она склонила голову.
   Гален поклонился еще ниже.
   – Мы сожалеем, что нам пришлось принести столь дурные вести, ваше величество.
   – Об этом не тревожьтесь, – уведомила их Арива. – Мы услышали об этом еще раньше нынче утром. Из тайного сообщения, принесенного почтовым голубем.
   – А, тогда, значит, письмо не открыло ничего нового.
   – Увы, письмо до меня так и не дошло. Мой канцлер, спеша защитить мою честь, уничтожил его.
   – Вашу честь? – озадаченно переспросила Чариона.
   – По его словам, письмо короля Томара было возмутительным и оскорбительным для моей особы.
   Гален с Чарионой обменялись удивленными взглядами.
   – А вы не сочли его таким? – спросила она у них.
   – Мы его не читали, ваше величество. Оно оставалось по-прежнему запечатанным, когда мы отдали его Оркиду.
   – Об этом я не знала. – Она взмахом руки предложила им сесть. – Я слышала о доблестных сражениях, в которых принимали участие ваши рыцари, Гален. Вы будете довольны, узнав, что когда Сендарус в последний раз связывался со мной, то очень хвалил вас и ваших товарищей.
   – Благодарю вас. Прежде чем погибнуть, Сендарус стал мне другом и заслужил уважение всех, кто служил под его началом.
   – Включая меня, – вставила Чариона. – Хотя сперва мы не совсем поладили.
   Арива чуть не улыбнулась, но передумала. Их воспоминания о ее муже тронули ее глубже, чем они могли знать, но сейчас было не время думать о прошлом.
   – Спасибо. А теперь расскажите мне все, что можете, о Ливане и его армии. Считайте, что я вообще ничего не знаю.
   И с той минуты до глубокой ночи все трое говорили только о войне. Рассказы об изменившейся природе Линана Ариву встревожили, но не удивили. Встревожил ее и отчет гостей о новой тактике и формированиях четтов, таких, как уланы и Краснорукие. Скоро стало очевидным, что единственной настоящей неудачей, которую пережил Линан, была смерть Камаля Аларна.
   – Вы полагаете, что моего брата нельзя разбить? – с подспудным гневом спросила Арива.
   – Нет, ваше величество, – твердо ответила Чариона. – Его армию, по крайней мере, разбить можно. Мы это доказали в той первой битве. А вот победить самого Линана… Ну… – Она кивнула на висящий на шее Аривы Ключ Скипетра. – Возможно, вы единственная, кто может разделаться с ним.
   – Вы думаете, дойдет и до этого? Думаете, его армия доберется до Кендры?
   – Этого я не говорю, – сказала Чариона. – Но считаю, что ОН так или иначе доберется до Кендры.
   Арива хлопнула ладонями по подлокотникам кресла.
   – Мне следовало самой принять командование Великой Армией!
   – Для чего? Разве вы лучший генерал, чем этот Деджанус, который, как мне говорили, назначен командующим?
   – Мы оба не испытаны в боях.
   – Но он участвовал в сражениях.
   – Да, – со скрипом признала она.
   – Тогда простите, ваше величество, ибо я нисколько не сомневаюсь в вашей смелости, но Деджанус может оказаться все-таки более разумным выбором. Раздавить армию Линана и раздавить самого Линана – это два разных вопроса.
   Арива осела в кресле. День выдался совсем не радостным и даже мрачным. Она крайне устала, и теперь это становилось заметным.
   – Вы знаете, – тихо произнесла она, – что я со времени коронации не покидала дворца?
   Гален и Чариона переглянулись, но этот вопрос не требовал ответа.
   – Спасибо вам, что пришли сегодня, – вставая, поблагодарила их Арива. – Мы скоро поговорим еще.
   Гален и Чариона встали.
   – Одна просьба, ваше величество, – обратился к ней Гален.
   – Если смогу удовлетворить ее.
   – Мы с моими рыцарями можем уже через сутки снова экипироваться доспехами, а потом потребуется всего два дня быстрой езды до места, где собирается Великая Армия. Если вы отдадите…
   – Читаю ваши мысли, Гален Амптра, но нет. Ваша численность сейчас настолько невелика, что, какую бы доблесть вы ни проявили, ваше присутствие или отсутствие на поле боя не окажет серьезного влияния на исход битвы; однако если Линан и его армия все же доберутся до Кендры, ваше присутствие здесь может оказаться решающим.
   Гален не мог скрыть разочарования, но кивнул.
   – Как пожелаете.
   Когда они уже выходили, Арива сказала:
   – Гален, мне трудно примириться с Двадцатью Домами, так как они издавна были врагами моей матери и – как я считала – моими, но в их числе явно есть некоторые, кого я могла бы назвать друзьями.
   – Возможно, у вас больше друзей в Двадцати Домах, чем вам известно, ваше величество, – ответил Гален.
 
   На море было темно и холодно. «Плавный Прилив» был, на вкус Деджануса, мал и слишком легко качался на любой волне. Его экипаж из десяти матросов с привычной легкостью управлялся с единственным латинским парусом и шкотами, но не мог уделять много времени коннетаблю, так как ночные плавания никогда не бывали вполне безопасными, как бы убедителен ни был капитан, говоря, что знает маршрут.
   Предоставленный почти исключительно самому себе, Деджанус сидел за рубкой, которая все плаванье защищала его от основных брызг, вставая только для того, чтобы облегчиться за борт; когда он первый раз отправился помочиться, то чуть не споткнулся о вельс, в силу чего опорожнил в бурлящие волны не только мочевой пузырь, но и желудок.
   К тому времени, когда «Плавный Прилив» причаливал к пристани рыбацкой деревушки в южной Чандре, до восхода солнца оставался еще час, и Деджанус увидел, что его никто не встречает. Как только пинасса причалила, он тут же сошел с корабля, даже не подумав отблагодарить капитана и экипаж за быструю и безопасную доставку на место. Они про себя выругались в его адрес, а затем принялись выгружать остальной груз.
   Деджанус прошел в деревню, направляясь к зданию, которое с виду больше всего походило на местный эквивалент таверны. Дверь оказалась запертой. Он барабанил в нее до тех пор, пока та чуть не приоткрылась. Выглянувший в щель заспанный старик потребовал объяснить, кто это колотит в дверь в такой час. Применив силу, Деджанус распахнул дверь, заставив старика растянуться на полу. Зайдя, коннетабль увидел длинную трактирную стойку, показавшую ему, что он угадал верно. В камине напротив стойки все еще жарко пылал огонь.
   – Меня зовут генерал Деджанус, – бросил он. – Есть здесь кто-нибудь из моих офицеров?
   – Один, ваше могущество, – залебезил трактирщик. – Он прибыл вчера поздно ночью…
   Деджанус поднял старика за шиворот ночной рубашки.
   – Ты сейчас сделаешь три вещи. Во-первых, принесешь мне горячего вина. Во-вторых, разбудишь того офицера и скажешь ему немедля явиться ко мне. И в-третьих, приготовишь мне завтрак. Я очень проголодался.
   – Да, ваше могущество! – поклонился старик и исчез, только топот его доносился из темноты за стойкой.
   Деджанус выбрал стул около очага, положил ноги на один из столов и принялся ждать. Не успел он еще согреться, как вернулся старик с деревянной кружкой, до краев заполненной подогретым вином с корицей. Полкружки спустя появился тощий, нервный прапорщик со шлемом под мышкой справа и пачкой бумаг под мышкой слева.
   – Почему вы не встретили меня на причале? – потребовал ответа Деджанус.
   – Генерал, ваше прибытие ожидалось только нынче утром.
   Деджанус подумывал, не унизить ли его, но устал после плаванья, да тут и не было зрителей, которым этот разнос послужил бы уроком. И потому вместо этого он хмыкнул и показал на бумаги.
   – Что это за документы?
   – Бумаги генерала, сударь.
   – У меня нет никаких бумаг, прапорщик.
   – Прошу прощения, генерал, но канцлер Оркид Грейвспир говорит, что они у вас есть.
   И с этими словами прапорщик протянул их. Автоматически побагровевший при упоминании имени Оркида Деджанус не очень любезно взял их.
   – Не желает ли генерал еще чего-нибудь, сударь?
   – Надеетесь вернуться в постель, прапорщик?
   – Да, сударь.
   – Ну, садитесь. Можете подождать, пока я не закончу читать все эти бумаги. Но перед этим посмотрите, что там задерживает мой завтрак, и достаньте мне надлежащий фонарь.
   Деджанус перевернул первую бумагу. Она имела какое-то отношение к снабжению припасами, но он не был уверен, о каких припасах шла речь: тех, которые уже прибыли, тех, которые еще везли или о припасах, дожидающихся распределения. Ниже шли списки обуви, ремней, котлов. Потом были три других колонки, и он понятия не имел, что они означали. Вторая бумага оказалась счетом от местного фермера, но Деджанус не мог понять, оплачен этот счет или нет. На третьей бумаге красовалась серия квадратиков, соединенных линиями, и в каждом квадратике стояло название луризийской пехотной части. И что бы это значило? Он перебрал бумаги в поисках чего-нибудь обычного, чего-нибудь такого, что он мог понять и вынести решение. В одной из последних бумаг сверху стояло его имя, а ниже шли имена других офицеров, одно-два из которых он узнал. Это были командиры частей в его армии. Вероятно, все как один самоуверенные старые служаки, думающие, будто они заткнут его за пояс, потому что он был во дворце «главным привратником».
   Вернулись прапорщик и старик, последний нес большой поднос с беконом, яйцами, ветчиной и еще одной кружкой подогретого вина.
   – Я только схожу и приведу какого-нибудь молодого офицера, – извинился он, спеша удалиться.
   – Никуда ты не пойдешь! – рявкнул ему вслед Деджанус, а затем бросил прапорщику: – Так можно до утра ждать, пока все прочие тоже позавтракают.
   – Генерал, – удрученно отозвался прапорщик.
   Деджанус отложил бумаги. Когда он доберется до армейского лагеря, то насадит их на гвоздь в нужнике. Ему хотелось бы знать, бывают ли у генералов собственные нужники.
   Он переключился на еду, жадно набросившись на нее. Плаванье заставило его проголодаться. Это, должно быть, морской воздух. И нервное возбуждение. Ему все еще не сиделось на месте.
   – Столько дел, – промямлил он с набитым ветчиной ртом.
   – Извините, сударь?
   Деджанус прожег прапорщика взглядом.
   – Я говорю за завтраком. Но раз уж вы спросили… далеко отсюда до лагеря?
   – Примерно час езды, генерал. У меня приготовлены для вас две лошади.
   – Хорошо. Собирайтесь. Сейчас же. Мы отправляемся, как только я здесь закончу.
   Прапорщик вздохнул, покорившись судьбе, и отправился собираться.
   – Я вам всем покажу, – бросил Деджанус ему вслед.
   Прапорщик притворился, что не расслышал.

ГЛАВА 31

   О приближении армии четтов Линану сообщило появление взволнованного разведчика, скачущего во весь опор, поднимая небольшое облако пыли. Линан невольно напрягся. Он страшился этого дня с тех самых пор, как отправил послание Коригане в Даавис с распоряжением привести четтов на юг к Спарро и просьбой дать знать Эйджеру и Гудону, что Дженроза погибла, сражаясь с Силоной. Скоро ему придется встретиться с друзьями и доказать им, что он не только освободился наконец от влияния Силоны, но и снова стал Линаном Розетемом во всех смыслах и готов вести свою армию к победе над королевой Аривой.
   «Долг, – напомнил он себе. – Иногда он бывает и перед отдельными людьми, а не только перед своей армией».
   Разведчик подъехал к Линану и Томару.
   – Армия четтов в часе езды позади меня, – доложил он, широко раскрыв глаза от удивления. А затем, чуть ли не запоздало вспомнив, добавил: – Впереди едет небольшая группа всадников.
   – Это наверняка твои друзья, – догадался Томар.
   – Вы не против, если я проеду вперед и лично встречу их?
   – Я понимаю. Буду ждать тебя здесь с… э… официальной делегацией.
   Линан улыбнулся. Официальная делегация состояла из Томара, Бариса Малайки и нервозного мэра Спарро, облаченного в свою официальную мантию и цепи.
   – Я живо, – пообещал Линан и пришпорил лошадь.
   В скором времени он увидел едущих в его сторону трех человек в четтских пончо и широкополых шляпах. Он натянул узду и стал ждать. Хотя он больше не обладал тем превосходным зрением, к которому успел привыкнуть, пока была жива Силона, по тому, как они держались в седле, Линан довольно легко определил, что это Коригана, Гудон и Эйджер. Четтская королева была самой лучшей наездницей, какую он только знал, – смотреть на нее было все равно что наблюдать за существом, которое являлось получеловеком-полуконем. Гудон же ехал, слегка покачиваясь в седле, чему он научился, работая лоцманом баржи на реке Барде, а Эйджер – так, словно ему было предназначено ходить пешком, хотя на самом деле с его горбом ему не предназначалось и этого тоже.
   Линан попытался успокоить свое колотящееся сердце, попытался не закричать от радости снова видеть их. Он наблюдал за тем, как они перешли с рыси на шаг, а затем приблизились к нему медленно, почти осторожно. Эйджер добрался до него первым, потом Гудон и наконец Коригана. Он разглядел на их лицах неуверенность, следы страха. Линан с содроганием сделал глубокий вдох.
   – Это я, – заверил он их.
   Эйджер протянул руку и коснулся его лица.
   – У тебя изменилась кожа. Она почти нормальная.
   Линан не скрывал своего удивления.
   – Я не видел себя в зеркале. Но смотри. – Он вытянул вперед правую руку, с ладонью, все еще в волдырях от хватания докрасна раскаленного в костре меча.
   – Что случилось? – спросил Эйджер.
   – Силона погибла, – просто ответил он.
   Никакого другого объяснения у него не было. Коригана подъехала к нему вплотную. Взяв голову Линана в ладони, она заставила его встретиться с ней взглядом. Он не отклонился.
   – У тебя карие глаза, – подивилась она. – Как у четта.
   Раньше я никак не могла определить их цвет.
   Гудон продолжал смотреть, углы его губ растянулись в знающей улыбке.
   – Верно, маленький господин, я знал, что на самом деле ты никогда по-настоящему не покидал нас.
   Линан почувствовал, как у него защипало в глазах.
   – Верно, Гудон, я уезжал лишь на время.
   – Но ты вернулся, – сказал Эйджер, и Линан увидел, что у того тоже слезы наворачиваются на глаза.
   – Благодаря Дженрозе, – проговорил он, с трудом выдавливая из себя слова.
   – Новость о ее смерти повергла твою армию в горе, – осторожно проговорила Коригана. Трое друзей знали, что эти женщины не дружили. – Особенно Подытоживающую и остальных магов. Им не верится, что они потеряли свою Правдоречицу так скоро и так вот…
   – Думаю, Дженроза так и не согласилась с тем, что она Правдоречица, – сказал Линан. – Она хотела быть просто Дженрозой Алукар. – Он сморгнул собственные слезы. – Кем бы та ни была.
   – Останься она в живых, – высказала мнение Коригана, – она, думаю, приняла бы свою судьбу. – Королева неожиданно улыбнулась. – Как ты знаешь, мы с ней не ладили; а именно так всегда и бывает между монархом и Правдоречицей.
   – Верно, – согласился Гудон. Коригана мягко коснулась руки Линана.
   – Я сожалею о той боли, которую вызывает в тебе ее смерть, к тому же столь скоро после смерти Камаля Аларна. По крайней мере, теперь они будут вместе в том покое, который приносит смерть.
   Линан кивнул, благодаря ее за эти слова.
   – Когда война наконец завершится, у нас будет время для надлежащей скорби по ним и по всем нашим друзьям и сторонникам, которые пожертвовали собой во имя моего дела. – Он взглянул на своих спутников и почувствовал прилив огромной любви к ним. – А до той поры пусть горе поддерживает наш гнев и ярость к врагу.
 
   – Скажите, мой государь, – обратился Барис к Томару, – что вы думаете о пребывании нескольких тысяч четтов у самого вашего порога?
   – Я думаю, мой друг, что предпочитаю его пребыванию у моего порога нескольких тысяч кендриицев, аманитов, сторийцев и луризийцев.
   Они говорили тихо, так, чтоб их не услышал мэр. Мэр был товольно милым малым, симпатичным и старательно исполняющим свои должностные обязанности, но он принадлежал к числу людей, которые считают, что всем следует всегда ладить друг с другом, даже во время войны. Он сидел верхом на спокойной кляче с прогнутой спиной, и судя по его виду, чувствовал себя настолько неуютно, насколько это вообще возможно, будучи в парадном наряде мэра и не зная, что бы такого остроумного сказать в обществе короля и его поединщика.
   – Боюсь, что они по-прежнему у вашего порога, – продолжал Барис. – Великая Армия теперь уже не уйдет, раз вы объявили войну ее королеве.
   – Ничего подобного я не объявлял.
   – Семантика, мой государь.
   – Политика, мой поединщик. И никогда не забывай, что Линан, может, и одержал ряд побед, покорив две страны с помощью своей армии, но свою армию он покорил – как и весь народ четтов – с помощью навыка дипломатии, унаследованного им от своей матери. И когда завершатся все бои и убийства, облик грядущего будет определять именно политика – и Линан доказал мне, что понимает это.
   – Думаете, он сможет выиграть эту войну?
   – Я верю, что Линан сможет. Не буду притворяться, будто я понимаю те перемены, которые с ним произошли, но его кампании они ничем не повредили. Ты в последние дни провел с ним немало времени. Что ты-то думаешь?
   – Выражается он помягче.
   – У него та же крепкая голова, и это сулит нам всем удачу. Иногда глядя на него, я думаю, что он – перевоплотившийся Генерал, но затем он говорит или делает что-то, напоминающее мне, что Линан вполне самостоятельная личность. – Он быстро взглянул на Томара. – Однако единственное, насчет чего я не уверен, так это насчет его хваленой армии.