Браун Саймон. Государь

   – Вы хотели меня видеть? – раздался голос у него за спиной.
   Линан повернулся лицом к Салокану. Бывший король стоял, опустив плечи, но в том, как он держал голову, в том, как выпрямил прижатые к бокам руки, проглядывало нечто, говорящее о вызове, а не о покорности. За спиной у Салокана стояли Коригана и один из Красноруких. Линан попросил их выйти. Краснорукий сразу резко развернулся и удалился; Коригана поколебалась, но кивнула Линану и тоже покинула зал.
   – Вы рады вернуться в свой дворец? – беспечно спросил Линан, подходя к Салокану.
   Салокан моргнул, но не ответил. Линан взял его под локоток. Салокан попробовал было воспротивиться, но охнул от боли, когда Линан сжал пальцы покрепче.
   – Позвольте показать вам достопримечательности, – предложил Линан. И указал на трон. – Именно отсюда вы правили Хаксусом. И именно здесь солдаты вашего кузена погибли, защищая престол. – Он вынудил Салокана сопровождать его в прогулке по всему залу, не забыв удостовериться, что они пройдут по всем лужам крови. Когда они вернулись к трону, он заставил Салокана сесть на него.
   – Теперь вы вернулись и снова готовы править. – Линан натянуто улыбнулся. – Как губернатор провинции Хаксус.
   Салокан по-прежнему не отвечал. Линан вздохнул, а затем одним быстрым движением обнажил кинжал. Салокан вздрогнул, но не вскрикнул. Линан подбросил кинжал в воздух, поймал его за лезвие и протянул вперед рукоятью. Салокан осторожно посмотрел на него.
   – Давай, – поощрил его Линан. – Возьми.
   – Ты собираешься убить меня, не так ли? – отозвался Салокан. – Теперь, когда мое королевство в твоих руках, я больше не нужен тебе живым.
   Линан обдумал его слова.
   – В этом есть определенная логика, – допустил он.
   – Я возьму кинжал, а ты сразишь меня и заявишь, будто я на тебя напал.
   – Ты забываешь одну мелочь. Мне не нужно предлога для того, чтобы убить тебя. В глазах всего мира ты ничто. Король без трона – меньше, чем крестьянин.
   – И кто же тогда выходишь ты? – огрызнулся Салокан.
   – Твой победитель, – непринужденно ответил Линан и снова протянул ему кинжал. – А теперь – ударь меня им. – Салокан уставился на него, разинув рот. – Давай.
   Салокан покачал головой и уронил кинжал на пол. Зал отозвался металлическим лязгом. Линан выглядел разочарованным. Он поднял кинжал, схватил Салокана за правую руку и вынудил его сомкнуть пальцы вокруг рукояти. А затем, к ужасу бессильного остановить его Салокана, Линан вогнал кинжал себе в левое предплечье, проткнув его насквозь. Брызнула струйка крови. Салокан изо всех сил пытался выпустить оружие, но Линан с необыкновенной легкостью удержал его на месте.
   – Еще одна жертва ради твоего трона.
   Усмехающийся Линан извлек кинжал. Он отпустил Салокана и отступил на шаг, с острым интересом глядя на свою кровоточащую рану. Салокан попытался встать, но Линан толкнул его окровавленной рукой обратно на трон. И сунул под нос раненое предплечье.
   – Посмотри на нее! – приказал он.
   У Салокана не было иного выбора, кроме как посмотреть – и он увидел, как поток крови снизился до тонкой струйки, а затем и вовсе иссяк.
   – Это невозможно, – прохрипел Салокан.
   Линан потянулся, схватил Салокана за рубашку, дочиста вытер ею предплечье и снова предъявил на обозрение. Никакой раны не было. Не было даже царапины. К горлу Салокана подступила желчь, и он зажал рот, чтобы его не вырвало. Линан наклонился вперед и прошептал ему на ухо:
   – Ты будешь править Хаксусом от моего имени, потому что я так сказал. Если ты в чем-нибудь не подчинишься мне, если ты поднимешь мятеж или присоединишься к моим врагам, я вернусь в этот дворец и заживо сожру тебя на глазах у твоего народа.

ГЛАВА 7

   С высокого бархана Амемун бросил взгляд на широкую зеленую степь и не мог удержаться от невольного вздоха облегчения. После долгого пути по пустыне саранахов он изнывал от желания походить по земле, на которой росли настоящие травы и деревья, а не те чахлые кусты и колючие сорняки, какие сходили за растительность на юге континента. Декелон приподнялся на цыпочки и окинул взором раскинувшиеся на севере земли.
   – Океаны Травы, – произнес он, не в силах скрыть волнения в голосе. И повернулся к Амемуну. – Мой народ не одно поколение мечтал прийти сюда и отомстить четтам, вернув себе нашу землю. Теперь это стало возможным.
   Амемун сочувственно улыбнулся. «Будь я родом из твоих краев, старик, я тоже мечтал бы об этом», – подумал он и спросил:
   – Что теперь?
   – Подождем до ночи, прежде чем двинуться дальше. В этой степи мы будем заметны, как деревья в пустыне.
   Амемун оглядел собранную Декелоном небольшую армию. Она состояла из четырех тысяч воинов – сплошь молодых мужчин, облаченных в набедренные повязки из овечьих шкур, подвязанных вокруг пояса длинными прядями крашеной и скрученной шерсти, и вооруженных простыми луками, дротиками и охотничьими ножами. Ему все еще с трудом верилось в то, насколько быстро сорганизовались саранахи, едва они с Декелоном договорились о степени поддержки Грендой-Лир их вторжения. В конечном счете саранахов заставило взяться за оружие именно искушение завладеть новой землей – тем более, что это были богатые пастбища Океанов Травы. Даже финансовая поддержка оказалась не столь важна, как новость о том, что четты мобилизовались как никогда прежде и единой армией выступили на восток, оставив южную границу более уязвимой, чем она когда-либо бывала на памяти всех живущих.
   – Мой прапрадед вырос здесь, – вспомнил Декелон, глядя на степь. – Некогда мы были самым сильным и самым большим кланом в Океанах Травы.
   Амемун уже слышал эту историю – не только от Декелона, но и от всех остальных саранахов, которые утруждали себя разговором с ним. «И самым агрессивным», – хотелось ему добавить, но раздражать новых друзей было невыгодно.
   – Когда все это закончится, мы снова станем кланом. Впервые за сотню лет сойдутся все племена.
   – Сперва вам надо отвоевать эту страну, – напомнил Амемун.
   Декелон усмехнулся. Его лысая голова сверкала на солнце, и он похлопал себя ладонью по лысине.
   – Мой череп будет лежать в этой хорошей земле, а не в пустыне, что позади нас.
   Они спустились с бархана. Армия разбила лагерь в глубоком овраге, что скрывал небольшой ручей с чистой водой и почти весь день обеспечивающий стоянку тенью. Декелон вытянулся на земле и почти сразу заснул. Амемун же, уроженец прохладных горных склонов Амана, почти не мог спать днем: жара и мухи причиняли ему больше неудобств, чем он испытывал когда-либо раньше. Он напомнил себе, что отныне они будут совершать переходы по ночам, и поэтому тогда поспать тоже не удастся. Мысленно выругавшись, он закрыл глаза и попытался заснуть.
 
   Саверо из клана Лошади, племянник великого Эйнона, гордо выпятил грудь, наблюдая, как могучее стадо клана проходит через узкую долину, зовущуюся Путем Солнцестояния. Четыре тысячи голов. Большего у четтов нет, за исключением, возможно, клана Белого Волка – а все знали, что свое стадо те собрали, угоняя скот у других кланов. Саверо поправил пояс с саблей. Всякий раз, как он выпячивал грудь, пояс немного соскальзывал. Ну, он еще дорастет до своего пояса. Он уже был высоким для тринадцати лет. Так сказал сам Эйнон – великий Эйнон. И уже работал одним из дозорных клана. Саверо ничего не мог с собой поделать – грудь его снова выпятилась от гордости.
   Правда, если бы Эйнон не отправился на помощь принцу Ливану, тому странному альбиносу с востока, и не забрал с собой добрую часть воинов клана, Саверо еще оставался бы в числе тех молодых всадников, которым поручали охранять фургоны. Но как бы там ни было, а вот он – служит в дозоре могучего клана Лошади…
   Саверо почуял какой-то принесенный ветром запах. Натянул узду и огляделся. Понюхал воздух. Вот он опять, этот запах. Не животного. Не растения. Совершенно незнакомый. Охваченный любопытством, он сжал коленями бока лошади, направляя ее прочь от края долины и пересекая верхнюю степь вслед за запахом.
   В этом запахе было что-то смутно чуждое. Что-то, не принадлежащее Океанам Травы. Он вновь натянул узду и огляделся, но не увидел ничего необычного. Услышал доносящееся из долины мычание скота, но ничего сверх того. Возможно, ему следует обратиться к старому Колдену; тот наверняка узнает этот запах. Колден знал об Океанах Травы все, что требовалось знать. По его словам, он даже Эйнона учил ездить верхом и драться. Юноша фыркнул. Эйнона никто не обучал ездить верхом и драться; он родился с саблей в руке и стременами на ногах. Саверо хихикнул, думая о том, какое неудобство это должно было причинить матери вождя.
   Снова подул ветерок – и он был напоен тем странным запахом. Чем бы он ни был, юный всадник подъезжал к нему все ближе. В первый раз Саверо ощутил, как по спине у него пробежали мурашки. Он попробовал было снова выпятить грудь, но это, похоже, не сработало.
   «Колден, – напомнил он себе. – Обратись к Колдену».
   Разворачивая лошадь, Саверо услыхал, как не далее чем в двадцати шагах от него зашуршала трава. Оглянувшись через плечо, он увидел лицо человека, и глаза на этом лице с ненавистью вперились в него. Саверо открыл рот, чтобы выкрикнуть предупреждение, но в шею ему с негромким чмоканьем вонзилась стрела. Он булькнул, захлебываясь кровью, и боком упал с седла, умерев еще до того, как его маленькое тело ударилось о твердую землю.
 
   Декелон осторожно выглянул из-за края балки. Взгляд его побродил по огромному стаду; он насладился этим зрелищем, а потом пристально вгляделся в противоположный конец долины. Долгое время там ничего не происходило, а затем появилась фигура воина; спряталась, снова появилась и снова спряталась. Это был сигнал.
   – Все на месте, – сообщил он Амемуну.
   Амемун хмыкнул.
   – Видел бы ты это стадо…
   – Мне уже доводилось видеть скот, – кратко ответил Амемун. – Сколько еще ждать?
   – Мы готовы. Дождемся, когда разожгут ночные костры. Именно тогда они будут ожидать возвращения дозорных; они не отправят новых конников, пока не приедут прежние.
   – И когда дозорные не вернутся, они забеспокоятся.
   – О, их дозорные вернутся, – тихо посулил Декелон.
 
   Колден удостоверился, что все костры горят ярким и высоким пламенем. Он не хотел, чтобы кто-нибудь из его молодых подопечных заблудился так далеко на юге; потеряв ориентировку, они могли в итоге оказаться в пустыне, особенно ночью.
   Он медленным аллюром направил лошадь вокруг основного лагеря, вглядываясь в густеющую темноту и гадая, почему все еще не видит никого из дозорных. О боги, у некоторых из них и голоса еще не ломались, оставаясь детскими; им следовало быть дома с матерью, а не в дозоре с саблей на боку. Он жалел, что не может сделать всю работу за них. И жалел, что пришлось отправить в дозор лишь нескольких настоящих воинов – но знал, что их опыт необходим ему для управления стадом.
   Он посмотрел на юг и увидел на середине расстояния между собой и горизонтом одного из дозорных, возвращающегося неспешным шагом. Его переполнило чувство облегчения. Кто же это? Судя по фигуре, скорее всего Саверо, самый маленький и самый храбрый из всех дозорных. В один прекрасный день он заставит дядю гордиться собой; Колден знал, как тепло относился к пареньку Эйнон.
   Тут он вспомнил, что ощущал, когда сам был ненамного старше Саверо и впервые выехал в дозор. Тогда он впервые в жизни почувствовал себя мужчиной. В самом деле, к тому времени, когда Эйнон вернется с войны Белого Волка, Саверо будет уже вправе считаться настоящим воином. Колден тяжело вздохнул, как всегда, удивляясь быстротечности времени. Казалось, совсем недавно Саверо был вопящим, воющим, визжащим младенцем, не интересующимся ничем, кроме материнского молока, а теперь посмотрите-ка на него!
   Он сжал ногами бока лошади и поскакал навстречу подростку. В посадке паренька что-то казалось странным; даже при мерцающем свете Колден разглядел, что в седле он держится слишком напряженно, да и равновесие у него явно не то. Ну ничего, все наладится. Дозор вышел слишком продолжительным для столь юного всадника. И пояс с саблей висел у парня слишком низко. Надо будет потолковать с ним об этом – а может, нужна всего лишь новая дырочка в ремне.
   – Саверо, малыш, – окликнул его Колден, когда их разделяло всего двадцать шагов. – Я уж думал, ты вообще не вернешься домой.
   Подросток ничего не ответил, но коленями направил лошадь к Колдену.
   – Полагаю, ты не видел других дозорных, не так ли? Ты вернулся первым…
   Его голос иссяк, когда он сообразил, что говорит вовсе не с Саверо. Лишь самое короткое из мгновений он гадал, который же это дозорный; его мозг сперва не смог осознать, что этот всадник ему вообще не знаком, а когда осознал, было уже слишком поздно. Он увидел блеск клинка; когда нож вонзился в него, почувствовал запах дыхания сжимавшего его рукоять человека, а потом все. чувства затмила вспышка настолько сильной боли, что у него остановилось сердце. Хрипящий, умирающий, парализованный ударом, Колден упал ничком прямо в руки своего убийцы, который осторожно дал ему соскользнуть с лошади и бесшумно уронил наземь.
 
   Хотя и вполне бодрый для своего возраста, Амемун не мог держаться вровень с молодыми воинами-саранахами, когда те выскочили из своих укрытий и со страшными воплями напали на вражеский лагерь. К тому времени, когда он добрался до первого шатра четтов, воздух уже наполнился стонами и криками умирающих. Среди шатров и бивачных костров метались оставшиеся без всадников лошади. Сперва он видел лишь мертвых вражеских воинов, застигнутых в тот момент, когда они хватались за оружие; но углубившись в лагерь, он начал натыкаться на зарезанных детей и стариков, не имевших в руках ничего опаснее палок или котелков; в лунном свете их бледные лица походили на маски.
   Саранахи образовали вокруг лагеря кольцо и теперь сжимали его. Декелон отдал приказ: ни один четт не должен сбежать, – и его воины, давая выход накопившейся за столетие ненависти, очень старательно выполняли свою задачу. Амемун даже видел, как сам Декелон руководит боем, направляясь на север с отрядом соплеменников, гоня защитников к центру. Справа он увидел несколько отдельных схваток, в том числе и происходящую на самой окраине лагеря. Он кинулся туда и, подбежав ближе, увидел молодую четтку, отбивающуюся котелком от воина-саранаха, который играл с ней, перескакивая с ноги на ногу и нанося дротиком ложные удары справа и слева. Амемун приблизился к нему сзади и четко пронзил его кинжалом насквозь. Саранах охнул от удивления и упал. Четтка посмотрела на него со смесью страха и удивления.
   – Кто ты такой?..
   – Некогда пускаться в расспросы, – бросил он, оглядываясь по сторонам. – Беги, пока жива. Сообщи остальным кланам, что здесь саранахи!
   Глаза женщины еще больше расширились.
   – Быстро! – прошипел Амемун.
   Она схватила за узду пробегавшую мимо лошадь, но Амемун остановил ее.
   – Если они увидят тебя, то немедля застрелят! Не высовывайся из травы, убирайся!
   Она пригнулась пониже и бросилась бежать. Через несколько секунд Амемун уже потерял ее след. Если ей повезет, утром она наткнется на какую-нибудь лошадь и сможет через день-два добраться до территории другого клана четтов. А коль скоро это произойдет, четам придется отвечать на эту новую угрозу вместо того, чтобы нападать на Гренду-Лир, и королевство получит нужное время на подготовку к войне.
   Он нервно провел языком по губам и снова огляделся по сторонам, дабы убедиться, что никто из саранахов не видел сделанного им. Если б все вышло так, как хотелось Декелону, и из этого клана никто не уцелел, то прошла бы еще не одна неделя, прежде чем четты прослышали бы о вторжении и отозвались на него.
   «Это хорошо для саранахов, – подумал Амемун, – но плохо для Гренды-Лир».

ГЛАВА 8

   Его звали капитан Вейлонг, и он служил солдатом и сапером; кому именно он служил солдатом и сапером, ему было в данный момент совершенно непонятно. Когда его отряд промаршировал на юг мимо пограничного дерева, большого дуба, который веками отмечал на этой дороге точку встречи Хьюма и Хаксуса, он размышлял о странных поворотах и зигзагах судьбы. Всего три месяца назад он и его отряд шли мимо того же дуба в составе хаксусской армии, собирающейся завоевать Гренда-Лир. А теперь он пребывал в составе четтской армии, номинально находящейся под командованием принца Гренды-Лир, собирающейся завоевать… ну, опять-таки Гренду-Лир. Даже не вникая во все политические тонкости, связанные с этим делом, он определенно улавливал иронию судьбы.
   Капитан не был уверен, что понимает собственное отношение к такому повороту дела. Вейлонг издавна очень гордился тем, что он хаксусец, и почти так же сильно гордился своим умным и величественным королем Салоканом. В конце концов, он ведь всю жизнь был хаксусцем и с детства научился презирать слабого и изнеженного врага за южной границей. А теперь, хотя Салокан все еще назывался его правителем, Хаксус больше не был независимым королевством. Собственно, он не принадлежал ни к какому королевству, поскольку настоящей властью, стоявшей за спиной Салокана, был Линан Розетем – у себя на родине не более чем объявленный вне закона изгнанник, не обладающий ничем, кроме двух полумифических Ключей Силы.
   Как раз тут мимо рысью проследовало подразделение четтской кавалерии. Вейлонг выплюнул пыль. Ну, поправился он, не обладающий ничем, кроме двух Ключей Силы, осиротевшего королевства Хаксус и чертовски огромной армии. Капитан невольно усмехнулся. «А это, полагаю, куда больше, чем все, на что могут притязать многие короли».
   Несмотря на все политические и моральные головоломки, которые Вейлонг нес теперь как дополнительный груз, он все же был благодарен судьбе хотя бы за одно обстоятельство. Линан Розетем покидал Хаксус. При мысли об этом бледном создании у Вейлонга мурашки пробегали по спине, и капитана радовало, что его земля освободится от присутствия нового хозяина.
   В отличие от многих солдат своего отряда, Вейлонгу действительно довелось увидеть Линана Розетема вблизи. Как капитана саперов его представили Линану, когда остатки прежнего офицерского корпуса Хаксуса вызвали во дворец в Колби. Салокан сидел на троне, а справа и чуть позади него стоял завоеватель, невысокий и белый как мел. Вдоль стен тронной залы выстроились устрашающие Краснорукие, личные телохранители Линана; он своими глазами видел, как много, слишком много его соотечественников пало под короткими мечами этих ублюдков.
   Вейлонг вспомнил, что Салокан выглядел нездоровым и почти таким же бледным, как Линан, и что кисть правой руки у него была плотно забинтована. И он также вспомнил, что глаза обоих, казалось, не замечали окружающего мира. Четтская королева Коригана заговорила и объяснила им положение дел: большинство из них войдет в состав создаваемой заново хаксусской армии, но некоторые специализированные части, такие, как саперы и артиллерия, двинутся вместе с четтами на юг для нового вторжения в Гренду-Лир. Собранные офицеры приветствовали это сообщение нерешительным «ура»; никто из них не горел желанием возвращаться туда, где они потерпели поражение, равно как и служить под командованием такого грозного хозяина. Но тут встал Салокан и сказал, что они послужат высшим интересам Хаксуса, и судьба Хаксуса – завоевать Хьюм – будет наконец осуществлена. Офицеры вторично закричали «ура», на сей раз с большей энергией, но Вейлонг никогда не забудет, что Салокан походил при этом на раба, а не на короля; он, как и Коригана, служил лишь рупором для некой темной силы.
   И вот теперь они здесь, топают по местности, которая всего несколько месяцев назад могла сказать, что больше пятнадцати лет знавала лишь мир. Из хаксусцев шел не только отряд саперов, но и немало частей тяжелой пехоты, беспечно несшей на плечах свои копья, словно отправляясь поохотиться на медвежат. Остальную хаксусскую армию Линан оставил дома, но из четтов не остался никто. Вейлонг с уважением смотрел на них всякий раз, когда эти прославленные верховые стрелки проезжали мимо, держась в седле с большей непринужденностью, чем любой самый лучший хаксусский всадник. И с чем-то вроде благоговейного страха он смотрел на четтских улан – кавалерию такого уровня, какого, по мнению всех жителей востока, четты создать не могли. А были еще Краснорукие и всадники клана Океана под командованием самого безобразного человека, какого когда-либо доводилось видеть Вейлонгу; кроме сабли и изогнутого лука, на боку у каждого из них висел еще и короткий меч, а он сам видел, насколько искусно четты применяют все три вида оружия.
   Капитан быстро оглянулся через плечо, думая о том, увидит ли еще когда-нибудь свое отечество, и со смутной болью осознал, что по-настоящему у него нет больше отечества. К лучшему или к худшему, но тот Хаксус, в котором он вырос, исчез навсегда.
 
   – С каждым днем ты подходишь все ближе и ближе, – сказала она.
   – Я иду не ради тебя, – заявил Линан.
   Они стояли в зеленой роще, затянутой густым туманом. Линан чувствовал себя промокшим насквозь. Волосы пристали к его голове и походили на водоросли, оставшиеся при отливе на камнях. Кожа была холодной как мрамор. Его собеседница наполовину терялась среди путаницы лиан и ползучих растений, и трудно было определить, где кончалась она и начинался лес.
   – Ну конечно же, ты идешь ради меня. – Она улыбнулась ему, и он почувствовал, как начинает возбуждаться. Голос ее напоминал летний ветерок, а кожа выглядела мягкой, как мшистый ковер. – Ты хочешь снова быть со мной. Я слышу твои мечты. Ты все время мечтаешь обо мне.
   – Нет, – процедил сквозь зубы Линан, но даже произнося это, он знал, что лжет. – Нет! – повторил он еще яростней, но это прозвучало ничуть не убедительней.
   Она шагнула к нему; очертания ее смазывались окружающими фигуру листьями и ветвями. Ее прекрасное лицо мерцало в тенях. Она остановилась в нескольких шагах от него.
   – Ты можешь лгать своим друзьям, Линан, но не можешь солгать мне. Мы одно целое, ты и я, и я могу прочесть тебя так же легко, как читаю искривления дерева и нору барсука.
   Он попытался отвести от нее взгляд, но это оказалось бесполезным. Куда бы он ни смотрел, повсюду была она.
   – Я не хочу иметь никакого отношения к тебе! Оставь меня в покое!
   – Все живое желает меня, – мягко указала она.
   – Все живое презирает тебя, – огрызнулся он.
   – Разница между этими двумя чувствами меньше, чем тебе представляется.
   – Ты говоришь словно священник, – презрительно бросил он.
   – И разница между мной и священником тоже меньше, чем тебе представляется. – Она вдруг оказалась прямо перед ним и царапающим пальцем провела по его щеке. – Нам обоим нужна твоя душа.
   – Тебе она нужна для себя.
   – А теперь мы вернулись к желанию. – Она отступила на шаг и задумчиво нахмурилась. – Я помню, на что оно было похоже. Много веков назад, до того, как твой род прибыл в Тиир. Я помню, каково было заниматься любовью, желать тела другого, а не его души. В некотором смысле я сейчас невинней, чем была тогда: мое желание менее низменно, более чисто. Я желаю самого лучшего в тебе, а не самого худшего.
   – Ты заберешь у меня все – и мою душу, и мою жизнь.
   – Это единственное в Линане Розетеме, что стоит забрать. – Она рассмеялась, и смех ее звучал, словно опадающая листва. – О, нельзя забывать и о твоих подарках. Ключи Силы будут прекрасно выглядеть между моих грудей.
   – Ты никогда их не получишь. – Но когда он только еще произносил эти слова, два висящих у него на шее Ключа растаяли и появились на ее шее – два талисмана, покоящихся между ее светло-зеленых грудей с сосками цвета старой древесины.
   – Чего ты желаешь больше всего, Линан Розетем? – спросила она, снова приближаясь к нему. Ее дыхание овевало его холодным ветром. – Чего же ты хочешь, мой принц-завоеватель?
   Линан почувствовал, как его член твердеет. Желание овладеть ею сделалось всеподавляющим. Помимо воли руки его потянулись накрыть ладонями ее груди.
   – Чего ты хочешь? – снова спросила Силона. Она взяла его за руку и поместила его ладонь у себя между бедер. – Разве не Силоны ты жаждешь превыше всего остального?
   Где-то глубоко в нем шевельнулся страшный гнев – нечто, присущее Силоне в той же мере, что и ему. Он с яростным криком оттолкнул ее прочь. Она отлетела в вихре кружащихся листьев и исчезла.
   Линан облегченно вздохнул – но дыхание застряло у него в горле, когда он услыхал смех Силоны. Сперва он подумал, что звук доносится к нему откуда-то спереди, но затем словно сама роща подхватила смех, и он окружил со всех сторон. Каждое дерево и куст стали отражением ее фигуры, каждая ветка – рукой, каждое дуновение ветра – дыханием ее зловонных легких. Линана охватил страх, и он пронзительно закричал.
 
   Коригана проснулась как от толчка и сразу же поняла, что именно отняло у нее сон. Здесь была ОНА, и Коригана чувствовала ее призрачное присутствие так, словно вампирша стояла над ней. Она вскочила с постели и бросилась к шатру Линана. Караулившие вход Краснорукие шагнули в стороны, пропуская ее. Недостаток света мешал что-либо разглядеть, и она не расслышала ни звука. Ей пришло в голову, что Линан мог и выйти, и эта мысль чуть не ввергла ее в панику. Как же она найдет его? Как ей защитить его от Силоны? И в тот же миг она услыхала женский голос, словно доносящийся откуда-то издалека и произносящий имя Линана. Она ощущала этот звук как лед в голове; по коже у нее побежали мурашки отвращения. А затем она услышала, как совсем рядом голос Линана ответил: