Он закрыл глаза, пытаясь избавиться от этих воспоминаний, но тщетно…
   На левом фланге внезапно возникла какая-то суматоха. Сперва Салокан счел ее не более чем буйной перепалкой между несколькими копьеносцами, но затем шум усилился, и он заметил, что некоторые из копьеносцев покинули строй и перебегают перед ним дорогу. Он окликнул их, но они не обратили на него внимания. Король натянул узду и приказал одному из своих адъютантов съездить и выяснить, что стряслось; остальная свита столпилась вокруг него, а телохранитель следил, чтобы никто не подошел слишком близко. Салокану пришлось приказать им расступиться, дабы он могувидеть, что же происходит. Часть пехоты все еще двигалась в его сторону, но большая часть сохраняла походный строй и продолжала двигаться на север. Однако разобрать, что происходит, было сложно, поскольку солнце уже садилось за горизонт, и ему удавалось в лучшем случае разглядеть очертания своих войск.
   Вдалеке раздался вопль – и был тут же подхвачен другими голосами. На слух Салокана эти вопли казались страшно похожими на панические. Тут снова появился адъютант, красный и задыхающийся.
   – На нас напали! – потрясенно крикнул он.
   – Кто напал? – потребовал разъяснений Салокан.
   – Некоторые из дозорных вернулись ранеными, а потом на пехоту обрушился град стрел. Мы не знаем, кто это. Всадники появились со стороны солнца, выстрелили в нас, а потом исчезли.
   – Четты, – не веря себе, произнес Салокан. – Это могут быть только четты.
   – По эту сторону ущелья Алгонка? – усомнился другой адъютант.
   «Это я виноват, – сказал себе Салокан. – Это все моя вина. – Послать Рендла в Океаны Травы было все равно что разворошить осиное гнездо. Рендл ведь одно время был работорговцем, а работорговцев четты ненавидели больше всего на свете. Грандиозность совершенной ошибки ужаснула его. – Что я наделал?»
   – Какие будут приказания? – спросил первый адъютант.
   – Приказания? – Салокан ошеломленно посмотрел на него.
   – Что нам делать? Как лучше развернуть армию?
   – Армию… – произнес Салокан, едва шевеля губами. Он встряхнул головой, проясняя ее; да, он знал, что нужно делать. – Выставить лучников на левый фланг. Позади них поставить пехоту и кавалерию. И чтобы никто – слышите, никто – не пытался преследовать четтов. Пусть они сами подойдут к нам.
   Адъютант кивнул и развернул коня, собираясь передать приказания – но в этот момент на короля и его свиту обрушился град стрел. Адъютант упал с лошади: стрела пронзила ему горло. Попадали и остальные. Раздались крики боли и удивления. Прежде чем Салокан успел собрать кого-то вокруг себя, с неба упал новый залп стрел. Потерявшие всадников лошади рванули прочь. Его собственный конь начал вскидывать голову. Он туго натянул узду и пришпорил коня, пустив его легким галопом, оставляя позади себя страшное смятение. Салокан попытался найти хотя бы одного из генералов – да вообще любого офицера, – чтобы организовать оборону, но было уже слишком поздно. Строй развалился, разрозненные солдаты разбегались в разные стороны. Он услышал позади дикий клич, оглянулся через плечо… и увидел группу конных стрелков-четтов, летящих галопом через разрыв в походном строю, стреляя на скаку, сметая все на своем пути.
   Вот тогда-то Салокан и осознал, что раз и навсегда потерял свою огромную армию вторжения, и охвативший его солдат панический страх добрался и до его сердца. Он пришпорил коня, кинув его в галоп, и поскакал на север – прочь от ужасных четтов, прочь от собственной разваливающейся армии…
   Теперь же он тяжело вздохнул и опустил голову чуть ли не к самому седлу, стыдясь своего бегства. Как мог он, Салокан, король Хаксуса, позволить себе поступить как обычный новобранец?
   И в этот миг у него за спиной раздался треск, будто сквозь растительность ломилось что-то тяжелое. Салокан обеими руками зажал морду лошади и застыл. А затем услышал голоса. Хотя он не смог разобрать отдельных слов, акцент не вызывал сомнений. Четты прочесывали рощу в поисках уцелевших. Он чуть снова не поддался панике, но вовремя взял себя в руки и как можно тише повел коня обратно к тропинке. Четты так шумели, что не могли его услышать. Едва выбравшись из самых густых зарослей, он снова сел верхом, пригнулся к седлу и пустил лошадь быстрым шагом. Шум поисковой группы остался позади, и он пришпорил коня, пустив его кентером. А потом опять выглянула луна. Он выезжал из оощи. В этот момент впереди и слева от него раздался громкий крик. В седле как по волшебству появилась стрела, вонзившаяся на расстоянии пальца от его колена; другая угодила в волосы. Он всадил шпоры, и конь рванул галопом. Салокан держался изо всех сил, каждое мгновение ожидая почувствовать пробившую спину стрелу. Он горько сожалел о том, что вообще покинул Хаксус, сожалел, что осаждал Даавис, что отправил Рендла в Океан Травы за принцем Линаном. Но горше всего он сожалел о том, что на континенте Тиир вообще существуют четты.
   Конь споткнулся, сумел выправиться, но замедлил бег. Салокан терзал его шпорами, стегал поводьями, но проклятая скотина, видно, твердо решила его погубить. Конь споткнулся вторично, упал и отправил короля кувырком на твердую землю. Долгий миг Салокан лежал, тяжело дыша. Странные звуки, похожие на шум при молотьбе, заставили его сесть. Конь его оставался на боку, дрыгая в воздухе двумя ногам;, две другие – сломанные – бесполезно шевелились в траве.
   Не думая, он встал, обнажил меч и с силой обрушил его на шею лошади. Животное дернулось, а потом замерло. Ему с самого детства втолковывали, что нельзя заставлять животных страдать. «А как насчет меня? Как насчет всех моих солдат?» Одна из седельных сумок лопнула по шву, и его походная корона – простой золотой венец – выпала на землю. У короля бессильно опустились руки, а острие меча ткнулось в землю. Он больше не хотел убегать. Или сражаться. Или бояться.
   Он скорее почувствовал, чем услышал, как его окружает враг. Он ожидал, что вот сейчас его тело пронзят стрелы. Ночной воздух становился прохладным, испаряя пот, заставлявший его лицо и руки блестеть в лунном свете. Когда спустя долгое, как ему показалось, время ничего не произошло, он поднял голову. Десять верховых четтов брали его в кольцо.
   – Кончайте с этим, – надменно обронил Салокан и поднял руки так, чтобы их стрелы вонзились ему прямо в сердце и легкие.
   – Ты задержался, чтобы убить свою лошадь, – произнес один из четтов.
   – Попытайся я убежать, вы бы меня догнали и затоптали, – ответил Салокан, пытаясь влить в свой голос презрение и насмешку.
   – Верно, – признал четт. Он кивнул в сторону мертвого животного. – Это была твоя лошадь?
   – А ты как думаешь? – ответил Салокан настолько язвительно, насколько ему удалось.
   К его удивлению, четт усмехнулся и спешился. Он обнажил саблю, и Салокан отступил на шаг, автоматически поднимая свое оружие, чтобы отразить атаку. Но четт оставил короля без внимания и воспользовался саблей, чтобы подцепить корону.
   – И это тоже твое?
   Салокан отказался отвечать. Он знал, что ему предстоит умереть, и совсем не собирался и дальше развлекать этих варваров.
   – Мой друг задал тебе вопрос, – произнес новый голос у него за спиной.
   Салокан обернулся. Он не был уверен, кто именно обращался к нему, но что-то в позе самого невысокого из всадников приковало его внимание. Широкополая шляпа была надвинута на глаза четта, и Салокан не мог разглядеть его лица.
   – Я – Салокан, король Хаксуса. И не разговариваю с пастухами.
   Невысокий четт легко спрыгнул с лошади и направился к Салокану, остановившись не более чем в двух шагах от него. Он поднял подбородок и сдвинул шляпу на затылок.
   Салокан так и ахнул. Явленное ему лицо принадлежало отнюдь не четту. Более того – в чертах лица коротышки проглядывало что-то не совсем человеческое. Бледная как лунный свет кожа слегка блестела, словно выточенная из кости. От правого уха до самой челюсти тянулся страшный шрам. А холодные карие глаза походили на волчьи.
   – Меня зовут Линан Розетем.
   От удивления Салокан не мог вымолвить ни слова. Как это создание может быть принцем Гренды-Лир?
   – Я хотел бы поговорить с тобой по поводу некоего наемника по имени Рендл, – продолжал коротышка, сделав шаг вперед.
   Позже Салокан так и не вспомнил, что же побудило его к действию, но смесь страха и ненависти заставила его поднять меч и обрушить в могучем ударе.
   А в следующий момент меч, крутясь, вырвался у него из руки и улетел в ночь. Король охнул от боли и схватился за кисть. Кровь так и хлестала из обрубков, оставшихся от трех пальцев. Бледный принц держал в руке саблю. Салокан никогда не видел, чтобы кто-то так быстро двигался.
   – Моя рука!.. – закричал он, а потом закашлялся, когда острие сабли принца уперлось ему в горло.
   – Ты хочешь умереть, Салокан, король Хаксуса? – спросил Линан Розетем.
   Салокан не хотел отвечать. Не хотел показать этому странному созданию и его воинам-четтам, насколько он испуган. Но боль была нестерпимой; он чувствовал, как кровь, горячая и скользкая, стекает по его запястью, и чувствовал острие сабли, покалывающее ему трахею.
   – Нет, – слабо промолвил он.
   Линан Розетем убрал саблю и улыбнулся.
   – Хорошо. Мне понадобится губернатор для соблюдения моих интересов в моей новой провинции Хаксус.

ГЛАВА 4

   Для этого времени года рассвет был довольно прохладным. Эйджера, который считал, что уже привык к холоду, пробирала невольная дрожь. Он смотрел на слегка всхолмленный пейзаж Хьюма, стараясь замечать только леса, ручьи да разбросанные фермы, но не мог не видеть валяющихся повсюду тел. Там, где хаксусская пехота пыталась оказать сопротивление и была скошена волнами стрел, следующими одна за другой, тела лежали аккуратными штабелями; там же, где разбегающиеся колонны истреблялись солдат за солдатом, тела лежали длинными неровными цепочками. По окровавленным головам и рукам прыгали вороны, расклевывая глаза и пальцы. Когда с наступлением дня потеплеет, налетят мухи и будут роиться над телами.
   Эйджер снова задрожал. «Это из-за холода», – сказал он себе.
   Он чувствовал себя совершенно сбитым с толку. Вчера в это же время он ожидал, что Линан, разбитый армией Аривы и подавленный смертью Камаля, отступит, наверное, аж в Океаны Травы. А принц вместо этого перешел в наступление. Ночь была долгой и кровавой, а закончилась полным уничтожением армии Салокана. Четты одержали победу, нужную им для восстановления боевого духа и уверенности в своих силах.
   Он знал: это сражение назовут Ночным побоищем. Такие битвы случались редко – командиры боятся потерять в темноте контроль над войсками, боятся, что полки и знамена могут по ошибке атаковать своих. Но Линан воспользовался преимуществом, подаренным ему двумя обстоятельствами – в то время как у Салокана почти не осталось кавалерии, все его воины были всадниками и потому знали, что любой пеший – это враг; а полная луна стояла в небе много часов.
   Эйджер невольно ощутил некоторое сочувствие к противнику, но тут же сказал себе, что Хаксус издавна был врагом всех, кто живет на юге континента Тиир, и основной базой работорговли, от которой некогда пострадали четты, в том числе и клан Океана.
   «Мой клан», – напомнил он себе.
   Мофэст подъехала к нему и мягко сжала его руку чуть выше запястья. Эйджер ответил таким же пожатием и глубоко вздохнул.
   – Скольких мы потеряли?
   – Не больше тридцати, – ответила Мофэст. – Но в их число входят все взрослые члены семьи Делена. Столкновение с кавалерией Хаксуса захватило их врасплох, и всех порубили прежде, чем они успели опомниться.
   – Сколько осталось детей?
   – Трое. Их заберут к себе дяди и тетки.
   Эйджер устало кивнул.
   – Тяжелый удар для ребенка потерять сразу столько близких.
   – Ничего, – жестоко усмехнулась Мофэст. – Гораздо больше детей Хаксуса стало сиротами прошлой ночью.
   Совесть горбуна восстала против такой кровожадной радости, но он знал, что упоение в бою свойственно четтам как никаким другим известным ему людям – а ведь Эйджер почти всю жизнь был солдатом.
   – Это было так же, как воевать под командованием Генерала? – спросила Мофэст.
   – Генерала?
   – В Невольничьей войне, – напомнила она.
   Эйджер удивленно фыркнул. Хотя он провел много лет, вспоминая свое участие в Невольничьей войне и чтя память Генерала – Элинда Чизела отца Линана, вопрос Мофэст заставил его понять, что он ни разу не вспоминал о тех временах с того самого вечера, когда впервые повстречал Линана.
   – Да, полагаю, это было очень похоже. Возможно, тогда было больше причин ненавидеть и больше причин сражаться… – Голос Эйджера стих, когда он осознал, что говорит.
   Мофэст странно посмотрела на него.
   – Думаешь, Белому Волку не следовало идти с армией на восток?
   Он покачал головой и тихо ответил:
   – Нет, так я не думаю.
   Эйджер не добавил, что во время Невольничьей войны ни разу не усомнился по поводу того, правильно ли поступает – но сейчас, когда он был частью армии, которая надеялась свергнуть законного правителя Гренды-Лир, его одолевали сомнения. Он осознавал политическую необходимость вторжения, понимал, что Линан не виноват в тех действиях, на которые толкнули его Оркид и Деджанус, убив Берейму – старшего сына и наследника Ашарны – и обвинив в убийстве его. Однако от этого Эйджеру не становилось легче идти войной против королевства, которому он так долго служил. Возможно – всего лишь возможно, – Камаль, для которого служба законному правителю Гренды-Лир была делом всей жизни, погиб именно тогда, когда погиб, как раз потому, что Бог был еще милосерднее, чем когда-либо предполагал Эйджер.
   А что касается этой бойни, уничтожившей армию Хаксуса, исконного их врага, он невольно задавался вопросом: нельзя ли оыло позволить Салокану убежать домой, поджавши хвост? Хаксус никогда не представлял собой серьезной угрозы самой Гренде-Лир, он скорее досаждал, чем причинял неудобство. Забавно, но Камаль не стал бы даже рассматривать подобную возможность: для него все доводы сводились к тому, что Хаксус – враг, а врагов положено убивать.
   «Но я не генерал, не будущий король и не Камаль Аларн. Я – Эйджер Горбун. И не разбираюсь в подобных вещах».
 
   В полдень Линан созвал еще один совет. Настроение вождей заметно отличалось от вчерашнего. Когда у них спрашивали совета, все они, в свою очередь, интересовались, чего именно ждет от них Линан. Эйджеру показалось, что Линана удовлетворяет подобный отклик, и это заставило его ощутить беспокойство. Но когда принц попросил и его высказать свое мнение, он мало что мог предложить.
   – У нас есть два варианта, – начал он.
   – И какие же? – поторопил его Линан.
   – Вновь переключить внимание на королевство, напав на остатки армии Аривы или на Даавис, либо отступить через ущелье Алгонка и пересмотреть свою стратегию.
   Линан кивнул, словно соглашаясь.
   – Никто не хочет добавить свои соображения?
   В ответ прозвучали приглушенные отказы. Даже Коригана и Эйнон, казалось, согласились забыть свою вражду и ждать, что скажет Линан. Он принес им великую победу, наверное, самую великую за всю историю четтов. Он был сыном Генерала. Да еще и вернувшимся Белым Волком. Кто они такие, чтобы сомневаться в нем?
   Линан повернулся к Дженрозе.
   – А что говорят маги?
   Дженроза удивленно взглянула на него:
   – Они ничего не говорят по этому поводу.
   – Они спрашивали землю? – настаивал он.
   – Земля безмолвствовала.
   – Спрашивали ли они орла и карака?
   – Орлу и караку нечего было нам показать.
   Линан быстро взглянул на женщину, сидящую за спиной Дженрозы. Подытоживающая, наставница Дженрозы, кивнула, подтверждая ее слова. Эйджер заметил этот обмен взглядами и жестами и обиделся за Дженрозу – но потом виновато сообразил, что Линан помнит: Дженроза до сих пор под сильным впечатлением от смерти Камаля и могла не понять показанного ее же магией.
   – Нам нужна база по эту сторону гор Уферо, – начал Линан.
   – Если мы захватим Даавис, у нас будет такая база, – беспечно предложил Гудон, и многие рассмеялись.
   – Наша армия состоит из кавалерии, – продолжал Линан. – У нас нет ни людей, ни средств для штурма города.
   – Ты предлагаешь построить такую базу в Хьюме? – поинтересовался Эйджер, противясь искушению добавить, что для этого у четтов также нет средств.
   – Нам нужно нечто более безопасное, более долговременное, – ответил Линан.
   – Тогда что именно ты предлагаешь? – в свою очередь поторопил его Эйджер.
   – Ты сказал, что у нас есть два варианта. – Линан улыбнулся ему. – Либо двигаемся на юг, либо двигаемся на запад. А есть еще и третий.
   Эйджер с миг непонимающе смотрел на Линана – а затем замер от удивления. Ответ был настолько очевидным, что он ощутил себя полным болваном, что не додумался до него раньше. И увидел по лицу Кориганы, что она тоже поняла.
   – Хаксус, – произнес Эйджер.
   – Да. Мы разбили его армию. Захватили в плен его короля. Хаксус открыт для нас… если мы двинемся туда достаточно быстро.
   – Нам нужно только войти и взять его! – провозгласил Эйнон. – Все королевство падет к нашим ногам из-за единственной битвы!
   Линан покачал головой.
   – Королевство не падет из-за потери короля, – сурово сказал он. – Гренда-Лир за одну весну потеряла мою мать Ашарну и моего брата Берейму, но тем не менее выжила. Однако в Хаксусе у нас больше шансов, чем на юге, в Хьюме. Возможно, из Кендры прямо сейчас движется на север еще одна армия, готовая присоединиться к уже стоящей в провинции. Гренде-Лир есть откуда почерпнуть новые силы. У нее огромные ресурсы.
   – В отличие от Хаксуса, – закончил Эйджер.
   – К тому же у Хаксуса есть войска, опыт и саперы, которые понадобятся нам для осады крупнейших городов Гренды-Лир.
   – Таких, как Даавис, – предположил один вождь, улыбаясь, как возбужденный ребенок.
   – Таких, как Даавис, – согласился Линан. – И как Спарро и Пилла, а в один прекрасный день – сама Кендра.
 
   – А он честолюбив, этот ваш принц, – отметила Подытоживающая.
   – Нельзя проявить большего честолюбия, чем возжелать престол Гренды-Лир, – согласилась Дженроза.
   Она сидела рядом с кругом, нарисованным на темно-коричневой земле Хьюма. «Хорошая земля», – подумалось ей. Почва здесь напоминала землю деревни, в которой родилась Дженроза. Охваченная внезапным приступом жалости к себе, она пожалела о том, что вообще когда-то покинула деревню, но почти сразу же мысленно обругала себя. Она ненавидела свое детство, мать, отупевшую от постоянного пьянства; не то умершего, не то сбежавшего отца. Лучшее, что могло ее ждать – это закончить свои дни женой какого-нибудь фермера.
   В некоторых отношениях, подумала Дженроза, такая судьба была бы предпочтительней, чем та, которая выпала на ее долю. Она была изгнана из Кендры – города, который всегда считала своим домом, и потеряла Камаля – единственного мужчину, которого когда-либо по-настоящему любила. В довершение всего она боялась, что маги четтов стали видеть в ней Правдоречицу – великого мага, который появляется раз в два-три поколения. Единственное, о чем мечтала Дженроза, так это о тихой жизни, при которой она могла бы применять свои скромные, как она некогда считала, способности для получения равно скромного дохода. Она хотела вести тихую и удобную жизнь, которую не затрагивали бы волнения и тревоги внешнего мира.
   А потом появился Линан. Сначала она связала свою судьбу с ним по необходимости, а потом из-за искренней привязанности. Недолгое время их было четверо – Линан, Дженроза, Камаль и Эйджер, – и хотя тогда жизнь была полна опасностей, простая цель – выжить – связала их прочными узами. Но сейчас один из них погиб, все время Эйджера занимал целый клан, а Линан…
   Дженроза вздрогнула.
   Линан стал чем-то большим и, наверное, чем-то меньшим, нежели человек, – и виновата в этом была она. Она спасла его жизнь, дав ему кровь вампирши Силоны, и, сделав это, изменила судьбу целого континента. Дженроза гадала, следует ли ей гордиться тем, чего она, обыкновенная ученица-магичка из Теургии Звезд, сумела достичь. Но вместо гордости она ощущала только парализующий ужас, который в сочетании с горем от потери Камаля заставлял ее чувствовать себя впавшей в летаргию и неспособной что-либо понять.
   – Я не это имела в виду, – спустя какое-то время сказала Подытоживающая.
   Она сидела с противоположной стороны круга, начерченного Дженрозой на земле.
   Дженроза подняла на нее взгляд.
   – Ты говоришь о вторжении в Хаксус?
   Подытоживающая кивнула.
   – Если Линан захватит и Хаксус, и трон сестры, он станет первым правителем всего континента Тиир.
   – Это так важно?
   Подытоживающая не ответила, а вместо этого принялась взывать к земле. Дженроза автоматически присоединилась к ней. Их голоса слились. Казалось, они плетут путь в окружающем их воз-Духе. Между ними на мгновение закружился смерч – а потом исчез. Дженроза сморгнула пыль и посмотрела на круг. В пыли появился намек на слова… растворился и появился вновь.
   – Правитель, – прочла вслух Дженроза.
   – Тиран, – добавила Подытоживающая.
   – Женщина.
   – Она владеет Ключами Силы.
   – Мертвый город.
   – Цена.
   Вновь появился смерч и уничтожил круг. Две женщины во внезапном изнеможении откинулись назад, глаза их были закрыты. Когда Дженроза открыла глаза, Подытоживающая очень серьезно смотрела на нее.
   – Ты думаешь, что там был ответ, не так ли?
   Это было больше обвинением, чем вопросом.
   – Ты Правдоречица, – сказала Подытоживающая. – Вот ты мне и скажи.
   – Я не верю, что мы видели будущее.
   – И я не верю. Магия определяет нашу судьбу не больше, чем возможность разглядеть далекий край с горной вершины означает, что однажды ты туда попадешь. Магия дает нам мельком увидеть обрывки истории – прошлого, настоящего и будущего. – Подытоживающая взяла Дженрозу за руку. – Только Правдоречица может истолковать эти отрывочные картинки из истории, извлечь из них истинное значение.
   – Я не верю, что мы видели будущее, – повторила Дженроза, высвобождая свою руку из руки Подытоживающей. – И не верю, что я – Правдоречица. Я не четтка.
   – Все мы четты, – без иронии сказала Подытоживающая.
 
   Армии Линана потребовалось пять дней, чтобы добраться до границы Хаксуса. Выдвинутые далеко вперед и в стороны разведчики быстро обнаружили форт, созданный Салоканом в качестве места сосредоточения войск для вторжения в Гренду-Лир. Здесь он также держал подкрепления, в основном тяжелую пехоту вместе с несколькими эскадронами легкой кавалерии для разведки и службы в дозоре. Разведка четтов доложила, что командир форта был ленив и чрезмерно самонадеян: ворота оставались незапертыми, а немногочисленные дозоры сменялись строго по часам, благодаря чему не составляло труда спланировать нападение с учетом их передвижений.
   Так как это был форт, армии Линана требовалось быстро захватить его – или же оказаться вынужденной вести осаду, к которой у четтов не лежала душа и на которую Линан не мог позволить себе терять время. Не мог Линан и рисковать, продвигаясь вглубь Хаксуса и оставляя у себя в тылу такие крупные вражеские силы. А выделять на прикрытие тыла целое знамя ему не хотелось. Форт требовалось взять внезапным ударом, и Линан планировал начать штурм задолго до рассвета. Если все пойдет хорошо, то к восходу солнца его всадники уже займут крепость, а если плохо – у армии будет целый день для отступления на безопасное расстояние. Он отдал приказ произвести основную атаку своим Красноруким под началом Гудона – они были обучены драться короткими мечами, а когда штурмующие ворвутся в форт, лошади будут больше мешать, нежели помогать. За ними последует Эйджер с кланом Океана – воинами, которые уже проявили себя как самые твердые и фанатичные из четтов. Под командованием у Эйджера будут также остатки улан – знамя, жестоко потрепанное в столкновении с рыцарями Двадцати Домов Кендры. Коригана и Эйнон возглавят остальные знамена, чья задача будет состоять в уничтожении любых войск за стенами форта и постоянном обстреле его стен.
   За два часа до рассвета разведка доложила Линану, что вражеский дозор уничтожен и заменен его собственными всадниками. Перед тем как приказать знаменам и их командирам занять свои позиции, принц распорядился привести к нему Салокана. Король был худ и бледен, а его правая рука забинтована до самого запястья. По приказу Линана с момента его захвата в плен с ним никто не разговаривал, никому не позволялось и оскорблять его. На данном этапе он являлся перевозимым имуществом, и Линан хотел, чтобы он это понял.