Браун Саймон. Государь

   – Пока она действовала неплохо, – указал Томар.
   – Они проиграли сражение первой же армии Гренды-Лир, с которой столкнулись.
   – По сути, не такое уж это поражение. – Томар пожал плечами. – Четтская армия большей частью уцелела, в то время как от армии Гренды-Лир остался лишь огрызок; а затем армия четтов за два сезона достаточно восстанавливает силы, чтобы завоевать Хаксус – совершив, могу добавить, нечто такое, чего никогда не удавалось достичь армии Гренды-Лир, а затем – Хьюм.
   – Некоторые сказали бы, что они завоевали и Чандру.
   – Тогда эти некоторые ошиблись бы, хотя я не сомневаюсь, что Чандра пала бы под натиском Линана, не присоединись я к нему.
   – Мне любопытно, государь. А когда вы решили-таки присоединиться к нему?
   – Ну, какая-то часть меня, должно быть, решила, как только я получил от него письмо. Когда в Кендре убили Берейму, была совершена огромная несправедливость, и если она не будет отомщена, сердце королевства сгниет.
   – Не думал, что вас так сильно волнует судьба Гренды-Лир.
   – Я не настолько глуп, чтобы полагать, будто маленькая Чандра сможет выжить сама по себе в нынешний век великанов. Если – когда – Линан завоюет трон, возникновение на всем Тиире одного единого королевства будет лишь делом времени. Я предпочел бы скорей участвовать в этом созидании, чем противиться ему.
   – Ну, в таком случае, – Барис показал на дорогу, где как раз появился Линан с тремя спутниками, – вот приближается наше будущее.
   Король улыбнулся мэру и подозвал его.
   – Как вы себя чувствуете, господин мэр?
   – П-п-прекрасно, ваше величество, – нервно улыбнулся мэр.
   Томар потрепал его по плечу.
   – С вами все будет в порядке. Только постарайтесь не оскорбить ненароком четтов; они злопамятней любого другого народа на континенте.
   Мэр уставился на Томара, широко раскрыв глаза.
   – Это жестоко, – пробормотал Барис себе под нос.
   – Просто хочу удерживать его в рамках.
   – Да он теперь неделю спать не будет, боясь, что на него открыл охоту какой-нибудь варвар-убийца.
   Томар откашлялся и сообщил мэру:
   – Кстати, оскорбить четта очень нелегко.
   – Чу-чу-чудесно, – клацнул зубами отнюдь не убежденный мэр.
 
   Причалы Спарро почти пустовали. Когда Чандра перешла на другую сторону, все корабли, принадлежавшие к крупным торговым флотам из Луризии и Кендры, удрали в родные порты. Солдатам Томара удалось захватить восемь судов, прежде чем скрылись остальные, но это было лишь малой долей потока судов, которые посещали порт в это время года. У причалов еще стояли корабли, принадлежавшие чандрийским купцам, а также большая часть кораблей из Хаксуса – но они делали пустующие места у причалов еще более заметными.
   – Ты когда-нибудь выходил в море, пока жил на востоке? – спросила Коригана у Гудона.
   Они шли вдоль края порта, чуть позади Линана и Эйджера. Близился вечер, и солнце заставляло воду рябить языками пламени. Коригана никогда не видела ничего похожего на море и впервые в жизни почувствовала притяжение чего-тс столь же величественного и безграничного, как Океаны Травы.
   Гудон покачал головой.
   – Должен признаться, даже соблазна такого не возникало, – покачал головой Гудон. – Мне пришлось долго привыкать к работе лоцманом на Барде, со всей той водой подо мною. А плаванье на корабле, бороздящем океан, было бы бесконечно хуже.
   – По-моему, Эйджер провел добрую часть своей жизни, работая на торговых кораблях.
   – Да.
   – Хотела бы я знать, тоскует ли он по той жизни.
   – А я хотел бы знать, кузина, почему ты говоришь о море, а не о Линане.
   – Потому что боюсь того, что могу обнаружить, – горько рассмеялась Коригана. Она почти с робостью взглянула на Гудона. – Ты знаешь, что прошлой ночью он не разделил со мной ложе? Томар предоставил нам роскошную опочивальню. Я ждала его. Хотела сказать, как я рада снова быть с ним. И в конце концов уснула.
   – Насколько сильно ты его любишь?
   Коригана опустила взгляд.
   – Не знаю. С чем мне сравнивать?
   – У тебя ведь уже были любовники.
   – Да, и я никогда не любила их. Я не знаю, можно ли любить кого-то больше, чем я люблю Линана.
   – И?
   – Но думаю, Линан мог бы любить меня сильнее, чем он любит.
   – А…
   – По-своему я рада, что он не разделил со мной ложе прошлой ночью. Мне страшно снова быть наедине с ним.
   – Но он же больше не под влиянием Силоны.
   – Я знала его только с кровью вампирши в жилах. Узнаю ли я его теперь?
   – Верно, кузина, но ты его уже знаешь. Линан, которого я знал до того, как Дженроза дала ему кровь Силоны, был потом тем же человеком. До своей последней сильной горячки он менялся только в бою. Если он тогда любил тебя, то любит и сейчас.
   – Возможно.
   Она остановилась, глядя на север через океан, и попыталась представить себе то, что скрывалось за горизонтом. Она слышала о Дальнем Королевстве – легендарном крае по другую сторону Разделяющего моря, стране, населенной странными и чудовищными существами. Возможно ли, отправившись в столь далекий путь, оставить позади все свои страхи и сомнения? И не стоит ли в этот самый миг кто-то на берегу в Дальнем Королевстве, глядя на юг и гадая о том же самом?
   – Когда я получила от Линана сообщение, что Дженроза погибла, уничтожив Силону, и тем спасла ему жизнь, – сказала она, – то первым моим желанием было, чтобы это я погибла ради него. В тот миг я позабыла, что я королева, что моя жизнь никогда не принадлежит мне полностью. Линан, видишь ли, имеет надо мной такую власть.
   Гудон не знал, что и сказать. Он никогда раньше не слышал, чтобы так серьезно, так честно признавались в любви, и это заставляло его испытывать стыд.
 
   – Насколько свежие сведения Томара о Великой Армии?
   – Самые свежие. Большей частью она состоит из тяжелой пехоты; есть некоторое количество лучников, но не так много, как было бы, внеси свой вклад и Чандра. Есть кое-какая кавалерия, в основном легкая, несколько полков средней. Но ничего, подобного тем рыцарям.
   – Значит, наши уланы тут самая тяжелая конница?
   – Насколько известно Томару.
   – Это хорошо. И что именно Томар привнесет в нашу армию?
   – Я просил главным образом пехоту, особенно полки из Арранской долины. Остальное в основном снабжение – продовольствием, фургонами, лекарскими возами и лекарями.
   – Никакой его кавалерии или лучников? Они очень хороши.
   – Они понадобятся для удержания Спарро и окружающей местности. Если у Аривы есть мало-мальски опытные военные советники, то она попытается захватить провинцию ударом с моря. У нее единственный флот, какой остался в Тиире после того, как мы сожгли у причалов почти весь военный флот Хаксуса.
   – Какие у нас шансы помешать этому?
   – Никаких, но если нас заблаговременно предупредят, Томар может приготовить любой армии вторжения теплый прием.
   – А кто же нас заблаговременно предупредит?
   – На этот счет у меня есть одна мыслишка, – сказал Линан.
   – Полагаю, именно потому мы и гуляем в порту.
   В ответ Линан показал на корабль, стоящий у причала в сорока шагах от них. Эйджер прищурил глаз, приглядываясь к нему.
   – С виду отличный. Чей он?
   – Разве ты не узнаешь его?
   Эйджер покачал головой.
   – А должен бы? Он один из тех, на которых я раньше плавал?
   – Можно сказать и так.
   К этому времени они уже достаточно приблизились для того, чтобы Эйджер смог прочесть выведенное на носу название. И тихо засмеялся.
   – «Пыль Суши»? – переспросил он, и Линан застонал. – А, понимаю. Пыль – значит влага. А суша – значит море. – Что-то щелкнуло у него в мозгу, и он рассмеялся. – Пыль – значит брызги. Ну, конечно, «Брызги Моря»!
   – Если ты посмотришь на полубак корабля, то увидишь, что там нас ждет его владелец.
   – Грапнель! Грапнель Мурис!
   Стоящий на полубаке помахал им рукой.
   Когда они добрались до корабля, Грапнель шумно приветствовал их. После быстрых объятий Эйджер отступил на шаг, чтобы хорошенько рассмотреть судовладельца. Тот был высоким, коротко остриженным шатеном с огромными серьгами в мочках обоих ушей и белесыми шрамами на щеках, которые соединялись с уголками его рта, придавая ему такое выражение лица, словно он сардонически усмехался.
   – Ты совсем не изменился! – широко ухмыльнулся Эйджер.
   – Да ведь с тех пор, как мы в последний раз встречались, прошло всего полтора года, – удивился Грапнель.
   – Боже, а кажется, будто это случилось десять лет назад. Столько всего произошло, – подивился Эйджер. Улыбка его исчезла. – Полагаю, Линан рассказал тебе о Камале и Дженрозе.
   Грапнель мрачно кивнул.
   – Печальная весть. Не думал я, будто что-то может убить Камаля. Я ожидал, что он всех нас переживет. И хотя я встречал Дженрозу только однажды, она казалась храброй девушкой. Сочувствую вашей потере.
   – А что ты здесь делаешь? – быстро спросил Эйджер, меняя тему. – И чем занимался все это время?
   – А что еще может делать купец, кроме как играть в торговлю? – пожал плечами Грапнель. – Дело свое в Кендре я, конечно, потерял и знал, что мне надо залечь на дно и не высовываться. После того, как я помог вашей команде скрыться из Кендры, я ушел в море так далеко, насколько смел. Путешествие вышло долгим, опасным, рассказом о нем я вам наскучу как-нибудь вечером. В конечном итоге мы добрались до Колби. Там я оставался полгода, сменил название корабля и начал бороздить прибрежные воды между Хаксусом и здешним краем. Когда прошел слух, что Томар встал на сторону Линана, я пошел во дворец.
   – И был сразу же мобилизован служить в разведке, – закончил Линан. – Эйджер, познакомься с адмиралом, возглавляющим мой флот.
   – Адмирал Мурис? И сколько в вашем распоряжении кораблей, адмирал? – поинтересовался Эйджер.
   – Один, – ответил Грапнель. – Но зато какой красавец.
   – Чудесно, – невольно усмехнулся Эйджер. – У Королевского флота Линана есть один корабль, и называется он «Пыль Суши».
   – Теперь уже недолго «Пыль Суши», – грубовато поправил его Грапнель. – Завтра к этому времени он снова будет «Брызгами Моря».
   – Грапнель заберет «Брызги Моря» и выйдет в океан; никакой другой корабль и экипаж в Тиире не обладает таким опытом плавания в открытом море. Томар получит предупреждение задолго до того, как флоту Аривы прикажут напасть на Чандру.
   – Прежде чем это произойдет, здесь нужно многое сделать, – сказал Грапнель. – Поэтому, с вашего разрешения, мы с моим экипажем должны поработать. А вот когда все закончится, мы можем хоть всю ночь травить друг другу байки о своих приключениях.
   Линан и Эйджер попрощались с Грапнелем и смотрели ему вслед, когда тот поднялся на борт своего корабля.
   – Странно, до чего близким он мне кажется, – проговорил Эйджер. – Я не встречался с ним до того, как мы бежали из дворца, и совсем недолго говорил с ним за то короткое время, которое мы провели в его доме. И все же я испытываю к нему такие чувства, какие мог бы испытывать к брату, которого много лет не видел.
   – Мы связаны общим несчастьем, – печально сказал Линан.
   Эйджер положил руку ему на плечо.
   – Я тоже не могу перестать думать о ней.
   – Ей следовало быть с нами здесь. Если бы я решительней и смелей боролся с властью Силоны, возможно, она по-прежнему была бы жива.
   – Рассуждая в том же духе, если бы ты лучше командовал армией в нашей первой битве с войсками Гренды-Лир, то и Камаль по-прежнему был бы жив.
   Линан резко поднял голову, удрученно посмотрев на Эйджера.
   – И если ты будешь рассуждать в подобном духе и дальше, – сердито продолжал Эйджер, – то и Берейма встретил свой конец тогда, когда это произошло, потому что ты был слишком поглощен собой, чтобы догадаться о замыслах Оркида и Деджануса.
   – Это несправедливо! – воскликнул Линан.
   Эйджер с силой ткнул его пальцем в грудь.
   – А винить себя в смерти Дженрозы – разве нет?
   Линан покраснел.
   – Я… я сожалею. Мне не следовало говорить всего этого.
   Гнев Эйджера иссяк.
   – Да, но горе может заставить нас сказать и сделать такое, чего мы не собирались.
   Эйджер хотел сказать еще многое, хотел поговорить с Линаном о Камале и Дженрозе, но тут их догнали Коригана с Гудоном, и момент ушел.
   – О чем вы так серьезно говорили? – легкомысленно спросил Гудон.
   Эйджер махнул рукой в сторону «Пыли Суши».
   – Наш военный флот, – уведомил он их.
   На Гудона это явно произвело впечатление.
   – Прекрасный корабль. Хорошее начало.
   – Да, – согласился Эйджер. – Начало невеликое, но хорошее. Ну, Линан, этим снимаются заботы об угрозе со стороны моря. А как насчет угрозы со стороны Великой Армии? Как ты собираешься разобраться с ней?
   – Собираюсь атаковать, конечно.
   – О какой численности мы говорим?
   – Учитывая вклад Томара, наши силы достигнут примерно двадцати тысяч.
   – А у Аривы?
   Линан пожал плечами.
   – Примерно сорок тысяч.
   Трое соратников уставились на него, разинув рты.
   – Плюс-минус одна-две тысячи, – добавил Линан. – Какие-то части могли присоединиться уже после разрыва Томара с Аривой. – Он зашагал обратно ко дворцу Томара. – Пошли. Нам надо очень многое сделать.
   – Что за спешка? – спросил Эйджер. – Мы же только-только пришли сюда.
   – Я хочу напасть на Великую Армию, пока она не сделалась еще более многочисленной. Если мы уничтожим ее, то, думаю, сможем закончить войну еще до наступления зимы.

ГЛАВА 32

   Спасаясь от вони горящих тел, Макон старался не дышать глубоко. Он пригнулся за низкой каменной стеной, и перед глазами у него болталась обугленная рука аманского солдата со скрюченными, словно когти, пальцами. Макон оглянулся через плечо, отыскивая взглядом Эйнона. Вождь клана все еще руководил обстрелом дворца огненными стрелами, гарантировавшими, что аманским лучникам будет плохо видно, куда стрелять, когда Макон и его три эскадрона Красноруких бросятся в атаку. Он рискнул осторожно выглянуть из-за стены. Между ним и дворцом лежало открытое пространство примерно в шестьдесят шагов; там повсюду валялись тела убитых, словно странные скульптуры, украшавшие живые изгороди, фонтаны и клумбы. Кавалерия не могла преодолеть этих препятствий, поэтому атаковать должны были Краснорукие – единственные четтские части, обученные сражаться пешими.
   Дым стелился перед дворцом, словно густой туман. Часть его выползала и из самого дворца.
   «Видел бы сейчас своих Красноруких Эйджер Пармер, – подумал Макон. – Он бы гордился». Вражеская стрела тюкнула по камню рядом с его головой, и он снова нырнул за стену. «И здорово бы напугался».
   Они с Краснорукими сражались уже три дня, от конца ведущего через горы ущелья, где они разбили посланную остановить их армию, а потом до самой столицы и далее по улицам Пиллы до самого дворца. И теперь, после длительной и кровавой кампании, они наконец подошли к завершению мести. Макон уже, должно быть, в сотый раз сверился с Эйноном. Посмотрев в его сторону, он увидел, что лучники перешли на обычные стрелы. Эйнон посмотрел на него и подал сигнал. Больше нечего ждать.
   Макон встал, поднял над головой гладиус и издал пронзительный клич Белого Волка. Не оглядываясь поглядеть, с ним ли остальные Краснорукие, он перепрыгнул через стену и со всех ног побежал к дворцу. Из-за колючей изгороди появился аманский солдат с копьем. Макон обрушился на него, вонзая меч ему в грудь, и оба рухнули наземь. Поднявшись на ноги, он выдернул меч и снова побежал вперед.
   Вокруг него волной неслись Краснорукие. Возле его головы свистели стрелы. Он слышал вопли, придушенное бульканье захлебывающихся кровью, боевые кличи, но не обращал внимания; с разбега врезавшись плечом в изъеденную огнем деревянную дверь, он вышиб ее и рухнул вместе с ней на каменный пол, так что из него выбило весь воздух. Жадно вдохнув раскрытым ртом, он перевернулся на спину. Между его ног с лязгом врезалось в пол острие копья. Он мечом отбил древко и перекатился в сторону, по-прежнему оставаясь на спине. Копье обрушилось вновь, зацепив его пончо. Он снова перекатился, ломая своим весом древко, и ударил ногами. Его подошва соприкоснулась с чем-то мягким, а голова врезалась в стену. Он закричал от боли и гнева, рывком сел – и сделал это как раз вовремя, чтобы увидеть, как его противник согнулся пополам и держится за яйца. Макон рубанул его по голове, рассекая ухо и врезаясь в череп. Враг завопил, отпрыгнул назад, нарвавшись на меч одного из Красноруких, и рухнул замертво. Макон кое-как поднялся на ноги и огляделся кругом.
   Он находился в узком коридоре с арочными проемами в обоих концах. Краснорукие хлынули из коридора через эти выходы. Он услышал лязг оружия, крики и вой сражающихся, глухой стук падающих тел. Выбрав выход справа от себя, он рванул туда. Коридор выходил в большое помещение со скамьями по обеим сторонам. Десять его бойцов напирали на столько же аманских копьеносцев, ныряя под острия копий и пуская в ход мечи при сближении. Копьеносцы пали; прятавшиеся за их строем двое лучников выпустили каждый по стреле, побросали луки и убежали через другой арочный проем. Один Краснорукий упал со стрелой в груди.
   – Вперед! – крикнул Макон и первым бросился через другой арочный проем.
   Они оказались в большом зале. Льющиеся из высоко расположенных окон лучи света скрещивались в дыму от пожара, поглощавшего деревянную лестницу, ведущую на галерею второго этажа. А на галерее выстроились лучники. Макон выругался себе под нос и рванулся вверх по лестнице, перепрыгивая через пламя, кашляя и давясь дымом, перескакивая сразу через три ступеньки. Он услышал, как кто-то отдает приказ лучникам; те начали наводить луки слишком быстро и мешая друг другу. Несколько стрел сорвалось и ушло в воздух, безвредно упав вниз. Двое лучников упали со стрелами в спинах. Оставшиеся сквозь дым не могли отчетливо разглядеть цель, но все равно выпустили стрелы. Те со свистом рассекли воздух. А затем Макон и шестеро Красноруких насели на них. Лучники отступали, напирая друг на друга, расталкивая своих же собратьев, пробивая себе дорогу, с воплями падали, когда их закалывали в спину, а затем сбрасывали с галереи в бушующий внизу пожар. В зал ворвались новые Краснорукие.
   – Погасить пожар! – гаркнул Макон.
   А затем повел свой маленький отряд с галереи в коридор. На каменных стенах висели гобелены. Рассеянный свет из потолочных окон ярко выделял их цвета. Макону хотелось остановиться и подивиться на них, он невольно подумал, что его брату Гудону здесь бы очень понравилось, но не стал задерживаться и двинулся дальше. Впереди показались двери; каждую из них открывали настежь, каждое помещение проверяли: нет ли там врагов. И поразились, обнаружив там слуг и крестьян, стариков и детей; один-два бросились было в бой, но были быстро убиты; остальные же, сжавшись в комок, молили о пощаде. Обычно они ее получали.
   Коридор изобиловал изгибами и поворотами. Новые комнаты, приемные, библиотеки и кабинеты. Макон почувствовал, что приближается к самой важной части дворца – королевским покоям и тронному залу, что подтвердилось, когда с обоих концов коридора появились вражеские солдаты и бросились в атаку с кличем, похожим на рев большого медведя. Краснорукие ответили собственным боевым кличем и встретили их лязгом стали о сталь. Враги были вооружены мечами и маленькими круглыми щитами и показали себя такими же хорошими фехтовальщиками, как и Краснорукие.
   Бой в коридоре сдвигался то в одну, то в другую сторону, в тесном пространстве они то наступали, то опять отступали на прежние позиции. Места хватало только для троих сражающихся плечом к плечу, и когда воины уставали или погибали, их сменяли ждущие позади. В конечном итоге дело дошло до выдавливания и выталкивания, и тут начала сказываться большая численность Красноруких. Вражеские солдаты спотыкались или падали просто от истощения сил и затаптывались своими или чужими, ряд за рядом. Замыкающие Краснорукие пускали в ход кинжалы, закалывая упавших или перерезая им глотки. Пол сделался липким от крови, и запах ее стал сильней, чем запах дыма. Когда пали последние враги, Краснорукие некоторое время могли лишь стоять, прислонясь к стенам и восстанавливая дыхание. Все они походили на окровавленных призраков и усмехались, глядя друг на друга, белея зубами на фоне крови.
   – Это были хорошие бойцы, – промолвил один из них, показывая мечом на тянущуюся за ними вереницу аманских трупов.
   – А теперь они просто мертвые, – отозвался другой.
   – Хватит отдыхать, – сипло сказал Макон, усиленно стараясь выпрямиться. – Мы еще не взяли дворец.
   В конце коридора они попали на еще одну галерею, на сей раз выходящую в очень просторное помещение. Посмотрев вниз, Макон увидел, что это тронный зал, и тронный зал этот превратился в поле боя. Четты – Краснорукие и воины из кланов – во главе с Эйноном прорубали себе дорогу сквозь ряды последних обороняющихся аманитов. В тылу у защитников на огромном базальтовом троне сидел рослый бородатый воин, который был, как полагал Макон, самим королем Марином. Его огромные ручищи лежали на самой большой секире, какую когда-либо доводилось видеть четту. В этот момент Марин встал и проревел приказ. Его воины отступили от четтов и подняли оружие. Одного-двух зарубили чересчур рьяные четты, прежде чем Эйнон приказал им остановиться. Затем он выступил вперед.
   – Не проси пощады, повелитель Амана, – свирепо промолвил Эйнон. – За совершенное тобой против моего народа я ее тебе не дам.
   Все взгляды устремились на Марина.
   – Ты предводитель этих червей-варваров? – потребовал ответа он.
   – Эйнон, вождь клана Лошади, представитель короля Линана Розетема. – Эйнон жестоко улыбнулся. – Того самого короля Линана, который проткнул твоего сына.
   Лицо Марина омрачилось, и он проревел вызов на бой.
   – Бьемся один на один, четт! Ты против меня!
   – И если ты победишь?
   – Моим воинам сохранят жизнь.
   Эйнон с миг обдумывал это предложение.
   – А тебе?
   Марин пожал плечами.
   – Какое это теперь имеет значение?
   – Верно. – Эйнон в свою очередь пожал плечами. – Отлично.
   Воины с обеих сторон отошли, освобождая место для двух предводителей. Марин спустился с трона, повернулся к стоящей у трона бледной канцелярской служащей, которая храбро держала слишком большой для нее меч, и сказал:
   – Линдгара, что бы со мной ни произошло, запиши для истории, как я выпущу кишки этому четту.
   Она посмотрела на своего повелителя большими глазами и кивнула.
   Марин прыгнул к Эйнону, взмахивая над головой секирой. Эйнон увернулся влево, и секира с грохотом врезалась в гранитный пол, высекая осколки и выбрасывая в воздух снопы искр. Сабля Эйнона свистнула в ответ, но при всей громадности этой секиры Марин управлялся ею с такой же легкостью, с какой Эйнон орудовал саблей, и он вовремя вскинул ее для отражения удара. Оружие лязгнуло, и звук этот эхом разнесся по всему залу. Воины обеих сторон разразились одобрительными криками.
   Марин крутанул запястьем, и лезвие секиры повернулось, заклинивая саблю Эйнона, а затем ударил левым кулаком, угодив Эйнону как раз под ребра. Эйнон охнул, повернулся влево высвободить саблю, но Марин не отстал от него, поворачиваясь на каблуке, и снова ударил кулаком, задев Эйнону ухо. Эйнон закричал, выпустил саблю и пустил в ход локоть, заехав королю в нос. Настала очередь Марина вскрикнуть и отступить на шаг, вскидывая для защиты секиру. Сабля упала, и Эйнон подхватил ее прямо в воздухе, крутанулся на пятке и рубанул короля по животу. Марин увидел этот ход и парировал удар рукоятью секиры, перехватив оружие по-иному и давая ему резко опуститься, а потом вскинуться. Эйнон отскочил, но недостаточно быстро. Лезвие секиры чиркнуло его по груди.
   Макон вместе со всеми четтами в зале в ужасе ахнул. Какой-то миг никто не двигался, даже Марин. Эйнон опустил взгляд на сочащуюся сквозь кожаную безрукавку кровь.
   – Недостаточно глубоко, – сказал он, подняв взгляд на Марина.
   И прежде, чем Марин успел среагировать, сделал выпад саблей. Тело короля поглотило половину клинка. Марин охнул, согнулся пополам, увлекая с собой к полу саблю Эйнона. Эйнон нагнулся поднять секиру Марина, занес ее над головой и обрушил с такой силой, что она начисто перерубила бычью шею Марина и отскочила от каменного пола. Кровь фонтаном брызнула в воздух. Эйнон бросил секиру, перевернул тело короля, наступил ему ногой на грудь и выдернул свою саблю. А затем подошел к Линдгаре, небрежно отбил в сторону ее меч и выдохнул перепуганной служащей канцелярии прямо в лицо:
   – Что бы ни произошло, будь любезна, запиши для истории, как я отрубил голову твоему хозяину.
   Затем Эйнон выпрямился и повернулся к своим четтам.
   – Если сейчас воины Марина сдадутся, их пощадят.
   И сразу же раздался звон падающих на пол копий, мечей, луков и кинжалов.
   Эйнон усмехнулся всем присутствующим.
   – Вот и все, – сказал он.
   А затем покачнулся, накренился набок и рухнул на пол.
 
   Сперва был свет, а потом тень. Свет причинял боль глазам Эйнона, а тень приводила его в замешательство. Все его тело болело, словно перерубленное пополам. А затем он вспомнил. Его и впрямь перерубили пополам – или достаточно близко к тому, чтобы он все же имел подобный опыт. Он попытался сделать глубокий вдох. Спазм боли заставил его застонать вслух.