— Что там, что? — спросил Макс возбужденным голосом.
   — Вараны! — заорал Лелик. — Нашествие варанов! Они знаешь как больно кусаются! Вон смотри, какая рожа злобная.
   Макс присмотрелся — и действительно: прямо в траве буквально в метре от них сидел варан.
   — Ой, — взвизгнул Лелик, — они еще и на бордюр взобрались!
   Макс со Славиком посмотрели — и тут Лелик не обманул: прямо на верхней плоскости бордюра сидело еще два варана.
   — Лех, — сказал Макс спокойно. — Они же бронзовые.
   — Как бронзовые? — всполошился Лелик. — Ты глянь, как злобно щерятся!
   — По-моему, — высказал предположение Славик, — вараны не могут злобно щериться. Это не в их, вараньей, сущности. Они даже кусаются, сохраняя на лице совершенно невозмутимое выражение лица. Я знаю, меня один раз варан кусал. Хорошо, что за сумку. Очень больно.
   — Кому больно, — спросил Макс, — сумке?
   — Мне больно, — ответил Славик. — Потому что сумка висела на ноге. Ее варан и прихватил. Так что пошли лучше отсюда.
   — Вараны тут железные, — терпеливо объяснил Макс.
   — Тем более, — сказал Славик. — Железными зубами знаешь как больно?
   — Сдаюсь, — сказал Макс. — Мне с вами двоими не справиться. Спорить с вами бесполезно, раз вы перед косяками вискаря набухались. Таких глюков ни от какого косяка не бывает. Вон на меня посмотрите — я в полном порядке!
   В этот момент Макс, который во время своего выступления отступал назад и уже дошел до бордюра с другой стороны дорожки, споткнулся, замахал руками, пытаясь сохранить равновесие, зацепился за очередного железного варанчика и грохнулся на спину.
   — Видишь? — сказал Лелик Славику. — Макс пал жертвой варана. Как я и говорил. А он все не верил. Пойдем его поднимем, а то как бы не загрызли парня…
   Макса подняли, почистили и успокоили. На всякий случай Лелик его ощупал, пытаясь определить, покусал друга варан или нет. Макс орал и вырывался, но на его протесты никто не обращал ни малейшего внимания.
   — Плохо дело, — констатировал Лелик. — Может, нам не нужно в таком состоянии идти в музей? Вараны кругом какие-то…
   — Вараны самые что ни на есть реальные, — сказал Макс. — Тебе же объяснили. Железные варанчики.
   — Неубедительно! — мотнул головой Лелик. — Что значит — железные варанчики? Так это и ужасно, что наши глюки уже материализуются в железные скульптуры, разбросанные то тут, то там по траве. Если бы мы на них дунули и они пропали, я бы сказал, что глюки не смертельные. А вот так, когда о глюки можно споткнуться и размозжить себе башку, я бы назвал эти глюки опасными для здоровья. Нашей жизни угрожает опасность. Я требую политического убежища в отеле «Ибис».
   — У дороги ибис, — вдруг завыл Лелик на всю улицу. — У дороги ибис! Он кричит, волнуется, чудак!…
   — Лелик, да успокойся ты, — досадливо сказал Макс. — Первый раз вижу, чтобы тебя так колбасило.
   — Что вы за люди такие? — спросил Лелик, смотря вокруг совершенно дикими глазами. — Когда не пою — вам не нравится. Когда пою — еще больше не нравится. Мне страшно с вами. Душно. Тесно. Я бы выразился втуне! Всуе!
   — Макс, может, и правда — ну его, этот музей? — тихо спросил Славик. — Леху колбасит не по-детски. Да и я себя, если честно, тоже чувствую как-то не очень. Не в своих я ботинках.
   — В смысле, не в своей тарелке? — переспросил Макс.
   — Только не надо о еде, — простонал Славик. — А то меня сейчас опять художественно выразит на обочину.
   — Хорошо, — сказал Макс. — О еде не будем. Но я очень рад, что вас так колбасит. Потому что пили без друга. Выпили бы вместе — нас бы сейчас вместе колбасило. А так — только вас двоих, жадюг. Поэтому мы пойдем в музей в любом случае. Лелик нам уже настолько все печенки проел эти музеем, что я себе не прощу, если мы его не посетим. Тем более что он совсем рядом, судя по всему. Вон указатель висит. Там, по-моему, «Ван Гог» и написано. Пошли.
   Друзья подхватили Лелика, который продолжал взирать на мир совершенно дикими глазами, и отправились по направлению, сообщенному указателем…
   И действительно, буквально через несколько минут ходьбы ребята увидели уже знакомое здание, на котором виднелось «van Gogh MUSEUM».
   — Леха, — пнул друга в бок Макс. — Сбылась твоя мечта. Вот музей. Познакомься.
   — Здрас-ст, — пробормотал Лелик и поклонился.
   — Музей, — сказал Макс, обращаясь к зданию, — это Леха. Он давно ждал встречи с тобой.
   Музей в ответ промолчал.
   — Молчит музей, — нетвердо сказал Славик. — Не уважает, сука.
   — Он просто взволнован, — объяснил Макс, — и не может найти подходящих слов. Не орать же ему на всю улицу: «Опа мать! Сам Лелик приехал!» Ему это не к лицу. Настоящие музеи себя так не ведут.
   — Хоть бы кивнул, — пробормотал Лелик. — Я так ждал этой встречи. Может, я напился в предвкушении.
   — Ты накурился в предвкушении, — объяснил Макс. — Напился ты просто так. Не ради праздника. Ради суровых будней.
   — Пошли уже внутрь, — сказал Славик, и друзья двинулись ко входу…
   Внутри Макс оставил Славика с Леликом стоять у дверей, а сам пошел к кассам, чтобы, как он выразился, «прояснить диспозицию». Вернулся он быстро, через пару минут, и сходу заявил Лелику:
   — Гони бабки, Леха. Тридцать шесть гульденов на встречу с прекрасным. По двенадцать с носа.
   — Ты что, Макс, офонарел? — выпучил глаза Лелик. — Тридцать шесть гульденов? На эти деньги проститутку можно купить!
   — Во-первых, проститутку можно купить не за тридцать шесть гульденов, а за тридцать шесть долларов. Это есть некоторая разница. А во-вторых, — хладнокровно произнес Макс, — проститутка наверняка рисует значительно хуже. Так что не фиг жлобиться, Леха, раскошеливайся. Сам же ждал этого единственного Гога как манны небесной.
   Лелик немного постоял на месте, выдерживая нелегкую внутреннюю борьбу, но затем даже в его затуманенном мозгу четко сформировалась мысль, что назад дороги нет. После этого он, тяжело вздохнув, полез в карман, достал деньги и вручил их Максу.
   Макс быстренько сбегал к кассе, приобрел билеты, и друзья двинулись к контролю. При этом Славик с Максом держали Лелика под руки, а Лелик, шедший в середине, со стороны выглядел довольно своеобразно: у него сочетание косяков и алкоголя вдруг выступило на физиономии резким судорожным сокращением лицевых мышц, отчего Лелик сразу стал похожим на врожденного идиота.
   Пожилая тетка на входе, проверяющая билеты, при виде Лелика обрадовалась и стала что-то говорить по-голландски. Славик объяснил ей по-английски, что они не понимают. Тогда билетерша повторила ту же фразу на английском.
   — Что она говорит? — спросил его Макс.
   — Говорит, что наш приятель, который в середине, имеет очень классное состояние для просмотра музея Ван Гога, — перевел Славик. — Ему точно понравится, сказала тетка.
   — Ну вот, — расстроился Макс. — А нам, значит, не понравится?
   — Не знаю, — признался Славик. — Я этого Ван Гога и в глаза не видел. Мне что он, что какой-нибудь Бетховен — все едино. Мазня мазней…
   — Потому что ты не интеллигент ни хера, — убежденно сказал Макс. — Как можно путать Бетховена, который музыкант, с Ван Гогом, который живописал? Лично мне живопись нравится. Я ее понимаю. «Любительница абсента» — моя любимая живопись Ван Гога. Особенно когда я пью абсент. Эта картина в меня так и проникает. До печенок продирает.
   — Факт, — вступил в разговор Лелик, продолжая тяжело опираться на друзей. — Абсент до печенок продирает, однозначно. Заодно мозги тоже выжигает. По Максу это очень хорошо заметно.
   — Почему это? — обиделся Макс.
   — Потому что «Любительницу абсента» написал ни фига не Ван Гог, — авторитетно заявил Лелик.
   — А кто? — спросил Макс.
   Лелик вдруг задумался. Затуманенный мозг отказывался вот так с лету выдавать нужную информацию.
   — Не знаешь, — злорадно сказал Макс, — а наезжаешь. Если сейчас найдем «Любительницу», ты мне должен сто баксов.
   — Договорились, — сказал Лелик. — А если не найдем, то у тебя сгорела американка. Согласен?
   Тут Макс задумался.
   — Ладно, — сказал он через минуту. — Гулять так гулять. Американка против ста баксов. Пошли быстрее…
   В залах, на стенах которых были развешаны картины, было весьма многолюдно. Народ не спеша бродил туда-сюда, подолгу останавливаясь у каждого произведения.
   — Ну вот, Лелик, — сказал другу Макс. — Наслаждайся. Твой ненаглядный Ван Гог. Ты же любишь Ван Гога.
   Лелик стоял на месте и несколько бессмысленно озирался. Было похоже, что сами картины не производят на него никакого заметного впечатления.
   — Ну как? — спросил Макс ехидно.
   — Супер, — осторожно произнес Лелик, причем это «супер» звучало с точно такой же интонацией, как и «дерьмо полное».
   — С названиями у него плохо, — решительно произнес Славик, понимая, что сейчас как раз настало время, удобное для высказывания критических замечаний.
   — В каком смысле? — на всякий случай обиделся за Ван Гога Лелик.
   — В прямом, — сказал Славик. — Что это за названия такие? Нарисовал башку мужика — назвал «Башка мужика». Вон посмотрите, — и Славик гневно указал на одну из картин.
   Друзья двинулись к картине и внимательно прочитали название. Действительно, картина называлась «Голова мужчины».
   — Дурдом, — согласился Макс. — В картине все должно быть прекрасно. И краски, и рамка, и название. С такими названиями я вообще не понимаю, как он продавал свои работы. Вон, посмотрите, еще пример — «Голова женщины».
   Компания подошла к картине, на которую показывал Макс. На ней была изображена голова женщины.
   — Это минимализм, — объяснил Лелик по-прежнему неуверенным тоном. — Название отражает суть изображенного.
   — Вот еще картина, — показал Славик. — Называется «Коттеджи». И что мы на ней видим?
   — А ты бы хотел, — сварливо спросил Лелик, — чтобы на картине с названием «Коттеджи» была нарисована проповедь митрополита Алексия в церкви на Соколе в Москве? Написано «коттеджи» — и нарисованы коттеджи. Хватит придираться.
   — О! — закричал Макс. — Нашел разнообразие. На этот раз не просто голова мужчины, а голова СТАРОГО мужчины.
   — Если так дальше пойдет, — обрадовался Славик, — мы увидим картину с названием «Мужчина, только что выпивший рюмку водки, желающий лечь немного всхрапнуть перед встречей с молоденькой любовницей, чьи груди похожи на маленькие тыковки».
   — Я не зря вас тащил в этот музей, — задумчиво произнес Лелик. — Тут даже у Славика остроумие разыгралось. Благодатное место, одно слово.
   — Вот классная картина, — сказал Макс. — «Корзина с картошкой». Жрать очень хочется.
   — Имей совесть, — скривился Лелик. — Только что ели.
   — Ничего подобного, — сказал Макс. — Ели уже давно. Тебя просто колбасит, и ты потерял чувство реальности. Ну что, насмотрелся на своего Ван Гога? Идем свадебно ужинать?
   — Да подожди ты! — возмутился Лелик. — Мы только пришли. Я хочу рассмотреть всю экспозицию. Пошли в следующий зал.
   — Минутку, — сказал Макс. — Тогда ты подожди нас здесь, а мы со Славиком отойдем в туалет.
   — Я не хочу, — сказал Славик.
   — Хочешь, — властно произнес Макс, подмигивая Славику правым глазом. — Пойдем.
   Славик не стал спорить, и они с Максом удалились, оставив Лелика у картины «Бабочки и цветы».
   Пользуясь случаем, Лелик присел на небольшую банкеточку, стоящую посредине зала, и стал внимательно осматривать экспозицию. Его слегка мутило, да и голова была похожа на чугунный котел, который наглухо забетонировали, однако Лелик ощущал чувство гордости за то, что он все-таки добрался до Музея Ван Гога. Лелик и себе самому толком не мог объяснить, почему его так тянуло в этот музей, однако в глубине души он четко понимал, что нельзя знакомым на вопрос о том, что ты делал в Амстердаме, отвечать: «Курил дурь, жрал вискарь и шлялся по проституткам». А вот фраза «Посетил Музей Ван Гога» звучала хоть и обыденно, но благородно. И даже если человек в действительности курил дурь, жрал вискарь и шлялся по проституткам, но все-таки потратил хотя бы час на Музей Ван Гога — он уже выглядел интеллигентным и благородным человеком, ведущим высоконравственный образ жизни. Так, по крайней мере, считал Лелик.
   Сидя на банкетке, он стал внимательно вглядываться в названия картин… И действительно, с названиями у Ван Гога были явные проблемы. Лелик насчитал минимум три «Головы женщины», причем головы принадлежали разным натурщицам, а также две «Головы мужчины». Один мужчина показался Лелику похожим на Ван Гога, и Лелик обрадовался так, как будто встретил старого знакомого. Однако потом Лелику пришла в голову мысль, что он не знает, как выглядит Ван Гог, и Лелик расстроился. Но долго грустить ему не пришлось — через некоторое время он заметил картину под скромным названием «Череп скелета с зажженной сигаретой», и она на него произвела огромное впечатление. Лелик даже вскочил с банкетки и подбежал к картине, хотя это действие вызвало новый приступ тошноты.
   Лелик вдруг понял, в чем прелесть Ван Гога! Его картины производили магическое, поистине завораживающее действие. Казалось, что после созерцания работ этого художника верхние своды черепа на голове раздвигаются, обнажая мозг, и мощный интеллектуальный луч прямо из головы бьет в Космос, подобно лучу отеля «Луксор» в Лас-Вегасе. Но луч отеля «Луксор» привлекает туристов-игроков, а луч мыслительной энергии Лелика служил исключительно делу чистого познания. Он сливался с высшими силами и давал надежду на бессмертие. Потому что этот луч — он был душой Лелика. Он не был связан с его бренной оболочкой, которая, что греха таить, имела много недостатков: лишний вес, заметную лысину и вялые внутренние органы. Зато сейчас Лелик не ощущал своего физического тела. Он представлял собой чистый разум — мощный разум, освобожденный гением Ван Гога. И даже курящий череп на картине слегка улыбался и подмигивал Лелику, как бы понимая, что он в данный момент чувствует. Этот художник был гений — Лелик это понял совершенно точно…
   Вдруг из-за спины Лелика раздался громкий и такой противный сейчас голос Макса:
   — Леху прет от Ван Гога. Слав, ты глянь, Леха врубился!
   Лелик поморщился. Ему так нравилось это нынешнее состояние, однако подлый Макс разорвал нежную ментальную пуповину, связывающую его с Космосом, и Лелику пришлось срочно втягивать внутрь головы мыслительный луч и захлопывать череп, чтобы дорогие друзья не наплевали туда и не закидали нежный мозг Лелика окурками.
   — Меня от черепа тоже прет, — совершенно дурным голосом заявил Славик. — От такого черепа кого хошь попрет. Крутой черепок. Еще и курит. Так недолго рак легких заработать.
   — У него нет легких, Славик, — очень громко сказал Макс. — Он все прокурил. У него только скелет и остался. Остальные органы не выдержали и органически свалили на сторону.
   Лелик посмотрел на приятелей. Макс почему-то был сильно возбужден, а по глазам Славика было понятно, что он уже почти ничего не соображает.
   — Не понял, — сказал Лелик. — Вы куда ходили?
   — В туалет ходили, — сказал Макс, отводя глаза.
   — А если честно?
   — Да в туалет и ходили, — возмутился Макс. — Не веришь? Вон, посмотри, у меня даже руки мытые, — и Макс сунул свои руки прямо под нос приятеля.
   — Да убери ты свои пакши, — поморщился Лелик. — Вы что в туалете делали?
   Макс начал было подробно объяснять, что именно они делали в туалете, но совершенно поплывший Славик тут же сдал приятеля…
   — Курили, — признался он. — Как тот скелет. Прокуривали свои внутренние органы. Мужики, а у меня там внутри точно что-нибудь осталось?
   — Та-а-а-а-ак, — произнес Лелик зловеще. — Значит, заныкали от меня косяки и втайне их скурили?
   — Лех, да мы только в ползатяга, — начал канючить Макс. — Тебе все равно нельзя было, ты же сам знаешь. Ты и так уплыл, как Сольвейг к своему Пергюнту. А мы просто по паре затяжечек.
   — Ну ладно ты, — сказал Лелик Максу. — Ты же не пил. А Славику зачем давал? Хочешь, чтобы мы его волоком тащили?
   — Он попросил, — объяснил Макс.
   — Надо было отказать, — объяснил Лелик.
   — Мне было сложно ему отказать, потому что он платил за косяки, — объяснил Макс.
   — Здоровье друга дороже этических соображений, — объяснил Лелик.
   — Вот если ты такой умный, — объяснил Макс, — тогда сам ему и отказывай.
   Что интересно, Славик всю эту беседу слушал с совершенно отсутствующим выражением лица. Он был погружен в собственные мысли. Ему было очень хорошо с самим собой.
   — Ладно, — сказал Лелик, — обкурились — ну и обкурились. Пошли еще что-нибудь посмотрим.
   — Двинули в ту комнату, — обрадовался Макс. — Там какая-то толпа стоит. Небось хот-доги продают…
   Лелик поморщился. Его всегда раздражал сугубо утилитарный подход Макса к прекрасному. Однако в этом зале он все уже осмотрел, поэтому не стал возражать против похода в другое помещение.
   Макс ошибся. В следующем зале не давали хот-доги. И там даже не было киоска с мороженым и пивом. Там экспонировали одну единственную картину, дополнительно подсвеченную небольшими прожекторами, а очередь стояла для того, чтобы посмотреть на этот шедевр. Впрочем, очередь двигалась достаточно быстро, и буквально через пять минут приятели уже смогли приблизиться к заветной картине. Это был один из автопортретов Ван Гога.
   — Самопортрет в фетровой шляпе, — перевел Лелик название, написанное большими буквами на плакате, висящем рядом с портретом.
   — Что такое самопортрет? — поинтересовался Макс. — Сам позируешь, сам портретируешь?
   — Ага, — подтвердил Лелик. — Я забыл, как это по-русски звучит.
   — Автопортрет, — вспомнил Макс.
   — Точно, — сказал Лелик. — На тебя дурь хорошо действует. Вспоминаешь такие слова, которые ты никогда не знал.
   — Эх, Леха, — вздохнул Макс. — Если бы можно было тебя всегда держать в том состоянии, в котором ты был буквально полчаса назад, я был бы самым счастливым человеком в мире. Ты был такой тихий, такой наивный, такой обалдевший — чистый цветок. Вегетативное состояние. Тебе это так идет — ты не представляешь. А когда ты начинаешь снова из себя строить Марио дель Монако, мне хочется просверлить тебе в башке дырку и пару раз туда плюнуть. Ну или бычок кинуть. Честное слово, Лех, ты же знаешь, я тебе врать не буду.
   — У меня десять минут назад башка раскрылась, и оттуда вышел луч, который соединился с Космосом, — застенчиво признался Лелик, который еще не настолько отошел, чтобы адекватно реагировать на Максовы наезды.
   — Это от вискаря с косяком, — авторитетно заявил Макс. — Просто дурь такой эффект не дает. А жаль. Напоишь меня вискарем, Леха?
   Лелика передернуло. Голова у него уже слегка отошла, но организм настойчиво подчеркивал, что еще немного — и он перестанет терпеть тот беспредел, который Лелик с ним устраивает последние пару дней.
   — Я тебе что хочешь куплю, — пообещал он, — только отстань от меня.
   Между тем народ, стоящий сзади, начал проявлять нетерпение. И действительно, друзья уже слишком долго стояли перед картиной, не собираясь освободить место другим любителям живописи.
   — Нас уже пихают, — сказал Макс, — а мы так и не насладились шедевром. Слав, ты насладился?
   — Рожа в шляпе, — нетвердым голосом сообщил Славик. — Художественной ценности не представляет. — После этого Славик закрыл глаза и всем своим видом показал, что он сегодняшними художествами сыт по горло.
   — Пойдем, Лех, — сказал Макс просительно. — А то как бы Славик тут художественно не выразился в своей обычной манере. Скандал будет, не расплатимся потом.
   — Минутку, — сказал Лелик, обиженный сам на себя за то, что все отведенное время так и проболтал с Максом, а картинку как следует не рассмотрел.
   Лелик вперился в автопортрет Ван Гога нетвердым взором и попытался снова ощутить единение с Космосом. Однако оно не приходило. Да и кости черепа раздвигаться не желали.
   — Название у нее неправильное, — убежденно заявил Лелик.
   — В каком смысле? — удивился Макс.
   — Лично меня прет от голов. Голова мужчины, голова женщины. А здесь — «Автопортрет в шляпе». Не звучит, — объяснил Лелик. — Вот была бы «Голова мужчины в шляпе» — меня бы проперло, однозначно. Я чувствую.
   — Плохая картина, — согласился с ним Макс. — Нет единства формы и содержания. Хочешь себя рисовать — не выеживайся и рисуй без шляпы, как все. Если нарисовал — тогда не выеживайся и называй скромнее — «Голова мужчины», а не «Автопортрет». Это звучит вызывающе.
   — Козел он, короче говоря, — сказал Лелик.
   — Подпишусь под каждым словом, — согласился Макс.
   — Правильно ему ухо отрезали, — совсем распалился Лелик.
   — Точно, — подхватил Макс. — За такую живопись уши надо резать, однозначно! Где голые рубенсовские девки? Где они, я вас спрашиваю?
   — Вот тут ты не прав, — заспорил Лелик. — Девок всех Рубенс и разобрал. Тот еще был сатир.
   — Ему Гуагуин ухо отрезал, — вдруг произнес Славик. — Я недавно в статье читал.
   — Что за Гуагуин? — удивился Макс. — Что за Квазимода такая покусилась на нашего единственного Гогу-магогу?
   — Насколько я помню, — заметил Лелик, — ухо Ван Гогу отрезал его друг-приятель Гоген. По пьяни. Они вообще были два старых алкаша.
   — А кто такой Гуагуин? — поинтересовался Славик, который, похоже, даже слегка оклемался. — Друг Гогена?
   — Я так думаю, что Гуагуин — это Гоген и есть, — объяснил Лелик. — Когда наши журналисты переводят всякие французские слова, там такое рождается — хоть стой, хоть падай. «Пежо» превращается в «Пеугиот», «Рено» в «Ренаульт», так что Гоген, трансформировавшийся в Гуагуина, — это вовсе не фокус.
   — Так, может, — высказал предположение Макс, — этот Ван Гог поэтому в шляпе и савтопортретился, потому что подлый Гоген ему ухо отстрелил?
   — Вообще, да, — согласился Лелик. — Предположение вполне научное.
   — Тогда почему мы его костерим? — спросил Макс. — Мужик был в полном праве. Я бы тоже без уха нацепил бы какую-нибудь панамку. Неудобно же допиться до такого состояния, что какой-то подлый Гуагуин мне слышательный орган оттяпал.
   — Согласен, — подтвердил Лелик. — В общем, Ван Гог в наших глазах полностью реабилитирован. Ура, товарищи.
   — Ура, — сказал Макс. — Пошли отсюда. Мне какая-то тетка уже всю спину истыкала, сука. Как таких людей вообще в музей пускают? Почему нельзя спокойно насладиться высоким искусством этого Пьера Безухова?
   И друзья стали дружно выбираться из зала с автопортретом, волоча за собой безучастного ко всему Славика.
   В следующем зале они задерживаться не стали. Лелик только пробормотал, что смотреть, собственно, нечего, потому что все то же самое — головы, пейзажи, портреты и так далее. Правда, Макс было заинтересовался картиной «Подвешенный скелет и кошка», но Лелик решительно заявил, что хватит на сегодня скелетов, так что Макс был вынужден не задерживаться у этого интереснейшего произведения. Да и в следующем помещении Лелик ничего интересного не нашел, поэтому в конце концов приятели просто прошагали весь музей и очутились на улице.
   Свадебный ужин
   — Ну что ж, друзья, я рад, что мы побывали на встрече с прекрасным, — заявил Лелик, которому свежий воздух прибавил изрядный запас бодрости.
   — Я тоже рад, — сказал Макс. — Теперь роскошный свадебный ужин с морем виски, и можно сказать, что день прошел просто великолепно.
   Лелика снова передернуло. Даже на лице безучастного ко всему Славика промелькнуло недовольное выражение.
   — Макс, — сказал Лелик просительно. — Давай без свадебного ужина обойдемся, а? Ну не могу я больше пить. И есть не хочу.
   Макс посмотрел на Лелика таким взглядом, как будто Лелик подарил ему миллион долларов, а потом вдруг забрал всю сумму обратно.
   — Ты хочешь сказать, — почти фальцетом произнес он, — что свадебного ужина сегодня не будет?
   — Не было свадьбы, не будет и ужина, — подтвердил Лелик, стараясь не замечать, как внезапной болью сверкнул взгляд приятеля. — Однако ты не пострадаешь. Мы сейчас купим тебе бутылочку виски, а в номер закажем столько пиццы, сколько пожелаешь. Просто я хочу уже лечь в постель. Утомил меня этот Амстердам.
   Выражение боли на лице Макса сменилось глубоким раздумьем.
   — А бутылка будет какой емкости? — поинтересовался он.
   — Полулитровая, — радушно сказал Лелик, делая широкий жест.
   — Ноль семьдесят пять, — быстро потребовал Макс.
   — Да ты обалдел, — возмутился Лелик. — Обопьешься ведь!
   — Гулять так гулять, — заявил Макс. — Чай, не каждый день свадьба. Много — оно не мало.
   — Ну, ладно, — согласился Лелик. — Ноль семьдесят пять. Но не очень дорогой.
   — Это без разницы, — махнул рукой Макс. — Здесь плохого вискаря не бывает. Давай какой-нибудь «Бэллантайн» или красный «Джонни Уокер». Плюс четыре пиццы.
   — Да ты обалдел! — возмутился Лелик. — Куда тебе четыре пиццы? Они же огромные!
   — Ты обещал, — невозмутимо произнес Макс. — Это все равно на порядок дешевле ужина. Плюс — смотрим порнушную видеопрограмму по телевизору. Вместо шоу.
   Лелик задумался. Макс терпеливо ждал.
   — Ладно, договорились, — нехотя сказал Лелик. — Раз уж свадьба и все такое…
   Макс захлопал в ладоши, и друзья отправились по направлению к гостинице «Ибис». По пути зашли в магазин купить виски. Славик заявил, что он замерз и хочет выпить, поэтому пришлось купить литровую бутылку, так как Макс категорически отказывался делиться…