Елькина Марина. Задачи из учебника

   – Нравится, – ответила она, а Алик уже не мог вспомнить, о чем он спрашивал. – Я же не Кит. Я учиться люблю.
   Улыбка. Уголки губ. О чем она? Ах да! Об учебе.
   – Ты не стесняйся, – говорила в это время Иринка. – На дне рождения будут только свои. Две мои подружки – я тебя с ними познакомлю, – мама, папа, Кит.
   – И я, – добавил Алик.
   – И ты, – засмеялась Иринка.
   Потом в прихожей зазвонил телефон, и она стремительно сорвалась с места, в одну секунду исчезнув за дверью. Алик и Кит еще немного поболтали. Болтал Кит. Алик чаще всего невпопад только вставлял отдельные реплики и в конце концов чуть не заснул на полуслове.
   – Старик, да ты уже дрыхнешь, – сказал Кит.
   – Ага, – пробормотал Алик. – Мне пора.
   – Оставайся ночевать, – предложил Кит.
   – Нет. Я пойду.
   – Заснешь по дороге.
   – Не засну... Только приехал... Не выспался...
   Алик городил чепуху и уже сам к ней не прислушивался. «Только приехал...» Когда только? Уже три дня, а все не выспался...
   Кит деликатно промолчал и уже в дверях напомнил:
   – К Даше все-таки зайди. Неудобно. Она обидится.
   На что ей обижаться?
   Но Никите пообещал:
   – Зайду. Завтра.
   Кит был прав – Алик по дороге заснул. В метро.
   – Молодой человек, просыпаемся! Конечная станция. Поезд в депо. – Его трясла за плечо толстенькая женщина в форменной красной шапочке. – Встаем, встаем! Освобождаем вагоны.
   Алик вышел и ругнулся про себя: придется пилить в обратную сторону, уехал черт знает куда. Нужно было остаться ночевать у Никиты.

Глава 12

   Следующие два дня Алик болтался по Москве. Просто так. Без цели и без маршрута. Он делал так на первом курсе, когда только-только приехал, никого еще не знал и ни с кем не общался. Он выходил на любой станции метро, сворачивал направо или налево и шел по любой улице, то ныряя в какие-то переулки, то снова оказываясь на шумной трассе.
   Тогда он делал это из двух крайне противоположных побуждений: во-первых, ему было тоскливо, тяжело и хотелось домой, а суета города и новые места немножко отвлекали, а во-вторых, он думал изучить Москву, потому что мечтал остаться здесь навсегда.
   Эти блуждания иногда заводили его в какой-нибудь тупичок или в жуткие, отталкивающие темнотой чужие дворы, где горели только яркие окошки небоскребов. Его заставал на улице дождь, и он промокал до нитки и прятался в маленьких магазинчиках, через стекло смотрел на желтенькие квадратики окон и думал, как там уютно и тепло. Изредка какой-нибудь переулочек выводил его на уже знакомую улицу, и он искренне, как-то по-детски, радовался этому, словно получал долгожданный подарок.
   Теперь тоска была иного рода. Алику казалось, что где-то глубоко-глубоко, непонятно где, и в то же время как будто во всем теле ныла и ныла какая-то струна, артерия, рана. Он уже не думал ни о чем конкретно, как в первые дни, он уже не хотел спать. У него было одно желание – избавиться от этого нытья внутри.
   Темные дворы не пугали, знакомые улицы не радовали. Они только чуть притупляли обострявшееся в одиночестве нытье.
   Свое обещание Алик не выполнил, к Даше не пошел. Не хотел. Не знал зачем. Думал почему-то, что станет еще больнее и то, что сейчас натягивалось и ныло, просто разорвется.
   До боли в ногах, до усталого звона в голове он кружил по центру. Свободный гомон Арбата, ускоренный ритм Калининского проспекта, суета Пушкинской площади, тишина Большой Дмитровки, автомобильный чад Мясницкой... Все это оставляло безучастным и, в лучшем случае, либо раздражало, либо тупо фиксировалось уставшим от боли мозгом.
   Поздно вечером он приползал в общежитие, глотал чай с какой-нибудь булкой, купленной по дороге, и в одежде валился на постель.
   Через пару таких вечеров в общежитии его ждал сюрприз. На стареньком диванчике возле вахтерши сидела и лучезарно улыбалась Даша.
   – Привет! – сказала она. – А я тебя уже три часа дожидаюсь. Где ты бродишь?
   Алик пробормотал что-то невразумительное и повел гостью к себе. Поднимаясь на третий этаж, он немножко пришел в себя от неожиданности и начал оправдательную тираду:
   – А я хотел к тебе завтра заглянуть. Понимаешь, дела... Я же только...
   Даша, засмеявшись, перебила:
   – Не надо врать, что ты только вчера приехал. Я звонила Никите, и он выдал тебя с потрохами.
   Алик смешался и замолчал, долго ковыряя ключом в замке.
   Яркая лампочка под потолком осветила запущенность комнаты, разбросанные в беспорядке вещи, грязную посуду, крошки на столе, незаправленную смятую постель со сползшим на пол одеялом.
   Даша оглядела все это, но промолчала, Алик лишь уловил ее удивленный взгляд. Он суетливо смел крошки, сдвинул посуду, поднял одеяло...
   – Не суетись, – усмехнулась Даша, аккуратно переставляя со стула на пол раскрытый чемодан. – Ты голодный?
   – У меня булки в пакете, – смутился Алик.
   – Прекрасно. Пока ты поставишь чайник, я вымою посуду. Давай-ка пошевелись, что-то ты совсем расслабился.
   За чаем Даша болтала ни о чем: об университете, об общих знакомых, о каких-то сплетнях про звезд эстрады. Но когда темы были исчерпаны, а булочки съедены, она развернула свой стул к Алику и сказала:
   – Объясни-ка мне, почему ты приехал на неделю раньше?
   – Просто так, – пробормотал Алик, пряча глаза, как провинившийся школьник.
   – Ты с ней поссорился? – Она старалась облегчить ему задачу наводящими вопросами.
   – Нет, – подумав, ответил он.
   Разве то, что между ними произошло, можно назвать ссорой?
   – Но что-то ведь произошло?
   – Мы решили, что нам нужно расстаться, – медленно, через силу сказал Алик и посмотрел ей в глаза, боясь увидеть торжество.
   Так ничего и не разглядел. Разве что искорку жалости.
   – Я тебя предупреждала, – мягко сказала она и задумчиво повторила: – Я же тебя предупреждала.
   – Да, – согласился Алик. – А я – дурак.
   – Значит, вы решили расстаться? – Она подчеркнула «вы», и Алик вздрогнул.
   – Да.
   – Кто решил – ты или она?
   – Она, – честно ответил Алик и, подумав, добавил: – И я.
   – Она осталась с мужем?
   – Да, конечно.
   – Виноват ты?
   – Почему я?
   – Не знаю почему. Просто спрашиваю. Ты виноват в том, что вы расстались?
   – Не знаю. Нет.
   – Значит, она?
   – Может быть.
   – Ты попросил у нее прощения?
   – За что? – удивился Алик. – Она сама предложила мне уйти.
   – И ты ушел? – Голос Даши звучал насмешливо.
   – А что же мне, бегать за ней и унижаться?
   – Ах, посмотрите на нас – какие мы гордые! – жестко сказала Даша. – Ты даже не поинтересовался причиной!
   Алик молчал. Он не хотел с ней спорить.
   – Ты сказал ей, что уезжаешь?
   – Она сама просила уехать... Она боялась, что пойдут сплетни...
   Алик снова помолчал и вдруг начал рассказывать. Все-все. По порядку. Он рассказал про Лешку, про Солнышко, про Зою и даже про Влада.
   – Я – дурак, потому что мнил себя умнее этого мерзавца, – зло сказал Алик.
   – По-моему, ты просто трус, – с усмешкой сообщила Даша. – Почему ты не набил ему морду? Потом. После разговора с Татьяной?
   – Сначала я так и хотел...
   – Сначала? А потом передумал?
   – Не до того было.
   – Да, конечно, увлекся своим горем! Пожалел себя! Сбежал! – Даша говорила так горячо, что Алик даже опешил и не сообразил обидеться. – Ты эгоист! Трус и эгоист! Ты подумал о том, как ей там жить? Подумал?
   Алик пытался защищаться, но чувствовал, что она права, что она говорит то, в чем он не хотел все эти дни признаваться себе.
   – Позвони ей, – посоветовала Даша, когда у нее прошел прокурорский запал.
   – Нет, – резко ответил Алик. – Я, конечно, трус, эгоист, что угодно, но я тоже решил. Я больше не буду ей звонить. Я даже не поеду больше домой.
   – Обиженный балбес, – устало заключила Даша и улыбнулась: – Ладно, успокойся. Слава Богу, что в понедельник у тебя уже начнутся занятия.
   Алик кивнул.
   – Сейчас ложись спать. Завтра после лекций я за тобой зайду. Пойдем погуляем. Не вздумай куда-нибудь смыться. Ты меня понял?
   – Понял, – покорно ответил Алик.
   – И до завтра чтобы привел комнату в порядок. Это уже не комната, а какая-то берлога.
   – Уберу, – так же покорно согласился Алик.
   – Как дела с диссертацией?
   – Какая там диссертация! – отмахнулся Алик. – Ни одной строчки не написал.
   – Понятно. Михаил Иосифович будет в восторге. Может, завтра вместе пойдем в библиотеку, позанимаешься?
   Алик поморщился:
   – Не пойду. Все равно бесполезно. Я отупел.
   – Вижу, – улыбнулась Даша. – Ладно, завтра просто погуляем, а на послезавтра запланируем библиотеку. Хватит уже раскисать, возьми себя в руки.
   Даша еще с полчаса побыла с Аликом, помогла немножко прибраться. Потом он проводил ее, купил сигареты, вернулся, но не плюхнулся спать, а сел к столу, включил лампу и стал думать.
   Он думал обо всем. Думал по-другому. Устало, болезненно, но как-то спокойно и чуть отрешенно. Нытье утихло, и одиночество не пугало.
   Общага спала. Алик заметил это и подумал, что такое абсолютное затишье наступает часа в четыре утра.
   Он глянул на часы, но будильник стоял. Все эти дни он забывал завести его.
   За окном начинало светать.
   Алик потушил свет, но долго еще не мог уснуть. Он забылся уже под шаркающие шаги уборщицы, первые звонки будильников и чье-то радио, весело распевающее в утренней тишине.

Глава 13

   К концу недели Алик о приглашении на день рождения напрочь забыл. Вспомнил о нем в воскресенье к обеду и стал соображать: пойти или не пойти?
   Лучше, конечно, не пойти. Подумаешь, день рождения сестры друга. И пригласили-то его скорее всего из вежливости, с тайной надеждой, что не придет. И подарка нет, а с пустыми руками идти неудобно. И Даша должна зайти к вечеру – они собирались погулять.
   «Против» было больше, чем «за», но одно «за» перевешивало все «против» – Кит обидится. Алик с другом ссориться не хотел, да еще из-за такого пустяка, жеста вежливости.
   Конечно, имениннице Алик ни к чему, и вряд ли она его будет ждать, а Кит будет. Алик его прекрасно понимал. Он тоже всегда приглашал Лешку на Галкин день рождения. А какой был интерес сидеть с ее одноклассницами?
   Алик вздохнул. Кит обидится, а Даша? Ладно, Даше можно оставить записку в дверях, все подробно объяснить, и она поймет. Алик был в этом абсолютно уверен.
   Он приоделся, купил цветы, коробку конфет, бутылку шампанского и все-таки отправился в гости.
   Его, конечно, встретили у Горяевых с распростертыми объятиями, Иринка сияла Татьяниной улыбкой, но зато Кит подложил свинью – его не было.
   – Ушел кого-то подменять на лотке, – пожаловалась Иринка. – У сестры день рождения, а он... Ладно, переживем! Хорошо, что ты пришел: у нас явный недостаток кавалеров.
   Обстановка была чинная и туповато-скучная. Две Иринкины подружки, похоже, жутко стеснялись Алика и глупо подхихикивали и перешептывались. Алик чувствовал себя не в своей тарелке и не знал, что должен делать и говорить. Быть тамадой и душой компании – не его специальность. Для этой роли нужен Кит, а вовсе не Алик. Острить по поводу и без у Алика не получалось, и, понимая всю свою неспособность и несостоятельность, он молчал даже в те моменты, когда на ум приходили более или менее подходящие фразы.
   Алик злился. На хихикающих девчонок. На Иринку, зачем-то пригласившую их на это мероприятие. На Никиту, так предательски бросившего его на произвол судьбы. И конечно, на себя – за то, что додумался сюда прийти.
   Неудобно, видишь ли, стало! Дурак! Идиот! Как теперь смотаться побыстрее?
   Алик вежливо протанцевал с Иринкой пару танцев и, не дожидаясь торта, решил, что пора откланяться.
   Отговорился тем, что обязательно должен встретиться с приятелем и встречу отложить никак нельзя, и помчался домой.
   Именно помчался. Алик надеялся, что опередит Дашу, успеет до ее прихода.
   Но день складывался на редкость неудачно. Даша уже приходила, и записка из двери исчезла.
   Алик расстроился. Получилось как-то по-свински: Даша старается изо всех сил, вытаскивает его из депрессии, а ему, выходит, чужой день рождения дороже, чем встреча с ней.
   Голова тихонько потрескивала. То ли от неудач, то ли от выпитого шампанского. Завтра в университет. Завтра нужно что-то говорить профессору, и лучше заранее обдумать свою речь, потому что оправдания его летнему безделью, по мнению Михаила Иосифовича, просто не могло быть.
   Алик обхватил голову руками и тоскливо задумался.
   – Эй! Есть кто? – Веселый нахальный голос соседа сопровождался таким же веселым и нахальным стуком в дверь.
   В первую секунду Алик просто решил не открывать, но стук барабанным боем отозвался в голове, и продолжать слушать эти удары было выше сил.
   – Тебе письмо! С пятницы лежит на вахте. Ты что, совсем почту не смотришь?
   Аспирант Сеня с философского факультета любил поговорить и своей болтовней иногда спасал Алика от хандры. Но сейчас был явно не тот случай, и Алик отрезал:
   – Совсем не смотрю, потому что не жду.
   – А кто-то пишет. – Сеня крутил над головой конверт. – Девушка?
   – Конечно, девушка, – Алик перехватил конверт, натянуто улыбнулся и сообщил: – Извини, Сеня, мне некогда.
   Сеня растерянно пожал плечами, как бы желая сказать: «Да я, собственно, в гости и не напрашиваюсь». Алику даже стало стыдно за свою грубость, но уже в следующее мгновение он решительно захлопнул дверь перед Сениным носом.
   Письмо немножко удивило Алика. Оно было от Лешки. За все годы его учебы это случилось впервые. Лешка не любил и не умел писать письма.
   Впрочем, странного ничего не было. Алик тоже впервые за все эти годы уехал, не попрощавшись с другом. И теперь вполне оправданно ожидал разгона, вкривь разрывая конверт.

   Привет!
   Сначала хотел на тебя обидеться, но потом решил, что на дурака обижаться не стоит. Это я по поводу твоего скоропалительного отъезда.
   Если я правильно понял, то уехал ты из-за того, что поссорился с ней.
   Недавно ее встретил в городе, спросил про тебя. Она сказала мне то же самое, что твоя мама: уехал, потому что профессор вызвал. Спрашиваю, когда приедешь, а она: мы не переписываемся, не перезваниваемся. И вообще, что ты жениться хочешь. Поехал невесту выбирать. Может, мол, зимой уже с женой приедет. И смеется.
   Я ни фига не понял. Это ты ей такую чушь наплел? Или она сама придумала?
   Короче, конечно, дело ваше, но мне кажется, вы оба идиоты.
   Ладно, забыли. Зимой приедешь – расскажешь все, что посчитаешь нужным.
   Больше писать не о чем.
   О Галкиной дочке ты, наверное, побольше моего знаешь. Я к твоим еще не заходил. Только по телефону поздравил.
   Ну все. До зимы. Потому что я вряд ли соберусь еще раз повторить подвиг и написать, а ты вряд ли ответишь.
   Привет тебе от Веры и Вовки, хотя Верка на тебя, по-моему, здорово обиделась.
   Будь здоров. До встречи.
   Леха К.

   Почерк у Лешки был жутко неразборчивым, и Алик минут пятнадцать разбирал его каракули.
   Он добросовестно дочитал письмо до конца и снова вернулся к середине:
   «Спрашиваю, когда приедешь, а она: мы не переписываемся, не перезваниваемся. И вообще, что ты жениться хочешь.
   Поехал невесту выбирать. Может, мол, зимой уже с женой приедет. И смеется».
   Алик перечитал этот кусочек раз пять. Автоматически, почти не понимая смысла.
   Потом он отложил листочек, глянул на криво разорванный конверт, и накатило бешенство.
   Он представил себе всю эту сцену в лицах: смущенного, от волнения запинающегося на каждом слове Лешку и смеющуюся Татьяну.
   Как все просто! Он страдает, с ума потихоньку сходит, а она смеется!
   В стену огромным кулаком, как кувалдой, стучал Сеня. Это был условный сигнал. Алика приглашали сыграть партию в шахматы и выпить бутылочку пива. Видимо, Сеня решил развлечь его, по-своему истолковав недавнюю нелюбезность.
   Сперва Алик только поморщился и проигнорировал его стук, но сигнал повторился. Алик со всей силы долбанул по стене и заорал, кажется, на весь этаж:
   – Я же сказал – мне некогда!
   За стенкой наступила тишина.
   Перед глазами снова и снова вырастали то Лешка, то Татьяна. И смеялась уже не одна Татьяна. Смеялся Лешка. Весело и торжествующе. И это уже походило на бред.
   А что же ей плакать, что ли? Тем более перед Лешкой.
   Алик пытался собраться с мыслями, сосредоточиться, оправдать ее.
   Это она все так, шутя. А Лешка принял за чистую монету.
   Ни о какой женитьбе в Москве и речи никогда не шло. Никогда! Тогда почему же?..
   Она что, решила, что ему пора остепениться?! В этом возрасте вполне оправданна тяга к тихой семейной жизни?! Отказала одна, согласится другая?
   Да это же идиотизм! Неужели она могла такое подумать?
   Или нет! Она думает: быстрее женится, быстрее все забудет!
   Вот так! Скорее всего так! Боится его возвращения? Преследований? Дура! Все равно дура! Хоть так, хоть эдак!
   А вот взять да и вправду жениться! Ей назло!
   Хватит! Нужно успокоиться! Взять себя в руки!
   Алик перестал бормотать и долго смотрел в одну точку. Хотелось выпить. Не выпить, а напиться. Водки. Только водки.
   Алик пожалел, что рано ушел с дня рождения. Там была водка, и ему никто не мешал набираться. Ну да! Он же не знал тогда о письме. А письмо с пятницы. А он не знал.
   Стоп! Лучше сообразить, где напиться. Вернуться на день рождения? Не подходит. Пойти к Сене? Он же звал. Но у него только пиво. А пиво сейчас не спасет. Можно купить водки и завалиться к нему с бутылкой. Сеня не поймет. Он пьет только пиво. А сейчас нужна водка. Именно водка.
   Алик отшвырнул письмо, вытащил из стола последнюю купюру и пошел в магазин.
   Водка только по талонам. А талоны свои он за ненадобностью давным-давно передал ребятам.
   Выручила юркая старушка, таинственно поманив за собой сухим скрюченным пальцем.
   – Тебе одну? – требовательно шептала она, назвав цену.
   Вообще-то Алик собирался взять две, но теперь купюры едва хватало на одну, и он, молча кивнув, расплатился. Бабка с оглядкой вытащила бутылку, Алик тоже с оглядкой взял ее, сунул за пазуху и быстро пошагал к общаге.

Глава 14

   Сначала Алик хотел позвать Сеню – пить в одиночестве было как-то не очень прилично. Однако хотелось именно в одиночестве. В совершенном одиночестве.
   Он заперся изнутри и открыл бутылку. Стакан оказался грязным, идти в кухню мыть его не хотелось, и Алик глотнул из горла. Первый глоток обжег гортань и приятной жаркой волной почти мгновенно разлился по всему телу. Алик выдохнул, улыбнулся и глотнул еще.
   После пятого или шестого глотка мир покачнулся и стал гораздо проще. Гораздо проще.
   Татьяна над ним смеется? Ну и пусть! Пусть смеется, потому что смеется первая. А последним будет смеяться он. А смеется тот, кто смеется последним. А вот это уже банальность. Ну и пусть!
   Сейчас он позовет Сеню, они сыграют в шахматы и попьют пивка. Сеня – хороший малый, только болтливый.
   Алик пока болтать не хотел и за Сеней не пошел. Тем более бутылка одна. А вдруг и Сеня захочет выпить? Алик смерил взглядом содержимое бутылки и решил, что делиться не стоит. Шахматы как-нибудь в другой раз. Или нет! Просто он сейчас допьет свою бутылку и пойдет играть в шахматы.
   А Леха тоже еще тот фрукт! Зачем написал все это? Чтобы душу лишний раз потравить?
   Да нет! При чем тут Леха? Сам виноват. Мог бы перед отъездом все ему рассказать. Он же ничего не знает.
   Водка подходила к концу. Алика немножко мутило, но на душе стало спокойнее. Он блаженно растянулся поперек койки и прикрыл глаза.
   К Сене пойдет завтра. Неудобно заявляться к человеку таким пьяным. Впрочем, он не пьян. А если пьян, то совсем чуть-чуть. А времени всего восемь вечера. Он сейчас немножко поспит и пойдет к Сене. Интересно, осталось у Сени пиво?
   При мысли о пиве замутило сильнее, он подтянул под голову подушку.
   Кажется, он даже заснул, потому что настойчивый стук в дверь напугал его. Моментально вернулась злость на Сеню. Разве можно быть таким прилипчивым?
   – Сеня, отвали! – заорал он, не поднимаясь с кровати.
   – Это я! – отозвался за дверью голос Даши.
   Только этого не хватало! Он вскочил, как нашкодивший мальчишка, быстренько запихнул под кровать пустую бутылку. Потом, пошатываясь, дошел до двери и щелкнул замком.
   Черт! Кажется он выглядит довольно помято и зря не посмотрел в зеркало. Он торопливо, под строгим и недоумевающим взглядом Даши поправил рубашку и пригладил волосы.
   – Привет! – широко и глуповато улыбнулся он.
   – Привет, – без улыбки ответила Даша. – Я смотрю, ты здорово повеселился на дне рождения. Что, у Иринки все так напились?
   – Н-нет...
   – Значит, только ты?
   Алик еще раз провел рукой по волосам и промолчал. Неужели он и правда так пьян, что заметно с первой секунды? Неудобно получается. Он перехватил пристальный взгляд Даши: из-под кровати предательски выглядывало белое прозрачное горлышко бутылки. Как винтовка с прицелом.
   – Как все это понимать? – Даша спрашивала строго и чуть насмешливо. – С кем это ты устраиваешь пьянки? Надеюсь, не с Иринкой?
   – Нет, конечно, нет.
   Она что – издевается?
   – Или с Никитой не допили?
   – Нет. Я без Никиты. Я сам.
   – Что – сам? – удивилась Даша.
   До нее, похоже, не доходило, что Алик пил в одиночестве.
   – Сам выпил бутылку водки. Один, – раздраженно отчеканил Алик. – Еще вопросы есть?
   – Есть. Что случилось?
   Алик молча кивнул на смятый конверт на полу.
   – От нее?
   – Нет. От Лешки.
   Даша нагнулась к конверту:
   – Можно?
   Алик равнодушно пожал плечами и отрезал кусок хлеба: хотелось чем-нибудь заглушить непроходящую тошноту. Ему было все равно, что Даша читает письмо, и вообще все то, что написано на том злополучном листочке.
   Татьяна, как всегда, права: ему нужно жениться. Вот так, в одиночку, он долго не протянет, сопьется просто. Осталось только определить, на ком жениться. А чего тут, собственно, определять? Выбор вполне очевиден и сейчас перед ним, только протяни руку, коснись, обними, предложи. Лучше Даши никого на роль жены и не найдешь. Она его любит, жалеет, понимает. Он ее тоже любит и понимает. Пусть как друга. Разве это плохо для супружества? Вон Татьяна живет со своим Игорем без всякой страсти – и ничего. Даже предпочла эту семейную идиллию любви Алика.
   Даша дочитала письмо, аккуратно сложила и расправила конверт.
   – Ну и чего ты расстроился? – спросила она.
   – Просто так, – ответил Алик. – Уже все прошло. Я уже забыл.
   – И правильно! То есть я хотела сказать: не стоило из-за этого напиваться.
   Алик согласно кивнул, пристально посмотрел на Дашу и заулыбался какой-то дурацки-пошлой улыбкой:
   – У меня есть предложение...
   – Купить еще бутылку и выпить вместе?
   – Нет. Другое предложение...
   – Ну, говори-говори. Какое?
   – У меня есть предложение, – повторил Алик, собираясь с мыслями. – Предложение... Предложение... Выходи за меня замуж.
   – Что? – Взгляд Даши сначала выразил недоумение, но тут же заискрился смехом. – За тебя замуж?
   – Ну да.
   – Решил выполнить указания своей Татьяны?
   – Нет... Я правда... Я...
   – Извини, Алечка, замуж за тебя я не пойду.
   – Почему? – Алик растерялся. – Но ты же...
   – Что – я же? Сама хотела за тебя замуж? Да, Алечка, хотела. Год назад. Тогда бы тебе дважды повторять не пришлось. А теперь поздно.
   – То есть как – поздно? Почему?
   – Потому что у тебя есть она.
   – Кто – она? Татьяна? Ты же знаешь, что мы расстались. Окончательно расстались.
   – Меня это не касается, Алик. Ты, кажется, ничего не понял. Давай объясню по-другому. Я устала быть твоим бронежилетом.
   – Чем?
   – Бронежилетом. Я нужна тебе для защиты. Я нужна, только когда тебе плохо. Я выручаю, вытаскиваю...
   – Хорошо. Пусть так. Ты меня спасешь этим.
   – Не спасу, Алик. Тебе так только кажется. Я выйду за тебя замуж, и мы станем врагами.
   – Не выдумывай!
   – Не выдумываю, – вздохнула Даша. – Ты будешь ненавидеть меня.
   – За что?
   – За то, что я – не она. Вот и все. И хватит об этом. Смени тему. Расскажи, например, о дне рождения. Было весело?
   – Нет. Скучно.
   – Как Кит?
   – Его не было.
   – Тогда зачем ты туда поперся? Тебе так дорога Иринка?
   – Не понял твоей иронии.
   – Ну как же! То знать не знал, кто такая Иринка, то просто побежал к ней на день рождения...
   – А ты что, ревнуешь?
   – Больно надо. Ты, Алечка, сильно льстишь себе, если думаешь, что мои чувства к тебе вечны. Все проходит. – Даша говорила как бы шутя, но Алик чувствовал, что она говорит правду. И почему-то эта правда не доставляла никакого удовольствия. – Между прочим, Алечка, Иринка – неплохая кандидатура на вакантную должность твоей жены. Молоденькая, глупенькая, неопытная. И у нее огромный плюс – она ничего не знает о Татьяне.
   – Что ты мелешь? – взорвался Алик. – При чем здесь Иринка? Я что, ярмарку невест устраиваю, что ли?
   – Мне показалось, что да. Именно ярмарку невест. А поскольку моя кандидатура была древняя, этакий динозавр, то первая удочка заброшена в мою сторону. Я отказалась. Стоит поискать в другом месте.
   – Прекрати! Я тебя прошу – прекрати! Ты говоришь ерунду! Мы поссоримся!
   Он выкрикивал эти фразы, чувствуя, что багровеет от ярости. А к горлу неумолимо подкатывался клубок мерзкой тошноты.
   – Успокойся! – испугалась Даша. – Тебе плохо? Плохо, да? Алька! Ложись на кровать! Ложись. Успокойся.