– В каком состоянии?
   – Вот в таком. Сначала успокойся и подумай как следует.
   – Я уже обо всем подумала!
   – И считаешь, что свидание назло может быть полезным?
   Галка молчала.
   – Раздевайся. Давай лучше спокойно обо всем поговорим. Отложи свое свидание. Если оно тебе необходимо, перенеси.
   – Я не хочу с тобой ни о чем разговаривать!
   – Зря. Мне кажется, нам есть о чем поболтать. Мне нужен твой совет, а тебе нужен мой. Разве нет?
   Галка задумалась.
   – Хорошо. Но учти, я остаюсь только из-за того, что тебе нужна моя помощь!
   – Договорились. – Алик весело рассмеялся. – Пошли в комнату, советчица. А то, пока будем препираться, родители вернутся, поговорить не успеем.

Глава 11

   Второй день подряд Алик метался по своей комнате, как зверь по клетке, до изнеможения, до тупой боли в ногах. На несколько минут присаживался на край кровати, снова вскакивал и снова мерил шагами комнату.
   К нему никто не входил. Может быть, чуть резковато, но он сообщил всем, что работает над диссертацией и просит не мешать. Галка, кажется, обиделась, она-то ожидала, что Алик будет держать ее в курсе своих любовных дел. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения.
   Мама, видимо, тоже о чем-то догадывалась или просто чувствовала, что с сыном творится что-то неладное. Она ни разу не потревожила Алика, но он знал, что она подолгу стоит у дверей комнаты и прислушивается к его шагам. Алика это немножко раздражало, но он был благодарен, что его хотя бы оставили в покое.
   Господи! Как глупо, как банально все закончилось!
   Воспоминание об этом приносило какую-то физическую боль, сгибало Алика пополам, лишало сил двигаться, а самое страшное – он не знал, как выйти из этого состояния, что решить, что предпринять.
   ...На классный час Алик вновь пришел с цветами. Белоснежные гвоздики стояли в высокой тонкой вазе на столе Татьяны, и Алик гордо любовался ими, отвечая на вопросы ребят.
   Класс у Татьяны оказался непростой. У Валентины Васильевны было легче: Алик сам рассказывал о том, о чем хотел, о чем считал нужным. А эти восьмиклассники завалили его вопросами, и каждый второй вопрос – с подковыркой. Алик все сорок пять минут чувствовал себя вратарем, на которого одна за другой обрушивались атаки. Татьяна почти не вмешивалась в ход классного часа, но Алик несколько раз встречался с ней глазами и видел искреннее сочувствие, а не привычное холодное любопытство. Может быть, именно это, а может, приподнятость настроения и желание казаться победителем помогли Алику – он с честью вышел из всех щекотливых положений, в которые его яростно загоняли восьмиклассники.
   – Устал? – с участливой улыбкой поинтересовалась Татьяна, когда наконец прозвенел спасительный звонок и толпа маленьких мучителей с визгом и шумом покинула класс.
   – Ничего, – пожал Алик плечами, но тут же открыто улыбнулся: – Дали мне прикурить ваши ребята!
   – Что-что, а это они умеют, – согласилась Татьяна.
   – У вас сейчас еще урок? – поинтересовался Алик, намереваясь ждать сколько угодно.
   – Нет. Можем идти домой. Подождешь, пока я соберусь? Нам же все равно по пути.
   – Конечно, – торопливо согласился Алик.
   – Ты не из вежливости? Может, у тебя дела?
   – Нет! Что вы! Я совершенно свободен. Я подожду, собирайтесь, не торопитесь. Я пока стенгазету почитаю.
   Стенгазета, висевшая в другом конце класса, оказалась очень забавной. Смешные рисунки, остроумные подписи.
   – У вас талантливые ребята, – сообщил он Татьяне.
   – Не жалуюсь. Хотя математиков из них не получится.
   – Вас это беспокоит?
   – Конечно. Хочется, чтобы хоть кто-нибудь когда-нибудь сказал мне спасибо.
   – Ну, спасибо скажут многие.
   – Я неточно выразилась. Очень приятно сознавать, что вырастила какого-нибудь знаменитого ученого. Наверное, это голубая мечта любого учителя.
   – А вы тщеславны, – с усмешкой заметил он.
   – Что поделаешь, Алик, – улыбнулась она.
   Когда она перестанет называть его Аликом? Пусть лучше по фамилии. И почему его имя звучит так по-детски, когда произносит именно она?
   Алик поморщился. Ему всегда нравилось, что его имя отличается от тысяч других Александров, что его не называют ни Сашей, ни Саней. Но сейчас... Было бы лучше, если бы она называла его хоть так, хоть эдак, только не Аликом.
   – Да, конечно, выучить знаменитость – это приятно, – спохватившись, ответил он. – Вот, может, я в ученые выбьюсь. Будете гордиться?
   – Валентина Васильевна будет гордиться, – засмеялась Татьяна. – История – ее предмет.
   – А если я стану великим математиком?
   – Вряд ли. Ты до сих пор синус от косинуса отличить не можешь.
   – Каюсь. – Алик шутливо склонил голову.
   – Ну, а если серьезно, любые успехи учеников радуют. Это не беда, что математики из них пока не выходят.
   – Значит, и мои скромные успехи вас радуют? – снова спросил Алик.
   – Радуют. Хотя, сказать честно, только с недавнего времени.
   – А до этого вы мою фамилию без содрогания слышать не могли?
   – Это точно. Ну, идем домой?
   Перемена давно закончилась. В соседнем классе шел шестой урок, оттуда доносился чей-то монотонный голос. В коридоре воцарилась тишина.
   – Выходи, я закрою класс.
   Татьяна щелкнула выключателем, а Алик не успел открыть дверь. В темноте он растерянно искал ручку.
   – Давай помогу, – засмеялась Татьяна.
   Он встретил и тихонько сжал ее маленькую ладонь. А потом, повинуясь какому-то слепому, мгновенному порыву, нашел ее мягкие теплые губы. На короткий миг Алику показалось, что ее губы дрогнули и раскрылись, отвечая на поцелуй, но уже в следующую секунду она распахнула дверь, и резкий голубоватый свет школьного коридора отрезвил его.
   – Выходи, – повторила она и первая выскользнула из класса.
   Они молча прошли по коридору, спустились по лестнице и вышли из школы. Алик понимал, что он что-то должен сказать, как-то должен выйти из этого неловкого положения. Понимал, но ничего не мог придумать. Она ни разу не встретилась с ним взглядом.
   – Иди домой, – сказала она.
   – Я провожу... вас... – хрипловато выдавил Алик.
   – Нет, – твердо и совершенно бесстрастно сказала она.
   Алик немного опешил.
   – Но нам же все равно по пути...
   – Нет, – повторила она. – Нам не по пути. Я иду на автобус, мне нужно к родителям заехать.
   – Тогда я завтра приду, – почти умоляюще произнес Алик.
   – Нет. Завтра приходить не надо.
   – Но почему?
   Она смерила его насмешливым взглядом:
   – Потому что я не хочу. Ясно?
   Да, все было предельно ясно. А чего он, собственно, хотел? Того, что она бросится в его объятия? Но это же глупо!
   Что теперь? Извиняться? Говорить, что не хотел обидеть? Что все получилось случайно?
   Детский сад какой-то! «Извините, я не хотел вас поцеловать, но поцеловал. Больше не буду».
   Он вспомнил движение ее губ навстречу. Нет! Все это показалось. Что ж, вполне объяснимо. Ему хочется верить, что она ответила на его поцелуй, вот и все.
   Но нельзя же, нельзя вот так нелепо порвать все отношения! Он никогда не простит себе этого. Все-таки нужно объясниться, извиниться.
   Придя домой, он тут же набрал ее номер телефона. Никто не отвечал.
   Значит, действительно поехала к родителям.
   А может, просто не берет трубку? Или вообще отключила телефон?
   Но телефон она не отключала. Чуть позже ответил ребенок, и Алик положил трубку, не решился позвать Татьяну к телефону.
   Вот если возьмет трубку она, то он сразу все ей объяснит, он так загадал.
   Она не брала трубку ни в тот вечер, ни на следующий день.
   В пятницу он снова караулил ее у подъезда, дошел до школы, ждал у крыльца, но так и не встретил. Она не хотела с ним встречаться, не хотела с ним разговаривать, не хотела слушать его объяснения.
   В субботу все были дома: и мама, и папа, и Галка, но Алик за весь день только вышел два раза на кухню – к завтраку и к обеду. Даже ужин в семейном обществе был уже выше его сил. Ужинал он поздним вечером, когда все улеглись спать, в полном одиночестве.
   В воскресенье приходил Лешка, звал в гости, но Алик вежливо отказался, свалив все на жуткую головную боль и массу работы по диссертации.
   Неумолимо с каждым часом приближался день отъезда, и Алик знал, что он уедет во вторник во что бы то ни стало. Независимо от того, поговорит он с Татьяной или нет.
   А если не поговорит?
   Может, это даже к лучшему.

Глава 12

   Методично, каждые полчаса, звонил телефон. Тревожный, бередящий душу, заставляющий вздрагивать звук. Долгий и настойчивый.
   – Женька! Возьми трубку! – в сотый раз просила Татьяна.
   – Ма-а-ам! Я уже устала! Все равно ничего не слышно. У нас, наверное, сломался телефон. Алло! Алло! Опять положили трубку. Да отключи ты его.
   – А вдруг это межгород? Тетя Клава, наверное, дозвониться не может.
   Татьяна знала, кто звонит. И уже давно бы отключила телефон, но вдруг позвонят о чем-то важном? Вдруг позвонит Игорь?
   Откуда ему звонить? Еще десять дней он с бригадой будет мотаться с объекта на объект.
   Да, честно говоря, сейчас она бы и не хотела разговора с ним. Сама не знала почему. Вину какую-то чувствовала.
   Какую вину? В чем она виновата? В том, что глупый мальчишка влюбился в нее?
   Зачем оправдываться? Зачем сваливать все на этого мальчишку? Дело не в нем. То есть, конечно, в нем. И с его влюбленностью все понятно. Ему простительно. Сколько ему? Двадцать два? Двадцать три?
   А что делать с собой? Господи! Это даже смешно – влюбиться в своего ученика! Хотя, конечно, он уже давным-давно не ученик.
   Какая разница? Она на десять лет старше. Она замужем. Она должна быть умнее. Вообще она должна была прервать их встречи в первый же день, сразу же, как только почувствовала его отношение к себе. А она не только не прервала, она позволила себе ответить на его поцелуй.
   Это получилось механически, помимо ее воли! Он даже не заметил ее движение навстречу! Не мог заметить. Она сразу распахнула дверь и отстранилась.
   Бедный мальчик! Сам себя поставил в такое неловкое положение.
   Татьяна усмехнулась, услышав вновь телефонные звонки. К телефону она не подходила.
   Из принципа?
   Конечно! Нужно дать понять этому мальчишке, что между ними все кончено. Да и не начиналось ничего, если уж так разобраться.
   В том, что она просто боялась разговора с Аликом, не знала, как повести себя, не знала, что будет говорить он, в этом Татьяна себе не признавалась.
   В пятницу ей едва удалось незаметно выскочить из школы и добежать до автобусной остановки. Все выходные Татьяна боялась, что Алик придет к ней домой, но он на это не решился, делая бесконечные попытки поговорить по телефону.
   Придя в понедельник в школу, Татьяна была абсолютно уверена, что к концу дня Алик появится снова. И не ошиблась. Закончив уроки, она выглянула в окно. Алик топтался у крыльца.
   Что делать?
   Лучше подождать, может, он уйдет.
   Нет, Данилин не из тех, кто уходит. Он будет ждать до победы.
   Все равно лучше пока не выходить. Даже если объяснение между ними сегодня неизбежно, пусть оно произойдет попозже, не на глазах у любопытных коллег. Сделаться поводом для пересудов! Только этого не хватало!
   Она потушила в классе свет и наблюдала за Аликом из окна.
   Из школы вышла Валентина Васильевна. Радостно кинулась к Алику, завела с ним разговор. Он отвечал на вопросы коротко и нервно, то и дело поглядывая, не откроется ли школьная дверь, не выйдет ли Татьяна. Беседа с Валентиной Васильевной заняла не менее получаса.
   Химичка, ботаничка, физкультурник. Алик вежливо раскланивался со всеми, курил одну за другой сигареты и упрямо ждал.
   Вышел Влад. На лице у Алика почти гримаса отчаяния. Снова продолжительный разговор. Вместе покурили... И тут произошло невероятное – Алик развернулся и пошел домой. Вот тебе и будет ждать до победы!
   Татьяна была этим сильно задета и в то же время почувствовала облегчение – объяснение по каким-то неясным причинам сегодня не состоялось. Она оделась и вышла из класса.
   – Ой, Татьяна Евгеньевна! Добрый вечер! А я Данилину сказал, что вы уже ушли. – Навстречу с виноватой улыбкой поднимался Влад.
   – Данилину? – Татьяна сделала удивленное лицо.
   – Ну да. Он вам книгу какую-то принес. Ждал вас внизу, а я возьми да и скажи, что вы уже ушли. Я почему-то был твердо уверен... И свет в вашем кабинете не горел... Вы уж извините.
   – Ничего страшного, Влад, ничего страшного. Книга мне не к спеху. Завтра принесет.
   – Да в том-то и дело, что завтра он уже уезжает.
   – Куда?
   – В Москву. Учиться.
   – А-а... Ну да. Он мне говорил. Я забыла совсем. Ну ладно, не беда. До свидания, Влад.
   Уезжает завтра? Значит, приходил попрощаться?
   Против всякого здравого смысла где-то в голове забились тревожные обиженные молоточки. Татьяна растерялась. Она проиграла тысячи вариантов разговора с Аликом, она придумала тысячу отказов – от обидного, хлесткого, как пощечина, до вежливого, матерински ласкового. Она могла предположить что угодно, только не его отъезд. Нет, конечно, она знала, что в конце концов он все равно уедет, вернется в свой ритм жизни и забудет ее. Но почему так скоро? Почему завтра?
   Он струсил! Да, струсил! Испугался их разговора и решил уехать.
   Ну да! Поэтому сегодня весь вечер провел у школьного крыльца!
   А может, просто пожалел ее? Да, наверное, именно так. Он уезжает, чтобы прекратить все разом.
   Но он же все равно когда-то приедет, ведь родители остаются здесь.
   Конечно, когда-то приедет. Может, через полгода. Может, через год. За это время все уляжется, он поймет, что это было мимолетное увлечение, он встретит другую. У него все будет хорошо. Ему уже не понадобятся объяснения с ней. Он будет избегать даже случайных встреч.
   Татьяна пошла домой пешком, мимо пятиэтажек. Нет, видно, Влад умеет хорошо убеждать: Алика у подъезда не было.
   Дома Татьяна устало плюхнулась в кресло. Женька смотрела какой-то фильм с погонями и стрельбой, и этот шум назойливо лез в уши.
   – Мне никто не звонил? – на всякий случай поинтересовалась Татьяна.
   – Минут пятнадцать назад кто-то звонил, но опять не было слышно. Мам! Ты мне мешаешь смотреть кино!
   Татьяна поднялась. Нужно готовить ужин. А потом спать. Этот вечер вымотал ее вконец.
   Снова звонил телефон.
   – Женька! Ты что, не слышишь?
   – Мам! Я смотрю кино! Ответь ты.
   Легко сказать: «Ответь». Татьяна вздохнула. Звонки не прекращались, и она наконец решилась. Все равно он завтра уезжает. Ну, попрощается, только и всего.
   – Да. Говорите, я слушаю.
   На том конце провода молчание. Растерялся? Или собирается с духом?
   – Алло! Я слушаю тебя, Алик!
   Снова молчание. На этот раз, точно, растерянное.
   – Да, это я, – наконец произнес он. – Татьяна Евгеньевна, я звоню, чтобы сказать... Чтобы поговорить... Вы только выслушайте меня до конца... – Он говорил сбивчиво, сумбурно. – Я приходил сегодня к школе, но вас не застал. Вы ушли раньше. Я хотел поговорить с глазу на глаз, но по телефону, может быть, даже лучше... Я смогу все сказать, только вы не перебивайте. Выслушайте! Я же все равно завтра уеду. Но я вам должен сказать... Я люблю вас... Вы слышите?
   Теперь молчала она.
   – Вы меня слышите?
   – Да...
   – Извините, если опять обидел. – Его голос стал увереннее, тверже. – Теперь вы, конечно, хотите, чтобы я навсегда исчез из вашей жизни? Да? Я могу пообещать вам, что никогда больше не появлюсь в этом городе. Хотите?
   Его последний вопрос прозвучал почти утвердительно, и она, несмотря на все заранее заготовленные речи, вдруг сразу ответила:
   – Нет. Давай поговорим при встрече. Ты можешь зайти ко мне завтра утром?

Глава 13

   Правильно ли она сделала, что пригласила его к себе? Что может изменить эта встреча? Она скажет ему то, что должна сказать. Совесть будет чиста?
   Он обещал прийти в десять, но в окно она увидела его в половине десятого. Это немножко разозлило: полчаса в запасе – лишнее время для подготовки к решительному разговору. Впрочем, ее полчаса никто не отнимал. Где он был? Торчал во дворе? Или пешком поднимался на десятый этаж? Как бы там ни было, а звонок в дверь раздался ровно в десять.
   Татьяна открыла, улыбнулась, немного смутившись, молча взяла из его рук белые гвоздики. Ее смутил его взгляд, требовательный и испытующий. Она не выдержала, первая отвела глаза и, чтобы сгладить возникшую неловкость, снова улыбнулась:
   – Проходи. Ты, наверное, замерз? Кофе будешь?
   Она прошла в кухню, он последовал за ней и сел на краешек стула. Она остановилась у плиты, спиной к нему и тут же кончиками напряженных нервов почувствовала его взгляд, пристальный и выжидательный. Она постаралась обернуться как ни в чем не бывало и протянула руку к чашкам на полке.
   – Зачем вы меня позвали? – жестко и как-то враждебно спросил он.
   Эта враждебность в очередной раз озадачила ее.
   – Я хотела с тобой поговорить, объяснить...
   – Что? – так же враждебно и отрывисто поинтересовался он.
   Татьяна глубоко вздохнула, перевела дыхание, немножко успокоилась и начала заготовленную речь:
   – Видишь ли, Алик... Я, конечно, очень ценю твои чувства, но... Я думаю, ты понимаешь, не могу ответить взаимностью... Я...
   – ...замужем, а ты намного младше, – закончил за нее Алик. – Вы это хотели сказать? Я знаю эти общие фразы. Что еще?
   Его слова были злы и насмешливы, но Татьяна постаралась сделать вид, что они ее нисколько не задели.
   – Ну, вот видишь, – улыбнулась она. – Ты сам все прекрасно понимаешь. Не злись и не расстраивайся. Ты очень хороший человек. Ты встретишь еще ту девушку, которая сможет оценить твои чувства, и...
   – Извините, – перебил ее Алик и встал, не глядя в ее сторону. – Мне пора. – Это прозвучало грубо, и он добавил: – Вещи еще не собраны.
   Алик врал. Его билет с самого раннего утра был сдан в кассу вокзала. Он не понимал, зачем это сделал, но твердо знал, что сегодня уехать не сможет.
   Он постарался спокойно завязать шнурки на ботинках, аккуратно застегнул куртку и впервые за все это время взглянул на нее. Она стояла, прислонившись спиной к стене коридора, и в ее глазах он вдруг прочитал растерянность и жалость. До резкой боли в груди, граничащей с сумасшествием, ему вдруг захотелось напоследок еще раз почувствовать теплоту и мягкость ее губ. Он шагнул к ней и закрыл глаза, ожидая пощечины. Время остановилось, он потерял его и не знал, отказывался понимать, что происходит. Ее губы отвечали, смущенно и страстно, и он не сразу это заметил. Потом она опустила голову, но не высвободилась из его рук.
   На кухне, надрываясь все сильнее и сильнее, завывал вскипевший чайник.
   – Я люблю... тебя... – прошептал он ей на ухо, и чувство радостного восторга охватило его: он сказал, смог сказать ей «ты».
   – Чайник кипит, – улыбнулась она и уткнулась лицом в жесткое плечо его кожаной куртки.
   – Я люблю тебя, – смелее повторил Алик.
   Она улыбнулась и промолчала.
   – А ты? Ты меня любишь?
   – Кофе наливать? – И она, выскользнув, поспешила на кухню.
   – Что? – не понял он.
   – Кофе! – ласково засмеялась она.
   И он засмеялся в ответ:
   – Конечно! Я ужасно замерз!
   – Тогда раздевайся и марш на кухню!
   Он снял куртку и снова подошел к ней. Она наливала кипяток.
   – Танюша, – позвал он и сам прислушался к необычному звучанию ее имени.
   – Что? – спокойно отозвалась она.
   – Ты меня любишь?
   Ему не нужен был ответ, он знал его, он спрашивал из счастливого эгоизма, и она прекрасно поняла это. Она ничего не ответила, только нежно и серьезно посмотрела на него и молча потянулась к его лицу.

Глава 14

   Он ласково скользнул губами по ее груди. Ее тело было жгуче-жаркое, нежное и послушное. Губы заметно припухли от его бесконечных поцелуев.
   – Танька, Татьянка, Танюша, хорошая моя, – повторял он ее имя как заклинание. – Я люблю тебя.
   – Я тебя тоже люблю. – Она шутливо хлопнула его по спине и слегка отодвинулась.
   Он поднял глаза и встретился с ее взглядом, пристальным и серьезным.
   – О Господи! Связалась с таким мальчишкой!
   – Не преувеличивай. У нас в возрасте почти нет разницы.
   – Да? А десять лет?
   – Не десять.
   – Ну да, девять с половиной.
   – Для тебя это имеет значение?
   – А для тебя? Неужели ты не мог найти женщину помоложе?
   – Я и не искал. Я знал, что встречу тебя.
   Она притянула его голову, поцеловала и улыбнулась:
   – Ты еще совсем маленький, Алька!
   – Слушай, называй меня как-нибудь иначе, – взмолился он. – Почему-то только ты выговариваешь мое имя так по-детски. Зови меня Александром, или Сашей, или Саней, как хочешь, только не Аликом.
   – А Шуркой можно? – поинтересовалась она.
   Алик расхохотался.
   – Нет, правда. Тебе идет имя Шурка.
   – Так меня еще никто не называл.
   – Значит, так буду называть только я. Ты не против?
   – Не против. Знаешь, Танюшка, мне кажется, что я знаю тебя давным-давно.
   – А тебе не кажется, что мы и в самом деле давным-давно знакомы? – напомнила Татьяна. – С твоего восьмого класса.
   – Я не про то. Я про последние две недели. Начиная с вечера выпускников. Впрочем, теперь мне кажется, что я любил тебя с восьмого класса.
   – О да! Ты с самого начала был ко мне неравнодушен. С самого первого дня, когда вы с Кременецким подсунули в мой стол лягушку.
   – Это была проверка. На новенького, – улыбаясь, пояснил Алик. – Правда, я уже не помню, выдержала ты ее или нет.
   – Наверное, нет, потому что чуть не заорала.
   – Ну не заорала же. Значит, выдержала.
   – А кнопки на стуле? А клей? А бесчисленные бомбочки? Это все тоже делалось от большой любви?
   – Конечно! А как же еще восьмиклассник мог выразить свою любовь к молоденькой учительнице математики?
   – Ну, например, пятерками, хорошим поведением.
   – Это для меня слишком банально, – поморщился Алик.
   – Ах вот оно что!
   – Да, Татьяна Евгеньевна, плоховато вы изучили подростковую психологию!
   – А я-то, дура, приходила домой и ревела. Хотела из школы уйти.
   – Из-за меня? – ужаснулся Алик. – Прости, я не думал, что тебя настолько задевала война с нами. Бедная моя!
   Он провел рукой по ее плечу, кончиками пальцев почувствовал ответную дрожь и совсем близко увидел ее полуоткрытые губы.
   – Танюшка, выходи за меня замуж, – предложил он.
   – Вообще-то я замужем, – улыбнулась Татьяна. – Ты забыл?
   – Нет, не забыл. – Алик заговорил напористо и резко. – Я хочу, чтобы ты развелась со своим Игорем.
   Она молча помотала головой.
   – Почему? Ты же не любишь его.
   – Откуда тебе знать?
   – Я вижу. Да ты и сама говорила.
   – Не ври. Я не говорила этого никогда.
   – А про чувство благодарности?
   – Да, я очень благодарна Игорю. Он спас меня. Мне всегда было с ним хорошо и спокойно. Это правда, страстной любви с моей стороны не было, но мне казалось, что для брака это даже лучше.
   – Но ведь благодарность – это не любовь.
   – В какой-то мере любовь. Давай оставим этот разговор, Шурка. Он все равно ни к чему не приведет.
   – Почему? Ты любишь меня?
   – Люблю. Иногда мне даже страшно становится из-за этого. Я не ожидала, что смогу так полюбить.
   – Тогда в чем же дело? Я обещаю, ты будешь счастлива со мной.
   – Неужели ты думаешь, что я способна сейчас на такой поступок? Извини, Шурка, я не хочу тебя обижать. Давай прекратим говорить об этом.
   – Значит, ты мне не веришь. Ты думаешь, что я брошу тебя.
   Она закрыла его рот ладонью:
   – Помолчи. Иначе ты наговоришь много лишнего, и мы только поссоримся. Послушай меня. Твое предложение слишком неожиданно. Мне нужно подумать и все взвесить. Я не могу дать ответ тебе сейчас.
   – Когда же ты его сможешь дать?
   – Не знаю. Когда я буду готова к такому разговору, я скажу тебе. Не обижайся, постарайся меня понять.
   – Я понимаю. Конечно, думай сколько угодно. Я буду ждать. Ты все равно станешь моей женой, и я увезу тебя отсюда. Тебя и Женьку.
   – Знаешь, Шурка, я вдруг вспомнила, что знакома с твоими родителями. Твою маму я раз пять вызывала в школу, и пару раз она приходила. А твой отец разговаривал со мной, когда у тебя в аттестате выходили двойки по алгебре и геометрии. Ты здорово похож на него.
   – Ну, вот видишь. Значит, вас и знакомить перед свадьбой не надо. Я думаю, они тебя тоже вспомнят.
   – Боже мой! Шурка! Вот уж такого поворота судьбы я никак не ожидала. Рассказать кому, это же смех! Я влюбилась в Данилина! Если бы ты знал, как я была счастлива, когда ты окончил школу! Я и тройки-то тебе в аттестате согласилась поставить только потому, что с ужасом представила, что ты останешься еще на год! Я искренне надеялась, что не увижу тебя никогда в жизни.
   – Взаимно, – улыбнулся Алик. – Я тоже ненавидел тебя все эти годы. Но сейчас я безумно благодарен Лешке.
   – За что?
   – За то, что он затащил меня на этот школьный вечер. За то, что он клятвенно пообещал мне, что тебя там не будет. Он был твердо уверен, что ты ушла в другую школу.
   Татьяна не могла сдержать улыбки:
   – Выходит, во всем виноват Кременецкий?
   – Нет. Во всем виновата ты. Ведь это ты окликнула нас. Неужели ты думаешь, что мы подошли бы к тебе добровольно?
   – Не подошли бы?
   – Конечно, нет. Я же боялся тебя как огня.
   – А теперь?
   – Теперь я боюсь только одного, – посерьезнел Алик. – Я боюсь потерять тебя.