Страница:
еще в колыбели, пока он не подрос, и у него не окрепли кавернозные тела.
Милитаризм подлежит уничтожению еще до того, как будущий интервент поменяет
детскую соску на баллистическую ракету. Тем более, надо спешить с достойным
воспитанием будущих военных, если потенциальный враг тянется к созданию
комплексов, называемых СОИ. Великий Наполеон говорил, что самые лучшие
солдаты - мальчишки четырнадцати, пятнадцати лет. Такую идею я лелеял в
голове, пока писал картину "Знаменная группа". Но идея-то была хорошая, а
вот художником я все же был плохоньким.
Откуда у меня - сугубо гражданского человека с гуманитарными рельсами
интеллекта - появились математические откровения. Какое, вообще, мне дело до
воображаемой геометрии Лобачевского, до всех этих сложнейших формул - понять
я так и не смог.
На коне оставался лишь один брат Александр: его змеиный имидж - "питон"
- это лексика идущая от Нахимовского училища. И в эту страницу биографии
врачевателя стоит внимательно вчитаться - она свидетельствовала о многом.
Многие из наших современников являются такой же тайной, как и ГРУ Советских
Вооруженных Сил, сменившее сейчас лишь окрас, оставив внутреннее содержание.
Оно осталось тайной за семью печатью, способной вспороть жирное брюхо
секретам любых иностранных армий. Просто для того необходимо проявление
политической воли и наступление времени "Х", когда снимаются все запреты и
очевидное показывает свое жестокое лицо. Этот монстр, скорее всего, и знал
математику достаточно хорошо, чтобы рассуждать квалифицированно о геометрии
Лобачевского, но он молчал, как сфинкс и только наблюдал за нашими
заморочками.
За размышлениями общего плана я не заметил, как пробежало время. Брат
Александр уже успел сходить в ординаторскую, побеседовать, как говорится, по
душам, с Кларой. Он вернулся с клеше методик психологической раскупорки
наших затаенных душ, предназначенных для действий "Ко-терапевта". Именно за
такую роль решил взяться Александр Георгиевич, ведомый какими-то своими
тайными интересами.
Брат Александр имел особое, просвещенное мнение о цветовом тесте
Люшера. И, чтобы переложить его в наши головы, он организовал познавательный
поиск капитально. Сперва, была дана краткая вводная справка, заинтриговавшая
всех пациентов палаты номер восемь. Оказалось, что Макс Люшер родился в 1923
году в Базеле, то есть в Швейцарии. В тех краях он изучал социологию,
философию права, религии и, между делом, клиническую психиатрию. В 1949 году
пытливый ум позволил молодому исследователю защитить диссертацию по
философии и психологии. Вот с такого аэродрома подскока и начался взлет
карьеры медицинского светила. Он занимался новыми психотерапевтическими
методами в Стокгольме и Париже, доцентствовал в Швейцарском
антропологическом институте, читал лекции в Базеле, Цюрихе, Париже,
профессорствовал в Амстердамском институте, проводил обширные научные
исследования в Гамбурге, Берлине, Мюнхене. Его хватало почти на все.
Сообщение, естественно, повысило интерес к методу, да и к науке вообще. Мы
включились в исследовательскую работу с азартом.
Первым на плаху повели брата Владимира. Подозреваю, что Александра
сильно волновал ответ на вопрос - "на чем же Клара так сильно подломила волю
Владимира"? Брат Александр разложил карточки цветного теста Люшера на листе
белой бумаги. Я наблюдал за экзекуцией с близкого расстояния, стараясь
постичь тайны этой методики, чтобы сложить свое досужее мнение об ее
эффективности. Надо сказать, что Люшер, как потом пояснил Александр, не
оставил подробного описания своих представлений о собственной методике. Он
лишь заметил, что организм человека не только на психологическом, но и
глубинном физиологическом уровне - может быть, даже на клеточном -
индивидуально реагирует на цвет, демонстрируя свои обобщенные предпочтения.
Люшер считал, что основные реакции проявляются на четыре цвета - красный,
синий, зеленый, желтый. Впутываются сюда еще и некоторые модификации цвета -
фиолетовый, коричневый, серый, черный, белый. Люшеру удалось разгадать
секрет такого реагирования. Главным феноменом в нем является предпочтение не
чистого цвета, а несколько смещенного по цветовой радуге. Известная формула
- "каждый охотник желает знать, где видит фазан" - работает в смешанном
виде. Например, если к красному цвету примешать немного желтого, получая
таким образом оранжевый оттенок, то усиливается эффект восприятия. Тогда у
большинства людей резко повышаются вегетативные реакции - амплитуда и
частота сердцебиений, дыхания, давления крови. Темно синий цвет ведет
реакции организма в обратную сторону. Оказывается, что язык цветов
интернационален. Даже на животных цвета оказывали аналогичное действие:
селезни на черный цвет реагировали снижением сексуальной потенции, а на
оранжево-красный ее восстанавливали и повышали.
Мне по этому случаю вспомнился анекдот времен юности, когда особенно
влекла информация о сексуальном творчестве. В еврейской семье выдавали
единственную дочь замуж. Когда закончилось застолье, то в спальне мама с
дочерью вели совещание на тему - какой пеньюар одеть для первой брачной
ночи? Пьяный вдупель папа в это время рисовал грязным пальцем на створках
трельяжа замысловатые фигуры и очень краткие слова. Он стремился убедиться в
конгруентности искомых понятий, отражая их в трехстворчатой проекции. Мама
советовала надеть красный пеньюар - для возбуждения мужа. Дочь склонялась к
светло-зеленому - для успокоения. Папа остановил совещание замечанием:
"Доченька, цвет сегодня не будут иметь никакого значения. Сегодня - особый
день! Тебя все равно уебут! Потому, правильнее, вообще ничего не надевать".
Все мы здесь присутствующие вдруг поняли, что не надо бояться Люшера с
его цветовыми происками - если уж суждено, то обязательно осчастливят - не
так, так эдак! По такому случаю брат Александр привел рассказ Ван-Гога о
том, как тот писал свою знаменитую картину "Ночное кафе". Великий художник и
глубоко заблуждающийся человек, оказывается, стремился красками выразить
мысль о том, что кафе является тем местом, где можно разорить себя, сойти с
ума, совершить преступление. Картина заполнена цветовыми контрастами:
нежно-розовым, кроваво-красным, дрожжевым. Все это была палитра
художника-гурмана, использованная для передачи ощущения огненного ада,
притягательного мрака пивного заведения.
Другой художник - Арнольд Беклин - пытался создать такой своеобразный
замес красителей, чтобы получить страстно пылающий оранжево-красный цвет. Он
подходил для передачи особенностей характера обольстительной Калипсо. Той
древнегреческой нимфы, владеющей островом Огигия, пожелавшей истощить
Одиссея множественными оргазмами. Она скрывала от остального мира и
пользовала его только для себя в течение семи лет.
Еще один чудак - Франц Марк изобразил своих знаменитых красных коней
только для того, чтобы преподать миру урок истинного темперамента,
импульсивности, граничащей с неутомимой стихией.
Сдавалось мне, что Клара Николаевна шла по проторенному пути, пугая
брата Владимира особой подборкой цветов, предложенных Люшером. Она пыталась
превратить пациента в красного, неутомимого коня, а дом скорби - в ночное
кафе, прообраз вертепа. Себя же, Клара рядила в цветные одежды непристойной
Калипсы. Она демонстрировала откровенно оголенные соблазнительно-розовые
деталями женского тела. Она вываливала, как на прилавок дикого базара,
запредельную женскую страсть, возлежавшую на фоне пурпурных тонов кровавой
подстилки. Она так изъездила нашего математика, что теперь он выбирал только
черный цвет, сочетая его для контраста еще и с чисто белым. Первый вариант
можно было трактовать, как окончательное отчаянье - что-то похожее на вскрик
"пиши пропал"! Во втором случае, демонстрировалась готовность к побегу на
край света - лишь бы остаться одиноким, нетронутым, умиротворенным. Видимо,
по такому случаю говорят: "В белый свет - как в копеечку!"
Брат Александр собирался выправлять застывшее положение перекошенных
чаш душевных весов. Но задача эта была практически не выполнима, ибо
математик находился в глубочайшем неврозе. Сексуальные домогательства Клары
и реальная установка на единоначалие во владении телом избранника - вот те
реальные оплеухи судьбы. О них думал Александр, ибо они актуализировались в
ближайший день посещения избранника Алевтиной. Двойственность положения,
трагизм выбора способны выбить земную твердь из-под ног брата Владимира.
Существо его дела выглядело кошмаром, избавление от которого зависело вовсе
не от него самого, а только от самого Бога.
Наш Ко-терапевт прекрасно понимал, что брат Владимир никогда не найдет
в себе силы заявить: "А я хожу в моей непорочности; избавь меня и помилуй
меня. Моя нога стоит на прямом пути; в собраниях благословлю Господа"
(Псалом 25: 11-12). Ему необходимо было помочь - решительно, властно,
однозначно! Александр Георгиевич, не удержав эмоций клинического отчаянья,
воскликнул в сердцах почти по Горькому: "Если женщина не сдается - ее
уничтожают"! Пока было не понятно, какую именно женщину собирался уничтожить
этот змей подколодный, но то, что путь его следования по жизни был усеян
трупами таких низвергнутых женщин не оставляло никакого сомнения. У него,
спору нет, был богатый опыт борьбы с заразой! По всему чувствовалось, что
брат Владимир наконец-то попал в надежные мужские руки, способные вытрясти
из него душу, если на то будет воля Господа. "Кто сей Царь славы? - Господь
сил, Он - Царь славы" (Псалом 23: 10).
Дмитрия Ко-терапевт основательно подловил на фиолетовом цвете в
сочетании с зеленым. А это означало, что у пациента преобладает сфера
душевности, наслоенная на тягу к самоотдаче. Это хорошая позиция для врача,
но не всегда удобная для самого человека, волокущего на горбе тяжелый крест
обязанностей, свойственных такой профессии. Все дополнялось еще и тем, что
зеленый цвет привносит заметную напряженность, жажду самоутверждения, часто
блокирующие бескорыстие самоотверженности. В предпочтении темного
зелено-синего цвета видится затаенная гордыня, как правило, переходящая в
конце концов в замкнутость и упрямое самовозвеличивание. Здесь
просматривался и стойкий оборонительный эгоцентризм, способный смягчиться
только при заметном просветлении жизненного небосвода, а значит и
продвижении предпочтений в сторону светлых зелено-синих тонов.
Надо помнить, и мне как художнику это было понятно, что фиолетовый цвет
является сочетанием красного и синего. Отсюда - в поведении неоднозначность,
динамичность, шараханье к различным ипостасям. Движение здесь не всегда
абсолютно точно предсказуемо: красный путь - мужской, патриархальный; синий
путь - женский, матриархальный. До наступления половой зрелости почти 75%
детей выбирают именно такой цвет, как соответствующий более размытой половой
ориентации. Видимо, гомосексуалисты сохраняют такую размытость на всю жизнь.
Среди умственно отсталых детей такой цвет выбирают до 85% обследуемых.
Сильно выражено подобное предпочтение и у беременных женщин, но многие из
них сразу же после родов его отвергают. Психолог Вильгельм Вундт приписывал
роковое значение этому цвету. Его избирают личности со склонностями к
мрачно-меланхолической серьезности или возвышенно-тоскливому настроению.
Брат Дмитрий, прорюхав все эти особенности, сразу же затосковал и свесил
свой греко-славянский шнобель. Перспективы для себя он рисовал весьма
остуженные. Ясно, что такая резкая смена настроения лишь подтверждала успех
выводов Вильгельма Вундта. Однако Ко-терапевт безапелляционно утверждал, что
разумная рациональная и групповая психотерапия способна выправить положение.
"Правда пойдет пред Ним и поставит на путь стопы свои" (Псалом 84: 14).
Брат Василий сходу вляпался в желтый цвет, да столь основательно, что
никакими уговорами и подстройками его не удалось из него выволочь. Наш
Ко-терапевт, между тем, никак не хотел верить, что у Василия исключительно
солнечная душа. И он продолжал расставлять свои цветовые капканы. К концу
дня умелому провокатору кое-что удалось. Однако доминанта характера и
настроения оставалась прежней - легкость, возбудимость, склонность к
плотскому греху. Желтый цвет, как цвет поверхности блестящего золота, не
скрывает тайн. Но, волей-неволей, приходится считаться с замечаниями такого
авторитета, как Гете, заявлявшего, что этот цвет наиболее близок к дневному
свету. В своей высшей чистоте он всегда несет с собой природу светлого, ему
присущи радость, бодрость, нежное возбуждение. Да, мы все - постояльцы
палаты номер восемь - были очевидцами наступления неукротимого бурления,
возникавшего при появлении в комнате свиданий пассии Василия - его
несравненной по габаритам Сони. В самом имени, если в него хорошо
вслушаться, зафиксировать фонетическую гармонию, зазвучит солнце!
Ко-терапевт решил ограничить уроки на выживаемость для Василия лишь
методикой релаксации, самоуспокоения, некоторого сдерживания буйных
вегетативных и кобелиных страстей.
Настала моя очередь, но я решил покуражиться. Напряг знания и навыки
художника и на этом оселке стал натачивать свой хирургический нож. Мне очень
хотелось прилюдно оскопить гармонию универсальных психологических тестов.
Победа должна была принести мне личные, тайные дивиденды, не более того. Но
хитрый змей был мастером своего дела, и в том мне пришлось скоро убедиться:
сел на крючок я при общении с коричнево-зеленым цветом. Моя соображаловка
дала сбой при повышенном темпе обследования: Александр Георгиевич схватывал
все на лету, его исследовательские комбинации были быстротечными. Короче
говоря, он меня раскусил и быстро запутал. При коричнево-зеленом мысленно
осуществляется подмешивание к чисто зеленому желтого и черного, но только не
синего. Оливково-зеленый раскрывается благодаря желтому. У меня была первая
модель "Жигулей" оливкового цвета - как же я мог относиться к такому окрасу
без выраженной симпатии? Я любил свой автомобиль дружил с ним, как с
женщиной, неоднократно совершал в нем и скоротечные половые акты где-нибудь
при выезде на природу. Влюблена была в мой старенький автомобиль и основная
пассия Светочка - оливковый цвет и свет очей моих великолепно сочетались в
образе автомобиля. Мигрируя, как бывшие дворянские отпрыски, между Тверью и
Санкт-Петербургом, мы нет-нет и вынуждены были бороться с зовом молодости,
быстро ныряя в лес и там превращая наш автомобиль в альков. С такой взаимной
любовью не могли конкурировать другие мои увлечения, похотливые выкрутасы.
Я, видимо, зациклился на воспоминаниях в момент обследования - всегда же
приятно провести промежуточную ревизию, как бы пересчитать свое "стадо" по
головам, бюстам, ногам, попам, отмечая наиболее привлекательные элементы,
имеющие исключительно индивидуальное притяжение. Когда стадо накопилось
большое, то я начал сбиваться со счета, поскакали на красных конях сбои
памяти. Да это и понятно: такие счетные операции выполняешь без
калькулятора, в уме. Иначе это было бы уже кощунством, святотатством! А
какая может быть сила ума, когда думаешь о бабах! Сплошное затмение и
тяжесть греха сжимает скротум.
Я никак не мог согласиться с тем, что желтый при одновременном
затемнении другой гаммой приобретает эффект чувственной пассивности. В
хороших руках любая конечность может стать достойным членом - активным
участником разыгрываемой партии. Всем известно - кому не известно, пусть
спросят у ближайшего специалиста сексопатолога (хотя бы у Щеглова), - что
коричнево-зеленый цвет выражает ощущение собственного тела и, вообще,
богатое чувственное восприятие с некоторыми элементами нарциссомании. Нет
ничего удивительного в том, что в таком контексте выбора, человек,
предпочитающий коричнево-зеленый цвет, выступает большим охотником
насладиться состоянием, благотворно влияющим на порочные чувства,
сопряженные с разнообразием форм сексуального отдыха.
Себя обследовать брат Александр не стал, заявив, что все про себя он
давно знает. Он, оказывается, достаточно подробно описал свои мытарства в
научной и художественной литературе. Мне показалось, что наш вездесущий
специалист не очень доверял современной науке, относился к ней с прохладцем,
считая ее, видимо, продажной женщиной. Тем не менее, как я уяснил для себя,
к продажным женщинам он относился с должным уважением, считая их
регуляторами общественного темперамента. Так наша беседа незаметно
перекинулась на эпистолярное творчество. Он смело заявил - и нет сомнения в
праве его на такие заявления: "Если я пойду и долиною смертной тени, не
убоюсь зла, потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох - они успокаивают
меня" (Псалом 22: 4).
Да, я могу свидетельствовать, что наша жизнь с появлением Ко-терапевта
из скучного, тягомотного пребывания на больничной койке приобрела особый,
интригующий смысл. С его помощью мы стали понимать себя больше, в нас
поселился сенекс. Да, да, этот древний алхимический термин мы стали
использовать именно с тех времен. В переводе с латинского, Senex обозначает
"старый человек". Но только не тот, который разваливается на ходу, и из него
постоянно что-то сыпется - песок, экскременты, отчужденность, злоба. Имелся
ввиду тот субъект, который от больших знаний и выверенного жизненного опыта
приобретает особую персонификацию черт характера. Мы прямо на глазах друг у
друга превращались в уравновешенных, контролирующих свои поступки,
дисциплинированных, ответственных, рациональных, мудрых и дальновидных
людей. В нас появлялся консерватизм, свойственный стремлению к порядку - мы
стали тщательно заправлять койки, без особой нужды не валяться на них днем,
тщательно чистили зубы и мыли уши, постоянно просились в душ или баню. Иначе
говоря, мы преображались почти-что в светских людей, разве только
продвинутых на хороший английский манер в сторону деликатного своеобразия.
Занятный процесс, происходивший в нас, настраивал мозги на
исследовательскую работу. И мы старались приложить ее к любой области
человеческой деятельности. Но раскрытие новой страсти, как потом объяснил
нам брат Александр, шло в контексте сизигии (Syzygy) - это тоже особый,
диковинный термин, примененный в свое время Карлом Юнгом для обозначения
любых комплементарных противоположностей. Неважно объединяются они или
находятся в оппозиции. То были весомые парные связи, выводившие наши мысли и
поступки из сферы неосознанного в познаваемую реальность. Кудесник
психоанализа Юнг, оказывается, считал, что психологическая связь в парных
случаях определялась тремя основными элементами: женственностью, присущей и
мужчине, но и мужественностью, свойственной в той или иной мере любой
женщине; сюда внедрились переживания, которыми сопровождаются отношения
мужчины и женщины, в особенности исходящие из событий раннего детства. Вся
эта "каша-малаша" пропаривается еще и природой мужского и женского архетипа.
Парная сизигия по принципу "мужское - женское", или в китайском варианте
"Инь - Ян", всегда остается универсальной, как, собственно, само
существование мужчины и женщины. Так было задумано Богом, и нам простым
смертным никуда от этого не деться.
Даже наше общее увлечение геометрией Лобачевского имело под собой
сизигию объединяющего и конфронтирующего свойства одновременно. Теперь мы
вытаскивали из теплой постели нашего математика ранним утром и заставляли
его усердно вещать о неевклидовой геометрии, дабы разыскать в ней искомые
пары для сравнения. Мы пришли в неописуемый восторг - к нему с обеда
подключалась и Клара Николаевна - в связи с догадкой о том, что сама
евклидова и неевклидова геометрии собственно тоже являются сизигией. Протест
Лобачевского в такому случаю был очевиден: двойственность его
законорождения, двойственные влияния в процессе воспитания с раннего детства
прессовали его душу и интеллект. Можно было пуститься в длительные
размышлизмы: мы предпринимали такие акции, хотя бы по поводу того, что у
маленького Коленьки выпирало из штанов кое-что по отношению к собственной
маменьке и непонятному папеньке. Здесь виделось явное и мужское и женское
начало. Детские сексуальные переживания, прижатые архетипом, выпестованным
природой в течение длительной эволюции, были генетической змейкой. Она
спокойно или резко уползала, набрасывалась и жалила, но и ласкала, когда
хотела.
Мы всей палатой впадали в творческий экстаз, разбирая секреты сизигии -
мы были готовы сообща изнасиловать Клару, если бы она попыталась
опровергнуть наши геометрические выводы. Замахнись она только на рассуждения
Евклида и Лобачевского о параллельных прямых, был бы полный абзац ее былой
девственности! Ну, а разговор о перпендикуляре мог ей дорого обойтись, начни
она без должного уважения рассуждать о данном инструменте. У брата Василия,
видимо, простая математическая процедура прочно замыкалась на естественных
ассоциациях коитуса с томительно ожидаемой Сонькой. Он терял возможность
лежать на животе, а лежа на спине, накрытый одеялом, представлял собой
рвущийся в поднебесье пик Монблан. При всем при том, необходимо заметить: он
ведь хорошо знал общее уравнение прямой линии на плоскости. Абстрактное
выражение такой формулы пришло к нему само собой: Ах + Ву + С = 0, где А, В
и С - любые постоянные. Причем, А и В одновременно не равны "0".
Василий никак не мог согласиться с тем, что в уравнение его половой
жизни могут включаться три мужских постоянных, в результате чего Сонька
превращалась бы в "0". Василий, трогательно постанывая, кусал себе руки. Он
переживал, что не мог дотянуться до главного ответчика, когда вспоминал:
"если один из коэффициентов равен нулю, уравнение называется неполным".
Сизигии половой жизни страшно путались в голове Василия с именами
Лобачевского и Евклида. Клара, похоже, собиралась строить свою тайную игру
на этом: короче, она совсем была не против того, чтобы ее изнасиловали всем
составом палаты номер восемь. Но все же ее в последнее время стало все
больше и больше тянуть избирательно к Василию. Бесспорно, свое дело сделала
большая психотерапевтическая работа брата Александра. Однако под ногами
такой мечты все время путались наши законные жены.
Но половые задачи, если так можно выразиться, сублимировались для нас в
геометрии, порождая глубокие личные переживания общественного направления.
Терпеть такое положение дальше было выше сил. Брат Василий, например, всей
душой сочувствовал Лобачевскому, начинавшему, кстати говоря, свою
студенческую карьеру в Казанском университете по медицинской части. Уж
потом, когда там появился математик немец Иоганн-Мартин-Христиан Бартельс,
сразу же по достоинству оценивший широкие способности юного гения, произошла
смена увлечений. Нашему Василию, впрочем, также, как и всем остальным
старожилам палаты номер восемь, больше импонировала придуманная в пику
Евклидовой плоскости псевдосфера Лобачевского. На ней можно было до
основания раздеть и опорочить пятый постулат. Графолог, знакомый с
психоанализом, быстро бы понял, в чем здесь зарыта собака. Изящная воронка
до боли в промежности напоминала что-то очень женское. Вот она вещая
сизигия: "Инь - Ян". Бурную стыковку знаний и увлечений удавалось нам
успокоить только воспоминаниями об эллиптическом интеграле вида: R (x, w) dx
, где R (x, w) - рациональная функция.
Но когда мы, сообща и по отдельности, вспоминали знаменитую поверхность
Клейна, тоже приложившего руку к воображаемой геометрии, то волей-неволей
все фиксировались на "бутылке Клейна" и переходили при достаточном нажиме на
фантазию еще и в четырехмерное пространство. Нам почему-то казалось, что
Клейн - наш брат алкоголик, иначе, откуда же такая тяга к бутылочной форме
поверхности. Понятно, что из "потустороннего" без инъекции аминазина для нас
выхода не существовало. Делала этот укол миловидная медицинская сестра Ирэн,
сочетающая в себе и мужское и женское начало с такой очевидной силой, что мы
опять впадали в прострацию. Мы любовались ее стройными ногами, безупречной
жопкой, вальяжной грудью и азартно выбивавшимися на верхней губе черными
усиками. Все это таило в себе какую-то особую страсть, уводящую в топкие
болота бисексуальных половых отношений. Стоит ли греха таить - ясно, что в
каждой человеческой особи спрятана и самка и самец одновременно. Они ведут
сексуальную фантазию по сложным лабиринтам похотливых желаний. Вот почему мы
с нетерпением ждали смена караула - наступления времени дежурства Ирэн. Она
приходила на дежурство и вновь уводила наши податливые души в свои
сексуальные недра! Ясно, что она догадывалась о меняющихся направлениях
наших вожделений, потому, являясь в нашу палату, вела себя обстоятельно. Она
преподносила себя многосторонне, позволяя нам впечатляться, рассматривая ее
задатки под разными ракурсами. Она вела свою игру, точила свои женские
коготки об наши сердца. А мы, как собаки Павлова, пускали слюни по бороде и
Милитаризм подлежит уничтожению еще до того, как будущий интервент поменяет
детскую соску на баллистическую ракету. Тем более, надо спешить с достойным
воспитанием будущих военных, если потенциальный враг тянется к созданию
комплексов, называемых СОИ. Великий Наполеон говорил, что самые лучшие
солдаты - мальчишки четырнадцати, пятнадцати лет. Такую идею я лелеял в
голове, пока писал картину "Знаменная группа". Но идея-то была хорошая, а
вот художником я все же был плохоньким.
Откуда у меня - сугубо гражданского человека с гуманитарными рельсами
интеллекта - появились математические откровения. Какое, вообще, мне дело до
воображаемой геометрии Лобачевского, до всех этих сложнейших формул - понять
я так и не смог.
На коне оставался лишь один брат Александр: его змеиный имидж - "питон"
- это лексика идущая от Нахимовского училища. И в эту страницу биографии
врачевателя стоит внимательно вчитаться - она свидетельствовала о многом.
Многие из наших современников являются такой же тайной, как и ГРУ Советских
Вооруженных Сил, сменившее сейчас лишь окрас, оставив внутреннее содержание.
Оно осталось тайной за семью печатью, способной вспороть жирное брюхо
секретам любых иностранных армий. Просто для того необходимо проявление
политической воли и наступление времени "Х", когда снимаются все запреты и
очевидное показывает свое жестокое лицо. Этот монстр, скорее всего, и знал
математику достаточно хорошо, чтобы рассуждать квалифицированно о геометрии
Лобачевского, но он молчал, как сфинкс и только наблюдал за нашими
заморочками.
За размышлениями общего плана я не заметил, как пробежало время. Брат
Александр уже успел сходить в ординаторскую, побеседовать, как говорится, по
душам, с Кларой. Он вернулся с клеше методик психологической раскупорки
наших затаенных душ, предназначенных для действий "Ко-терапевта". Именно за
такую роль решил взяться Александр Георгиевич, ведомый какими-то своими
тайными интересами.
Брат Александр имел особое, просвещенное мнение о цветовом тесте
Люшера. И, чтобы переложить его в наши головы, он организовал познавательный
поиск капитально. Сперва, была дана краткая вводная справка, заинтриговавшая
всех пациентов палаты номер восемь. Оказалось, что Макс Люшер родился в 1923
году в Базеле, то есть в Швейцарии. В тех краях он изучал социологию,
философию права, религии и, между делом, клиническую психиатрию. В 1949 году
пытливый ум позволил молодому исследователю защитить диссертацию по
философии и психологии. Вот с такого аэродрома подскока и начался взлет
карьеры медицинского светила. Он занимался новыми психотерапевтическими
методами в Стокгольме и Париже, доцентствовал в Швейцарском
антропологическом институте, читал лекции в Базеле, Цюрихе, Париже,
профессорствовал в Амстердамском институте, проводил обширные научные
исследования в Гамбурге, Берлине, Мюнхене. Его хватало почти на все.
Сообщение, естественно, повысило интерес к методу, да и к науке вообще. Мы
включились в исследовательскую работу с азартом.
Первым на плаху повели брата Владимира. Подозреваю, что Александра
сильно волновал ответ на вопрос - "на чем же Клара так сильно подломила волю
Владимира"? Брат Александр разложил карточки цветного теста Люшера на листе
белой бумаги. Я наблюдал за экзекуцией с близкого расстояния, стараясь
постичь тайны этой методики, чтобы сложить свое досужее мнение об ее
эффективности. Надо сказать, что Люшер, как потом пояснил Александр, не
оставил подробного описания своих представлений о собственной методике. Он
лишь заметил, что организм человека не только на психологическом, но и
глубинном физиологическом уровне - может быть, даже на клеточном -
индивидуально реагирует на цвет, демонстрируя свои обобщенные предпочтения.
Люшер считал, что основные реакции проявляются на четыре цвета - красный,
синий, зеленый, желтый. Впутываются сюда еще и некоторые модификации цвета -
фиолетовый, коричневый, серый, черный, белый. Люшеру удалось разгадать
секрет такого реагирования. Главным феноменом в нем является предпочтение не
чистого цвета, а несколько смещенного по цветовой радуге. Известная формула
- "каждый охотник желает знать, где видит фазан" - работает в смешанном
виде. Например, если к красному цвету примешать немного желтого, получая
таким образом оранжевый оттенок, то усиливается эффект восприятия. Тогда у
большинства людей резко повышаются вегетативные реакции - амплитуда и
частота сердцебиений, дыхания, давления крови. Темно синий цвет ведет
реакции организма в обратную сторону. Оказывается, что язык цветов
интернационален. Даже на животных цвета оказывали аналогичное действие:
селезни на черный цвет реагировали снижением сексуальной потенции, а на
оранжево-красный ее восстанавливали и повышали.
Мне по этому случаю вспомнился анекдот времен юности, когда особенно
влекла информация о сексуальном творчестве. В еврейской семье выдавали
единственную дочь замуж. Когда закончилось застолье, то в спальне мама с
дочерью вели совещание на тему - какой пеньюар одеть для первой брачной
ночи? Пьяный вдупель папа в это время рисовал грязным пальцем на створках
трельяжа замысловатые фигуры и очень краткие слова. Он стремился убедиться в
конгруентности искомых понятий, отражая их в трехстворчатой проекции. Мама
советовала надеть красный пеньюар - для возбуждения мужа. Дочь склонялась к
светло-зеленому - для успокоения. Папа остановил совещание замечанием:
"Доченька, цвет сегодня не будут иметь никакого значения. Сегодня - особый
день! Тебя все равно уебут! Потому, правильнее, вообще ничего не надевать".
Все мы здесь присутствующие вдруг поняли, что не надо бояться Люшера с
его цветовыми происками - если уж суждено, то обязательно осчастливят - не
так, так эдак! По такому случаю брат Александр привел рассказ Ван-Гога о
том, как тот писал свою знаменитую картину "Ночное кафе". Великий художник и
глубоко заблуждающийся человек, оказывается, стремился красками выразить
мысль о том, что кафе является тем местом, где можно разорить себя, сойти с
ума, совершить преступление. Картина заполнена цветовыми контрастами:
нежно-розовым, кроваво-красным, дрожжевым. Все это была палитра
художника-гурмана, использованная для передачи ощущения огненного ада,
притягательного мрака пивного заведения.
Другой художник - Арнольд Беклин - пытался создать такой своеобразный
замес красителей, чтобы получить страстно пылающий оранжево-красный цвет. Он
подходил для передачи особенностей характера обольстительной Калипсо. Той
древнегреческой нимфы, владеющей островом Огигия, пожелавшей истощить
Одиссея множественными оргазмами. Она скрывала от остального мира и
пользовала его только для себя в течение семи лет.
Еще один чудак - Франц Марк изобразил своих знаменитых красных коней
только для того, чтобы преподать миру урок истинного темперамента,
импульсивности, граничащей с неутомимой стихией.
Сдавалось мне, что Клара Николаевна шла по проторенному пути, пугая
брата Владимира особой подборкой цветов, предложенных Люшером. Она пыталась
превратить пациента в красного, неутомимого коня, а дом скорби - в ночное
кафе, прообраз вертепа. Себя же, Клара рядила в цветные одежды непристойной
Калипсы. Она демонстрировала откровенно оголенные соблазнительно-розовые
деталями женского тела. Она вываливала, как на прилавок дикого базара,
запредельную женскую страсть, возлежавшую на фоне пурпурных тонов кровавой
подстилки. Она так изъездила нашего математика, что теперь он выбирал только
черный цвет, сочетая его для контраста еще и с чисто белым. Первый вариант
можно было трактовать, как окончательное отчаянье - что-то похожее на вскрик
"пиши пропал"! Во втором случае, демонстрировалась готовность к побегу на
край света - лишь бы остаться одиноким, нетронутым, умиротворенным. Видимо,
по такому случаю говорят: "В белый свет - как в копеечку!"
Брат Александр собирался выправлять застывшее положение перекошенных
чаш душевных весов. Но задача эта была практически не выполнима, ибо
математик находился в глубочайшем неврозе. Сексуальные домогательства Клары
и реальная установка на единоначалие во владении телом избранника - вот те
реальные оплеухи судьбы. О них думал Александр, ибо они актуализировались в
ближайший день посещения избранника Алевтиной. Двойственность положения,
трагизм выбора способны выбить земную твердь из-под ног брата Владимира.
Существо его дела выглядело кошмаром, избавление от которого зависело вовсе
не от него самого, а только от самого Бога.
Наш Ко-терапевт прекрасно понимал, что брат Владимир никогда не найдет
в себе силы заявить: "А я хожу в моей непорочности; избавь меня и помилуй
меня. Моя нога стоит на прямом пути; в собраниях благословлю Господа"
(Псалом 25: 11-12). Ему необходимо было помочь - решительно, властно,
однозначно! Александр Георгиевич, не удержав эмоций клинического отчаянья,
воскликнул в сердцах почти по Горькому: "Если женщина не сдается - ее
уничтожают"! Пока было не понятно, какую именно женщину собирался уничтожить
этот змей подколодный, но то, что путь его следования по жизни был усеян
трупами таких низвергнутых женщин не оставляло никакого сомнения. У него,
спору нет, был богатый опыт борьбы с заразой! По всему чувствовалось, что
брат Владимир наконец-то попал в надежные мужские руки, способные вытрясти
из него душу, если на то будет воля Господа. "Кто сей Царь славы? - Господь
сил, Он - Царь славы" (Псалом 23: 10).
Дмитрия Ко-терапевт основательно подловил на фиолетовом цвете в
сочетании с зеленым. А это означало, что у пациента преобладает сфера
душевности, наслоенная на тягу к самоотдаче. Это хорошая позиция для врача,
но не всегда удобная для самого человека, волокущего на горбе тяжелый крест
обязанностей, свойственных такой профессии. Все дополнялось еще и тем, что
зеленый цвет привносит заметную напряженность, жажду самоутверждения, часто
блокирующие бескорыстие самоотверженности. В предпочтении темного
зелено-синего цвета видится затаенная гордыня, как правило, переходящая в
конце концов в замкнутость и упрямое самовозвеличивание. Здесь
просматривался и стойкий оборонительный эгоцентризм, способный смягчиться
только при заметном просветлении жизненного небосвода, а значит и
продвижении предпочтений в сторону светлых зелено-синих тонов.
Надо помнить, и мне как художнику это было понятно, что фиолетовый цвет
является сочетанием красного и синего. Отсюда - в поведении неоднозначность,
динамичность, шараханье к различным ипостасям. Движение здесь не всегда
абсолютно точно предсказуемо: красный путь - мужской, патриархальный; синий
путь - женский, матриархальный. До наступления половой зрелости почти 75%
детей выбирают именно такой цвет, как соответствующий более размытой половой
ориентации. Видимо, гомосексуалисты сохраняют такую размытость на всю жизнь.
Среди умственно отсталых детей такой цвет выбирают до 85% обследуемых.
Сильно выражено подобное предпочтение и у беременных женщин, но многие из
них сразу же после родов его отвергают. Психолог Вильгельм Вундт приписывал
роковое значение этому цвету. Его избирают личности со склонностями к
мрачно-меланхолической серьезности или возвышенно-тоскливому настроению.
Брат Дмитрий, прорюхав все эти особенности, сразу же затосковал и свесил
свой греко-славянский шнобель. Перспективы для себя он рисовал весьма
остуженные. Ясно, что такая резкая смена настроения лишь подтверждала успех
выводов Вильгельма Вундта. Однако Ко-терапевт безапелляционно утверждал, что
разумная рациональная и групповая психотерапия способна выправить положение.
"Правда пойдет пред Ним и поставит на путь стопы свои" (Псалом 84: 14).
Брат Василий сходу вляпался в желтый цвет, да столь основательно, что
никакими уговорами и подстройками его не удалось из него выволочь. Наш
Ко-терапевт, между тем, никак не хотел верить, что у Василия исключительно
солнечная душа. И он продолжал расставлять свои цветовые капканы. К концу
дня умелому провокатору кое-что удалось. Однако доминанта характера и
настроения оставалась прежней - легкость, возбудимость, склонность к
плотскому греху. Желтый цвет, как цвет поверхности блестящего золота, не
скрывает тайн. Но, волей-неволей, приходится считаться с замечаниями такого
авторитета, как Гете, заявлявшего, что этот цвет наиболее близок к дневному
свету. В своей высшей чистоте он всегда несет с собой природу светлого, ему
присущи радость, бодрость, нежное возбуждение. Да, мы все - постояльцы
палаты номер восемь - были очевидцами наступления неукротимого бурления,
возникавшего при появлении в комнате свиданий пассии Василия - его
несравненной по габаритам Сони. В самом имени, если в него хорошо
вслушаться, зафиксировать фонетическую гармонию, зазвучит солнце!
Ко-терапевт решил ограничить уроки на выживаемость для Василия лишь
методикой релаксации, самоуспокоения, некоторого сдерживания буйных
вегетативных и кобелиных страстей.
Настала моя очередь, но я решил покуражиться. Напряг знания и навыки
художника и на этом оселке стал натачивать свой хирургический нож. Мне очень
хотелось прилюдно оскопить гармонию универсальных психологических тестов.
Победа должна была принести мне личные, тайные дивиденды, не более того. Но
хитрый змей был мастером своего дела, и в том мне пришлось скоро убедиться:
сел на крючок я при общении с коричнево-зеленым цветом. Моя соображаловка
дала сбой при повышенном темпе обследования: Александр Георгиевич схватывал
все на лету, его исследовательские комбинации были быстротечными. Короче
говоря, он меня раскусил и быстро запутал. При коричнево-зеленом мысленно
осуществляется подмешивание к чисто зеленому желтого и черного, но только не
синего. Оливково-зеленый раскрывается благодаря желтому. У меня была первая
модель "Жигулей" оливкового цвета - как же я мог относиться к такому окрасу
без выраженной симпатии? Я любил свой автомобиль дружил с ним, как с
женщиной, неоднократно совершал в нем и скоротечные половые акты где-нибудь
при выезде на природу. Влюблена была в мой старенький автомобиль и основная
пассия Светочка - оливковый цвет и свет очей моих великолепно сочетались в
образе автомобиля. Мигрируя, как бывшие дворянские отпрыски, между Тверью и
Санкт-Петербургом, мы нет-нет и вынуждены были бороться с зовом молодости,
быстро ныряя в лес и там превращая наш автомобиль в альков. С такой взаимной
любовью не могли конкурировать другие мои увлечения, похотливые выкрутасы.
Я, видимо, зациклился на воспоминаниях в момент обследования - всегда же
приятно провести промежуточную ревизию, как бы пересчитать свое "стадо" по
головам, бюстам, ногам, попам, отмечая наиболее привлекательные элементы,
имеющие исключительно индивидуальное притяжение. Когда стадо накопилось
большое, то я начал сбиваться со счета, поскакали на красных конях сбои
памяти. Да это и понятно: такие счетные операции выполняешь без
калькулятора, в уме. Иначе это было бы уже кощунством, святотатством! А
какая может быть сила ума, когда думаешь о бабах! Сплошное затмение и
тяжесть греха сжимает скротум.
Я никак не мог согласиться с тем, что желтый при одновременном
затемнении другой гаммой приобретает эффект чувственной пассивности. В
хороших руках любая конечность может стать достойным членом - активным
участником разыгрываемой партии. Всем известно - кому не известно, пусть
спросят у ближайшего специалиста сексопатолога (хотя бы у Щеглова), - что
коричнево-зеленый цвет выражает ощущение собственного тела и, вообще,
богатое чувственное восприятие с некоторыми элементами нарциссомании. Нет
ничего удивительного в том, что в таком контексте выбора, человек,
предпочитающий коричнево-зеленый цвет, выступает большим охотником
насладиться состоянием, благотворно влияющим на порочные чувства,
сопряженные с разнообразием форм сексуального отдыха.
Себя обследовать брат Александр не стал, заявив, что все про себя он
давно знает. Он, оказывается, достаточно подробно описал свои мытарства в
научной и художественной литературе. Мне показалось, что наш вездесущий
специалист не очень доверял современной науке, относился к ней с прохладцем,
считая ее, видимо, продажной женщиной. Тем не менее, как я уяснил для себя,
к продажным женщинам он относился с должным уважением, считая их
регуляторами общественного темперамента. Так наша беседа незаметно
перекинулась на эпистолярное творчество. Он смело заявил - и нет сомнения в
праве его на такие заявления: "Если я пойду и долиною смертной тени, не
убоюсь зла, потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох - они успокаивают
меня" (Псалом 22: 4).
Да, я могу свидетельствовать, что наша жизнь с появлением Ко-терапевта
из скучного, тягомотного пребывания на больничной койке приобрела особый,
интригующий смысл. С его помощью мы стали понимать себя больше, в нас
поселился сенекс. Да, да, этот древний алхимический термин мы стали
использовать именно с тех времен. В переводе с латинского, Senex обозначает
"старый человек". Но только не тот, который разваливается на ходу, и из него
постоянно что-то сыпется - песок, экскременты, отчужденность, злоба. Имелся
ввиду тот субъект, который от больших знаний и выверенного жизненного опыта
приобретает особую персонификацию черт характера. Мы прямо на глазах друг у
друга превращались в уравновешенных, контролирующих свои поступки,
дисциплинированных, ответственных, рациональных, мудрых и дальновидных
людей. В нас появлялся консерватизм, свойственный стремлению к порядку - мы
стали тщательно заправлять койки, без особой нужды не валяться на них днем,
тщательно чистили зубы и мыли уши, постоянно просились в душ или баню. Иначе
говоря, мы преображались почти-что в светских людей, разве только
продвинутых на хороший английский манер в сторону деликатного своеобразия.
Занятный процесс, происходивший в нас, настраивал мозги на
исследовательскую работу. И мы старались приложить ее к любой области
человеческой деятельности. Но раскрытие новой страсти, как потом объяснил
нам брат Александр, шло в контексте сизигии (Syzygy) - это тоже особый,
диковинный термин, примененный в свое время Карлом Юнгом для обозначения
любых комплементарных противоположностей. Неважно объединяются они или
находятся в оппозиции. То были весомые парные связи, выводившие наши мысли и
поступки из сферы неосознанного в познаваемую реальность. Кудесник
психоанализа Юнг, оказывается, считал, что психологическая связь в парных
случаях определялась тремя основными элементами: женственностью, присущей и
мужчине, но и мужественностью, свойственной в той или иной мере любой
женщине; сюда внедрились переживания, которыми сопровождаются отношения
мужчины и женщины, в особенности исходящие из событий раннего детства. Вся
эта "каша-малаша" пропаривается еще и природой мужского и женского архетипа.
Парная сизигия по принципу "мужское - женское", или в китайском варианте
"Инь - Ян", всегда остается универсальной, как, собственно, само
существование мужчины и женщины. Так было задумано Богом, и нам простым
смертным никуда от этого не деться.
Даже наше общее увлечение геометрией Лобачевского имело под собой
сизигию объединяющего и конфронтирующего свойства одновременно. Теперь мы
вытаскивали из теплой постели нашего математика ранним утром и заставляли
его усердно вещать о неевклидовой геометрии, дабы разыскать в ней искомые
пары для сравнения. Мы пришли в неописуемый восторг - к нему с обеда
подключалась и Клара Николаевна - в связи с догадкой о том, что сама
евклидова и неевклидова геометрии собственно тоже являются сизигией. Протест
Лобачевского в такому случаю был очевиден: двойственность его
законорождения, двойственные влияния в процессе воспитания с раннего детства
прессовали его душу и интеллект. Можно было пуститься в длительные
размышлизмы: мы предпринимали такие акции, хотя бы по поводу того, что у
маленького Коленьки выпирало из штанов кое-что по отношению к собственной
маменьке и непонятному папеньке. Здесь виделось явное и мужское и женское
начало. Детские сексуальные переживания, прижатые архетипом, выпестованным
природой в течение длительной эволюции, были генетической змейкой. Она
спокойно или резко уползала, набрасывалась и жалила, но и ласкала, когда
хотела.
Мы всей палатой впадали в творческий экстаз, разбирая секреты сизигии -
мы были готовы сообща изнасиловать Клару, если бы она попыталась
опровергнуть наши геометрические выводы. Замахнись она только на рассуждения
Евклида и Лобачевского о параллельных прямых, был бы полный абзац ее былой
девственности! Ну, а разговор о перпендикуляре мог ей дорого обойтись, начни
она без должного уважения рассуждать о данном инструменте. У брата Василия,
видимо, простая математическая процедура прочно замыкалась на естественных
ассоциациях коитуса с томительно ожидаемой Сонькой. Он терял возможность
лежать на животе, а лежа на спине, накрытый одеялом, представлял собой
рвущийся в поднебесье пик Монблан. При всем при том, необходимо заметить: он
ведь хорошо знал общее уравнение прямой линии на плоскости. Абстрактное
выражение такой формулы пришло к нему само собой: Ах + Ву + С = 0, где А, В
и С - любые постоянные. Причем, А и В одновременно не равны "0".
Василий никак не мог согласиться с тем, что в уравнение его половой
жизни могут включаться три мужских постоянных, в результате чего Сонька
превращалась бы в "0". Василий, трогательно постанывая, кусал себе руки. Он
переживал, что не мог дотянуться до главного ответчика, когда вспоминал:
"если один из коэффициентов равен нулю, уравнение называется неполным".
Сизигии половой жизни страшно путались в голове Василия с именами
Лобачевского и Евклида. Клара, похоже, собиралась строить свою тайную игру
на этом: короче, она совсем была не против того, чтобы ее изнасиловали всем
составом палаты номер восемь. Но все же ее в последнее время стало все
больше и больше тянуть избирательно к Василию. Бесспорно, свое дело сделала
большая психотерапевтическая работа брата Александра. Однако под ногами
такой мечты все время путались наши законные жены.
Но половые задачи, если так можно выразиться, сублимировались для нас в
геометрии, порождая глубокие личные переживания общественного направления.
Терпеть такое положение дальше было выше сил. Брат Василий, например, всей
душой сочувствовал Лобачевскому, начинавшему, кстати говоря, свою
студенческую карьеру в Казанском университете по медицинской части. Уж
потом, когда там появился математик немец Иоганн-Мартин-Христиан Бартельс,
сразу же по достоинству оценивший широкие способности юного гения, произошла
смена увлечений. Нашему Василию, впрочем, также, как и всем остальным
старожилам палаты номер восемь, больше импонировала придуманная в пику
Евклидовой плоскости псевдосфера Лобачевского. На ней можно было до
основания раздеть и опорочить пятый постулат. Графолог, знакомый с
психоанализом, быстро бы понял, в чем здесь зарыта собака. Изящная воронка
до боли в промежности напоминала что-то очень женское. Вот она вещая
сизигия: "Инь - Ян". Бурную стыковку знаний и увлечений удавалось нам
успокоить только воспоминаниями об эллиптическом интеграле вида: R (x, w) dx
, где R (x, w) - рациональная функция.
Но когда мы, сообща и по отдельности, вспоминали знаменитую поверхность
Клейна, тоже приложившего руку к воображаемой геометрии, то волей-неволей
все фиксировались на "бутылке Клейна" и переходили при достаточном нажиме на
фантазию еще и в четырехмерное пространство. Нам почему-то казалось, что
Клейн - наш брат алкоголик, иначе, откуда же такая тяга к бутылочной форме
поверхности. Понятно, что из "потустороннего" без инъекции аминазина для нас
выхода не существовало. Делала этот укол миловидная медицинская сестра Ирэн,
сочетающая в себе и мужское и женское начало с такой очевидной силой, что мы
опять впадали в прострацию. Мы любовались ее стройными ногами, безупречной
жопкой, вальяжной грудью и азартно выбивавшимися на верхней губе черными
усиками. Все это таило в себе какую-то особую страсть, уводящую в топкие
болота бисексуальных половых отношений. Стоит ли греха таить - ясно, что в
каждой человеческой особи спрятана и самка и самец одновременно. Они ведут
сексуальную фантазию по сложным лабиринтам похотливых желаний. Вот почему мы
с нетерпением ждали смена караула - наступления времени дежурства Ирэн. Она
приходила на дежурство и вновь уводила наши податливые души в свои
сексуальные недра! Ясно, что она догадывалась о меняющихся направлениях
наших вожделений, потому, являясь в нашу палату, вела себя обстоятельно. Она
преподносила себя многосторонне, позволяя нам впечатляться, рассматривая ее
задатки под разными ракурсами. Она вела свою игру, точила свои женские
коготки об наши сердца. А мы, как собаки Павлова, пускали слюни по бороде и