Страница:
колитом. Только мучаясь от боли и "позывов на низ", можно подарить
человечеству такое определение. Но не о том речь. Если уж думающий человек
захочет, то он разберется, что к чему. Но для меня было важно правильно
оценить пространство, втянувшее в себя мои мысли. Я попытался действовать на
основе социально-экологического подхода. От последнего словесного крокодила,
впрочем, как и от предыдущего, за версту несет разлагающейся шизофренией. Но
дух отечества нам сладок и приятен! Чтобы окончательно не вывихнуть мозги, я
постарался подключить чувство юмора, и только так воспринял еще один научный
перл какого-то свихнувшегося ученого: "Экосистемный уровень относится к
надорганизменным уровням организации живого; он является первым (нижним) в
иерархии собственно эпидемического процесса". Бред! И еще раз Бред!..
Далее потянулись не менее скучные определения: понятие "паразитарная
система", оказывается, был введен в науку в 1932 или 1936 годах, когда в
нашей стране Иосиф Сталин в тлен размазывал по тюрьмам и лагерям цвет нации.
Он-то следовал простому ленинскому замечанию о том, что русская
интеллигенция - это говно! Большие ученые договорились, что с позиции
системного подхода, "нижестоящий уровень популяции паразита входит в состав
вышестоящего уровня популяции хозяина, являющегося экологической средой
обитания популяции паразита". Это была еще одна фаза научного бреда!
Такие словеса так меня позабавили, что я не удержался и принялся
смеяться, как говорится, "сам с собой". Товарищи мои подняли головы и
призадумались: они решали сложную дилемму - то ли лед тронулся и во мне ожил
сумасшедший, то ли мой обывательский смех чего-то стоит, и к нему стоит
присоединиться. Однако я отверг хоровые выступления и затих, заразив всех
неразрешимым любопытством. Шизофрения ведь требует сосредоточения и ухода в
себя!
В творческом одиночестве я глубоко и напряженно думал: надо было прежде
всего определить собственную роль в нашем кишечном кошмаре. Ну, не мог же я
в человеческом обличие забраться "негру в жопу", и приютиться там, извергая
восторг паразита. Мои раздумья были напряженными и длительными, и наконец я
выбрал единственно верное из множества возможного. Я решил промыслить себя
одноклеточным существом, но и здесь меня поджидал сложный выбор. Оказалось,
что при всем разнообразии внешних форм, строения и образа жизни
одноклеточных простейших, их сволочная организация может быть сведена к трем
основным типам - амебоидному, солнечниковому и жгутиковому. Думать,
торговаться с судьбой, решать что-то можно было до бесконечности, но в науке
требуется решительность, решительность и еще раз решительность. Именно здесь
рождается любовь к риску. Я остановился на амебе, причем, не мудрствуя
лукаво, было оказано предпочтение Amoebе proteus. Ясно дело, что амебоидный
тип существ морфологически наиболее примитивен из всех типов одноклеточной
организации. У них даже отсутствует намек на симметрию, иначе говоря, они
наделены анаксонным строением. При неопределенности и непостоянстве общей
формы тела, при наличие самой низшей из форм симметрии - неопределенно
полиаксонной, то есть шарообразной, Беклемишевской, такие существа часто
ведут себя, как зазнайки. Они требуют от исследователя к себе избирательного
подхода, угрожая при этом спутать все карты опыта.
Меня, так же как и миллионы сограждан, это нисколько не заботило и не
стесняло. Во всяком случае, конфуза я не чувствовал и готов был, в
зависимости от обстоятельств, принять любую холуйскую форму тела и мысли.
Мой конформизм награждался тем, что я быстро утратил постоянные градиенты
свойств во всех направлениях, кроме направления от центра тела к периферии.
Это был настоящий восторг жизни, его можно достичь только путем сильнейшего
напряжения воображения или подключив медитацию. Естественно, в теле моем
оставался аппарат Гольджи, кстати, в нем до сих пор практически никто не
разбирается, хотя отмечают его диффузный характер и выделяют более или менее
многочисленные диктиосомы, беспорядочно разбросанные по всей плазме.
Примечательно, что, как и у многих холуев, переход от активной
жизнедеятельности в покоящееся состояние и у меня не был сопряжен со
сложностями структурного или поведенческого характера. Надо помнить - и я
легко воспроизвел это в памяти - что деление такой амебы проходит через
несколько несложных фаз: парофаза, метафаза, ранняя анафаза, ранняя телофаза
и заключительные моменты деления, в особенностях коих не смог до конца
разобраться даже Лише.
Опять я чувствовал, что брежу, забираясь на какую-то высокую волну. Я,
как спортсмен, увлекающийся серфингом, то взлетал на гребень высокой волны,
то скатывался по ней в пропасть. Да, конечно, у меня были провалы сознания!
Я болен, болен, бо-лен!..
Меня сильно успокаивало то, что, пользуясь простым принципом "своя рука
- владыка", я отхватил себе у других одноклеточных - например, Protozoa -
еще и половой способ размножения, называемый сингамией. И то сказать: жить в
кишке, почти в антисанитарных условиях, и не иметь маленьких тихих радостей
- это уже был бы предел биологического волюнтаризма. При всем разнообразии
полового процесса - как, впрочем, и у людей - у одноклеточных его основу
составляет техника слияния воедино двух сексуально дифференцированных гамет.
В результате слияния стартует двойственная по своей природе зигота. А далее
вступает в силу некоторая суета вокруг дивана и заключительная редукция - то
есть интеллект сокращается пропорционально количеству восторженных
партнерских слияний. Часто он сокращается настолько, что уже не способен
дифференцировать: кто первый начал, кто снизу или сверху, кто первый кончил,
и какие последствия ожидаются? Между делом, хотелось бы заметить, что вряд
ли возможно считать случайностью факт, свидетельствующий о достоверности
оформления полового процесса. Я наблюдал его на напримере одноядерной амебы
- Rhizopoda, а потому даже в страшном сне не собирался подбивать под нее
клинья. Известно, что и у Actinophrys половой процесс представляет собой
педогамию, потому от этих тварей я тоже предпочитал держаться на расстоянии.
Дальше почему-то у меня пошли ремисценции: я стал вспоминать свои
"слияния" в мирской жизни с двуногими подругами. Но очень хорошо, что я
быстро сбился со счета, запутался в именах и внешних деталях, внутреннего же
содержания у подруг никакого не было от рождения. Так бред мой переключался
с виртуального цикла на реалистический - мирской!
Как только определились собственные интересы и установились границы
Полового Права, распахнулись широчайшие ворота для похода по транзиту Кишки.
Все, естественно, начинается с полости рта, где присутствует всякой твари по
паре! Ротовая полость человека и животного - это страшнейшая помойка, и
одновременно кладбище, и бордель бактерий и вирусов всех мастей и категорий.
Но в том и состоит особенность промысла божьего: "И дано ему было вложить
дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтоб
убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя" (Откровение 13:
15). Опять видения!..
Заснул я мгновенно, словно провалился в преисподнюю. Разбудила меня,
как ни странно, женщина - это была начмед нашей больницы, исполняющая сейчас
еще и обязанности главного врача. Прошел слух, что прежний главный доктор
скоропостижно скончался от инфаркта миокарда. Старик не выдержал интриг,
навязанных ему заместителями, заведующими отделениями. Всю эту шебутную
компашку протестующих сколотила именно она - Колесова Зинаида Семеновна, не
сменяемая уже в течение тридцати лет на посту заместителя главного врача по
медицинской части. Все больничные собаки знали эту высокую, несколько
располневшую в последние годы женщину. Но больничные собаки не относились к
ней по-сыновьи, с доверием и благодарностью, они чувствовали себя, скорее,
пасынками, проживающими на скудных хлебах у злой мачехи, всегда готовой
нанести им смертельный удар - скажем, вызвать душегубов из треста очистки
садов и парков или бешеную милицию для отстрела несчастных животных. Даже
вальяжные кошки, очищающие от крысиной заразы территорию и помещения
павильонов больницы, старались не перебегать ей дорогу, а шустро ныряли в
проемы подвальных окон или густые кусты.
У Зинки - так ее звал за глаза медицинский персонал и больные - была
важная поступь, но ядовитые мысли, и животные чувствовали это на далеком
расстоянии. И вот теперь эта стерва сверлила меня немигающим взором,
стараясь разбудить, ибо я, оказывается, нарушал распорядок дня, опаздывая к
завтраку. Ее, конечно, не волновало то, что всю ночь мне пришлось общаться с
наукой и ее детищем - представлениями о микробном мире. Она, верно, забыла,
что я человек с израненной психикой, и ко мне необходимо искать
индивидуальный подход. Зинка говорила ласково, но тон ее речей всегда
содержал много скользкости. На ее округлых словах можно было поскользнуться
и больно шмякнуться об пол.
- Больной! Будьте так любезны, - гнусавила марантичная особа, -
оторвите свой зад от постели и ступайте на завтрак.
Конечно, при другом раскладе за такие слова - "оторвите свой зад" - я
бы заехал этой хабалке, изображающей из себя интеллигента первого поколения,
по жопе. Но сейчас я был слишком занят "научным прорывом". Агрессия - это не
оружие ученого, а, скорее, как и булыжник, - оружие пролетариата. Зинка была
из пролетариев, а потому всегда чувствовала себя гегемоном! С такой заразой
я никогда бы не пошел на сингамию. Таких баб необходимо стерилизовать,
заковывать в кандалы и ссылать на галеры в раздетом виде - так их легче
будет бичевать при неисполнении приказа!
Я близко знал одну такую еще в прошлой, доперестроечной, жизни. Она
была секретарем исполкома городского совета народных депутатов небольшого
городишки, и курировала местное здравоохранение. В тот, Богом забытый район
моей многострадальной отчизны, меня забросила судьба-злодейка. Районное
начальство пользовалось моей молодостью и наивной страстью преобразовывать
все к лучшему, полезному для людей. Тогда я работал главным врачом местной
больницы. Секретарь исполкома - это человек, отвечающий за все
организационные вопросы, власть по тем временам в его руках была
сосредоточена большая. Женщина-крыса с мелкими, разрушенными кариесом
зубками, с раскосыми глазами, как у всех неокончательно ассимилированных
татар, ела меня и мою организацию поедом. Она выдумывала малые и большие
интриги, создавая их на пустом месте, из ничего. Она засылала в больницу
массу дурацких комиссий, мешавших работать мне и всем остальным врачам.
Причем, оснований для такого повышенного внимания никаких и не было, но она
ела и грызла нас с садистическим наслаждением. Я хорошо понимал, что
порочные действия - это следствие психической патологии, но поделать ничего
не мог. Приходилось лишь с любопытством наблюдать, как реализует "народную
волю", жалкая сука, дорвавшаяся до власти. Она пыталась осуществлять
диктатуру пролетариата, понятую слишком индивидуально. Прежде, чем осесть в
исполкоме, та дама долгие годы вела разрушительную деятельность, возглавляя
районный финансовый отдел. В той организации агрессивная закваска, жившая в
клетках больного женского мозга, легко разрасталась. Все кипело, как в
белковом субстрате, под действием вредоносных вирусов, плесени и прочей
заразы.
Механизмом контроля и притеснения злюка владела мастерски, основательно
проявляя патологический изыск в отношении нашей больницы. Крыса грызла нас,
как лакомый сыр, развивая бурную деятельность практически с четким знаком
качества, называемым - "все делай наоборот". Наконец, мне удалось вскрыть
корни патологической установки моей заочной пациентки - она, оказывается,
протежировала откровенному вору, метившему на мое место. Это была
разновидность плотского и политического греха. От него они оба получали
неповторимый кайф. Но фокус, в конечном счете, не удался - горком партии,
который тогда возглавлял очень порядочный и разумный человек, прервал эту
сексуально-административную вакханалию. Обожженной неудовлетворенной
страстью ведьме запретили тянуть руки к горлу больницы. И тогда она, мучаясь
отчаяньем, реализовывала лишь малый "административный рикошет", а с ним
можно было хоть как-то мириться.
Зинка, паскуда, разинула пасть -
мне бы, родимому, тут не упасть.
Стерва затеяла акт воспитанья -
ей бы оставить грехов изысканья.
Вся наша жизнь - суета, маята,
жопой не ерзай - вокруг пустота.
Дан ориентир интеллекту давно,
Ленин сказал: Ты, Зинуля, говно!
Не стал я читать родившийся под пристальным взглядом начмеда стих -
властная женщина могла все в абсолютном смысле принять на свой счет. У нее
не доставало фантазии понять аллегории и творческие параллели. Какая у
пролетарских выкормышей может быть поэтическая жилка? И ей, Валькирии, я
заявил официально и категорически:
- Сука безмозглая, будешь меня терроризировать - глас на жопу натяну!
Охранный режим надо организовывать по Ивану Петровичу Павлову, а не по
Спасокукоцкому Сергею Ивановичу, стремившемуся всех прооперированных больных
поднимать с постели, как можно раньше. У великого хирурга на то были
основания - он же имел дело с людьми, склонными к пролежням, застою и
отекам. А у меня особая патология, ее лучше всего лечить тишиной,
одиночеством и длительным сном. И нечего мне мозолить глаза отвратительной,
старчески морщинистой рожей, да посягательством на змеиный гипноз.
Да, я выпалил скороговоркой то, что наболело на душе и просилось,
рвалось в стих - единственно верный, справедливый и неповторимый. Мне
внимали собратья по больничному страданию. Их широко раскрытые глаза
говорили о многом, раззявленные от удивления и потрясения рты
демонстрировали крепкие, бойцовские зубы и толстые пунцовые языки, плохо
умещающиеся в "волчьей пасти". С этими парнями я, не задумываясь, пошел бы в
разведку!
Мой лик передернула судорога поэтического сладострастья, закончившегося
орлиным клекотом и тем, что называется мелодекламация. Музыкальным
сопровождением здесь был общий восторг, его ноты хорошо и правильно ложились
на гимнообразующую фантазию нашего, единого в своем порыве, оркестра.
Тогда нам казалось, что и стены палаты, вытяжные и водопроводные трубы
поют вместе с нами. Крыша больничного здания мелодично шуршала и
погромыхивала, изображая в музыкальном плане что-то созвучное фамилиям
великих композиторов современности - Прокофьев, Хренников, Шнитке.
Оркестром, естественно, дирижировал легкий на подъем Эдди Рознер. Вторым
после меня номером солировала изысканная Клара Николаевна или Елена
Великанова - мне было трудно понять из-за тумана, стоявшего в голове. То
была замечательная музыка - какой еще не слышали стены старой, а потому
катастрофически ветшающей больницы.
Сами собой в сложную, но слаженную работу, включились абсолютно все
нейроны нашего коллективного организма, развернув в полной мере свои аксоны
и дендриты для того, чтобы лучше воспринимать, а затем передавать по
беспроводному телеграфу короткие и длинные звуки. Иначе говоря, мы пели всем
отделением с помощью святой морзянки, лихо передававшей симфоническую музыку
через больничные или тюремные стены. Мой стих креп и потрясал слушателей
своей чистотой, откровенностью и наивностью.
Жизнь всех нас трепала
и раком в борьбе ставила:
кому-то мошну оторвала,
кого-то шутя прославила.
Мы для нее не грешники -
сладко другие ели и пили -
мы для нее - насмешники:
нож любопытства точили,
зуд утишали, зубы лечили,
прыщи на лице выводили,
кости вправляли, не выли,
души убогие не позабыли.
Огляди всех вещим оком:
Коллеги мне аплодировали, но Зинка, вроде бы, осталась не очень
довольной - ушла, не попрощавшись, но, видимо, поняв, что нарвалась на
профессионала высокой пробы, давно прошедшего тренировки на сложных
полигонах жизни.
После скорого завтрака я, не теряя драгоценного времени, устремился в
творческий полет: красочно живописуя, можно откровенно сказать, что я снова
опустился в говно Вселенской Кишки. Я обязан спокойно и рассудительно
оценить влияние микробного мира на нашу жизнь. Ясно, что рабочая гипотеза
уже сложилась у меня в голове. Не надо думать, что пациенты Домов скорби до
такой степени сумасшедшие, чтобы не понять планетарные видения и мысли о
расстояниях между планетами. Оценки их диаметров и размеров сфер, были лишь
обычной для шизофреника скачкой мыслей, пробой сил, разминкой перед
серьезным стартом. Нет! Нет! и еще раз - Нет!.. Наше терапевтическое
сообщество просто обязано было победить!
Я все великолепно понимал: меня вело Божье проведение. Именно ему
почему-то было необходимо пояснить пошлому и самовлюбленному миру то, что мы
все в говне, а потому гордиться нам вроде бы и нечем! Сегодня для озвучания
Божьей воли был избран я. И мне, слов нет, было лестно чувствовать значение
порученной миссии. Сейчас перепалка с начмедихой и воспоминания о былых
встречах с "микробами" заставили меня напрячь интеллект и попытаться хоть
как-то классифицировать виды и этологические признаки этих существ.
"Тот кто познает историю, может строить прогнозы" - это же аксиома, не
мной выдуманная. И я дерзал: было понятно, что из ротовой помойки, где
творится страшная драка - почти, как в парламенте, - микробы после взаимных
нокаутов, живые и мертвые скатываются по эластичному пищеводу в желудок.
Добавим, что в ротовую полость, кроме агрессоров, поступающих с пищей,
попадают микробы из носоглотки, из кариозных зубов, больной слизистой и
гипертрофированных, воспаленных миндалин. Пищевод еле-еле защищает свою
слизистую от микробного поражения, а потому гонит транзитом, живо
перестальтируя, пищевой и микробный комок в многострадальный желудок. Тут
вступает в силу мощнейший химический фильтр: кислотный заслон, действие
пищеварительных ферментов - все вроде бы защищает последующие отделы кишки
от инфекционного агрессора.
Однако не все так гладко протекает у различных людей. А логика таких
погрешностей давно записана на скрижалях мирозданья. Катаклизмы Галактики -
всего лишь большая картина, с нее списанная малая картинка Кишки - и
наоборот! Логика жизни и смерти универсальна: "черная дыра" в космосе - это
тот же дисбактериоз кишечника. Здесь все работает по принципу подобия!
По мнению большинства ученых, дисбактериоз выявляется у 75-90 % больных
с острыми и хроническими гастроэнтерологическими заболеваниями. Но это явная
липа: дисбактериоз плавно и незаметно подкрадывается к каждому из нас - это
всего лишь закономерная стадия динамики Кишки. С возрастом слабеют иммунные
силы любых тканей и клеток, и таким образом реализуется развитие "черной
дыры".
Слов нет, я даже вспотел от ощущения контакта с гениальностью, крепко
схватившей меня за руку и потащившей по извилистому пути к Абсолютной
Истине! Я находился в состоянии невесомости, ликовал, выделяя адреналин в
кровь и мочу объемными дециметрами, скачкообразно подхлестывающими мою волю
к творческому прорыву. Прозрение было настолько сильным и ярким, что я
заговорил на языках всех народов мира одновременно, и это насторожило моих
товарищей по палате. Вскоре они могли наблюдать мой плавающий взгляд и почти
безжизненно распростертое тело с обвисшими руками и ногами. Они с
неподдельным страхом регистрировали успокоенный навечно - так им во всяком
случае казалось - "бантик", украшающий мужчин спереди. Но такое "украшение"
должно действовать, иначе красота не сможет победить Мир. В моем теперешнем
случае трезвый научный расчет накрыл мужские функции, словно резкий утренний
заморозок накрывает беззащитную землю. Апатия ударила в самое больное место:
прекрасный лотос, не желал раскрываться и правильно располагать лепестки
наслаждения. Придя в ужас, товарищи никак не могли понять, что я всего лишь
нахожусь в фазе гигантского творческого прорыва, равного интеллектуальной
левитации. Но осознав направление развития событий правильно, они
инстинктивно, как интеллигентные люди, склонные к сопереживанию, старались
не мешать волшебному действу. Вскоре ко мне вернулись все реакции. Тогда мои
товарищи с тихим состраданием наблюдали муки творчества и, скорее всего,
завидовали белой завистью!
А я все думал и предполагал: вместе с потом кожа и мозг выдавили
несколько наиболее распространенных определений. "Дисбактериоз кишечника -
это изменение количественных соотношений и нормальной микрофлоры кишечника.
Характерным является уменьшение количества или исчезновение обычно
составляющих ее микроорганизмов, подавлением и доминированием атипичных,
редковстречающихся или не свойственных ей микроорганизмов". Понятно, что
автор определения не владел мастерски пером, но соль не в том, а в сущности
сказанного. Второй перл был близкий по значению к первому: "Дисбактериоз
кишечника - это клиническая совокупность нарушений в макроорганизме,
вызванных изменением количественных соотношений, состава и свойств кишечного
микробиоценоза". Хрен редьки не слаще, как говорят в народе. Та же сущность
и та же слабая литература. Но, если говорить без лишней скромности, то
понятно, что лучше меня никто и не может складывать слова в стройные фразы -
для того необходим дар Божий, а не ученая суета!
На этом этапе своих размышлений я полностью солидаризировался с
профессором Андреем Юрьевичем Барановским. Полковник медицинской службы в
отставке, теперь на гражданской воле возглавлял кафедру гастроэнтерологии в
институте усовершенствования врачей в Санкт-Петербурге. Это был стройный,
поджарый, с великолепной седой шевелюрой доктор - его смело можно выставлять
напоказ страждущим излечения пациентам, как образец не только общей
медицинской культуры, но и культуры питания в частности. Врачи, точнее
сказать, врачихи, с завистью воспринимали его умные лекции, полные
педагогического артистизма. Женщины, рвущиеся к знаниям, сожалели с огненной
грустью о том, что им достались в мужья не такие колоритные полковники
медицинской службы в отставке. Их удел - жизнь с олухами от которых не
получишь ни денег, ни секса, ни эстетики! И такая тягомотина у многих дам
тянется уже много лет. Перспективы изменений к лучшему давно похоронены.
Супружеское ложе превратилось в холодный склеп, не наблюдалось ни малейшей
подвижки к усложнению или хотя бы разнообразию сексуальной техники. Лишь
изредка шла банальная "прополка запущенных грядок"!
Помнится, термин "дисбактериоз" впервые ввел в обиход медицинских
дискуссий в 1916 году A. Nissle. Он пристроил его поначалу к обозначению
гнилостной и бродильной кишечной диспепсии. Однако еще раньше, пожалуй, с
1886 года, усилиями F. Esherich началось методичное и последовательное
изучение микрофлоры кишечника: сей ученый описал Bacterium coli communae,
иначе говоря, кишечную палочку. К поединку с природой подключился в 1907
году и Илья Ильич Мечников, уложивший на лопатки противников прогрессивных
взглядов утверждением о том, что клетки и ткани организма человека
добиваются токсинами и метаболитами микробов, обитающих прежде всего в
кишечнике. В 1955 году Л.Г. Перетц доказал, что здоровые люди наибольший
комфорт испытывают от присутствия кишечной палочки. Она на смерть бьется,
защищая организм человека-хозяина от внедрения инакомыслящих микробов,
непредсказуемого поведения. Но, как только человек поскользнулся на
какой-нибудь хвори, и его внутренний мир станет неприятным для родной
кишечной палочки, то она из сопрофита-защитника перерождается в агрессора.
Известно, что E.coli M-17 является нашим спасителем и используется в
качестве защитника, иначе говоря, эубиотика, при кишечных расстройствах.
Было понятно, что наша начмедиха никоим образом не тянет на функцию
эубиотика, и для меня грядут бессонные ночи поиска. Я мог не освободиться от
заклятия, если не сумею идентифицировать вздорную женщину с вирулентным
микробом - с ее полнейшим соответствием. Иначе я мог проститься со спокойным
сном навсегда. Но Божественное провидение подсказало правильный ответ на
поставленный наукой и жизнью вопрос. А подсказка та пришла ко мне от
академика А.М.Уголева, дай бог ему здоровья и плодотворной деятельности. То
был смелый и решительный человек, отвергнувший все замысловато-примитивные
взгляды на физиологию пищеварения, бытовавшие ранее.
Тут нелишне вспомнить, что организм не способен ассимилировать
питательные вещества - белки, жиры и углеводы и другой строительный материал
- без предварительной обработки. Функции разных отделов кишки
дифференцированы: в тонком отделе расщепление идет до мономеров, в толстом -
обеспечивается конечное всасывания полезных веществ вместе с огромным
объемом жидкости. Во всех процессах участвуют в той или иной мере и микробы.
По Уголеву, для поддержания жизнедеятельности организма должен быть
обеспечен приток во внутреннюю среду нутриентов (первичных и вторичных). Но,
человечеству такое определение. Но не о том речь. Если уж думающий человек
захочет, то он разберется, что к чему. Но для меня было важно правильно
оценить пространство, втянувшее в себя мои мысли. Я попытался действовать на
основе социально-экологического подхода. От последнего словесного крокодила,
впрочем, как и от предыдущего, за версту несет разлагающейся шизофренией. Но
дух отечества нам сладок и приятен! Чтобы окончательно не вывихнуть мозги, я
постарался подключить чувство юмора, и только так воспринял еще один научный
перл какого-то свихнувшегося ученого: "Экосистемный уровень относится к
надорганизменным уровням организации живого; он является первым (нижним) в
иерархии собственно эпидемического процесса". Бред! И еще раз Бред!..
Далее потянулись не менее скучные определения: понятие "паразитарная
система", оказывается, был введен в науку в 1932 или 1936 годах, когда в
нашей стране Иосиф Сталин в тлен размазывал по тюрьмам и лагерям цвет нации.
Он-то следовал простому ленинскому замечанию о том, что русская
интеллигенция - это говно! Большие ученые договорились, что с позиции
системного подхода, "нижестоящий уровень популяции паразита входит в состав
вышестоящего уровня популяции хозяина, являющегося экологической средой
обитания популяции паразита". Это была еще одна фаза научного бреда!
Такие словеса так меня позабавили, что я не удержался и принялся
смеяться, как говорится, "сам с собой". Товарищи мои подняли головы и
призадумались: они решали сложную дилемму - то ли лед тронулся и во мне ожил
сумасшедший, то ли мой обывательский смех чего-то стоит, и к нему стоит
присоединиться. Однако я отверг хоровые выступления и затих, заразив всех
неразрешимым любопытством. Шизофрения ведь требует сосредоточения и ухода в
себя!
В творческом одиночестве я глубоко и напряженно думал: надо было прежде
всего определить собственную роль в нашем кишечном кошмаре. Ну, не мог же я
в человеческом обличие забраться "негру в жопу", и приютиться там, извергая
восторг паразита. Мои раздумья были напряженными и длительными, и наконец я
выбрал единственно верное из множества возможного. Я решил промыслить себя
одноклеточным существом, но и здесь меня поджидал сложный выбор. Оказалось,
что при всем разнообразии внешних форм, строения и образа жизни
одноклеточных простейших, их сволочная организация может быть сведена к трем
основным типам - амебоидному, солнечниковому и жгутиковому. Думать,
торговаться с судьбой, решать что-то можно было до бесконечности, но в науке
требуется решительность, решительность и еще раз решительность. Именно здесь
рождается любовь к риску. Я остановился на амебе, причем, не мудрствуя
лукаво, было оказано предпочтение Amoebе proteus. Ясно дело, что амебоидный
тип существ морфологически наиболее примитивен из всех типов одноклеточной
организации. У них даже отсутствует намек на симметрию, иначе говоря, они
наделены анаксонным строением. При неопределенности и непостоянстве общей
формы тела, при наличие самой низшей из форм симметрии - неопределенно
полиаксонной, то есть шарообразной, Беклемишевской, такие существа часто
ведут себя, как зазнайки. Они требуют от исследователя к себе избирательного
подхода, угрожая при этом спутать все карты опыта.
Меня, так же как и миллионы сограждан, это нисколько не заботило и не
стесняло. Во всяком случае, конфуза я не чувствовал и готов был, в
зависимости от обстоятельств, принять любую холуйскую форму тела и мысли.
Мой конформизм награждался тем, что я быстро утратил постоянные градиенты
свойств во всех направлениях, кроме направления от центра тела к периферии.
Это был настоящий восторг жизни, его можно достичь только путем сильнейшего
напряжения воображения или подключив медитацию. Естественно, в теле моем
оставался аппарат Гольджи, кстати, в нем до сих пор практически никто не
разбирается, хотя отмечают его диффузный характер и выделяют более или менее
многочисленные диктиосомы, беспорядочно разбросанные по всей плазме.
Примечательно, что, как и у многих холуев, переход от активной
жизнедеятельности в покоящееся состояние и у меня не был сопряжен со
сложностями структурного или поведенческого характера. Надо помнить - и я
легко воспроизвел это в памяти - что деление такой амебы проходит через
несколько несложных фаз: парофаза, метафаза, ранняя анафаза, ранняя телофаза
и заключительные моменты деления, в особенностях коих не смог до конца
разобраться даже Лише.
Опять я чувствовал, что брежу, забираясь на какую-то высокую волну. Я,
как спортсмен, увлекающийся серфингом, то взлетал на гребень высокой волны,
то скатывался по ней в пропасть. Да, конечно, у меня были провалы сознания!
Я болен, болен, бо-лен!..
Меня сильно успокаивало то, что, пользуясь простым принципом "своя рука
- владыка", я отхватил себе у других одноклеточных - например, Protozoa -
еще и половой способ размножения, называемый сингамией. И то сказать: жить в
кишке, почти в антисанитарных условиях, и не иметь маленьких тихих радостей
- это уже был бы предел биологического волюнтаризма. При всем разнообразии
полового процесса - как, впрочем, и у людей - у одноклеточных его основу
составляет техника слияния воедино двух сексуально дифференцированных гамет.
В результате слияния стартует двойственная по своей природе зигота. А далее
вступает в силу некоторая суета вокруг дивана и заключительная редукция - то
есть интеллект сокращается пропорционально количеству восторженных
партнерских слияний. Часто он сокращается настолько, что уже не способен
дифференцировать: кто первый начал, кто снизу или сверху, кто первый кончил,
и какие последствия ожидаются? Между делом, хотелось бы заметить, что вряд
ли возможно считать случайностью факт, свидетельствующий о достоверности
оформления полового процесса. Я наблюдал его на напримере одноядерной амебы
- Rhizopoda, а потому даже в страшном сне не собирался подбивать под нее
клинья. Известно, что и у Actinophrys половой процесс представляет собой
педогамию, потому от этих тварей я тоже предпочитал держаться на расстоянии.
Дальше почему-то у меня пошли ремисценции: я стал вспоминать свои
"слияния" в мирской жизни с двуногими подругами. Но очень хорошо, что я
быстро сбился со счета, запутался в именах и внешних деталях, внутреннего же
содержания у подруг никакого не было от рождения. Так бред мой переключался
с виртуального цикла на реалистический - мирской!
Как только определились собственные интересы и установились границы
Полового Права, распахнулись широчайшие ворота для похода по транзиту Кишки.
Все, естественно, начинается с полости рта, где присутствует всякой твари по
паре! Ротовая полость человека и животного - это страшнейшая помойка, и
одновременно кладбище, и бордель бактерий и вирусов всех мастей и категорий.
Но в том и состоит особенность промысла божьего: "И дано ему было вложить
дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтоб
убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя" (Откровение 13:
15). Опять видения!..
Заснул я мгновенно, словно провалился в преисподнюю. Разбудила меня,
как ни странно, женщина - это была начмед нашей больницы, исполняющая сейчас
еще и обязанности главного врача. Прошел слух, что прежний главный доктор
скоропостижно скончался от инфаркта миокарда. Старик не выдержал интриг,
навязанных ему заместителями, заведующими отделениями. Всю эту шебутную
компашку протестующих сколотила именно она - Колесова Зинаида Семеновна, не
сменяемая уже в течение тридцати лет на посту заместителя главного врача по
медицинской части. Все больничные собаки знали эту высокую, несколько
располневшую в последние годы женщину. Но больничные собаки не относились к
ней по-сыновьи, с доверием и благодарностью, они чувствовали себя, скорее,
пасынками, проживающими на скудных хлебах у злой мачехи, всегда готовой
нанести им смертельный удар - скажем, вызвать душегубов из треста очистки
садов и парков или бешеную милицию для отстрела несчастных животных. Даже
вальяжные кошки, очищающие от крысиной заразы территорию и помещения
павильонов больницы, старались не перебегать ей дорогу, а шустро ныряли в
проемы подвальных окон или густые кусты.
У Зинки - так ее звал за глаза медицинский персонал и больные - была
важная поступь, но ядовитые мысли, и животные чувствовали это на далеком
расстоянии. И вот теперь эта стерва сверлила меня немигающим взором,
стараясь разбудить, ибо я, оказывается, нарушал распорядок дня, опаздывая к
завтраку. Ее, конечно, не волновало то, что всю ночь мне пришлось общаться с
наукой и ее детищем - представлениями о микробном мире. Она, верно, забыла,
что я человек с израненной психикой, и ко мне необходимо искать
индивидуальный подход. Зинка говорила ласково, но тон ее речей всегда
содержал много скользкости. На ее округлых словах можно было поскользнуться
и больно шмякнуться об пол.
- Больной! Будьте так любезны, - гнусавила марантичная особа, -
оторвите свой зад от постели и ступайте на завтрак.
Конечно, при другом раскладе за такие слова - "оторвите свой зад" - я
бы заехал этой хабалке, изображающей из себя интеллигента первого поколения,
по жопе. Но сейчас я был слишком занят "научным прорывом". Агрессия - это не
оружие ученого, а, скорее, как и булыжник, - оружие пролетариата. Зинка была
из пролетариев, а потому всегда чувствовала себя гегемоном! С такой заразой
я никогда бы не пошел на сингамию. Таких баб необходимо стерилизовать,
заковывать в кандалы и ссылать на галеры в раздетом виде - так их легче
будет бичевать при неисполнении приказа!
Я близко знал одну такую еще в прошлой, доперестроечной, жизни. Она
была секретарем исполкома городского совета народных депутатов небольшого
городишки, и курировала местное здравоохранение. В тот, Богом забытый район
моей многострадальной отчизны, меня забросила судьба-злодейка. Районное
начальство пользовалось моей молодостью и наивной страстью преобразовывать
все к лучшему, полезному для людей. Тогда я работал главным врачом местной
больницы. Секретарь исполкома - это человек, отвечающий за все
организационные вопросы, власть по тем временам в его руках была
сосредоточена большая. Женщина-крыса с мелкими, разрушенными кариесом
зубками, с раскосыми глазами, как у всех неокончательно ассимилированных
татар, ела меня и мою организацию поедом. Она выдумывала малые и большие
интриги, создавая их на пустом месте, из ничего. Она засылала в больницу
массу дурацких комиссий, мешавших работать мне и всем остальным врачам.
Причем, оснований для такого повышенного внимания никаких и не было, но она
ела и грызла нас с садистическим наслаждением. Я хорошо понимал, что
порочные действия - это следствие психической патологии, но поделать ничего
не мог. Приходилось лишь с любопытством наблюдать, как реализует "народную
волю", жалкая сука, дорвавшаяся до власти. Она пыталась осуществлять
диктатуру пролетариата, понятую слишком индивидуально. Прежде, чем осесть в
исполкоме, та дама долгие годы вела разрушительную деятельность, возглавляя
районный финансовый отдел. В той организации агрессивная закваска, жившая в
клетках больного женского мозга, легко разрасталась. Все кипело, как в
белковом субстрате, под действием вредоносных вирусов, плесени и прочей
заразы.
Механизмом контроля и притеснения злюка владела мастерски, основательно
проявляя патологический изыск в отношении нашей больницы. Крыса грызла нас,
как лакомый сыр, развивая бурную деятельность практически с четким знаком
качества, называемым - "все делай наоборот". Наконец, мне удалось вскрыть
корни патологической установки моей заочной пациентки - она, оказывается,
протежировала откровенному вору, метившему на мое место. Это была
разновидность плотского и политического греха. От него они оба получали
неповторимый кайф. Но фокус, в конечном счете, не удался - горком партии,
который тогда возглавлял очень порядочный и разумный человек, прервал эту
сексуально-административную вакханалию. Обожженной неудовлетворенной
страстью ведьме запретили тянуть руки к горлу больницы. И тогда она, мучаясь
отчаяньем, реализовывала лишь малый "административный рикошет", а с ним
можно было хоть как-то мириться.
Зинка, паскуда, разинула пасть -
мне бы, родимому, тут не упасть.
Стерва затеяла акт воспитанья -
ей бы оставить грехов изысканья.
Вся наша жизнь - суета, маята,
жопой не ерзай - вокруг пустота.
Дан ориентир интеллекту давно,
Ленин сказал: Ты, Зинуля, говно!
Не стал я читать родившийся под пристальным взглядом начмеда стих -
властная женщина могла все в абсолютном смысле принять на свой счет. У нее
не доставало фантазии понять аллегории и творческие параллели. Какая у
пролетарских выкормышей может быть поэтическая жилка? И ей, Валькирии, я
заявил официально и категорически:
- Сука безмозглая, будешь меня терроризировать - глас на жопу натяну!
Охранный режим надо организовывать по Ивану Петровичу Павлову, а не по
Спасокукоцкому Сергею Ивановичу, стремившемуся всех прооперированных больных
поднимать с постели, как можно раньше. У великого хирурга на то были
основания - он же имел дело с людьми, склонными к пролежням, застою и
отекам. А у меня особая патология, ее лучше всего лечить тишиной,
одиночеством и длительным сном. И нечего мне мозолить глаза отвратительной,
старчески морщинистой рожей, да посягательством на змеиный гипноз.
Да, я выпалил скороговоркой то, что наболело на душе и просилось,
рвалось в стих - единственно верный, справедливый и неповторимый. Мне
внимали собратья по больничному страданию. Их широко раскрытые глаза
говорили о многом, раззявленные от удивления и потрясения рты
демонстрировали крепкие, бойцовские зубы и толстые пунцовые языки, плохо
умещающиеся в "волчьей пасти". С этими парнями я, не задумываясь, пошел бы в
разведку!
Мой лик передернула судорога поэтического сладострастья, закончившегося
орлиным клекотом и тем, что называется мелодекламация. Музыкальным
сопровождением здесь был общий восторг, его ноты хорошо и правильно ложились
на гимнообразующую фантазию нашего, единого в своем порыве, оркестра.
Тогда нам казалось, что и стены палаты, вытяжные и водопроводные трубы
поют вместе с нами. Крыша больничного здания мелодично шуршала и
погромыхивала, изображая в музыкальном плане что-то созвучное фамилиям
великих композиторов современности - Прокофьев, Хренников, Шнитке.
Оркестром, естественно, дирижировал легкий на подъем Эдди Рознер. Вторым
после меня номером солировала изысканная Клара Николаевна или Елена
Великанова - мне было трудно понять из-за тумана, стоявшего в голове. То
была замечательная музыка - какой еще не слышали стены старой, а потому
катастрофически ветшающей больницы.
Сами собой в сложную, но слаженную работу, включились абсолютно все
нейроны нашего коллективного организма, развернув в полной мере свои аксоны
и дендриты для того, чтобы лучше воспринимать, а затем передавать по
беспроводному телеграфу короткие и длинные звуки. Иначе говоря, мы пели всем
отделением с помощью святой морзянки, лихо передававшей симфоническую музыку
через больничные или тюремные стены. Мой стих креп и потрясал слушателей
своей чистотой, откровенностью и наивностью.
Жизнь всех нас трепала
и раком в борьбе ставила:
кому-то мошну оторвала,
кого-то шутя прославила.
Мы для нее не грешники -
сладко другие ели и пили -
мы для нее - насмешники:
нож любопытства точили,
зуд утишали, зубы лечили,
прыщи на лице выводили,
кости вправляли, не выли,
души убогие не позабыли.
Огляди всех вещим оком:
Коллеги мне аплодировали, но Зинка, вроде бы, осталась не очень
довольной - ушла, не попрощавшись, но, видимо, поняв, что нарвалась на
профессионала высокой пробы, давно прошедшего тренировки на сложных
полигонах жизни.
После скорого завтрака я, не теряя драгоценного времени, устремился в
творческий полет: красочно живописуя, можно откровенно сказать, что я снова
опустился в говно Вселенской Кишки. Я обязан спокойно и рассудительно
оценить влияние микробного мира на нашу жизнь. Ясно, что рабочая гипотеза
уже сложилась у меня в голове. Не надо думать, что пациенты Домов скорби до
такой степени сумасшедшие, чтобы не понять планетарные видения и мысли о
расстояниях между планетами. Оценки их диаметров и размеров сфер, были лишь
обычной для шизофреника скачкой мыслей, пробой сил, разминкой перед
серьезным стартом. Нет! Нет! и еще раз - Нет!.. Наше терапевтическое
сообщество просто обязано было победить!
Я все великолепно понимал: меня вело Божье проведение. Именно ему
почему-то было необходимо пояснить пошлому и самовлюбленному миру то, что мы
все в говне, а потому гордиться нам вроде бы и нечем! Сегодня для озвучания
Божьей воли был избран я. И мне, слов нет, было лестно чувствовать значение
порученной миссии. Сейчас перепалка с начмедихой и воспоминания о былых
встречах с "микробами" заставили меня напрячь интеллект и попытаться хоть
как-то классифицировать виды и этологические признаки этих существ.
"Тот кто познает историю, может строить прогнозы" - это же аксиома, не
мной выдуманная. И я дерзал: было понятно, что из ротовой помойки, где
творится страшная драка - почти, как в парламенте, - микробы после взаимных
нокаутов, живые и мертвые скатываются по эластичному пищеводу в желудок.
Добавим, что в ротовую полость, кроме агрессоров, поступающих с пищей,
попадают микробы из носоглотки, из кариозных зубов, больной слизистой и
гипертрофированных, воспаленных миндалин. Пищевод еле-еле защищает свою
слизистую от микробного поражения, а потому гонит транзитом, живо
перестальтируя, пищевой и микробный комок в многострадальный желудок. Тут
вступает в силу мощнейший химический фильтр: кислотный заслон, действие
пищеварительных ферментов - все вроде бы защищает последующие отделы кишки
от инфекционного агрессора.
Однако не все так гладко протекает у различных людей. А логика таких
погрешностей давно записана на скрижалях мирозданья. Катаклизмы Галактики -
всего лишь большая картина, с нее списанная малая картинка Кишки - и
наоборот! Логика жизни и смерти универсальна: "черная дыра" в космосе - это
тот же дисбактериоз кишечника. Здесь все работает по принципу подобия!
По мнению большинства ученых, дисбактериоз выявляется у 75-90 % больных
с острыми и хроническими гастроэнтерологическими заболеваниями. Но это явная
липа: дисбактериоз плавно и незаметно подкрадывается к каждому из нас - это
всего лишь закономерная стадия динамики Кишки. С возрастом слабеют иммунные
силы любых тканей и клеток, и таким образом реализуется развитие "черной
дыры".
Слов нет, я даже вспотел от ощущения контакта с гениальностью, крепко
схватившей меня за руку и потащившей по извилистому пути к Абсолютной
Истине! Я находился в состоянии невесомости, ликовал, выделяя адреналин в
кровь и мочу объемными дециметрами, скачкообразно подхлестывающими мою волю
к творческому прорыву. Прозрение было настолько сильным и ярким, что я
заговорил на языках всех народов мира одновременно, и это насторожило моих
товарищей по палате. Вскоре они могли наблюдать мой плавающий взгляд и почти
безжизненно распростертое тело с обвисшими руками и ногами. Они с
неподдельным страхом регистрировали успокоенный навечно - так им во всяком
случае казалось - "бантик", украшающий мужчин спереди. Но такое "украшение"
должно действовать, иначе красота не сможет победить Мир. В моем теперешнем
случае трезвый научный расчет накрыл мужские функции, словно резкий утренний
заморозок накрывает беззащитную землю. Апатия ударила в самое больное место:
прекрасный лотос, не желал раскрываться и правильно располагать лепестки
наслаждения. Придя в ужас, товарищи никак не могли понять, что я всего лишь
нахожусь в фазе гигантского творческого прорыва, равного интеллектуальной
левитации. Но осознав направление развития событий правильно, они
инстинктивно, как интеллигентные люди, склонные к сопереживанию, старались
не мешать волшебному действу. Вскоре ко мне вернулись все реакции. Тогда мои
товарищи с тихим состраданием наблюдали муки творчества и, скорее всего,
завидовали белой завистью!
А я все думал и предполагал: вместе с потом кожа и мозг выдавили
несколько наиболее распространенных определений. "Дисбактериоз кишечника -
это изменение количественных соотношений и нормальной микрофлоры кишечника.
Характерным является уменьшение количества или исчезновение обычно
составляющих ее микроорганизмов, подавлением и доминированием атипичных,
редковстречающихся или не свойственных ей микроорганизмов". Понятно, что
автор определения не владел мастерски пером, но соль не в том, а в сущности
сказанного. Второй перл был близкий по значению к первому: "Дисбактериоз
кишечника - это клиническая совокупность нарушений в макроорганизме,
вызванных изменением количественных соотношений, состава и свойств кишечного
микробиоценоза". Хрен редьки не слаще, как говорят в народе. Та же сущность
и та же слабая литература. Но, если говорить без лишней скромности, то
понятно, что лучше меня никто и не может складывать слова в стройные фразы -
для того необходим дар Божий, а не ученая суета!
На этом этапе своих размышлений я полностью солидаризировался с
профессором Андреем Юрьевичем Барановским. Полковник медицинской службы в
отставке, теперь на гражданской воле возглавлял кафедру гастроэнтерологии в
институте усовершенствования врачей в Санкт-Петербурге. Это был стройный,
поджарый, с великолепной седой шевелюрой доктор - его смело можно выставлять
напоказ страждущим излечения пациентам, как образец не только общей
медицинской культуры, но и культуры питания в частности. Врачи, точнее
сказать, врачихи, с завистью воспринимали его умные лекции, полные
педагогического артистизма. Женщины, рвущиеся к знаниям, сожалели с огненной
грустью о том, что им достались в мужья не такие колоритные полковники
медицинской службы в отставке. Их удел - жизнь с олухами от которых не
получишь ни денег, ни секса, ни эстетики! И такая тягомотина у многих дам
тянется уже много лет. Перспективы изменений к лучшему давно похоронены.
Супружеское ложе превратилось в холодный склеп, не наблюдалось ни малейшей
подвижки к усложнению или хотя бы разнообразию сексуальной техники. Лишь
изредка шла банальная "прополка запущенных грядок"!
Помнится, термин "дисбактериоз" впервые ввел в обиход медицинских
дискуссий в 1916 году A. Nissle. Он пристроил его поначалу к обозначению
гнилостной и бродильной кишечной диспепсии. Однако еще раньше, пожалуй, с
1886 года, усилиями F. Esherich началось методичное и последовательное
изучение микрофлоры кишечника: сей ученый описал Bacterium coli communae,
иначе говоря, кишечную палочку. К поединку с природой подключился в 1907
году и Илья Ильич Мечников, уложивший на лопатки противников прогрессивных
взглядов утверждением о том, что клетки и ткани организма человека
добиваются токсинами и метаболитами микробов, обитающих прежде всего в
кишечнике. В 1955 году Л.Г. Перетц доказал, что здоровые люди наибольший
комфорт испытывают от присутствия кишечной палочки. Она на смерть бьется,
защищая организм человека-хозяина от внедрения инакомыслящих микробов,
непредсказуемого поведения. Но, как только человек поскользнулся на
какой-нибудь хвори, и его внутренний мир станет неприятным для родной
кишечной палочки, то она из сопрофита-защитника перерождается в агрессора.
Известно, что E.coli M-17 является нашим спасителем и используется в
качестве защитника, иначе говоря, эубиотика, при кишечных расстройствах.
Было понятно, что наша начмедиха никоим образом не тянет на функцию
эубиотика, и для меня грядут бессонные ночи поиска. Я мог не освободиться от
заклятия, если не сумею идентифицировать вздорную женщину с вирулентным
микробом - с ее полнейшим соответствием. Иначе я мог проститься со спокойным
сном навсегда. Но Божественное провидение подсказало правильный ответ на
поставленный наукой и жизнью вопрос. А подсказка та пришла ко мне от
академика А.М.Уголева, дай бог ему здоровья и плодотворной деятельности. То
был смелый и решительный человек, отвергнувший все замысловато-примитивные
взгляды на физиологию пищеварения, бытовавшие ранее.
Тут нелишне вспомнить, что организм не способен ассимилировать
питательные вещества - белки, жиры и углеводы и другой строительный материал
- без предварительной обработки. Функции разных отделов кишки
дифференцированы: в тонком отделе расщепление идет до мономеров, в толстом -
обеспечивается конечное всасывания полезных веществ вместе с огромным
объемом жидкости. Во всех процессах участвуют в той или иной мере и микробы.
По Уголеву, для поддержания жизнедеятельности организма должен быть
обеспечен приток во внутреннюю среду нутриентов (первичных и вторичных). Но,