Федоров Александр. Кишка

впитала биоритмы его трудового азарта. Инна Станиславовна сделала ему тот
последний укол, поправила поудобнее подушку под головой, укрыла шерстяным
пледом, положила теплую грелку к ногам, перекрестила и пожелала: "Спокойной
Ночи"!
Сама она прикорнула на свободном диванчике в другой комнатке. Примерно,
через три часа она проснулась как бы от резкого толчка под локоть: и первое,
что она услышала - это был крик рассерженной сороки, проклинавшей кого-то,
кто мешает честным людям спокойно жить. Сорока колотила клювом и топала
когтистыми лапами по алюминиевому шиферу дачной крыши. В окно заглядывала
луна, звезды и какое-то еще невидимое существо, стремившееся изучить дом
изнутри. Сорока скоро замолчала и над садом, домом нависла волшебная тишина
- свидетельство магии только что состоявшейся заупокойной акции. Инна все
поняла, даже не входя в другую комнату. Она зарылась лицом в подушку, горько
заплакала, отчетливо понимая, что теперь осталась одна на огромной планете
Земля, вдруг мгновенно превратившись в мельчайшую песчинку в необозримой
Галактике, во Вселенной.
Потом Инна Станиславовна поднялась с дивана, заглянула в зеркало,
висевшее на стене: из другого мира, с другой стороны плоскости на нее
смотрело существо с поседевшими волосами, осунувшимся лицом, с потускневшими
глазами, наполненными слезами. Это уже был "последний абзац"! Так жить
нельзя! И трусливая мысль о "заветной дозе" морфия, после инъекции которого
уже никогда не поднимешься, не выползешь из спасительного, тихого, доброго,
сладкого Вечного Сна, пришла в голову. Но тут в памяти нарисовался занятный
маргинал - близкий друг покойного. Его, правда, вечно носят нечистые силы,
он сильно занят собственными немыслимыми фантазиями, от которых человечеству
нет проку. Но это - уже проблемы человечества, а не того маргинала-эгоиста.
Инна Станиславовна вдруг отчетливо поняла, что именно с таким чудаком она
найдет успокоение. Да, без всякого сомнения, она решится на участь подруги
"вечного странника", но для того необходимо срочно перемениться: необходимо
научиться - не бояться нечистой силы и пустячных фантазий. Она готова к
тому!.. И Инна завесила все зеркала в доме плотным тряпьем.
Тут начали действовать спасительные доводы великого покровителя -
Ангела Хранителя: Он крепко схватил ее за руку и принялся внушать что-то.
Она затароторила, даже не вдумываясь в полной мере в смысл слов: "Да не
увлечет меня стремление вод, да не поглотит меня пучина, да не затворит надо
мною пропасть зева своего". То были слова из Псалма 68, из строки 16. И они
встряхнули ее не столько своим смыслом, сколько неведомой святой силой,
которую никто и никогда не сможет постичь до конца, а, даст Бог, только
впитает в себя, как неотвратимую волю к жизни и приказ следовать Верными
Путями!
И опять в памяти всплыли минуты общения с тем занятным пациентом -
другом Леонида Григорьевича - по фамилии Федоров и по имени Александр
Георгиевич! Стало как-то теплее и спокойнее на душе, и "дурные помыслы"
вышибла простая мысль-надежда на то, что еще не все потеряно в этой жизни!
Сознание всколыхнуло новое Божье откровение: "Извлеки меня из тины, чтобы не
погрязнуть мне: да избавлюсь от ненавидящих меня и от глубоких вод"... Все
то же Псалом действовал, и его суть продолжала "выкорчевывать" из души
остатки неверия и сомнений!
Тогда Инна Станиславовна, осмелев, вошла во вторую комнатку, где лицом
к стене на последнем дыхании застыло тело Леонида: пульс не прощупывался,
все замерло, руки уже стали остывать, и Вечный Холод от кончиков пальцев уже
подбирался ко всему телу, к сердцу, вытесняя Душу на свободу - в новый
полет, на новый виток! И она, всхлипывая, снова залепетала: "Услышь меня,
Господи, ибо блага милость Твоя; по множеству щедрот Твоих призри на меня".
Post scriptum: Уже через два дня после смерти Леонида исполняющим
обязанности главного врача больницы назначили бывшего заместителя по
медицинской части - профессора А.А.Портного. Известно, что "новая метла
по-новому метет". Профессору требовалась верная Пятница потому, что на всю
больницу, да даже на всю Вселенную, профессор смотрел как на Необитаемый
остров, и люди для него были скалами и деревьями на том острове. Корифей
психиатрии соглашался видеть рядом с собой только одно человекообразное
существо - желательно, немого собеседника, - а на такую роль лучше всего
подходит вышколенная женщина. На ту роль с превеликим удовольствием
рекрутировалась молодая докторша - Агафья по фамилии Пятницкая. Баба она
была решительная - неглубоко, но быстро соображавшая, хищная, как сто
голодных акул, вместе взятые.
Дела завертелись с сокрушительной быстротой: нашу теплую компанию
вышвырнули из больницы "в сей секунд"! Приговор был прост и безжалостен, но,
по сути и по чести говоря, совершенно справедлив. Во-первых, мы представляли
конкурирующие научные школы. Во-вторых, никто из нашей "банды" не был
по-настоящему болен - шизофрению мы симулировали, наслаждаясь тонкой
театральной игрой. В-третьих, своей клинической подрывной деятельностью мы
развращали остальных больных - страдальцев не понарошку, не трепа и театра
ради, а воистину мучеников за грехи свои или носителей генетических линий
грешников из прошлых поколений. Все это хорошо понимал опытнейший психиатр
А.А.Портнов. Ему, конечно, было ясно, что мы - каждый по своим соображениям
- решили основательно отдохнуть и разрядиться.
Но в каждом человеке живет "артист", порой ведущий сложнейшую двуликую
жизнь и самоотверженную борьбу с обстоятельствами, с окружающими и самим
собой. Где, как не в сумасшедшем доме, можно обеспечить себя великолепной
крышей, оттянуться на все сто и, раскрепостившись от условностей,
победокурить на славу! Вот мы и изображали из себя придурков. Леонид
Григорьевич все прекрасно понимал, но обеспечил нас защитой,
покровительством. Когда власть переменилась, то "все лысые моментально стали
кудрявыми"! Проще говоря, нашей "научной школе" дали отменного пендаля, и мы
оказались на панели.
Слов нет, бойцовский дух заставлял нас сопротивляться: мы выволокли на
свет Божий Закон Российской Федерации "О психиатрической помощи и гарантиях
прав граждан при ее оказании" (с изменениями и дополнениями от 21 июля 1998
года). Мы расклеили выписки из него на стенах коридоров и в туалетах:
"Признавая высокую ценность для каждого человека здоровья вообще и
психического здоровья в особенности; учитывая, что психическое расстройство
может изменять отношение человека к жизни, самому себе и обществу, а также
отношение общества к человеку"... и так далее. Верные соратники из числа
сумасшедших, понимая, что враги-администраторы быстро сорвут наши "Дадцибао"
со стен, продублировали в туалетах тексты, написанием их говном. Это был
крупный шаг по защите демократии! Мало кто из санитаров соглашался отмывать
стены с такими зарисовками. Но опять высунула свой вездесущий нос поганая
женщина - Пятницкая. Она заявила о том, что администрация полностью
соглашается с "обрисованными положениями", и даже Международный Суд в
Страсбурге "По защите прав человека" не станет спорить со святыми идеалами.
Но решения администрации исходят как раз из того же Закона, направленного,
главным образом, на то, чтобы не госпитализировать психов насильно в
больницы.
О, коварная!.. Она-то знала, по какому месту надо заехать ногой
покладистому мужчине! Она проходила тренировку не на полигонах
воздушно-десантных войск, а в психиатрических клиниках еще той, советской,
закрытой системы психиатрической помощи! Агафья Пятницкая попала нам точно в
самое больное и слабое место: нас ведь не удерживали насильно в
психиатрической больнице, наоборот, - перед нами распахнули двери свободы!
Мы принялись кропотливо изучать Закон от корки до корки: действительно - там
ни слово не сказано о том, что каждый желающий имеет право за счет
государства проводить время в приятной компании в центрах психиатрии! Мы
обратились с открытым письмом к министру здравоохранения в надежде, что
генерал-полковник нас поймет. Но он, обскурант, заявил, что если бы мы
состояли на службе в Армии, то он с удовольствием бы нам помог. А в
гражданской жизни, оказывается, все подчиняется его величеству закону, а не
воле командира. Вот и получается, что в борьбе за демократию мы упустили
самое главное - "вожжи из рук"! Иначе говоря: "чего добивались, на то и
нарвались!"
Больше всего нас раздосадовало то, что Портнов и Пятницкая на нашем
примере быстро накропали монографию об алкоголизме. Самим существованием
такого гениального труда они попытались дать бой алкоголикам всего мира. А
это уже - "не хрен собачий"! Алкоголиков по всему миру насчитывается великое
множество - до пяти процентов от всей численности населения. Безусловно, у
каждого сложное заболевание дотянулось только до строго определенной стадии,
и это нас радовало. Да мы были не одиноки на белом свете, но зачем же так
резко, без предупреждения, можно сказать, выносить сор из избы! Такие фокусы
не украшают профессора психиатрии, их можно было простить разве только
Пятницкой, рвавшейся во всю мощь к "вершинам науки". Тут профессор Портнов
оказался злейшим коллаборационистом: мы-то ведали про то, что у него самого
"рыльце в пушку". Его Пятницу, естественно, ни одно общество Анонимных
алкоголиков в свою среду не пустило бы, но профессора можно было зачислять
туда особо почетным членом даже без письменных рекомендаций - достаточно
открытого и прямого голосования за чаркой алкоголя! Ну, может быть, для
проформы проведя голосование по рейтинговому принципу.
Мне пришлось несколько раз связываться с новым замом по медицинской
части для того, чтобы выцарапать выписные документы. - надо же было хоть
что-то представить на работу в качестве оправдания длительного отсутствия.
Несколько раз мне отвечала секретарша милым, молодым, но немного гнусавым
голоском, словно ее душили сопли, и она никак не решалась их высморкать.
Деваха отвечала, что начмед на совещание - какое-то бесконечное совещание
закабалило этого человека. В ответах секретарши было слишком много
подозрительного - скорее, здесь поселилась уже даже не тактика "отшивания"
назойливого просителя, а стратегия, заключающаяся в том, чтобы "перекрывать
кислород" честным труженикам. И я отправился к заместителю главного врача по
лечебной работе без предупреждения: нагрянул как "гром с ясного неба"! Дверь
в кабинет "Зевса" загородила мне грацильная особа - та самая, с сопливым
голосом. Ей было, примерно, девятнадцати лет от роду. Во всяком случае, мне
так хотелось - хотелось по зову сердца видеть ее очень молодой. Я всегда даю
аванс женщинам в силу "скользкости" своих моральных устоев! Мне было
заявлено, что необходимо обождать - опять шло треклятое совещание! Но у меня
появилось время получше рассмотреть "броню и латы" громовержца,
руководившего лечебным процессом. Стройное, пикантное существо с
маловыраженной грудью, но сильно открытой ложбинкой между двумя намеками на
молочные железы, нервничало под моим пристальным взглядом. Она, видимо,
чувствовала за собой некоторые грешки, либо очень хотела в туалет, а я
явился не вовремя. Но мой-то пристальный взгляд объяснялся лишь тем, что я
увлекся глубоким и обширным декольте. На мой вкус, у девахи был слишком
уплощенный зад, напоминающий гладильную доску. Ее выручала еще и тугая,
относительно короткая юбчонка. Строгий пиджачок и стянутые в тугой узел на
затылки гладкие волосы напоминали мне о том, что я имею дело с сугубо
деловой женщиной - деловой, видимо, во всех отношениях. Я, естественно, был
не брит, а потому примитивная фантазия повлекла секретаршу "не в ту степь":
она решила, что имеет дело со слесарем-сантехником, а не с профессором,
только что выписанным из больницы и так долго надоедавшим ей звонками. От
нечего делать, она решила повоспитывать меня - коня необъезженного:
- Посетитель, - молвила она тем же гнусавым, но решительным голосом, -
почему вы никогда не здороваетесь со мной, однако, набираетесь смелости
многократно отрывать звонками государственных служащих от неотложных дел?!
Я опешил от такого сорта прессинга. Он никак не вязался с обликом
"божьей коровки", со статью миловидной дамы. Я не ожидая, что она будет
"строить и горбатить" меня именно с этой стороны. Но надо было отвечать - не
есть же мне моль глазами:
- Голубушка, а почему вы решили, что я обязательно должен "желать
здоровья" человеку-невидимке, да к тому же еще и явному бюрократу? А вдруг
мне выпала честь разговаривать по телефону с несносной вруньей или матерью,
бросившей шестерых голодных детей? Я ведь не умею идентифицировать голоса,
искаженные телефонной сетью и хроническим насморком!
- Но так принято!.. - взвизгнула секретарша.
- Кем принято? Вами? - взвился я с места, с полуоборота. - Может быть,
в вашей деревне, из которой вы явились в Санкт-Петербург поступать в ПТУ,
так и принято. Но это меня ни к чему не обязывает!
Я тут же попытался смягчить эффект от этой самой "деревни", вырвавшейся
как-то неожиданно у меня. Честно говоря, для меня нет большой разницы - из
деревни человек или из Москвы - столице нашей родины. Ко всяким поселениям я
отношусь, практически, одинаково.
- А как же культура? - пробовала продолжать "борьбу со злом" активная
дама.
И "смягчения" не получилось, меня вновь понесло. Я понял, что из
больницы, все же, меня выписали рано, профессор Портнов и его верная Пятница
допустили ошибку. Поняла это и секретарша, но прозрение к ней пришло поздно!
Я уже вздернул "копье на перевес":
- Культура, в данном преломлении, - это только набор ритуалов, которые
каждый для себя отбирает самостоятельно! Такой "набор" - индивидуален и не
обязателен для других.
Далее я сокрушил оппонента новым каверзным силлогизмом:
- Вы, простите за любопытство, с какого возраста начали пользоваться
телефоном? Может быть, у вас просто еще не накопился и не отстоялся опыт
такого общения, а потому вы путаете "хрен с редькой", "божий дар с
яичницей"?
Нашу "милую воркотню" прервал другой заместитель главного врача,
выскочивший из своего кабинета как раскаленное ядро из жерла царь-пушки. Он
явился для того, чтобы спасать секретаршу, и это позволило мне сделать вывод
о том, что здесь уже давно созрели "симпатия, перешедшая в служебный блуд"!
Надо сказать, что "заместитель" оказался высоким, дородным, в возрасте
где-то около сорока лет, мужиком. Был он пепельно-рыжим, тщательно
причесанным на правый боковой пробор, самовлюбленным балбесом. Что-то в его
облике было особенное - выводившее меня на простые аналогии: мне казалось,
что явился немец - булочник или колбасник, скорее всего, нечаянно залетевшим
в медицину. Заместитель был грозен и решителен. Интересно то, что он свою
деятельность на новом посту начал с переделки силами наемных рабочих одного
из туалетов для персонала под свой персональный сральник. Там установили
бидэ, душевую кабинку и полку с посудой. Можно подумать, что облегчал он
кишечник за чашечкой кофе или рюмкой коньяку, фужером сухого вина. Он как бы
продавливал содержимое кишечника нагнетаемой жидкостью. Ну, не шашлыки же
ему есть, сидя на горшке!
Жаль, что не догадался новый начальник подвесить в персональном сортире
и гамак для отдыха после благополучного опорожнения кишечника. Страшного в
том ничего не было, но в больницах всегда не хватает отхожих мест для
персонала, и медицинская братия вынуждена гадить, где попадя, а уж о
возможностях подмыться перед обходом профессора женщины-медики и не мечтают.
Но сейчас секретарша сияла голубыми брызгами, сильно подведенными тоже
голубыми и серо-зелеными тенями. Она была рада проявлению "мужских качеств"
своим кобелем-покровителем. И тут я все понял: секретарша - это по
психологическим стандартам, обоснованным Эриком Берне, "женщина-дочь". Таких
блеклых особочек заботливые родители по блату пристраивают на теплые места к
еще не очень старым - "не остывшим" - руководителям. Тогда и созревает
адюльтер, приносящий выгоды, а иногда и закручивающий новый семейный
марафон.
Я смотрел внимательно в глаза этим двум оглоедам, свалившимся на беду
на головы пациентам, и искал хотя бы намек на угрызения совести. Совесть не
присутствовала в этих прокисших душах. Там бушевал суховей, злой ветер,
песчаная буря, разразившаяся в ночи в бескрайней пустыне: "Люди, где вы?
Ау..." Я даже ясно почувствовал, как колючий песок хлещет меня по лицу!
Людей в тех кабинетах не было!
Но откуда же перли из этой бюрократической моли занудность и страсть к
назиданию? На табличке, рядом со столом секретарши значилось: "помощник
заместителя главного врача по медицинской части - Европова Оксана
Анатольевна". Нет, с этого боку к истине не подобраться. Анатолий
переводится на русский язык как "восточный", но на бледном личике у
женщины-дочери была прописана чухонская масть, истомленная аденоидами,
неврастенией, дисменореей. И вдруг окончательное прозрение наступило: она,
наверняка, окончила школу милиции, а потом сбежала из органов и приземлилась
на теплое место. Как ни странно, но мои предположения в некоторой части в
дальнейшем подтвердились.
Однако сознание мое явно спотыкалось, может быть, даже давало серьезные
сбои. То ли под действием полоумных детективных сериалов, в изобилии
демонстрируемых по телевизору, то ли из-за колебаний атмосферного давления
или еще от чего-нибудь "внутреннего", но я вдруг подумал: "А не внедрила ли
в больницу налоговая полиция своего агента, чтобы разобраться с
безобразиями, творимыми администрацией?" Ведь то, что они все - воры, на
мордах написано жирным тиснением. Вон давеча этот "колбасник" приобрел за
счет больницы Ноутбук стоимостью 12,5 тысяч долларов и тут же его якобы
забыл в будке телефона-автомата. А горбатая лизоблюдка - главный бухгалтер -
списала его как бы пришедший в негодность! Теперь заместитель главного врача
на халяву тешится дома новейшим компьютером.
Мысль, явившаяся ко мне неожиданно, была хоть и сумасшедшая, но
"светлая". Я искренне считал, что мерзавцев необходимо выводить на чистую
воду! Мое отношение к бледной поганке несколько выровнялось, даже
порозовело. Но поведение "внутреннего беса" - непредсказуемо. Самое
забавное, что я излишне раскочегарил свои нервы, но не стал продолжать
разговора, не стал плевать в рыжую морду "заму" и учить уму-разуму
секретаршу. Я просто решил, что обойдусь без этих треклятых выписных
документов и послал "сладкую парочку" в жопу! Последнее слово хорошо
рифмовалось с фамилией "Европа". И это навело меня, конечно, на стих.
"Европа - ты хилая жопа, и мы расстаемся навек. Змея подколодная, сука, но
я, сомнения нет, - Человек! Твой рыжий балбес недавно с высокого дерева
слез. Сливаетесь вы в закадычные пары, но ждут вас, однако, тюремные нары!"
Стихи, слов нет, - не весть какие, но они помогли мне справиться с "пожаром
души"!
Мои товарищи поддержали мои решительные действия, согласившись тоже без
документов возвращаться на работу - но это была еще очень долгая песня! А
пока в нашей компании произошли некоторые "кадровые перестановки". Надо
сказать, что разгульная Клара быстро притулилась к клану коллаборационистов,
и мы оставили ее там же, где по доброте и сердечности в свое время
подобрали, то есть в психиатрической лечебнице. К тому времени она закрутила
знойный роман с больничным завхозом - молодым, импозантным самцом. Теперь мы
были спокойны за ее половое и душевное равновесие! А вот с Колесовой
Зинаидой Семеновной все обстояло значительно хуже: она не могла видеть ни
одно брошенное животное без сострадания - будь то кошка, собака, крыса, осел
- безразлично. Увидев нас на панели, то есть вышвырнутыми из стен лечебницы,
Зинуля вошла в клинический экстаз настолько глубоко, что собралась наложить
на себя руки. Она, видимо, прировняла нас к брошенным ослам! Ее вовремя
остановили громилы-санитары, и тогда Зинуля наложила только в штаны. Даже во
время срочного подмывания ледяной водой, она, вспоминая лица одиноких
маргиналов, подававших с мостовой прощальные знаки коллективу больницы, еще
долго и жалобно выла, покусывая остренькими зубками всех проходящих мимо.
Я еще раз попытался уточнить перечисляемые имена: Клара, Зина, а может
быть, Зоя, Ирина, Вера, Надежда, Любовь? Все в голове путалось - да, рано
все же меня выписали из больницы! Но, может быть, как раз очень поздно
разжались цепкие руки отечественной психиатрии? Вот я и не могу никак
восстановиться. От щемящей тоски зашлось сердце в сильнейшем кардиогенном
болевом синдроме: я почувствовал себя слабым и одиноким. Вспомнилось
холодное и голодное послевоенное детство. Тогда мой аутизм только начинал
зреть: я очень любил проматывать школу, где было так много бестолково
шумящего народа. Мне нравилось болеть, то есть "отсутствовать на занятиях по
уважительной причине". Это было великое счастье - просыпаться под теплым
одеялом, когда все домочадцы уже ушли на работу. Можно было хлебнуть
простывшего сладкого чайку, ни есть никаких "завтраков" и "обедов". Можно
вместе с лохматым котом лежать целый день на ковре, фантазируя продвижение
морских эскадр по сложным проливам, шхерам, обозначенным ковровым узором.
Тот большой ковер на полу был моей картой, ареной морских боев. Тогда я
избегал учить уроки, а полностью переселялся в виртуальный мир, наполненный
только моими детскими фантазиями. Через эти мифические проливы я и "приплыл"
в дальнейшем в Военно-морской флот. Наверное, Бог наблюдал с Небес за мной и
милостиво улыбался, понимая - "чем бы дитя ни тешилось". Виртуальный детский
мир все равно лучше, чем реальность или абстрактность. Игры детей, как ни
крути, - безобиднее вредной суеты взрослых. В них нет места реальным
террористам, диктаторам, войнам, крови, слезам, горю, ненависти.
Странная закономерность: мы уходим из чистого детства, чтобы потом
искать себя в религии - путем длительного тренинга освобождаться от груза
взрослого греха. Но только к концу жизни немногим взрослым удается хоть
как-то приблизиться к "чистоте", а проще говоря, снова погрузиться в
детство. И тогда таких людей называют Святыми! Вспомнились рассказы о
Байазиде - великом мусульманском мистике. Достигнув совершенства, он
воскликнул: "Субхани! - Слава мне! О, как я велик!"
Но только после смерти мы очищаемся полностью. Да, конечно, все живое
движется по спирали, а точнее, по Кишке, вновь загибающейся в ротовую
полость! "Так не строй из себя Байазида!" Эта расхожая на Востоке фраза -
отповедь суфею-самозванцу, которому только кажется, что он достиг
совершенства. Я оглянулся на моих врагов - все они были ничтожествами. И
тогда мне вспомнилась легенда о Байазиде: его ученики набросились на
Святого, обиженные фразой - "Под моим одеянием нет ничего, кроме Бога!" Но
при попытке убить учителя, их ножи ранили только самих себя. Оказывается,
совершенный святой подобен зеркалу - от него отражается злоба и грехи
окружающих, они не могут навредить ему самому, они мстят самим покусителям!
На похороны мы явились всей мужской гурьбой, дополненной обществом Нины
Викторовны и Инны Станиславовны. Законных супружниц "женатики", естественно,
не взяли с собой. Виктор Каган остался верен себе и подцепил по дороге двух
сногсшибательных курсисток, приехавших в Петербург - "интереса ради" - с
Далекого Владивостока. Я никогда не мог привыкнуть к странностям вкуса
поэта: почему надо обсеменять именно курсисток из Владивостока? Правда, Витя
объяснил нам всем, что Санкт-Петербург и Владивосток - морские города, а
потому почти побратимы. Это формула так очаровала брата Василия, Математика
и скрытного Эйдемиллера, что они всем "хором" чуть не изнасиловали девочек
прямо на кладбище - между памятников. Я с трудом объяснил этим дурьим
головам, что мы теперь уже не шизофреники, не под защитой психиатрической
больницы находимся, и нам нет нужды ввергать себя в уголовщину. Честно
говоря, в чем-то с развратными мужчинами я был солидарен: девки были одеты
столь вызывающе - сплошь в кожаные наряды, элегантно облегающие их стройные
станы - что помнить о половой дисциплине мог только импотент! Юбчонки были
укорочены выше всех анатомических возможностей, принятых среди
уравновешенных людей холодного Северо-Запада нашей страны. Передний разрез
на левом бедре создавал эффект доступности любого мужского желания. Линия
груди, которую они, как бы кобенясь, сильно выпирали вперед, будила фантазию
и создавала умопомрачительный сексуальный восторг. Все вместе, враз,
поднимало мужское достоинство до уровня чемпионской планки, превращая его в
несгибаемый инструмент наслаждения.
Сама собой всплыла в бездонном озере памяти песня про лихих "амурских
партизан", умевших своими таежными походами - "по долинам и по взгорьям" -
не давать покоя врагу и личной усталости. Эффектный "прикид" шел курсисткам
настолько к лицу и ягодицам, что было трудно разобрать, какие собственно
курсы они прибыли в северную столицу заканчивать? Здесь могла вестись речь и
о курсах трамвайных вагоновожатых, и иностранных языков, и
секретарей-машинисток с выездом для работы за границу, и медицинских сестер,