Страница:
скромный охранник-шофер - продвинулся так далеко, что Кларе теперь за ним и
не угнаться. И женщина - дипломированный врач-психиатр - обязана была
расценить такую ремарку как неприкрытую отповедь всем ее домогательствам
насчет любви и дружбы, а также профессионального величия. Рыдания душили
Клару, но она из последних сил сдерживала себя, однако, нашла возможным тоже
почти вежливо ответить своему бывшему любовнику:
- Мудак ты после этого, Василий! Спина моя после этого не коснется
твоей кровати, не надейся, дармоед! На колени встанешь, обливаясь слезами,
просить будешь о "незабываемых мгновеньях", но я не отвечу тебе полным
согласием!
Было ясно, что Клара оставляет все же маленькую лазейку для
возобновления "взаимности". Иначе, как понимать это двусмысленное - "не
отвечу полным согласием"? Ясно, что вообще-то она полностью не исключает
"согласие" из сексуальных отношений, но черная тень все же легла на грешные
головы! Мы расценили такую лексику однозначно: вступить теперь в половую
связь с обиженной женщиной атлет Василий сможет, только применив некоторое
насилие. Скажем, раза два он должен будет двинуть Кларе "по репе". Но даже
тогда - во время принудительного полового акта - она будет холодна, как
мрамор! Вот до чего может довести неосторожность в выражениях: так может
зачахнуть на корню нежность и изысканность, так необходимые в отношениях
между простыми людьми. А для безумных - это первостепенное требование!
Примерно такая же сцена произошла несколько позже, но уже между Кларой
и Виктором Ермоловичем: только запуганная Валькирия собралась водрузить свой
пикантный зад на койку профессора, как кошечка, согревавшая до того его пах
собственным телом, решительно соскочила на пол и была такова. Поэт -
взъерепенился! И то сказать: потерять экстраординарное ощущение, равное с
некоторых пор по силе конечного психологического эффекта разве только
общению посредством транспонированной матрицы с медленно нагревающимся
электрическим чайником, с кипящими в нем яйцами. Всю эту абракадабру выпалил
Витя, словно очередь из пулемета. Надо заметить, что до того в нашей палате
поддерживались абсолютно вольные сексуальные отношения. Каждый изгилялся,
как мог, хотел или умел. Витя, почему-то, застрял именно на своеобразном
общении с электричеством: у него по этой части были какие-то собственные
наработки и даже запатентованные изобретения. Многие из его поделок
продавались в сексшопах. Он и в больницу кое что притащил и мастерски
использовал тогда, когда хотел устроить себе маленький праздник. Но Бог ему
судья! Удивляться, однако, в сумасшедшем доме ничему не стоит. Сказано: "Ибо
благ Господь: милость Его вовек, и истина Его в род и род" (Псалом 99: 5).
Витя, к слову сказать, при всей своей интеллигентности, бьющей по
глазам также неотвратимо, как, скажем, моча из-под коровы, иногда был груб:
- Слушай ты, потаскуха больничная, если я еще раз увижу тебя на моей
койке, то отлучу от церкви!
Витя заскрежетал зубами, а его бегающий по комнате тяжелый взгляд
лихорадочно искал тяжелый предмет. Потом он вроде бы осознал алогизм,
заключенный в скоротечном высказывании: только Патриарх или Папа Римский
могли отлучить от церкви! Где уж поэту, кстати, никогда не печатаемого
отдельными изданиями, браться отлучать кого-либо от могучей церкви. Но, как
оскорбление, эта фраза, брошенная, нет слов, сгоряча была сильным ходом!
Клара залилась слезами раскаянья и пошла срочно мириться с кошечкой. Их
откровения для всех остались тайной, ибо они разговаривали в ординаторской,
но было слышно даже на лестнице, как горячо исповедывалась в
профессиональных грехах врач-психиатр своей визави - Люси. Только к вечеру,
страшно утомленные, обе вернулись в коллектив. К тому времени мы все уже
основательно растратили терпение. И жизнь потекла своим чередом: Люси
продолжала лечебные плановые и неотложные мероприятия. Клара была у нее на
подхвате, а мы все дивились успехам зоотерапии. "Ты возлюбил правду, и
возненавидел беззаконие; посему помазал Тебя, Боже, Бог Твой елеем радости
более соучастников Твоих" (Псалом 44: 8).
Главный наш учитель - это жизнь! Как не крути, в ней все построено на
контрастах: сегодня тебе хорошо - сила и радость переполняет тело и душу; а
завтра свалятся, как облака из поднебесья, неразрешимые заботы - закрутишься
ужом на раскаленной сковородке. Но виной всему чаще является заурядная
интрига, возбуждаемая глупыми людишками, не способными разумно канализовать
энергию, всплески больного ума, патологических пристрастий. Вернее, они не
научились направлять данные Богом способности на добрые дела, потому что не
получили в наследство способности видеть конечную цель всему. Они тешатся
сиюминутными скабрезными развлечениями. Нет сомнения, что склонность к
интриге имеет и фундамент в виде некоторых черт характера: что-то воровское
присутствует в таких личностях - жажда наживы любыми способами, но только
чаще не материальной, а моральной. Однако и эффект получения заурядного куша
может возбуждать специфический аппетит к интриге. Одним словом, у таких
людишек явно не все в порядке и с головой, и с совестью, и с воспитанием.
Морду им мало, видимо, в детстве и юности били. А, между прочим, именно
тогда и надо было исправлять пороки: исправляй хворостиной паршивца, пока он
поперек лавки лежит, а не вдоль. Вот и получается, что какой-нибудь
доброкачественный отличник или отличница (что, кстати, чаще бывает) доносит
на своих товарищей, дабы выторговать высокие баллы за ответы на уроках.
Здесь рождается корысть - воровство, иными словами, - тут-то и портится душа
отрока. А поколоти его товарищи пару, другую раз за такие пакости, то и
спасли бы "советского человека". Ну, а взрослого уже от больной страсти
никак не отучишь. У него она переходит в разряд акцентуации характера,
быстро приближающейся к психопатии.
В нашем доме скорби возникли административные катаклизмы, связанные со
сменой руководства: ушел в лучший мир прежний главный врач - тихий,
незаметный человек, не досаждавший больным своими нововведениями. Временно
исполняла его обязанности заместитель по медицинской части - небезызвестная
Колесова Зинаида Семеновна. Явилась она в наш славный город Санкт-Петербург
из Уральска: есть такой городишко близ нынешней границы Казахстана и России.
Там она успешно училась и, продвигаясь по общественной линии, систематически
закладывала школьных товарищей. Она великолепно освоив чистописание,
прилежание и русскую грамматику. Родители ее были врачами, вечно занятыми на
работе, - вот и проглядели они рождение маленького, подленького порока у
доченьки. Потом грянуло выгодное замужество и переезд в Санкт-Петербург.
Больших успехов в лечебной работе за Колесовой не числилось, вот и подалась
она в администраторы. Вспомнилась по такому случаю старая притча-назидание.
Папа - отставной лекарь напутствует сыночка - студента четвертого курса
медицинского института: "Учись сынок на отлично - врачом станешь; а плохо
будешь учиться - только главным врачом будешь!" Так и делала карьеру наша
Валькирия, оставаясь совершенной дубиной, окончательно забыв даже начатки
медицины. И, как порочная Валькирия, она ссылала души убиенных лекарствами в
Вальхаллу. Там не она, а они, мученики, прислуживали ей на пирах. Но
сильнейшей стороной деятельности нашей "заместительницы" главного врача
была, конечно, интрига. На интриге Колесова Зинаида Семеновна сделала
карьеру и тем очень гордилась, считая это показателем ума и живучести.
У Зинаиды Семеновны был маленький секрет: она вовремя вычислила
перспективного мудак - тоже из медицинских администраторов - и как-то сумела
затянуть его за уши на себя. Лесть и парасекс - великое дело, если ими умело
пользоваться. Какую уж там технику Колесова использовала общественности не
известно, но мудак тот к ней прикипел настолько, что потащил удобную дамочку
за собой по карьерной лестнице. Как только восхождение мудака остановили,
так и Колесовой устроили мягкую посадку: ей - малообразованной особе -
подыскали удобное место заместителя главного врача нашей больницы.
Интрига, как книга -
под суперобложкой,
где буквы писались
не перьями, ложкой.
Замешана подлость
с посылкою ложной.
И месть пересыпана
хитростью злобной.
Обертка же сверху -
из пошлости вязкой.
Кошечка Люси попалась этой стерве на глаза нежданно и негаданно. Люси
прошла по коридору из одной палаты в другую, наперерез начмеду, гордо и
независимо, не показав испуга и чинопочитания - этого было достаточно! Месть
безмозглого администратора - всегда глупа и жестока. Был отдан приказ
персоналу "изъять животное из оборота"! И в отделении грянул большой бунт -
а на Руси, как известно, бунт - самое страшное явление. Тихие больные
моментально перевоплотились в буйных, а в прошлом исключительно беспокойные
субъекты просто осатанели и готовы были качнуться в сторону вампиризма. На
улице стояла сравнительно теплая погода, и стекла в окнах, доступных любому
ударному орудию в руках пациентов, выбивались систематически: музыкальный
перезвон стоял круглосуточно. Стекла оперативно вставляли, но их тут же
снова выбивали - соревнование шло не на жизнь, а на смерть. Краны были
отвернуты, отгрызаны, а унитазы вывернуты из полов туалетов, сломанные
смывные бачки пели на разные голоса, водопроводные реки выходили из берегов
и освежали покрытия полов коридоров и палат. Мало того - буйные больные,
пользуясь какой-то неведомой системой связи, затевали свои буйные оргии
одновременно. Санитары разрывались на части, но не были способны усмирить
всех сразу, и их, истощенных частыми затяжными боями, перевели на
казарменное положение с усиленным питанием за счет больных. Но, пронюхав про
такое противозаконное решение администрации, родственники больных подали
сигнал в прокуратуру: авторитетная комиссия явилась незамедлительно.
Депутаты различных уровней срывали аплодисменты общественности и народных
масс новым политическим торгом - "издевательство над слабоумными"! Это был
сильнейший козырь! Судьба Зинаиды Семеновны была решена в одночасье.
День клонился к закату, победа была за нами. И ряды утомленных бойцов
преклонили головы к подушкам. Всем требовалось в глубоком сне осмыслить
результаты побед, хотя бы виртуально пообщаться со своими предками,
громившими в прошлые лихолетья подлых агрессоров - хазар, печенегов, татар,
литовцев, поляков, немцев, шведов, финнов, французов, японцев, турок. Кто
только не ходил на нашу землю - врывались все, кому не лень, как в
общественный туалет. Но те, кто к нам с мечом приходил, от него и погибали!
Но нашего брата сегодня так же, как и в старину, губила доверчивость и лень,
несобранность: мы недооценили кощунственности нашего "подлого врага" и
потеряли бдительность. Зинка-сука этой ночью вызвала машину с пьяными
"звероловами", и они, подогретые добавкой больничного спирта, переловили и
заключили в свою душегубку всю живность - кошечек, собачек, обитавших в
разных закутах нашего огромного больничного городка.
Люси, словно бы, искала смерти - она отправилась на встречу с судьбой
глубокой ночью, как только мы выключили сознание, склонив буйны головы на
мягкие подушки. В это время всей операцией по "очистке территории больницы
от носителей инфекций", руководил подпольный "маршал" - Колесова Зинаида
Семеновна. Она, оказывается, туго знала свое дело - была отменным живодером!
Как пел великий поэт-бард Владимир Высоцкий, но не по тому поводу,
естественно: "У ней следы проказы на руках"... Никто из достойных людей, к
сожалению, не был свидетелем последних минут жизни нашего "маленького
доктора" - пушистого серого комочка. Но многие жильцы отделения хронического
психоза проснулись мгновенно от услышанного во сне резкого, гордого, боевого
- "Мяу!"...
Люси прощалась со своим прайдом, посылая последнее "Прости!" из
далекого угла больничного двора, где ее настигла пьяная банда, возглавляемая
главным живодером нашей больницы. Интрига взорвалась шаровой молнией,
попавшей точно в нужную форточку. То был сгусток ненависти, исходящим от
подлецов, интриганов и головорезов. Месть - голое скотство - была сотворена
в изощренной форме. Творцом ее была женщина с душой прирожденной кухарки, а
инструменты действа были подобраны в грязной камере пыток. Больные стонали
от негодования, но даже убивать Колесову было уже поздно: Люси погибла!
Конечно, Люси могла избежать встречи с извергами - она и более сложные
события предсказывала загодя - но природное любопытство, искус научного
поиска вел ее к "острому опыту", смысл такого акта заключался в том, чтобы
проверить, так называемых людей, на вшивость! Эти люди не выдержали
испытанья моралью, суровой проверки, изощренного психологического теста. Но
в последнем крике кошечки было еще и посвящение всем сумасшедшим нашей
огромной, измордованной Родины, зовущейся Великой Россией! Люси как бы
задавала вопрос думающим двуногим существам: "А что же такого "Великого!"
заключается в этой стране"? И события, словно бы, отвечали ей грозно:
"Величие страны заключается в благородстве людей, ее заселяющих, и никак
иначе! Но пока такие качества обошли многих из числа нашего народа
стороной!" Люси проверила досконально абсолютную верность такого тезиса -
как говорится, на себе лично!
Мы узнали подробности о случившемся только утром: отделение наполнилось
горем, больные все, как один, впали в каталепсию. Многие из нее выходили
только вперед ногами прямо в морг! Других, более благополучных страдальцев,
выводили специально мобилизованные из других психиатрических лечебниц врачи
и медицинские сестры. Но психозы заразительны, и эпидемия каталепсий
перекинулась на другие очаги сумасшедшего братства. Органы здравоохранения
города были парализованы, и оккупировавшие теплые места чиновники
растерялись. И то сказать, психи внутренним импульсом были закованы в тиски
"восковой гибкости": их руки не могли держать ложки, а челюсти разжиматься -
нависла угроза массовых голодных смертей. Спасти целое поколение сумасшедших
страны могли лишь экстраординарные меры!
Колесову Зинку Семеновну прокуратура и органы управления
здравоохранением основательно "взяли за жопу", и "жопа" у нее, как и должно
быть, не выдержала. Очень скоро в соседнюю с нашей палату вкатили новую
койку. Теперь, рядом с выпученными от каталепсии рачьими, красными глазами,
принадлежащими Кларе, безумно взирали на мир натуженные глазищи
обосравшегося хамелеона. То была теперь уже бывший заместитель главного
врача больницы Колесова! В тех глазищах скреблась и просилась на волю только
одна трезвая мысль, подсказанная, естественно Богом: "Буду размышлять о пути
непорочном: "когда ты придешь ко мне?" буду ходить в непорочности моего
сердца посреди дома моего" (Псалом 100: 2). Однако сказано каким-то мудром
лекарем: "Поздно, Зинка, боржом пить, когда почки отказали!"
Возмездие свершилось, и первым оклемался от каталепсии почему-то
Знахарь, он стряхнул с себя наваждение, как страшный сон. Однако
чувствовалось, что воспоминания о Люси резонировали в его голове страшной
колющей болью. Пережитый стресс все еще давал о себе знать. Мы же, все
остальные продолжали лежать, словно законсервированные: Эйдемиллер походил
на египетскую мумию, брат Василий - на средневекового рыцаря, закованного в
латы, Математик - на основательно подсушенного суслика, а Каган почти
официально был признан памятником стоячему фаллосу. Себя же я не мог видеть
со стороны, ибо зеркала в палатах сумасшедших категоричеси запрещены.
Знахарь, скорее всего, на почве обострившегося маразма - стал частым
гостем в соседней палате. Там он вершил справедливый суд, не обнажая
карающего меча. Он алкал искупления, но на свой манер - творил акты
благородной психотерапии для Колесовой Зинки. Александр Георгиевич к тому
времени уже достиг такой степени "просветления", что мог руководствоваться
заповедью: "Не спешить колебаться умом и смущаться ни от духа, ни от слова,
ни от послания, как-бы нами посланного, будто уже наступает день Христов"
(2-е Фессалоникийцам 2: 2). Он принялся лечить отпетую паскуду Всемогущим
Добром!
Начал брат Александр издалека: он просветил Зинаиду Семеновну в
вопросах динамических изменений коры головного мозга под действием возраста,
интриг, стресса. Она узнала от него давно забытые истины: например, о том,
что в процессе развития коры большого мозга в онтогенезе происходят
изменения в распределении и структуре основных ее компонентов - нейронов и
глиоцитов, а за компанию с ними и кровеносных сосудов. Если быть абсолютно
точным, то уже к рождению у любой маленькой сучки, как, впрочем, и у
достойного человека, в коре головного мозга представлены нейроглиососудистые
ансамбли, готовые действовать. К сожалению, большинство нейронов, особенно
"гнездного типа", да и локальные волокнистые сети, выражены крайне слабо.
Тогда большинство нейронов имеет небольшие размеры и неопределенную форму со
слабовыраженными отростками. Исходя из опыта Александра Георгиевича, при
вскрытии черепной коробки и у некоторых вполне взрослых покойников можно
заметить ту же картину. Он считал, что тяга к интриге зиждиться именно на
такой основе - на отставании развития большинства нейронов, глиоцитов,
звездчатых клеток, пирамидных нейронов. Виной всему - основательная путаница
дендритной и аксонной арборизации. Вертикальные дендритные пучки и пучки
радиальных волокон вместе с кровеносными сосудами разъедаются
атеросклерозом.
Знахарь совсем запугал Зинку дотошными рассказами о метаморфозах
сосудистого русла интриганов. Он напомнил, прежде всего, что головной мозг
человека питается из внутренних сонных и позвоночных артерий, сливающихся у
основания мозга в базилярную артерию. Ветви артерий проходят в мягкую
мозговую оболочку и, измельчившись, следуют в вещество мозга. Очень важно
знать интригану, что капиллярная сеть в сером веществе более густая, чем в
белом. Но, поскольку у человека, склонного к интриге, по мнению Знахаря,
больше белого вещества (своеобразного пустоцвета, задача которого не думать,
а проводить импульс), то и кровоснабжение мозга происходит более экономно.
Начинается порочный цикл с конечной фазой динамики, уходящей в нарастающую
асфиксию мозга, то есть в оглупление и смерть.
Тупой взгляд Зинки, и без того застывшей в каталепсии, постепенно
наполнялся диким ужасом - правильнее сказать, сверхужасом. Добивал ее
Знахарь сведеньями о том, что капилляры мозга имеют непрерывную эндотельную
выстилку и хорошо развитую базальную мембрану, но у интриганов по всему ее
длиннику имеются "черные дыры" - естественно, виртуального характера. Именно
здесь происходят сшибки у интриганов в избирательности обмена веществ между
нервной тканью и кровью, в чем принимает участие, так называемый,
гематоэнцефалический барьер. Очень сильно ранятся у интригана и авантюриста
механизмы избирательного обмена веществ между тканью и кровью. Они в норме
обеспечиваются, помимо морфологических особенностей самих капилляров, то
есть сплошной эндотелиальной выстилкой с великолепно развитыми десмосомами и
плотной базальной мембраной, еще и отростками глиоцитов - прежде всего
астроцитов. Вся эта тонкая анатомическая и функциональная "паутинка"
образует на поверхности капилляров слой, отграничивающий нейроны от
непосредственного соприкосновения с сосудистой стенкой. Интриган обилием
коварных мыслей ранит такую сложную структуру медиаторными взрывными
всплесками!
Для пущей важности Знахарь притащил из лаборатории еще и микроскоп: под
иммерсией он демонстрировал вылупленному правому глазу Зинки гистологические
препараты. В левом глазу у нее наметился явный спазм аккомодации от испуга,
тот же эффект вызывал и хроническое недержание мочи. Из правого глаза текли
слезы от зрительного напряжения. И, конечно, от того, что слезные проток и
мешочек были зажаты тисками чрезмерного выделения норадреналина. Обычно
интрига сушит человека, но у Зинки от патологического усердия давно полетела
поджелудочная железа, и она неудержимо много потребляла жидкости. Организм
сам пытался освобождаться от лишней влаги и без команды выводил мочу наружу.
Скромная "девушка" постоянно "подтекала", распространяя вокруг специфический
моче-кислый запах!
Не было никакой корысти у Знахаря, никто не собирался ему платить
дополнительное вознаграждение за энтузиазм. Он по собственному почину решил
прибегнуть к сложному варианту аверсивной психотерапии: "Ибо на мгновение
гнев Его, на всю жизнь благоволение Его: вечером водворяется плач, а на утро
радость" (Псалом 29: 6). Он просто желал Зинке, как и всему живому на Земле,
добра, а потому стоически боролся с ее дурным прошлым. Знахарь тратил
душевный ресурс на то, чтобы спасти от Ада еще одного человека, пока он
находится на Земле, пока есть еще маленькая надежда на его душевную
реабилитацию!
Знахарь был ласков, доступен и внимателен: он делился шепотом с
Зинаидой Семеновной тайной о том, как будут выглядеть вот такие же
гистологические препараты из ее мозга, не откажись она на всю жизнь от
подлой интриги, не осознай достойным образом живодерскую смерть красавицы
Люси. Покаяния требовал грозный его шепот от вероотступницы, а не смертной
казни. На препаратах под иммерсией тем временем расцветали картины почти,
как у Ван Гога (van Gogh 1853-90) Винсента - голландского живописца
постимпрессионистского толка. Но то были не знаменитые картины - "Ночное
кафе" или "Пейзаж в Овере после дождя" - где уж этой курве Зинке зреть такие
шедевры. Знахарь демонстрировал почти обезумевшей от страха "старой бляди"
уникальные свидетельства строения гематоэнцефалического барьера в
натуральную величину! Он собирался заочно пройти с ней полный курс
патологической анатомии с гистологии. По шесть раз на день он давал ей
клятвенные обещания, что постарается самолично провести ее посмертное
вскрытие, выполнить все разрезы тканей, взять их кусочки на гистологию,
покрасить их фуксином или карболово-спиртовым раствором генцианового
фиолетового. Он обещал проследить за тем, чтобы после вскрытия санитары
тщательно вымыли ее исхудавшее, синюшное, безобразное тело!
Нет, не выдумана еще такая пытка, которой бы можно воздать по
достоинству убийце нашей замечательной кошечки ЛЮСИ! И Знахарь методично
делал свое непростое дело. А силы Знахарю предавали вдруг явившиеся прошлой
ночью слова пророческие, мистические, но понятные безумному народонаселению:
"Всякий кто воспротивится повелению твоему и не послушает слов твоих во
всем, что ты ни повелишь ему, будет предан смерти. Только будь тверд и
мужествен!" (Книга Иисуса Навина 1: 18).
Мистика слезла с темных небес.
Кто-то лохматый в душу залез.
Ужас раззявил безумьем глаза:
стоит ли думать? скорее нельзя!
Голос изрек из тиши коридора:
"Зинку убьет декокт мухомора".
"Незачем подлой небо коптить,
нужно Эдемом змею искусить"!
Новый главврач ударил отказом:
будет лечить, освежив ее газом!
Только задумано это напрасно -
генная карта у Зинки - ужасна!
Безвластье в больнице длилось не очень долго! Явился наш защитник и
избавитель - новый главный врач. И первое его административное действо, как
все уже поняли, было направлено на восстановление справедливости: Зинаиду
Семеновну не стали извлекать из общей палаты и переводить в одиночку с
усиленным комфортом, ее лишь подвергли лечению жемчужными ванными - с
бодрящими пузырьками кислорода. Но главный врач оказался тонким дипломатом и
большой, справедливой души человеком: на деньги одного из благотворительных
фондов были приобретены и подарены каждому больному котята - эти маленькие
пушистики с умильно-доверчивыми мордашками сделали свое дело - несусветный
русский бунт прекратился, завял, как говорится, на корню. И каталепсию
смахнуло со всех, как Божьей властной рукой.
Каждый из номинантов нового больничного конкурса по успешному
выхаживанию и воспитанию котят преобразился: все поголовно читали затертую
до дыр специальную литературу по происхождению, истории содержания и
воспитанию домашней кошки. Кругозор завсегдатаев психиатрической лечебницы
так заметно расширился, что в нашей библиотеке, через межабонементную
систему, многие стали выписывать и читать в подлиннике обширную иностранную
литературу. Выход каждого свежего номера журнала "Друг" местные любители
кошек ожидали с нетерпением, определение очереди на него велось по записи и,
главным образом, в ночное время. Не стоит, пожалуй, кривить душой - надо
открыться: на почве кошачьих восторгов и многие представители коллектива
медицинских работников основательно пошатнулись умом. Спасло положение лишь
то, что новый главный врач, мобилизовав свои связи, договорился о регулярном
не угнаться. И женщина - дипломированный врач-психиатр - обязана была
расценить такую ремарку как неприкрытую отповедь всем ее домогательствам
насчет любви и дружбы, а также профессионального величия. Рыдания душили
Клару, но она из последних сил сдерживала себя, однако, нашла возможным тоже
почти вежливо ответить своему бывшему любовнику:
- Мудак ты после этого, Василий! Спина моя после этого не коснется
твоей кровати, не надейся, дармоед! На колени встанешь, обливаясь слезами,
просить будешь о "незабываемых мгновеньях", но я не отвечу тебе полным
согласием!
Было ясно, что Клара оставляет все же маленькую лазейку для
возобновления "взаимности". Иначе, как понимать это двусмысленное - "не
отвечу полным согласием"? Ясно, что вообще-то она полностью не исключает
"согласие" из сексуальных отношений, но черная тень все же легла на грешные
головы! Мы расценили такую лексику однозначно: вступить теперь в половую
связь с обиженной женщиной атлет Василий сможет, только применив некоторое
насилие. Скажем, раза два он должен будет двинуть Кларе "по репе". Но даже
тогда - во время принудительного полового акта - она будет холодна, как
мрамор! Вот до чего может довести неосторожность в выражениях: так может
зачахнуть на корню нежность и изысканность, так необходимые в отношениях
между простыми людьми. А для безумных - это первостепенное требование!
Примерно такая же сцена произошла несколько позже, но уже между Кларой
и Виктором Ермоловичем: только запуганная Валькирия собралась водрузить свой
пикантный зад на койку профессора, как кошечка, согревавшая до того его пах
собственным телом, решительно соскочила на пол и была такова. Поэт -
взъерепенился! И то сказать: потерять экстраординарное ощущение, равное с
некоторых пор по силе конечного психологического эффекта разве только
общению посредством транспонированной матрицы с медленно нагревающимся
электрическим чайником, с кипящими в нем яйцами. Всю эту абракадабру выпалил
Витя, словно очередь из пулемета. Надо заметить, что до того в нашей палате
поддерживались абсолютно вольные сексуальные отношения. Каждый изгилялся,
как мог, хотел или умел. Витя, почему-то, застрял именно на своеобразном
общении с электричеством: у него по этой части были какие-то собственные
наработки и даже запатентованные изобретения. Многие из его поделок
продавались в сексшопах. Он и в больницу кое что притащил и мастерски
использовал тогда, когда хотел устроить себе маленький праздник. Но Бог ему
судья! Удивляться, однако, в сумасшедшем доме ничему не стоит. Сказано: "Ибо
благ Господь: милость Его вовек, и истина Его в род и род" (Псалом 99: 5).
Витя, к слову сказать, при всей своей интеллигентности, бьющей по
глазам также неотвратимо, как, скажем, моча из-под коровы, иногда был груб:
- Слушай ты, потаскуха больничная, если я еще раз увижу тебя на моей
койке, то отлучу от церкви!
Витя заскрежетал зубами, а его бегающий по комнате тяжелый взгляд
лихорадочно искал тяжелый предмет. Потом он вроде бы осознал алогизм,
заключенный в скоротечном высказывании: только Патриарх или Папа Римский
могли отлучить от церкви! Где уж поэту, кстати, никогда не печатаемого
отдельными изданиями, браться отлучать кого-либо от могучей церкви. Но, как
оскорбление, эта фраза, брошенная, нет слов, сгоряча была сильным ходом!
Клара залилась слезами раскаянья и пошла срочно мириться с кошечкой. Их
откровения для всех остались тайной, ибо они разговаривали в ординаторской,
но было слышно даже на лестнице, как горячо исповедывалась в
профессиональных грехах врач-психиатр своей визави - Люси. Только к вечеру,
страшно утомленные, обе вернулись в коллектив. К тому времени мы все уже
основательно растратили терпение. И жизнь потекла своим чередом: Люси
продолжала лечебные плановые и неотложные мероприятия. Клара была у нее на
подхвате, а мы все дивились успехам зоотерапии. "Ты возлюбил правду, и
возненавидел беззаконие; посему помазал Тебя, Боже, Бог Твой елеем радости
более соучастников Твоих" (Псалом 44: 8).
Главный наш учитель - это жизнь! Как не крути, в ней все построено на
контрастах: сегодня тебе хорошо - сила и радость переполняет тело и душу; а
завтра свалятся, как облака из поднебесья, неразрешимые заботы - закрутишься
ужом на раскаленной сковородке. Но виной всему чаще является заурядная
интрига, возбуждаемая глупыми людишками, не способными разумно канализовать
энергию, всплески больного ума, патологических пристрастий. Вернее, они не
научились направлять данные Богом способности на добрые дела, потому что не
получили в наследство способности видеть конечную цель всему. Они тешатся
сиюминутными скабрезными развлечениями. Нет сомнения, что склонность к
интриге имеет и фундамент в виде некоторых черт характера: что-то воровское
присутствует в таких личностях - жажда наживы любыми способами, но только
чаще не материальной, а моральной. Однако и эффект получения заурядного куша
может возбуждать специфический аппетит к интриге. Одним словом, у таких
людишек явно не все в порядке и с головой, и с совестью, и с воспитанием.
Морду им мало, видимо, в детстве и юности били. А, между прочим, именно
тогда и надо было исправлять пороки: исправляй хворостиной паршивца, пока он
поперек лавки лежит, а не вдоль. Вот и получается, что какой-нибудь
доброкачественный отличник или отличница (что, кстати, чаще бывает) доносит
на своих товарищей, дабы выторговать высокие баллы за ответы на уроках.
Здесь рождается корысть - воровство, иными словами, - тут-то и портится душа
отрока. А поколоти его товарищи пару, другую раз за такие пакости, то и
спасли бы "советского человека". Ну, а взрослого уже от больной страсти
никак не отучишь. У него она переходит в разряд акцентуации характера,
быстро приближающейся к психопатии.
В нашем доме скорби возникли административные катаклизмы, связанные со
сменой руководства: ушел в лучший мир прежний главный врач - тихий,
незаметный человек, не досаждавший больным своими нововведениями. Временно
исполняла его обязанности заместитель по медицинской части - небезызвестная
Колесова Зинаида Семеновна. Явилась она в наш славный город Санкт-Петербург
из Уральска: есть такой городишко близ нынешней границы Казахстана и России.
Там она успешно училась и, продвигаясь по общественной линии, систематически
закладывала школьных товарищей. Она великолепно освоив чистописание,
прилежание и русскую грамматику. Родители ее были врачами, вечно занятыми на
работе, - вот и проглядели они рождение маленького, подленького порока у
доченьки. Потом грянуло выгодное замужество и переезд в Санкт-Петербург.
Больших успехов в лечебной работе за Колесовой не числилось, вот и подалась
она в администраторы. Вспомнилась по такому случаю старая притча-назидание.
Папа - отставной лекарь напутствует сыночка - студента четвертого курса
медицинского института: "Учись сынок на отлично - врачом станешь; а плохо
будешь учиться - только главным врачом будешь!" Так и делала карьеру наша
Валькирия, оставаясь совершенной дубиной, окончательно забыв даже начатки
медицины. И, как порочная Валькирия, она ссылала души убиенных лекарствами в
Вальхаллу. Там не она, а они, мученики, прислуживали ей на пирах. Но
сильнейшей стороной деятельности нашей "заместительницы" главного врача
была, конечно, интрига. На интриге Колесова Зинаида Семеновна сделала
карьеру и тем очень гордилась, считая это показателем ума и живучести.
У Зинаиды Семеновны был маленький секрет: она вовремя вычислила
перспективного мудак - тоже из медицинских администраторов - и как-то сумела
затянуть его за уши на себя. Лесть и парасекс - великое дело, если ими умело
пользоваться. Какую уж там технику Колесова использовала общественности не
известно, но мудак тот к ней прикипел настолько, что потащил удобную дамочку
за собой по карьерной лестнице. Как только восхождение мудака остановили,
так и Колесовой устроили мягкую посадку: ей - малообразованной особе -
подыскали удобное место заместителя главного врача нашей больницы.
Интрига, как книга -
под суперобложкой,
где буквы писались
не перьями, ложкой.
Замешана подлость
с посылкою ложной.
И месть пересыпана
хитростью злобной.
Обертка же сверху -
из пошлости вязкой.
Кошечка Люси попалась этой стерве на глаза нежданно и негаданно. Люси
прошла по коридору из одной палаты в другую, наперерез начмеду, гордо и
независимо, не показав испуга и чинопочитания - этого было достаточно! Месть
безмозглого администратора - всегда глупа и жестока. Был отдан приказ
персоналу "изъять животное из оборота"! И в отделении грянул большой бунт -
а на Руси, как известно, бунт - самое страшное явление. Тихие больные
моментально перевоплотились в буйных, а в прошлом исключительно беспокойные
субъекты просто осатанели и готовы были качнуться в сторону вампиризма. На
улице стояла сравнительно теплая погода, и стекла в окнах, доступных любому
ударному орудию в руках пациентов, выбивались систематически: музыкальный
перезвон стоял круглосуточно. Стекла оперативно вставляли, но их тут же
снова выбивали - соревнование шло не на жизнь, а на смерть. Краны были
отвернуты, отгрызаны, а унитазы вывернуты из полов туалетов, сломанные
смывные бачки пели на разные голоса, водопроводные реки выходили из берегов
и освежали покрытия полов коридоров и палат. Мало того - буйные больные,
пользуясь какой-то неведомой системой связи, затевали свои буйные оргии
одновременно. Санитары разрывались на части, но не были способны усмирить
всех сразу, и их, истощенных частыми затяжными боями, перевели на
казарменное положение с усиленным питанием за счет больных. Но, пронюхав про
такое противозаконное решение администрации, родственники больных подали
сигнал в прокуратуру: авторитетная комиссия явилась незамедлительно.
Депутаты различных уровней срывали аплодисменты общественности и народных
масс новым политическим торгом - "издевательство над слабоумными"! Это был
сильнейший козырь! Судьба Зинаиды Семеновны была решена в одночасье.
День клонился к закату, победа была за нами. И ряды утомленных бойцов
преклонили головы к подушкам. Всем требовалось в глубоком сне осмыслить
результаты побед, хотя бы виртуально пообщаться со своими предками,
громившими в прошлые лихолетья подлых агрессоров - хазар, печенегов, татар,
литовцев, поляков, немцев, шведов, финнов, французов, японцев, турок. Кто
только не ходил на нашу землю - врывались все, кому не лень, как в
общественный туалет. Но те, кто к нам с мечом приходил, от него и погибали!
Но нашего брата сегодня так же, как и в старину, губила доверчивость и лень,
несобранность: мы недооценили кощунственности нашего "подлого врага" и
потеряли бдительность. Зинка-сука этой ночью вызвала машину с пьяными
"звероловами", и они, подогретые добавкой больничного спирта, переловили и
заключили в свою душегубку всю живность - кошечек, собачек, обитавших в
разных закутах нашего огромного больничного городка.
Люси, словно бы, искала смерти - она отправилась на встречу с судьбой
глубокой ночью, как только мы выключили сознание, склонив буйны головы на
мягкие подушки. В это время всей операцией по "очистке территории больницы
от носителей инфекций", руководил подпольный "маршал" - Колесова Зинаида
Семеновна. Она, оказывается, туго знала свое дело - была отменным живодером!
Как пел великий поэт-бард Владимир Высоцкий, но не по тому поводу,
естественно: "У ней следы проказы на руках"... Никто из достойных людей, к
сожалению, не был свидетелем последних минут жизни нашего "маленького
доктора" - пушистого серого комочка. Но многие жильцы отделения хронического
психоза проснулись мгновенно от услышанного во сне резкого, гордого, боевого
- "Мяу!"...
Люси прощалась со своим прайдом, посылая последнее "Прости!" из
далекого угла больничного двора, где ее настигла пьяная банда, возглавляемая
главным живодером нашей больницы. Интрига взорвалась шаровой молнией,
попавшей точно в нужную форточку. То был сгусток ненависти, исходящим от
подлецов, интриганов и головорезов. Месть - голое скотство - была сотворена
в изощренной форме. Творцом ее была женщина с душой прирожденной кухарки, а
инструменты действа были подобраны в грязной камере пыток. Больные стонали
от негодования, но даже убивать Колесову было уже поздно: Люси погибла!
Конечно, Люси могла избежать встречи с извергами - она и более сложные
события предсказывала загодя - но природное любопытство, искус научного
поиска вел ее к "острому опыту", смысл такого акта заключался в том, чтобы
проверить, так называемых людей, на вшивость! Эти люди не выдержали
испытанья моралью, суровой проверки, изощренного психологического теста. Но
в последнем крике кошечки было еще и посвящение всем сумасшедшим нашей
огромной, измордованной Родины, зовущейся Великой Россией! Люси как бы
задавала вопрос думающим двуногим существам: "А что же такого "Великого!"
заключается в этой стране"? И события, словно бы, отвечали ей грозно:
"Величие страны заключается в благородстве людей, ее заселяющих, и никак
иначе! Но пока такие качества обошли многих из числа нашего народа
стороной!" Люси проверила досконально абсолютную верность такого тезиса -
как говорится, на себе лично!
Мы узнали подробности о случившемся только утром: отделение наполнилось
горем, больные все, как один, впали в каталепсию. Многие из нее выходили
только вперед ногами прямо в морг! Других, более благополучных страдальцев,
выводили специально мобилизованные из других психиатрических лечебниц врачи
и медицинские сестры. Но психозы заразительны, и эпидемия каталепсий
перекинулась на другие очаги сумасшедшего братства. Органы здравоохранения
города были парализованы, и оккупировавшие теплые места чиновники
растерялись. И то сказать, психи внутренним импульсом были закованы в тиски
"восковой гибкости": их руки не могли держать ложки, а челюсти разжиматься -
нависла угроза массовых голодных смертей. Спасти целое поколение сумасшедших
страны могли лишь экстраординарные меры!
Колесову Зинку Семеновну прокуратура и органы управления
здравоохранением основательно "взяли за жопу", и "жопа" у нее, как и должно
быть, не выдержала. Очень скоро в соседнюю с нашей палату вкатили новую
койку. Теперь, рядом с выпученными от каталепсии рачьими, красными глазами,
принадлежащими Кларе, безумно взирали на мир натуженные глазищи
обосравшегося хамелеона. То была теперь уже бывший заместитель главного
врача больницы Колесова! В тех глазищах скреблась и просилась на волю только
одна трезвая мысль, подсказанная, естественно Богом: "Буду размышлять о пути
непорочном: "когда ты придешь ко мне?" буду ходить в непорочности моего
сердца посреди дома моего" (Псалом 100: 2). Однако сказано каким-то мудром
лекарем: "Поздно, Зинка, боржом пить, когда почки отказали!"
Возмездие свершилось, и первым оклемался от каталепсии почему-то
Знахарь, он стряхнул с себя наваждение, как страшный сон. Однако
чувствовалось, что воспоминания о Люси резонировали в его голове страшной
колющей болью. Пережитый стресс все еще давал о себе знать. Мы же, все
остальные продолжали лежать, словно законсервированные: Эйдемиллер походил
на египетскую мумию, брат Василий - на средневекового рыцаря, закованного в
латы, Математик - на основательно подсушенного суслика, а Каган почти
официально был признан памятником стоячему фаллосу. Себя же я не мог видеть
со стороны, ибо зеркала в палатах сумасшедших категоричеси запрещены.
Знахарь, скорее всего, на почве обострившегося маразма - стал частым
гостем в соседней палате. Там он вершил справедливый суд, не обнажая
карающего меча. Он алкал искупления, но на свой манер - творил акты
благородной психотерапии для Колесовой Зинки. Александр Георгиевич к тому
времени уже достиг такой степени "просветления", что мог руководствоваться
заповедью: "Не спешить колебаться умом и смущаться ни от духа, ни от слова,
ни от послания, как-бы нами посланного, будто уже наступает день Христов"
(2-е Фессалоникийцам 2: 2). Он принялся лечить отпетую паскуду Всемогущим
Добром!
Начал брат Александр издалека: он просветил Зинаиду Семеновну в
вопросах динамических изменений коры головного мозга под действием возраста,
интриг, стресса. Она узнала от него давно забытые истины: например, о том,
что в процессе развития коры большого мозга в онтогенезе происходят
изменения в распределении и структуре основных ее компонентов - нейронов и
глиоцитов, а за компанию с ними и кровеносных сосудов. Если быть абсолютно
точным, то уже к рождению у любой маленькой сучки, как, впрочем, и у
достойного человека, в коре головного мозга представлены нейроглиососудистые
ансамбли, готовые действовать. К сожалению, большинство нейронов, особенно
"гнездного типа", да и локальные волокнистые сети, выражены крайне слабо.
Тогда большинство нейронов имеет небольшие размеры и неопределенную форму со
слабовыраженными отростками. Исходя из опыта Александра Георгиевича, при
вскрытии черепной коробки и у некоторых вполне взрослых покойников можно
заметить ту же картину. Он считал, что тяга к интриге зиждиться именно на
такой основе - на отставании развития большинства нейронов, глиоцитов,
звездчатых клеток, пирамидных нейронов. Виной всему - основательная путаница
дендритной и аксонной арборизации. Вертикальные дендритные пучки и пучки
радиальных волокон вместе с кровеносными сосудами разъедаются
атеросклерозом.
Знахарь совсем запугал Зинку дотошными рассказами о метаморфозах
сосудистого русла интриганов. Он напомнил, прежде всего, что головной мозг
человека питается из внутренних сонных и позвоночных артерий, сливающихся у
основания мозга в базилярную артерию. Ветви артерий проходят в мягкую
мозговую оболочку и, измельчившись, следуют в вещество мозга. Очень важно
знать интригану, что капиллярная сеть в сером веществе более густая, чем в
белом. Но, поскольку у человека, склонного к интриге, по мнению Знахаря,
больше белого вещества (своеобразного пустоцвета, задача которого не думать,
а проводить импульс), то и кровоснабжение мозга происходит более экономно.
Начинается порочный цикл с конечной фазой динамики, уходящей в нарастающую
асфиксию мозга, то есть в оглупление и смерть.
Тупой взгляд Зинки, и без того застывшей в каталепсии, постепенно
наполнялся диким ужасом - правильнее сказать, сверхужасом. Добивал ее
Знахарь сведеньями о том, что капилляры мозга имеют непрерывную эндотельную
выстилку и хорошо развитую базальную мембрану, но у интриганов по всему ее
длиннику имеются "черные дыры" - естественно, виртуального характера. Именно
здесь происходят сшибки у интриганов в избирательности обмена веществ между
нервной тканью и кровью, в чем принимает участие, так называемый,
гематоэнцефалический барьер. Очень сильно ранятся у интригана и авантюриста
механизмы избирательного обмена веществ между тканью и кровью. Они в норме
обеспечиваются, помимо морфологических особенностей самих капилляров, то
есть сплошной эндотелиальной выстилкой с великолепно развитыми десмосомами и
плотной базальной мембраной, еще и отростками глиоцитов - прежде всего
астроцитов. Вся эта тонкая анатомическая и функциональная "паутинка"
образует на поверхности капилляров слой, отграничивающий нейроны от
непосредственного соприкосновения с сосудистой стенкой. Интриган обилием
коварных мыслей ранит такую сложную структуру медиаторными взрывными
всплесками!
Для пущей важности Знахарь притащил из лаборатории еще и микроскоп: под
иммерсией он демонстрировал вылупленному правому глазу Зинки гистологические
препараты. В левом глазу у нее наметился явный спазм аккомодации от испуга,
тот же эффект вызывал и хроническое недержание мочи. Из правого глаза текли
слезы от зрительного напряжения. И, конечно, от того, что слезные проток и
мешочек были зажаты тисками чрезмерного выделения норадреналина. Обычно
интрига сушит человека, но у Зинки от патологического усердия давно полетела
поджелудочная железа, и она неудержимо много потребляла жидкости. Организм
сам пытался освобождаться от лишней влаги и без команды выводил мочу наружу.
Скромная "девушка" постоянно "подтекала", распространяя вокруг специфический
моче-кислый запах!
Не было никакой корысти у Знахаря, никто не собирался ему платить
дополнительное вознаграждение за энтузиазм. Он по собственному почину решил
прибегнуть к сложному варианту аверсивной психотерапии: "Ибо на мгновение
гнев Его, на всю жизнь благоволение Его: вечером водворяется плач, а на утро
радость" (Псалом 29: 6). Он просто желал Зинке, как и всему живому на Земле,
добра, а потому стоически боролся с ее дурным прошлым. Знахарь тратил
душевный ресурс на то, чтобы спасти от Ада еще одного человека, пока он
находится на Земле, пока есть еще маленькая надежда на его душевную
реабилитацию!
Знахарь был ласков, доступен и внимателен: он делился шепотом с
Зинаидой Семеновной тайной о том, как будут выглядеть вот такие же
гистологические препараты из ее мозга, не откажись она на всю жизнь от
подлой интриги, не осознай достойным образом живодерскую смерть красавицы
Люси. Покаяния требовал грозный его шепот от вероотступницы, а не смертной
казни. На препаратах под иммерсией тем временем расцветали картины почти,
как у Ван Гога (van Gogh 1853-90) Винсента - голландского живописца
постимпрессионистского толка. Но то были не знаменитые картины - "Ночное
кафе" или "Пейзаж в Овере после дождя" - где уж этой курве Зинке зреть такие
шедевры. Знахарь демонстрировал почти обезумевшей от страха "старой бляди"
уникальные свидетельства строения гематоэнцефалического барьера в
натуральную величину! Он собирался заочно пройти с ней полный курс
патологической анатомии с гистологии. По шесть раз на день он давал ей
клятвенные обещания, что постарается самолично провести ее посмертное
вскрытие, выполнить все разрезы тканей, взять их кусочки на гистологию,
покрасить их фуксином или карболово-спиртовым раствором генцианового
фиолетового. Он обещал проследить за тем, чтобы после вскрытия санитары
тщательно вымыли ее исхудавшее, синюшное, безобразное тело!
Нет, не выдумана еще такая пытка, которой бы можно воздать по
достоинству убийце нашей замечательной кошечки ЛЮСИ! И Знахарь методично
делал свое непростое дело. А силы Знахарю предавали вдруг явившиеся прошлой
ночью слова пророческие, мистические, но понятные безумному народонаселению:
"Всякий кто воспротивится повелению твоему и не послушает слов твоих во
всем, что ты ни повелишь ему, будет предан смерти. Только будь тверд и
мужествен!" (Книга Иисуса Навина 1: 18).
Мистика слезла с темных небес.
Кто-то лохматый в душу залез.
Ужас раззявил безумьем глаза:
стоит ли думать? скорее нельзя!
Голос изрек из тиши коридора:
"Зинку убьет декокт мухомора".
"Незачем подлой небо коптить,
нужно Эдемом змею искусить"!
Новый главврач ударил отказом:
будет лечить, освежив ее газом!
Только задумано это напрасно -
генная карта у Зинки - ужасна!
Безвластье в больнице длилось не очень долго! Явился наш защитник и
избавитель - новый главный врач. И первое его административное действо, как
все уже поняли, было направлено на восстановление справедливости: Зинаиду
Семеновну не стали извлекать из общей палаты и переводить в одиночку с
усиленным комфортом, ее лишь подвергли лечению жемчужными ванными - с
бодрящими пузырьками кислорода. Но главный врач оказался тонким дипломатом и
большой, справедливой души человеком: на деньги одного из благотворительных
фондов были приобретены и подарены каждому больному котята - эти маленькие
пушистики с умильно-доверчивыми мордашками сделали свое дело - несусветный
русский бунт прекратился, завял, как говорится, на корню. И каталепсию
смахнуло со всех, как Божьей властной рукой.
Каждый из номинантов нового больничного конкурса по успешному
выхаживанию и воспитанию котят преобразился: все поголовно читали затертую
до дыр специальную литературу по происхождению, истории содержания и
воспитанию домашней кошки. Кругозор завсегдатаев психиатрической лечебницы
так заметно расширился, что в нашей библиотеке, через межабонементную
систему, многие стали выписывать и читать в подлиннике обширную иностранную
литературу. Выход каждого свежего номера журнала "Друг" местные любители
кошек ожидали с нетерпением, определение очереди на него велось по записи и,
главным образом, в ночное время. Не стоит, пожалуй, кривить душой - надо
открыться: на почве кошачьих восторгов и многие представители коллектива
медицинских работников основательно пошатнулись умом. Спасло положение лишь
то, что новый главный врач, мобилизовав свои связи, договорился о регулярном