Майлз вздохнул, покрутился в кровати и от души пожелал английским девушкам привнести в свои отношения с мужчинами элемент неожиданности, здорового авантюризма и пусть маленького, но чуда.
   Внезапно перед его мысленным взором возникло лицо леди Виктории. Вот уж с этой женщиной точно не соскучишься, подумал он с улыбкой. Отношения с ней могли бы основательно обогатить непредсказуемыми ситуациями древний, как мир, процесс ухаживания. Он вспомнил сладость ее поцелуя и сильнейшее желание, которое он ощутил тогда, прижимая к себе ее теплое упругое тело. Правда, был еще и гнев, который Виктория с легкостью пробуждала в нем своими саркастическими речами.
   Как бы то ни было, при мысли о Виктории все чувства Майлза обрели небывалую остроту. В самом деле, в этой женщине имелось все, что он только хотел видеть в особе противоположного пола. Она была хороша собой, умна, в ней, если так можно выразиться, жил боевой дух человека, готового противостоять превратностям судьбы. Одно только плохо — ему, Майлзу, не удалось вызвать у нее интереса к себе. Похоже, она вообще мало интересовалась мужчинами.
   Тем не менее Майлза не покидала уверенность, что за блеклым одеянием старой девы, которое Виктория носила с вызовом, как гвардейский полк носит свой штандарт, скрывается пылкая и страстная натура. И свидетельством тому был жар, который исходил от ее губ, который пронизал все его существо во время знаменитого поцелуя. По мысли Майлза, этой женщине недоставало одного — мужчины, способного разбудить ее чувственность и выпустить на волю эту скрытую страсть.
   — И этим мужчиной, детка, станет грубый и неотесанный американский варвар, — прошептал Майлз, одаривая улыбкой темноту. — Итак, леди Виктория, готовьтесь — завтра начинается большая игра!
   Майлз и представить себе не мог, какого несокрушимого и опасного противника он встретил в лице леди Виктории.

5

   — Доброе утро!
   Виктория вздрогнула, отодвинулась от Кингз Рэнсома, которого усердно драила скребницей, и, повернувшись на каблуках, воззрилась на Майлза Уэлсли, небрежно опиравшегося о дверцу стойла.
   — Что вы здесь делаете?
   Майлз с самым невинным видом пожал плечами.
   — Странный вопрос. По-моему, вчера за обедом я всем дал понять, зачем я здесь нахожусь.
   Виктория с раздражением швырнула скребницу в ведро и уперла руки в бока.
   — Мистер Уэлсли!..
   — Ага! — Майлз расплылся в широкой улыбке. — Оказывается, вы все-таки запомнили мое имя.
   — Разумеется, запомнила! К несчастью, такого человека, как вы, сэр, забыть нелегко.
   Майлз мгновенно отмел все не слишком для себя лестное из ее слов.
   — Как это мило с вашей стороны — назвать меня незабываемым!
   — Я вовсе не это хотела сказать, — бросила Виктория, подивившись умению этого человека все переиначивать на свой лад.
   — Я знаю, что вы хотели сказать, — рассмеялся Майлз, — но коль скоро мы встретились и завязали беседу, почему не сделать так, чтобы она протекала в более дружественной обстановке? Итак, попробуем начать все сначала. Доброе утро, леди Виктория. Вы сегодня просто неотразимы.
   Хотя Майлз, что называется, в карман за словом не лез и, если того требовали обстоятельства, умел врать без зазрения совести, на этот раз он сказал чистую правду. Виктория и в самом деле выглядела обворожительно. На ней были узкие бриджи для верховой езды, высокие черные сапоги и льняная блузка, которая обтягивала весьма пышную упругую грудь. Как и вчера, ее темные волосы были собраны в узел на затылке, но несколько непослушных прядок, выбившись из прически, красиво обрамляли ее лицо. Солнце и постоянное пребывание на чистом воздухе придавали коже девушки здоровый золотистый оттенок, который лучше любых притираний и румян подчеркивал красоту ее тонких правильных черт.
   — Послушайте, мистер Уэлсли, — снова заговорила Виктория, сдерживая нетерпение, сквозившее в каждом ее движении, — я слишком занята, чтобы стоять тут с вами и вести словесные игры. Однако же, прежде чем мы распрощаемся, будьте любезны ответить на один мой вопрос.
   — И что это за вопрос, осмелюсь я спросить? — доброжелательно улыбнулся Майлз.
   К тому времени дежурная улыбка на его губах успела до такой степени допечь Викторию, что она готова была швырнуть в американца конский гребень.
   — Я хочу знать, зачем вы — во второй уже раз — пришли на конюшню и вертитесь около стойла с этим жеребцом? Насколько я поняла из вчерашнего разговора за столом, показывать вам лошадей должен был отец, но вы даже не посчитали нужным его дождаться. Это что — страстное желание еще раз увидеть нашего лучшего производителя или попытка жульническим образом разузнать о положении дел на ферме?
   Улыбка на лице Майлза увяла.
   — Нет, леди Виктория. Даже американский варвар вроде меня не способен на подобную низость. Просто ваша служанка Ребекка сообщила мне утром, что ваш отец неважно себя чувствует и не хочет выходить из дому. Она также передала, что сэр Джон возлагает почетную обязанность показать мне ферму и всех лошадей на вас.
   — Неужели отец заболел? — воскликнула с испугом девушка. — Ребекка сказала вам, что с ним случилось?
   Майлз удивился подобной озабоченности здоровьем родителя, который, по его мнению, просто-напросто переусердствовал вчера за столом.
   — Нет, подробностей она мне не сообщила, но в то лее время не выразила ни малейшего волнения. Но отчего вы так разволновались — разве у вашего отца нелады со здоровьем?
   Виктория минуту озабоченно смотрела на него, будто спрашивая себя, есть ли смысл сообщать чужаку такие личные сведения, но потом все же сказала:
   — У сэра Джона больное сердце.
   Теперь настала очередь Майлза озабоченно нахмуриться.
   — Он серьезно болен?
   Виктория провела ладонью по лоснящейся шкуре Кингз Рэнсома.
   — У него время от времени появляются боли в груди, а иногда он начинает задыхаться.
   Майлз нахмурился. У одного из ближайших друзей его отца в Америке были похожие симптомы, и после обширного сердечного приступа тот умер.
   — Скажите, вы уже приглашали к нему врача?
   Виктория нервно сцепила пальцы и утвердительно кивнула.
   — Да, мистер Уэлсли.
   — И что же он сказал?
   — Да так, ничего особенного… но с какой стати это занимает вас? В конце концов, это не ваше дело, и вам нет никакой необходимости вмешиваться…
   Хотя Майлз дал себе слово в отношениях с леди Викторией сохранять хладнокровие при любых обстоятельствах, на этот раз он все-таки не выдержал.
   — Вот уж не думал, леди, что высказанная мною озабоченность будет истолкована как попытка вмешаться в дела вашего семейства, — холодно произнес он.
   Хотя замечание Майлза заставило Викторию втайне пожалеть о допущенной бестактности, просить у него Извинения она не стала. Вместо этого она вышла из стойла Кингз Рэнсома, захлопнула за собой дверь и с деловым видом отряхнула ладони.
   — Что ж, займемся делом. Коль скоро отец выразил желание, чтобы я показала вам лошадей, предназначенных для продажи, давайте пойдем и взглянем на них.
   Заметив, что взгляд Майлза устремился в этот момент на Кингз Рэнсома, она добавила:
   — Этот конь не продается.
   — Вы мне уже об этом говорили. — Майлз не без сожаления отвел взгляд от великолепного животного. — В таком случае с какой лошади мы начнем осмотр?
   Виктория промолчала и двинулась вдоль по проходу. Майлз пошел за ней следом, поглядывая на туго обтянутые бриджами бедра, которые соблазнительно покачивались в такт ее шагам. Миновав четыре стойла, располагавшиеся в ряд за стойлом Кингз Рэнсома, Виктория остановилась.
   — Вот один из сыновей Рэнсома, — объявила она, указывая на жеребца в пятом стойле. — Его кличка — Разбойник. Хотя ему только три года, в будущем он обещает стать великолепным производителем.
   Майлз скользнул глазами по груди и крупу лошади.
   — По-моему, «великолепный» — понятие растяжимое.
   — Что вы хотите этим сказать?
   Майлз пожал плечами.
   — На мой вкус, грудная клетка у него узковата.
   Виктория одарила молодого человека враждебным взглядом.
   — Если ваш вкус таков, тем хуже для вас. Пойдемте дальше.
   На этот раз они остановились только в самом конце конюшни.
   — Взгляните на этого. Возможно, его грудная клетка вам понравится больше.
   — Это тоже сын Кингз Рэнсома? — спросил Майлз, подходя к девушке поближе и кивком головы указывая на жеребца.
   Виктория утвердительно кивнула.
   Майлз тщательно осмотрел коня, затем повернулся к Виктории и покачал головой.
   — Что-то не похож.
   Выражение лица девушки сделалось еще более враждебным и непримиримым, хотя Майлзу казалось, что она и так уже разозлена до крайности.
   — Это почему же? Грудь у него хоршо развита.
   — Согласен. Зато задние ноги никуда не годятся.
   — Задние ноги? С ними-то что не так?
   — С вашего разрешения, заднюю ногу он засекает.
   — Не может быть!
   — Очень даже может! Взгляните на его колени. Они направлены внутрь. А голень тонковата, и в этом не может быть никакого сомнения. Это, знаете ли, характеризует производителя не с лучшей стороны. — Со значением сдвинув брови, Майлз добавил: — У производителя задние ноги должны быть особенно развиты, иначе работа не сладится как надо.
   Виктория отреагировала на его слова в точности так, как Майлз и предполагал. Возмущенно ахнув, она торопливо проговорила:
   — Считайте, что ваших последних комментариев я не слышала! Что же до того, что этот конь засекает ногу, скажу еще раз: этого не может быть. В конюшнях Пемброков колченогих лошадей нет!
   — Значит, этот первый, — пожал плечами Майлз, — и если вы вместо того, чтобы испепелять меня взором, как следует к нему присмотритесь, то убедитесь, что я прав.
   — Ничего подобного! — воскликнула Виктория. — Просто вы смотрите на коня под каким-то странным углом. Может быть, если я выведу его из стойла…
   — Не трудитесь! — Майлз повелительно вскинул руку. — Этот жеребец малость кривоног — под каким бы углом вы его ни рассматривали. И меня, ясное дело, он заинтересовать не может. Есть у вас еще жеребцы на продажу?
   — Только двухлетки, — коротко ответила девушка. — Поскольку для роли… хм… производителей они еще слишком молоды, вряд ли они вас заинтересуют.
   — Скорее всего, — согласился Майлз, — тем не менее я не прочь взглянуть и на них.
   Виктория кивнула в знак согласия и подвела его к загону, где содержались три совсем еще молодых жеребчика. На этот раз Майлз не торопился с суждениями и высказал свое мнение только после того, как осмотрел всех троих.
   — Итак, что вы думаете о молодняке? — не выдержав затянувшегося молчания, спросила Виктория.
   — Боюсь, у них те же недостатки, что и у трехлеток — узкая грудь и слабые задние ноги. Неужели у Рэн-сома те же проблемы? Поверхностный осмотр, по крайней мере, этих недостатков у него не выявил.
   — Это потому, что у него нет недостатков, — вступилась за своего любимца Виктория. — У него практически идеальное сложение. В конце концов, на скачках в Дерби он пришел вторым, а лошадь с узкой грудной клеткой, да еще засекающая ногу вряд ли способна на такое.
   — Не спорю, — сказал Майлз, чуть наклоняясь вперед, чтобы еще раз взглянуть на двухлеток, — но, насколько я могу судить по его потомству, вам так и не удалось воспитать равного ему в беге скакуна. Или я ошибаюсь?
   Виктория отвела взгляд, но тем не менее молчать не стала:
   — Не ошибаетесь. Но если вы разбираетесь хоть немного в разведении лошадей, в чем я лично пока сомневаюсь, вы должны знать, что часто проходит много лет, прежде чем конюшне удается вырастить чемпиона. И мы тоже его вырастим. Обязательно. Это всего лишь вопрос времени.
   Майлз покачал головой.
   — Я как раз в этом не уверен. Разве что вы пойдете на коренные изменения процесса воспроизводства на ферме… Скажите мне вот что: кобылы, с которыми вы случаете ваших жеребчиков, принадлежат вам?
   — Да.
   — Можно мне на них взглянуть?
   — У нас отличные кобылы! — взвилась Виктория.
   — Я же не утверждаю, что они плохи, Виктория. Я просто хочу на них взглянуть.
   Виктория заметила, что, обращаясь к ней, Майлз опустил титул, а это можно было истолковать как чуть ли не панибратство. Тем не менее девушка решила сделать вид, что не заметила подобного нарушения этикета, и, согласно кивнув, повела Майлза осматривать кобылиц. Они располагались в особых стойлах, которые находились в противоположном конце конюшен.
   По мере того как осмотр кобылиц близился к концу, Майлз все больше хмурил брови, а потом сказал:
   — Полагаю, основная проблема конюшни заключается именно в кобылах.
   — У нашей конюшни нет проблем, мистер Уэлсли.
   Майлз вздохнул.
   — Хорошо, тогда позвольте представить дело так: возможно, ваши кобылы не так хороши и сильны, как того заслуживает Кингз Рэнсом. Ведь ваши кобылы имеют общую родословную?
   — Да.
   — В этом и кроется суть вашей проблемы! — заявил Майлз с видом знатока.
   Глаза Виктории гневно сверкнули.
   — Мне придется повторить, сэр: у нас нет проблем. Ферма Пемброков пользуется заслуженным уважением среди поклонников конного спорта в Англии на протяжении десятилетий.
   — Не стану оспаривать этот факт. В противном случае я вряд ли бы сюда приехал. Я просто хочу сказать, что Кингз Рэнсом слишком хорош, чтобы растрачивать его силы на воспроизводство узкогрудых жеребят с тощими задними ногами. Ему необходимы кобылы с иной родословной.
   Майлз медленно двинулся вдоль ряда стойл, где находились кобылы. На этот раз он осматривал лошадей куда тщательнее, чем в первый раз. Остановившись у последнего в этом ряду загончика, он воскликнул:
   — Вот достойная леди, которая определенно заслуживает внимания нашего чемпиона!
   Виктория торопливо подошла к нему, заглянула в загончик и вдруг залилась торжествующим смехом.
   — Да это же Спринг Даффодил! Боюсь, мистер Уэл-сли, на этот раз вы себя выдали — ничегошеньки-то вы в деле разведения породистых лошадей не смыслите!
   Майлз обернулся, посмотрел на Викторию, и у него перехватило горло — до того эта девушка показалась ему прекрасной. Нет, в самом деле, когда она улыбалась или смеялась, то превращалась в самую настоящую красавицу!
   Тем не менее он решил не подавать виду, что красота Виктории глубоко его взволновала, и холодно осведомился:
   — С какой стати вы мне это говорите?
   — Потому что эта, как вы изволили выразиться, «достойная леди», пребывает в преклонном возрасте — ей по крайней мере четырнадцать лет от роду. Отец купил ее мне, когда я была еще ребенком, и я училась на ней ездить верхом. Даффодил давно уже ни на что не годна, но я так в детстве ее любила, что отец решил ее сохранить — из одной только сентиментальности, я полагаю.
   Майлз повернул голову и с любопытством посмотрел на старую лошадь.
   — Вы хотите сказать, что она ни разу не жеребилась?
   — Только один или два раза. Я точно не помню — это было много лет назад. С тех пор она все больше ходила под седлом, и жеребцов к ней не подпускали.
   — И очень зря, — заметил он с неподдельным сожалением. — Вы только взгляните на ее стати! Прекрасные голова и шея, большие глаза, широкая грудь, прямые, сильные ноги. Эта старушка, доложу я вам, настоящая красотка. Признаться, никак не могу отделаться от мысли, что она из потомства самого Черного Принца!
   Несмотря на утвердившееся уже в душе Виктории убеждение, что рассуждения невежественного американца не стоят и фартинга, она взглянула на Майлза с плохо скрытым восхищением.
   — Между прочим, так оно и есть. Ее папашей действительно был Черный Принц.
   — Черный Принц! — воскликнул в сильнейшем волнении Майлз. — У вас на конюшне дочь Черного Принца, а вы не допускаете к ней жеребцов!
   — Да говорю же вам — лошадь уже ни к чему не пригодна. Она, так сказать, на отдыхе.
   — Глупости! Нет такой причины, которая бы помешала четырнадцатилетней лошади жеребиться. Разве что плохое здоровье… Как, кстати, у нее со здоровьем?
   — Кажется, в этом смысле у нее все хорошо, — с сомнением в голосе произнесла Виктория.
   — Тогда что вы теряете? Давайте подпустим к ней жеребца и посмотрим, что получится. Поверьте, получится что-то путное. Уж точно не узкогрудое и тонконогое создание — копия тех, что плодятся у вас на ферме.
   Авторитетный тон, с каким была произнесена эта сентенция, неприятно задел леди Викторию, и она сразу же напустилась на Майлза:
   — Позвольте заметить вам, сэр, что вас пригласили на ферму вовсе не для того, чтобы вы давали советы по улучшению породы наших лошадей. Поскольку вы, как я понимаю, не обнаружили на ферме ни одного жеребца, который бы привлек ваше внимание, не знаю, честно говоря, о чем нам с вами еще говорить и что обсуждать.
   Майлз еще раз окинул взглядом помещение конюшни, сокрушенно покачал головой и согласился с мнением Виктории.
   — Это правда, леди Виктория. Боюсь, что меня и впрямь не слишком заинтересовали жеребцы, которые выставлены у вас на продажу.
   — Прекрасно. В таком случае позвольте мне откланяться, поскольку у меня еще много работы. — С этими словами леди Виктория, не дожидаясь ответа, повернулась на каблуках и направилась по проходу в глубь конюшни.
   Майлз некоторое время наблюдал за тем, как она энергично шла мимо стойл, после чего повернулся к облюбованной им кобыле и погладил ее по носу.
   — По-моему, мне не удалось заручиться доверием леди — ты как думаешь, а? — хохотнул он. — Но что бы там ни говорила твоя хозяйка, поверь, ты здесь самая красивая кобыла и единственная, кто заслуживает внимания его величества Кингз Рэнсома.
   Спринг Даффодил подняла красивую голову и попыталась, играя, дотянуться губами до его светлого локона.
   — Балуй! — весело крикнул Майлз, делая шаг назад. — Я понимаю, что мои волосы похожи на сено, но ведь не сено же это, в самом деле. — Похлопав напоследок лошадь по крупу, он отошел от стойла, направился по проходу к воротам и вышел из конюшни во двор.
   Стоя за углом, Виктория наблюдала за его уходом. Когда дверь дома Пемброков захлопнулась за Майлзом, девушка вернулась через черный ход в конюшню и, подойдя к каморке сторожа, негромко позвала:
   — Джордж!
   В дверном проеме появился кривоногий старик, который радостной ухмылкой приветствовал свою хозяйку.
   — Слушаю вас, мисс. Что-нибудь случилось с лошадьми?
   — Да нет, — торопливо проговорила девушка, — в конюшне все в порядке. Просто я хотела задать тебе один вопрос.
   — Да, мэм?
   — Наша Спринг Даффодил… Как ты думаешь, к ней еще можно… хм… подпускать жеребцов?
   Виктория в жизни не заговаривала с прислугой на такую тему, и поэтому теперь на щеках у нее расцвели алые пятна.
   Джордж округлил подслеповатые глаза. Он никак не мог взять в толк, что могло заставить его хозяйку обратиться к нему с таким щекотливым вопросом. Почесав в затылке, он прошамкал:
   — А чего такого-то? Конечно, можно. А что, кто-то говорит, что нельзя?
   Виктория в смущении опустила глаза и с минуту Упорно разглядывала носки своих лакированных сапог.
   — Ты хочешь сказать, что у нее… хм… все нормально?
   — Нормально? Это в каком же смысле, мисс?
   Виктория покраснела сильнее прежнего.
   — Ну… нормально в том самом смысле… для этого дела — понимаешь?
   Джордж снова поскреб в макушке.
   — Оно конечно, мэм, мы понимаем… Ха… да у нее… это самое, как у молоденькой.
   — Хорошо. В таком случае, когда у нее в следующий раз… хм… начнется… Я хочу, чтобы ты подпустил к ней Кингз Рэнсома.
   — Кингз Рэнсома? — пролепетал Джордж в изумлении.
   — Ну да. Кингз Рэнсома.
   — Как скажете, мисс. Кингз Рэнсома так Кингз Рэнсома. Начиная с сегодняшнего дня глаз с кобылы не спущу — буду ждать, стало быть, когда у нее начнется.
   — Хорошо, — сказала Виктория, подняла наконец на старика глаза и улыбнулась: — Извести меня обо всем.
   Джордж кивнул.
   — Ясное дело, мисс.
   Помахав сторожу рукой, Виктория двинулась вдоль по проходу, заглядывая по пути то в одно, то в другое стойло. Старик же стоял и смотрел ей вслед, недоуменно покачивая головой.
   — Это ж надо такое придумать, — бурчал он, — подпустить Кингз Рэнсома к Спринг Даффодил! Девчонка, должно быть, окончательно рехнулась.
   Не вытерпев, Джордж старческой рысью потрусил к загончику, где находилась кобыла. Приложив козырьком руку к глазам, он подробно рассматривал кобылу, уделив особое внимание ее широкой груди и крепким, сильным задним ногам.
   — С другой стороны, — задумчиво произнес он, завершив осмотр и облокотившись о дверцу стойла, — может, она и не рехнулась, а совсем даже наоборот… Мысль-то, кажется, неплохая.
   Ухмыльнувшись, старик обратился к кобыле, словно к человеку:
   — Слышь, старушка? Похоже, тебя снова хотят взять в оборот. Это на старости-то лет, а? И приведут к тебе не кого-нибудь, а самого Кингз Рэнсома. Хотел бы я знать, что ты обо всем этом думаешь?
   И снова его взгляд остановился на задних ногах Спринг Даффодил.
   — Кто знает, может быть, немного крови твоего папаши позволит извести эту проклятую напасть, когда лошадь засекает ногу. Напасть-то есть, только никто не хочет это признавать.

6

   Виктория стояла перед огромным зеркалом, закалывая волосы на макушке. Она готовилась к вечеру, который давала леди Фиона в честь Майлза Уэлсли. Неожиданно распахнулась дверь, и в комнату пулей влетела Джорджия — раскрасневшаяся, с круглыми от возбуждения глазами.
   — Это правда, Тори? — не успев перевести дух, с порога крикнула она.
   — Что именно? — поинтересовалась Виктория, отворачиваясь от зеркала и устремляя вопрошающий взгляд на младшую сестру.
   — То, что ты провела все утро с мистером Уэлсли?
   — Ну уж и все — скажешь тоже! — Виктория, снова повернулась к зеркалу, чтобы уложить на место выбившуюся из прически прядь.
   — Но ведь ты была с ним! Одна! В конюшне!
   — Джорджия, ты же знаешь, что мистер Уэлсли приехал к нам, чтобы взглянуть на наших лошадей, Я всего-навсего показала ему несколько жеребцов, которых папа выставил на продажу.
   Джорджия с разбега плюхнулась на кровать Виктории и уселась, недовольно надув губки.
   — Какая же ты все-таки счастливица! Я с того самого дня, как приехал мистер Уэлсли, все ломала голову, как побыть с ним наедине хотя бы четверть часика, а ты, даже пальцем не шевельнув, провела с ним все утро!
   Виктория чуть пощипала щеки, чтобы придать им требуемый модой девический румянец.
   — Это все ничего не значит, Джорджия. Ничегошеньки.
   — Для тебя не значит, — вздохнула Джорджия, — но скажи честно — разве он не прелесть?
   — Прелесть? — рассмеялась Виктория. — Вот уж бы не сказала!
   — Что-то я не совсем тебя понимаю, Тори. По-моему, Майлз Уэлсли самый красивый, очаровательный, я бы даже сказала, идеальный мужчина из всех, кого я когда-либо знала.
   Виктория пожала плечами.
   — У каждого свой вкус.
   — Неужели ты не считаешь его хотя бы привлекательным?
   — Нет. Этого я не говорила. Полагаю, на свете найдется немало женщин, которым нравятся улыбчивые, зубастые молодые люди.
   — Зубастые?! Ты называешь его зубастым? Бог с тобой, у него самая обворожительная улыбка на свете! А волосы? Ну просто спелая рожь!
   Джорджия минуту смотрела прямо перед собой, будто грезила наяву, потом повернулась к Виктории:
   — Знаешь, Тори, в чем твоя беда?
   Виктория с удивлением посмотрела на сестру.
   — А я и не догадывалась, что у меня есть беда.
   — Ну, — замялась Джорджия, — может, это не так уж серьезно, но все-таки… — Она помолчала и, в упор глядя на сестру, выпалила: — Я думаю, ты не проявляешь интереса к мужчинам, потому что… потому что в тебе нет романтики! Ты слишком практичная — вот что я тебе скажу!
   — Джорджия, в твоих устах слово «практичная» звучит, как название какой-то болезни, — возразила Виктория, — а ведь многие люди считают, что практичность — это скорее достоинство, чем недостаток.
   — Извини, дорогая, я не хотела тебя обидеть. Нет, правда, я вовсе не думаю, что в практичности есть что-то дурное. Просто я рассуждаю таким образом: поскольку ты — человек с логическим складом ума и напрочь лишена романтики, то не в состоянии воспринимать мир так, как воспринимаем его мы с Каролиной.
   Виктория торопливо отвернулась от Джорджии, опасаясь, что выражение лица ее выдаст. Сказать по правде, мужские чары Майлза Уэлсли произвели на нее ничуть не меньшее впечатление, чем на сестер.
   — Запомни, Джорджия, — не слишком уверенно сказала Виктория, — мужчина — это не только красивая внешность и проникновенный голос. И вам с Кэри, когда вы общаетесь с представителями противоположного пола, особенно такими, как Майлз Уэлсли, надо иметь это в виду.
   — Ясное дело, — со смехом произнесла Джорджия, оттесняя Викторию от зеркала, чтобы бросить взгляд на собственную прическу. — Кроме внешности и голоса, следует принимать во внимание положение мужчины в обществе, его титул и, наконец, манеры и воспитание. Так вот, Майлз Уэлсли обладает всем этим в полной мере.
   Виктория с сомнением на нее посмотрела.
   — Возможно, богатство и титул у него имеются, но манеры? Сразу видно, что тебе не приходилось оставаться с ним наедине.