Страница:
По нем немногие идут.
Другая - торная - тропа
Полна соблазнов и услад.
По ней всегда идет толпа,
Но этот путь - дорога в ад.
Бежит, петляя, меж болот
Дорожка третья, как змея,
Она в ЭльФландию ведет,
Где скоро будем ты да я.
Что б ни увидел ты вокруг,
Молчать ты должен, как немой,
А проболтаешься, мой друг,
Так не воротишься домой!
Через потоки в темноте
Несется конь то вплавь, то вброд.
Ни звезд, ни солнца в высоте,
И только слышен рокот вод.
Несется конь в кромешной мгле,
Густая кровь коню по грудь.
Вся кровь, что льется на земле,
В тот мрачный край находит путь.
Но вот пред ними сад встает.
И фея, ветку наклонив,
Сказала: - Съешь румяный плод -
И будешь ты всегда правдив!
- Благодарю, - ответил Том, -
Мне ни к чему подарок ваш.
С таким правдивым языком
У нас не купишь - не продашь.
Не скажешь правды напрямик
Ни женщине, ни королю...
- Попридержи, мой Том, язык
И делай то, что я велю!
В зеленый шелк обут был Том,
В зеленый бархат был одет.
И про него в краю родном
Никто не знал семь долгих лет.
- О где ты был, мой старый друг,
Семь долгих, долгих лет?
- Я вновь с тобой, моя любовь,
И помню твой обет.
- Молчи о клятвах прежних лет,
Мой старый, старый друг.
Пускай о клятвах прежних лет
Не знает мой супруг.
Он поспешил смахнуть слезу
И скрыть свои черты.
- Я б не вернулся в край родной,
Когда бы не ты, не ты.
Богаче нашей стороны
Заморская земля.
Себе там в жены мог бы взять
Я дочку короля!
- Ты взял бы дочку короля!
Зачем спешил ко мне?
Ты взял бы дочку короля
В заморской стороне.
- О, лживы клятвы нежных дев,
Хоть вид их сердцу мил.
Я не спешил бы в край родной,
Когда бы не любил.
- Но если бросить я должна
Детей и мирный кров, -
Как убежать нам, милый друг,
От наших берегов?
- Семь кораблей есть у меня,
Восьмой приплыл к земле,
Отборных тридцать моряков
Со мной на корабле.
Двух малых деток мать взяла
И стала целовать.
- Прощайте, детки! Больше вам
Не видеть вашу мать.
Корабль их ждал у берегов,
Безмолвный и пустой.
Был поднят парус из тафты
На мачте золотой.
Но только выплыли они,
Качаясь, на простор,
Сверкнул зловещим огоньком
Его угрюмый взор.
Не гнулись мачты корабля,
Качаясь на волнах,
И вольный ветер не шумел
В раскрытых парусах.
- О, что за светлые холмы
В лазури голубой?
- Холмы небес, - ответил он, -
Где нам не быть с тобой.
- Скажи: какие там встают
Угрюмые хребты?
- То горы ада! - крикнул он, -
Где буду я - и ты!
Он стал расти, расти, расти
И мачты перерос
И руку, яростно грозя,
Над мачтами занес.
Сверкнула молния из туч,
Слепя тревожный взор,
И бледных духов скорбный рой
Покрыл морской простор.
Две мачты сбил он кулаком,
Ногой еще одну,
Он судно надвое разбил
И все пустил ко дну.
- Где был ты, мой Рональд? - В лесах, моя мать.
- Что долго скитался, единственный мой?
- Гонял я оленя. Стели мне кровать.
Устал я сегодня, мне нужен покой.
- Ты голоден, Рональд? - О нет, моя мать.
- Где нынче обедал, единственный мой?
- В гостях у невесты. Стели мне кровать.
Устал я сегодня, мне нужен покой.
- Что ел ты, мой Рональд? - Не помню я, мать.
- Подумай и вспомни, единственный мой!
- Угрей я отведал. Стели мне кровать.
Устал я сегодня, мне нужен покой.
- А где же борзые? - Не помню я, мать.
- Подумай и вспомни, единственный мой!
- Они околели... Стели мне кровать.
Устал я сегодня, мне нужен покой.
- Ты бледен, мой Рональд! - О мать, моя мать!..
- Тебя отравили, единственный мой!
- О да, я отравлен! Стели мне кровать.
Мне тяжко, мне душно, мне нужен покой.
Морская песня
В эту пятницу утром
Неслись мы вперед,
Оставляя маяк вдалеке.
Видим: следом за нами
Русалка плывет
С круглым зеркальцем,
С гребнем в руке.
Нам вдогонку
Летел ураган.
А кругом океан
Бушевал.
Убирать паруса
Приказал капитан
В это утро,
В последний аврал.
Показалась русалка
И скрылась опять.
И сказал
Наш матрос молодой:
- Я оставил на родине
Старую мать.
Пусть не ждет она сына домой.
Выйдет к берегу мать,
Будет паруса ждать
При бессчетных звездах и луне.
Пусть напрасно не ждет,
Слез горючих не льет,
Пусть поищет, пошарит на дне!
Наши утлые шлюпки
Сорвала волна,
И сказал капитан удалой:
- Будет плакать моя
Молодая жена.
В Эту ночь она станет вдовой!
По горбатым волнам
Мы неслись без руля,
И сказал
Наш запасливый кок:
- Не дождется земля
Моего корабля,
А меня не дождется сынок!
Мы работали дружно,
Тонули мы врозь -
Это было судьбой суждено.
Уцелевшей доски
Под рукой не нашлось,
И пошли мы на темное дно,
на дно,
на дно,
За русалкой
На темное дно!
Вот так ночь! Ночь из ночей!
Вечная ночь за могилой.
Град и огонь и мерцанье свечей,
И господь твою душу помилуй!
Долго во мраке будешь идти -
Вечная ночь за могилой.
Тернии будут расти на пути.
Господь твою душу помилуй!
Если ты нищему дал сапоги, -
Вечная ночь за могилой, -
Сядь, натяни их и дальше беги,
И господь твою душу помилуй!
Если ж ты лишнюю обувь берег, -
Вечная ночь за могилой, -
Ты по колючкам пойдешь без сапог,
И господь твою душу помилуй!
Долго во мраке будешь идти -
Вечная ночь за могилой.
К мосту страстей ты придешь по пути,
Господь твою душу помилуй!
Только по страшному мосту пройдешь,
Вечная ночь за могилой, -
Прямо в чистилище ты попадешь,
Господь твою душу помилуй!
Если твоя не скудела ладонь,-
Вечная ночь за могилой, -
Ты невредимым пройдешь сквозь огонь,
И господь твою душу помилуй!
Если ж берег ты вино и харчи, -
Вечная ночь за могилой, -
Будешь гореть в раскаленной печи.
Господь твою душу помилуй!
Вот так ночь! Ночь из ночей!
Вечная ночь за могилой,
Град и огонь и мерцанье свечей,
И господь твою душу помилуй!
<> 1 <>
Западный ветер, повей ты вновь
И маленький дождь пролей.
Ах, если б со мною была любовь,
А я в постели своей!
<> 2 <>
Сквозь снег и град
Вернись назад,
Вернись ко мне, вернись ко мне,
Мой милый друг, вернись ко мне!
В потемках лет
Пропал твой след.
Вернись, вернись, вернись ко мне!
Старинный романс
Твоим зеленым рукавам
Я жизнь без ропота отдам.
Я ваш, пока душа жива,
Зеленые рукава!
За что, за что, моя любовь,
За что меня сгубила ты?
Неужто не припомнишь вновь
Того, кого забыла ты?
Твоим зеленым рукавам...
Я для тебя дышал и жил,
Тебе по капле отдал кровь,
Свою я душу заложил,
Чтоб заслужить твою любовь.
Твоим зеленым рукавам...
Я наряжал тебя в атлас
От головы до ног твоих,
Купил сверкающий алмаз
Для каждой из серег твоих.
Твоим зеленым рукавам...
Купил я красные чулки,
Расшитые узорами,
Купил тебе я башмачки
Нарядные, с подборами.
Купил гранатовую брошь,
Браслета два для рук твоих.
Таких браслетов не найдешь
Ты на руках подруг твоих.
Из серебра купил ножи,
Позолотил их заново.
У самой знатной госпожи
Такого нет приданого.
Тебе прислал я слуг своих
В твоем дому прислуживать.
В зеленый шелк одел я их,
И в галуны, и в кружево,
Чтоб на руках тебя несли
Они порой ненастною,
Чтоб не коснулась ты земли
Подошвою атласною.
Весь день твой услаждают слух
И музыка и пение.
Но ты меня, мой милый друг,
Отвергла тем не менее.
Одну надежду я таю,
Что, как ты жестока ни будь,
Любовь несчастную мою
Вознаградишь когда-нибудь!
Пусть ты глуха к моим мольбам,
Мучительница милая,
Твоим зеленым рукавам
Послушен до могилы я.
Твоим зеленым рукавам
Я жизнь безропотно отдам.
Зеленые, словно весною трава,
Зеленые рукава!
Рога трубят.
Рога трубят.
И птицы приветствуют день.
А двор короля
Несется в поля,
В дубравы, где бродит олень.
Заря встает.
Петух поет.
И будит пастушья свирель
Забрезживший день,
Которому лень
Покинуть лесную постель.
- Не дашь ли лошадку нам, дядюшка Том? -
В гору да под гору,
Рысью и вскачь, -
На ярмарку завтра мы едем верхом:
Билл Брюэр,
Джек Стюэр,
Боб Симпл,
Дик Пимпл,
Сэм Хопкинс,
Джон Хок
И старый Джим Коббли и я!
- А когда вы вернете коня моего? -
В гору да под гору,
Рысью и вскачь, -
- Вернем его в среду, во вторник к обеду, -
Билл Брюэр,
Джек Стюэр,
Боб Симпл,
Дик Пимпл,
Сэм Хопкинс,
Джон Хок
И старый Джим Коббли и я.
Вот вторник проходит, проходит среда, -
В гору да под гору,
Рысью и вскачь! -
Домой не вернулись верхом никогда
Билл Брюэр,
Джек Стюэр,
Боб Симпл,
Дик Пимпл,
Сэм Хопкинс,
Джон Хок
И старый Джим Коббли и я!
С холма поглядел на окрестности Том, -
В гору да под гору,
Рысью и вскачь! -
Коня он увидел внизу под холмом.
С ним - Билл Брюэр,
Джек Стюэр,
Боб Симпл,
Дик Пимпл,
Сэм Хопкинс,
Джон Хок
И старый Джим Коббли и я...
Окончила кляча свое бытие, -
В гору да под гору,
Рысью и вскачь, -
Оплакали хором кончину ее
Билл Брюэр,
Джек Стюэр,
Боб Симпл,
Дик Пимпл,
Сэм Хопкинс,
Джон Хок
И старый Джим Коббли и я...
Но песня не кончилась вместе с конем, -
В гору да под гору,
Рысью и вскачь! -
Хоть умерли все, кто катался на нем:
Билл Брюэр,
Джек Стюэр,
Боб Симпл,
Дик Пимпл,
Сэм Хопкинс,
Джон Хок
И старый Джим Коббли и я...
В ночной тишине, при звездах и луне, -
В гору да под гору,
Рысью и вскачь! -
Верхом мы несемся на мертвом коне:
Билл Брюэр,
Джек Стюэр,
Боб Симпл,
Дик Пимпл,
Сэм Хопкинс,
Джон Хок
И старый Джим Коббли и я...
И будем мы ездить верхом до поры, -
В гору да под гору,
Рысью и вскачь, -
Пока не провалимся в тартарары:
Билл Брюэр,
Джек Стюэр,
Боб Симпл,
Дик Пимпл,
Сэм Хопкинс,
Джон Хок
И старый Джим Коббли и я...
Здесь я покоюсь - Джимми Хогг.
Авось грехи простит мне бог,
Как я бы сделал, будь я бог,
А он - покойный Джимми Хогг!
В своих портретах, как ни бился,
Добиться сходства он не мог.
Его детьми утешил бог, -
И в них он сходства не добился!..
"Поэзия глупа!" В суждении таком
Есть свой резон. Но не забудь при этом,
Что не всегда дурак рождается поэтом, -
Он может быть и просто дураком!
Лежу под камнем я - вдова
Владельца "Золотого Льва".
Покорный воле провиденья,
Мой сын содержит заведенье.
Он умер оттого, что был он скуп:
Не полечился, - денег было жалко;
Но если б знал он цену катафалка,
Он ожил бы, чтобы нести свой труп!
Оплакивал он многих - по профессии,
Но только раз себе позволил он
Лежать во время траурной процессии
И не напиться после похорон.
Я, гренадер, лежу в земле сырой.
Я простудился, выпив кружку пива.
Не пейте пива жаркою порой,
А пейте спирт - и будете вы живы!
Он долго в лоб стучал перстом,
Забыв названье тома.
Но для чего стучаться в дом,
Где никого нет дома?
Он умер с голоду, и на могиле
Гранитный бюст друзья соорудили.
А ведь при жизни ни один сосед
Не приглашал поэта на обед.
К несчастному несправедливо небо:
Он получает камень вместо хлеба!
Семь спорят городов о дедушке Гомере:
В них милостыню он просил у каждой двери!
Хвалился дьявол в дружеской беседе,
Что соблазнит сиятельную леди,
Но безрассудно было хвастовство!
Кто соблазнил кого?
Она - его!
Пригнул я веточку весной -
Из тысячи одну.
Она не спорила со мной,
Пока была в плену.
Когда же я ее домой
Отправил - в вышину, -
Какой был шум, какой был свист!
Разрезав воздух, точно хлыст,
Она ушла к другим ветвям,
Меня послав ко всем чертям.
И долго в тишине лесной
Шептались ветки надо мной...
- Он целовал вас, кажется?
- Боюсь, что это так!
- Но как же вы позволили?
- Ах, он такой чудак!
Он думал, что уснула я
И все во сне стерплю,
Иль думал, что я думала,
Что думал он: я сплю!
Ханжу кобыла укусила.
Она была права:
Его же проповедь гласила,
Что наша плоть - трава!
Тот, кто кричит на рынке: "Репа! Репа!",
Но не кричит, когда умрет отец, -
Ведет себя преступно и нелепо.
Он с головы до пяток - продавец-
Ему дороже репа, чем отец!
Для пьянства есть такие поводы:
Поминки, праздник, встреча, проводы,
Крестины, свадьба и развод,
Мороз, охота, Новый год,
Выздоровленье, новоселье,
Печаль, раскаянье, веселье,
Успех, награда, новый чин
И просто пьянство - без причин!
Чтобы ему напиться пьяным,
Нужна бутылка со стаканом,
Друзей беспечных тесный круг
Или один сердечный друг.
Возможно пить и в одиночку.
Бутылки нет - давайте бочку.
Пить без стакана мудрено,
Но можно, - было бы вино!
Земля проходит по земле
Подчас в наряде золотом.
Земля покой найдет в земле
В свой срок - сейчас или потом.
Земля возводит на земле
Недолговечное жилье.
Земля одно твердит земле:
"Все, что построишь ты, - мое!"
Мятеж не может кончиться удачей, -
В противном случае его зовут иначе.
Treason doth never prosper; what's the reason?
For if it prosper, none dare call it treason.
(Sir John Harington, 1561-1612)
Мы говорим, что убиваем время.
Пустое хвастовство! Приходит час
И время расправляется со всеми,
Всех убивает нас.
Был этот мир глубокой тьмой окутан.
Да будет свет! И вот явился Ньютон.
(Эпиграмма XVIII века)
Но сатана недолго ждал реванша.
Пришел Эйнштейн - и стало все, как раньше.
(Эпиграмма XX века)
Как день безоблачный, ясна,
Блистательна, как небо в звездах,
Всем одинаково она
Принадлежала, точно воздух.
"Мир, - учил он, - мое представление!"
А когда ему в стул под сидение
Сын булавку воткнул,
Он вскричал: "Караул!
Как ужасно мое представление!"
Он был чудаком и, куда бы ни шел,
Проделывал путь круговой,
Поскольку он шел,
Куда нос его вел,
А нос у него был кривой.
Георг Третий
Не должен был существовать на свете,
В истории английской
Он кажется ошибкой иль опиской.
Осталось от него, когда он помер,
Одно лишь имя громкое да номер!
Я - принца крови чистокровный пес.
А вы-то чей? - простите за вопрос?
Степенная, внушительная дама
Покоится на лоне Авраама.
Ей хорошо на лоне у него,
Но Аврааму - каково!
Здесь - в келье гробовой -
Лежит она, немая.
Но стала таковой
С пятнадцатого мая.
Хвалю я пьесу вашу, сэр,
Особенно вторую часть.
Но почему бы, например,
Вам и начало не украсть?
Под этой скромной насыпью в могиле
Спит вечным сном покойный Джексон Вилли.
Признаться, Джоном назывался он,
Но не рифмуется с могилой имя "Джон".
Утопилась тетка Смита
У себя в колодце.
Значит, воду через сито
Процедить придется.
Крадется вор
На графский двор, -
Я очень громко лаю.
Крадется друг через забор, -
Я хвостиком виляю.
Вот почему графиня, граф
И друг их самый верный
За мой для всех удобный нрав
Зовут меня примерной.
Новая церковь -
Свободная церковь,
Церковь без колокольцев.
Старая церковь -
Холодная церковь,
Церковь без богомольцев.
Пред нами - жертва ожиданья:
Напрасно жертвуя собой,
Он ждал на улице свиданья
Под водосточного трубой.
О человек - сосуд непрочный!
Весной, когда идут дожди,
Ты под трубою водосточной
Своей возлюбленной не жди!
Не всякий лебедь должен петь,
Почуяв близость смерти,
Иному лучше помереть
До первых нот в концерте.
Алиса беззуба - и это не диво:
Она с малолетства была говорлива.
И скажет вам всякий, кто с нею знаком,
Что зубы сточила она языком.
В одном из колледжей имущество и дом
Застраховали от пожара...
Ведь им известно, что за кара
Постигла за грехи Содом!
Георгий - наш святой - во время оно,
Спасая девушку, убил копьем дракона.
Дракон был выдуман. Святой Георгий тоже.
Но, может, девушка жила на свете все же?..
Ты говоришь, что я беспутная особа.
Я говорю, что ты порядочен вполне...
Но, видно, попусту стараемся мы оба:
Никто не верит ни тебе, пи мне!
У старого Отто три юные дочки.
Они написать не умели ни строчки.
Отец не решался купить им тетрадь,
Чтоб писем любовных не стали писать. -
Но младшая деда поздравила с внучкой
Писать научилась она самоучкой.
Ценил он трезвость скучную
В прислуге -
В швейцаре, в поваре, в лакее,
Но не в друге!
В наследственность верит не всякий,
Но белая, бывшая в браке
С одним из цветных,
Родила шестерых:
И белых, и черных, и хаки.
О господи, какое суеверье
Предполагать, что ты придумал птиц
Лишь для того, чтоб колыхались перья
На модных шляпах дам или девиц!
Сегодня в полдень пущена ракета.
Она летит куда скорее света
И долетит до цели в семь утра
Вчера...
Улыбались три смелых девицы
На спине у бенгальской тигрицы.
Теперь же все три -
У тигрицы внутри,
А улыбка на морде тигрицы.
Бедный малый в больничном бараке
Отдал душу смиренную богу:
Он смотрел на дорожные знаки
И совсем не смотрел на дорогу...
Мне очень жаль, что напоследок
Зарезался ваш досточтимый предок.
Или, пожалуй, правильней сказать бы:
Зачем он не зарезался до свадьбы!..
Под эти своды прибыл из дворца
Король, чье слово было хрупко.
За ним не числится ни глупого словца,
Ни умного поступка.
Увидев девушку безвестную случайно,
"Как поживаете?" - спросил ее поэт.
Ни слова девушка не молвила в ответ,
И, как живет она, навек осталось тайной.
Мистер Своффер утверждает, что ему
вызвать во время спиритиче-
сеанса дух Конан-Дойля и даже
разговаривать с ним.
Покойный Конан-Дойль при жизни был спиритом
В миры надзвездные, скончавшись, он ушел.
И если б что-нибудь хорошее нашел,
То не ходил бы к Свофферу с визитом!..
Не презирай сонета, критик!
Вордсворд
Не будь к сонету, критик, слишком строг.
Пускай бездарен он и скучен очень часто,
Другая - торная - тропа
Полна соблазнов и услад.
По ней всегда идет толпа,
Но этот путь - дорога в ад.
Бежит, петляя, меж болот
Дорожка третья, как змея,
Она в ЭльФландию ведет,
Где скоро будем ты да я.
Что б ни увидел ты вокруг,
Молчать ты должен, как немой,
А проболтаешься, мой друг,
Так не воротишься домой!
Через потоки в темноте
Несется конь то вплавь, то вброд.
Ни звезд, ни солнца в высоте,
И только слышен рокот вод.
Несется конь в кромешной мгле,
Густая кровь коню по грудь.
Вся кровь, что льется на земле,
В тот мрачный край находит путь.
Но вот пред ними сад встает.
И фея, ветку наклонив,
Сказала: - Съешь румяный плод -
И будешь ты всегда правдив!
- Благодарю, - ответил Том, -
Мне ни к чему подарок ваш.
С таким правдивым языком
У нас не купишь - не продашь.
Не скажешь правды напрямик
Ни женщине, ни королю...
- Попридержи, мой Том, язык
И делай то, что я велю!
В зеленый шелк обут был Том,
В зеленый бархат был одет.
И про него в краю родном
Никто не знал семь долгих лет.
- О где ты был, мой старый друг,
Семь долгих, долгих лет?
- Я вновь с тобой, моя любовь,
И помню твой обет.
- Молчи о клятвах прежних лет,
Мой старый, старый друг.
Пускай о клятвах прежних лет
Не знает мой супруг.
Он поспешил смахнуть слезу
И скрыть свои черты.
- Я б не вернулся в край родной,
Когда бы не ты, не ты.
Богаче нашей стороны
Заморская земля.
Себе там в жены мог бы взять
Я дочку короля!
- Ты взял бы дочку короля!
Зачем спешил ко мне?
Ты взял бы дочку короля
В заморской стороне.
- О, лживы клятвы нежных дев,
Хоть вид их сердцу мил.
Я не спешил бы в край родной,
Когда бы не любил.
- Но если бросить я должна
Детей и мирный кров, -
Как убежать нам, милый друг,
От наших берегов?
- Семь кораблей есть у меня,
Восьмой приплыл к земле,
Отборных тридцать моряков
Со мной на корабле.
Двух малых деток мать взяла
И стала целовать.
- Прощайте, детки! Больше вам
Не видеть вашу мать.
Корабль их ждал у берегов,
Безмолвный и пустой.
Был поднят парус из тафты
На мачте золотой.
Но только выплыли они,
Качаясь, на простор,
Сверкнул зловещим огоньком
Его угрюмый взор.
Не гнулись мачты корабля,
Качаясь на волнах,
И вольный ветер не шумел
В раскрытых парусах.
- О, что за светлые холмы
В лазури голубой?
- Холмы небес, - ответил он, -
Где нам не быть с тобой.
- Скажи: какие там встают
Угрюмые хребты?
- То горы ада! - крикнул он, -
Где буду я - и ты!
Он стал расти, расти, расти
И мачты перерос
И руку, яростно грозя,
Над мачтами занес.
Сверкнула молния из туч,
Слепя тревожный взор,
И бледных духов скорбный рой
Покрыл морской простор.
Две мачты сбил он кулаком,
Ногой еще одну,
Он судно надвое разбил
И все пустил ко дну.
- Где был ты, мой Рональд? - В лесах, моя мать.
- Что долго скитался, единственный мой?
- Гонял я оленя. Стели мне кровать.
Устал я сегодня, мне нужен покой.
- Ты голоден, Рональд? - О нет, моя мать.
- Где нынче обедал, единственный мой?
- В гостях у невесты. Стели мне кровать.
Устал я сегодня, мне нужен покой.
- Что ел ты, мой Рональд? - Не помню я, мать.
- Подумай и вспомни, единственный мой!
- Угрей я отведал. Стели мне кровать.
Устал я сегодня, мне нужен покой.
- А где же борзые? - Не помню я, мать.
- Подумай и вспомни, единственный мой!
- Они околели... Стели мне кровать.
Устал я сегодня, мне нужен покой.
- Ты бледен, мой Рональд! - О мать, моя мать!..
- Тебя отравили, единственный мой!
- О да, я отравлен! Стели мне кровать.
Мне тяжко, мне душно, мне нужен покой.
Морская песня
В эту пятницу утром
Неслись мы вперед,
Оставляя маяк вдалеке.
Видим: следом за нами
Русалка плывет
С круглым зеркальцем,
С гребнем в руке.
Нам вдогонку
Летел ураган.
А кругом океан
Бушевал.
Убирать паруса
Приказал капитан
В это утро,
В последний аврал.
Показалась русалка
И скрылась опять.
И сказал
Наш матрос молодой:
- Я оставил на родине
Старую мать.
Пусть не ждет она сына домой.
Выйдет к берегу мать,
Будет паруса ждать
При бессчетных звездах и луне.
Пусть напрасно не ждет,
Слез горючих не льет,
Пусть поищет, пошарит на дне!
Наши утлые шлюпки
Сорвала волна,
И сказал капитан удалой:
- Будет плакать моя
Молодая жена.
В Эту ночь она станет вдовой!
По горбатым волнам
Мы неслись без руля,
И сказал
Наш запасливый кок:
- Не дождется земля
Моего корабля,
А меня не дождется сынок!
Мы работали дружно,
Тонули мы врозь -
Это было судьбой суждено.
Уцелевшей доски
Под рукой не нашлось,
И пошли мы на темное дно,
на дно,
на дно,
За русалкой
На темное дно!
Вот так ночь! Ночь из ночей!
Вечная ночь за могилой.
Град и огонь и мерцанье свечей,
И господь твою душу помилуй!
Долго во мраке будешь идти -
Вечная ночь за могилой.
Тернии будут расти на пути.
Господь твою душу помилуй!
Если ты нищему дал сапоги, -
Вечная ночь за могилой, -
Сядь, натяни их и дальше беги,
И господь твою душу помилуй!
Если ж ты лишнюю обувь берег, -
Вечная ночь за могилой, -
Ты по колючкам пойдешь без сапог,
И господь твою душу помилуй!
Долго во мраке будешь идти -
Вечная ночь за могилой.
К мосту страстей ты придешь по пути,
Господь твою душу помилуй!
Только по страшному мосту пройдешь,
Вечная ночь за могилой, -
Прямо в чистилище ты попадешь,
Господь твою душу помилуй!
Если твоя не скудела ладонь,-
Вечная ночь за могилой, -
Ты невредимым пройдешь сквозь огонь,
И господь твою душу помилуй!
Если ж берег ты вино и харчи, -
Вечная ночь за могилой, -
Будешь гореть в раскаленной печи.
Господь твою душу помилуй!
Вот так ночь! Ночь из ночей!
Вечная ночь за могилой,
Град и огонь и мерцанье свечей,
И господь твою душу помилуй!
<> 1 <>
Западный ветер, повей ты вновь
И маленький дождь пролей.
Ах, если б со мною была любовь,
А я в постели своей!
<> 2 <>
Сквозь снег и град
Вернись назад,
Вернись ко мне, вернись ко мне,
Мой милый друг, вернись ко мне!
В потемках лет
Пропал твой след.
Вернись, вернись, вернись ко мне!
Старинный романс
Твоим зеленым рукавам
Я жизнь без ропота отдам.
Я ваш, пока душа жива,
Зеленые рукава!
За что, за что, моя любовь,
За что меня сгубила ты?
Неужто не припомнишь вновь
Того, кого забыла ты?
Твоим зеленым рукавам...
Я для тебя дышал и жил,
Тебе по капле отдал кровь,
Свою я душу заложил,
Чтоб заслужить твою любовь.
Твоим зеленым рукавам...
Я наряжал тебя в атлас
От головы до ног твоих,
Купил сверкающий алмаз
Для каждой из серег твоих.
Твоим зеленым рукавам...
Купил я красные чулки,
Расшитые узорами,
Купил тебе я башмачки
Нарядные, с подборами.
Купил гранатовую брошь,
Браслета два для рук твоих.
Таких браслетов не найдешь
Ты на руках подруг твоих.
Из серебра купил ножи,
Позолотил их заново.
У самой знатной госпожи
Такого нет приданого.
Тебе прислал я слуг своих
В твоем дому прислуживать.
В зеленый шелк одел я их,
И в галуны, и в кружево,
Чтоб на руках тебя несли
Они порой ненастною,
Чтоб не коснулась ты земли
Подошвою атласною.
Весь день твой услаждают слух
И музыка и пение.
Но ты меня, мой милый друг,
Отвергла тем не менее.
Одну надежду я таю,
Что, как ты жестока ни будь,
Любовь несчастную мою
Вознаградишь когда-нибудь!
Пусть ты глуха к моим мольбам,
Мучительница милая,
Твоим зеленым рукавам
Послушен до могилы я.
Твоим зеленым рукавам
Я жизнь безропотно отдам.
Зеленые, словно весною трава,
Зеленые рукава!
Рога трубят.
Рога трубят.
И птицы приветствуют день.
А двор короля
Несется в поля,
В дубравы, где бродит олень.
Заря встает.
Петух поет.
И будит пастушья свирель
Забрезживший день,
Которому лень
Покинуть лесную постель.
- Не дашь ли лошадку нам, дядюшка Том? -
В гору да под гору,
Рысью и вскачь, -
На ярмарку завтра мы едем верхом:
Билл Брюэр,
Джек Стюэр,
Боб Симпл,
Дик Пимпл,
Сэм Хопкинс,
Джон Хок
И старый Джим Коббли и я!
- А когда вы вернете коня моего? -
В гору да под гору,
Рысью и вскачь, -
- Вернем его в среду, во вторник к обеду, -
Билл Брюэр,
Джек Стюэр,
Боб Симпл,
Дик Пимпл,
Сэм Хопкинс,
Джон Хок
И старый Джим Коббли и я.
Вот вторник проходит, проходит среда, -
В гору да под гору,
Рысью и вскачь! -
Домой не вернулись верхом никогда
Билл Брюэр,
Джек Стюэр,
Боб Симпл,
Дик Пимпл,
Сэм Хопкинс,
Джон Хок
И старый Джим Коббли и я!
С холма поглядел на окрестности Том, -
В гору да под гору,
Рысью и вскачь! -
Коня он увидел внизу под холмом.
С ним - Билл Брюэр,
Джек Стюэр,
Боб Симпл,
Дик Пимпл,
Сэм Хопкинс,
Джон Хок
И старый Джим Коббли и я...
Окончила кляча свое бытие, -
В гору да под гору,
Рысью и вскачь, -
Оплакали хором кончину ее
Билл Брюэр,
Джек Стюэр,
Боб Симпл,
Дик Пимпл,
Сэм Хопкинс,
Джон Хок
И старый Джим Коббли и я...
Но песня не кончилась вместе с конем, -
В гору да под гору,
Рысью и вскачь! -
Хоть умерли все, кто катался на нем:
Билл Брюэр,
Джек Стюэр,
Боб Симпл,
Дик Пимпл,
Сэм Хопкинс,
Джон Хок
И старый Джим Коббли и я...
В ночной тишине, при звездах и луне, -
В гору да под гору,
Рысью и вскачь! -
Верхом мы несемся на мертвом коне:
Билл Брюэр,
Джек Стюэр,
Боб Симпл,
Дик Пимпл,
Сэм Хопкинс,
Джон Хок
И старый Джим Коббли и я...
И будем мы ездить верхом до поры, -
В гору да под гору,
Рысью и вскачь, -
Пока не провалимся в тартарары:
Билл Брюэр,
Джек Стюэр,
Боб Симпл,
Дик Пимпл,
Сэм Хопкинс,
Джон Хок
И старый Джим Коббли и я...
Здесь я покоюсь - Джимми Хогг.
Авось грехи простит мне бог,
Как я бы сделал, будь я бог,
А он - покойный Джимми Хогг!
В своих портретах, как ни бился,
Добиться сходства он не мог.
Его детьми утешил бог, -
И в них он сходства не добился!..
"Поэзия глупа!" В суждении таком
Есть свой резон. Но не забудь при этом,
Что не всегда дурак рождается поэтом, -
Он может быть и просто дураком!
Лежу под камнем я - вдова
Владельца "Золотого Льва".
Покорный воле провиденья,
Мой сын содержит заведенье.
Он умер оттого, что был он скуп:
Не полечился, - денег было жалко;
Но если б знал он цену катафалка,
Он ожил бы, чтобы нести свой труп!
Оплакивал он многих - по профессии,
Но только раз себе позволил он
Лежать во время траурной процессии
И не напиться после похорон.
Я, гренадер, лежу в земле сырой.
Я простудился, выпив кружку пива.
Не пейте пива жаркою порой,
А пейте спирт - и будете вы живы!
Он долго в лоб стучал перстом,
Забыв названье тома.
Но для чего стучаться в дом,
Где никого нет дома?
Он умер с голоду, и на могиле
Гранитный бюст друзья соорудили.
А ведь при жизни ни один сосед
Не приглашал поэта на обед.
К несчастному несправедливо небо:
Он получает камень вместо хлеба!
Семь спорят городов о дедушке Гомере:
В них милостыню он просил у каждой двери!
Хвалился дьявол в дружеской беседе,
Что соблазнит сиятельную леди,
Но безрассудно было хвастовство!
Кто соблазнил кого?
Она - его!
Пригнул я веточку весной -
Из тысячи одну.
Она не спорила со мной,
Пока была в плену.
Когда же я ее домой
Отправил - в вышину, -
Какой был шум, какой был свист!
Разрезав воздух, точно хлыст,
Она ушла к другим ветвям,
Меня послав ко всем чертям.
И долго в тишине лесной
Шептались ветки надо мной...
- Он целовал вас, кажется?
- Боюсь, что это так!
- Но как же вы позволили?
- Ах, он такой чудак!
Он думал, что уснула я
И все во сне стерплю,
Иль думал, что я думала,
Что думал он: я сплю!
Ханжу кобыла укусила.
Она была права:
Его же проповедь гласила,
Что наша плоть - трава!
Тот, кто кричит на рынке: "Репа! Репа!",
Но не кричит, когда умрет отец, -
Ведет себя преступно и нелепо.
Он с головы до пяток - продавец-
Ему дороже репа, чем отец!
Для пьянства есть такие поводы:
Поминки, праздник, встреча, проводы,
Крестины, свадьба и развод,
Мороз, охота, Новый год,
Выздоровленье, новоселье,
Печаль, раскаянье, веселье,
Успех, награда, новый чин
И просто пьянство - без причин!
Чтобы ему напиться пьяным,
Нужна бутылка со стаканом,
Друзей беспечных тесный круг
Или один сердечный друг.
Возможно пить и в одиночку.
Бутылки нет - давайте бочку.
Пить без стакана мудрено,
Но можно, - было бы вино!
Земля проходит по земле
Подчас в наряде золотом.
Земля покой найдет в земле
В свой срок - сейчас или потом.
Земля возводит на земле
Недолговечное жилье.
Земля одно твердит земле:
"Все, что построишь ты, - мое!"
Мятеж не может кончиться удачей, -
В противном случае его зовут иначе.
Treason doth never prosper; what's the reason?
For if it prosper, none dare call it treason.
(Sir John Harington, 1561-1612)
Мы говорим, что убиваем время.
Пустое хвастовство! Приходит час
И время расправляется со всеми,
Всех убивает нас.
Был этот мир глубокой тьмой окутан.
Да будет свет! И вот явился Ньютон.
(Эпиграмма XVIII века)
Но сатана недолго ждал реванша.
Пришел Эйнштейн - и стало все, как раньше.
(Эпиграмма XX века)
Как день безоблачный, ясна,
Блистательна, как небо в звездах,
Всем одинаково она
Принадлежала, точно воздух.
"Мир, - учил он, - мое представление!"
А когда ему в стул под сидение
Сын булавку воткнул,
Он вскричал: "Караул!
Как ужасно мое представление!"
Он был чудаком и, куда бы ни шел,
Проделывал путь круговой,
Поскольку он шел,
Куда нос его вел,
А нос у него был кривой.
Георг Третий
Не должен был существовать на свете,
В истории английской
Он кажется ошибкой иль опиской.
Осталось от него, когда он помер,
Одно лишь имя громкое да номер!
Я - принца крови чистокровный пес.
А вы-то чей? - простите за вопрос?
Степенная, внушительная дама
Покоится на лоне Авраама.
Ей хорошо на лоне у него,
Но Аврааму - каково!
Здесь - в келье гробовой -
Лежит она, немая.
Но стала таковой
С пятнадцатого мая.
Хвалю я пьесу вашу, сэр,
Особенно вторую часть.
Но почему бы, например,
Вам и начало не украсть?
Под этой скромной насыпью в могиле
Спит вечным сном покойный Джексон Вилли.
Признаться, Джоном назывался он,
Но не рифмуется с могилой имя "Джон".
Утопилась тетка Смита
У себя в колодце.
Значит, воду через сито
Процедить придется.
Крадется вор
На графский двор, -
Я очень громко лаю.
Крадется друг через забор, -
Я хвостиком виляю.
Вот почему графиня, граф
И друг их самый верный
За мой для всех удобный нрав
Зовут меня примерной.
Новая церковь -
Свободная церковь,
Церковь без колокольцев.
Старая церковь -
Холодная церковь,
Церковь без богомольцев.
Пред нами - жертва ожиданья:
Напрасно жертвуя собой,
Он ждал на улице свиданья
Под водосточного трубой.
О человек - сосуд непрочный!
Весной, когда идут дожди,
Ты под трубою водосточной
Своей возлюбленной не жди!
Не всякий лебедь должен петь,
Почуяв близость смерти,
Иному лучше помереть
До первых нот в концерте.
Алиса беззуба - и это не диво:
Она с малолетства была говорлива.
И скажет вам всякий, кто с нею знаком,
Что зубы сточила она языком.
В одном из колледжей имущество и дом
Застраховали от пожара...
Ведь им известно, что за кара
Постигла за грехи Содом!
Георгий - наш святой - во время оно,
Спасая девушку, убил копьем дракона.
Дракон был выдуман. Святой Георгий тоже.
Но, может, девушка жила на свете все же?..
Ты говоришь, что я беспутная особа.
Я говорю, что ты порядочен вполне...
Но, видно, попусту стараемся мы оба:
Никто не верит ни тебе, пи мне!
У старого Отто три юные дочки.
Они написать не умели ни строчки.
Отец не решался купить им тетрадь,
Чтоб писем любовных не стали писать. -
Но младшая деда поздравила с внучкой
Писать научилась она самоучкой.
Ценил он трезвость скучную
В прислуге -
В швейцаре, в поваре, в лакее,
Но не в друге!
В наследственность верит не всякий,
Но белая, бывшая в браке
С одним из цветных,
Родила шестерых:
И белых, и черных, и хаки.
О господи, какое суеверье
Предполагать, что ты придумал птиц
Лишь для того, чтоб колыхались перья
На модных шляпах дам или девиц!
Сегодня в полдень пущена ракета.
Она летит куда скорее света
И долетит до цели в семь утра
Вчера...
Улыбались три смелых девицы
На спине у бенгальской тигрицы.
Теперь же все три -
У тигрицы внутри,
А улыбка на морде тигрицы.
Бедный малый в больничном бараке
Отдал душу смиренную богу:
Он смотрел на дорожные знаки
И совсем не смотрел на дорогу...
Мне очень жаль, что напоследок
Зарезался ваш досточтимый предок.
Или, пожалуй, правильней сказать бы:
Зачем он не зарезался до свадьбы!..
Под эти своды прибыл из дворца
Король, чье слово было хрупко.
За ним не числится ни глупого словца,
Ни умного поступка.
Увидев девушку безвестную случайно,
"Как поживаете?" - спросил ее поэт.
Ни слова девушка не молвила в ответ,
И, как живет она, навек осталось тайной.
Мистер Своффер утверждает, что ему
вызвать во время спиритиче-
сеанса дух Конан-Дойля и даже
разговаривать с ним.
Покойный Конан-Дойль при жизни был спиритом
В миры надзвездные, скончавшись, он ушел.
И если б что-нибудь хорошее нашел,
То не ходил бы к Свофферу с визитом!..
Не презирай сонета, критик!
Вордсворд
Не будь к сонету, критик, слишком строг.
Пускай бездарен он и скучен очень часто,