Страница:
В день операции рано утром Илья передал закладку исполнителю операции и дал ему последние инструкции. Еще до рассвета пункт приема с Глебом был помещен на свое рабочее место.
Теперь нам оставалось терпеливо ждать окончания совещания и доклада исполнителя о том, как проходила операция.
Этот период томительного ожидания оказался самым трудным. В голове возникали возможные варианты неудачи ТФП в конференц-зал. При этом любые возможные ошибки или непредвиденные обстоятельства, которые могли сорвать операцию, не волновали меня особенно, если они не повлекли бы расшифровку наших оперативных возможностей или обнаружение нашей закладки. Последнее было бы серьезным поражением для нас, так как эта операция являлась проверкой способности резидентуры к проведению других, еще более серьезных операций ТФП.
Наши страхи оказались напрасными. Операция «Сирена» прошла и завершилась успешно. Вот как она протекала внутри американского посольства со слов исполнителя. Прибыв на встречу поздно вечером, он вернул Илье закладку в целости и сохранности, каким явился перед разведчиком и сам. Видно было, что и он пережил немалую стрессовую нагрузку и теперь чувствовал себя героем. Естественно, разведчик выразил ему благодарность и выдал повышенное материальное вознаграждение. Получив подробный пока устный отчет исполнителя, Илья поспешил в резидентуру, зная, с каким нетерпением я ожидал результатов встречи.
Исполнитель сообщил, что перед началом совещания два офицера безопасности поручили ему вынести из зала все столы, которые они подвергли тщательному осмотру в подсобном помещении, где, по словам исполнителя, имелся какой-то аппарат, похожий на рентгеновский.
В процессе выноса столов исполнитель изловчился и прикрепил закладку к намеченной гардине. По завершении операции со столами американцы вдруг дали указание снять гардины. Вот тут-то исполнитель и пережил внутренний страх — ведь было похоже, что шторы также будут тщательно осматриваться. Нужно было быстро вернуть закладку, поэтому он начал снимать первой именно ту гардину, где находилась закладка. Незаметно ему удалось отцепить ее и спрятать в карман. Как позже оказалось, гардины были сняты по указанию Маркса, которому они при знакомстве с помещением почему-то не понравились.
Теперь исполнителю нужно было решить вопрос нового размещения закладки по второму варианту, то есть прикрепить ее к столу. Учитывая, что столы были металлические, закладка имела на этот случай магнитный держатель.
Пока исполнитель снимал гардины, ряд столов, а именно первый их ряд был уже расставлен самими американцами. Ему оставалось попытаться прикрепить закладку к одному из более удаленных от президиума столов, а следовательно, и от выступающих ораторов, что ухудшало режим фиксации звуковой информации закладкой. Это обстоятельство заметно сказалось на качестве записанного содержания выступлений.
Поскольку офицеры безопасности предпочли физическую работу по завершению расстановки столов и стульев предоставить исполнителю, он смог без труда прикрепить закладку под крышку стола во втором ряду.
После размещения мебели офицеры закрыли конференцзал, и один из них остался при входе. Зная намеченное время окончания совещания, он вовремя появился, как было ему сказано офицером безопасности, для того чтобы привести помещение в порядок. Теперь он остался один и без особых предосторожностей смог вернуть закладку, еще раз почувствовав огромное облегчение оттого, что она надежно спрятана в его кармане.
Как же обстояли дела с приемом информации? Как оказалось, не все было просто у Глеба.
Конспирация требовала, чтобы «замурованный» в грузовичке Глеб был предельно осторожным в своих движениях и не производил подозрительных звуков, которые могли бы вызвать подозрения у проходящих мимо машины пешеходов. Это было особенно опасно, учитывая развитое у австрийцев чувство наблюдательности и подозрительности. Такое стеснение в поведении создавало для Глеба немалые неудобства.
Глеб испытывал трудности с освещением и вентиляцией, жара становилась нестерпимой по мере того, как время приближалось к полуденному в тот летний безоблачный день.
Первое размещение закладки в гардине показалось Глебу очень удачным, хорошо прослушивалось все, что происходило в конференц-зале. Затем, после изменения ее месторасположения, слышимость ухудшилась из-за каких-то постоянных звуков, очевидно, от шарканья ног и стука участников совещания по крышке стола. К концу совещания, то есть после примерно 10-12-часового одиночного заключения, Глеб был измотан физически и психически до предела, и даже пришлось ему помогать выбраться из машины.
Долго еще потом он вспоминал свою «современную» технику и готовился к другим подобным операциям уже с позиций этого первого, весьма трудного опыта. Нужда заставила его искать новые решения, и, как говорится у нас, «голь на выдумку хитра». Даже не имея более современных средств, он значительно усовершенствовал процесс приема передаваемой информации при подобных операциях ТФП.
Его красочные описания нахождения внутри грузовичка послужили тому, что в резидентуре закрепилось за ним прозвище Космонавт, который познал если и не невесомость, то одиночество в условиях крайнего стеснения. И надо сказать, что, хотя был Глеб не из интеллигентов с повышенной чувствительностью к физическим трудностям и личным неудобствам, а имел в прошлом опыт физической производственной работы, испытание в действительности было более трудным, чем это может казаться.
Глеб рассказывал, что был момент, когда казалось, что он не сможет больше выдержать и прервет работу. Но чувство служебной дисциплины и ответственности перед товарищами заставило преодолеть слабость.
Вот, кажется, второстепенный технический участок в разведывательной работе, но и он несет в себе порою значительные испытания воли.
Проведенная операция, которая для меня была первым личным опытом в области ТФП, позволила проверить в деле имевшуюся у нас закладку, которую мы с Глебом ласково именовали «бабочкой», сумевшей с легкостью перепорхнуть с гардины на стол. Кроме того, мы получили весьма интересную и важную актуальную информацию о планах, замыслах и методах антисоветской диверсионно-подрывной деятельности американских органов при всех европейских посольствах США.
Хотя расшифровка записей совещания отняла у резидентуры много времени и потребовала больших усилий, оценка ее Центром была высокой, как весьма своевременной и важной и для нашей страны, и для информирования союзников в странах Восточной Европы. Из этой информации была ясна роль американского агентства ЮСИС в дезинформационной деятельности нашего тогдашнего главного противника. Мы убедились в тесном взаимодействии этого правительственного органа с ЦРУ во всех мероприятиях, направленных против стран социалистического содружества.
Возможность проведения операции ТФП против американского посольства показала также, что нам следовало считаться с аналогичными попытками, направленными против нас со стороны как ЦРУ, так и других западных разведслужб, еще более актуальной являлась задача повышения бдительности и дополнительных мер защиты наших секретов.
Вспоминая эту операцию, я лишний раз убедился, что события трудно беспристрастно зафиксировать в момент их совершения. В тот период эмоции захлестывают их участника и не легко бывает отличить кажущееся от действительного, состояние напряженности и поток сведений затемняют картину. Только позже, издалека, через много лет порою эта картина начинает проступать четче, ее подробности восстанавливаются, личные сиюминутные настроения и мысли отступают. Сейчас я более беспристрастно смог оценить свой первый опыт ТФП. Тем более что мне предстояло еще много других, более сложных операций.
ГЛАВА IV
Когда ранней весной 1966 года я прибыл в Австрию, я уже многое знал о столице этого государства — Вене, где мне предстояло руководить резидентурой внешней разведки.
Начиная с 1949 года, с момента моего назначения на работу в нелегальной разведке ПГУ, я неоднократно бывал в Вене по делам, связанным с документацией разведчиков-нелегалов, организацией их переброски на Запад и по другим разведывательным заданиям.
Город мне нравился как один из красивейших в Европе. Несмотря на то что прошло еще немного времени с окончания войны, которая изрядно потрепала столицу и неизбежно оставила следы своего разрушительного воздействия, заметных признаков проходивших здесь жесточайших сражений было не так много. Величие и красота архитектурных творений прошлого оказались не затронутыми молохом войны. Казалось, что столица былой Австро-Венгерской империи не только полностью сохранила свой исторический облик, но и заслонила собой, своими великолепными дворцовыми ансамблями и парками малозаметную Австрийскую республику. Так и воспринимал я Вену как центр прошлого многонационального государственного образования, долгие годы являвшегося то основным союзником дореволюционной России, то ее заклятым врагом, империей продажных Габсбургов, легко заключавших союзы дружбы и еще легче предававших их, если это обещало выгоды жадным до чужой собственности австро-венгерским монархам.
Мои первые визиты в Вену совпали с первыми послевоенными годами нахождения Австрии под союзным четырехсторонним контролем. Тогда мы вели в Австрии активную разведывательную работу сразу по трем основным направлениям: против США, уже успевших превратиться из союзника по антигитлеровской коалиции в коварного противника; против Западной Германии, в свою очередь совершившей метаморфозу из злейшего врага наших бывших союзников в их лояльнейшего союзника; и, наконец, по решению всевозможных разведывательных задач по западному миру, от добычи актуальной для нашего государства информации до организации нелегальной разведывательной сети в капиталистических странах путем снабжения нелегалов иностранными документами и превращения простых наших парней в австрийцев, западных немцев, американцев, канадцев и т. д., и их переброски из Советского Союза на Запад и обратно.
Кстати, путь этот был хорошо известен мне не только по делам многих нелегалов, которых я курировал, работая почти двенадцать лет в нелегальной разведке. На переломе 1953-го и 1954 годов я сам воспользовался этим маршрутом, выезжая нелегально под видом американца в поездку по Европе для инспекционной проверки и ознакомления с положением разведчиков, которых я готовил и направлял в европейские страны на длительный срок.
Тогда я смог посмотреть Вену, ощутить ее в новом ракурсе — изнутри, увидеть многое, что далеко не всегда легко заметить с позиций советского гражданина. Иным было не только мое восприятие, в силу необходимости чувствовать себя американцем, но и меня австрийское окружение воспринимало по-иному, как своего, западника, а не за чужого советского оккупанта.
Многообразие разведывательных задач венской резидентуры фокусировалось на противоборстве с активно действовавшими в Австрии западными специальными службами, прежде всего с ЦРУ и БНД.
Сейчас не собираюсь описывать всю деятельность руководимой мною резидентуры, которая считалась в то время одной из крупнейших, — это не входит в тему моих воспоминаний. Рассказ мой будет главным образом об одной из наиболее сложных разведывательных операций ТФП, которую мне довелось впервые проводить самостоятельно, полагаясь только на свой опыт.
Повседневное соприкосновение в Вене с выступавшим на первый план, так хорошо известным по исторической литературе прошлым Австро-Венгерской империи возвращало меня к тем временам, когда российская разведка успешно противоборствовала австрийской имперской специальной службе. Среди этих исторических эпизодов вспоминалась и всемирно известная эпопея вербовки русской разведкой начальника отдела контрразведки Генштаба Австро-Венгрии полковника Альфреда Редля.
Как хорошо известно, Редль был завербован в 1903 году и в течение девяти лет снабжал русскую разведку ценнейшими материалами об австро-венгерских агентах, действовавших в России, копиями совершенно секретных документов Генштаба австрийской армии, кодами и шифрами, использовавшимися в дипломатической и военной переписке, стратегическими картами, копиями секретных приказов по армии и, наконец, мобилизационными планами. Последнее было особенно важно в канун развернувшейся подготовки Австро-Венгрии к первой мировой войне на стороне Германии.
Сейчас эти девять лет успешного сотрудничества Редля с российской разведкой невольно связываются у меня с не менее выдающимся успехом нашей внешней разведки уже в современных условиях в противоборстве с самой мощной разведывательной службой Запада — ЦРУ, с вербовкой и успешным сотрудничеством с внешней разведкой американского полковника Олдриджа Эймса. Эймс так же, как и Редль, целых девять лет работал на пользу нашего государства, так же, как и австрийский полковник, раскрывал подрывные планы агентуры противника, действовавшей внутри нашей страны.
И хотя историческая панорама в мире сейчас, в конце века, иная, чем та, когда действовал Редль, иные и основные действующие в современном мире государства и их коалиции, тон в международных отношениях задают сейчас Соединенные Штаты, и разведывательный «вес» Эймса вполне сопоставим с ролью Редля в то далекое время. Ведь и Редль сначала вербовал для австрийцев агентов среди русских, создавая для себя высокий служебный авторитет, а затем выдавал наиболее опасных агентов российской контрразведке. Точно так же, как действовал и Эймс. К тому же оба эти агента российских разведок занимали в своих спецслужбах одинаковые контрразведывательные посты. Историки, которые занимались исследованием дела Редля, без сомнения, найдут много общего между этими двумя агентами. И не только в том, что оба были полковниками-контрразведчиками.
В то время когда я вспоминал Редля, прогуливаясь по замечательным венским паркам, любовался дворцами Шенбрунна и наслаждался свежим воздухом Венского леса, я не мог знать о том, чего удастся достичь советской внешней разведке в борьбе с ЦРУ через два десятилетия. Но мне было хорошо известно об аналогичном успехе в не менее остром противостоянии нашей внешней разведки и ее союзников с набиравшей силу западногерманской службой БНД. Речь идет об успешном внедрении в самое сердце этой разведки, опять же на должность начальника контрразведывательной секции X. Фельфе, который к 1958 году уже достиг поставленной цели. На этом важнейшем для обеспечения безопасности разведывательной деятельности нашей внешней разведки и разведки ГДР в Западной Германии посту агент пробыл по 1961 год включительно. В этот период наши разведки уверенно действовали на территории Западной Германии, и не только против БНД, а также и американских спецслужб, проводивших с этой территории свои враждебные акции против стран Варшавского Договора. Многие подрывные акции ЦРУ против ГДР и нашего государства, провокационные замыслы против советских разведчиков становились своевременно известными нам через Фельфе и нейтрализовались, американская агентура, забрасывавшаяся в ГДР, арестовывалась.
Конечно же, я сожалел, что к моему приезду в Австрию, где мне предстояло противостоять БНД, я не мог уже рассчитывать на такую эффективную помощь Фельфе. Но то, что этот агент помог нам узнать БНД, существенно облегчало решение венской резидентурой задач по приобретению агентов из числа западногерманских граждан, в том числе сотрудников и агентов БНД, действовавших как с территории ФРГ, так и в самой Австрии против СССР и его внешней разведки.
Выйдя из тюрьмы, Фельфе написал воспоминания «В тылу врага» (Фельфе X. В тылу врага. Берлин, 1986), в которых описал свою деятельность в БНД, поэтому не буду более подробно останавливаться на этом примере агентурного ТФП.
Но коротко следует подчеркнуть, что этот разведчик своими славными делами поставил себя в ряд с такими прославленными советскими разведчиками, как К. Филби, Д. Блейк, наконец, агент О. Эймс. За короткое время он не только проник в западногерманскую разведку, но сумел в 1958 году занять важную руководящую должность — начальника контрразведки.
Став нашим «кротом» в БНД, он сообщал советской и восточногерманской внешней разведке о каждой операции, которую затевала БНД против СССР и ГДР и их спецслужб, а также о провокациях ЦРУ с территории ФРГ. Эта его неоценимая деятельность проходила в самые острые, 50-е и 60-е годы, разгоревшейся «холодной войны» Запада против социалистического содружества.
О том, что Фельфе, немец по национальности, сознательно отдавал свои силы и способности делу защиты нашей страны, он четко говорит в своей книге: «К началу 50-х годов я сделал свой выбор, связал свою судьбу с СССР».
Уже теперь, после объединения ГДР с ФРГ стало известно о другом, не менее ценном агенте Хансе Тидге, сумевшем, по существу, принять разведывательную эстафету у Фельфе, успешно проникнув в контрразведку БНД. Этот пример другого агентурного ТФП в западногерманскую спецслужбу не был так широко известен у нас и представляет интерес в плане характеристики таких разведывательных операций.
В августе 1990 года с территории бывшей ГДР в Москву прибыл в качестве политического беженца бывший до 1985 года начальником контрразведки БНД Ханс-Йохим Тидге с женой. История умалчивает, на какую спецслужбу — разведку ГДР или советскую внешнюю разведку — работал Тидге. Об этом пока не стало известно не только германской общественности, но и самой БНД.
С моей точки зрения, это несущественно. Важно то, что БНД, проводившая тщательное расследование после бегства Тидге со своего поста в 1985 году, пришла к заключению, что он был связан с восточной разведкой. По ее убеждению, именно Тидге смог предупредить, как минимум, трех восточногерманских агентов о грозившей им опасности.
Кто были эти агенты? Секретарша министра экономики ФРГ Бангемана Соня Люнеберг и бухгалтер в боннской группе Ассоциации беженцев из Польши, Чехословакии и Советского Союза Урсула Ветцинг. Третьим был близкий друг Урсулы Рихтер, работавший посыльным в западногерманской армейской администрации в Бонне, он имел доступ к материалам специального убежища руководства страны на случай чрезвычайного положения в ФРГ.
Все три агента исчезли из ФРГ перед бегством Тидге. БНД докопалась, что они проживали в ФРГ под чужими именами.
С точки зрения ТФП к источникам важных секретов, помимо самого Тидге, представляет интерес С. Люнеберг. Как установила БНД, настоящая немка Соня Люнеберг, парикмахерша из Западного Берлина, в 1966 году выехала во Францию, откуда якобы вернулась вскоре в Германию, на деле же, по всем данным, в ГДР. По ее документам и осела, легализовалась в ФРГ агент разведки ГДР, которой удалось проникнуть в важное министерство ФРГ и, пользуясь полным доверием министра Бангемана, снабжать свою службу ценной информацией в течение почти двух десятков лет.
Сам Тидге, как писала западная пресса (Тайм. 1985, 2 сентября), был «одним из высших западногерманских руководителей контрразведки. Он с 1981 г. отвечал за контрразведывательные операции против ГДР и ее разведки, был в курсе всего, что было известно БНД о деятельности в ФРГ агентов ГДР. В его управлении, под его руководством работали несколько сот сотрудников, которые являлись самыми ценными и квалифицированными профессионалами в службе. По своему положению он имел возможность обеспечивать безопасность восточных агентов, действовавших в ФРГ».
Через свои связи Тидге мог легко узнавать разведывательные секреты ФРГ и ее союзников по НАТО. Поэтому руководство БНД вынуждено было признать, что измена Тидге могла нанести ущерб как агентам ФРГ, так и союзным агентам, действовавшим с территории ФРГ против государств Восточной Европы. По ее заключению Тидге мог выдать Востоку их агентов там.
Кстати, Тидге после окончания берлинского Свободного университета, с 1966 года начал работать в Управлении защиты конституции, где к 1981 году уже возглавил IV Управление (контрразведку). Таков еще один пример успешного агентурного ТФП в самое сердце спецслужбы противника, аналогичный примерам X. Фельфе и О. Эймса.
Интересно, что БНД в 1985 году гадало, когда именно Тидге начал свое сотрудничество с восточной разведкой. С какой из них: разведкой ГДР или нашей? Но так как это не делало ущерб от его деятельности меньшим или большим, БНД закономерно посчитало, что правительство ФРГ оказалось перед лицом самого крупного шпионажа с 1974 года, когда был разоблачен Гюнтер Гийом, доверенный помощник канцлера Вилли Брандта.
Полагаю, что после объединения ГДР и ФРГ БНД сможет наконец установить, кто же руководил Тидге. Так как теперь ей открыт доступ ко многим делам бывшей разведки ГДР.
Показательно, Тидге избрал местом проживания Россию и быстро получил убежище у нас. В отличие от многих других, начиная с Хонеккера. Мне это говорит о многом.
В то же время, находясь в Вене, я чувствовал, что, несмотря на потерю Фельфе, наша разведка в ФРГ продолжала оставаться хорошо осведомленной о текущих делах БНД.
На этом фоне я и приступил к решению поставленных перед резидентурой задач, включая и осуществление операций ТФП в наиболее интересовавшие нас иностранные объекты. Первой, наиболее простой операцией, которая, по существу, еще не являлась проникновением, а лишь содержала один элемент его, являлась описанная в предыдущей главе операция «Сирена». Но для того чтобы читатель представлял себе имевшийся уже у меня опыт в области операций ТФП, расскажу о блестящей эпопее внешней разведки из области ТФП с участием агента.
Это помогало мне преодолевать неизбежные периоды неудач и огорчений, сохранять веру в свою профессию и уверенность в своих силах и способностях.
Едва ли, думал я, есть еще какая-нибудь профессия, сулящая так много неожиданностей, которые невозможно предвидеть, заранее рассчитать и быть готовым к встрече с ними. А ведь в этом и состоит романтика — оказаться в незнакомом и непознанном еще на практике мире, да еще в новых, неизведанных до того условиях и обстоятельствах.
К этой неизведанности прибавьте положительные результаты ваших действий, приятные ожидаемые итоги и сопутствующие им эмоции — и романтика налицо. Разве можно сравнить романтику туризма или профессии моряка, когда пополняются впечатления и знания новых мест, народов, исторических и художественных памятников, однако, без конкретного результата, как в разведке, который к тому же так жизненно необходим твоему народу. В чем-то наша разведывательная романтика сопоставима с романтикой первых географических открытий или научной творческой деятельности, когда достигаются прорывы к новому. Но, в моем понимании, разведка охватывает значительно больший диапазон человеческой деятельности, соприкасается с огромным многообразием человеческих характеров, неисчислимым количеством ситуаций, от простейших до самых сложных и запутанных до невозможности.
Распутывание их, разгадка возникающих загадок, нахождение неожиданного, порою единственного решения — вот в чем я нахожу романтику разведывательной работы, которая не оставляет меня и сейчас, когда я уже отошел от оперативной деятельности, но остаюсь в ее сфере хотя бы в этих моих воспоминаниях.
В основе своей наше занятие сурово и, как правило, довольно редко сопровождается положительными эмоциями. Оно требует тебя всего, поглощает все твое время и все твои способности, мыслительные и физические. Поэтому, наверно, и говорят многие наши разведчики о романтике, когда вспоминают о былом, для осмысления которого не хватало времени. Однако это никак не может исключить романтику из факторов, сопутствующих работе разведчика, особенно активного, постоянно ищущего нового, достигающего положительных результатов. И конечно же, оптимистически настроенного, строящего свою жизнь на реалистической основе разумного оптимизма.
Разведка имеет возможность реализации поставленных перед ней задач в постоянном поиске. Но ее поиск ни в коем случае не является стихийным, он подчинен четко сформулированным для нее заданием. Но практическое решение задач многоообразно и часто оказывается неожиданным. Поиск путей к этому ложится на плечи разведчиков, зависит от каждого бойца разведывательного фронта. От оперативного сотрудника — офицера разведывательной службы, в недалеком прошлом КГБ СССР, а теперь внешней разведки Российской Федерации.
Теперь нам оставалось терпеливо ждать окончания совещания и доклада исполнителя о том, как проходила операция.
Этот период томительного ожидания оказался самым трудным. В голове возникали возможные варианты неудачи ТФП в конференц-зал. При этом любые возможные ошибки или непредвиденные обстоятельства, которые могли сорвать операцию, не волновали меня особенно, если они не повлекли бы расшифровку наших оперативных возможностей или обнаружение нашей закладки. Последнее было бы серьезным поражением для нас, так как эта операция являлась проверкой способности резидентуры к проведению других, еще более серьезных операций ТФП.
Наши страхи оказались напрасными. Операция «Сирена» прошла и завершилась успешно. Вот как она протекала внутри американского посольства со слов исполнителя. Прибыв на встречу поздно вечером, он вернул Илье закладку в целости и сохранности, каким явился перед разведчиком и сам. Видно было, что и он пережил немалую стрессовую нагрузку и теперь чувствовал себя героем. Естественно, разведчик выразил ему благодарность и выдал повышенное материальное вознаграждение. Получив подробный пока устный отчет исполнителя, Илья поспешил в резидентуру, зная, с каким нетерпением я ожидал результатов встречи.
Исполнитель сообщил, что перед началом совещания два офицера безопасности поручили ему вынести из зала все столы, которые они подвергли тщательному осмотру в подсобном помещении, где, по словам исполнителя, имелся какой-то аппарат, похожий на рентгеновский.
В процессе выноса столов исполнитель изловчился и прикрепил закладку к намеченной гардине. По завершении операции со столами американцы вдруг дали указание снять гардины. Вот тут-то исполнитель и пережил внутренний страх — ведь было похоже, что шторы также будут тщательно осматриваться. Нужно было быстро вернуть закладку, поэтому он начал снимать первой именно ту гардину, где находилась закладка. Незаметно ему удалось отцепить ее и спрятать в карман. Как позже оказалось, гардины были сняты по указанию Маркса, которому они при знакомстве с помещением почему-то не понравились.
Теперь исполнителю нужно было решить вопрос нового размещения закладки по второму варианту, то есть прикрепить ее к столу. Учитывая, что столы были металлические, закладка имела на этот случай магнитный держатель.
Пока исполнитель снимал гардины, ряд столов, а именно первый их ряд был уже расставлен самими американцами. Ему оставалось попытаться прикрепить закладку к одному из более удаленных от президиума столов, а следовательно, и от выступающих ораторов, что ухудшало режим фиксации звуковой информации закладкой. Это обстоятельство заметно сказалось на качестве записанного содержания выступлений.
Поскольку офицеры безопасности предпочли физическую работу по завершению расстановки столов и стульев предоставить исполнителю, он смог без труда прикрепить закладку под крышку стола во втором ряду.
После размещения мебели офицеры закрыли конференцзал, и один из них остался при входе. Зная намеченное время окончания совещания, он вовремя появился, как было ему сказано офицером безопасности, для того чтобы привести помещение в порядок. Теперь он остался один и без особых предосторожностей смог вернуть закладку, еще раз почувствовав огромное облегчение оттого, что она надежно спрятана в его кармане.
Как же обстояли дела с приемом информации? Как оказалось, не все было просто у Глеба.
Конспирация требовала, чтобы «замурованный» в грузовичке Глеб был предельно осторожным в своих движениях и не производил подозрительных звуков, которые могли бы вызвать подозрения у проходящих мимо машины пешеходов. Это было особенно опасно, учитывая развитое у австрийцев чувство наблюдательности и подозрительности. Такое стеснение в поведении создавало для Глеба немалые неудобства.
Глеб испытывал трудности с освещением и вентиляцией, жара становилась нестерпимой по мере того, как время приближалось к полуденному в тот летний безоблачный день.
Первое размещение закладки в гардине показалось Глебу очень удачным, хорошо прослушивалось все, что происходило в конференц-зале. Затем, после изменения ее месторасположения, слышимость ухудшилась из-за каких-то постоянных звуков, очевидно, от шарканья ног и стука участников совещания по крышке стола. К концу совещания, то есть после примерно 10-12-часового одиночного заключения, Глеб был измотан физически и психически до предела, и даже пришлось ему помогать выбраться из машины.
Долго еще потом он вспоминал свою «современную» технику и готовился к другим подобным операциям уже с позиций этого первого, весьма трудного опыта. Нужда заставила его искать новые решения, и, как говорится у нас, «голь на выдумку хитра». Даже не имея более современных средств, он значительно усовершенствовал процесс приема передаваемой информации при подобных операциях ТФП.
Его красочные описания нахождения внутри грузовичка послужили тому, что в резидентуре закрепилось за ним прозвище Космонавт, который познал если и не невесомость, то одиночество в условиях крайнего стеснения. И надо сказать, что, хотя был Глеб не из интеллигентов с повышенной чувствительностью к физическим трудностям и личным неудобствам, а имел в прошлом опыт физической производственной работы, испытание в действительности было более трудным, чем это может казаться.
Глеб рассказывал, что был момент, когда казалось, что он не сможет больше выдержать и прервет работу. Но чувство служебной дисциплины и ответственности перед товарищами заставило преодолеть слабость.
Вот, кажется, второстепенный технический участок в разведывательной работе, но и он несет в себе порою значительные испытания воли.
Проведенная операция, которая для меня была первым личным опытом в области ТФП, позволила проверить в деле имевшуюся у нас закладку, которую мы с Глебом ласково именовали «бабочкой», сумевшей с легкостью перепорхнуть с гардины на стол. Кроме того, мы получили весьма интересную и важную актуальную информацию о планах, замыслах и методах антисоветской диверсионно-подрывной деятельности американских органов при всех европейских посольствах США.
Хотя расшифровка записей совещания отняла у резидентуры много времени и потребовала больших усилий, оценка ее Центром была высокой, как весьма своевременной и важной и для нашей страны, и для информирования союзников в странах Восточной Европы. Из этой информации была ясна роль американского агентства ЮСИС в дезинформационной деятельности нашего тогдашнего главного противника. Мы убедились в тесном взаимодействии этого правительственного органа с ЦРУ во всех мероприятиях, направленных против стран социалистического содружества.
Возможность проведения операции ТФП против американского посольства показала также, что нам следовало считаться с аналогичными попытками, направленными против нас со стороны как ЦРУ, так и других западных разведслужб, еще более актуальной являлась задача повышения бдительности и дополнительных мер защиты наших секретов.
Вспоминая эту операцию, я лишний раз убедился, что события трудно беспристрастно зафиксировать в момент их совершения. В тот период эмоции захлестывают их участника и не легко бывает отличить кажущееся от действительного, состояние напряженности и поток сведений затемняют картину. Только позже, издалека, через много лет порою эта картина начинает проступать четче, ее подробности восстанавливаются, личные сиюминутные настроения и мысли отступают. Сейчас я более беспристрастно смог оценить свой первый опыт ТФП. Тем более что мне предстояло еще много других, более сложных операций.
ГЛАВА IV
ВЗГЛЯД В ЗАЗЕРКАЛЬЕ РАЗВЕДКИ
Как ни была б вершина высока,
Тропинка есть и к ней наверняка.
Восточная поговорка
Когда ранней весной 1966 года я прибыл в Австрию, я уже многое знал о столице этого государства — Вене, где мне предстояло руководить резидентурой внешней разведки.
Начиная с 1949 года, с момента моего назначения на работу в нелегальной разведке ПГУ, я неоднократно бывал в Вене по делам, связанным с документацией разведчиков-нелегалов, организацией их переброски на Запад и по другим разведывательным заданиям.
Город мне нравился как один из красивейших в Европе. Несмотря на то что прошло еще немного времени с окончания войны, которая изрядно потрепала столицу и неизбежно оставила следы своего разрушительного воздействия, заметных признаков проходивших здесь жесточайших сражений было не так много. Величие и красота архитектурных творений прошлого оказались не затронутыми молохом войны. Казалось, что столица былой Австро-Венгерской империи не только полностью сохранила свой исторический облик, но и заслонила собой, своими великолепными дворцовыми ансамблями и парками малозаметную Австрийскую республику. Так и воспринимал я Вену как центр прошлого многонационального государственного образования, долгие годы являвшегося то основным союзником дореволюционной России, то ее заклятым врагом, империей продажных Габсбургов, легко заключавших союзы дружбы и еще легче предававших их, если это обещало выгоды жадным до чужой собственности австро-венгерским монархам.
Мои первые визиты в Вену совпали с первыми послевоенными годами нахождения Австрии под союзным четырехсторонним контролем. Тогда мы вели в Австрии активную разведывательную работу сразу по трем основным направлениям: против США, уже успевших превратиться из союзника по антигитлеровской коалиции в коварного противника; против Западной Германии, в свою очередь совершившей метаморфозу из злейшего врага наших бывших союзников в их лояльнейшего союзника; и, наконец, по решению всевозможных разведывательных задач по западному миру, от добычи актуальной для нашего государства информации до организации нелегальной разведывательной сети в капиталистических странах путем снабжения нелегалов иностранными документами и превращения простых наших парней в австрийцев, западных немцев, американцев, канадцев и т. д., и их переброски из Советского Союза на Запад и обратно.
Кстати, путь этот был хорошо известен мне не только по делам многих нелегалов, которых я курировал, работая почти двенадцать лет в нелегальной разведке. На переломе 1953-го и 1954 годов я сам воспользовался этим маршрутом, выезжая нелегально под видом американца в поездку по Европе для инспекционной проверки и ознакомления с положением разведчиков, которых я готовил и направлял в европейские страны на длительный срок.
Тогда я смог посмотреть Вену, ощутить ее в новом ракурсе — изнутри, увидеть многое, что далеко не всегда легко заметить с позиций советского гражданина. Иным было не только мое восприятие, в силу необходимости чувствовать себя американцем, но и меня австрийское окружение воспринимало по-иному, как своего, западника, а не за чужого советского оккупанта.
Многообразие разведывательных задач венской резидентуры фокусировалось на противоборстве с активно действовавшими в Австрии западными специальными службами, прежде всего с ЦРУ и БНД.
Сейчас не собираюсь описывать всю деятельность руководимой мною резидентуры, которая считалась в то время одной из крупнейших, — это не входит в тему моих воспоминаний. Рассказ мой будет главным образом об одной из наиболее сложных разведывательных операций ТФП, которую мне довелось впервые проводить самостоятельно, полагаясь только на свой опыт.
Повседневное соприкосновение в Вене с выступавшим на первый план, так хорошо известным по исторической литературе прошлым Австро-Венгерской империи возвращало меня к тем временам, когда российская разведка успешно противоборствовала австрийской имперской специальной службе. Среди этих исторических эпизодов вспоминалась и всемирно известная эпопея вербовки русской разведкой начальника отдела контрразведки Генштаба Австро-Венгрии полковника Альфреда Редля.
Как хорошо известно, Редль был завербован в 1903 году и в течение девяти лет снабжал русскую разведку ценнейшими материалами об австро-венгерских агентах, действовавших в России, копиями совершенно секретных документов Генштаба австрийской армии, кодами и шифрами, использовавшимися в дипломатической и военной переписке, стратегическими картами, копиями секретных приказов по армии и, наконец, мобилизационными планами. Последнее было особенно важно в канун развернувшейся подготовки Австро-Венгрии к первой мировой войне на стороне Германии.
Сейчас эти девять лет успешного сотрудничества Редля с российской разведкой невольно связываются у меня с не менее выдающимся успехом нашей внешней разведки уже в современных условиях в противоборстве с самой мощной разведывательной службой Запада — ЦРУ, с вербовкой и успешным сотрудничеством с внешней разведкой американского полковника Олдриджа Эймса. Эймс так же, как и Редль, целых девять лет работал на пользу нашего государства, так же, как и австрийский полковник, раскрывал подрывные планы агентуры противника, действовавшей внутри нашей страны.
И хотя историческая панорама в мире сейчас, в конце века, иная, чем та, когда действовал Редль, иные и основные действующие в современном мире государства и их коалиции, тон в международных отношениях задают сейчас Соединенные Штаты, и разведывательный «вес» Эймса вполне сопоставим с ролью Редля в то далекое время. Ведь и Редль сначала вербовал для австрийцев агентов среди русских, создавая для себя высокий служебный авторитет, а затем выдавал наиболее опасных агентов российской контрразведке. Точно так же, как действовал и Эймс. К тому же оба эти агента российских разведок занимали в своих спецслужбах одинаковые контрразведывательные посты. Историки, которые занимались исследованием дела Редля, без сомнения, найдут много общего между этими двумя агентами. И не только в том, что оба были полковниками-контрразведчиками.
В то время когда я вспоминал Редля, прогуливаясь по замечательным венским паркам, любовался дворцами Шенбрунна и наслаждался свежим воздухом Венского леса, я не мог знать о том, чего удастся достичь советской внешней разведке в борьбе с ЦРУ через два десятилетия. Но мне было хорошо известно об аналогичном успехе в не менее остром противостоянии нашей внешней разведки и ее союзников с набиравшей силу западногерманской службой БНД. Речь идет об успешном внедрении в самое сердце этой разведки, опять же на должность начальника контрразведывательной секции X. Фельфе, который к 1958 году уже достиг поставленной цели. На этом важнейшем для обеспечения безопасности разведывательной деятельности нашей внешней разведки и разведки ГДР в Западной Германии посту агент пробыл по 1961 год включительно. В этот период наши разведки уверенно действовали на территории Западной Германии, и не только против БНД, а также и американских спецслужб, проводивших с этой территории свои враждебные акции против стран Варшавского Договора. Многие подрывные акции ЦРУ против ГДР и нашего государства, провокационные замыслы против советских разведчиков становились своевременно известными нам через Фельфе и нейтрализовались, американская агентура, забрасывавшаяся в ГДР, арестовывалась.
Конечно же, я сожалел, что к моему приезду в Австрию, где мне предстояло противостоять БНД, я не мог уже рассчитывать на такую эффективную помощь Фельфе. Но то, что этот агент помог нам узнать БНД, существенно облегчало решение венской резидентурой задач по приобретению агентов из числа западногерманских граждан, в том числе сотрудников и агентов БНД, действовавших как с территории ФРГ, так и в самой Австрии против СССР и его внешней разведки.
Выйдя из тюрьмы, Фельфе написал воспоминания «В тылу врага» (Фельфе X. В тылу врага. Берлин, 1986), в которых описал свою деятельность в БНД, поэтому не буду более подробно останавливаться на этом примере агентурного ТФП.
Но коротко следует подчеркнуть, что этот разведчик своими славными делами поставил себя в ряд с такими прославленными советскими разведчиками, как К. Филби, Д. Блейк, наконец, агент О. Эймс. За короткое время он не только проник в западногерманскую разведку, но сумел в 1958 году занять важную руководящую должность — начальника контрразведки.
Став нашим «кротом» в БНД, он сообщал советской и восточногерманской внешней разведке о каждой операции, которую затевала БНД против СССР и ГДР и их спецслужб, а также о провокациях ЦРУ с территории ФРГ. Эта его неоценимая деятельность проходила в самые острые, 50-е и 60-е годы, разгоревшейся «холодной войны» Запада против социалистического содружества.
О том, что Фельфе, немец по национальности, сознательно отдавал свои силы и способности делу защиты нашей страны, он четко говорит в своей книге: «К началу 50-х годов я сделал свой выбор, связал свою судьбу с СССР».
Уже теперь, после объединения ГДР с ФРГ стало известно о другом, не менее ценном агенте Хансе Тидге, сумевшем, по существу, принять разведывательную эстафету у Фельфе, успешно проникнув в контрразведку БНД. Этот пример другого агентурного ТФП в западногерманскую спецслужбу не был так широко известен у нас и представляет интерес в плане характеристики таких разведывательных операций.
В августе 1990 года с территории бывшей ГДР в Москву прибыл в качестве политического беженца бывший до 1985 года начальником контрразведки БНД Ханс-Йохим Тидге с женой. История умалчивает, на какую спецслужбу — разведку ГДР или советскую внешнюю разведку — работал Тидге. Об этом пока не стало известно не только германской общественности, но и самой БНД.
С моей точки зрения, это несущественно. Важно то, что БНД, проводившая тщательное расследование после бегства Тидге со своего поста в 1985 году, пришла к заключению, что он был связан с восточной разведкой. По ее убеждению, именно Тидге смог предупредить, как минимум, трех восточногерманских агентов о грозившей им опасности.
Кто были эти агенты? Секретарша министра экономики ФРГ Бангемана Соня Люнеберг и бухгалтер в боннской группе Ассоциации беженцев из Польши, Чехословакии и Советского Союза Урсула Ветцинг. Третьим был близкий друг Урсулы Рихтер, работавший посыльным в западногерманской армейской администрации в Бонне, он имел доступ к материалам специального убежища руководства страны на случай чрезвычайного положения в ФРГ.
Все три агента исчезли из ФРГ перед бегством Тидге. БНД докопалась, что они проживали в ФРГ под чужими именами.
С точки зрения ТФП к источникам важных секретов, помимо самого Тидге, представляет интерес С. Люнеберг. Как установила БНД, настоящая немка Соня Люнеберг, парикмахерша из Западного Берлина, в 1966 году выехала во Францию, откуда якобы вернулась вскоре в Германию, на деле же, по всем данным, в ГДР. По ее документам и осела, легализовалась в ФРГ агент разведки ГДР, которой удалось проникнуть в важное министерство ФРГ и, пользуясь полным доверием министра Бангемана, снабжать свою службу ценной информацией в течение почти двух десятков лет.
Сам Тидге, как писала западная пресса (Тайм. 1985, 2 сентября), был «одним из высших западногерманских руководителей контрразведки. Он с 1981 г. отвечал за контрразведывательные операции против ГДР и ее разведки, был в курсе всего, что было известно БНД о деятельности в ФРГ агентов ГДР. В его управлении, под его руководством работали несколько сот сотрудников, которые являлись самыми ценными и квалифицированными профессионалами в службе. По своему положению он имел возможность обеспечивать безопасность восточных агентов, действовавших в ФРГ».
Через свои связи Тидге мог легко узнавать разведывательные секреты ФРГ и ее союзников по НАТО. Поэтому руководство БНД вынуждено было признать, что измена Тидге могла нанести ущерб как агентам ФРГ, так и союзным агентам, действовавшим с территории ФРГ против государств Восточной Европы. По ее заключению Тидге мог выдать Востоку их агентов там.
Кстати, Тидге после окончания берлинского Свободного университета, с 1966 года начал работать в Управлении защиты конституции, где к 1981 году уже возглавил IV Управление (контрразведку). Таков еще один пример успешного агентурного ТФП в самое сердце спецслужбы противника, аналогичный примерам X. Фельфе и О. Эймса.
Интересно, что БНД в 1985 году гадало, когда именно Тидге начал свое сотрудничество с восточной разведкой. С какой из них: разведкой ГДР или нашей? Но так как это не делало ущерб от его деятельности меньшим или большим, БНД закономерно посчитало, что правительство ФРГ оказалось перед лицом самого крупного шпионажа с 1974 года, когда был разоблачен Гюнтер Гийом, доверенный помощник канцлера Вилли Брандта.
Полагаю, что после объединения ГДР и ФРГ БНД сможет наконец установить, кто же руководил Тидге. Так как теперь ей открыт доступ ко многим делам бывшей разведки ГДР.
Показательно, Тидге избрал местом проживания Россию и быстро получил убежище у нас. В отличие от многих других, начиная с Хонеккера. Мне это говорит о многом.
В то же время, находясь в Вене, я чувствовал, что, несмотря на потерю Фельфе, наша разведка в ФРГ продолжала оставаться хорошо осведомленной о текущих делах БНД.
На этом фоне я и приступил к решению поставленных перед резидентурой задач, включая и осуществление операций ТФП в наиболее интересовавшие нас иностранные объекты. Первой, наиболее простой операцией, которая, по существу, еще не являлась проникновением, а лишь содержала один элемент его, являлась описанная в предыдущей главе операция «Сирена». Но для того чтобы читатель представлял себе имевшийся уже у меня опыт в области операций ТФП, расскажу о блестящей эпопее внешней разведки из области ТФП с участием агента.
ОПЕРАЦИЯ «КАРФАГЕН»
Хотя многие наши разведчики рассматривают свою работу на разведывательной стезе как исключительно профессиональную деятельность, не видя в ней романтичной стороны, я за свои полвека службы во внешней разведке всегда искал и находил романтику в любой ситуации, даже порой весьма драматичной.Это помогало мне преодолевать неизбежные периоды неудач и огорчений, сохранять веру в свою профессию и уверенность в своих силах и способностях.
Едва ли, думал я, есть еще какая-нибудь профессия, сулящая так много неожиданностей, которые невозможно предвидеть, заранее рассчитать и быть готовым к встрече с ними. А ведь в этом и состоит романтика — оказаться в незнакомом и непознанном еще на практике мире, да еще в новых, неизведанных до того условиях и обстоятельствах.
К этой неизведанности прибавьте положительные результаты ваших действий, приятные ожидаемые итоги и сопутствующие им эмоции — и романтика налицо. Разве можно сравнить романтику туризма или профессии моряка, когда пополняются впечатления и знания новых мест, народов, исторических и художественных памятников, однако, без конкретного результата, как в разведке, который к тому же так жизненно необходим твоему народу. В чем-то наша разведывательная романтика сопоставима с романтикой первых географических открытий или научной творческой деятельности, когда достигаются прорывы к новому. Но, в моем понимании, разведка охватывает значительно больший диапазон человеческой деятельности, соприкасается с огромным многообразием человеческих характеров, неисчислимым количеством ситуаций, от простейших до самых сложных и запутанных до невозможности.
Распутывание их, разгадка возникающих загадок, нахождение неожиданного, порою единственного решения — вот в чем я нахожу романтику разведывательной работы, которая не оставляет меня и сейчас, когда я уже отошел от оперативной деятельности, но остаюсь в ее сфере хотя бы в этих моих воспоминаниях.
В основе своей наше занятие сурово и, как правило, довольно редко сопровождается положительными эмоциями. Оно требует тебя всего, поглощает все твое время и все твои способности, мыслительные и физические. Поэтому, наверно, и говорят многие наши разведчики о романтике, когда вспоминают о былом, для осмысления которого не хватало времени. Однако это никак не может исключить романтику из факторов, сопутствующих работе разведчика, особенно активного, постоянно ищущего нового, достигающего положительных результатов. И конечно же, оптимистически настроенного, строящего свою жизнь на реалистической основе разумного оптимизма.
Разведка имеет возможность реализации поставленных перед ней задач в постоянном поиске. Но ее поиск ни в коем случае не является стихийным, он подчинен четко сформулированным для нее заданием. Но практическое решение задач многоообразно и часто оказывается неожиданным. Поиск путей к этому ложится на плечи разведчиков, зависит от каждого бойца разведывательного фронта. От оперативного сотрудника — офицера разведывательной службы, в недалеком прошлом КГБ СССР, а теперь внешней разведки Российской Федерации.