Страница:
Однако, те данные, на которых он строит свои соображения, скорее могут быть истолкованы как апокрифический нарост на более древней основе. Источник происхождения формулы надо искать в обряде. А он указывает, что в заговорах речь идет о буквальном отправлении тем или иным способом болезни в глухое место, где солнце не светит и т д. Так, напр., больной носит на себе записку, потом относит и кладет ее в такое место, куда не солнце, ни месяц не светит *232. При унимании крови окровавленные ветки и тряпки прячут также в темное место, туда, где ни месяц, ни солнце не светит *233 Упомянутый выше обычай носить воду под березу после омовения больного, окатывание водой больного в лесу через ветки, все это говорит о том же выселении болезни. Латыши при помощи нитки завязывают лихорадку на дереве: "Тряси пни в лесу"... "Кто тебя азвяжет, тот себе путь свяжет" *234.
Верование в возможность заставить злого духа оставить человека и поражать дерево отразилось и в сказках. В малорусской сказке рассказывается, как Бог велел смерти грызть старых людей, а москаль обманул ее и велел рызть старые дубы *235. У Ревиля находим описание, как дикари во время эпидемий целыми деревнями с шумом и криком выгоняют злых духов из жилищ и загоняют их в трущобы *236. Болезнь можно удалить, как мы уже видели, с птицей, с животным *237. Еврейски козел отпущения, изгоняющийся в пустыню, совершенно аналогичное явление. Выше мы видели случаи передачи болезни деревьям. В Сиаме статуэтку, на которую переводят болезнь, зарывают в лесу *238. >>>На основании всего этого мы имеем полное право утверждать, что, когда ссылают "уроки на мхи, на болоты, на ницыя лозы, на сухия лясы, дзе ветры ня веюць, дзе й сонца ня грея"... *239, na bory, na lasy, suchy dab suchy grab lupac *240, но тут нет н какого намека на Галилейскую гору и какие бы то ни было апокрифы. Формула развилась на почве широко практикующегося у всех некультурных народов изгнания злых духов, причиняющих болезни, в глухие, пустынные места: в горы, в лес, в трущобу, в болота и т. д. Глухие места, особенно куда ни солнце, ни месяц не светят, почитаются естественным местопребыванием этих духов. Лихорадки представляются живущими в колодцах и на озерах *241. Еще а Атхарва-Веде в заклинаниях лихорадку ссылают в глухое место - в л с, в горы *242. У нас в XI веке приносили жертвы болотам *243. Интересное указание в этом отношении сохранилось в Калевале. Колдун Випунен, во внутренности которого попал Венимейнен, причиняющий ему страшные боли, творит заклинания. "Он пел о происхо дении зла и болезни и увещевал своего мучителя удалиться на гору Кипувори, на которой обыкновенно имеют свое местопребывание все болезни и недуги" *244.
Такая вера, бесспорно, отчасти основывается на наблюдении, что болезни часто поражают человека им нно в темных болотистых местах. Если оказывается, что и в заговорах и в апокрифе место ссылки злого духа сходно, то это нисколько не говорит о происхождении первых из последнего. Если христианин рассказывает о том, как Христос изгнал демона in loca s lvestra, то дикарь сам выгоняет демонов in loca silvestra. Такое совпадение обрядов диких народов с христианским апокрифом может говорить только об одном: сам апокриф родился среди народа, разделявшего вышеприведенные верования на счет местопребывани злых духов.
В заключение напомню любопытный эпизод из Декамерона. Женщина, приготовившая своему любовнику закуску в саду, дает ему знать об этом, произнося заклинание: "Призрак, уйди в сад, там под деревом найдешь пищу"... Мне кажется, это отголосок существовавш й еще в то время умилостивительных жертв злым духам.
Перехожу теперь к двум интересным и очень распространенным мотивам. До сих пор им было дано мифологическое и символическое объяснение. Оба они принимают самые причудливые формы и часто переплетаются друг с другом, так что некоторые исследователи счит ют их происшедшими из одного общего источника. Я имею в виду закрепку "Словам моим ключ и замок" и т. п. фразы и мотив "железного тына".
Начнем с первой. Мансикка объясняет ее христианской символикой. Он ссылается на то, что в одном заговоре формула та стоит в связи с упоминанием печати Христовой, и утверждает, что ключ имеет специально священное значение. Он указывает западную параллель, в которой, говорит, может быть, источник русской формулы: Og det skal fuldkommes og ske ved det + Crux Chris i clavis est Paradise *245. Дело идет о небесных ключах и в русских заговорах, что подтверждают такие фразы, как - "земля - замок, ключ - небо". Мансикка соглашается с мнением Ефименко, что фразы эти сократились из целого эпического мотива. По мере т го, как эпический мотив забывался, закрепка все более и более теряла свой первоначальный вид *246. Мифологическое объяснение мотива дал Ефименко. Но так как он при этом связывает в одно целое разбираемый мотив с мотивом "железного тына", то я изложу го взгляды, переходя от первого мотива ко второму. Сейчас же остановимся на мнении другого мифолога. Крушевский, разбирая любовные заговоры, пишет: "В конце этого заговора (Майк. 16) говорится: "Ключ небо, замок - земля"; хотя варианты этой фразы п вторяются в различных заговорах, тем не менее мы, кажется, в праве сблизить ее с формулой в свадебном обряде по Яджур-Веде, где жених говорит невесте: "Я небо, а ты земля, будь моей женой". Замечательно, что в нашем заговоре небо удержало за собой активную роль (ключ), а земля пассивную (замок)" *247. Не вдаваясь в такие сравнения, посмотрим, нет ли чего-нибудь реального, соответствующего закрепке, в знахарском обиходе.
Прежде всего поправим ту ошибку Крушевского, что он считает "ключ и замок" ис онною принадлежностью любовных заговоров. Формула " ключ и замок" первоначально была связана с определенным обрядом, имеющим цель совсем не любовного характера. Она органически выросла из обряда, предназначенного охранить, оберечь, запереть. Это паст шеский оберег скота. В каком виде он существовал первоначально, нам не известно. В настоящее время он представляет целое чинопоследование. Вот как обряд описывается Майковым. 1) "В Егорьев день взять изо всякой скотины по малой части шерсти изо лба между глаз, из груди между передних лопаток, ног и на крестцах. 2) Потом взять ярого воску и разогреть его немножко и разделить на две части: одну часть положи пастуху, в свою рубу, под бересту или в рог, а другую часть воска с шерстью положи в замок и тот замок замкни. 3) И когда придет время в первый раз в Егорьев день выгонять скотину со двора в поля, возьми топор и вторни в... тот замок с шерстью и положи замок на одну сторону, а ключ на другую и, как пройдет скот, тогда возьми замок и вынь воск из замка, и прибавь еще немного воску к той шерсти, разогрей и стопи, потом разломи надвое: одну часть пастуху отдай, дабы положил пд бересту в трубу или в свой рог. 4) Как прийдет пастух, тогда замок тот с шерстью и воском замкни" *248.
В другом описании, рядом же сообщаемом Майковым, предписывается "топор волочить и около скота на посолонь обойти трижды". Замок с шерстью надо замкнуть и ключ утопить в воду *249. Кроме молитв, читаемых при этих обрядах, читаются так же заговоры. Заг вор, сообщенный Майковым, занимает 8 страниц. Он явно составной и складывается постепенно из разных элементов. Ядро, вероятно, было в роде следующего обряда-заговора. "Господзи Божа богослови, прячистая пособи. (Замкнуть замок и зарыть в землю под воротами). Замыкаю и заговарюю замок. Як я замкнув замок, каб у зверя замкнулися рот и санки; як ня видзиць нихто етаго замка, каб ен ня видзив мое скоцины, черной шарсь ины" *250.
Из этого обряда замыкания замка развился потом часто встречающийся во всех оберегах мотив замыкания рта, зубов зверям, врагам, колдунам и т. п. Такова, напр., молитва от волков. "Святый-Юрий-Ягорий, Михайла архангал, запри, замкни моим урагом ярый зуб, губы и зубы, до поры, до уремя, золотыми ключами, медзяными, сяребряными замками" *251. Родственный обряд при этом заговоре уже забыт.
Указания на тот процесс, каким мотив "ключа и замка" обращается в закрепку, дает закрепка из упомянутого оберега Майкова: "Все же сии обиходы и заговоры скотам ключ и замок". А мы видели, что "все сии обиходы" сводятся к простому замыканию самого обыкновенного замка, т. е. к симпатическому бряду, изображающему замыкание скота или вражьей пасти *252. Выработке "закрепки" из мотива "ключа и замка" способствовало еще то обстоятельство, что замок употреблялся не только при скотьем обереге, а и при оберегах, ограждающих людей, и в таких обе егах под влиянием обряда с замком могли развиваться фантастические образы, сводящиеся в конце конов к простому замку, как своему источнику *253. Поэтому вполне естественно могли возникать фразы в роде такой: "этими словами как замком запрешь себя" *254. Таким образом, источник формулы "ключа и замка" ясен. Под ней первоначально были реальные ключ и замок в обряде. Потом уже, оторвавшись от обряда, она вступила в семью бродячих мотивов и заняла среди них первое место, выливаясь в самые разнообразные ормы. Некоторые из них опять-таки отразили то, что на самом деле проделывалось с замком. Такова, напр., формула "ключ в воду, а замок в руки" *255. Мы видели, что ключ действительно бросался в воду. Формуле - "ключ в воду, а замок в гору" *256 - отвечает зарывание замка в землю. другие же формулы, не имея под собой реальной почвы, принимали выражения самые разнообразные, часто нелепые. Формула распространилась в своем объеме, присоединивши к себе пожелание, чтобы ключ, брошенный в воду, проглотил щука.
Распространение это, несомненно, произошло под влиянием широкоизвестного сказания о рыбе, проглотившей брошенный в море ключ или перстень. Ключ и замок известны и западным оберегам.
Das liebe Vieh geht diesen Tag und so manchen Tag und das ganze Jahruber manchen Graben, ich hoff und trau! Da begegneten ihm drei Knaben; der erste ist Gott der Vater, der andere ist Gott der Sohn, der dritte sit Gott der heilige Geist, die behuten ir mein Vieh, sein Blut und Fleisch! und macht (machen) ein Ring um sein Vieh; und en Ring hat gemacht Mariam ihr liebes Kind, und der Ring ist beschlossen mit siebenundsiebzig Schlosser; das behut mir Gott mein Vieh, sein Blut, Milch und Fleisch, da s mir kein boser Mansch anschaue, keine bose Hand angreife (nicht apngreife), kein boser Wind anwehe, kein Thier beiss, wie auch kein wildes Thier zerreiss, kein Baum fallt, kiene Wurzel stecke und kein Dieb nimmt und wegfuhrt (kein Dieb wegfuhrt) da Vieh. Im Anfange des erstenmals sei geschlossen und das ganze Jahr mit Vater, Sohn und heilegem Geist also fest beschlossen (mit Vater - Geist fehlt) *257.
Здесь, как видим, идеализируется обряд обхода и замыкания скота, совершающийся русскими пастухами. Этот заговор буквально повторяется и у латышей *258. Упоминание ключей и замков у них очень распространено в различных оберегах. Формулы в роде "закрыв ю твою пасть, запечатываю и замыкаю ключами Петра"... *259 могли создаваться под непосредственным влиянием обряда, как это мы видели у белоруссов. Ключи Петра вместо простых ключей попали сюда по вполне понятной ассоциации. Первоначально они могли пр влекаться только в виде сравнения: "Лесная собака, да будет заперта твоя пасть и твой рот, как замок петра..." *260! Когда реальный замок исчез из обряда, знахарь на словах заменил его замком Петра, чтобы придать своим словам больше силы. Параллельно этому создается легенда: Христос "дает Петру ключи, чтобы тот мог запереть рот волку и собаке" *261. В оберегах от завистников с ключами появляется сам Господь. В этих оберегах обыкновенно заключается мотив просьбы: "Замкни, Боже, у завистника глаза: железный ключ, стальная пружина" *262. Читая заговор, кладут под ноги ключ *263. Очевидно, это обломок обряда. Иногда, обращаясь с просьбой ко Христу, прямо рисуют его в заговоре: "Иисус идет по дороге, связка ключей в руках. Замкни, Иисус, злые речи .." *263. Присущая немцам склонность символически толковать обрядовые образы проявилась и здесь. Вот во что у них обращается замок: Kannst kommen und kannst gehen, Drei Schlosser um mich gehen, Das eine ist Gott der Vater, Das andre der Sohn, Das dritte ist der heilige Geist, Die beschutzen mein Gut und Blut... *264!
Ключ также встречается в немецких оберегах от волков. В одном св. Мартин велит пастуху взять небесный ключ (hymel slussel) и запереть волкам пасть, вору руки и т. д. *265. В другом с подобной просьбой обращаются к Симону *266. В третьем обереге являе ся Петр с небесным ключом *267. В четвертом рассказывается, как сам Христос запирает пасть волкам и собакам, а ключ отдает Петру *268, и т. д. Трудно решить, что способствовало такому широкому распространению формулы "ключа и замка" в русских заговор х, какое наблюдается в настоящее время.
С одной стороны, самое употребление замка, как я сказал выше, не могло ограничиваться одними только пастушьими оберегами, оно естественно распространялось и на другие случаи, где надо было оградить, запереть. Т ковы, напр., свадебные обереги. При них иногда заговор читают на замок, замыкают его и везут с собою *267. Также ходят с замком в суд на недруги *268. При оспяной эпидемии вешают замок на скобку двери в домах, где еще болезнь не появилась *269. За за ком естественно могла следовать и формула. Другим фактором могло служить то, что формула близко соприкасается с мотивом "железного тына", который также употребляется в пастушьих оберегах, но выходит далеко и за его пределы. Почти ни одного оберега не обходится без "железного тына", а он очень часто замыкается "ключами и замками булатными".
Наконец, формула легко могла слиться с выражением, которым иногда оканчивается заговор: "Слово мое крепко". Фраза эта чаще всего заканчивает заговоры, содержащ е угрозу злому существу, и означает, что угроза непременно будет исполнена, если болезнь не покинет человека. Таковым мне представляется происхождение и распространение формулы "ключа и замка". Приведу еще одно мифологическое толкование ее. Оно здесь будет уместно, во-первых, потому, что касается отношений между явлениями, только что нами затронутыми (формулы, реального ключа и замка, чудесной щуки), и, во-вторых, дает объяснение "железного тына", рассмотрение которого теперь на очереди. Вот что ишет Ефименко: "Выражения, которыми заканчивается большая часть заклинаний - "будьте мои слова замком замкнуты, ключем заперты (N 19), будьте мои слова крепки и емни, как ключи подземные (6); будьте мои слова тверды и крепки на веки не рушимы: ключ в воду, а замок в руки (5)", - почти не имеют для нас смысла сами по себе и показывают, что заклинания, хранившиеся в устах народа, сильно пострадали и сократились: здесь память народная изменила себе. Поэтому для мифологии очень важны письменные загов ры, сохранившиеся в большей полноте и могущие служить пояснением первых. Вышеприведенные выражения суть сокращения нижеследующего. Заклинатель обращается к Господу или св. угоднику и просит их поставить около него или около скота "железный тын" от не а и до земли со всех четырех сторон и окружить его огненною рекою для предохранения их от нечистого духа, болезней, диких зверей и пр., потом просит замкнуть этот тын и положить ключи на престол Божий или опустить в воду для того, чтобы их поглотила ожественная золотая щука, живущая в жилищах светлых божеств. Затем следует заклинательная формула: как нельзя достать ключей с престола господня или от щуки, так бы не нападали на заклинателя и его скот скорби, болезни, нечистая сила,злые люди и звер (III, IV, V). Этим объясняется обычай замыкать замок при заклинаниях и бросать ключ в воду. Железный тын знаменует собою небо, которое, по представлению язычников, имело вид крышки, покрывающей землю, крышка сделана из железа и опускается в море океан, окружающий землю (огненная река). Небо, по народным преданиям, имеет ворота, которые ежед евно отпирает утренняя заря для проезда бога-солнца, а вечером запирает их на замок вечерняя звезда, живущая в жилищах светлых божеств. Отсюда выражение "будьте мои слова замком замкнуты, ключем заперты" или "будьте тверды, как ключи подземные", озна ает желание,чтобы слова заклинателя были так сильны и тверды, как замкнутое на замок небо" *273. Не говоря уже о том, что, если "тын железный" - небо, нелепо было просить знахарю обнести его небом "от земли до неба", когда он и без того под небом; подобное толкование совершенно произвольно и не имеет под собой никакой почвы. Я не берусь решитель о ответить на вопрос, что такое "тын железный", потому что имею в руках очень мало данных; но все таки есть основание предполагать, что и здесь под формулой скрывается нечто реальное, теперь совершенно забытое, но некогда ее породившее. Прежде всего братим внимание на то, что формула эта чаще всего встречается в различных оберегах. Так это и должно быть по прямому ее смыслу. Встречается она между прочим и в пастушьем обереге Майкова. Описывая обряд оберега, я упомянул и предписание "топор волочи ь и около скота посолонь обойтить". Это правило часто исполняется при обходе скота. Что оно значит? Острые железные орудия рассматриваются как предохранительные средства против влияния злых духов и чародеев. Втыкают в дверь какой-нибудь острый инстру ент, чтобы колдун не мог войти *274. Кладут на порог веник и топор; веник и вилы. Проводят скотину через веник и топор, чтобы ее не коснулись никакие чары *275. Чтобы ребенка не испортили, кладут ему в колыбель ключ и нож *276. Проводят скотину через яйцо, топор и ключ, покрытые дерном *277. У черемисов новобрачная, по приходе к мужу, втыкает в первую встретившуюся загородку иглу и говорит: Que toute sorcellerie et tous malefices restent ici! Прежде чем войти в дом, глава церемонии втыкает иглу в дверь, говоря: Que les mechants sorciers ne puissent entrer ici; qu'ils trouvent cette barriere de fer *278! Последняя фраза разъясняет значение подобных приемов. Все они, очевидно, направлены к тому, чтобы заградить путь враждебным существам. Пусть аткнутся на железную загородку ("тын железный", barriere de fer)! Употребление острых орудий в качестве предохранительных средств против злых существ хорошо известно и русским знахарям. Так, против домового под голову новорожденного кладут прочищенны нож *279. Во время холеры кладут ножи по ту и другую сторону порогов и под первую ступень крыльца *280. Чтобы мертвец не мог влезть в окна, втыкают в них изломанные иглы *281. Невесте закладывают в подол и рукава платья иголки, а когда после венца о а въезжает в ворота к мужу, эти иглы вынимают, переламывают на двое и бросают на обе стороны: это для того, чтобы ведьма не перекинулась через иглы *282. Это все способы поставить "булатный тын" против врагов. Но примитивный человек не ограничивается тем, что помещает спасительное орудие в одном каком-нибудь месте; этого часто в его глазах бывает мало. Он хочет оградиться со всех сторон. Из этой потребности и возникли магические круги. Их знают все народы. Знала древняя Индия, широко практиковал лассический мир, где они играли роль не только в частной, но и в общественной жизни; знает и современная Европа. У нас обряды опахивания и обходов сел восходят к тем же магическим кругам. Магический круг часто (а первоначально, вероятно, всегда) обво ится чем-нибудь таким, что само по себе обладает предохранительной силой. В Индии, напр., проводили его священными углями, взятыми с алтаря. Римляне чертили мечем вокруг ребенка круг по земле или в воздухе *283. У нас больного очерчивают ножом *284. о особенно распространено очерчивание магических кругов острым инструментом вокруг скота. В памятнике XVII века говорится: "и около скота волхвуют и с камением и железом и сковородою и сыконами спускают скоты своя *285. В сборнике заговоров того же в ка находим и описание этих волхвований с "железом". "Ходи около. Взяв секиру, с четырех стран засекати по земли и говор: Ставлю аз р. б. (и) около сего стада... каменную стену, булатен тын..." *286. ..."взят рогатина, которая в звере бывала, да котор й скот на лето пущат, кругом 3-ж очерти, а сам по вонную сторону двора ходи, а говор: пусть тын железнои круг моего скота, колко в отпуске..." *287. Обходя вокруг хлева под Егорьев день, тянут по земле топор и говорят: "Пусть около моего скоту железн и тын стан от земли до небеси от зверя и от волку" *288. Обходят с топором и пропускают скот через ворота, около которых поставлен топор, острием к дороге *289. Подобное волхвование с железом сохранилось и до нашего времени. Например, в Воронежской губ. кругом скота проводят по земле острым концом топора и потом топор перебрасывают через скот крестообразно *290. Несомненно, перебрасывание топора имеет целью окрыть скот "булатной крышей", как очерчивание - оградить "булатным тыном" *283. Таким образом, в магических обрядах находится, как будто, прочная основа для формулы "железного тына". В латышских заговорах находится не менее наглядный материал, показывающий, как на почве употребления острых орудий в качестве предохранительных средств против ведьм и завистников могла развиться формула железного тына. Латыши очень широко в этих целях пользуются острыми орудиями. Нож, коса, топор, иголка - все пускается в дело. Чтобы избавиться от кошмара, нужно вечером навязать на больного косу острием вверх. На другое утро на больном будет кровь: кошмар порезался *291. Чтобы еще вернее оградить я от нечисти, очерчивают вокруг себя ножом круг и кладут нож с собою *292. Ведьмы отнимают от коров молоко. Мы уже видели, что острые железные инструменты употребляются с целью защитить скот от злого влияния. Тождественные приемы практикуются у самых разнообразных народов. Острый инструмент втыкают в дверь, кладут на порог и т. д. Знают это, конечно, и латыши. И вот какой заговор у них развивается на этой почве: "Лети рагана (ведьма) по воздуху хоть поперек, а в мой двор не попадешь! Мой двор око ан железом, из кос сделаны стропила, а иголками крыты крыши, косами изрезаны, иголками натыканы" *293. Конечно, такой образ мог развиться прямо под влиянием обычая втыкать косы и иголки в стропила, стены, крышу двора. Только обряд получил в заговоре иперболическое выражение. В данном случае связь формулы и обряда вполне ясна. Но дальше, особенно, когда формула отрывается от обряда, связь эта может окончательно затемниться. Образ, родившийся на почве обряда, оторвавшись от него, будет делаться вс фантастичней и фантастичней. Иголки и косы могут уже совсем забыться. Так, напр., один латышский заговор просто говорит: "Стальное покрывало над моими коровушками..." *294. Выражения в роде - "стальное покрывало над моими коровушками", "мой двор око ан железом" - очень близко подходят к русской формуле железного тына. Обыкновенно самая формула "железного тына" оказывается вставленной в какой-нибудь пространный текст. Но это результат позднейшей ее истории. Первоначально она была вполне самосто тельна и очень кратка. У Майкова есть такая запись:
Рано утром в среду на страстной неделе дети с коровьими колоколами бегают около деревни, приговаривая: "Около двора железный тын" *295.
Звон колокольчиков, очевидно, должен подтверждать существование железного тына, который и создавало самое обнесение колокольчиков вокруг двора. Едва ли не на той же вере в магическую силу колокольчиков покоится и обычай подвязывания колокольчиков в с адебных поездах. За это предположение говорит и то обстоятельство, что формула "тына железного" постоянно встречается в свадебных оберегах. Действительно, как сейчас увидим, для возведения "железного тына" не обязательно требуются острые орудия. Дост точно, чтобы они были металлическими. Лужицкие сербы по целому селению, от двора ко двору, носили палку, имевшую рукоятку в виде руки, держащей железный обруч. Думали, что эта палка охраняет стадо от волков *296. Таким образом, возможно объяснить воз икновение формулы "тына железного" на почве оберегов скота. Но она является непременным мотивом почти во всех оберегах и человека. И здесь, как кажется, имела тоже реальную почву. Выше я ответил обведение человека мечем и ножом и употребление иголок. Тексты латышских заговоров заставляют предполагать употребление каких-то металлических предметов, как талисманов. Может быть, это были простые куски стали или железа. В одном обереге говорится: "Три куска стали для моего ребенка..." *297. Отправляясь в суд, латыш говорит: "Железо вокруг меня, сталь на моем сердце, серебро на моей голове..." *298. Вероятнее всего, раньше он и на самом деле имел при себе какие-нибудь металлические предметы. Указание на употребление в обереге железа сохранилось в сб рнике XVII в. Там заговор "от дерев" предписывается читать, "стоя на железе да на камени, а к руках держат железо да камен". В самом заговоре высказывается пожелание: "И ребра мои были бы медные и кости булатные, а тело б мое было каменное" *299. Ана огичный заговор находим и у латышей: "Я родился железным ребенком от стальной матушки; я надел железную свитку, стальную шубку..." *300. Сборник XVII века рекомендует, читая заговор против недруга, становиться на незыблемый камень и обводить вокруг с бя круг топором, к которому подвязано огниво *301. Чтобы оградить от злого влияния ребенка, безушей иголкой обводят вокруг подушки, на которой спит ребенок, 3 раза и оставляют ее где-нибудь в подушке. При этом читают заговор: "Горожу огороду кругом э ого р. б. младенца (имя) от земли и до неба, обкладну, булатну, железну, каменну, чтобы не брали прицы, призоры, людские оговоры, люди посторонны и отцовы-материны худые думы. Во имя Отца... Аминь" *302. Едва ли подлежит сомнению, что ношение на себе колец, цепей и т. п. является ни чем иным, как стремлением создать вокруг себя "железный тын". Для успеха в краже надевают на себя кольцо, снятое с покойника *303. Если с невесты во время свадьбы снять к льцо, то тем самым ее можно испортить *304. Ношение женщинами цепей вокруг шеи распространено на Кавказе *305. Под этим обычаем, несомненно, кроется вера в спасительную силу цепей. Героиня поэмы Джонсона о св. Георгии - Сабра сохраняет свою девственн сть при помощи золотой цепи, обверченной вокруг шеи *306. Однако иногда повязывают вокруг шеи предметы и не металлические, но все же почему-то обладающий той же магической репутацией. В Воронежской губ., провожая жениха с невестой в храм, перепоясыва т их по брюху сеточкой, снятой с рыбачьих вентерей: к перепоясанным так колдун никогда не прикоснется *307. У пермяков жених перед венцом опоясывается по голому телу лыком, в убеждении, что лыко защищает от колдунов *308. Интересно с этими фактами со оставить французское название беременной женщины - femme enceinte, что буквально значит "огражденная женщина". Вероятно, и французы знали обряд опоясывания, и, может быть, беременные женщины у них носили вокруг тела цепи, как это иногда делают женщин в Сибири *309. Но русское знахарство практиковало, очевидно, и другие способы создания тына вокруг человека. В человеческих оберегах самая простая формула тына почти всегда уже оказывается сросшейся с мотивом "ключа и замка". "У меня раба Божия (имя рек) есть тын железный. Замкнусь и запрусь двенадцатью замками и ключами, век по веку, и от ныне и до века" *310. Возможно, что смешение этих двух мотивов пошло от смешения породивших их обрядов. Запирание замка при человеческом обереге мы уже видели. А выражение "у меня... есть тын железный" (а не вокруг меня), заставляет предполагать, что действительно у челов ка был какой-то тын железный. Вот мы и посмотрим теперь, не дают ли тексты заговоров каких-нибудь указаний на характер этого тына. В одном обереге от приток и призоров говорится: "И взойду я раб Божий (имя рек) на Сионскую гору, и стану я раб Божий (и. р.) на железном току под медным потолком..." *311. На Сионскую гору можно и не подыматься. Молитва от нечистой силы просто говорит: "Огородзи яго, Господзи, каменною сцяною и накрый яго, Господзи, горячую ско'родою, подмосьци яму, Господзи, зялезною доскою. Тоды яго ведзьма-чародзейница имець, як каменную сцяну илбом пробъець, горячую ско'роду языком пролижець, зялезную доску ног ю проломиць *312.
Верование в возможность заставить злого духа оставить человека и поражать дерево отразилось и в сказках. В малорусской сказке рассказывается, как Бог велел смерти грызть старых людей, а москаль обманул ее и велел рызть старые дубы *235. У Ревиля находим описание, как дикари во время эпидемий целыми деревнями с шумом и криком выгоняют злых духов из жилищ и загоняют их в трущобы *236. Болезнь можно удалить, как мы уже видели, с птицей, с животным *237. Еврейски козел отпущения, изгоняющийся в пустыню, совершенно аналогичное явление. Выше мы видели случаи передачи болезни деревьям. В Сиаме статуэтку, на которую переводят болезнь, зарывают в лесу *238. >>>На основании всего этого мы имеем полное право утверждать, что, когда ссылают "уроки на мхи, на болоты, на ницыя лозы, на сухия лясы, дзе ветры ня веюць, дзе й сонца ня грея"... *239, na bory, na lasy, suchy dab suchy grab lupac *240, но тут нет н какого намека на Галилейскую гору и какие бы то ни было апокрифы. Формула развилась на почве широко практикующегося у всех некультурных народов изгнания злых духов, причиняющих болезни, в глухие, пустынные места: в горы, в лес, в трущобу, в болота и т. д. Глухие места, особенно куда ни солнце, ни месяц не светят, почитаются естественным местопребыванием этих духов. Лихорадки представляются живущими в колодцах и на озерах *241. Еще а Атхарва-Веде в заклинаниях лихорадку ссылают в глухое место - в л с, в горы *242. У нас в XI веке приносили жертвы болотам *243. Интересное указание в этом отношении сохранилось в Калевале. Колдун Випунен, во внутренности которого попал Венимейнен, причиняющий ему страшные боли, творит заклинания. "Он пел о происхо дении зла и болезни и увещевал своего мучителя удалиться на гору Кипувори, на которой обыкновенно имеют свое местопребывание все болезни и недуги" *244.
Такая вера, бесспорно, отчасти основывается на наблюдении, что болезни часто поражают человека им нно в темных болотистых местах. Если оказывается, что и в заговорах и в апокрифе место ссылки злого духа сходно, то это нисколько не говорит о происхождении первых из последнего. Если христианин рассказывает о том, как Христос изгнал демона in loca s lvestra, то дикарь сам выгоняет демонов in loca silvestra. Такое совпадение обрядов диких народов с христианским апокрифом может говорить только об одном: сам апокриф родился среди народа, разделявшего вышеприведенные верования на счет местопребывани злых духов.
В заключение напомню любопытный эпизод из Декамерона. Женщина, приготовившая своему любовнику закуску в саду, дает ему знать об этом, произнося заклинание: "Призрак, уйди в сад, там под деревом найдешь пищу"... Мне кажется, это отголосок существовавш й еще в то время умилостивительных жертв злым духам.
Перехожу теперь к двум интересным и очень распространенным мотивам. До сих пор им было дано мифологическое и символическое объяснение. Оба они принимают самые причудливые формы и часто переплетаются друг с другом, так что некоторые исследователи счит ют их происшедшими из одного общего источника. Я имею в виду закрепку "Словам моим ключ и замок" и т. п. фразы и мотив "железного тына".
Начнем с первой. Мансикка объясняет ее христианской символикой. Он ссылается на то, что в одном заговоре формула та стоит в связи с упоминанием печати Христовой, и утверждает, что ключ имеет специально священное значение. Он указывает западную параллель, в которой, говорит, может быть, источник русской формулы: Og det skal fuldkommes og ske ved det + Crux Chris i clavis est Paradise *245. Дело идет о небесных ключах и в русских заговорах, что подтверждают такие фразы, как - "земля - замок, ключ - небо". Мансикка соглашается с мнением Ефименко, что фразы эти сократились из целого эпического мотива. По мере т го, как эпический мотив забывался, закрепка все более и более теряла свой первоначальный вид *246. Мифологическое объяснение мотива дал Ефименко. Но так как он при этом связывает в одно целое разбираемый мотив с мотивом "железного тына", то я изложу го взгляды, переходя от первого мотива ко второму. Сейчас же остановимся на мнении другого мифолога. Крушевский, разбирая любовные заговоры, пишет: "В конце этого заговора (Майк. 16) говорится: "Ключ небо, замок - земля"; хотя варианты этой фразы п вторяются в различных заговорах, тем не менее мы, кажется, в праве сблизить ее с формулой в свадебном обряде по Яджур-Веде, где жених говорит невесте: "Я небо, а ты земля, будь моей женой". Замечательно, что в нашем заговоре небо удержало за собой активную роль (ключ), а земля пассивную (замок)" *247. Не вдаваясь в такие сравнения, посмотрим, нет ли чего-нибудь реального, соответствующего закрепке, в знахарском обиходе.
Прежде всего поправим ту ошибку Крушевского, что он считает "ключ и замок" ис онною принадлежностью любовных заговоров. Формула " ключ и замок" первоначально была связана с определенным обрядом, имеющим цель совсем не любовного характера. Она органически выросла из обряда, предназначенного охранить, оберечь, запереть. Это паст шеский оберег скота. В каком виде он существовал первоначально, нам не известно. В настоящее время он представляет целое чинопоследование. Вот как обряд описывается Майковым. 1) "В Егорьев день взять изо всякой скотины по малой части шерсти изо лба между глаз, из груди между передних лопаток, ног и на крестцах. 2) Потом взять ярого воску и разогреть его немножко и разделить на две части: одну часть положи пастуху, в свою рубу, под бересту или в рог, а другую часть воска с шерстью положи в замок и тот замок замкни. 3) И когда придет время в первый раз в Егорьев день выгонять скотину со двора в поля, возьми топор и вторни в... тот замок с шерстью и положи замок на одну сторону, а ключ на другую и, как пройдет скот, тогда возьми замок и вынь воск из замка, и прибавь еще немного воску к той шерсти, разогрей и стопи, потом разломи надвое: одну часть пастуху отдай, дабы положил пд бересту в трубу или в свой рог. 4) Как прийдет пастух, тогда замок тот с шерстью и воском замкни" *248.
В другом описании, рядом же сообщаемом Майковым, предписывается "топор волочить и около скота на посолонь обойти трижды". Замок с шерстью надо замкнуть и ключ утопить в воду *249. Кроме молитв, читаемых при этих обрядах, читаются так же заговоры. Заг вор, сообщенный Майковым, занимает 8 страниц. Он явно составной и складывается постепенно из разных элементов. Ядро, вероятно, было в роде следующего обряда-заговора. "Господзи Божа богослови, прячистая пособи. (Замкнуть замок и зарыть в землю под воротами). Замыкаю и заговарюю замок. Як я замкнув замок, каб у зверя замкнулися рот и санки; як ня видзиць нихто етаго замка, каб ен ня видзив мое скоцины, черной шарсь ины" *250.
Из этого обряда замыкания замка развился потом часто встречающийся во всех оберегах мотив замыкания рта, зубов зверям, врагам, колдунам и т. п. Такова, напр., молитва от волков. "Святый-Юрий-Ягорий, Михайла архангал, запри, замкни моим урагом ярый зуб, губы и зубы, до поры, до уремя, золотыми ключами, медзяными, сяребряными замками" *251. Родственный обряд при этом заговоре уже забыт.
Указания на тот процесс, каким мотив "ключа и замка" обращается в закрепку, дает закрепка из упомянутого оберега Майкова: "Все же сии обиходы и заговоры скотам ключ и замок". А мы видели, что "все сии обиходы" сводятся к простому замыканию самого обыкновенного замка, т. е. к симпатическому бряду, изображающему замыкание скота или вражьей пасти *252. Выработке "закрепки" из мотива "ключа и замка" способствовало еще то обстоятельство, что замок употреблялся не только при скотьем обереге, а и при оберегах, ограждающих людей, и в таких обе егах под влиянием обряда с замком могли развиваться фантастические образы, сводящиеся в конце конов к простому замку, как своему источнику *253. Поэтому вполне естественно могли возникать фразы в роде такой: "этими словами как замком запрешь себя" *254. Таким образом, источник формулы "ключа и замка" ясен. Под ней первоначально были реальные ключ и замок в обряде. Потом уже, оторвавшись от обряда, она вступила в семью бродячих мотивов и заняла среди них первое место, выливаясь в самые разнообразные ормы. Некоторые из них опять-таки отразили то, что на самом деле проделывалось с замком. Такова, напр., формула "ключ в воду, а замок в руки" *255. Мы видели, что ключ действительно бросался в воду. Формуле - "ключ в воду, а замок в гору" *256 - отвечает зарывание замка в землю. другие же формулы, не имея под собой реальной почвы, принимали выражения самые разнообразные, часто нелепые. Формула распространилась в своем объеме, присоединивши к себе пожелание, чтобы ключ, брошенный в воду, проглотил щука.
Распространение это, несомненно, произошло под влиянием широкоизвестного сказания о рыбе, проглотившей брошенный в море ключ или перстень. Ключ и замок известны и западным оберегам.
Das liebe Vieh geht diesen Tag und so manchen Tag und das ganze Jahruber manchen Graben, ich hoff und trau! Da begegneten ihm drei Knaben; der erste ist Gott der Vater, der andere ist Gott der Sohn, der dritte sit Gott der heilige Geist, die behuten ir mein Vieh, sein Blut und Fleisch! und macht (machen) ein Ring um sein Vieh; und en Ring hat gemacht Mariam ihr liebes Kind, und der Ring ist beschlossen mit siebenundsiebzig Schlosser; das behut mir Gott mein Vieh, sein Blut, Milch und Fleisch, da s mir kein boser Mansch anschaue, keine bose Hand angreife (nicht apngreife), kein boser Wind anwehe, kein Thier beiss, wie auch kein wildes Thier zerreiss, kein Baum fallt, kiene Wurzel stecke und kein Dieb nimmt und wegfuhrt (kein Dieb wegfuhrt) da Vieh. Im Anfange des erstenmals sei geschlossen und das ganze Jahr mit Vater, Sohn und heilegem Geist also fest beschlossen (mit Vater - Geist fehlt) *257.
Здесь, как видим, идеализируется обряд обхода и замыкания скота, совершающийся русскими пастухами. Этот заговор буквально повторяется и у латышей *258. Упоминание ключей и замков у них очень распространено в различных оберегах. Формулы в роде "закрыв ю твою пасть, запечатываю и замыкаю ключами Петра"... *259 могли создаваться под непосредственным влиянием обряда, как это мы видели у белоруссов. Ключи Петра вместо простых ключей попали сюда по вполне понятной ассоциации. Первоначально они могли пр влекаться только в виде сравнения: "Лесная собака, да будет заперта твоя пасть и твой рот, как замок петра..." *260! Когда реальный замок исчез из обряда, знахарь на словах заменил его замком Петра, чтобы придать своим словам больше силы. Параллельно этому создается легенда: Христос "дает Петру ключи, чтобы тот мог запереть рот волку и собаке" *261. В оберегах от завистников с ключами появляется сам Господь. В этих оберегах обыкновенно заключается мотив просьбы: "Замкни, Боже, у завистника глаза: железный ключ, стальная пружина" *262. Читая заговор, кладут под ноги ключ *263. Очевидно, это обломок обряда. Иногда, обращаясь с просьбой ко Христу, прямо рисуют его в заговоре: "Иисус идет по дороге, связка ключей в руках. Замкни, Иисус, злые речи .." *263. Присущая немцам склонность символически толковать обрядовые образы проявилась и здесь. Вот во что у них обращается замок: Kannst kommen und kannst gehen, Drei Schlosser um mich gehen, Das eine ist Gott der Vater, Das andre der Sohn, Das dritte ist der heilige Geist, Die beschutzen mein Gut und Blut... *264!
Ключ также встречается в немецких оберегах от волков. В одном св. Мартин велит пастуху взять небесный ключ (hymel slussel) и запереть волкам пасть, вору руки и т. д. *265. В другом с подобной просьбой обращаются к Симону *266. В третьем обереге являе ся Петр с небесным ключом *267. В четвертом рассказывается, как сам Христос запирает пасть волкам и собакам, а ключ отдает Петру *268, и т. д. Трудно решить, что способствовало такому широкому распространению формулы "ключа и замка" в русских заговор х, какое наблюдается в настоящее время.
С одной стороны, самое употребление замка, как я сказал выше, не могло ограничиваться одними только пастушьими оберегами, оно естественно распространялось и на другие случаи, где надо было оградить, запереть. Т ковы, напр., свадебные обереги. При них иногда заговор читают на замок, замыкают его и везут с собою *267. Также ходят с замком в суд на недруги *268. При оспяной эпидемии вешают замок на скобку двери в домах, где еще болезнь не появилась *269. За за ком естественно могла следовать и формула. Другим фактором могло служить то, что формула близко соприкасается с мотивом "железного тына", который также употребляется в пастушьих оберегах, но выходит далеко и за его пределы. Почти ни одного оберега не обходится без "железного тына", а он очень часто замыкается "ключами и замками булатными".
Наконец, формула легко могла слиться с выражением, которым иногда оканчивается заговор: "Слово мое крепко". Фраза эта чаще всего заканчивает заговоры, содержащ е угрозу злому существу, и означает, что угроза непременно будет исполнена, если болезнь не покинет человека. Таковым мне представляется происхождение и распространение формулы "ключа и замка". Приведу еще одно мифологическое толкование ее. Оно здесь будет уместно, во-первых, потому, что касается отношений между явлениями, только что нами затронутыми (формулы, реального ключа и замка, чудесной щуки), и, во-вторых, дает объяснение "железного тына", рассмотрение которого теперь на очереди. Вот что ишет Ефименко: "Выражения, которыми заканчивается большая часть заклинаний - "будьте мои слова замком замкнуты, ключем заперты (N 19), будьте мои слова крепки и емни, как ключи подземные (6); будьте мои слова тверды и крепки на веки не рушимы: ключ в воду, а замок в руки (5)", - почти не имеют для нас смысла сами по себе и показывают, что заклинания, хранившиеся в устах народа, сильно пострадали и сократились: здесь память народная изменила себе. Поэтому для мифологии очень важны письменные загов ры, сохранившиеся в большей полноте и могущие служить пояснением первых. Вышеприведенные выражения суть сокращения нижеследующего. Заклинатель обращается к Господу или св. угоднику и просит их поставить около него или около скота "железный тын" от не а и до земли со всех четырех сторон и окружить его огненною рекою для предохранения их от нечистого духа, болезней, диких зверей и пр., потом просит замкнуть этот тын и положить ключи на престол Божий или опустить в воду для того, чтобы их поглотила ожественная золотая щука, живущая в жилищах светлых божеств. Затем следует заклинательная формула: как нельзя достать ключей с престола господня или от щуки, так бы не нападали на заклинателя и его скот скорби, болезни, нечистая сила,злые люди и звер (III, IV, V). Этим объясняется обычай замыкать замок при заклинаниях и бросать ключ в воду. Железный тын знаменует собою небо, которое, по представлению язычников, имело вид крышки, покрывающей землю, крышка сделана из железа и опускается в море океан, окружающий землю (огненная река). Небо, по народным преданиям, имеет ворота, которые ежед евно отпирает утренняя заря для проезда бога-солнца, а вечером запирает их на замок вечерняя звезда, живущая в жилищах светлых божеств. Отсюда выражение "будьте мои слова замком замкнуты, ключем заперты" или "будьте тверды, как ключи подземные", озна ает желание,чтобы слова заклинателя были так сильны и тверды, как замкнутое на замок небо" *273. Не говоря уже о том, что, если "тын железный" - небо, нелепо было просить знахарю обнести его небом "от земли до неба", когда он и без того под небом; подобное толкование совершенно произвольно и не имеет под собой никакой почвы. Я не берусь решитель о ответить на вопрос, что такое "тын железный", потому что имею в руках очень мало данных; но все таки есть основание предполагать, что и здесь под формулой скрывается нечто реальное, теперь совершенно забытое, но некогда ее породившее. Прежде всего братим внимание на то, что формула эта чаще всего встречается в различных оберегах. Так это и должно быть по прямому ее смыслу. Встречается она между прочим и в пастушьем обереге Майкова. Описывая обряд оберега, я упомянул и предписание "топор волочи ь и около скота посолонь обойтить". Это правило часто исполняется при обходе скота. Что оно значит? Острые железные орудия рассматриваются как предохранительные средства против влияния злых духов и чародеев. Втыкают в дверь какой-нибудь острый инстру ент, чтобы колдун не мог войти *274. Кладут на порог веник и топор; веник и вилы. Проводят скотину через веник и топор, чтобы ее не коснулись никакие чары *275. Чтобы ребенка не испортили, кладут ему в колыбель ключ и нож *276. Проводят скотину через яйцо, топор и ключ, покрытые дерном *277. У черемисов новобрачная, по приходе к мужу, втыкает в первую встретившуюся загородку иглу и говорит: Que toute sorcellerie et tous malefices restent ici! Прежде чем войти в дом, глава церемонии втыкает иглу в дверь, говоря: Que les mechants sorciers ne puissent entrer ici; qu'ils trouvent cette barriere de fer *278! Последняя фраза разъясняет значение подобных приемов. Все они, очевидно, направлены к тому, чтобы заградить путь враждебным существам. Пусть аткнутся на железную загородку ("тын железный", barriere de fer)! Употребление острых орудий в качестве предохранительных средств против злых существ хорошо известно и русским знахарям. Так, против домового под голову новорожденного кладут прочищенны нож *279. Во время холеры кладут ножи по ту и другую сторону порогов и под первую ступень крыльца *280. Чтобы мертвец не мог влезть в окна, втыкают в них изломанные иглы *281. Невесте закладывают в подол и рукава платья иголки, а когда после венца о а въезжает в ворота к мужу, эти иглы вынимают, переламывают на двое и бросают на обе стороны: это для того, чтобы ведьма не перекинулась через иглы *282. Это все способы поставить "булатный тын" против врагов. Но примитивный человек не ограничивается тем, что помещает спасительное орудие в одном каком-нибудь месте; этого часто в его глазах бывает мало. Он хочет оградиться со всех сторон. Из этой потребности и возникли магические круги. Их знают все народы. Знала древняя Индия, широко практиковал лассический мир, где они играли роль не только в частной, но и в общественной жизни; знает и современная Европа. У нас обряды опахивания и обходов сел восходят к тем же магическим кругам. Магический круг часто (а первоначально, вероятно, всегда) обво ится чем-нибудь таким, что само по себе обладает предохранительной силой. В Индии, напр., проводили его священными углями, взятыми с алтаря. Римляне чертили мечем вокруг ребенка круг по земле или в воздухе *283. У нас больного очерчивают ножом *284. о особенно распространено очерчивание магических кругов острым инструментом вокруг скота. В памятнике XVII века говорится: "и около скота волхвуют и с камением и железом и сковородою и сыконами спускают скоты своя *285. В сборнике заговоров того же в ка находим и описание этих волхвований с "железом". "Ходи около. Взяв секиру, с четырех стран засекати по земли и говор: Ставлю аз р. б. (и) около сего стада... каменную стену, булатен тын..." *286. ..."взят рогатина, которая в звере бывала, да котор й скот на лето пущат, кругом 3-ж очерти, а сам по вонную сторону двора ходи, а говор: пусть тын железнои круг моего скота, колко в отпуске..." *287. Обходя вокруг хлева под Егорьев день, тянут по земле топор и говорят: "Пусть около моего скоту железн и тын стан от земли до небеси от зверя и от волку" *288. Обходят с топором и пропускают скот через ворота, около которых поставлен топор, острием к дороге *289. Подобное волхвование с железом сохранилось и до нашего времени. Например, в Воронежской губ. кругом скота проводят по земле острым концом топора и потом топор перебрасывают через скот крестообразно *290. Несомненно, перебрасывание топора имеет целью окрыть скот "булатной крышей", как очерчивание - оградить "булатным тыном" *283. Таким образом, в магических обрядах находится, как будто, прочная основа для формулы "железного тына". В латышских заговорах находится не менее наглядный материал, показывающий, как на почве употребления острых орудий в качестве предохранительных средств против ведьм и завистников могла развиться формула железного тына. Латыши очень широко в этих целях пользуются острыми орудиями. Нож, коса, топор, иголка - все пускается в дело. Чтобы избавиться от кошмара, нужно вечером навязать на больного косу острием вверх. На другое утро на больном будет кровь: кошмар порезался *291. Чтобы еще вернее оградить я от нечисти, очерчивают вокруг себя ножом круг и кладут нож с собою *292. Ведьмы отнимают от коров молоко. Мы уже видели, что острые железные инструменты употребляются с целью защитить скот от злого влияния. Тождественные приемы практикуются у самых разнообразных народов. Острый инструмент втыкают в дверь, кладут на порог и т. д. Знают это, конечно, и латыши. И вот какой заговор у них развивается на этой почве: "Лети рагана (ведьма) по воздуху хоть поперек, а в мой двор не попадешь! Мой двор око ан железом, из кос сделаны стропила, а иголками крыты крыши, косами изрезаны, иголками натыканы" *293. Конечно, такой образ мог развиться прямо под влиянием обычая втыкать косы и иголки в стропила, стены, крышу двора. Только обряд получил в заговоре иперболическое выражение. В данном случае связь формулы и обряда вполне ясна. Но дальше, особенно, когда формула отрывается от обряда, связь эта может окончательно затемниться. Образ, родившийся на почве обряда, оторвавшись от него, будет делаться вс фантастичней и фантастичней. Иголки и косы могут уже совсем забыться. Так, напр., один латышский заговор просто говорит: "Стальное покрывало над моими коровушками..." *294. Выражения в роде - "стальное покрывало над моими коровушками", "мой двор око ан железом" - очень близко подходят к русской формуле железного тына. Обыкновенно самая формула "железного тына" оказывается вставленной в какой-нибудь пространный текст. Но это результат позднейшей ее истории. Первоначально она была вполне самосто тельна и очень кратка. У Майкова есть такая запись:
Рано утром в среду на страстной неделе дети с коровьими колоколами бегают около деревни, приговаривая: "Около двора железный тын" *295.
Звон колокольчиков, очевидно, должен подтверждать существование железного тына, который и создавало самое обнесение колокольчиков вокруг двора. Едва ли не на той же вере в магическую силу колокольчиков покоится и обычай подвязывания колокольчиков в с адебных поездах. За это предположение говорит и то обстоятельство, что формула "тына железного" постоянно встречается в свадебных оберегах. Действительно, как сейчас увидим, для возведения "железного тына" не обязательно требуются острые орудия. Дост точно, чтобы они были металлическими. Лужицкие сербы по целому селению, от двора ко двору, носили палку, имевшую рукоятку в виде руки, держащей железный обруч. Думали, что эта палка охраняет стадо от волков *296. Таким образом, возможно объяснить воз икновение формулы "тына железного" на почве оберегов скота. Но она является непременным мотивом почти во всех оберегах и человека. И здесь, как кажется, имела тоже реальную почву. Выше я ответил обведение человека мечем и ножом и употребление иголок. Тексты латышских заговоров заставляют предполагать употребление каких-то металлических предметов, как талисманов. Может быть, это были простые куски стали или железа. В одном обереге говорится: "Три куска стали для моего ребенка..." *297. Отправляясь в суд, латыш говорит: "Железо вокруг меня, сталь на моем сердце, серебро на моей голове..." *298. Вероятнее всего, раньше он и на самом деле имел при себе какие-нибудь металлические предметы. Указание на употребление в обереге железа сохранилось в сб рнике XVII в. Там заговор "от дерев" предписывается читать, "стоя на железе да на камени, а к руках держат железо да камен". В самом заговоре высказывается пожелание: "И ребра мои были бы медные и кости булатные, а тело б мое было каменное" *299. Ана огичный заговор находим и у латышей: "Я родился железным ребенком от стальной матушки; я надел железную свитку, стальную шубку..." *300. Сборник XVII века рекомендует, читая заговор против недруга, становиться на незыблемый камень и обводить вокруг с бя круг топором, к которому подвязано огниво *301. Чтобы оградить от злого влияния ребенка, безушей иголкой обводят вокруг подушки, на которой спит ребенок, 3 раза и оставляют ее где-нибудь в подушке. При этом читают заговор: "Горожу огороду кругом э ого р. б. младенца (имя) от земли и до неба, обкладну, булатну, железну, каменну, чтобы не брали прицы, призоры, людские оговоры, люди посторонны и отцовы-материны худые думы. Во имя Отца... Аминь" *302. Едва ли подлежит сомнению, что ношение на себе колец, цепей и т. п. является ни чем иным, как стремлением создать вокруг себя "железный тын". Для успеха в краже надевают на себя кольцо, снятое с покойника *303. Если с невесты во время свадьбы снять к льцо, то тем самым ее можно испортить *304. Ношение женщинами цепей вокруг шеи распространено на Кавказе *305. Под этим обычаем, несомненно, кроется вера в спасительную силу цепей. Героиня поэмы Джонсона о св. Георгии - Сабра сохраняет свою девственн сть при помощи золотой цепи, обверченной вокруг шеи *306. Однако иногда повязывают вокруг шеи предметы и не металлические, но все же почему-то обладающий той же магической репутацией. В Воронежской губ., провожая жениха с невестой в храм, перепоясыва т их по брюху сеточкой, снятой с рыбачьих вентерей: к перепоясанным так колдун никогда не прикоснется *307. У пермяков жених перед венцом опоясывается по голому телу лыком, в убеждении, что лыко защищает от колдунов *308. Интересно с этими фактами со оставить французское название беременной женщины - femme enceinte, что буквально значит "огражденная женщина". Вероятно, и французы знали обряд опоясывания, и, может быть, беременные женщины у них носили вокруг тела цепи, как это иногда делают женщин в Сибири *309. Но русское знахарство практиковало, очевидно, и другие способы создания тына вокруг человека. В человеческих оберегах самая простая формула тына почти всегда уже оказывается сросшейся с мотивом "ключа и замка". "У меня раба Божия (имя рек) есть тын железный. Замкнусь и запрусь двенадцатью замками и ключами, век по веку, и от ныне и до века" *310. Возможно, что смешение этих двух мотивов пошло от смешения породивших их обрядов. Запирание замка при человеческом обереге мы уже видели. А выражение "у меня... есть тын железный" (а не вокруг меня), заставляет предполагать, что действительно у челов ка был какой-то тын железный. Вот мы и посмотрим теперь, не дают ли тексты заговоров каких-нибудь указаний на характер этого тына. В одном обереге от приток и призоров говорится: "И взойду я раб Божий (имя рек) на Сионскую гору, и стану я раб Божий (и. р.) на железном току под медным потолком..." *311. На Сионскую гору можно и не подыматься. Молитва от нечистой силы просто говорит: "Огородзи яго, Господзи, каменною сцяною и накрый яго, Господзи, горячую ско'родою, подмосьци яму, Господзи, зялезною доскою. Тоды яго ведзьма-чародзейница имець, як каменную сцяну илбом пробъець, горячую ско'роду языком пролижець, зялезную доску ног ю проломиць *312.