Синицын Олег Геннадьевич. Скалолазка и мертвая вода (Скалолазка - 2)

   Я едва удержалась, чтобы не добавить ублюдку. Пришлось бы ему зубы на пол выплевывать. Он меня достал еще в особняке. В один вечер принес столько несчастий!
   Браво, агент Ричардсон! Все сделал правильно, душка. Так благодарна тебе, что не выразить словами. Особенно за футбольный удар по мошонке румына...
   Мои восторги быстро пошли на убыль. Потому что дальше элитный агент совершил непростительную ошибку. Просто грубую - для такого аса психологического и рукопашного боя.
   Он попытался вырвать ружье, забыв, что палец психопата оставался на спусковом крючке.
   Салон огласил громовой выстрел.
   Тяжелая картечь прошибла в стене салона дыру размером с мой кулак. В каком-то десятке сантиметров от иллюминатора. Чуть выше подголовника кресла.
   Самолет дернулся.
   В тот же миг свист рванувшегося на волю воздуха резанул по барабанным перепонкам, словно забаловался Соловей-Разбойник. Щелкнуло в ушах.
   Под пробоиной с подголовника кресла взвилось облачко пыли. Из кармана Ричардсона, находившегося к отверстию ближе всех, выскользнул платок и стрелой исчез в отверстии. Агент бросил короткий взгляд на извивающегося от боли Чиву. Кивнул себе - дескать, пока румын не опасен - и крикнул:
   - Отверстие небольшое, его надо заткнуть!
   И он посмотрел выразительно на подушку, валявшуюся в кресле рядом со мной.
   Я протянула руку, чтобы взять ее, но в этот момент пилот рванул машину вниз. Все кубарем покатились в направлении пилотской кабины. В воздух взметнулись листки, валявшиеся на столе. Свист перешел в протяжное хриплое "о-о-о", здорово напоминая человеческий голос.
   Меня бросило на дверцу пилотской кабины. Отскочила от нее, как мячик. Рядом упал Ричардсон.
   Он посмотрел на меня:
   - Кто вы такая, брюнетка из платяного шкафа?
   Неужели он полагает, что выбрал удачный момент для знакомства!
   Я покачала головой и на четвереньках поползла вверх по наклоненному проходу. Миновала Чиву, падение которого остановило кресло: румын умудрился застрять в нем головой вниз. Стонал и что-то бормотал по-румынски. Я не удостоила психопата взглядом. Не до его проблем. У самой в ушах щелкает и голова кружится.
   Добралась до кресла и схватила шелковую подушку.
   Какая мягкая. Наверное, отборным гусиным пухом набита.
   Размахнулась и кинула.
   Подушку подхватил поток воздуха и понес к отверстию. Она воткнулась в пробоину, застряв намертво, словно тапочка в трубе пылесоса. Рев мгновенно прекратился.
   - Уф, - облегченно пробормотала я.
   - Неплохо, незнакомка! - подбодрил меня Ричардсон из дальнего конца салона.
   Приятно услышать похвалу достойного человека, пускай и противника. Но радость оказалась преждевременной.
   Подушка вдруг начала уменьшаться. Она сдувалась, становясь все тоньше. Наверное, в шелке была дырочка либо нитка плохая на шве. Так или иначе, шелк лопнул, и разреженная атмосфера за бортом высасывала пух.
   Еще мгновение, и желтый шелк подушки втянулся в пробоину. Вернулся рев Соловья-Разбойника. Такой страшный, что пришлось заткнуть уши. Кровь ударила в голову.
   Нужно заткнуть отверстие! Чем-нибудь понадежнее подушки.
   В панике я стала открывать шкафчики над креслами, на меня сыпались упаковки бинтов, пузырьки с таблетками, путаные мотки лесок, еще какая-то бесполезная мелочь. Под конец рухнуло что-то полотняное, большое, ярко-красное, упакованное в прямоугольный тюк.
   Пока я соображала, можно ли этим заткнуть пробоину, рядом возникла рука, которая вонзила в отверстие пустую бутылку из-под шампанского. Рев прекратился. А пилот наконец выровнял самолет. Видимо, посчитал, что мы снизились достаточно.
   Рядом стоял Ричардсон. Старина Ричардсон! Он долго не думал. Нашел простой и оригинальный способ. Бутылка вошла в отверстие и крепко застряла в нем, уплотнив конусообразным горлышком рваные края. Толстое стекло, выдерживающее давление в семнадцать атмосфер, не лопнет.
   - Как нечего делать, - произнес специальный агент Ричардсон (почему-то не сомневаюсь в этом определении) и улыбнулся мне. - Детские игрушки!
   Мне тоже хотелось смеяться. Вы не представляете, какое облегчение я испытала. Ведь самолет - это жестяная скорлупа, которая держится в воздухе на честном слове законов природы.
   Смеялся и другой агент, валявшийся возле пилотской кабины. Выглянув из приоткрытой двери, несмело улыбнулся второй пилот...
   Только Чиву не веселился. Он успел перевернуться в нормальное положение и с сосредоточенным видом сидел на полу, скрестив по-турецки ноги. Чего-то шарил в кармане и бормотал, кивая себе лысой головой.
   - Детские... - разобрала я его слова. - Детские игрушки.
   В руке лысого появилась темно-зеленая жестяная банка.
   Через мгновение до меня дошло - это совсем не банка, а граната.
   Он вынул ее из кармана - я видела это отчетливо. И совершенно не поняла, почему гранату он держит в левой руке...
   ...а кольцо с болтающейся чекой - в правой?..
   Чиву бросил гранату в нашу сторону. Под ноги Ричардсону и мне. Она смешно катилась по полу, словно не настоящая. Помню, как отлетела скоба, издав короткое "дзинь".
   Специальный агент Ричардсон успел толкнуть меня на пол, за кресло.
   А затем наступил ад.
   Ослепительная вспышка разорвала салон, будто посреди него открылся портал в иное измерение - для желающих отправиться к Богу. Грохота я не слышала, потому что уши заложило моментально и кардинально.
   Самолет содрогнулся, словно наткнулся на стену. Яростный поток воздуха ударил мне в спину. Голова взорвалась болью, а в животе резануло. Воздух в груди расширился и стремительно покинул легкие.
   Вот она - взрывная декомпрессия. Резкое, почти мгновенное уменьшение давления. Много читала про нее, покрываясь мурашками и надеясь, что не доведется испытать.
   Самолет резко накренился, стало ясно, что он со страшной силой мчится вниз. Пилотам его не выровнять. По крайней мере, уж точно - не в этой жизни.
   Откуда-то сверху вывалились кислородные маски. Знаю, что у меня есть пятнадцать-двадцать секунд, чтобы надеть одну из них. Иначе потеряю сознание и...
   Салон трясло и вертело. Когда вспышка померкла, а сконденсировавшийся в воздухе пар рассеялся, стало очевидно, что если и понадобится мне кислородная маска, то исключительно для того, чтобы продлить мучения.
   Взрыв разорвал корпус самолета, образовав по правому борту огромное серповидное отверстие от пола до потолка. И это были еще цветочки. От концов рваной дыры продолжали расходиться две опасные трещины, охватывая салон по окружности. Они делались больше с каждым рывком самолета. Вдобавок увеличивался крен, вызывая удивительное состояние невесомости.
   Интересно, может, для любителей. Лично меня тут же вытошнило желчью.
   Суперагент Ричардсон, к несчастью, оказался слишком близко к пробоине. Его всосало мигом. Руки и ноги какое-то мгновение торчали из отверстия, а потом исчезли. Хотя, почему - к несчастью? Здесь не разберешь, кому повезло больше.
   Второго агента и пилота я уже не видела. Они потерялись в темноте дальнего конца салона. Чиву летал в невесомости парой метров ниже серповидной пробоины. Когда его перевернуло, я увидела на лице этого идиота благостное выражение.
   Не знаю, что на меня нашло в тот момент. Нужно было готовиться к смерти. Только большие оптимисты могли фантазировать в нашей ситуации на тему спасения. А меня мучил вопрос...
   - Что такое мертвая вода? - закричала я румыну.
   Чиву мерзко улыбнулся, обнажив желтые щербатые зубы. Салон вокруг него трясся, словно в припадке. Воздух ревел.
   Румын выдал фразу, из которой я расслышала только обрывки:
   - Читай легенду... отрок Ганеша...
   А потом салон разломился. На две части.
   В одной осталась я. В другой - все остальные.
   Их соединяли теперь только пучки кабелей, тянувшихся от хвоста к кабине пилота. Я надеялась, что эта связка не даст самолету развалиться, но кабели начали лопаться, словно нити.
   И неизбежное наступило.
   По глазам резануло ослепительное голубое небо. Массив носовой части с крыльями стал стремительно удаляться от меня. Чиву некоторое время болтался в срезе фюзеляжа, а потом, как кукла, улетел куда-то вверх.
   А может, вниз. Все перемешалось. Хвост, в котором я осталась, тоже вертело, как...
   Контуры падающей передней части самолета начали расплываться. Воздух был настолько разрежен, что зрение тут же подсело, как при близорукости. Хорошенькое дело!
   Я вырвала кислородную маску вместе с небольшой емкостью химического генератора, выдернула чеку, как предписывает инструкция - всегда в самолетах читаю инструкции, - и вдохнула живительного кислорода. Отбросила все в сторону, потому что увидела тот ярко-красный матерчатый тюк, который вывалился на меня из шкафчика раньше. Он плавал парой метров выше. Я вдруг поняла, что это такое.
   Парашют, черт возьми!
   Оглушающий рев терзал измученные барабанные перепонки. Я оттолкнулась от стенки салона и крепко вцепилась в брезентовую ткань ранца.
   И очень вовремя!
   Хвостовую часть фюзеляжа, в которой я болталась, перевернуло. Меня выбросило за ее пределы. Навстречу тысячам метров пронзительной пустоты.
   Потоки воздуха тут же подхватили мое тело, словно невидимые призраки. Начали крутить и мять, рвали волосы на голове. Холод продрал до костей, ледяные бритвы безжалостно резали щеки.
   Несколько мгновений было видно, как рядом, кувыркаясь, уходила вниз огромная хвостовая часть самолета. Этакий компьютерный спецэффект для голливудского боевика. Но я знала, что это не фильм!
   Говорят, полет на парашюте остается в памяти прежде всего необычными картинками, которые невозможно увидеть из окна пассажирского самолета. Говорят, вид из парашютной беседки такой же, какой открывается с вершины покоренного пика, только еще лучше. Земля под тобой кажется географической картой, полной удивительных откровений. Бесконечной плоскостью с геометрическими фигурами полей, дорог и людских построек. При взгляде на эту плоскость зарождается подозрение, что, возможно, под ней все-таки лежат три кита на огромной черепахе...
   Я не видела ничего. Вместо того чтобы спокойно планировать на парашюте, я с ним боролась.
   Никогда не прыгала с парашютом, и ничего удивительного в этом нет. Как-то не требовалось ни в домашнем хозяйстве, ни на работе - в архиве государственных актов. Мне моих гор хватало выше крыши.
   Я вцепилась в кроваво-красный тюк мертвой хваткой. В голове мешанина паники и страха, над , которой царила единственная мысль. От нее зависела моя жизнь. Она звучала так: только не отпустить! У меня есть парашют, и я должна им воспользоваться... Будет смешно, если, выкарабкавшись из такой сумасшедшей передряги, имея средство к спасению, не доберусь до земли существом мыслящим и физически не пострадавшим.
   Воздушные потоки кувыркали меня, словно в центрифуге. Я нашла лямки, но просунуть в них руки и надеть парашют на плечи не успела. Глупо держала их, не представляя, что делать дальше.
   Насколько помнила из фильмов, со сложенным парашютом не приземляются. Это неправильно, и, наверное, противоречит инструкциям. Чтобы раскрыть купол, нужно дернуть за какое-то кольцо. Только где оно?
   Кровавый тюк с тесемками и лямками казался мне страшным и непонятным агрегатом - сложнее любого карбюраторного двигателя. Ну что за свинство!
   Вот, например, какая-то петля болтается. Для чего она предна...
   Уу-у-ухх!!
   Едва я потянула за петлю, как брезентовый тюк с такой силой рванулся из моих рук, что я едва не выпустила лямки. Раздался хлопок, словно кто-то тряхнул простыней.
   Стиснув зубы, я мертвой хваткой держалась за лямки, а над головой распустился огромный прямоугольный купол цвета пролетарского знамени, на котором белыми буквами - каждая ростом с человека - было выведено: "Дом, милый дом". Прямо как на коврике в прихожей заурядной американской семьи. И лишь маленькая приписка внизу - "US ARMY" - смазывала впечатление.
   Так я и спускалась, держась за лямки парашюта и уставившись в эту надпись. Даже неба не видела. Ветер стихал, разреженность воздуха исчезала, дышать становилось легче.
   Летела до тех пор, пока ноги не воткнулись в рыхлый снег...
   Прямо в Светкином платье провалилась по пояс в сугроб. Не успела поднять голову, как "милый дом" накрыл меня и еще пять-шесть квадратных метров вокруг. Словно заботливая мамочка.
   Я выбралась из сугроба, запутавшись в стропах. Мягкая полиамидная ткань колыхалась над головой, прилипая к рукам и шее. Я долго барахталась под какой-то буквой "М", а когда выбралась на свет, ахнула.
   Что произошло с природой? Ведь во Франции стояло лето!..
   Насколько хватало глаз, меня окружали сугробы. С одной стороны возвышалась красивая заснеженная вершина, похожая на потухший вулкан. С другой - гора поменьше. Я оказалась в "седле" между ними. Пространство передо мной затянула вата облаков. Над ними светило яркое беспечное солнце. Что находится за этими облаками? Неведомая долина или... другие горы?
   - И это называется Англия? - спросила я, обращаясь к облакам. - Это самое... Люди-и! Куда меня занесло?..
   Съездила на вечерок во Францию. Погуляла, повеселилась. В итоге очутилась в каких-то Гималаях!
   Часть II
   ТАТУИРОВАННЫЙ БЕРЕГ
   Глава 1
   ЗАПИСКИ ИЗ ХОЛОДИЛЬНИКА
   Солнышко на ясном голубом небе припекало, но теплей от этого было только горной вершине над моей головой. Ее снег искрился от удовольствия, играл в солнечных лучах желтыми и розовыми оттенками. По российским меркам морозец стоял небольшой - градусов пять ниже нуля. Вот только одета я совсем неподобающе. В тонкое платье для приемов и коктейлей.
   Глаза еще не успели налюбоваться заснеженными кручами и ледниками, а кожа уже ощутила едкий морозец. Сразу вспомнились Светкины слова о том, что платье универсальное, на все случаи жизни. Не знаю. Может, Светку оно и согревает в холода (скорее всего, ценою), а меня ничуточки. Чувствовала себя медведицей с содранной шкурой.
   От холода колотило так, словно держалась за оголенный электрический провод. Зубы выбивали дробь, при желании из нее можно было выделить позывные азбуки Морзе.
   Быстро замерзли ноги. Туфли покоились в особняке. Да и вряд ли они спасли бы меня в этих сугробах.
   Ступни и щиколотки сначала ломило от холода, а потом они просто онемели. Я сидела на сложенном парашюте и старалась их растереть. Получалось еле-еле - кровь течь по жилам не хотела.
   Эх, устроиться бы в кожаном креслице, протянуть ножки к камину! Можно и без барства. Развести обычный костерок. Только нет у меня ни дров, ни спичек. Одно только желание - согреть конечности. И тело тоже. А внутрь не помешало бы коньячку залить.
   Холл-лодно-о...
   Желание согреться полностью занимало мысли. А еще я немного завидовала моим попутчикам, которые погибли в первые минуты катастрофы. Тем, кто при декомпрессии сразу потерял сознание. Кто не нашел парашют, в отличие от меня. Кто сейчас уже выяснял отношения у ворот рая с апостолом Петром.
   А мне предстояло погибнуть мучительной смертью... От холода. Я замерзну уже к ночи, если останусь здесь, на парашюте. Если отправлюсь вниз, то сначала отморожу ноги, а потом, когда рухну в сугроб, буду медленно покрываться корочкой льда.
   Даже будь на мне дубленка, а на ногах ватные штаны и валенки выбраться из этого Памира было бы не просто. Отыскать, так сказать, дорогу к людям.
   Досада! Даже не знаю, где очутилась!
   Поела снега, слегка утолив жажду, а вот голод только разыгрался. Есть хотелось так, что сожрала бы даже сырого кролика. Только кролики по горам не бегают. В снегах вообще живности нет! Помню, смотрела какой-то фильм про команду футболистов, потерпевших авиакатастрофу в горах. Так они там покойников ели...
   Тьфу! Какая гадость в голову лезет!
   Снова разболелось темечко в том месте, куда меня двинул бутылкой Том Кларк. Сволочь он все-таки. А ведь когда-то нравился.
   Как дела у Анри Жаке? И где теперь Верочка? Что с ней стало? Ричардсон упоминал о втором самолете, на котором отправился Левиафан. Возможно, Верочка с ним. Но куда полетел второй самолет? Глупый вопрос. Я даже не знаю точно, куда летел мой. Вроде в Плимут, но разве в Англии есть горы, которые выше облаков? Может, мы где-нибудь в Альпах разбились? А как нас туда занесло? Ветром, что ли, сдуло?
   Не знаю... Я вообще ничего не знаю, кроме того, что мои приключения как-то связаны с субстанцией, которую цэрэушники назвали "мертвой водой".
   Странно, загадочно и непонятно выглядит история про "мертвую воду". Если восстановить хронологию прошедших событий, то калейдоскоп моих неприятностей начался именно из-за нее. После прочтения бумаг в самолете не оставалось сомнений, что темной жидкостью, которую перелил в мой фужер доктор Энкель, была именно она.
   "Мертвая вода", или "черный лев".
   Что скрывается под этим названием?
   Слова "мертвая вода" знаю исключительно из детских сказок. Не могу вспомнить, для чего она применялась, да это и не столь важно. Уверена, что название иносказательное, шифрованное...
   Белобрысый доктор Энкель был как-то связан со сволочной организацией Левиафана. Трудно поверить, но, видимо, так и есть. В записке, которую мне удалось прочитать, говорилось о необходимости устранить Получателя "черного льва". Чиву совершил покушение на Энкеля, значит, речь шла именно о нем.
   Но агенты в самолете упоминали еще об одном Получателе. Выходит, кроме доктора Энкеля есть другой человек, у которого имеется таинственная жидкость! Тоже оказался неподалеку от места, где произошла утечка? ЦРУ планирует добраться до второго Получателя и отобрать "мертвую воду", - как я поняла, ее больше нигде не осталось.
   В чем же ценность темной жидкости, из-за которой весь переполох?
   Вероятно, это бактериологическое оружие. Новое, только с конвейера. В ООН о нем еще не знают. Можно ли свойства мертвой воды из сказок соотнести со свойствами темной жидкости, с которой я таскалась весь вчерашний вечер?
   Беда в том, что так и не могу вспомнить - для чего применялась сказочная вода. Вот память - странная штука! Произнесу "черный лев" или "мертвая вода" на десятке языков и наречий. Но ни одну сказку не помню...
   Кроме легенды, которую поведал Жаке. Он, кажется, не упоминал о свойствах. Говорил только, что "мертвая вода" - мистическая. То есть во времена создания легенды ее уже называли таинственной, мистической. Интересно, почему Жаке не упомянул о свойствах? Утаил? Сильно в этом сомневаюсь. Вероятно, француз не знал всей легенды. А можно ли верить легенде вообще?
   "...читай легенду... отрок Ганеша..."
   Вот что сказал перед смертью Чиву. Информация о свойствах воды содержится в легенде и связана как-то с сыном алхимика. С юношей, которого убили тюремщики. Прочитать бы легенду самой.
   Я сидела, растирая ноги, около часа. За это время солнце сдвинулось на небе, облака внизу не рассеялись, и я решила, что и замерзнуть лучше в движении, борясь за жизнь, а не пассивно коченея на сложенном куполе парашюта.
   Мне бы только обувку какую соорудить. А то и вправду отморожу ноги. Буду потом на инвалидной колясочке ездить на работу. И прощайте тогда любимые горы, adieu скалолазание! Может, по вечерам иногда буду играть в ручной мяч с другими инвалидами или подрабатывать продажей брелков в метро. Если вообще доберусь до людей... М-да, паршивые мысли лезут в голову...
   Парашютная ткань из полиамидной нити оказалась настолько прочной, что порвать ее я не смогла. Сшили американцы на совесть, пакостники. Вот бы золотая рыбка ножик подарила... Ха! Лучше уж сразу валенки.
   Других вариантов не оставалось, и я оторвала подол Светкиного платья. Укоротила до колен, получилось неплохо. Это нужно было сделать еще во Франции - как мешал мне наряд мумии! Но во Франции рука не поднялась - я еще лелеяла надежду на скорое возвращение домой. А теперь надежды нет. Кругом снега. До людей бы добраться. До колес, электрических обогревателей и беспроводной телефонной связи...
   Кстати, кажется, с коротким подолом платье смотрится куда лучше. По крайней мере, придется в этом убедить Светку. Совру, что отдавала в дизайнерский дом.
   В армии я, конечно, не служила, но портянки намотала не хуже бывалого "деда". Они даже гармонировали с платьем. Ну, еще бы! Коллекция Кельвина Кляйна!
   В таком виде и потопала вниз к невидимой долине.
   Ноги проваливались в сугробы по щиколотку. Мерзли, но не коченели. Пока. Вот если бы они не чувствовали холода - тогда труба.
   Я шла и шла вниз по леднику, хлопая себя по плечам, растирая грудь. Иногда с интересом бросала взгляд на скальные породы, выпирающие из снега. Все прикидывала, как лучше на них забраться, с какой стороны, оценивала этапы восхождения. Не убить во мне скалолаза, даже запихнув в холодильник. Не исчезнет желание взобраться на пик, который вызывающе возносится надо мной. Я сама пришибу того, кто захочет отвадить меня от гор... Странное чувство. Чем больше на них лазаешь, тем больше хочется. Наркотик.
   Однако сегодня предстоит не подъем, а спуск. Вполне обычный, на котором нет необходимости показывать все, что тебе дал Господь Бог и инструкторы. Только бы не обморозиться, а остальное... Спасение неожиданно свалилось мне на голову.
   В прямом смысле.
   Огибая заснеженный угол скалы, я услышала вверху усиливающийся хруст. Не успела опомниться, как на голову посыпались снежные комья, а в следующую секунду на меня свалился лыжник-экстремальщик.
   Почему экстремальщик? Потому что нормальные люди по таким крутым склонам не катаются. Нормальные люди на них только калечатся.
   ...Едва не зашиб, чертяка. Но и я поломала ему кайф, испортив прыжок с пятиметрового трамплина.
   Концом лыжи он задел мое плечо, сбив с ног. Его же кувырнуло в воздухе и кинуло лицом в снег. Лыжи и палки разлетелись в стороны.
   - Ну, знаете! - закричала я по-английски, сидя в снегу и стряхивая с волос белую пудру. - Смотреть надо, куда едешь!
   Лыжник перевернулся, помотал головой. Лицо залеплено снегом, нога осталась в воткнувшейся в сугроб лыже, из-за чего колено его неестественно выкрутилось. Он поднял на лоб солнцезащитные очки, и я поняла, что экстремальщик - пятнадцатилетний пацан.
   - Ничего себе! Вы тут откуда взялись? - пробормотал он по-английски, но с каким-то странным, незнакомым акцентом.
   Я встала, отряхиваясь.
   - На самолете летела. Но не долетела, как видишь! - недовольно буркнула, все еще обиженная. Катаются, совершенно не смотрят по сторонам. Здесь все-таки люди ходят! Мог порезать лыжей не хуже, чем хулиган бритвой. Или вообще без головы оставить.
   - На каком самолете? - ошарашенно спросил он.
   - Который с крыльями.
   Парень тоже поднялся. Уголок рта его дернулся в растерянной усмешке.
   - Вы это... того... шутите?
   - Ага. Шучу. И румын-психопат, который взорвал в самолете бомбу, тоже великий шутник.
   Он оглядел меня с ног до головы. Оглядел платье, "портянки", не пропустил разрез на бедре, который я спешно прикрыла.
   - Серьезная была пьянка? - спросил парень.
   - Чего, не веришь? Вон там, чуть выше на леднике, парашют остался.
   Последний довод вогнал его в ступор. Он замер, пытаясь вытащить ногу с застрявшей в сугробе лыжей. Я решила воспользоваться заминкой и выяснить то, что нужно мне.
   - Послушайте, юноша. Возможно, мой вопрос покажется вам немного странным и даже сюрреалистическим... Где мы находимся?
   - На горе, - пролепетал он.
   Нужно быть к нему снисходительной. Парень испытал шок не меньший, чем я.
   - Вижу, что не на пляже. Что это за горы?
   - Это гора Таранаки.
   - Япония, что ли? - опешила я.
   - Почему Япония? - не понял он. - Остров Северный... Новая Зеландия.
   - НОВАЯ ЗЕЛАНДИЯ?!!
   Нужно ли объяснять степень моего удивления. Впрочем, какого удивления! Я была потрясена не меньше, чем если бы в затылок неожиданно ударило стенобитное орудие.
   - Новая Зеландия? - со стоном уточнила я. - Это которая в Южном полушарии? Рядом с Австралией?
   Парень авторитетно кивнул. НОВАЯ ЗЕЛАНДИЯ! Как меня сюда занесло? Ведь в Плимут же летели!
   - Погоди-погоди! А число сегодня какое?
   Парень вновь подозрительно глянул на меня.
   Скорее всего, утвердился в мысли, что катастрофу потерпел самолет, перевозящий пациентов психиатрической лечебницы.
   - Двадцать шестое мая, - осторожно ответил он.
   Я так и опустилась на снег.
   Двадцать шестое! Судя по солнцу - полдень. Двенадцать часов дня.
   Во Францию мы с Веруней отправились двадцать четвертого. До полуночи двадцать четвертого я прыгала по крышам особняка на реке. Ну, допустим, пока прыгала - наступило двадцать пятое. Но сейчас-то... Где я болталась целые сутки?
   - Ты уверен, что это Новая Зеландия? - серьезно переспросила я. - Если ты обманываешь, кое у кого может случиться тяжелый кризис головы.
   - Зачем мне обманывать? - пожал плечами парень. - Я здесь живу.
   Я испустила протяжный стон, полный жалости к себе любимой и обиды на злосчастную судьбу.
   Новая Зеландия... Разница в поясах с Францией составляет около одиннадцати часов. Если я вылетела с родины шампанского ночью двадцать пятого, пролетела пятнадцать тысяч километров за сутки, то в Новой Зеландии должна оказаться как раз днем двадцать шестого мая. Похоже на правду...
   Что же получается? Я СУТКИ проспала в самолетном шкафу с серыми костюмами?
   Я коротко пискнула - нервная реакция на собственные умозаключения. Пятнадцатилетний экстремальщик следил за мной с нескрываемой тревогой.
   Так и есть. Я сутки проспала в платяном шкафу "Фалкона 2000". То-то мне показалось, что в гипсовую статую превратилась. Ну и вымотала меня вечеринка у Жаке!.. Хотя, возможно, такой сон - реакция на памятный удар бутылкой. Мне еще на крыше спать хотелось, даже сознание теряла, а как очутилась с шкафу, так и устроила себе "зимовье зверей".