Страница:
– Мы все ведем себя по-разному, когда оказываемся в непривычной обстановке. – Майор допил свой стакан и снова налил в него. – Несомненно, это предполагает некоторые промахи. И мы в СОЕ (Секретные Операции в Европе) ведем эту борьбу и здесь в тылу. Ветераны считают, что сопротивляться не стоит, сопротивление принесет лишь больше неприятностей. Они хотят ограничить нашу деятельность сбором информации. Но не волнуйся, мы на этом не успокоимся.
Стук в дверь прервал поток его красноречия. Вошла Рита, неся кружки с кофе. Ароматный запах заполнил небольшую комнату, и Пол ухмыльнулся, подумав, что, несмотря на трудности, начальство в СОЕ позаботилось о собственном снабжении, чтобы работники были довольны и не спали в течение длинных ночей.
– Тебе повезло, что не арестовали вместе с другими, – заметил майор, когда дверь опять затворилась за Ритой.
– Я должен благодарить за это лопнувшую шину на велосипеде. Из-за этого я опоздал к месту встречи. Когда же добрался туда, то услышал выстрелы и увидел, как немцы забирают ребят.
– Очень удачный прокол.
– Думаю, что да. – Пол состроил гримасу. – Похоже, мне просто везет: несчастья обходят меня лично.
Хотя он никого не назвал по имени, майор Фоуссет догадался, что Пол намекал на случившееся с его женой и дочерью.
– Я не могу послать тебя опять туда, Салливан, – заявил он без всякого перехода. – Ты, надеюсь, уже понял это. Не исключено, что ваше прикрытие целиком ликвидировано.
– Не исключено. Если они не знали, кто я такой, когда накрыли сеть в ту ночь, то теперь знают это наверняка. По меньшей мере, двоих из моей группы взяли живьем, и хотя я думаю, что они будут держаться до последнего, гестапо может их расколоть.
– Поэтому весь этот регион теперь закрыт для тебя. Мы пошлем туда кого-нибудь другого, как только решим воссоздать заново сеть.
Майор как будто совсем забыл про сигару, оставленную им в пепельнице, достал новую из коробки, лежавшей во внутреннем кармане своей военной формы, и стал искать спички.
– И тебя не расхолодило то, что ты едва избежал смерти?
Губы Пола твердо сжались.
– Я знал, чем рискую. И был готов к опасностям. К тому же, много ли у тебя людей, которые так же, как я, знают Францию и умеют свободно говорить по-французски?
Майор раскурил сигару.
– Мой отец работал в посольстве во Франции, я проводил каникулы с друзьями в разных частях этой страны, а когда закончил школу, то провел там два года, шатался по стране с котомкой, нанимался, где попало, на работу.
– Поэтому ты думаешь, что можешь сойти за своего в любом месте?
– Конечно, я всегда хорошо подделывался под местные диалекты.
– Я очень надеялся, что ты ответишь именно так. – Наконец сигара майора разгорелась, он отбросил в сторону коробок со спичками и взял другое досье. – Между прочим, у меня имеются на тебя кое-какие планы. Знаком ли ты сколько-нибудь с западными районами – с Шарантой и Шарант-сюр-Мер?
– Коньячная страна? Да, мне приходилось бывать там. Участвовал в сборе винограда.
– Но тебя там не знают?
– Нет. Я был одним из студентов, которые нанимались на работу, чтобы оплатить жилье и питание. О, это была по-настоящему хорошая еда! – Пол провел пальцами по чисто выбритому подбородку. – К тому же с тех пор прошло десять лет. Не думаю, чтобы кто-нибудь узнал меня.
– Хорошо. Я хочу, чтобы ты создал сеть там.
– А есть ли у нас там контакты? – Пол знал, что по всей Франции начинают появляться очаги сопротивления и что их руководители ждали из Лондона поставок оружия, снаряжения, и даже присылки радистов: или «пианистов», как их называли на месте. Но французы слыли гордыми людьми, они не всегда охотно исполняли приказания иностранцев, а он согласился бы руководить сетью только по своему усмотрению. Иная же форма работы, по его мнению, была связана со слишком большим риском.
– В этом округе не существует никакой организации, – заверял его майор. – Несколько местных жителей занимались саботажем, насколько я знаю, – железнодорожники, направлявшие составы с боеприпасами в неправильном направлении. Что-то в этом роде. А в самом начале двух парней расстреляли за то, что они перерезали телефонные провода. Но, согласно имеющейся у меня информации, те люди, которые пытаются бороться, не получают ни руководства, ни указаний. Несомненно, им бы пригодился кто-нибудь с твоими познаниями и опытом.
Пол кивнул, обдумывая сказанное. Он именно и надеялся создать сеть на пустом месте, набрать таких парней, кому можно довериться – впрочем, как можно с абсолютной уверенностью определить, кому можно довериться – эта задача представлялась ему одной из самых сложных. Замолвленное за кого-то слово могло подвести, и, набирая людей, Пол предпочитал полагаться на собственные инстинкты. Он считал, что достаточно хорошо разбирается в людях и искренне надеялся, что те, которым он доверился, не подведут. В конце концов, от этого выбора зависит его жизнь.
– Мы бы хотели не только создать сеть в этом районе, – продолжал майор Фоуссет. – Мы бы хотели также организовать маршрут спасения. Как тебе известно, демаркационная линия проходит прямо через этот округ. Там должны быть места, где можно перейти из оккупационной зоны во Францию Виши, просто пройдя через поле или перебравшись через ручей. В некоторых местах по границе идет дорога – впрочем, в данный момент, согласно поступившей ко мне информации, они меняют все по своему усмотрению. Нам нужны адреса надежных домов, которые заучат на память наши летчики на случай, если их собьют, и имя проводника, а то и двух, готовых указать дорогу, чтобы перейти границу. Хочу, чтобы ты учел все это, когда отправишься туда.
– Понятно. Если в настоящее время там нет даже элементов организации, то, насколько я понимаю, меня сбросят на парашюте «в никуда»?
– Не уверен. Этот вопрос мы обдумываем. Думаю, что мы можем организовать так, чтоб вначале тобой занялась ячейка за двадцать миль от места твоего назначения. А оттуда ты сам доберешься до Шаранты.
– И буду действовать на свой страх и риск?
– Вначале да. Впрочем, у меня есть имя человека, готового помочь. Это просто предположение – не больше. Но я навел справки, насколько это возможно, и мне кажется, что человек стоящий. Женщина.
Глаза Пола прищурились.
– Женщина?
– Не удивляйся, Салливан. Лично я считаю, что женщины очень подходят для таких дел. Им помогает их хитрая, изменчивая натура. – От собственной шутки он даже причмокнул, а Пол и не улыбнулся. Инстинктивно он чувствовал, что шпионаж и все, что с ним связано – мужское занятие. Женщин нельзя пускать на такие опасные дела. Насколько возможно, они должны оставаться дома, в безопасности… Его сердце сжалось.
– Кто она такая? – резко спросил он.
– Английская девушка. После замужества получила французское гражданство, понятное дело. Иначе ее бы задержали и уже отправили в тюремный лагерь. Ее зовут Кэтрин де Савиньи.
– Де Савиньи. – Эта фамилия что-то напомнила Полу.
– Это очень древняя французская семья, аристократическая. Они живут в замке чуть ли не на самой границе линии Виши, владеют виноградниками и производят собственный коньяк. Не в больших количествах, но, насколько я знаю, высокого качества, что компенсирует количество. Продают его за кругленькую сумму – во всяком случае продавали в мирное время.
– Де Савиньи! – Пол теперь вспомнил: давно минувшее лето в Шаранте, древний замок на склоне холма, пятьдесят гектаров виноградников, дававших плоды для одного из лучших коньяков, и высокомерная семья, купавшаяся в богатстве и привилегиях.
– Как могла в такой обстановке оказаться английская девушка? – спросил он, его голос окрасили скептические нотки.
– Вышла замуж за одного из сыновей старого барона. Прожила там уже шесть лет.
– Понимаю. – Пол опять пересмотрел свое мнение – в худшую сторону. Не только женщина, но и испорченная богатством дамочка. В сложившейся ситуации она не может оказаться полезной.
Острый глаз майора заметил недоверие Пола.
– Не сбрасывай ее автоматически со счетов, Салливан. Я получил на нее очень похвальную характеристику.
– От кого?
– От ее брата.
– Брата?!
– Он работал у меня, – уклончиво пояснил майор.
– Почему же ты его не посылаешь в Шаранту?
– Понятно почему. Семья знает его, и он не уверен в настроениях других ее членов. Они сразу же узнают его и…
– Прекрасно! – произнес Пол с сарказмом. – Он считает, что семья сотрудничает с немцами, чтобы спасти свои шкуры, и не хочет рисковать своей головой. И ты предлагаешь, чтоб это сделал я.
– Ей он верит. Не доверяет он прочим членам семьи. Но ты сможешь с ней связаться незаметно для них, во всяком случае, вначале. Конечно, риск существует, но лично я считаю, что на такой риск пойти можно. Она вроде бы сильная духом девушка, до всего доходит своим умом и явная патриотка Англии.
– Ты так думаешь! Она может тоже желать сохранить свой стиль жизни, как и они.
– Конечно, это может быть. Но непохоже, чтобы она выдала тебя; а помощь она может оказать большую.
– Я подумаю об этом, – лаконично заметил Пол. – Несомненно, я получу от тебя ее детальные приметы.
– Разумеется. Кэтрин де Савиньи, двадцать пять лет, мать четырехлетнего сына Ги.
– Двадцать пять. И уже прожила во Франции шесть лет, как ты говоришь? Видно, вышла замуж очень рано.
– Вот именно. Сразу как закончила школу в Швейцарии.
– Сразу после школы, Господи.
– Салливан, сразу видно, что ты человек с предвзятыми мнениями. – Майор ухмыльнулся. – Ее брат Эдвин говорит, что она была настоящим сорванцом. Сорванец, получивший хорошее воспитание, может превратиться во впечатляющую женщину.
– Это ты так считаешь. – Пол думал о девушке из привилегированной семьи, породнившейся с таким аристократическим родом, как де Савиньи. Она скорее будет занозой в заднице, чем соратницей в борьбе, но не стал говорить об этом вслух.
Майор собрал бумаги и поднялся.
– Думаю, пока все, Салливан. Перед отправкой, конечно, тебе устроят интенсивный инструктаж. А пока что отдыхай, восстанавливай силы и развлекайся, насколько это возможно. У тебя удобная, квартира?
– Очень удобная. – Его лондонская квартира принадлежала управлению. Когда он возвратился в нее, то нашел холодильник забитым копченой лососиной, хорошим вином, различными фруктовыми и мясными консервами – настоящей роскошью для Англии военных лет. – Вы заботитесь о нас, сэр. Этого нельзя отрицать.
Майор позволил себе улыбнуться еще раз.
– Стараемся. Ввиду опасности задания, с которым ты отправишься, мы стараемся, насколько это возможно, снабдить тебя всем самым лучшим.
– Осужденному тоже приносят отличные завтраки, – сухо отозвался Пол.
– Сходи в концерт… погуляй с дамой. Есть ли у тебя в Лондоне друзья или?..
– Не нуждаюсь в том, чтобы твое агентство по развлечениям подкинуло мне женщину для свиданий, – отрезал Пол. – Не забывай, что я совсем недавно потерял жену и не ищу ей замену.
– Как хочешь. Твоя личная жизнь нас не касается. Только не забывай, что развлечься никому не мешает.
– Сумею расслабиться по-своему. Спасибо. Майор подошел у двери, отворил ее.
– Знаю, что ты себе на уме, Салливан. Этого отрицать нельзя. Конечно, это отчасти объясняет, почему тебя и отобрали для СОЕ. Но не позволяй ненависти испепелять себя. Личная кровная месть может стать опасной вещью.
Пол ничего не сказал. Если бы он не мстил из личных побуждений, то мог бы здесь не оказаться вовсе, думал он.
В приемной Рита Барлоу разговаривала по телефону – согласовывала время посещения другого агента, может быть? Она взглянула на него, когда он проходил мимо, заслонила рукой микрофон трубки.
– Капитан Салливан?..
– Доброй ночи, Рита. Береги себя.
– Того же и вам, капитан Салливан. Он вышел в густую тьму ночи.
Еще одно задание, еще одна поездка, чтобы как-то заполнить его опустевшее сердце и, возможно, предоставить ему возможность отомстить за потерю семьи.
И это все, думал Пол, на что он надеялся, чего он хотел.
7
Стук в дверь прервал поток его красноречия. Вошла Рита, неся кружки с кофе. Ароматный запах заполнил небольшую комнату, и Пол ухмыльнулся, подумав, что, несмотря на трудности, начальство в СОЕ позаботилось о собственном снабжении, чтобы работники были довольны и не спали в течение длинных ночей.
– Тебе повезло, что не арестовали вместе с другими, – заметил майор, когда дверь опять затворилась за Ритой.
– Я должен благодарить за это лопнувшую шину на велосипеде. Из-за этого я опоздал к месту встречи. Когда же добрался туда, то услышал выстрелы и увидел, как немцы забирают ребят.
– Очень удачный прокол.
– Думаю, что да. – Пол состроил гримасу. – Похоже, мне просто везет: несчастья обходят меня лично.
Хотя он никого не назвал по имени, майор Фоуссет догадался, что Пол намекал на случившееся с его женой и дочерью.
– Я не могу послать тебя опять туда, Салливан, – заявил он без всякого перехода. – Ты, надеюсь, уже понял это. Не исключено, что ваше прикрытие целиком ликвидировано.
– Не исключено. Если они не знали, кто я такой, когда накрыли сеть в ту ночь, то теперь знают это наверняка. По меньшей мере, двоих из моей группы взяли живьем, и хотя я думаю, что они будут держаться до последнего, гестапо может их расколоть.
– Поэтому весь этот регион теперь закрыт для тебя. Мы пошлем туда кого-нибудь другого, как только решим воссоздать заново сеть.
Майор как будто совсем забыл про сигару, оставленную им в пепельнице, достал новую из коробки, лежавшей во внутреннем кармане своей военной формы, и стал искать спички.
– И тебя не расхолодило то, что ты едва избежал смерти?
Губы Пола твердо сжались.
– Я знал, чем рискую. И был готов к опасностям. К тому же, много ли у тебя людей, которые так же, как я, знают Францию и умеют свободно говорить по-французски?
Майор раскурил сигару.
– Мой отец работал в посольстве во Франции, я проводил каникулы с друзьями в разных частях этой страны, а когда закончил школу, то провел там два года, шатался по стране с котомкой, нанимался, где попало, на работу.
– Поэтому ты думаешь, что можешь сойти за своего в любом месте?
– Конечно, я всегда хорошо подделывался под местные диалекты.
– Я очень надеялся, что ты ответишь именно так. – Наконец сигара майора разгорелась, он отбросил в сторону коробок со спичками и взял другое досье. – Между прочим, у меня имеются на тебя кое-какие планы. Знаком ли ты сколько-нибудь с западными районами – с Шарантой и Шарант-сюр-Мер?
– Коньячная страна? Да, мне приходилось бывать там. Участвовал в сборе винограда.
– Но тебя там не знают?
– Нет. Я был одним из студентов, которые нанимались на работу, чтобы оплатить жилье и питание. О, это была по-настоящему хорошая еда! – Пол провел пальцами по чисто выбритому подбородку. – К тому же с тех пор прошло десять лет. Не думаю, чтобы кто-нибудь узнал меня.
– Хорошо. Я хочу, чтобы ты создал сеть там.
– А есть ли у нас там контакты? – Пол знал, что по всей Франции начинают появляться очаги сопротивления и что их руководители ждали из Лондона поставок оружия, снаряжения, и даже присылки радистов: или «пианистов», как их называли на месте. Но французы слыли гордыми людьми, они не всегда охотно исполняли приказания иностранцев, а он согласился бы руководить сетью только по своему усмотрению. Иная же форма работы, по его мнению, была связана со слишком большим риском.
– В этом округе не существует никакой организации, – заверял его майор. – Несколько местных жителей занимались саботажем, насколько я знаю, – железнодорожники, направлявшие составы с боеприпасами в неправильном направлении. Что-то в этом роде. А в самом начале двух парней расстреляли за то, что они перерезали телефонные провода. Но, согласно имеющейся у меня информации, те люди, которые пытаются бороться, не получают ни руководства, ни указаний. Несомненно, им бы пригодился кто-нибудь с твоими познаниями и опытом.
Пол кивнул, обдумывая сказанное. Он именно и надеялся создать сеть на пустом месте, набрать таких парней, кому можно довериться – впрочем, как можно с абсолютной уверенностью определить, кому можно довериться – эта задача представлялась ему одной из самых сложных. Замолвленное за кого-то слово могло подвести, и, набирая людей, Пол предпочитал полагаться на собственные инстинкты. Он считал, что достаточно хорошо разбирается в людях и искренне надеялся, что те, которым он доверился, не подведут. В конце концов, от этого выбора зависит его жизнь.
– Мы бы хотели не только создать сеть в этом районе, – продолжал майор Фоуссет. – Мы бы хотели также организовать маршрут спасения. Как тебе известно, демаркационная линия проходит прямо через этот округ. Там должны быть места, где можно перейти из оккупационной зоны во Францию Виши, просто пройдя через поле или перебравшись через ручей. В некоторых местах по границе идет дорога – впрочем, в данный момент, согласно поступившей ко мне информации, они меняют все по своему усмотрению. Нам нужны адреса надежных домов, которые заучат на память наши летчики на случай, если их собьют, и имя проводника, а то и двух, готовых указать дорогу, чтобы перейти границу. Хочу, чтобы ты учел все это, когда отправишься туда.
– Понятно. Если в настоящее время там нет даже элементов организации, то, насколько я понимаю, меня сбросят на парашюте «в никуда»?
– Не уверен. Этот вопрос мы обдумываем. Думаю, что мы можем организовать так, чтоб вначале тобой занялась ячейка за двадцать миль от места твоего назначения. А оттуда ты сам доберешься до Шаранты.
– И буду действовать на свой страх и риск?
– Вначале да. Впрочем, у меня есть имя человека, готового помочь. Это просто предположение – не больше. Но я навел справки, насколько это возможно, и мне кажется, что человек стоящий. Женщина.
Глаза Пола прищурились.
– Женщина?
– Не удивляйся, Салливан. Лично я считаю, что женщины очень подходят для таких дел. Им помогает их хитрая, изменчивая натура. – От собственной шутки он даже причмокнул, а Пол и не улыбнулся. Инстинктивно он чувствовал, что шпионаж и все, что с ним связано – мужское занятие. Женщин нельзя пускать на такие опасные дела. Насколько возможно, они должны оставаться дома, в безопасности… Его сердце сжалось.
– Кто она такая? – резко спросил он.
– Английская девушка. После замужества получила французское гражданство, понятное дело. Иначе ее бы задержали и уже отправили в тюремный лагерь. Ее зовут Кэтрин де Савиньи.
– Де Савиньи. – Эта фамилия что-то напомнила Полу.
– Это очень древняя французская семья, аристократическая. Они живут в замке чуть ли не на самой границе линии Виши, владеют виноградниками и производят собственный коньяк. Не в больших количествах, но, насколько я знаю, высокого качества, что компенсирует количество. Продают его за кругленькую сумму – во всяком случае продавали в мирное время.
– Де Савиньи! – Пол теперь вспомнил: давно минувшее лето в Шаранте, древний замок на склоне холма, пятьдесят гектаров виноградников, дававших плоды для одного из лучших коньяков, и высокомерная семья, купавшаяся в богатстве и привилегиях.
– Как могла в такой обстановке оказаться английская девушка? – спросил он, его голос окрасили скептические нотки.
– Вышла замуж за одного из сыновей старого барона. Прожила там уже шесть лет.
– Понимаю. – Пол опять пересмотрел свое мнение – в худшую сторону. Не только женщина, но и испорченная богатством дамочка. В сложившейся ситуации она не может оказаться полезной.
Острый глаз майора заметил недоверие Пола.
– Не сбрасывай ее автоматически со счетов, Салливан. Я получил на нее очень похвальную характеристику.
– От кого?
– От ее брата.
– Брата?!
– Он работал у меня, – уклончиво пояснил майор.
– Почему же ты его не посылаешь в Шаранту?
– Понятно почему. Семья знает его, и он не уверен в настроениях других ее членов. Они сразу же узнают его и…
– Прекрасно! – произнес Пол с сарказмом. – Он считает, что семья сотрудничает с немцами, чтобы спасти свои шкуры, и не хочет рисковать своей головой. И ты предлагаешь, чтоб это сделал я.
– Ей он верит. Не доверяет он прочим членам семьи. Но ты сможешь с ней связаться незаметно для них, во всяком случае, вначале. Конечно, риск существует, но лично я считаю, что на такой риск пойти можно. Она вроде бы сильная духом девушка, до всего доходит своим умом и явная патриотка Англии.
– Ты так думаешь! Она может тоже желать сохранить свой стиль жизни, как и они.
– Конечно, это может быть. Но непохоже, чтобы она выдала тебя; а помощь она может оказать большую.
– Я подумаю об этом, – лаконично заметил Пол. – Несомненно, я получу от тебя ее детальные приметы.
– Разумеется. Кэтрин де Савиньи, двадцать пять лет, мать четырехлетнего сына Ги.
– Двадцать пять. И уже прожила во Франции шесть лет, как ты говоришь? Видно, вышла замуж очень рано.
– Вот именно. Сразу как закончила школу в Швейцарии.
– Сразу после школы, Господи.
– Салливан, сразу видно, что ты человек с предвзятыми мнениями. – Майор ухмыльнулся. – Ее брат Эдвин говорит, что она была настоящим сорванцом. Сорванец, получивший хорошее воспитание, может превратиться во впечатляющую женщину.
– Это ты так считаешь. – Пол думал о девушке из привилегированной семьи, породнившейся с таким аристократическим родом, как де Савиньи. Она скорее будет занозой в заднице, чем соратницей в борьбе, но не стал говорить об этом вслух.
Майор собрал бумаги и поднялся.
– Думаю, пока все, Салливан. Перед отправкой, конечно, тебе устроят интенсивный инструктаж. А пока что отдыхай, восстанавливай силы и развлекайся, насколько это возможно. У тебя удобная, квартира?
– Очень удобная. – Его лондонская квартира принадлежала управлению. Когда он возвратился в нее, то нашел холодильник забитым копченой лососиной, хорошим вином, различными фруктовыми и мясными консервами – настоящей роскошью для Англии военных лет. – Вы заботитесь о нас, сэр. Этого нельзя отрицать.
Майор позволил себе улыбнуться еще раз.
– Стараемся. Ввиду опасности задания, с которым ты отправишься, мы стараемся, насколько это возможно, снабдить тебя всем самым лучшим.
– Осужденному тоже приносят отличные завтраки, – сухо отозвался Пол.
– Сходи в концерт… погуляй с дамой. Есть ли у тебя в Лондоне друзья или?..
– Не нуждаюсь в том, чтобы твое агентство по развлечениям подкинуло мне женщину для свиданий, – отрезал Пол. – Не забывай, что я совсем недавно потерял жену и не ищу ей замену.
– Как хочешь. Твоя личная жизнь нас не касается. Только не забывай, что развлечься никому не мешает.
– Сумею расслабиться по-своему. Спасибо. Майор подошел у двери, отворил ее.
– Знаю, что ты себе на уме, Салливан. Этого отрицать нельзя. Конечно, это отчасти объясняет, почему тебя и отобрали для СОЕ. Но не позволяй ненависти испепелять себя. Личная кровная месть может стать опасной вещью.
Пол ничего не сказал. Если бы он не мстил из личных побуждений, то мог бы здесь не оказаться вовсе, думал он.
В приемной Рита Барлоу разговаривала по телефону – согласовывала время посещения другого агента, может быть? Она взглянула на него, когда он проходил мимо, заслонила рукой микрофон трубки.
– Капитан Салливан?..
– Доброй ночи, Рита. Береги себя.
– Того же и вам, капитан Салливан. Он вышел в густую тьму ночи.
Еще одно задание, еще одна поездка, чтобы как-то заполнить его опустевшее сердце и, возможно, предоставить ему возможность отомстить за потерю семьи.
И это все, думал Пол, на что он надеялся, чего он хотел.
7
Шаранта, 1941 год
Автобус был заполнен крестьянами довольно мрачного вида. Он резко подпрыгивал на разбитой дороге между редкими голыми кустарниками и порыжевшими зимними полями. Шел дождь и слегка кисловатый запах сырой одежды смешивался с другими запахами – бензина и чеснока, дыма от крепких сигарет и пахнувшей навозом грязи.
На одном из жестких сидений, вроде лавок, сидел в конце автобуса Пол Салливан. Пол попробовал сесть удобнее, но ничего не удалось, и тогда он решил, что сельский автобус – самое неприятное для него средство передвижения. Рядом с ним сидел плотный мужчина, держа в ногах клохчущую курицу, он бросил на Салливана угрюмый взгляд, но, к облегчению Пола, во взгляде не было и намека на подозрение.
Иначе и быть не может, мрачно думал Пол, глядя на мешковатые брюки из саржи, бесформенный джемпер и грубую куртку, заплатанную на локтях, которая довершала его экипировку. Одежда его никогда особенно не волновала, но сегодня он особенно тщательно отбирал заношенные вещи, которые позволили бы ему затеряться среди деревенских жителей и не заставили бы встречного взглянуть на него второй раз. Ты мною гордилась, Гери, думал он, – гордилась моими стараниями, если не результатами. Эта мысль кольнула привычной болью в груди. Пол с усилием отогнал от себя подобные мысли. Не время было предаваться жалости к себе и горевать. Всю энергию он должен употребить в дело и на то, чтобы остаться в живых. Вскоре автобус пересечет демаркационную линию – пограничники проведут проверку, и тут жизненно важно не привлекать к себе внимания ни взглядом, ни жестом. Думай по-французски, предупредил он себя. Ты – Пьер Руссо, сельхозрабочий, недолго воевал в рядах французской армии, тупой необразованный мужик, который просто хочет, чтобы его оставили в покое, пока зарубцовываются душевные травмы. В кармане у него был один набор из нескольких документов, которыми снабдили его в СОЕ. Другие бумаги он тщательно спрятал за разболтавшимся кирпичом у камина в спальне на той ферме, где его приютили. Держать при себе два набора документов – глупо и опасно, и Пол достаточно опытен, чтобы так не рисковать.
Гремя, автобус вкатил в деревню – серые дома под дождем выглядели непривлекательно и тускло, как и горстка небольших лавочек и магазинчиков. Автобус остановился возле больших деревьев, которые летом отбрасывают приятную тень, но нынче выглядели унылыми, открытыми для ветров, с осыпавшейся листвой. Двое полицейских Виши поднялись в автобус и стали напористо протискиваться по проходу, проверяя документы и пропуска. Пол сидел и смотрел в окно, пока к нему вплотную не подошел один из них. Пол сунул ему небрежным жестом документы, полицейский бегло взглянул на них, отдал обратно и двинулся дальше. Несмотря на, казалось бы, спокойную обстановку, Пол почувствовал огромное облегчение. В Лондоне отлично подделали эти бумаги. Но даже и с учетом этого, фальшивые документы всегда несли в себе элемент риска. Немцы в любой момент могли изменить формат документов, и тогда устаревшие бумаги тут же привлекли бы к себе внимание.
Автобус тронулся дальше, направляясь на северо-запад к Ангулему. Пол взглянул на часы. Если не возникнет никаких задержек, он приедет заблаговременно. Кэтрин де Савиньи, если верить полученной им информации, каждую неделю регулярно ходит на рынок. Ее подвозит местный фермер, держащий на рынке ларек, а после обеда она посещает старую женщину, которая до ухода на пенсию много лет работала в замке. Теперь она жила у сына, владельца кафе. Пол думал, что там было б лучше всего встретиться в первый раз с Кэтрин – подальше от остальных Савиньи. Незнакомец может привлечь внимание, а любопытный человек станет гадать, почему это крестьянин разговаривает с невесткой барона.
К тому же, не исключено, что Кэтрин может создать для него трудности. Он еще до конца не поверил в то, что она подходит. Фермер Жорж Альберт, который встретил его и дал ему кров, навел справки через своих людей в этом регионе и узнал, что семья де Савиньи сотрудничает с немцами. Но о Кэтрин сведения поступали утешительнее. Знали, что она ненавидит немцев и, как говорили Жоржу, если активно и не участвует в Сопротивлении, то все-таки не выдаст своего земляка-англичанина.
Жорж – отличный человек, думал Пол, хотя, может быть, чересчур тяжеловат на подъем и лишен воображения. В душе он не испытывал колебаний – всеми фибрами души ненавидел бошей, его ферма находилась в удобном, изолированном месте, а его свояк, который ненавидел немцев и так же, как и он сам, служил полицейским – отличное прикрытие в оккупационной зоне для участников Сопротивления, поскольку это дает определенную свободу передвижения и доступ к информации, которую в ином случае трудно получить. Именно Жорж и его свояк Ив Жаво – составили группу приема, когда «Лисандер» сбросил Пола над Францией двумя ночами раньше; и Пол благодарил за них Бога. На первое задание его сбросили «втемную», и, видя, как самолет развернулся и полетел на базу, а он остался один в чужой стране, и от гибели его может спасти только смекалка, он чувствовал себя не лучшим образом.
На этот раз все обстояло иначе. Жорж и Ив, как и многие другие французы по всей стране, горели желанием включиться в движение Сопротивления, но нуждались в помощи со стороны – в оружии и снаряжении из Лондона, в обученных радистах для связи с другими, в опытных руководителях как Салливан для организации борьбы. Поэтому они встретили его с распростертыми объятиями. Двойная задача: создание сети и «маршрута спасения» для летчиков союзников, сбитых над Францией, была устрашающе трудной, и он нуждался в максимальной поддержке. Кэтрин де Савиньи была одной из тех, кто мог помочь. Если она пойдет на это, тогда длинная и неудобная поездка в автобусе оправдает себя.
Автобус надрывно пыхтел, поднимаясь на крутой холм, в направлении города. Пол опять взглянул на часы – сделанные во Франции, как и вся одежда, которая была на нем, начиная от трусов до старой, грубого сукна куртки. Да, он успевает вовремя. Пол выглянул в окно, ориентируясь на собор с красочным фасадом, доминировавший в городке, и мысленно повторял названия улиц на городской карте, которой снабдил его Жорж и которую он наизусть выучил при свете керосиновой лампы накануне ночью. Когда автобус остановился, он вышел из него вместе с другими пассажирами на холодную серую улицу. Время было послеобеденное. По путаным улочкам он пошел в направлении кафе «д'Ор», используя окна и витрины как зеркала, чтобы проверить, не следят ли за ним.
Кафе располагалось на углу небольшой площади, как и описывал Жорж. Пол зашел в зал и сел за столик, стоявший возле окна, из которого хорошо просматривались площадь и улица, по которой он пришел. Заказал кофе – не настоящий кофе, а противно пахнущий напиток из желудей и цикория, который заменял кофе в оккупированной Франции, – и начал его пить, поглядывая на улицу, не появятся ли там немцы или Кэтрин де Савиньи. Может быть, она предпочтет войти через боковой, а не главный вход. Для базарного дня город казался очень тихим, подумал он, а те немногие, которые вышли на улицы, шагали куда-то, опустив головы, с повадками нервных, загнанных зверей. А они и были таковыми, размышлял Пол – холодные, голодные, лишенные свободы, с поруганной гордостью, всегда боящиеся сделать неверный шаг и быть за это наказанными. Такое давление сказывалось на людях двояко – либо они становились запуганными и совсем прибитыми, либо давали сдачи, невзирая на опасность. Некоторые предавали даже родных и друзей, чтобы спасти свою шкуру, а у других вдруг раскрывались такие запасы мужества, о которых они и не подозревали. Что бы сам он стал делать, окажись в подобном положении? Ему нравилось думать, что стал бы одним из участников Сопротивления, плел бы заговоры, планировал акции, прятал английских агентов, как Жорж спрятал его, но если говорить честно, то определенно он ответить не мог. Хорошо, что он уже сейчас занимается конкретным делом, движимый ненавистью к нацистам и обжигающей жаждой мести. А что, если бы он, Гери и крошка Беатрис были б простой французской семьей в условиях оккупации – что тогда? Стал бы он подвергать их риску в угоду своей гордыне? Он этого не знал и такая неопределенность была унизительна.
Пол допил кофе. Во рту остался горький привкус, но у него не было иного выхода, как заказать другую кружку. Он сделал знак официантке, молодой девушке с кудряшками, слегка стянутыми на затылке, в помятом белом фартуке поверх черной фирменной юбки, но именно в тот момент в кафе через заднюю дверь вошла Кэтрин де Савиньи.
Он сразу узнал ее. Даже если бы майор Фоуссет не показывал ему ее фотографию до отъезда из Лондона, он все равно догадался бы. Это было не то кафе, которое посещают женщины в парижских пальто, явно довоенного пошива, но все еще стильных. Он инстинктивно почувствовал, что она англичанка, хотя ни за что на свете не смог бы объяснить почему. Худощава, среднего роста, с густыми каштановыми волосами, падающими на воротник пальто, в руке – на вид очень дорогая сумочка из крокодиловой кожи. Он почувствовал, как что-то подступило к горлу. Так вот, значит, – пришло время действовать.
– Не беспокойтесь, я ухожу, – сказал он официантке и последовал за Кэтрин де Савиньи, когда та вышла из кафе на улицу.
Она повернула в сторону базара, Пол следовал за ней на приличном расстоянии. Он прикинул, что идти туда примерно пять минут – достаточно времени для того, чтобы основательно удалиться от кафе и от любого, кто мог обратить внимание на его поспешный уход. Она шла довольно быстро, но своим широким шагом он легко поспевал за ней. Два раза он остановился – один раз, чтобы прикурить сигарету, и второй, чтобы для страховки заглянуть в витрину книжного магазина. Потом прибавил шагу, чтобы опять нагнать ее.
Когда Пол решил, что они уже отошли на достаточное расстояние, он вынул из кармана носовой платок, которым его Жорж специально снабдил для этой цели. Небольшой квадрат белой хлопчатобумажной ткани, принадлежавший его сестре, жене Ива. Он поравнялся с Кэтрин.
– Простите, мадам. Вы, кажется, обронили вот это, – обратился он к ней по-французски.
Она быстро обернулась, и он увидел удивление в ее глазах – карих, с золотистыми крапинками по краям радужной оболочки.
– Не думаю. – Он знал, что она собирается сказать, и прервал ее негромким голосом, хотя и был абсолютно уверен, что рядом нет никого, кто мог бы их услышать.
– Я англичанин. Меня послал ваш брат Эдвин. Мне надо поговорить с вами.
Он увидел на ее лице выражение потрясения и испугался, что она может что-то сделать или сказать такое, что привлечет к ним внимание, выдаст его. Затем с облегчением увидел, что она взяла у него платок.
– Спасибо… очень любезно с вашей стороны. Я даже не думала…
– Сейчас я не могу разговаривать, – продолжал он тихим голосом. – Вы часто выходите одна на прогулки, верно? Завтра я встречусь с вами на перекрестке дорог, на холме недалеко от замка де Савиньи. В три часа. И ради Бога, никому ни слова. Даже мужу, абсолютно никому. Хорошо?
Мгновение она колебалась. Потом, согласившись с его просьбой, спросила:
– А если пойдет проливной дождь?
– Тогда следующий день без дождя.
– Хорошо. Договорились.
– Отлично. – Он осмотрелся. Никого в пределах слышимости не было. Никто не обращал на них ни малейшего внимания, но все равно он коснулся своего лба, сделав жест признательности. Потом ускорил шаг и опередил ее, идя прямо по улице.
На следующее утро ветер разогнал дождливые тучи. Когда Кэтрин отдернула портьеры и увидела небо, более яркое и высокое, чем все последние дни, она почувствовала, как екнуло у нее сердце, и поняла, что надеялась на дождливую погоду, чтобы ей не пришлось принимать решение: идти или не идти на прогулку для встречи с англичанином, который сумел переговорить с ней в Ангулеме.
В том, что он англичанин, она не сомневалась, несмотря на говоривший об обратном весь его внешний вид. Но она не могла понять, кто он такой и чего от нее хочет. Не могла понять она и какое отношение он имел к Эдвину. Она не видела брата с начала войны и ничего не слышала о нем. Неужели он во Франции и хочет с нею увидеться? Если так, то почему сам не обратился к ней? Почему надо направлять посыльного, англичанина, в одежде французского крестьянина? Она пыталась найти ответы на эти вопросы, но в голову ей приходило лишь одно объяснение: Эдвин связан с движением Сопротивления, и мужчина, который подкараулил ее, тоже.
Когда он так неожиданно ушел от нее, она склонна была думать, что ей все это привиделось, но квадратик грубой белой ткани, так не похожий на ее обшитые кружевами тонкие носовые платки, служил доказательством, что ей не померещилось. Возвращаясь домой в поскрипывающей телеге Мориса Анжелота, она испытывала признательность фермеру за его неумолкаемую болтовню. Он всегда дотошно рассказывал, что видел на базаре, кому и что продал. Все это он выкладывал, не разжимая зубов, в которых держал самокрутку, она тряслась меж его обветренными губами. К счастью, он не ждал ответов – он принимал ее за типичную неприветливую англичанку, даже не подозревая, что просто сводит ее с ума своими повторяющимися анекдотами. Впрочем этот ритуал, сложившийся в течение недель и месяцев, позволял ей привести в порядок рой своих беспокойных мыслей. Но толку от того было мало.
Автобус был заполнен крестьянами довольно мрачного вида. Он резко подпрыгивал на разбитой дороге между редкими голыми кустарниками и порыжевшими зимними полями. Шел дождь и слегка кисловатый запах сырой одежды смешивался с другими запахами – бензина и чеснока, дыма от крепких сигарет и пахнувшей навозом грязи.
На одном из жестких сидений, вроде лавок, сидел в конце автобуса Пол Салливан. Пол попробовал сесть удобнее, но ничего не удалось, и тогда он решил, что сельский автобус – самое неприятное для него средство передвижения. Рядом с ним сидел плотный мужчина, держа в ногах клохчущую курицу, он бросил на Салливана угрюмый взгляд, но, к облегчению Пола, во взгляде не было и намека на подозрение.
Иначе и быть не может, мрачно думал Пол, глядя на мешковатые брюки из саржи, бесформенный джемпер и грубую куртку, заплатанную на локтях, которая довершала его экипировку. Одежда его никогда особенно не волновала, но сегодня он особенно тщательно отбирал заношенные вещи, которые позволили бы ему затеряться среди деревенских жителей и не заставили бы встречного взглянуть на него второй раз. Ты мною гордилась, Гери, думал он, – гордилась моими стараниями, если не результатами. Эта мысль кольнула привычной болью в груди. Пол с усилием отогнал от себя подобные мысли. Не время было предаваться жалости к себе и горевать. Всю энергию он должен употребить в дело и на то, чтобы остаться в живых. Вскоре автобус пересечет демаркационную линию – пограничники проведут проверку, и тут жизненно важно не привлекать к себе внимания ни взглядом, ни жестом. Думай по-французски, предупредил он себя. Ты – Пьер Руссо, сельхозрабочий, недолго воевал в рядах французской армии, тупой необразованный мужик, который просто хочет, чтобы его оставили в покое, пока зарубцовываются душевные травмы. В кармане у него был один набор из нескольких документов, которыми снабдили его в СОЕ. Другие бумаги он тщательно спрятал за разболтавшимся кирпичом у камина в спальне на той ферме, где его приютили. Держать при себе два набора документов – глупо и опасно, и Пол достаточно опытен, чтобы так не рисковать.
Гремя, автобус вкатил в деревню – серые дома под дождем выглядели непривлекательно и тускло, как и горстка небольших лавочек и магазинчиков. Автобус остановился возле больших деревьев, которые летом отбрасывают приятную тень, но нынче выглядели унылыми, открытыми для ветров, с осыпавшейся листвой. Двое полицейских Виши поднялись в автобус и стали напористо протискиваться по проходу, проверяя документы и пропуска. Пол сидел и смотрел в окно, пока к нему вплотную не подошел один из них. Пол сунул ему небрежным жестом документы, полицейский бегло взглянул на них, отдал обратно и двинулся дальше. Несмотря на, казалось бы, спокойную обстановку, Пол почувствовал огромное облегчение. В Лондоне отлично подделали эти бумаги. Но даже и с учетом этого, фальшивые документы всегда несли в себе элемент риска. Немцы в любой момент могли изменить формат документов, и тогда устаревшие бумаги тут же привлекли бы к себе внимание.
Автобус тронулся дальше, направляясь на северо-запад к Ангулему. Пол взглянул на часы. Если не возникнет никаких задержек, он приедет заблаговременно. Кэтрин де Савиньи, если верить полученной им информации, каждую неделю регулярно ходит на рынок. Ее подвозит местный фермер, держащий на рынке ларек, а после обеда она посещает старую женщину, которая до ухода на пенсию много лет работала в замке. Теперь она жила у сына, владельца кафе. Пол думал, что там было б лучше всего встретиться в первый раз с Кэтрин – подальше от остальных Савиньи. Незнакомец может привлечь внимание, а любопытный человек станет гадать, почему это крестьянин разговаривает с невесткой барона.
К тому же, не исключено, что Кэтрин может создать для него трудности. Он еще до конца не поверил в то, что она подходит. Фермер Жорж Альберт, который встретил его и дал ему кров, навел справки через своих людей в этом регионе и узнал, что семья де Савиньи сотрудничает с немцами. Но о Кэтрин сведения поступали утешительнее. Знали, что она ненавидит немцев и, как говорили Жоржу, если активно и не участвует в Сопротивлении, то все-таки не выдаст своего земляка-англичанина.
Жорж – отличный человек, думал Пол, хотя, может быть, чересчур тяжеловат на подъем и лишен воображения. В душе он не испытывал колебаний – всеми фибрами души ненавидел бошей, его ферма находилась в удобном, изолированном месте, а его свояк, который ненавидел немцев и так же, как и он сам, служил полицейским – отличное прикрытие в оккупационной зоне для участников Сопротивления, поскольку это дает определенную свободу передвижения и доступ к информации, которую в ином случае трудно получить. Именно Жорж и его свояк Ив Жаво – составили группу приема, когда «Лисандер» сбросил Пола над Францией двумя ночами раньше; и Пол благодарил за них Бога. На первое задание его сбросили «втемную», и, видя, как самолет развернулся и полетел на базу, а он остался один в чужой стране, и от гибели его может спасти только смекалка, он чувствовал себя не лучшим образом.
На этот раз все обстояло иначе. Жорж и Ив, как и многие другие французы по всей стране, горели желанием включиться в движение Сопротивления, но нуждались в помощи со стороны – в оружии и снаряжении из Лондона, в обученных радистах для связи с другими, в опытных руководителях как Салливан для организации борьбы. Поэтому они встретили его с распростертыми объятиями. Двойная задача: создание сети и «маршрута спасения» для летчиков союзников, сбитых над Францией, была устрашающе трудной, и он нуждался в максимальной поддержке. Кэтрин де Савиньи была одной из тех, кто мог помочь. Если она пойдет на это, тогда длинная и неудобная поездка в автобусе оправдает себя.
Автобус надрывно пыхтел, поднимаясь на крутой холм, в направлении города. Пол опять взглянул на часы – сделанные во Франции, как и вся одежда, которая была на нем, начиная от трусов до старой, грубого сукна куртки. Да, он успевает вовремя. Пол выглянул в окно, ориентируясь на собор с красочным фасадом, доминировавший в городке, и мысленно повторял названия улиц на городской карте, которой снабдил его Жорж и которую он наизусть выучил при свете керосиновой лампы накануне ночью. Когда автобус остановился, он вышел из него вместе с другими пассажирами на холодную серую улицу. Время было послеобеденное. По путаным улочкам он пошел в направлении кафе «д'Ор», используя окна и витрины как зеркала, чтобы проверить, не следят ли за ним.
Кафе располагалось на углу небольшой площади, как и описывал Жорж. Пол зашел в зал и сел за столик, стоявший возле окна, из которого хорошо просматривались площадь и улица, по которой он пришел. Заказал кофе – не настоящий кофе, а противно пахнущий напиток из желудей и цикория, который заменял кофе в оккупированной Франции, – и начал его пить, поглядывая на улицу, не появятся ли там немцы или Кэтрин де Савиньи. Может быть, она предпочтет войти через боковой, а не главный вход. Для базарного дня город казался очень тихим, подумал он, а те немногие, которые вышли на улицы, шагали куда-то, опустив головы, с повадками нервных, загнанных зверей. А они и были таковыми, размышлял Пол – холодные, голодные, лишенные свободы, с поруганной гордостью, всегда боящиеся сделать неверный шаг и быть за это наказанными. Такое давление сказывалось на людях двояко – либо они становились запуганными и совсем прибитыми, либо давали сдачи, невзирая на опасность. Некоторые предавали даже родных и друзей, чтобы спасти свою шкуру, а у других вдруг раскрывались такие запасы мужества, о которых они и не подозревали. Что бы сам он стал делать, окажись в подобном положении? Ему нравилось думать, что стал бы одним из участников Сопротивления, плел бы заговоры, планировал акции, прятал английских агентов, как Жорж спрятал его, но если говорить честно, то определенно он ответить не мог. Хорошо, что он уже сейчас занимается конкретным делом, движимый ненавистью к нацистам и обжигающей жаждой мести. А что, если бы он, Гери и крошка Беатрис были б простой французской семьей в условиях оккупации – что тогда? Стал бы он подвергать их риску в угоду своей гордыне? Он этого не знал и такая неопределенность была унизительна.
Пол допил кофе. Во рту остался горький привкус, но у него не было иного выхода, как заказать другую кружку. Он сделал знак официантке, молодой девушке с кудряшками, слегка стянутыми на затылке, в помятом белом фартуке поверх черной фирменной юбки, но именно в тот момент в кафе через заднюю дверь вошла Кэтрин де Савиньи.
Он сразу узнал ее. Даже если бы майор Фоуссет не показывал ему ее фотографию до отъезда из Лондона, он все равно догадался бы. Это было не то кафе, которое посещают женщины в парижских пальто, явно довоенного пошива, но все еще стильных. Он инстинктивно почувствовал, что она англичанка, хотя ни за что на свете не смог бы объяснить почему. Худощава, среднего роста, с густыми каштановыми волосами, падающими на воротник пальто, в руке – на вид очень дорогая сумочка из крокодиловой кожи. Он почувствовал, как что-то подступило к горлу. Так вот, значит, – пришло время действовать.
– Не беспокойтесь, я ухожу, – сказал он официантке и последовал за Кэтрин де Савиньи, когда та вышла из кафе на улицу.
Она повернула в сторону базара, Пол следовал за ней на приличном расстоянии. Он прикинул, что идти туда примерно пять минут – достаточно времени для того, чтобы основательно удалиться от кафе и от любого, кто мог обратить внимание на его поспешный уход. Она шла довольно быстро, но своим широким шагом он легко поспевал за ней. Два раза он остановился – один раз, чтобы прикурить сигарету, и второй, чтобы для страховки заглянуть в витрину книжного магазина. Потом прибавил шагу, чтобы опять нагнать ее.
Когда Пол решил, что они уже отошли на достаточное расстояние, он вынул из кармана носовой платок, которым его Жорж специально снабдил для этой цели. Небольшой квадрат белой хлопчатобумажной ткани, принадлежавший его сестре, жене Ива. Он поравнялся с Кэтрин.
– Простите, мадам. Вы, кажется, обронили вот это, – обратился он к ней по-французски.
Она быстро обернулась, и он увидел удивление в ее глазах – карих, с золотистыми крапинками по краям радужной оболочки.
– Не думаю. – Он знал, что она собирается сказать, и прервал ее негромким голосом, хотя и был абсолютно уверен, что рядом нет никого, кто мог бы их услышать.
– Я англичанин. Меня послал ваш брат Эдвин. Мне надо поговорить с вами.
Он увидел на ее лице выражение потрясения и испугался, что она может что-то сделать или сказать такое, что привлечет к ним внимание, выдаст его. Затем с облегчением увидел, что она взяла у него платок.
– Спасибо… очень любезно с вашей стороны. Я даже не думала…
– Сейчас я не могу разговаривать, – продолжал он тихим голосом. – Вы часто выходите одна на прогулки, верно? Завтра я встречусь с вами на перекрестке дорог, на холме недалеко от замка де Савиньи. В три часа. И ради Бога, никому ни слова. Даже мужу, абсолютно никому. Хорошо?
Мгновение она колебалась. Потом, согласившись с его просьбой, спросила:
– А если пойдет проливной дождь?
– Тогда следующий день без дождя.
– Хорошо. Договорились.
– Отлично. – Он осмотрелся. Никого в пределах слышимости не было. Никто не обращал на них ни малейшего внимания, но все равно он коснулся своего лба, сделав жест признательности. Потом ускорил шаг и опередил ее, идя прямо по улице.
На следующее утро ветер разогнал дождливые тучи. Когда Кэтрин отдернула портьеры и увидела небо, более яркое и высокое, чем все последние дни, она почувствовала, как екнуло у нее сердце, и поняла, что надеялась на дождливую погоду, чтобы ей не пришлось принимать решение: идти или не идти на прогулку для встречи с англичанином, который сумел переговорить с ней в Ангулеме.
В том, что он англичанин, она не сомневалась, несмотря на говоривший об обратном весь его внешний вид. Но она не могла понять, кто он такой и чего от нее хочет. Не могла понять она и какое отношение он имел к Эдвину. Она не видела брата с начала войны и ничего не слышала о нем. Неужели он во Франции и хочет с нею увидеться? Если так, то почему сам не обратился к ней? Почему надо направлять посыльного, англичанина, в одежде французского крестьянина? Она пыталась найти ответы на эти вопросы, но в голову ей приходило лишь одно объяснение: Эдвин связан с движением Сопротивления, и мужчина, который подкараулил ее, тоже.
Когда он так неожиданно ушел от нее, она склонна была думать, что ей все это привиделось, но квадратик грубой белой ткани, так не похожий на ее обшитые кружевами тонкие носовые платки, служил доказательством, что ей не померещилось. Возвращаясь домой в поскрипывающей телеге Мориса Анжелота, она испытывала признательность фермеру за его неумолкаемую болтовню. Он всегда дотошно рассказывал, что видел на базаре, кому и что продал. Все это он выкладывал, не разжимая зубов, в которых держал самокрутку, она тряслась меж его обветренными губами. К счастью, он не ждал ответов – он принимал ее за типичную неприветливую англичанку, даже не подозревая, что просто сводит ее с ума своими повторяющимися анекдотами. Впрочем этот ритуал, сложившийся в течение недель и месяцев, позволял ей привести в порядок рой своих беспокойных мыслей. Но толку от того было мало.