Абрамкин Антон. Рубеж

Так что, извиняй, панна зацная, отвезу я этих приблуд к пану моему Мацапуре-Коложапскому, а он в сотню отпишет, что и как. Пусть они с паном писарем сами решают. Ярина беспомощно оглянулась. Ее люди далеко, да и что тут поделать? Даже будь с ней сотня, не доставать же шабли из ножен из-за подобного спора! Юдка прав: так всегда и делалось - приказ выполняли, а потом начиналась тяжба, когда на год, когда и на десять лет. И батька ее, и дед старались не ссориться с такими, как пан Мацапура. И тут вспомнилось - ребенок! Не зверь же этот Юдка! - А с младенем как быть, пан надворный сотник? Брат его со мной. Гоже ли дите отбирать да неведомо куда увозить? Крепкая рука Юдкн вновь коснулась бороды. Сотник задумался - вернее, сделал вид, что задумался. Темные глаза хитро блеснули: - То пусть брат старший сюда едет! С ним и решим. Он махнул рукой сердюку, что-то пояснил. Тот кивнул. Ударили в наст копыта. Ждали молча. Ярина пыталась понять, что задумал сотник. Неужто ребенка отберет? Но ведь этак и разбойники не поступают! Подъехал Гринь, коротко поклонился - и замер, увидев похитителей. Дите словно услышало: вновь подняло крик. - Так-так, - Юдка удовлетворенно вздохнул. - Ты ли Григорий, именуемый Чумаком? Гринь кивнул, не отрывая взгляда от плачущего на руках у чернявой ведьмы ребенка. - Тот младень - твой брат? - рука с плетью протянулась к вопящему свертку. - Да, пан, - голос парня звучал сдавленно. - То брат мой. Сын моей мамки... - Так ли это, пан Рио? Сотник резко повернулся, лицо на миг стало суровым, даже злым. Но Ярине вновь почудилось, что все это - игра. - Это так, господин Юдка, - спокойно проговорил пан Рио. - Но мы имеем права на этого ребенка. Девушка хотела возмутиться, но Юдка опередил: - Так ли это, то пусть суд решает. А пока, пан Рио, пусть ясна пани, твоя спутница, отдаст дите этому брату его, чумаку Григорию. Никто не возразил, Гринь недоверчиво покосился на сотника, соскочил с коня, медленно подошел к чернявой. Та молча передала чумаку сверток. Гринь глубоко вздохнул, прижал ребенка к груди. Тот вновь словно все понял затих. - Я... Я могу ехать? - парень нерешительно поглядел сперва на сотника, после на Ярииу. - Кто же тебя держит, чумак? - Юдка хмыкнул, пожал плечами. - Возвращайся в свой Гонтов Яр! Думаю, камни там давно припасли! Вей, может, и хату хворостом обложили! Парень замер, словно камнем стал. Ярина и сама вздрогнула. А ведь верно! Гриня и так чертовым пасынком почитали, а после налета "чертей" да после того, как кровь пролилась!.. - Я... К соседям уйду, - нерешительно проговорил Гринь. - В Ко-пинцы или в Минковку... Юдка только усмехнулся. Ярина и сама поняла: не выйдет. Слух о бесовом семени прошел по всей округе. Даже те, кто не поверил, побоятся принять парня. А вдруг "черти" вдругорядь налетят! - Так чего же?.. - Гринь затравленно обернулся, отчаянно поглядел на Ярину. Та не нашлась, что сказать. Отвезти парня в Валки? С чего бы это валковским обывателям быть храбрее соседей? Был бы дома батька, так нет его, и некому прикрикнуть на трусов. - А не поехать ли тебе с нами, Григорий? - Юдка наивно моргнул и не выдержал - усмехнулся во весь рот. - От имени пана моего обещаю, что никто тебя и пальцем не тронет. Ни тебя, ни брата твоего. А ему мы бабу найдем, чтоб кормила. Ведь негоже - столько часов дите на морозе держать! И тут Ярина окончательно поняла - сговорились. Хитрый пан Рио что-то пообещал пану надворному сотнику. И ведь не придерешься, не станешь возражать! Все в своем праве: и Юдка, и Гринь Чумак. - То може, на денек-другой? - Гринь вновь взглянул на девушку. - Хоть успокоятся в селе? Как думаешь, панна сотникова? Ярина видела: парень устал. Смертельно устал быть "чертовым пасынком". Устал бороться - и за себя, и за жизнь брата. Впервые ему пообещали защиту. - Смотри сам, чумак! Девушка отвернулась, не зная, что сказать. Происходило что-то плохое, может быть, даже страшное, но не поймешь, не пояснишь. И шаблю из ножен не выхватишь. - Гоже ли решили, панна зацная? - Юдка подъехал, улыбнулся. - Чумак с братом в усадьбе поживут, чтоб мугырей-дурней в соблазн не вводить, а разбойников, что младеня забрать хотели, мой пан по справедливости рассудит. Сотник бросил быстрый взгляд на невозмутимого пана Рио, и Ярина почувствовала, как ее охватывает гнев. Страшный, унижающий гнев бессилия. Все было не так. Все было неправильно. - Нас четверо против твоей сотни, - тихо проговорила она, стараясь не глядеть на ухмыляющегося Юдку. - Будь у меня хлопцев поболе... - Нас всего три десятка, панна зацная. Но ты права. Только... Сотник на миг умолк. Исчезла наглая усмешка, глаза стали серьезны, даже суровы: - Не держи на меня зла, Ярина Логиновна! Каждый свой приказ сполняет, а ежели что не так было, то прости! Кто знает, может, в следующий раз ты сама мне башку шаблюкой снесешь! И вдруг стало ясно: сотник не шутит. И когда прощения просит, и когда о шаблюке говорит. Гнев исчез, словно не бывало. Внезапно навалилась усталость - свинцовая, неподъемная. Весь день в седле, затем - вечер, потом - ночь... - К чему нам насмерть рубиться, пан Юдка? Или твой господин войску черкасскому враг? Но ты прав, будет еще следующий раз! - Будет... Слово упало тяжко, словно камень в черную воду. Словно приговор. И вновь Ярине стало не по себе. О чем это сотник? И почему ей самой так не хочется этой будущей встречи? Конские копыта ударили в снег. Поляна осталась позади, но девушка еще долго чувствовала неотрывный тяжелый взгляд, которым провожал ее Юдка. Так провожают Смерть, заглянувшую в гости и пообещавшую вернуться... Юдка Душегубец Моя Смерть уезжала. Худая плосконосая Смерть, ладно сидящая на кровном жеребце. Некрасивая девчонка, еще не знающая, но уже начинающая догадываться. Я бы мог убить ее - легко, одним взмахом клинка. Мог заточить в подземелье и замуровать выход серым камнем - навечно, пока стоят стены замка. Да только зачем? Смерть не обманешь! Я прикрыл глаза, прогоняя Тени. Поляна засияла белизной, и только удаляющийся силуэт горел недоброй мерцающей синью. Как давно я не видел цветов! Да, так и обещано - Смерть оденется в синее... Все, хватит! Ты знал, что так и будет, Иегуда бен-Иосиф, сопливый мальчишка из Умани. Знал о дне, когда встретятся Смерть, Двойник и Пленник, - Дне Встречи. И нечего теперь боятся! - Пан сотник! Михал, молодой десятник, которого я подобрал четыре года назад еще за Днепром, кивнул на дорогу. Да! Пора! Смерть ушла - до поры до времени. И только Святой, благословен Он, знает, когда быть той поре: завтра или через полсотни лет. Сколько этой девчонке? Восемнадцать? Меньше? Я кивнул, и Михал начал собирать хлопцев. День Встречи не кончился. Пан Станислав ждет, а мне еще надо решить. Решить - и решиться. Можно ли обмануть Рубежных Малахов? И надо ли? Не станешь ли ты Б-гоборцем, глупый Юдка? Отряд был выстроен, гости размещены там, где и должно, - посередине. Я махнул рукой, и Михал поскакал вперед, чтобы возглавить колонну. Впрочем, в этом лесу ничего опасного не встретишь, сколько ни блуждай по заснеженным чащобам. Самые опасные здесь - мы. С кем поговорить вначале? С чернявой бабой или с Двойником? Наверное, с ним. Он - старший. Я направил коня к гостям. Хлопцы посторонились, и я занял место рядом с паном Рио. Понял ли он? Думаю, нет. Значит, можно не спешить. Сначала - о пустяках. - Я хотел бы поблагодарить вас, господин сотник... - Пустое, пан Рио! Чужая речь сама собой ложилась на слух. Читать о таком часто приходилось, а вот встречать - редко. Прозрачное Имя, способное сделать понятной любую речь. Почти любую. Знают ли они? - Почему вы свернули в лес, пан Рио? Легкое пожатие плеч. Кажется, он и сам не очень уверен. - Но... За нами гнались, господин Юдка! Я подумал... - Это я подумала! И не ошиблась, не правда ли? Я обернулся. Чернявая баба усмехалась - знала! Ну что же, так даже проще. Как бишь ее зовут? Сале? Да, кажется. - В таком случае, Панове, вы не можете пожаловаться, что вас слишком поздно встретили. Чернявая кивнула и ударила коня каблуками, пристроившись рядом. - Значит, с визой трудностей не будет? - Глаза Рио удивленно моргнули. Стало ясно - не знал. Значит, Сале и есть "Кеваль" - Проводник. Так я и думал! - В таком случае, позвольте еще раз представиться, пан Рио! Я не только надворный сотник, но и Консул Рубежа. - Рад познакомиться, господин Консул! Отреагировал он на удивление быстро. Да, мой Двойник - парень не промах! Одно дивно... - Прежде чем мы поговорим о деле, панове, позвольте узнать. Почему вы не взяли с собой хотя бы рушницу? Это не запрещено. - Не взяли... что? Да, этого он не знал. - В вашем Сосуде... в вашем мире нет оружия огненного боя? - К сожалению, нет, - ответила вместо Двойника Сале. - Иначе бы мы не потеряли Хосту... нашего спутника. Его схватили эти разбойники и, кажется, серьезно ранили... Я еле удержался, чтобы не рассмеяться. Над чем тут смеяться? Чужой Сосуд, чужие порядки, а они тут и суток не пробыли. - Они не разбойники, уважаемая пани! Та девица с плоским носом - дочь здешнего сотника... - Но ведь сотник - вы? - вмешался в разговор третий, парень в зеленом плаще. - Вы - слуга здешнего князя! - Не совсем... Только сейчас я понял, что значит попасть в чужой Сосуд. Хорош был бы я сам в их мире - с рушницей и пистолями! А может, в их Сосуде и порох не горит? - Власть в нашей земле принадлежит гетьману, а тут, в Валках, - сотнику. Панна Ярина Загаржецка - его дочь. А мой господин, пан Мацапура, - зацный владелец, но все-таки не князь. Так что вашего друга скорее всего будут судить. Они переглянулись, пан Рио поджал губы. - Я... Я не хотел бы, чтобы с ним что-нибудь случилось. Если надо, я сам пойду на суд, объясню... Оставалось пожать плечами. Долго же объясняться придется! - Про то у нас еще будет время поговорить, панове. А сейчас о главном. Мне поручено оформить вам обратные визы через Рубеж. Могу это сделать я любой момент, хоть сегодня. На вас - и на ребенка. Рио кивнул, и я еще раз подумал, что Двойник действительно похож на меня. Вырвать дитя из рук брата - и даже не поморщиться! Смог бы я такое? Наверное, смог. - Благодарим вас, господин Юдка! Полагаю, надо оформить визу и на его старшего брата... Ах вот оно что! Пан Рио решил быть добрым! Точнее, добреньким! Вей, так не бывает! - Увы, панове, только что я сказал панне Загаржецкой, что все мы подчиняемся приказам. Могу добавить - к сожалению. Я уполномочен выписать визы на вас четверых и на ребенка. Его брат не имеет права перейти Рубеж. - И кто это решил? Мы потребуем! В голосе пана Рио слышалось раздражение, и я вновь едва удержался от усмешки. Двойник ничего не знает о Малахах. Интересно, Сале нарочно оставила его в неведении? Я оглянулся. Дорога пуста, заснеженный лес тих и спокоен. А вот и Веселый Дуб! Говорят, при батюшке пана Станислава его ветки никогда не пустовали, причем вешали не реже раза в неделю. А теперь - только ржавая цепь свисает. Пан Станислав приказал не снимать: пусть смотрят. Увидят вспомнят, все польза будет. - Вы первый раз перешли Рубеж? - Я - нет, - негромко ответила чернявая, и все стало ясно. Когда-то я тоже был таким, как мой Двойник. Потребовать у Малахов? А хорошо бы! - Но... Как я понял, у его брата здесь... неприятности, - неуверенно проговорил пан Рио. - Может, будет лучше, если мы отвезем парня... в безопасное место? В его голосе слышалось сомнение, и я еле сдержал вопрос: есть ли у него самого братья? Хотя кто знает? Если бы тогда мне предложили отправить Ицыка и Шлему с таким вот паном Рио? Но мне не предложили... - Есть еще кое-что, панове. Я вздохнул и вновь прикрыл глаза, чтобы Тени ушли. Яркий белый свет, чисто и пусто. Но я знал - меня слышат. Можно ли обмануть Малахов? - У вас хорошее Прозрачное Имя, пани Сале! Отлично действует! Она улыбнулась, явно польщенная, хотя ничего особенного в этом нет. Рабби Моше Кордоверо понимал любой язык без всяких ухищрений. И рабби Ицхак Лурия тоже. - А понятно ли тебе будет то, что я скажу сейчас? Ибо не все прозрачное прозрачно! Пан Рио недоуменно оглянулся, хотел переспросить, но я предостерегающе поднял руку. С моим Двойником все ясно - не знает. Не знает язык, на котором я заговорил, не знает и о Великом Исключении. Сейчас меня интересовал не он, а чернявая. - Кажется... - она поджала губы, помолчала. - Кажется, понимаю. Меня немного учили этому. Но разве язык имеет какое-либо значение?.. Я облегченно вздохнул. Легко ли обманывать Малахов? Иногда легко, особенно если знаешь Язык Исключения. Язык, непонятный ангелам. - Слушай меня внимательно. Сале. Слушай и не перебивай, иначе за головы и за твою, и за мою - не дадут и шекеля... Впереди послышался крик. Я привстал в седле - подъезжаем! Сторожа на месте. В доме ли пан Станислав? Кажется, он собирался в замок... - Язык, на котором мы говорим, - единственный, который неизвестен Малахам. У нас его зовут арамейским. На нем написаны наши священные книги... Я заставил себя остановиться. Что толку рассказывать чернявой о книге "Зогар"! Если в ее Сосуде она есть, то ей поведают - в свой срок. Если нет - то и говорить не о чем. - Малахи (их у нас еще называют по-гречески - "ангелами") - стражи Рубежа. Я выполняю их волю. Но я - человек, и вы - люди, поэтому я решился заговорить о тайном. А теперь - главное. Вы не должны просить визы. Это понятно? Она подумала и кивнула. Темные глаза блеснули. - Кажется, ты догадываешься, в чем дело, Сале. Вы нарушили таможенные правила. Ты дала взятку стражам. Тот, кто нарушил долг, уже наказан, а теперь Малахи ждут вас, дабы сурово покарать - так, чтобы это стало уроком прочим. Поняла ли ты? Сале вновь кивнула, затем нерешительно посмотрела на пана Рио. - Потом расскажешь ему, - понял я. - А лучше напишешь, чтобы не произносить вслух. Вам придется пока остаться здесь. - Навсегда? - ее голос дрогнул. Я понимал ее. Застрять в чужом Сосуде - хуже, чем в чужой стране. Но что делать? Малахи не ведают пощады. Сорок тысяч погибло, когда кто-то излишне любопытный посмел сунуть нос в Ковчег. - Поговорим позже, Сале. Есть обходные пути. Их я не знаю, но их может знать пан Станислав, мой господин. Но об этом - позже. Она вновь кивнула. Я отвернулся, чтобы не смотреть на ее лицо. Так, наверное, выглядел я, когда встретился глазами с Яриной Загаржецкой и понял, кто передо мной... Пан Станислав не спал. В этом не было ничего удивительного - его странные привычки известны всем в округе. Спать днем, ночью бодрствовать - говорят, так жил еще его отец. Правда, ночи он обычно проводит в замке, но на сей раз господин оказался в доме, и я облегченно вздохнул. Кое-что надо решить немедленно. Хотя бы для того, чтобы шептуны не успели перекрутить все по-своему. Конечно, пан Мацапура верит мне, но мой предшественник тоже был в этом убежден. А теперь никто и не скажет, где гниют его кости. Да и остались ли от него хотя бы кости? Сердюк у дверей библиотеки щелкнул каблуками, пропуская меня. В доме я единственный, кто может входить к пану Станиславу в любое время. Но только в доме. В замок мне хода нет, да я и не особо прошусь. Меньше знаешь больше живешь! А я и так знаю очень много о зацном дане Мацапуре-Коложанском! Пожалуй, даже слишком много! Пан Станислав сидел в углу под лампой зеленого стекла и читал "Лембергскую газету". Глядя на него в этот миг, самые злые недруги завязали бы узлами свои языки: само добродушие восседало в старом массивном кресле. Толстые вывернутые губы улыбались, на пухлых щеках проступили ямочки, стекла окуляр скрыли привычный острый блеск маленьких глаз, и даже черные нафабренные усы словно опали, бессильно свесившись вниз. Пожилой пан, добрый, немного усталый, пришел почитать газету. Наверное, у доброго пана бессонница - не иначе весь день милостыню раздавал и утирал слезы вдовам... - Шолом, пан Станислав! Глазки добродушно моргнули, улыбка стала шире: - Вечер добрый, пан Юдка! Там, в поставце, - гданьская вудка, выпей, ты же с мороза! Выпей - и садись. Вудка обожгла горло, и я только головой помотал. Ну и пойло! Куда там местной горелке или даже пейсаховке! Пан Станислав со вздохом отложил газету, поглядел на принесенную мною бутыль, протянул руку - и тут же опустил. - Цо занадто - то не здрово. А я, как видишь, скучаю! На такое отвечать не полагалось, и я молча присел на тяжелый дубовый табурет. И тут только заметил, что кресло, в котором восседает пан Мацапура, переставлено. Раньше оно стояло ближе к окну, теперь же каким-то дивом оказалось прямо под старым портретом. Портрет этот - загадка. Чья-то умелая кисть изобразила худого узкоплечего юношу в испанском платье с большим кружевным воротником, как носили полвека назад. На боку шпага, в руке - толстая книга с золотым обрезом. И не было бы тут ничего странного, если бы не герб Апданк в верхнем углу герб рода Мацапур. Не просто герб, а еще и буквицы "L.М-К". И цепь знакомая золотая цепь давней работы на груди. Эту цепь с огромным красным камнем пан Мацапура частенько надевает, особенно когда гости случаются. Видать, фамильная. Правда, на портрете камень другой, ну так не камень же художник рисовал! Ясное дело - родич изображен, и родич близкий. Батюшку пана Станислава звали Леопольдом, так что и дивного вроде бы ничего нет, если бы...
   ...Если бы в доме были другие портреты. Если бы не общий хор тех, кто помнил старика. Леопольд Мацапура был широкоплеч, толст и мордат - сын капля в каплю в батюшку. И лицо - совершенно иное лицо! Губы, глаза, нос... Может, не отец, а дядька, какой-нибудь Леон? Все равно непонятно. Чтобы в таком доме - и один-единственный портрет, и то не в зале, а в библиотеке! Бывал я в подобных домах, там целые галереи, по ним гостей водят, слуги наизусть заучивают, какой предок чем отличился...
   - Ох уж эти поселянки, пан Юдка! Сперва лежит под тобой как бревно, только пыхтит, а потом выть начинает. И всегда одно и то же: "Замуж собиралась, замуж собиралась!" Языки им вырезать, что ли? Пан улыбался - пан изволил шутить. Но мне почему-то не было смешно. - Ну, и кого ты мне сегодня привез? Голос был прежний - расслабленный, вялый, но я заметил быстрый взгляд из-под толстых стекол. Стало ясно - уже доложили. У кого-то пятки салом смазаны. - Четверо гостей, пан Станислав. И ребенок - младень. - Ребенок? Грузное тело нехотя приподнялось и вновь опустилось в глубины кресла. - Ребенок - это хорошо. Прикажи его сразу в замок. Я вздрогнул - так и знал! Любит пан Станислав детей! - А гости кто? Кажется, там баба есть? Он по-прежнему улыбался - добрый толстый пан, которого мучает бессонница. - Не баба, - стараясь быть спокойным, ответил я. - Пани. Один из гостей селюк из Гонтова Яра, а вот трое - паны зацные. Вернее, два пана и пани. - Большой за них откуп дадут, как думаешь? - словно невзначай бросил пан Станислав и вновь взял в руки газету. Разговор подходил к концу. Похоже, пан уже все решил. Даже не похоже - решил. Сколько раз так было: ребенка - в замок, и гостей туда же. И правильно - кто же в здравом уме в гости к пану Мацапуре ездит?! А если ты цудрейтор, то и жаловаться нечего. - Все не так просто, пан Станислав... Газета медленно легла на стол. Из-под стекол удивленно блеснули маленькие глазки: - Гетьмановы родичи? Или голота бесштанная? Я с трудом сдержал улыбку. Каждый - о своем. Соврать, придумать какую-нибудь сказку? Нет, нельзя! - Они иноземцы, пан Станислав. Очень издалека. - И... что? - глаза моргнули, пухлая ладонь потянулась к окулярам. - Тем лучше! Я вздохнул. Поверит ли? - Мир велик, пан Станислав! И в этом мире Сосудов больше, чем представляется многим. Это особые гости. Мои. Вы понимаете, о чем я? Улыбка сгинула, словно стерли ее мокрой тряпкой. На неузнаваемом лице светлым огнем загорелись волчьи глаза. - Ты... Ты уверен, пан Юдка? Уверен? Я улыбнулся, хотя в этот миг улыбаться мне совсем не хотелось. - Особые гости... Значит, откликнулись! А ты не врешь? Теперь улыбаться нельзя. Замереть, выдержать его взгляд. Говорят, не всякий его выдерживает... - Не врешь, вижу! Рассказывай! Толстый вальяжный пан сгинул. Огромное тело налилось силой, широкие лапищи сжались в кулаки, а лицо!.. Таким Станислава Мацапуру увидишь не каждый день. Да и мало кто его таким видит. А кто видит - уже никому не расскажет. - Они из другого Сосуда. Из какого, сказать трудно. Малахи разрешили им пересечь Рубеж. Они пришли за ребенком - за этим ребенком... Пан Станислав молчал, а мне вспомнилось, как мы с ним спорили. Редко кто решается спорить с Мацапурой-Коложанским, но есть вопросы, по которым даже ему нужна не покорность, а истина. Я никак не мог его убедить, что дорога между сфир все-таки есть, и Рубеж проходим. Не для душ, не для бесплотных Малахов - для людей. Он очень неглуп, пан Станислав, я много знает. Но книга "Зогар" недоступна этому гою. - Ну, говори! И подробнее! Теперь следовало взвешивать каждое слово. Не лгать - пан Станислав звериным чутьем распознает ложь. Но и со всей правдой не спешить. О гневе Малахов ему знать ни к чему. Достаточно и того, что переход через рубеж труден и без должной помощи его не одолеть... - Так-так! - пан Станислав крутанул ус, дернул щекой. - Стало быть, воин, лекаришка да колдунья. Колдунья-то хоть хороша? Он снова шутил. Я вспомнил чернявую и тоже улыбнулся. Может, в своих краях Сале и хороша. У нас - едва ли. Во всяком случае, не во вкусе зацного пана. - А с младенем как вышло? Что думаешь, пан Юдка? Я пожал плечами. Что тут думать? - Судите сами, пан Станислав. В Гонтовом Яру объявляется чужак. Не просто иноземец, а совсем другой, нездешний. Посполитые считают его чортом случайно ли? Он подселяется к бабе, брюхатит ее, а после исчезает. И вот за ребенком приезжают оттуда... Пан Мацапура задумался, наконец кивнул: - Складно. Значит, дите пока оставим, но им отдавать не будем. Все одно. Рубеж закрыт. А с братом того чертенка как? - Погодим, - предложил я. - Гриня Чумака соседи крепко обидели. Из таких лихие сердюки выходят. Он вновь кивнул и прикрыл глаза, превратившись обратно в доброго усталого пана, которого мучает бессонница средь холодной зимней ночи. - Эка, забот привалило! И не отдохнуть! Та девка, что из Калайденцев привезли, скотина неблагодарная, хотела мне ногтями в глаза вцепиться, представляешь? Пришлось клещами все ногти повыдергивать да рот зашить, чтоб не выла! А вторая, что из Хорлов, дерево деревом. Обнимаешь ее молчит, кнутом дерешь - молчит. Только когда пятки припек, завыла... На такое тоже отвечать не полагается. Да и что ответишь? То пана Станислава забава, ему виднее. - А знаешь, в газете пишут, что война за Дунаем до весны не кончится. Может, еще на год затянется. Глаза его по-прежнему были закрыты, но я понял: это - главное. Потому и ждал меня пан Станислав среди ночи, в замок не ушел, газетку лембергскую почитывал. - Про то и в округе болтают, - кивнул я. - Думаю, Валковская сотня не скоро вернется. Да и вернется ли? За Дунаем, говорят, чума. - Значит? - его лицо дрогнуло, ямочки на щеках сгинули без следа. - Пора? - Да, пан Станислав, пора. Он вновь задумался, а я вдруг почувствовал знакомый запах - страшный, сводящий с ума дух горящей заживо плоти. Сколько лет хотелось забыть, не вспоминать! Не вышло - это уже навсегда. - Откуда начнем, как думаешь? - Откуда? О том мы с ним говорили не раз, и всё давно решено. Вопрос этот так, для разговора. - С Хитцов, пан Станислав. - С Хитцов? Ну, как скажешь... Запах горящего мяса стал сильнее, и на миг я даже пожалел, что Смерть худая плосконосая девчонка - в эту ночь промедлила. Чего же еще хочет от меня Святой, благословен Он? Ответ не был мне дан, но я догадывался. Двойник! Двойник - и Пленник. Чертенок из Гонтова Яра. Не зря они встретились в эту ночь - Смерть, Пленник и Двойник. Не зря. Ярина Загаржецка, сотникова дочка Знакомый рябой черкас буркнул: "У себя", - и отвернулся. Кто именно Ярина решила не переспрашивать. Ей были нужны оба - и сам пан писарь, и его нескладный сын. Постовой не ошибся - Лукьян Еноха оказался на месте, за своим столом, и даже толстая друкованная книга была знакомой: та, что и неделю назад. Девушке подумалось, что книга, равно как подставка с гусиными перьями, нужны пану Енохе исключительно для представительности. Во всяком случае, прочитанных страниц за эти дни не прибавилось. - Чего, егоза, скучно? Пан Еноха не без труда оторвал взгляд от хитрых буквиц, снял окуляры, зевнул. - Скучно? - девушка просто задохнулась от возмущения. - Да я в Перепелицевку с разъездом ездила! До петухов встала! - Ну, ясно, - писарь потер сонное лицо, с трудом удерживаясь от нового зевка. - За дурной головою... Ярина вздохнула. Что бы она ни делала, всерьез сотникову дочку никто не принимал. Девчонка - и девчонка, разве что замуж отдать, да и то пока не за кого. - В Перепелицевке каких-то всадников видели. К Хитцам ехали. - Знаю... Сообщали уже. За такими вестями, Ярина Логиновна, нечего коней томить... Ты к Теодору? Девушка дернула плечом. К пану писарю она завернула, чтобы доложить по всей форме, как и надлежит старшему по разъезду. И вот, пожалуйста! - Он в подвале. С разбойником этим - Хвостиком. Ты бы его оттуда вытащила, что ли? Чего ему с душегубцем якшаться? Посидели б, сбитню горячего попили. В жгута сыграли... Намек насчет сбитня и жгута Ярина пропустила мимо ушей - не маленькая, чтоб в игры детские играть. Но вот по поводу остального... Хведир встал уже на третий день - продырявленная мякоть плеча срасталась быстро. Встал - и первым делом направился не в церковь свечку ставить, а в подвал, где заперли чернобородого заризяку. Тому досталось больше. Пуля из янычарки пропорола бок, и местный знахарь вначале лишь головой качал, посоветовав готовить домовину - вкупе с осиновыми клиньями и маком. Однако на второй день чернобородый открыл глаза, а на четвертый - попытался встать. Видавшие виды сивоусые только руками развели, рассудив, что разбойнику суждено быть непременно повешенным - потому пуля его и не взяла. Однако Хведир-Теодор вновь удивил всех. Поговорив с пленником, он категорически заявил, что в суд на него подавать не будет и о том же остальных просит. Тут уже и Ярина диву далась. Как можно заризяку миловать? И главное: о чем это Хвостик с Хведиром говорили, если им обоим ни слова не понять? Невидимый толмач сгинул вместе с химерным паном Рио да с чернявой ведьмой. С Хвостиком говорил пан писарь - по-польски да по-немецки, Агмет - по-татарски и турецки, а беглый стрелец Ванюха Перстень - по-московски.