Абрамкин Антон. Рубеж

Хороший сон. Не бойся, добрый дядька. Не бойся, братик. Я вас спасу. Нет, молчат они. Нет, это мы тебя спасем. Дурной сон. Плохой. Уходи. Сам уходи, смеется дурной сон. Ухожу. Иду по дороге. Через пленочки, насквозь. По всей дороге - костры. В кострах горят маленькие хлопчики. Горят, кричат; просят дать им смыслу. Одну и ту же. Потом маленькие хлопчики выбегают из костров. Они теперь большие, сильные. Убивают, кого хотят. Молодцы. А в больших-сильных, на самом донышке, все кричат - не докричатся маленькие хлопчики. Они не хотят стать бабочками. Они плачут. А потом ложатся на бочок. Засыпают. Совсем. Мой костер ждет впереди. Он самый красивый. Радужный. "Ты только попроси, - машет крылышками розовая бабочка. - Ты только попроси правильно, хорошо?" Ладно, отвечаю я. Попрошу. Правильно. И тогда у меня будет шелковый сачок. Сачок и иголки. Чтобы собрать коллекцию бабочек. А розовой я оторву крылышки. Логин Загаржецкий, сотник валковский ...Устало привалился к горячим закопченным камням стены. Вытер лоб. С тупым изумлением уставился на багрово-черный след поперек ладони. Ранили, что ли? Да нет вроде. А остальные как? - встрепенулся. - Мыкола! - Га? - Живой? - Та живой, что мне сделается... Тут другая беда: в пороховнице дуля вприсядку скачет! Чем отбиваться, коли снова сунутся? - Кулаками! Впервой, что ли?! - сотник понимал, что без пороха и пуль кулаками сподручно только в пекло дорожку пробить. Но говорить об этом вслух было никак нельзя. - Чумак, ты где?! - Туточки я, пан сотник! - перед глазами возникла чумазая от пороховой гари рожа. - Заряжай зброю. Пороха-то хоть жменька осталась? - Пол-жменьки, пан сотник... - Все одно заряжай. Гей, Петро! - Ну? - хрипло каркнуло с другого конца галереи. - Ранили его, пан Загаржецкий! - немедленно пояснил голос Юдки, картавя больше обычного. - Как вы полагаете, сойдет кошерный лоскут от моего лапсердака православному черкасу на перевязку? А то я завязал, а теперь переживаю... Это жид правильно встрял. От Петра ведь слова не дождешься. - А ты там как? - помимо воли вырвалось у сотника. - А что честному жиду во вред, не сглазить бы? Я ж обрезанный, а по второму разу, сами знаете... хоть креститься, хоть это самое - грех великий!.. да и больно... - Шмалько! - Да здесь мы, здесь! - ответили почему-то не с башни, а от входа в замок. Логин глянул - и обнаружил есаула в компании чорта: оба как раз выкатывали из башенного входа кулемет. - Куда махинию тянете?! - рявкнул сотник. - Почему без приказу?! - Зарядов с гулькин хрен осталось, - скучно пояснил Шмалько, усаживаясь прямо на ступеньки рядом с кулеметом. Рыла обоих с дружным неодобрением уставились на закрытые ворота. - Все одно, ежели опять полезут, створки вышибут к бесовой матери. А отсюда, в упор - больше положим. - Ладно, - махнул рукой Логин, признавая правоту есаула. Шмалько отцепил от пояса филижанку, глотнул, крякнул. Подумал чуток - и протянул филижанку присевшему рядом на корточки чорту. Тот отказываться не стал, хлебнул в свою очередь, с благодарным кивком вернул есаулу угощенье и убрел себе в замок. Вернулся чорт быстро, держа в разнопалых руках длиннющий протазан. Явно старинной работы. Это он правильно. Видать, хотел вилы-тройчатки сыскать - да не нашлось у лыцарей вил. - Батько! У тебя кровь! Тебя ранили?! Яринка! И когда только на галерею взобраться успела, стрекоза хромая? - Нет, доню, не моя то кровь. Требухой ворожьей приласкало, когда бонба рванула. Она пала возле голубкой сизой, принялась обтирать лицо влажной тряпицей. На минуту Логин расслабился: блаженно закрыл глаза, привалился спиной к стене... люльку б еще разжечь, затянуться сладким дымом. .. - Идут! И почти сразу - требовательный сигнал трубы. Над самым ухом зло свистнул, влетев в бойницу, самострельный болт. В следующее мгновение стену, от верха до основания, сотряс тяжелый удар. Послышался грохот осыпающихся камней. Катапульта! Проломили-таки, в святителей их равноапостольных!.. - Яринка! К гармате, живо! На пролом, на пролом наводите! Обернулся к есаулу с чортом: повторить приказ! - но те уже и сами разворачивали махинию в сторону пролома: узкой щелястой пасти, целиком в клубах оседающей пыли. - Князь Сагор! - донеслось от табора. - Слава! - Впере-е-ед! Слитный топот сапог, скрежет и лязг железа. На миг сотник выглянул наружу, выпалил, не целясь: в такую толпу и захочешь - промаха не дашь! Отпрянул назад. Эх, сучье семя! Обрадовались, что кулемет с башни убрали, - вот и садят стрелами почем зря! Было б зарядов вдосталь, чортяка б вам показал, где раки зимуют!.. - Чумак, заряжай! - Нема чем, пан сотник! - Ну то бери шаблю в руки - и молись! В пекле нас уж заждались, небось?! Одна-единственная булдымка заряженной осталась. Логин сунулся к соседней бойнице - и заморгал в изумлении! На фортецию надвигался молочный кисель тумана, упрятав ряды атакующих, будто гречневые клецки. Это летом-то, средь бела дня - туман?! Нет, врешь, вражий чаклун, не станет Логин Загаржецкий наугад палить, зря последние заряды тратить! - Гей, пани Сало! Разгони морок! - Попробую, господин сотник, - ответ ведьмы, что по-прежнему стояла у перевернутой телеги, звучал усталой безнадегой. - Я попробую... попробую я... Иное славно: опоздал вражий чаклун додуматься! Раньше дурить надо было, а теперь уж все едино - чем палить? поплевать в дуло, авось стрельнет?! Незримая ложка зачерпнула киселю, на миг под стенами посветлело - этого мига сотнику хватило, чтобы спустить курок и отправить лишнюю душу в тутошнее пекло. - Все! Не могу больше! - выдохнула во дворе Сале, и сотник даже не удивился, разобрав сквозь шум боя ее тихий вскрик. Ведьма, она ведьма и есть! - Не могу... не... Бабахнула в последний раз гаковница, трижды бренькнул и смолк чудной "маузер". Пора на гулянку? * * * Не воспользовавшись лестницей, сотник молодым бесом спрыгнул во двор. Выдернул из ножен верную "ордынку", потянул из-за кушака запасенный пистоль... Оглянулся наскоро. Все в сборе, вся последняя в этой жизни сотня Логина Загаржецкого. Братья-Енохи: молчун Петро с наспех перевязанной грудью гаковницу за дуло держит, Мыкола любимый палаш аглицкой работы из ножен тянет. Скалится зимним волчарой жид с шаблей: небось свою пасху поперек календаря справлять задумал. Ярина с бурсаком - у гарматы, вон и фитиль дымится. Рядом ведьма Сало, в руках кривые железяки, вроде ножей, остальные из перевязи торчат. Нет, все-таки бой-баба, даром что ведьма! Шмалько с чортякой за кулеметом залегли, бок о бок. А вон и Гром с бонбой, на галерее, примеривается. От хитрый москаль! Сберег-таки подружку на закуску! Крест нательный пропьет-прогуляет, а это добро - никогда! - Ну, бабы-девки-хлопцы, кого чем обидел, простите! Не поминайте... Договорить не успел: из курящегося пролома, из киселя чаклунского с воплями полезли люди в латах. - Гармата! пали! - махнул рукой сотник Логин. Бахнуло так, что разом заложило уши. Кажется, из тех, кто успел первым сунуться черкасского тела отведать, не уцелел ни один, - но следом уже вовсю ломились другие, топча тела своих же товарищей. Деловито заворчал кулемет. Знал чортяка свое дело. Чортову дюжину и положил, пока смолкла Диковинная махиния. Сотник уж и рот было открыл: приказ отдать! - но чут в проломе рвануло напоследок, только кровавые ошметки порхнули воробьиной стайкой. Это Гром остатнюю бонбу бросил. Вот теперь - и правда все. Праздник. - Рубай их, хлопцы! В бога-душу-мать! Пистоль разрядил почти сразу, в чей-то лыцарский шлем с решеткой-забралом. Не спасло забрало лыцаря: ишь, славно рухнул, истукан железный! Еще два-три пистоля выпалили по сторонам - и зазвенела сталь о сталь. Поначалу в горячке показалось: удержат они пролом, отобьются! Да и то сказать - пролом-то грошовый, больше чем по двое за раз не протиснешься, а тут еще встали: справа сам Логин с есаулом, слева - Мыкола-рубака да жид заговоренный. А посередке чортяка своим протазаном что твой писарь гусиным пером чвиркает. Снаружи гвалт учинили: "Аспидовы пасынки! Глиняный Шакал, Глиняный Шакал!" - это они чортяку так матерно обзывают. Есаул им в ответ: "Грозилась кума нажить ума! Только суньтесь, ухи свинячьи!" И смех и грех, словно дети малые! И тогда взвился крик ведьмы: - Берегись! Они через стены лезут! Только крикнула - тут ворота и рухнули. Завертелся дикий смерч по двору замка. Раскидал Черкасов в стороны не пробиться друг к другу - только успевай жать лихую жатву! Руби, сотник! мелькай в самой гуще красным верхом шапки! тешь душеньку на посошок! Пусть икнется любому на свете этом, пусть запомнится, как умеют помирать славные витязи! Гей, черкасы! не выдавайте лучшего цвета вашего войска! время честить встречных-поперечных на все боки! А пот уж заливает глаза, соленый, боевой пот, крепче горелки, слаще вздоха последнего! бежит ручьем! Не поддавайся, Логин! руби! кто ж тебе спину прикрывает, сотник?! Чорт! Ей-богу, чорт! С протазаном своим. - Гей, чортяка, прорвемся?! Узкоглазая морда ухмыляется в ответ, кривит собачьи губы. Расцеловал бы, да некогда! Вокруг на миг становится просторно: латникам кнежским, и тем не по себе стало при виде адской ухмылки. - Шакал, Шакал!.. Ну и Шакал, ну и Глиняный - так что ж теперь? поп сказывал, Боженька первого Адама тоже из глины лепил... Ага, попятились?! Мгновения еще тянутся, краткие мгновения жизни, которой осталось всего ничего, только оглядеться по-быстрому: как там хлопцы? доча? жид с ведьмой? Живы еще? Исчезнув куда-то, звуки вдруг возвращаются, наваливаются отовсюду. - А-а-а-кха-кха! - захлебывается смертный хрип. - С-с-сучары!.. Лови! Оглушительный грохот. Мясной ливень сечет булыжник двора, лязгая обломками доспехов. Что ж ты такое укрыл под самый конец, Дмитро-пушкарь? Правду ведь пророчил: "А меня, пан сотник, хоронить не доведется!" И смеялся еще: нравилась шутка. Правей правого ты оказался, москаль: нечего теперь хоронить. - Держись, есаул! Жида голос. Не спутаешь. Оттуда, где телега перевернутая. Видать, плохи дела у Шмалька, выручать надо. - Чортяка... слышь, чортяка?.. - Падай, сотник! То ли вслух крикнул разнополый, то ли прямо в башку Логину слова впихнул о такой ли ерунде в смертном бою задумываться? Упал Логин разом, плашмя, только услыхал: взвизгнул над спиной чортов протазан. Слаще музыки в шинке показалось. Откатившись в сторонку от дикого ветряка, которым сделался адский добратим, Логин вскочил на ноги. Махнул не глядя шаблей по самому настырному, с пикой наперевес, отпугнул - и рванулся туда, где яростно звенели клинки, где слышались забористые жидовские проклятия. Успел! Верный есаул лежал у самой телеги: голова в крови, в руке сломанная щабля намертво зажата. А перед ним плясал свой фрэйлехс Юдка Душегубец, да так плясал, что сразу четверо кнежских латников переплясать веселого жида не могли. Упарились. Дружков кличут - пускай дружки тоже спляшут. Ох, пошел вокруг сотник Логин трепака выкаблучивать! ох, гори огнем, подошвы! Свадьба! И мысли не было: зачем спасаю, кого? Есаула? или жида проклятого, Мацапуриного прихвостня?! Небось сам-то жид недолго думал, когда Шмалька-друзяку от смерти собой загородил... - Живой? - Нивроку, живой пока! Я таки твой должник, пан сотник! Спас ты сегодня жиду его пейсатую голову! - А с Ондрием что? - С есаулом? Дышит! Пан герой здесь случился, вот и приголубил есаула рукоятью по башке. Кат ейный дорезать было сунулся, да я... - Пан Рио? Здесь?! - Нет, у меламеда в хедере!.. Берегись! Крепкая рука Юдки толкнула сотника в грудь. Логин оступился, едва не упал - и в телегу, хищно задрожав от бессилия, впилась длинная стрела с белым оперением. Досадовала, промахнувшись. - Ховайся! Лучники на стенах! - Ну то и все. Гаплык, - спокойно подытожил сотник, присев рядом с Юдкой позади телеги. - Дочку только жалко. Мы-то с тобой что? мы души пропащие... - Лэхаим! - непонятно согласился жид. Глянул Логин краем глаза: знакомая шабля у жида. Та, что сам сотник ему в руки на Околице бросил, а сперва у есаула отобрал. Так по сей час и осталась. Сам-то есаул постеснялся забрать, или решил: опоганили добрый клинок!.. рубился Шмалько "клычом" Забрехиным, его и сломал... Или чуял бывалый черкас: пригодится Душегубцу его невольный подарок?.. н впрямь: пригодился. Хотел сотник об том сказать Юдке напоследок, Да не успел. Только крякнуло в пересохшем горле по-утиному. - И жизнь прошла, и не жил вроде, - само вырвалось, вслед за кряканьем. Эх, встану перед Спасителем, спросит Он: как жил? зачем? - а мне и ответить-то нечего... Рыжая борода пошла ходуном: Юдка ухмылялся, вражий сын. - Знаете, пане сотник... был в Анатолии один головастый, не сглазить бы, цадик. Зуше по имени. Все как полагается: пейсы, лапсердак, Тора по субботам... Сами понимаете, пан зацный! - как увидишь, сразу хочется в рожу двинуть! Так вот, он сказал однажды: "Когда я предстану перед Небесным Судом, у меня не будут спрашивать, почему я не жил, как Авраам, Ицхак или Иаков? У меня спросят, почему я не жил, как должен был жить Зуше!" Аж в носу у сотника от такого засвербило; лютый чих напал. Сотряслась телега. И дальние трубы подхватили невпопад: слышите ли? отзоветесь ли? - То пан сотник видит то же, что и глупый жид? - охрип рядом от изумления Юдка. - Или у жида таки повылазило?! Логин, еще ничего не понимая, встал на колени, осторожно выглянул из-за колеса. Противник деловито оттягивался к воротам и к пролому в стене, унося с собой раненых и убитых. - Отходят... Отступают, пан сотник, не сглазить бы! Впору было согласиться. - Он, этот... пан герой - он Хведира рубить стал. Уж и шаблю выбил, и меч занес, и катюгу своего нового кликнул. Он же без катюги никак не может, гадина! А тут Гринь... чумак. Собой закрыл. Даже шаблю с земли подхватил, хотел в ноги ткнуть - так кат проклятый ловок... чумака вместе с шаблей... Ярина то и дело запиналась, стараясь не всхлипывать. Но получалось из рук вон плохо. Только что дралась вместе со всеми, даром что девка, сколь народу положила - а тут на тебе... - Что ж тогда не добил, кат-то? - буркнул Логин, склоняясь над окровавленным Гринем. - Не успел. Отход заиграли. - Да, плохи дела у хлопца, - Логин осмотрел рану. - До утра завтрашнего, может, и протянет, ежели бог даст. Эх, попа бы - исповедать, отходную прочесть! Хоть и зрадник, и иуда - а все ж душа христианская. И бился честно... Да только где его тут найдешь, попа-то? Чорт - это завсегда пожалуйста, а поп... В углу двора над изрубленным в куски Петром страшно плакал Мыкола Еноха. Без слез провожал брата, без всхлипов - одна мука пекельная во взгляде плескала. Третий брат, бурсак-Хведир, стоял рядом, понурив голову. Молчал. Неподалеку, порвав сорочку на полосы, Юдка перевязывал есаулу его разбитую башку. Пан Ондрий терпел, только время от времени шипел сквозь зубы от боли. Однако от разных уместных здесь высказываний на удивление воздерживался. Логин глянул на дочку, на ведьму: ни царапины. Как так?! - Я им глаза отводила, - пояснила ведьма. - А вот с героем мне бы не сладить - под заклятием он, в бою ему глаза не отведешь. И от клина моего увернулся. Если бы не он, - Сале кивнула на чумака, близ которого как раз хлопотала Ярина, - да не сигнал отхода... Хведир покосился в их сторону; смолчал. Видать, стыдился, что его выручать пришлось. Хотя труса вроде не праздновал, дрался как мог, пусть и толку с того было - чуть. Вот и стыдился бурсак - что бабы больше его навоевали... А от Грома так ничего и не нашли, кроме шапки драной. Добрая оказалась последняя заначка у москаля... Сигнал трубы застал всех врасплох. Сотник невольно схватился за шаблю, обернулся. В выбитых воротах, в сопровождении двух глашатаев, стоял пан Рио собственной персоной. В уже вычищенном, сверкающем на солнце доспехе, но без шлема и без меча. Парламентер, значит. Где ж он катюгу своего забыл, парламентер?.. - Его Светлость князь Сагор, недавно прибывший в ставку наместника Серебряного Венца, имеет честь пригласить господина Логина Загаржецкого, сотника Валковского, к себе на официальные переговоры. В знак своих мирных намерений и как гарантию взаимного доверия, Его Светлость оставляет вам в качестве заложника собственного сына и единственного наследника, княжича Тора. Один из глашатаев вывел вперед мальчугана лет трех, до того прячущегося у героя за спиной. Знатно наряжен был хлопчик: малиновый камзольчик из тканой парчи, розовые панталоны из атласа. На узконосых туфлях поблескивали золотые пряжки. По-кнежски. - Господин сотник! Это действительно княжич Тор! - в возгласе Сале дрожало изумление. Мальчик посмотрел на защитников фортеции круглыми глазенками, поморгал - и испуганно прижался к ноге глашатая. - Итак, господин сотник соблаговолит проследовать со мной в ставку князя? - как ни в чем не бывало осведомился герой Рио. Блудный каф-Малах, исчезник из Гонтова Яра - Слышь, Панове? - вяло спросил Мыкола Еноха, глядя в ближайшее окно. Може, того?.. може, пролом завалим, а? Ворота с грехом пополам закрыть удалось. - Чем? свиными хрящиками? Это есаул. Смотрит на меня, будто ждет: сейчас я потянусь и достану ему из воздуха дюжину каменщиков с мастерками наперевес. - А хрен его маму знает, чем... чем есть, тем и завалим? В углу, на кипе покрывал, стонал раненый чумак. Утихал, ворочался и снова начинал всхлипывать горлом. Родственник, подумалось мне. Всерьез подумалось, без иронии. Сын моей Ярины, сводный брат Денницы... Мне в рожу однажды двинуть хотел - и вправду родственник! Ближе некуда. Жаль, так и не сошлись накоротке. - Пропадем мы здесь без панихиды... Это опять есаул. Не отводит взгляда, прикипел. Ну, чего уставился? Ждешь, когда опять вместе из трещотки палить станем? Отвел взгляд. На братьев-Енохов глянул, на женщину-Проводника, на Иегуду бен-Иосифа, в чьей рыжей бороде густо запеклась чужая кровь... на предателя-чумака в углу, на панну сотникову... на сына моего. Снова - на меня. - Эх, погинем всем куренем ни за чих мышиный... Гей, чортяка! - ты хоть сковородку старому Шмальку в пекле вычисти, с песочком! - Вычищу, - пообещал я, и есаул кивнул, будто благодаря. Сотника Логина ждали уже больше трех часов. Из окон хорошо был виден лагерь, княжеская ставка с поднятым над шатром знаменем: радуга на лазури. Издевательство, не знамя. И тем же издевательством, смертной радугой полыхал горизонт от края до края; и небо разноцветьем приговора валилось на головы. Насквозь. Убитых мы оставили во дворе, в тени галереи. Сперва хотели занести в замок, в погреба, где холодок, - раздумали. Да и Мыкола не позволил. Уперся: не рядом же с пленным Мацапурой брату родному лежать? Пусть напоследок вольным воздухом долюбуется всласть. "А разве есть плач перед Святым, благословен Он? - запел, раскачиваясь, Иегуда бен-Иосиф на Языке Исключения, и никто не посмел перебить Заклятого, оборвать непонятную речь. Лишь переглянулись с одобрением: свой своих отпевает, после честной баталии, в последний путь-дорожку. - Ведь сказано: нет печали перед лицом Его - блеск и слава перед лицом Его, сила и радость в месте Его..." - Славно, - вспушил усы есаул; подбоченился лихо и еще раз бросил: Славно... На стенах никого не оставили: зачем? Здешние вояки трижды в трубы загорланят, прежде чем в атаку пойдут. Вот вернется Логин, пропоет звонкая медь - и пойдем собирать последнюю жатву. Совсем ты черкасом реестровым заделался, глупый каф-Малах, и думы у тебя черкасские, и слова... - Идет! - выкрикнул бурсак Хведир от другого окна. - Дядьку Ондрий! идет пан сотник! смеется! Я погладил руку сына моего. Слабую, безвольную руку. Спи, малыш. Я здесь. Вот и сотник Логин, за кем; гонял ты меня путями кромешными, скоро здесь будет. Значит, жизнь продолжается, сколько там ее ни осталось. Спи. Гуляй в Саду Смыслов, набирайся силенок... совсем большой ты у меня стал... Под ногами заскулили. Тихонько, жалобно, молочным кутенком у забора. Я опустил взгляд. Укрывшись в тени скамьи, в малиновом своем камзоле и розовых панталонах, словно облитый с ног до головы молодой кровью или вином, прятался забытый всеми княжич Тор. Встретившись со мной глазами, мальчишка разом замолчал, втянул пушистый затылок в плечи - я все норовил достать, прижаться щекой к запястью моего Денницы. Наверное, видел в нем единственную защиту, единственное знакомое существо. Еще подумалось: мы с местным владыкой одного поля ягода. Оба сыновей в заложники не колеблясь отдали. Он - чужим людям; и я - чужим людям. Что дала мне моя хваленая свобода? Смерть Ярины? женщины, щедро подарившей Блудному Ангелу самое себя?.. и в смерти не нашлось тебе покоя, отчаянная ты, гибельная, мимолетная любовь! Муки сына моего, лишенного детства? Хлеб Стыда?! Не лучше ли было погибнуть, дать честно растоптать последнюю искру еще там, в бою у Рубежа?! А может быть, просто я раньше называл свободой что-то совсем другое?
   Глупый ты, глупый каф-Малах... Но и глупый, скажу: нет. Погибнуть было не лучше. Спи, малыш. - По уставу принял, с пониманием. Уважил гонор, значит. Сотник Логин был сейчас мало похож на того закопченного дьявола, который совсем недавно рубился во дворе замка. Выпрямился, лицом просветлел. И без гонора своего дородный, теперь словно вдвое больше телом стал; помолодел годков на десять. Изодранный жупан, весь в бурых пятнах, смотрелся на черкасе царской мантией. - Вот так-то, панове-молодцы! Умен кнеж Сагорский, знает, как приветить. И шляхетский статут досконально превзошел. Говорили мы с ним в шатре, сам-на-сам, из уст да в ушко... Все глаза были сейчас устремлены на сотника. И во всех читался вопрос: договорились ли? о чем? когда новый штурм?! Нет. Не во всех. Спи, малыш... спи. - А чего нам, панове-молодцы, в сей час хотелось бы? - Логин прошелся гоголем по залу, картинно подбоченясь. - Да так хотелось бы, что никаких червонцев-цехинов за то не пожалели бы?! А?! Забывшись, он хлопнул меня по плечу и в голос расхохотался. Тяжела рука твоя, пан сотник. Какого ответа ждешь? Мне, например, хотелось бы, чтобы багряный аспект Брия слился с изумрудным аспектом Ецира, оттенясь чернотой Асии, зеркала для радуги. Никаких червонцев, никаких цехинов не пожалел бы, лишь бы нарушилось влияние верха на основу, содрогнулось Древо Сфирот - и в ракурсе Многоцветья явилось Чудо. Мне объяснить тебе, Логин Загаржецкий, что это значит? Изложить вкратце сокровенную книгу Сифру де-Цниута?.. Или лучше не надо? - В шинок бы завернуть, - мечтательно протянул есаул Шмалько, тряхнув сивым чубом. - Гей, по шкварке, да по чарке, да к молоденькой вдинкарке... - И пускай скрипачи, - глаза Хведира-писарчука подернулись влажной поволокой. - Музыка есть гармония сфер, как говаривал учитель мой блаженной памяти Григор... Юдка-Заклятый перебил его: - Скрипачи - то пышно. Спляшем разом, Панове черкасы?! А то юшка простынет, горелка степлится? шинкарка состарится?! Но насмешки не было в словах Заклятого. Вместо нее теплилась малая грусть, билась синей жилкой на виске; "А и впрямь славно бы!" - подмигивала. - Эх, дурни вы, дурни! Пан сотник аж руками в огорчении развел. - Ну как есть дурни! Чарка, шинкарка... скрипачи! До дому нам подаваться надо, до дому, до хаты! - а там всякому своя сласть по душе сыщется! Он многозначительно воздел палец к потолку: - Слыхали, панове-молодцы? До дому! Толстый был палец у сотника Логина. Уверенный. Не палец - перст указующий. - И все-таки сперва хотелось бы знать: о чем господин сотник изволили толковать с мастером... с князем Сагором? Домой - это хорошо, только мне бы, например, лучше не домой... Я, не в обиду будь сказано, и без того дома. Мне бы, например, лучше в гости... да куда подальше. Женщина-Проводник выжидающе смотрела на Логина Загаржецкого. А он сиял ясным солнышком. Жмурился котом, укравшим с ледника добрый жбан сметаны. И я еще подумал: не мои мысли, не мои образы... чужие сравнения. Кто ты теперь, глупый каф-Малах? куда ты теперь? Тоже - домой? в гости? сына на мамкину родину свезешь, могилке разрытой поклониться?! - ...о костер бросите? - спросил Гринь шепотом, ни к кому не обращаясь. - В какой костер?! - удивился оказавшийся рядом сосед. - Читать надо, пока не замолчит. Беса гнать... Это не дите орет - это бес в нем. Младенец зашелся новым криком... И почудилась мне на краткий миг несуразица. Рубежи, дорога, костры... Насквозь. И он, сын мой, идет к своему костру - а мне не догнать. Не спасти. Только все равно - бегу. Пусть - не насквозь. Пусть - спотыкаюсь. Пусть босые ноги - в кровь, в янтарную, светящуюся жижу. Я бегу. Я здесь, с тобой. - Ты, пани пышна, гони прочь тугу-печаль! Не тот человек сотник Логин, чтоб боевых товарищей на произвол судьбы бросать! - Логин с укоризной покосился на женщину-Проводника, но палец, к потолку воздетый, опустил. Не до пальца стало. - Я так кнежу вашему в очи и сказал: за всех думать надо. Чтоб потом от стыда не сгореть. - И князь Сагор с вами полностью согласился? - А как же, ведьма ты моя дорогая! Говорю ж: статут шляхетский - назубок! Подписали мы с ним угоду... Учинился переполох. До небес. - Тихо! - возвысил голос пан сотник. - Цыть, говорю! разорались! Ну, не подписали еще... по рукам вроде как ударили, а все равно - на словах больше. Едва, значит, обступит нас ихняя клятая радуга со всех сторон, будто татарва в степях Таврийских, - вот тогда и подпишем. Он как кнеж тутошний, я как сотник валковский. Все чин чинарем, по закону. - Батька! чего он хочет, сей кнеж, что ты его возлюбил сердечно?! Логин подкрутил седой ус. - В гости к нам, доню моя, хочет! На горелку, на гречаники! Дружный хохот Черкасов был ему ответом. Даже Юдка-Заклятый сперва прыснул слюной - но сразу поскучнел. Задумался. - Чего регочете, голодранцы?! Правду говорю: в гости до нас кнеж Сагорский просится! На землю нашу! Так в угоде и порешили записать: Логин Загаржецкий, мол, сотник валковский, зовет кнежа Сагорского со всем остаточным маетком на землю свою, гостевать! Женщина-Проводник подошла вплотную к разошедшемуся не на шутку сотнику. Глянула в упор: - А не вспомнит ли господин сотник: как точно должен формулироваться сей пункт договора вашего? - Ох, ты и язва, пани Сало! Как есть язва! сорочинский ярмарок, не баба! Делать мне больше нечего, как словесами всякими башку забивать! - Ну а все-таки? Логин задумался: - Да вроде просить я кнежа буду на бумаге, по-шляхетски: "Пойдешь, значит, ко мне на землю?