Страница:
И будешь ты добывать хлеб в поте лица своего.
Или как там?
Виталик Маленький видел, как Ислам пошел в общагу, и был рад, что тот не заметил его. Это было Виталику на руку. Как бы он объяснил, что делает на своем посту? Кого ждет, если Джульетта уехала с родителями на дачу? Про дачу он соврал в последний момент, видя, что события принимают нежелательный оборот. Треп – это одно, а избить брата любимой девушки – совсем другое. Не факт, что Джульетта поступит так же, как и ее тезка из пьесы Шекспира. Правда, Ислам обещал не трогать Рубена, но как пойдет разговор – предсказать никто не может. Армяне тоже горячий народ, похитрее, чем азербайджанцы, – про себя любят говорить: мол, где армянин, там еврею делать нечего. Да и грузины люди темпераментные. При чем здесь грузины? А при том: папа Виталика, по свидетельству мамы, тоже был грузином, то есть вспылить мог кто угодно. И как потом показываться ей на глаза, вернее, с каким лицом показываться ей на глаза? А ведь дело на мази. В прошлый раз на вопрос «Нравлюсь я тебе?» – она промолчала, хотя обычно отвечала, что нет. Можно спугнуть робкое чувство. Вот если бы наоборот: братуха с дружками поймает его одного (при этом Виталик поплевал через левое плечо) – тогда да, это могло бы усилить ее чувство.
– Который час? – спросил Виталик у прохожего на чистейшем азербайджанском языке. Получив ответ, двинулся в сторону автобусной остановки, встречать. Вот-вот должна появиться – по субботам она ходит на курсы английского. Солнце скрылось – это хорошо, если немного опоздает – можно будет постоять в ночной тени соседнего с ее домом здания. Не доходя до остановки, Виталик остановился и повернул обратно. Али и Виталик Большой стояли у газетного киоска и веселились, окликая проходящих девушек. Виталик остановился в недосягаемости их взглядов и стал ждать.
Незадолго до этого друзья выпили по кружке пива и потому были слегка под кайфом. Увидев новую девушку, Али схватился за сердце и застонал. На удивленный взгляд девушки Виталик ответил:
– Видишь, милая, что с ним сделала твоя красота. Он ранен в самое сердце.
АЛИ добавил:
– Ахчи ее кес сиранум, цавоттанем[11].
Девушка, едва сдерживая улыбку, ускорила шаг. Виталик, поглядев ей в след, неуверенно сказал.
– Слушай, кажется, эта та самая чувиха, которую Виталик клеит.
– Джульетта?
– Да.
Али одобрительно промычал, затем произнес:
– Ничего. Мне как раз такие нравятся. Может, у нее сестра есть?
– Насчет сестры не знаю, – насмешливо сказал Виталик, – но брат точно есть, не хочешь за братом приударить, а?
– А он что, педик?
– Откуда я знаю?
– А что болтаешь?
– Да просто пошутил, шутка юмора, ферштейн?
– Нет, после последней помывки в городской бане в ту субботу – нихт форштевень.
– Кто же тебя обидел в бане, сынок? – пробасил Виталик.
– Кто, кто – педики, кто же еще, помыться не дали, козлы! Только шайку в руки возьмешь – какая-нибудь сука подкатывает: «Намыль спинку, сынок». Вроде неудобно дяде отказать: начинаешь намыливать, а он, гад, начинает за конец тебя хватать, еле отбился.
Едва удерживаясь от смеха, Виталик сказал:
– Ну что же ты, Али? Уважил бы дядю, ты же комсомолец.
– А при чем здесь комсомол? – удивился Али.
– Комсомолец должен уважать старших, – назидательно сказал Виталик.
– Ара, пошел ты, – рассвирепел Али, – сам иди, своего дядю уважь.
– Но-но, – взвился Виталик, – я твоих родственников не трогаю.
Ссора нарастала, еще немного – и друзья сошлись бы в боевом клинче, но тут мимо прошел милиционер, и напряжение спало. Некоторое время стояли молча, затем Али при виде двух девушек, идущих мимо них, запел гнусавым голосом:
– О-о, – оживился, толкая локтем приятеля, Виталик, – Меджнун, кажется, ты имеешь успех. Твоя девичья фамилия не Омар Шариф?
– Нет, – сказал довольный Али, – моя фамилия Ален Делон, мистер Дарнагюль. Прошу любить и жаловать.
Друзья снялись с места и пошли за девушками. Через несколько метров они поравнялись с небольшим стеклянным кафе, из которого шел одуряющий запах жарившихся шашлыков. Али тяжело вздохнул и сказал:
– Когда-нибудь на этом месте я упаду в обморок.
– Ты что, голодный?
– Я постоянно голодный.
– Но ты же всегда съедаешь порцию каши Ислама!
– Мне таких порций надо десять, к тому же запах бараньего шашлыка даже сытого человека может свести с ума.
– Старик, я вообще не понимаю, как ты можешь думать о еде, когда мы идем за девицами.
– Хорошо тебе говорить, ты у дяди шашлык каждую неделю лопаешь, а я раз в полгода, когда на каникулы езжу домой.
– Попрошу без зависти.
– Мог бы и меня к дяде сводить.
– Я сам неловкость испытываю, когда к нему езжу, а ты хочешь, чтобы я тебя еще притащил.
– А что же ездишь, раз неловко?
– Голод, брат, не тетка.
– Это верно, в твоем случае, голод – дядька.
– Али, твоя какая, справа или слева? – спросил Виталик, желая сменить тему.
– Справа.
– Али, ты кем будешь работать, когда училище закончишь, штукатуром?
– Это еще почему?
– Ну, ты же на штукатура учишься.
– Штукатуром я не буду – между нами говоря, отец меня сюда отправил, чтобы от лишнего рта избавиться – здесь и кормят, и одевают целых три года. Выгодно.
– Я знаю, кем ты будешь.
– Кем?
– Обрезание будешь детям делать, ты же лезгин.
– Ну и что?
– Этим только лезгины занимаются.
– Ладно, не возражаю, только я с тебя начну, прямо сейчас.
– Опоздал. Я уже мусульманин.
– Как это, у тебя же мама русская, почему она допустила?
Из любви к папе, а он у меня азербайджанец. Правда, когда мы с мамой ездили к бабушке в деревню, на Урал, меня там окрестили в церкви, но папа об этом не знает – мама просила не говорить. А ты знаешь, какая у них любовь была! Я тебе не рассказывал? Они познакомились, когда папа в армии служил. Он сделал ей предложение и поехал на дембель, чтобы родителей подготовить. А ему запретили на ней жениться, потому что она была христианка. Папа сообщил об этом маме – то есть тогда она еще не была мамой – и стал думать, что делать дальше. Пока он думал, мама выучила родной язык отца и написала письмо его родителям на азербайджанском – и этим сразила их наповал, они разрешили.
– Класс, – сказал Али. – Это круче, чем Шекспир. Так ты кто все-таки, мусульманин или христианин?
– Мне до лампочки, я человек. Может, в кино девушек пригласим?
– А у тебя деньги есть?
– Нет, но они все равно откажутся.
Джульетта узнала нелепую фигуру Виталия издали, несмотря на стремительные сумерки. Нелепую потому, что он был худ до безобразия.
– Почему ты такой худой, – спросила она на второй или третий день знакомства, – как будто из концлагеря сбежал? Вас так плохо кормят в училище?
– Нас кормят нормально, не хуже, чем в других местах; дело не в еде, конституция такая.
– СССР или Азербайджана?
Девушка оказалась с юмором, но, взглянув ей в лицо, Виталик сообразил, что она не шутит.
– Да нет же, – озадаченно произнес он, – моя собственная.
– У тебя что же, своя собственная конституция есть? – насмешливо спросила Джульетта.
– Да.
– Ну, молодец. Далеко пойдешь.
Поравнявшись с парнем, Джульетта сдвинула брови и едва кивнула на приветствие, хотя ей было приятно, что он ждет ее каждый день. Держась немного поодаль, Виталик пошел за девушкой.
– Что ты здесь каждый день торчишь, прохода не даешь?
– Не даю, – согласился Виталик.
– Выходной бы себе устроил, что ли.
– Я без выходных работаю, – гордо ответил Виталик.
– Так это для тебя работа? – Да, тяжелая и опасная.
– Почему это она опасная?
– Ну, во-первых, я могу погибнуть из-за твоих прекрасных глаз…
– Неужели?
– Да.
– А во-вторых?
– Во-вторых, твой брат обещал мне ноги переломать, если я еще раз за тобой пойду.
При этих словах Виталик стал ковылять и припадать на обе ноги, как колченогий. Девушка засмеялась:
– Испугался?
– Еще чего! Я ничего не боюсь!
– Ты что, с ним разговаривал?
– Черемисин сказал – он с твоим братом дружит, маленький такой.
– Знаю, видела.
– Давай постоим немного, – сказал Виталик, когда они подошли к ее дому.
– Это еще зачем? Кто-нибудь увидит еще.
– Поговорим немного. Я соскучился по тебе. Сейчас уже темно.
– Ну ладно, пять минут, – Джульетта остановилась в тени, отбрасываемой домом.
– Ну-у, о чем ты хотел поговорить?
– Я хотел сказать тебе… – Виталик замолчал и стал смотреть в сторону.
– Что? – с явным безразличием спросила Джульетта, она смотрела в другую сторону.
Виталик подобрался и подошел поближе: от Джульеты пахло смешанным запахом помады, пудры и пота. Виталик почувствовал головокружение и неожиданно для себя взял девушку за руку.
– Ты что, с ума сошел? – испугалась Джульетта. – Отпусти сейчас же!
– Извини, – утирая со лба испарину, произнес Виталик, – слабость вдруг накатила, чуть не упал.
– Слабость? – удивленно спросила девушка и заглянула ему в лицо.
Несмотря на вечерний сумрак, она различила синий цвет его глаз. Скуластое лицо пыталось изобразить улыбку. Джульетта вдруг почувствовала острую жалость к этому нелепому парню и неожиданно для себя приблизила свое лицо и дотронулась губами до его губ, но то, что произошло дальше, ввергло ее в смятение. Парень не отпустил ее губ, жадно приник к ним, разомкнув сжатый рот, дотронулся своим языком до ее десен. Это ощущение было острым и ошеломительным. Теперь она почувствовала слабость и вынуждена была схватиться за молодого человека, который, прижав ее к себе со всей силой, на которую был только способен, жадно целовал ее запрокинутое лицо.
– Отпусти, умоляю, отпусти, – совладав с собой, жалобно зашептала она, пытаясь вырваться из его объятий.
Наконец ей удалось оттолкнуть его и сделать шаг назад.
– Безумный, ты что, с цепи сорвался? – тяжело дыша, произнесла она. – Не смей подходить ко мне!
Виталик, собравшийся сделать шаг к ней, остановился: он смотрел на нее, не отрываясь.
– Вот и стой там, а ко мне не подходи.
– Хорошо, я буду стоять здесь, только я не думал, что ты такая жестокая.
– Я вовсе не жестокая, а что ты хотел сказать мне?
– Когда?
– До того, как ты на меня накинулся.
– Я хотел сказать, что я люблю тебя.
– Ой, какой ужас, – произнесла девушка, взявшись за грудь, – сердце сейчас разорвется, бьется, как сумасшедшее.
– Можно я послушаю? – сказал Виталик, протягивая руку.
– Размечтался, убери руки!
– Уже убрал. Стою не двигаясь.
Виталик вытянулся, как в строю: ноги вместе, руки по швам.
– Хочешь, до утра так стоять буду? Простишь меня?
– Ладно, прощаю, только не делай больше так.
– Вольно, – скомандовал сам себе Виталик. Джульетта улыбнулась.
– Твой отец был военный? – спросила она.
– Понятия не имею, он свинтил еще до моего рождения.
– Жаль.
Виталик пожал плечами:
– Нормально, я же вырос.
– Ну не скажи: еще не известно, как это отразилось на твоей психике, – серьезно сказала Джульетта.
– Подумаешь, у нас в общаге каждый второй без отца рос. У Ислама, например, моего друга, тоже отец свинтил.
– Какое опасное соседство, – сказала Джульетта.
– Шутишь?
– Нисколько. Мой папа говорит, что австрийский психоаналитик Фрейд утверждал, что это не проходит бесследно для формирующейся личности.
– У этого Фрейда у самого, наверное, не все дома были, поэтому он так и утверждал.
– Ну ладно, я пойду, – сказала Джульетта.
– Давай еще поцелуемся, – предложил Виталик.
– Нет.
– Тогда руку дай.
– Зачем? – подозрительно спросила Джульетта.
– Ну так, пожать на прощание. Девушка с опаской протянула ему руку.
– Только не сильно жми.
Он взял ее руку и прижал к лицу. Затем долго смотрел, как она уходит – до тех пор, пока девушка не повернула за угол дома, – вздохнул и пошел к себе в общежитие. Радость первого поцелуя была отравлена неприятными мыслями: он не представлял, как вести себя с друзьями. Отказаться участвовать в затее Ислама значило выставить себя на посмешище. Принесла же нелегкая Черемисина в тот вечер, будь он неладен! У общежития политехникума стояли двое парней и, запрокинув головы, заигрывали с девицами, стоявшими на балконе третьего этажа. Виталик шел, оставляя их слева. Справа лежал пустырь, боковым зрением он отметил, что молодые люди бросили свое занятие и стали смотреть на него. В наступившей темноте разглядеть их лица не представлялось возможным, в то время как сам он, проходя как раз под светом фонаря, был доступен их взорам.
– А вот и наш Ромео, – услышал он голос Виталика Большого. Следом пробасил Али:
– Ромео, где твоя Джульетта? И снова голос Виталика:
– Разве я сторож Джульетте моей?
– Эй, вы, – сказал им Виталик Маленький, – уймите свою прыть, а не то я вас уйму.
Друзья подошли ближе: он стоял, сжав кулаки.
– Смотри-ка, маленький, а какой дерзкий, – отметил Али.
– Слушай, видели мы сегодня твою армянскую Джули, – сказал Виталик Большой, – ты знаешь, а она ничего!
Неуклюжий комплимент обезоружил влюбленного. Прилагая усилия, чтобы не улыбнуться, он спросил:
– Где видели?
– Мимо нас прошла, Али на нее так засмотрелся, что чуть не упал.
– Это верно, – подтвердил Али, – теперь мое сердце разбито – не знаю, как жить дальше буду. Я не могу мешать счастью друга. Но если будешь настолько благороден, что позволишь мне открыть ей свое сердце, ты настоящий друг. Пусть она сама выберет из нас того, кто ей больше нравится.
– Поздно, – обронил Виталик Маленький, – я с ней только что целовался.
– Иди врать, – недоверчиво сказал Виталик Большой.
– Чтоб ты умер, если я вру, – поклялся Виталик Маленький, – у меня даже помада на губах, наверное, осталась.
Али подошел ближе и, повернув лицо Виталика к свету, стал исследовать губы, потом даже понюхал.
– Похоже, – наконец сказал он и завистливо добавил, – везет же некоторым. Вот не понимаю, что она в нем нашла.
Али пошел рядом с Виталиком Маленьким, то и дело поглядывая на него.
– Эй, – окликнул его Виталик Большой, не двигаясь с места, – ты куда?
– Как куда – в общагу, – ответил Али.
– А девушки как же? – возмутился Виталик Большой. В ответ Али пропел:
– Ну а девушки, а девушки потом.
– Он еще удивляется, почему его девушки не любят, – заметил Виталик Большой и поплелся за друзьями, – девушки любят постоянство в мужчинах, они ценят верность, целеустремленность, ум, искрометный юмор. Еще немного – и они бы вышли. Ромео, между прочим, свою месяц обхаживал.
Ислам проснулся в первом часу ночи и, как ни пытался, не смог больше заснуть – ворочался с боку на бок, немилосердно скрипя пружинами кровати. От давешней боли в ногах осталось тупое, ноющее воспоминание. Поняв, что заснуть не удастся, он оделся и тихой сомнамбулой, на ватных ногах вышел на улицу. Проходя мимо застекленной комнаты дежурной по общежитию, с удивлением обнаружил там Али: оживленно жестикулируя, он что-то рассказывал Эльзе, видимо, что-то неприличное – вахтерша жеманно смеялась и махала на него рукой. Узрев товарища, Али заговорщицки подмигнул ему, но рассказ свой не прервал. Ислам вышел на крыльцо и вдохнул полной грудью ночной воздух. Ветер был со стороны нефтепромыслов (в Баку с любой стороны нефтепромыслы), поэтому отдавал мазутом – несмотря на это, вдохнул с наслаждением – после спертой атмосферы общежития любой воздух для него был хорош. Ислам вырос на море, в городе, лежащем на равнине между Каспийским морем и Талышскими горами, и долго не мог привыкнуть к специфическому бакинскому воздуху, отдающему нефтью. Он постоял немного на крыльце, глядя на ночной город. Повсюду мерцали и переливались огни. Где-то вдали полыхал огромный факел, озаряя неровным светом полнеба. Он постоял так около получаса и вернулся в комнату.
В отличие от Ислама, Виталику часом позже удалось проскользнуть мимо Али незамеченным – для этого ему пришлось опуститься на корточки и таким образом проследовать мимо окон комнаты дежурной, где Али речитативом произносил слова Низами, обращенные к зевающей Эльзе:
Он заснул в мечтах о девушке и, засыпая, успел подумать о том, что, поскольку вся семья на даче, то выходит, Джульетта дома одна. И во сне он, видимо, продолжал думать об этом, потому что именно эта мысль разбудила его среди ночи и погнала под окна возлюбленной. Чистейшее безумие! Он простоял примерно час, прежде чем его желание разбудило Джульетту. Скрипнула оконная створка, и на балконе показалась изумленная девушка, – узнав Виталика, она приставила указательный палец к виску и покрутила им. Юноша улыбнулся и направился к телефонной будке, находящейся неподалеку.
– Привет, Джули, – сказал радостно в телефонную трубку, – извини, я тебя разбудил – так хотел тебя увидеть, что проснулся, очень соскучился.
– Ты с ума сошел, – шепотом произнесла девушка, – немедленно уходи!
– Почему ты шепотом говоришь? – спросил Виталик. – Ты же одна, или нет?
– Одна, – шепотом сказала Джульетта и повторила нормальным голосом: – Одна.
– Можно я зайду к тебе? – спросил Виталик и затаил дыхание.
– Зачем?
– Просто побыть с тобой, можешь чаем меня угостить.
– Ты чай не пил вечером?
– Пил, из жженого сахара.
– Не дави на жалость.
– Я не давлю, это вчера было, а сейчас уже новый день.
– Нет, – решительно сказала Джульетта.
– Почему?
– Это неприлично.
– Но ты же одна!
– Тем более, а если кто-нибудь увидит? Мне тогда конец! Уходи!
– Буду стоять здесь до утра.
– Ну и стой себе на здоровье, а я пошла спать.
Джульетта положила трубку, взяла аппарат и пошла в свою комнату, положила его на пол возле кровати и легла. Сказала себе: «Не надо было целоваться с ним – сейчас позвонит». Не успела договорить, как раздался звонок.
– Алло.
– Да.
– Я тебя люблю.
– Нет.
– Что нет? Ты не веришь, что я люблю тебя?
– Верю.
– Но ты же говоришь – нет.
– Нет – чтобы ты сюда пришел, иди спать.
– Утром, как проснешься, посмотри в окно. Спокойной ночи.
Джульетта положила трубку и закрыла глаза. В течение получаса она честно пыталась заснуть, затем поднялась и подошла к окну. Виталик стоял под фонарем, засунув руки в карманы и подняв плечи, ежась от ночной свежести. Джульетту он заметил тотчас, радостно улыбнулся.
– Ненормальный, – ласково и тихо сказала девушка и поманила его.
Юноша неторопливо направился к подъезду. Джульетта прошла в прихожую, посмотрела в глазок: на лестничной клетке было тихо; медленно, стараясь не щелкнуть, она повернула ребристый цилиндрик английского замка и стала ждать. Сердце колотилось так, что девушка приложила руку к груди, чтобы унять его. Виталик поднялся бесшумно, но Джульетта, заглянув в глазок, успела открыть дверь и затащить юношу прежде, чем он нажал на кнопку звонка. В прихожей было тесно и пахло старой одеждой. Они стояли вплотную друг к другу. Джульетта продолжала держать его за руку.
– Ну, что дальше? – спросила девушка.
– Не знаю.
– Кажется, ты хотел чаю.
– Чаю? Нет, то есть да, – сказал Виталик и обнял ее.
– Какой чай? – зашептал он. – Неужели ты думаешь, что я при тебе могу пить чай?
– Я порчу тебе аппетит? – спросила девушка.
– Да, вернее, я забываю о еде, когда держу тебя в объятиях.
– А ты отпусти меня, – лукаво произнесла Джульетта.
– Лучше я останусь без чая, – самоотверженно сказал Виталик, сжимая девушку.
– Отпусти, мне уже дышать нечем, откуда у тебя столько силы? Вроде такой заморыш!
– Кто заморыш?
– Я хотела сказать – худой, то есть очень стройный.
– Пощупай мои бицепсы, – отпуская девушку, подставляя согнутую руку, сказал парень.
– Ого! – воскликнула девушка. – Как камень! А это точно рука? А то я в темноте не вижу.
– Что я могу еще подставить?
– Ногу или голову, – насмешливо сказала Джульетта.
– Нога у меня еще тверже, – ничуть не обидевшись, гордо сказал Виталик.
– Может быть, пройдем в комнату, или так и будем торчать в прихожей? – спросила Джульетта.
– Пойдем.
– Так отпусти меня.
Виталик разжал руки и пошел за девушкой в темноту комнаты.
– Ты точно ничего не хочешь?
– Хочу, тебя.
– А по губам?
– Лучше в губы.
– Я имею в виду чай – или покушать.
– Нет.
– Тогда садись сюда, на стул, а я лягу.
Джульетта легла на диван, где пыталась уснуть до этого, и потянула на себя плед.
– Ты всегда здесь спишь? – спросил Виталик.
– Нет, я смотрела телевизор перед сном – лень было перебираться в свою комнату.
Она лежала на боку, положив голову на подушку, и смотрела на юношу.
– Может, телевизор включим?
– Зачем, на рамку смотреть? Сейчас нет передач.
– А можно свет включить? Я не вижу твое лицо.
– Включи торшер.
– Хорошо, – сказал Виталик, не двигаясь с места.
– Ну, что же ты, включай.
– Я передумал – в темноте лучше.
– Даже и не думай, – помолчав, произнесла девушка.
– Я разве что-то сказал?
– Я и так знаю, что у тебя на уме.
– Ты ошибаешься – у меня в мыслях этого нет.
– Вот как, это что же, я тебе не нравлюсь?
– Пойми вас женщин после этого! Конечно, нравишься, но я ничего не сделаю против твоего желания.
– Ну, тогда сиди спокойно, а я посплю немного, не возражаешь? И между прочим, я девушка, а не женщина.
– Извини. Я об этом всю жизнь мечтал: сидеть рядом со спящей любимой девушкой.
– Очень хорошо, – сказала Джульетта и закрыла глаза.
Виталик глубоко вздохнул и огляделся. Сумрак комнаты был разбавлен светом ночных фонарей, проникавших с улицы. Комната была вся заставлена мебелью: диван с двумя креслами, «стенка», стол со стульями в центре комнаты, телевизор – и от этого казалась еще меньше, чем была на самом деле. Над дверью висели часы. Виталик некоторое время наблюдал за ходом минутной стрелки, затем вздохнул и перевел взгляд на спящую красавицу.
– Отчего ты так тяжело вздыхаешь? – спросила спящая красавица.
– От любви, – подумав, ответил Виталик.
– Долго думал – наверно, еще есть варианты.
– Да нет, просто хочу рядом с тобой сесть.
– Тебя не устраивает твое место?
– Устраивает, но хочется ближе.
– Между прочим, многие парни были бы счастливы оказаться сейчас на твоем месте, а ты недоволен.
– Я доволен, просто мне хочется побольше счастья. Можно я сяду рядом с тобой?
– Нет!
– Спасибо.
– Виталик поднялся и сел на краешек дивана.
– Я сказала – нет.
– Мне послышалось сомнение в твоем голосе. Такое бывает: человек говорит «нет», когда ответ на самом деле – «да». Ведь разница между двумя «да», может быть больше, чем между «да» и «нет».
– Какой ты психолог, однако, но тут ты ошибся: мое «нет» означает – нет.
Виталик соскользнул с дивана и оказался на полу так, что лицо его оказалось вровень с лицом девушки.
– Теперь тебе не в чем меня упрекнуть.
Джульетта улыбнулась и не ответила. Виталик приблизился к ее губам.
– Я чувствую твое дыхание, – едва касаясь губ, сказал он.
– У тебя ничего не выйдет, – еле слышно произнесла девушка и нарочито сжала губы.
– Ты такая красивая, что я не могу удержаться от желания поцеловать тебя, – продолжал юноша.
Джульетта, сжимая губы, хранила молчание.
– Знаешь, о чем я сейчас думаю? – спросил Виталик. Некоторое время девушка молчала, но затем любопытство взяло верх, и она поинтересовалась:
– О чем?
Юноша, преодолевая сопротивление, тут же впился в приоткрытые губы. Поцелуй длился так долго, что Джульетта едва не задохнулась: оттолкнув юношу, прерывистым голосом возмущенно сказала:
– Какой ты хитрец…
Новый поцелуй прервал ее слова, но на этот раз она ответила ему. Когда он оторвался от губ, девушка жалобно сказала:
– Ты обещал вести себя прилично.
– Разве я виду себя неприлично? – тяжело дыша, спросил Виталик.
– И где ты научился целоваться так, у тебя уже была девушка?
– Нет, я в первый раз.
– Врешь. Вот я не умею целоваться, потому что это у меня впервые.
Или как там?
Виталик Маленький видел, как Ислам пошел в общагу, и был рад, что тот не заметил его. Это было Виталику на руку. Как бы он объяснил, что делает на своем посту? Кого ждет, если Джульетта уехала с родителями на дачу? Про дачу он соврал в последний момент, видя, что события принимают нежелательный оборот. Треп – это одно, а избить брата любимой девушки – совсем другое. Не факт, что Джульетта поступит так же, как и ее тезка из пьесы Шекспира. Правда, Ислам обещал не трогать Рубена, но как пойдет разговор – предсказать никто не может. Армяне тоже горячий народ, похитрее, чем азербайджанцы, – про себя любят говорить: мол, где армянин, там еврею делать нечего. Да и грузины люди темпераментные. При чем здесь грузины? А при том: папа Виталика, по свидетельству мамы, тоже был грузином, то есть вспылить мог кто угодно. И как потом показываться ей на глаза, вернее, с каким лицом показываться ей на глаза? А ведь дело на мази. В прошлый раз на вопрос «Нравлюсь я тебе?» – она промолчала, хотя обычно отвечала, что нет. Можно спугнуть робкое чувство. Вот если бы наоборот: братуха с дружками поймает его одного (при этом Виталик поплевал через левое плечо) – тогда да, это могло бы усилить ее чувство.
– Который час? – спросил Виталик у прохожего на чистейшем азербайджанском языке. Получив ответ, двинулся в сторону автобусной остановки, встречать. Вот-вот должна появиться – по субботам она ходит на курсы английского. Солнце скрылось – это хорошо, если немного опоздает – можно будет постоять в ночной тени соседнего с ее домом здания. Не доходя до остановки, Виталик остановился и повернул обратно. Али и Виталик Большой стояли у газетного киоска и веселились, окликая проходящих девушек. Виталик остановился в недосягаемости их взглядов и стал ждать.
Незадолго до этого друзья выпили по кружке пива и потому были слегка под кайфом. Увидев новую девушку, Али схватился за сердце и застонал. На удивленный взгляд девушки Виталик ответил:
– Видишь, милая, что с ним сделала твоя красота. Он ранен в самое сердце.
АЛИ добавил:
– Ахчи ее кес сиранум, цавоттанем[11].
Девушка, едва сдерживая улыбку, ускорила шаг. Виталик, поглядев ей в след, неуверенно сказал.
– Слушай, кажется, эта та самая чувиха, которую Виталик клеит.
– Джульетта?
– Да.
Али одобрительно промычал, затем произнес:
– Ничего. Мне как раз такие нравятся. Может, у нее сестра есть?
– Насчет сестры не знаю, – насмешливо сказал Виталик, – но брат точно есть, не хочешь за братом приударить, а?
– А он что, педик?
– Откуда я знаю?
– А что болтаешь?
– Да просто пошутил, шутка юмора, ферштейн?
– Нет, после последней помывки в городской бане в ту субботу – нихт форштевень.
– Кто же тебя обидел в бане, сынок? – пробасил Виталик.
– Кто, кто – педики, кто же еще, помыться не дали, козлы! Только шайку в руки возьмешь – какая-нибудь сука подкатывает: «Намыль спинку, сынок». Вроде неудобно дяде отказать: начинаешь намыливать, а он, гад, начинает за конец тебя хватать, еле отбился.
Едва удерживаясь от смеха, Виталик сказал:
– Ну что же ты, Али? Уважил бы дядю, ты же комсомолец.
– А при чем здесь комсомол? – удивился Али.
– Комсомолец должен уважать старших, – назидательно сказал Виталик.
– Ара, пошел ты, – рассвирепел Али, – сам иди, своего дядю уважь.
– Но-но, – взвился Виталик, – я твоих родственников не трогаю.
Ссора нарастала, еще немного – и друзья сошлись бы в боевом клинче, но тут мимо прошел милиционер, и напряжение спало. Некоторое время стояли молча, затем Али при виде двух девушек, идущих мимо них, запел гнусавым голосом:
Девушки прыснули и ускорили шаг.
Я встретил девушку:
Полумесяцем бровь,
На щечке родинка,
А в глазах любовь,
Ах, эта девушка
Меня с ума свела,
Разбила сердце мне,
Покой взяла.
– О-о, – оживился, толкая локтем приятеля, Виталик, – Меджнун, кажется, ты имеешь успех. Твоя девичья фамилия не Омар Шариф?
– Нет, – сказал довольный Али, – моя фамилия Ален Делон, мистер Дарнагюль. Прошу любить и жаловать.
Друзья снялись с места и пошли за девушками. Через несколько метров они поравнялись с небольшим стеклянным кафе, из которого шел одуряющий запах жарившихся шашлыков. Али тяжело вздохнул и сказал:
– Когда-нибудь на этом месте я упаду в обморок.
– Ты что, голодный?
– Я постоянно голодный.
– Но ты же всегда съедаешь порцию каши Ислама!
– Мне таких порций надо десять, к тому же запах бараньего шашлыка даже сытого человека может свести с ума.
– Старик, я вообще не понимаю, как ты можешь думать о еде, когда мы идем за девицами.
– Хорошо тебе говорить, ты у дяди шашлык каждую неделю лопаешь, а я раз в полгода, когда на каникулы езжу домой.
– Попрошу без зависти.
– Мог бы и меня к дяде сводить.
– Я сам неловкость испытываю, когда к нему езжу, а ты хочешь, чтобы я тебя еще притащил.
– А что же ездишь, раз неловко?
– Голод, брат, не тетка.
– Это верно, в твоем случае, голод – дядька.
– Али, твоя какая, справа или слева? – спросил Виталик, желая сменить тему.
– Справа.
– Али, ты кем будешь работать, когда училище закончишь, штукатуром?
– Это еще почему?
– Ну, ты же на штукатура учишься.
– Штукатуром я не буду – между нами говоря, отец меня сюда отправил, чтобы от лишнего рта избавиться – здесь и кормят, и одевают целых три года. Выгодно.
– Я знаю, кем ты будешь.
– Кем?
– Обрезание будешь детям делать, ты же лезгин.
– Ну и что?
– Этим только лезгины занимаются.
– Ладно, не возражаю, только я с тебя начну, прямо сейчас.
– Опоздал. Я уже мусульманин.
– Как это, у тебя же мама русская, почему она допустила?
Из любви к папе, а он у меня азербайджанец. Правда, когда мы с мамой ездили к бабушке в деревню, на Урал, меня там окрестили в церкви, но папа об этом не знает – мама просила не говорить. А ты знаешь, какая у них любовь была! Я тебе не рассказывал? Они познакомились, когда папа в армии служил. Он сделал ей предложение и поехал на дембель, чтобы родителей подготовить. А ему запретили на ней жениться, потому что она была христианка. Папа сообщил об этом маме – то есть тогда она еще не была мамой – и стал думать, что делать дальше. Пока он думал, мама выучила родной язык отца и написала письмо его родителям на азербайджанском – и этим сразила их наповал, они разрешили.
– Класс, – сказал Али. – Это круче, чем Шекспир. Так ты кто все-таки, мусульманин или христианин?
– Мне до лампочки, я человек. Может, в кино девушек пригласим?
– А у тебя деньги есть?
– Нет, но они все равно откажутся.
Джульетта узнала нелепую фигуру Виталия издали, несмотря на стремительные сумерки. Нелепую потому, что он был худ до безобразия.
– Почему ты такой худой, – спросила она на второй или третий день знакомства, – как будто из концлагеря сбежал? Вас так плохо кормят в училище?
– Нас кормят нормально, не хуже, чем в других местах; дело не в еде, конституция такая.
– СССР или Азербайджана?
Девушка оказалась с юмором, но, взглянув ей в лицо, Виталик сообразил, что она не шутит.
– Да нет же, – озадаченно произнес он, – моя собственная.
– У тебя что же, своя собственная конституция есть? – насмешливо спросила Джульетта.
– Да.
– Ну, молодец. Далеко пойдешь.
Поравнявшись с парнем, Джульетта сдвинула брови и едва кивнула на приветствие, хотя ей было приятно, что он ждет ее каждый день. Держась немного поодаль, Виталик пошел за девушкой.
– Что ты здесь каждый день торчишь, прохода не даешь?
– Не даю, – согласился Виталик.
– Выходной бы себе устроил, что ли.
– Я без выходных работаю, – гордо ответил Виталик.
– Так это для тебя работа? – Да, тяжелая и опасная.
– Почему это она опасная?
– Ну, во-первых, я могу погибнуть из-за твоих прекрасных глаз…
– Неужели?
– Да.
– А во-вторых?
– Во-вторых, твой брат обещал мне ноги переломать, если я еще раз за тобой пойду.
При этих словах Виталик стал ковылять и припадать на обе ноги, как колченогий. Девушка засмеялась:
– Испугался?
– Еще чего! Я ничего не боюсь!
– Ты что, с ним разговаривал?
– Черемисин сказал – он с твоим братом дружит, маленький такой.
– Знаю, видела.
– Давай постоим немного, – сказал Виталик, когда они подошли к ее дому.
– Это еще зачем? Кто-нибудь увидит еще.
– Поговорим немного. Я соскучился по тебе. Сейчас уже темно.
– Ну ладно, пять минут, – Джульетта остановилась в тени, отбрасываемой домом.
– Ну-у, о чем ты хотел поговорить?
– Я хотел сказать тебе… – Виталик замолчал и стал смотреть в сторону.
– Что? – с явным безразличием спросила Джульетта, она смотрела в другую сторону.
Виталик подобрался и подошел поближе: от Джульеты пахло смешанным запахом помады, пудры и пота. Виталик почувствовал головокружение и неожиданно для себя взял девушку за руку.
– Ты что, с ума сошел? – испугалась Джульетта. – Отпусти сейчас же!
– Извини, – утирая со лба испарину, произнес Виталик, – слабость вдруг накатила, чуть не упал.
– Слабость? – удивленно спросила девушка и заглянула ему в лицо.
Несмотря на вечерний сумрак, она различила синий цвет его глаз. Скуластое лицо пыталось изобразить улыбку. Джульетта вдруг почувствовала острую жалость к этому нелепому парню и неожиданно для себя приблизила свое лицо и дотронулась губами до его губ, но то, что произошло дальше, ввергло ее в смятение. Парень не отпустил ее губ, жадно приник к ним, разомкнув сжатый рот, дотронулся своим языком до ее десен. Это ощущение было острым и ошеломительным. Теперь она почувствовала слабость и вынуждена была схватиться за молодого человека, который, прижав ее к себе со всей силой, на которую был только способен, жадно целовал ее запрокинутое лицо.
– Отпусти, умоляю, отпусти, – совладав с собой, жалобно зашептала она, пытаясь вырваться из его объятий.
Наконец ей удалось оттолкнуть его и сделать шаг назад.
– Безумный, ты что, с цепи сорвался? – тяжело дыша, произнесла она. – Не смей подходить ко мне!
Виталик, собравшийся сделать шаг к ней, остановился: он смотрел на нее, не отрываясь.
– Вот и стой там, а ко мне не подходи.
– Хорошо, я буду стоять здесь, только я не думал, что ты такая жестокая.
– Я вовсе не жестокая, а что ты хотел сказать мне?
– Когда?
– До того, как ты на меня накинулся.
– Я хотел сказать, что я люблю тебя.
– Ой, какой ужас, – произнесла девушка, взявшись за грудь, – сердце сейчас разорвется, бьется, как сумасшедшее.
– Можно я послушаю? – сказал Виталик, протягивая руку.
– Размечтался, убери руки!
– Уже убрал. Стою не двигаясь.
Виталик вытянулся, как в строю: ноги вместе, руки по швам.
– Хочешь, до утра так стоять буду? Простишь меня?
– Ладно, прощаю, только не делай больше так.
– Вольно, – скомандовал сам себе Виталик. Джульетта улыбнулась.
– Твой отец был военный? – спросила она.
– Понятия не имею, он свинтил еще до моего рождения.
– Жаль.
Виталик пожал плечами:
– Нормально, я же вырос.
– Ну не скажи: еще не известно, как это отразилось на твоей психике, – серьезно сказала Джульетта.
– Подумаешь, у нас в общаге каждый второй без отца рос. У Ислама, например, моего друга, тоже отец свинтил.
– Какое опасное соседство, – сказала Джульетта.
– Шутишь?
– Нисколько. Мой папа говорит, что австрийский психоаналитик Фрейд утверждал, что это не проходит бесследно для формирующейся личности.
– У этого Фрейда у самого, наверное, не все дома были, поэтому он так и утверждал.
– Ну ладно, я пойду, – сказала Джульетта.
– Давай еще поцелуемся, – предложил Виталик.
– Нет.
– Тогда руку дай.
– Зачем? – подозрительно спросила Джульетта.
– Ну так, пожать на прощание. Девушка с опаской протянула ему руку.
– Только не сильно жми.
Он взял ее руку и прижал к лицу. Затем долго смотрел, как она уходит – до тех пор, пока девушка не повернула за угол дома, – вздохнул и пошел к себе в общежитие. Радость первого поцелуя была отравлена неприятными мыслями: он не представлял, как вести себя с друзьями. Отказаться участвовать в затее Ислама значило выставить себя на посмешище. Принесла же нелегкая Черемисина в тот вечер, будь он неладен! У общежития политехникума стояли двое парней и, запрокинув головы, заигрывали с девицами, стоявшими на балконе третьего этажа. Виталик шел, оставляя их слева. Справа лежал пустырь, боковым зрением он отметил, что молодые люди бросили свое занятие и стали смотреть на него. В наступившей темноте разглядеть их лица не представлялось возможным, в то время как сам он, проходя как раз под светом фонаря, был доступен их взорам.
– А вот и наш Ромео, – услышал он голос Виталика Большого. Следом пробасил Али:
– Ромео, где твоя Джульетта? И снова голос Виталика:
– Разве я сторож Джульетте моей?
– Эй, вы, – сказал им Виталик Маленький, – уймите свою прыть, а не то я вас уйму.
Друзья подошли ближе: он стоял, сжав кулаки.
– Смотри-ка, маленький, а какой дерзкий, – отметил Али.
– Слушай, видели мы сегодня твою армянскую Джули, – сказал Виталик Большой, – ты знаешь, а она ничего!
Неуклюжий комплимент обезоружил влюбленного. Прилагая усилия, чтобы не улыбнуться, он спросил:
– Где видели?
– Мимо нас прошла, Али на нее так засмотрелся, что чуть не упал.
– Это верно, – подтвердил Али, – теперь мое сердце разбито – не знаю, как жить дальше буду. Я не могу мешать счастью друга. Но если будешь настолько благороден, что позволишь мне открыть ей свое сердце, ты настоящий друг. Пусть она сама выберет из нас того, кто ей больше нравится.
– Поздно, – обронил Виталик Маленький, – я с ней только что целовался.
– Иди врать, – недоверчиво сказал Виталик Большой.
– Чтоб ты умер, если я вру, – поклялся Виталик Маленький, – у меня даже помада на губах, наверное, осталась.
Али подошел ближе и, повернув лицо Виталика к свету, стал исследовать губы, потом даже понюхал.
– Похоже, – наконец сказал он и завистливо добавил, – везет же некоторым. Вот не понимаю, что она в нем нашла.
Али пошел рядом с Виталиком Маленьким, то и дело поглядывая на него.
– Эй, – окликнул его Виталик Большой, не двигаясь с места, – ты куда?
– Как куда – в общагу, – ответил Али.
– А девушки как же? – возмутился Виталик Большой. В ответ Али пропел:
– Ну а девушки, а девушки потом.
– Он еще удивляется, почему его девушки не любят, – заметил Виталик Большой и поплелся за друзьями, – девушки любят постоянство в мужчинах, они ценят верность, целеустремленность, ум, искрометный юмор. Еще немного – и они бы вышли. Ромео, между прочим, свою месяц обхаживал.
Ислам проснулся в первом часу ночи и, как ни пытался, не смог больше заснуть – ворочался с боку на бок, немилосердно скрипя пружинами кровати. От давешней боли в ногах осталось тупое, ноющее воспоминание. Поняв, что заснуть не удастся, он оделся и тихой сомнамбулой, на ватных ногах вышел на улицу. Проходя мимо застекленной комнаты дежурной по общежитию, с удивлением обнаружил там Али: оживленно жестикулируя, он что-то рассказывал Эльзе, видимо, что-то неприличное – вахтерша жеманно смеялась и махала на него рукой. Узрев товарища, Али заговорщицки подмигнул ему, но рассказ свой не прервал. Ислам вышел на крыльцо и вдохнул полной грудью ночной воздух. Ветер был со стороны нефтепромыслов (в Баку с любой стороны нефтепромыслы), поэтому отдавал мазутом – несмотря на это, вдохнул с наслаждением – после спертой атмосферы общежития любой воздух для него был хорош. Ислам вырос на море, в городе, лежащем на равнине между Каспийским морем и Талышскими горами, и долго не мог привыкнуть к специфическому бакинскому воздуху, отдающему нефтью. Он постоял немного на крыльце, глядя на ночной город. Повсюду мерцали и переливались огни. Где-то вдали полыхал огромный факел, озаряя неровным светом полнеба. Он постоял так около получаса и вернулся в комнату.
В отличие от Ислама, Виталику часом позже удалось проскользнуть мимо Али незамеченным – для этого ему пришлось опуститься на корточки и таким образом проследовать мимо окон комнаты дежурной, где Али речитативом произносил слова Низами, обращенные к зевающей Эльзе:
На светящемся циферблате наручных часов был час ночи. Несколько секунд он постоял на крыльце в нерешительности – на том же месте, где недавно стоял Ислам, вдыхая ночной воздух, – затем легко сбежал со ступеней и перемахнул через забор. Пересечь пустырь было делом нескольких минут. Джульетта жила на третьем этаже. Виталик встал под ее окнами так, чтобы на него падал свет фонаря.
Ворвался в Хузистан[12] в неистовстве ходжа,
Лобзаний табарзад[13] похитил он, дрожа,
И вот уже слились два розовые стана,
И две души слились, как розы Полистана[14].
Он заснул в мечтах о девушке и, засыпая, успел подумать о том, что, поскольку вся семья на даче, то выходит, Джульетта дома одна. И во сне он, видимо, продолжал думать об этом, потому что именно эта мысль разбудила его среди ночи и погнала под окна возлюбленной. Чистейшее безумие! Он простоял примерно час, прежде чем его желание разбудило Джульетту. Скрипнула оконная створка, и на балконе показалась изумленная девушка, – узнав Виталика, она приставила указательный палец к виску и покрутила им. Юноша улыбнулся и направился к телефонной будке, находящейся неподалеку.
– Привет, Джули, – сказал радостно в телефонную трубку, – извини, я тебя разбудил – так хотел тебя увидеть, что проснулся, очень соскучился.
– Ты с ума сошел, – шепотом произнесла девушка, – немедленно уходи!
– Почему ты шепотом говоришь? – спросил Виталик. – Ты же одна, или нет?
– Одна, – шепотом сказала Джульетта и повторила нормальным голосом: – Одна.
– Можно я зайду к тебе? – спросил Виталик и затаил дыхание.
– Зачем?
– Просто побыть с тобой, можешь чаем меня угостить.
– Ты чай не пил вечером?
– Пил, из жженого сахара.
– Не дави на жалость.
– Я не давлю, это вчера было, а сейчас уже новый день.
– Нет, – решительно сказала Джульетта.
– Почему?
– Это неприлично.
– Но ты же одна!
– Тем более, а если кто-нибудь увидит? Мне тогда конец! Уходи!
– Буду стоять здесь до утра.
– Ну и стой себе на здоровье, а я пошла спать.
Джульетта положила трубку, взяла аппарат и пошла в свою комнату, положила его на пол возле кровати и легла. Сказала себе: «Не надо было целоваться с ним – сейчас позвонит». Не успела договорить, как раздался звонок.
– Алло.
– Да.
– Я тебя люблю.
– Нет.
– Что нет? Ты не веришь, что я люблю тебя?
– Верю.
– Но ты же говоришь – нет.
– Нет – чтобы ты сюда пришел, иди спать.
– Утром, как проснешься, посмотри в окно. Спокойной ночи.
Джульетта положила трубку и закрыла глаза. В течение получаса она честно пыталась заснуть, затем поднялась и подошла к окну. Виталик стоял под фонарем, засунув руки в карманы и подняв плечи, ежась от ночной свежести. Джульетту он заметил тотчас, радостно улыбнулся.
– Ненормальный, – ласково и тихо сказала девушка и поманила его.
Юноша неторопливо направился к подъезду. Джульетта прошла в прихожую, посмотрела в глазок: на лестничной клетке было тихо; медленно, стараясь не щелкнуть, она повернула ребристый цилиндрик английского замка и стала ждать. Сердце колотилось так, что девушка приложила руку к груди, чтобы унять его. Виталик поднялся бесшумно, но Джульетта, заглянув в глазок, успела открыть дверь и затащить юношу прежде, чем он нажал на кнопку звонка. В прихожей было тесно и пахло старой одеждой. Они стояли вплотную друг к другу. Джульетта продолжала держать его за руку.
– Ну, что дальше? – спросила девушка.
– Не знаю.
– Кажется, ты хотел чаю.
– Чаю? Нет, то есть да, – сказал Виталик и обнял ее.
– Какой чай? – зашептал он. – Неужели ты думаешь, что я при тебе могу пить чай?
– Я порчу тебе аппетит? – спросила девушка.
– Да, вернее, я забываю о еде, когда держу тебя в объятиях.
– А ты отпусти меня, – лукаво произнесла Джульетта.
– Лучше я останусь без чая, – самоотверженно сказал Виталик, сжимая девушку.
– Отпусти, мне уже дышать нечем, откуда у тебя столько силы? Вроде такой заморыш!
– Кто заморыш?
– Я хотела сказать – худой, то есть очень стройный.
– Пощупай мои бицепсы, – отпуская девушку, подставляя согнутую руку, сказал парень.
– Ого! – воскликнула девушка. – Как камень! А это точно рука? А то я в темноте не вижу.
– Что я могу еще подставить?
– Ногу или голову, – насмешливо сказала Джульетта.
– Нога у меня еще тверже, – ничуть не обидевшись, гордо сказал Виталик.
– Может быть, пройдем в комнату, или так и будем торчать в прихожей? – спросила Джульетта.
– Пойдем.
– Так отпусти меня.
Виталик разжал руки и пошел за девушкой в темноту комнаты.
– Ты точно ничего не хочешь?
– Хочу, тебя.
– А по губам?
– Лучше в губы.
– Я имею в виду чай – или покушать.
– Нет.
– Тогда садись сюда, на стул, а я лягу.
Джульетта легла на диван, где пыталась уснуть до этого, и потянула на себя плед.
– Ты всегда здесь спишь? – спросил Виталик.
– Нет, я смотрела телевизор перед сном – лень было перебираться в свою комнату.
Она лежала на боку, положив голову на подушку, и смотрела на юношу.
– Может, телевизор включим?
– Зачем, на рамку смотреть? Сейчас нет передач.
– А можно свет включить? Я не вижу твое лицо.
– Включи торшер.
– Хорошо, – сказал Виталик, не двигаясь с места.
– Ну, что же ты, включай.
– Я передумал – в темноте лучше.
– Даже и не думай, – помолчав, произнесла девушка.
– Я разве что-то сказал?
– Я и так знаю, что у тебя на уме.
– Ты ошибаешься – у меня в мыслях этого нет.
– Вот как, это что же, я тебе не нравлюсь?
– Пойми вас женщин после этого! Конечно, нравишься, но я ничего не сделаю против твоего желания.
– Ну, тогда сиди спокойно, а я посплю немного, не возражаешь? И между прочим, я девушка, а не женщина.
– Извини. Я об этом всю жизнь мечтал: сидеть рядом со спящей любимой девушкой.
– Очень хорошо, – сказала Джульетта и закрыла глаза.
Виталик глубоко вздохнул и огляделся. Сумрак комнаты был разбавлен светом ночных фонарей, проникавших с улицы. Комната была вся заставлена мебелью: диван с двумя креслами, «стенка», стол со стульями в центре комнаты, телевизор – и от этого казалась еще меньше, чем была на самом деле. Над дверью висели часы. Виталик некоторое время наблюдал за ходом минутной стрелки, затем вздохнул и перевел взгляд на спящую красавицу.
– Отчего ты так тяжело вздыхаешь? – спросила спящая красавица.
– От любви, – подумав, ответил Виталик.
– Долго думал – наверно, еще есть варианты.
– Да нет, просто хочу рядом с тобой сесть.
– Тебя не устраивает твое место?
– Устраивает, но хочется ближе.
– Между прочим, многие парни были бы счастливы оказаться сейчас на твоем месте, а ты недоволен.
– Я доволен, просто мне хочется побольше счастья. Можно я сяду рядом с тобой?
– Нет!
– Спасибо.
– Виталик поднялся и сел на краешек дивана.
– Я сказала – нет.
– Мне послышалось сомнение в твоем голосе. Такое бывает: человек говорит «нет», когда ответ на самом деле – «да». Ведь разница между двумя «да», может быть больше, чем между «да» и «нет».
– Какой ты психолог, однако, но тут ты ошибся: мое «нет» означает – нет.
Виталик соскользнул с дивана и оказался на полу так, что лицо его оказалось вровень с лицом девушки.
– Теперь тебе не в чем меня упрекнуть.
Джульетта улыбнулась и не ответила. Виталик приблизился к ее губам.
– Я чувствую твое дыхание, – едва касаясь губ, сказал он.
– У тебя ничего не выйдет, – еле слышно произнесла девушка и нарочито сжала губы.
– Ты такая красивая, что я не могу удержаться от желания поцеловать тебя, – продолжал юноша.
Джульетта, сжимая губы, хранила молчание.
– Знаешь, о чем я сейчас думаю? – спросил Виталик. Некоторое время девушка молчала, но затем любопытство взяло верх, и она поинтересовалась:
– О чем?
Юноша, преодолевая сопротивление, тут же впился в приоткрытые губы. Поцелуй длился так долго, что Джульетта едва не задохнулась: оттолкнув юношу, прерывистым голосом возмущенно сказала:
– Какой ты хитрец…
Новый поцелуй прервал ее слова, но на этот раз она ответила ему. Когда он оторвался от губ, девушка жалобно сказала:
– Ты обещал вести себя прилично.
– Разве я виду себя неприлично? – тяжело дыша, спросил Виталик.
– И где ты научился целоваться так, у тебя уже была девушка?
– Нет, я в первый раз.
– Врешь. Вот я не умею целоваться, потому что это у меня впервые.