Вы не можете понять меня, читатель: возвращаюсь к тому моменту после первого звонка, когда я лег, укрылся и решил ждать второго. Я ждал его минут двадцать. Пока не понял, что звонка не было и не будет.
Но все же я встал, перенес сонную дочь с дивана к себе в постель, а ее подушку, одеяло и простыню убрал. На всякий случай. Лишь после этого успокоился, но уже не спал до утра, просидел в кресле до прихода жены.
С тех пор и по сегодняшний день, вы же сами видите, что время наше пока решительно не переменилось к лучшему, я все еще жду каждую ночь ВТОРОГО ЗВОНКА. И я знаю, и жена знает, и дочь, уже вышедшая замуж и родившая собственную Настеньку, мы все это знаем: у нас, к сожалению, есть основания ждать звонка.
Вот какие инверсии делает с моим поколением тот страх. У молодых он, возможно, тоже есть, но перешел из сердца в мозг, они только все понимают (если понимают?), что можно и надо чего-то бояться. У меня же страх остался в сердце навсегда.
Бедная моя страна.
Последний долг. М.: Академия, 1995
Сегодня только я (увы, единственный!) знаю, как жили и работали трое журналистов — Аграновских. Семейной бригадой мы в разные годы прошли по тесной журналистской тропе: один за другим, как опытные солдатики по заминированной территории. Отметьте, читатель, если пожелаете, что Толя и я обладали похожими голосами, часто дурили по телефону нашу мамку, зато характерами пошли в соседей, как говаривала хранительница нашего домашнего очага.
А писали каждый в своей манере и стилистике. Перепутать нас, имея в виду темы и стилистику, невозможно. Различать — различали: это — «сам» (стало быть — отец), это — Толик, это — Валька. Но даже если и были «похожими», ну и что? Экая беда! Главное, что каждому было отпущено говорить читателю что-то путное, не затасканное, не тривиальное. А уж если мы открывали рты (публиковались), читатель был уверен: ни вранья от Аграновских не дождетесь, ни откровенных глупостей, ни умолчания в тряпочку. Уж «эти» ни продаются, ни покупаются — так о нас говорили.
Как «последний из могикан» я применяю местоимение «мы», хотя на самом деле младшему в династии пристало бы говорить «они». Не подумайте, читатель, что когда «пахали» мы в журналистике, я всего лишь в ногу с папой и Толей пытался идти, не нарушая строя, держа скошенным взглядом слева грудь, а была эта грудь отцовская.
Об Аграновских говорили: «Ого, во дают!» — похваливали, но приговаривали: многовато их на одну отечественную журналистику, хоть не слабаки. А если воистину было нас многовато, то хорошего, как вы знаете, всегда должно быть побольше. Любой династии нет смысла волноваться: она жива, пока ее слушают, хотят видеть и читать. Не смерти все мы страшимся, как все творческие люди, а всего лишь забвения. Как много возникало «замечательных» имен, но еще при жизни переселились они на тот свет (слава Богу, фигурально!). И когда-то «знаменитые» творители с их громкими именами почивают на лаврах, а то и в бедности. Рядом с нами влачат убогую жизнь недавние кумиры, вынужденные выживать, погибают в одиночестве мамонты. Неужто все еще «скрипит» бессмертная теория естественного отбора?
Какое счастье, что идет новая журналистская смена — острая, ехидная, умная, безжалостная, собравшаяся под знамена «Смехопанорамы» или «Акул пера», а то под рубрику «Как это было»: пир талантов и остроумия, поиска и находок.
А «старики»? Одни — ушли, и шло время других. Ни к старичью молодые не могут достучаться, ни наоборот. «Стук» слышим; но что-то я вдруг о стуке вспомнил (не дай нам Бог, чтобы о лагерном или «гэбэшном»), да еще ближе к ночи…
Поживем — увидим.
Мотивы и мелодии современной журналистики
Как принято, уговоримся сначала о терминах. Если пользоваться самой увлекательной для журналиста литературой, то прямым ходом — к Владимиру Ивановичу Далю. Мотив у него трактуется как побудительная причина, доказательства и объяснение доводами. Но есть и другой мотив — песни. Не зря я поставил это слово вместе с «мелодией» в заголовок целой главы нашего повествования. Так вот, мелодия — это напев, совместная согласность, старая погубка на новый лад, согласность звуков, гармония. (Прошу иметь в виду, что я цитирую Даля выборочно, он несказанно богат, и любителей подробностей прошу обратиться к увлекательным завалам дальского словаря, о чем я не устану напоминать своему читателю.)
Ну, а теперь обратимся к «нонешнему» дню журналистики. Начну с весьма острой и болезненной темы, с которой и прошу вас познакомиться. Но вовсе не для того, чтобы обязательно со мной согласиться. Моя главная задача: предложить моему читателю всего лишь пищу для размышления. Итак, в «Независимой газете» в середине апреля 1998 года появилась статья, названная мною странно, но позже вы поймете почему (и, возможно, согласитесь с моими доводами). Цитирую целиком и без купюр, что всегда делаю.
Эстафета добра
Предмет разговора:средства массовой информации. У СМИ нет прошлого (оно чуть больше мизинца). Неизвестно будущее. Смутное настоящее. Далеко не все, связанное со СМИ, кажется мне простым и бесспорным. Трудная тема.
Некоторое время назад, в День печати, я увидел по телевидению два интервью, которые вызвали мое недоумение. Одно дал «герой дня» Полторанин, представленный ведущей С. Сорокиной «бывшим первым министром печати». Другое интервью программе «Те, кто» принадлежало главному редактору «Комсомольской правды» В. Сунгоркину. Понимаю, что мое недоумение могло бы остаться фактом собственной биографии, но тем не менее решусь изложить читателю свои ощущения.
Бывший министр на вопрос С. Сорокиной, в каких отношениях с властью сегодня находятся СМИ, ответил так: в каких отношениях может быть печать, если она «сама власть»? Ответил бы Полторанин: в доверительных отношениях, враждебных, я бы принял или не принял ответ. А получилось, по моему разумению, что «ни в каких», — это меня и смутило. Может, обмолвился Полторанин, погорячился? Нет, не похоже: он человек, знающий цену слову.
Ясность в ответ Полторанина, вольно или невольно, внес его коллега В. Сунгоркин. Главного редактора «Комсомолки» спросили: какова, по-вашему, основная задача вашей газеты? В ответ последовало: главной задачей нынешних журналистов считаю необходимость развлекать читателей и отвлекать их от надоевших проблем. (Цитирую по памяти, могу в деталях ошибиться, но за смысл отвечаю.) В самом деле, при чем тут власть?
Как в добрые пушкинские времена, позволю себе воскликнуть: ай да Сунгоркин, ай да Полторанин!
Я тут же вспомнил, что однажды по аналогичному поводу уже цитировал весьма интересные мысли человека, имя которого называю немедленно, отказавшись от интриги: Алексей Максимович Горький. Нашел в домашнем архиве собственную публикацию двадцатилетней давности, удивился, что цензура тогда пропустила, а теперь представляю ее вам: наслаждайтесь, потратив ровно три минуты. Итак:
«Если мы возьмем литературу в ее мощном целом — мы должны признать, что во все эпохи в литературе преобладало обличительное и отрицательное отношение к действительности. Удовлетворялись действительностью, соглашались с нею, хвалили ее только пошляки, литераторы некрупных талантов, чьи книжки уже забыты.
Та художественная литература, которой справедливо присвоено имя «великой», никогда не пела хвалебных песен явлениям социальной жизни. Боккаччо, Рабле, Свифт, Сервантес, Лопе де Вега, Кальдерон, Вольтер, Гёте, Байрон, Пушкин, Л. Толстой, Флобер и другие люди этого роста и значения… — никто из них не сказал действительности утверждающее и благодарное «да!».
Но позвольте задать самому себе вопрос «на засыпку»: почему в извес-тной горьковской цитате нет слова «власть», а есть слово «действительность»? Случайность или намеренность? Горький сказал нам правду, но умолчал о властях, возможно, чего-то опасаясь? Нет, вряд ли: Алексей Максимович был бесконечно талантливым и смелым человеком, правда противоречивым. Он служил Хозяину, даже прислуживал, но и публично ссорился с могущественными вождями.
В сравнении с ним наши журналисты тоже не выглядят овечками — есть у них для дерзости основательная причина. Выступая по Центральному телевидению, они тоже имеют в виду только «действительность», а вот от «власти» дистанцируются намеренно. Как же я сразу не «прочитал» справедливость Сунгоркина с Полтораниным? Тем более что средства массовой информации получили статус «четвертой власти» наряду с тремя нам известными: законодательной, исполнительной и судебной. И вовсе не для того, чтобы играть в поддавки, враждовать или сливаться в экстазе, а чтобы сохранить главное предназначение любой власти: независимость. Без нее нет возможности маневрировать, вырабатывая тактику и стратегию действий во имя успешного служения обществу.
Именно этим ключевым словом «независимость» открывается таинственный сейф, в котором спрятан секрет, гарантирующий дальнейшее движение государства по демократическому пути. Порядковый номер СМИ по списку «власть» — четвертый. Дай Бог им всем силы исполнить свою историческую миссию. «Трогательное» примирение четырех властей приводит к тоталитарному режиму, мы это уже проходили. А некоторые еще и сегодня славословят «вождей» разных расцветок и мастей: Владимир Ленин и Иосиф Сталин (СССР), Адольф Гитлер (Германия), Мао Цзэдун (Китай), Бокасса (Черная Африка), Саддам Хусейн (Ирак), Фидель Кастро (Куба), Ким Ир Сен (Северная Корея), Аугусто Пиночет (Чили), Пол Пот (Кампучия). Сколько их было, есть и еще будет! Тоталитарный режим начинается с ограничения или ликвидации прав трех властей, затем раздавливает СМИ, устанавливая жестокую цензуру. Вариантов много, результат один.
В общем демократическом хоре у СМИ сольная партия: она, будучи четвертой властью, способна не только примкнуть к любой из них, но и оттолкнуть ее. Выбор союзников велик, и результат слияния может быть совершенно «убойным». СМИ сами не законодательствуют, не судят, не исполнительствуют, при этом на все и вся имеют свою точку зрения, держа в руках «дубинку» общественного мнения. Стр-р-рашная сила!
Приняв это обстоятельство, двинемся дальше, тем более что душа моя требует немедленно, не откладывая, констатировать один факт — появление еще двух новых властей: пятой и шестой. Банкиры и сверхбогатые бизнесмены-олигархи уже открыто демонстрируют свои амбиции. А шестая власть (вы совершенно правы) коррупция. Она тем сильна, что, открыто не заявляя о себе (что разумно), пропитала ядом все остальные власти. Если в период революций надо было «брать» почты, телеграфы, вокзалы, банки и продовольственные склады, то наши доморощенные стратеги предпочли СМИ. И правильно сделали, избрав самую звонкоголосую птичку, способную вовремя разбудить народ. Не самая глупая шестая власть: ОНИ уже в правительстве, и в Думе, и в судах и, конечно, в СМИ.
Неужели переворот мы уже прозевали? Народ, как обычно, проснется, петушок заставит глянуть в окно, а вокруг одни лозунги: «Вся власть криминалу!»
Начну с упоминания двух великих людей: Чарлза Дарвина с его теорией естественного отбора и Владимира Ленина с работой «Три источника и три составные части марксизма». По случайному совпадению, СМИ тоже сложены из трех составляющих, сначала было слово прочитанное (печать), к нему прибавилось слово услышанное (радио), а затем и увиденное (телевидение). Авторы аббревиатуры почему-то решили «послать» нас на три буквы: СМИ (средства массовой информации). Получилось, что «информация» стала во главе журналистских форм и жанров (беру только печать): статья, очерк, интервью, зарисовка, эссе, репортаж, фельетон, большой и маленький, путевой дневник, политический и экономический обзоры, расследование, документальная повесть, памфлет.
Могли бы наши изобретатели, между прочим, предложить РТП: радио, телевидение, пресса (кстати, печать и пресса — синонимы). Но — не случилось. Помню, когда я сорок пять лет назад учился газетному делу, мне говорили (а сегодня я сам говорю молодым коллегам), что информация — хлеб журналистики. Без хлеба мы традиционно не садимся за стол, но и от мяса не отказываемся. С чего это авторы СМИ вдруг стали вегетарианцами и нам предлагают перебиваться «с хлеба на воду»? Шутка. Говоря «информация», подразумеваем «журналистика». Сразу скажу, что СМИтчики далеко не монолит.
«Святой троицы» из них не получилось: душит взаимная заклятая дружба. Во главе каждого «вида» журналистики (по аналогии с Дарвином) стоят не мальчики-паиньки и не девочки-модницы, а матерые львы и львицы, которым палец в рот класть не рекомендовано: откусят. У достойных друг друга соперников есть все основания для здоровой конкуренции со звериным оскалом: не за смерть, а за жизнь, в крайнем случае — за выживание. Если при дарвиновском естественном отборе звери не едят себе подобных, то среди людей творческих конкуренция бывает, к сожалению, жестокой.
Я насчитал три соперничающих круга в СМИ. Опять — три! Заколдованная цифра.
В «круге первом» (смиренно прошу прощения за невольный плагиат у Александра Исаевича Солженицына) мы увидим внутривидовую борьбу практически всех команд, рекрутированных под знамена СМИ.
Начнем с прессы. Газеты и журналы живут друг с другом, как в террариуме, ревниво приглядываясь и принюхиваясь, сжирая себе подобных. У молодых (по стажу) газет век короткий: едва успев кудахтнуть, они покорно отправляются на «табака» к своим собратьям. Из журналов чаше выживают не лучшие, а богатенькие, не умные, а ушлые, но и они обречены: не сегодня, так завтра. А «завтра» светит «старичкам», чье преимущество в зрелости и опыте.
Я мог бы снабдить повествование названиями газет и журналов, но ограничусь констатацией факта, тем более что количество наименований множится быстрее, чем пишутся эти строки. Размножаясь способом почкования, кидаются к спасительной морской воде, как маленькие черепашки, но лишь ничтожная часть спасается от хищных и прожорливых птиц. Удачи вам, стометровщики! Общая болезнь «мальков»: пытаясь отличиться от себе подобных, они избирают методику, связанную с изменением внешнего вида, а не внутреннего. В итоге получен обратный эффект: близнецовая одинаковость. Перефразируя известную мысль, скажу: все достоинства — разные, все недостатки — типичные.
Журналы разукрашиваются павлиньими перьями, надевают обложки почившего, казалось бы, «индпошива» одинакового рисунка и цвета, да еще с непременным глянцем, к тому же еще одной ширины и длины. Кто же этот «изобретатель», столь искусно уродующий большинство клиентов: под кружок или полубокс?
Многие газеты, как члены тайного общества «Стиль и кок», ударились в разноцветье с преобладанием красного: ах, какие они богатые, благополучные (сегодня говорят: крутые), плебейски дорвавшиеся до взбитого кока на пустой голове, что касается содержания: читай — не хочу. Ни скромности у «кокоток», ни достоинства, ни чувства меры, и все это откровенно написано на их газетно-журнальных лбах.
Аналогичная ситуация сложилась на радио и телевидении: торжествующий стандарт. Зрители и слушатели, купаясь в эфирных «волнах» и бегая игриво по кнопкам, ищут необычного, а попадают в капкан «однотемья». Создателям программ просто некогда остановиться и оглянуться: высочайший темп жизни и острота соперничества все гонит и гонит их вперед по эфирному бездорожью. Схватить, запечатлеть и тут же показать, ни на мгновение не задумавшись. Понять журналистов можно, принять — извините. Из одних и тех же продуктов даже опытный повар не сумеет приготовить разные блюда. Меню типично лагерно-армейское: каша перловая, пшенная, рисовая, но — каша! Часто ли кормят потребителя шарлоткой (чего захотел!) или куриным бульоном с пирожками? Не будем, однако, ерничать, подхихикивать и злорадствовать, а всего лишь посочувствуем коллегам-журналистам: тяжел их труд и неблагодарен.
Прежде чем двинуться дальше, хотел бы задать «интересный вопрос»: во имя кого или чего расцветает соперничество внутри и между составляющими СМИ? Ответ не прост и даже обиден для всех участников забега. Во имя нас с вами? Чтобы быстрее дать нам информацию о событиях в стране и в мире, утолить жажду прекрасного, помочь разобраться в политической и экономической неразберихе, насытить нашу любознательность? Безусловно — да! Но — попутно. Главная их задача: самим ночь простоять, а там до понедельника продержаться.
Механизм выживания элементарен. Поскольку бюджетных денег мало и не всем хватает, добывать хлеб насущный, да еще с маслом, приходится с помощью единственного донора: рекламы. Если газеты читают, радио слушают, телевидение смотрят, рекламодатели сами слетаются с живыми деньгами в клювах. Как трудно соперникам «второго круга» и нас завлечь высоким качеством «товара», и рекламой не перекормить: чистая эквилибристика — пройти без потерь между Сциллой и Харибдой. Нас не будет — не будет рекламы, не будет качественного для нас «товара»; а не будет «товара» — начинается вечная сказка о попе, у которого была собака, которая съела мясо, и поп ее убил и закопал, а на дощечке записал, что у него была собака… Все это означает: как бы мы с вами не протестовали против рекламы, пожирающей дорогое эфирное время, газетные полосы и уже вылезаюшей из наших глаз и ушей, соперники скорее наденут на нас СМИрительные рубашки, чем откажутся освободить себя и нас от рекламной удавки.
Нам давно знакома формула: «На войне как на войне», а сегодня родилась новая: «На рынке как на рынке». СМИ, если и погибнут, то «за металл», им пришлось дружно выйти на товарный рынок, как на панель, разделяя судьбу прочих рыночников: фермеров, заводчиков, «челноков», проституток (весьма актуально для средств массовой информации), мелких производителей. Есть спрос на «товар» — выживают, нет спроса — горят синим пламенем, тают свечками. Обратите внимание: только что появившиеся у СМИтчиков новые телепрограммы, радиопередачи, свежие газеты, голоса и лица, ведущие новехоньких рубрик, даже целые коллективы вдруг исчезают, как проваливаются сквозь землю. И никто не объяснит нам (а мы не спросим): почему их нет, куда подевались, вернутся ли?
Тихое безмолвие. Трясина.
Понимаю, как странно прозвучит на этом развеселом фоне мой трезвый вопрос: полезна или вредна конкуренция между СМИ? Отвечаю категорически — полезна. Посмотрите, как разнообразны и содержательны стали газетные полосы, как насыщенно эфирное время, как зафонтанировали «акулы пера и орала», сколь богат оказался кадровый запас творческих сотрудников СМИ. На наших глазах за год-два сменилось поколение — и что?
Жив курилка.
«Ура!» и «Караул!» всегда рядом: как мне не хочется завершать тему «за здравие» и начинать «за упокой». Нет ничего слаще горькой правды. В тотальном соперничестве должны быть и нашедшие, и потерявшие: единство противоположностей. Пресса по определению проигрывает в оперативности телевидению и радио, потому что играет на чужом для себя поле: информационном. Ежедневные газеты опаздывают ровно на сутки, еженедельники — на шесть дней, ежемесячники — навсегда.
Есть ли выход из положения? Вот один: уйти на собственное поле, аналитическое, и там взять реванш. Страшно? Еще бы: уже утратили способность думать и писать традиционные газетные «куски», размышлять и доказывать (кстати, и читателя отучили читать). Новости сегодня сообщают на десяти газетных строках и за десять секунд эфирного времени. Бойких первых перьев много, как воробьев на ветке, а «умных» — сколько пальцев на одной руке. Долго писать (и читать) отвыкли. Работать по принципу «пришел, увидел, написал» можно, но стыдно. Попробуйте вставить между «увидел» и «написал» слово «подумал»: другой коверкот. Ясновидцев, оракулов нынче по пять копеек за пучок в базарный день. Аналитическая работа, доказательная, авторитетная «штучная».
Чтобы приносить обществу пользу, а не вред, журналистское эфирное и печатное слово должно быть «экологически чистым»: нравственно, юридически, научно. Другого способа избежать массы судебных дел о защите чести и достоинства жертв журналистского произвола я не знаю. (Кстати, только наши практики решили вместо слова «произвол» пользоваться словом «беспредел», которого нет ни в одном словаре русского языка.) Как бы то ни было, пора перекрыть кислород нечистоп-лотным и непрофессиональным журналистам. Не указывая перстом и не называя фамилий, я перечислю некоторых, легко узнаваемых читателями, слушателями и зрителями наших СМИ: ловкач, хам, лжец, наглец, делец, безумец, многостаночник, беспринципный — сколько их еще, куда их гонит?
Вся продукция СМИ дорого стоит, мы знали это давно, но взвесили недавно. Средства массовой информации обладают огромной силой, не только зеркально отражая общественное мнение, но и формируя его. И еще им манипулируя! Отсюда напрашивается такой (не дай Бог!) выход из положения: оставшись на чужом информационном поле, журналист переживает соблазн (вчитайтесь!) вчера добыть завтрашнюю новость и опубликовать ее сегодня. Как это сделать, если не купить за бешеные деньги, не придумать, не спровоцировать, не солгать, а в итоге не потерять человеческое и профессиональное лицо? Мало таких примеров в нашей реальности, мало публичных скандалов, мало судебных провалов и штрафов?
Очень сложна и запутанна журналистская работа, целиком построенная на парадоксах: нельзя постоянно обновляться, но и нельзя застыть на месте. Как найти «золотую серединочку»? Как счастливо повезло пятому (культурному) телеканалу, который сразу напал на «золотую жилу» и стал набирать рейтинг в сравнении с другими: задел ностальгическую струну телезрителя. Куда подевались хваленые «тусовки», «империи страсти», «про это» и «про то»? У пятого канала все получилось: чем старее, тем моложе: чем беднее, тем дороже; чем меньше, тем больше. Парадокс!
Остается последний (к сожалению) отчаянный способ выхода из положения: поднять перчатку, брошенную соперником. И тогда — всеобщая СМИтская вакханалия безнравственности и безвкусия. Вместо одной слабой телепрограммы, почившей в бозе, появляются две «безразмерные». Вместо одной пошлой газеты — рать пожелтевших и более пошлых. На место скучной и завядшей «телеидеи» встают «бойцы», радостно предлагающие совсем усыпляющие сюжеты: «спокойной ночи, старички!» Вместо одной «серятины» приходит в СМИ букет из желтых, черных, красных, голубых, все же таких же «серых»: неужто оскудела страна талантами или заказ «не тот». Ну точно по старому анекдоту: «Дозвольте доложить, господин генерал, что во вверенной вам дивизии две новости — одна плохая, другая хорошая. Плохая: солдат кормить, кроме дерьма, больше нечем. А хорошая: дерьма этого еще очень много!»
Мы остановились на том, что, если перчатка поднята, начинает работать закон Эльдара Рязанова: одни побежали потому, что за ними гонятся, а гонятся потому, что от них убегают. Мы с вами свидетели: начались бега. Кто кого переперчит, пересолит, перекомпроматит, перегвоздит, перескандалит, пересплетничает, переобложит, перекричит: сплошные ПЕРЕ. Со всех сторон видим, читаем, слышим: грабежи, аварии, катаклизмы, разбои, пожары, разоблачения (во взятках, покупках, продажах, подсидках, подслушиваниях, подглядываниях), семейные дрязги, депутатские драки, разгулы, убийства (в туалетах, в ванных, в подъездах, в автомашинах) — о Господи! Сказать, что нас пугают и при этом лгут, я не могу. Но трижды прав журналист: пора дать людям покой и развлечения.
Можно ли что-то путное сделать в нашей стране, если нет чувства меры и самоограничения? Чем занят народ, если судить по СМИ? Народ танцует, поет, играет (мужчины и женщины, дети и взрослые, интеллектуалы и недоумки, на деньги, за призы, «за так», за интерес), сидит на презентациях, ходит с плакатами, бастует, бесконечно заседает, много говорит, веселится, носит подгузники с прокладками, лечится от перхоти, бесконечно жует жвачку, постоянно встречает и провожает иностранных гостей, а после всего этого непременно чистит зубы «бленд-а-медом». Дурдом. Пир во время чумы.
Голос из-за кулис: а кто работает?
Возможно, востроглазый читатель давно уже заметил в отношениях между тремя соперницами по СМИ странность: газеты почему-то исправно публикуют телепрограммы, радио почему-то предоставляет эфир газетчикам, телеведущие почему-то показывают радиожурналистов по телеканалам. Взаимный критический тон благосклонен. Ни «на…», ни «к…» друг друга почему-то не посылают — одним словом, интеллигенция. А что на самом деле? Откуда бесконечные «междусобойчики», рукопожатия крупным планом? Что случилось с конкурирующими ведомствами, если они почти открыто демонстрируют возможность и способность опираться на «плечо» соперника, жертвуя своей творческой и политической независимостью?