Страница:
Накаока успел отъехать полмили, когда позади раздался взрыв. Он продолжал свой путь, лавируя между повозками, запряженными лошадьми, и медленно движущимися автомобилями. Через несколько минут послышался звук сирен, приближалось несколько карет «скорой помощи». Накаока съехал в сторону, пропуская их и представляя себе, как там, вдалеке, оставшиеся в живых пребывают в ужасе и панике, беспомощно глядят на разрушенное здание и плачут о друзьях и братьях, погибших под обломками. Но Накаока чувствовал только удовлетворение от того, что трудное задание было выполнено отлично.
Найти настоящего профессионала, готового рискнуть жизнью, было довольно трудно, поэтому, как только Харди отыскал Накаоку, он сразу подключил его к операции «Даллас», боясь, как бы его не перехватили другие. Но Харди сначала хотел убедиться, что японец такой отличный стрелок, как об этом говорили. После получасовой тренировочной стрельбы на пустом поле из винтовки, которую Харди привез с собой, у него не осталось на этот счет никаких сомнений. Затем Джи достал из машины кое-какую еду и во время этого импровизированного завтрака изложил японцу свой план. Он ожидал по крайней мере удивления, или, может быть, улыбки, но Накаока просто сидел с бесстрастным выражением на лице.
– Есть ли у тебя вопросы? – спросил Харди. Накаока несколько секунд внимательно разглядывал его.
– Похоже, что дело довольно простое, – начал он. – Конечно, вдоль дороги будут толпы людей, но я заранее пройду в офис, который ты предварительно снимешь. Кстати, я смогу его сам осмотреть?
Харди согласно кивнул, и японец продолжил:
– Полагаю, что винтовка будет в специальном чемоданчике? – Харди снова кивнул. – Когда я получу ее чтобы попрактиковаться?
– Как минимум за две недели до операции. Потом я заберу ее у тебя, но это мы все обговорим позже.
– Что ты имеешь в виду, почему ее надо забирать?
– Только из соображений безопасности, не хочется, чтобы ты шел в офис с винтовкой. Ее пронесет туда кто-нибудь другой, и, если его остановят и обнаружат винтовку, тебе все равно ничего не будет угрожать.
– А какой смысл быть в безопасности, но без винтовки?
– Будет еще одна винтовка, которую кто-нибудь передаст тебе.
Накаока резко замотал головой.
– От второй винтовки толку не будет! Я лично должен пристрелять ее, иначе не смогу попасть в него с пятисот ярдов.
– У тебя будет две винтовки, которые ты сам пристреляешь. Ты сам уложишь их в два чемоданчика, и я даю тебе слово, что никто до них не дотронется, пока не настанет момент передать их тебе. – Харди успокаивающе улыбнулся. – Я ведь не дилетант, но просто все дело в том, что, если тебя остановят и найдут оружие, тогда всему конец. Поэтому сделаем так, как я решил. – Джи замолчал, но теперь он уже не улыбался. – Все будем делать так, как я говорю, и обсуждению это не подлежит.
Накаока неохотно согласился. Они закончили завтрак и поехали назад в Сан-Франциско, причем по дороге никто из них не произнес ни слова.
26
27
Найти настоящего профессионала, готового рискнуть жизнью, было довольно трудно, поэтому, как только Харди отыскал Накаоку, он сразу подключил его к операции «Даллас», боясь, как бы его не перехватили другие. Но Харди сначала хотел убедиться, что японец такой отличный стрелок, как об этом говорили. После получасовой тренировочной стрельбы на пустом поле из винтовки, которую Харди привез с собой, у него не осталось на этот счет никаких сомнений. Затем Джи достал из машины кое-какую еду и во время этого импровизированного завтрака изложил японцу свой план. Он ожидал по крайней мере удивления, или, может быть, улыбки, но Накаока просто сидел с бесстрастным выражением на лице.
– Есть ли у тебя вопросы? – спросил Харди. Накаока несколько секунд внимательно разглядывал его.
– Похоже, что дело довольно простое, – начал он. – Конечно, вдоль дороги будут толпы людей, но я заранее пройду в офис, который ты предварительно снимешь. Кстати, я смогу его сам осмотреть?
Харди согласно кивнул, и японец продолжил:
– Полагаю, что винтовка будет в специальном чемоданчике? – Харди снова кивнул. – Когда я получу ее чтобы попрактиковаться?
– Как минимум за две недели до операции. Потом я заберу ее у тебя, но это мы все обговорим позже.
– Что ты имеешь в виду, почему ее надо забирать?
– Только из соображений безопасности, не хочется, чтобы ты шел в офис с винтовкой. Ее пронесет туда кто-нибудь другой, и, если его остановят и обнаружат винтовку, тебе все равно ничего не будет угрожать.
– А какой смысл быть в безопасности, но без винтовки?
– Будет еще одна винтовка, которую кто-нибудь передаст тебе.
Накаока резко замотал головой.
– От второй винтовки толку не будет! Я лично должен пристрелять ее, иначе не смогу попасть в него с пятисот ярдов.
– У тебя будет две винтовки, которые ты сам пристреляешь. Ты сам уложишь их в два чемоданчика, и я даю тебе слово, что никто до них не дотронется, пока не настанет момент передать их тебе. – Харди успокаивающе улыбнулся. – Я ведь не дилетант, но просто все дело в том, что, если тебя остановят и найдут оружие, тогда всему конец. Поэтому сделаем так, как я решил. – Джи замолчал, но теперь он уже не улыбался. – Все будем делать так, как я говорю, и обсуждению это не подлежит.
Накаока неохотно согласился. Они закончили завтрак и поехали назад в Сан-Франциско, причем по дороге никто из них не произнес ни слова.
26
Шум стоял, как на кухне фешенебельного ресторана, и главным звуком было лязгание стальных предметов друг о друга. Можно было закрыть глаза и представить себе, как ножи движутся вдоль точильных брусков, но запах был другой. Здесь пахло человеческим потом.
Зал был просторным и пустым, освещался он лампочками без плафонов, висящими высоко под потолком. На полу лежали параллельно две резиновые дорожки шириной три фута, и на каждой из них две фигуры прыгали вперед и назад, делали выпады, парировали их и снова нападали. Дэвид Мельник стоял в дверях, щурясь в попытке все разглядеть получше. Дорожки были освещены хорошо, но края зала тонули в полумраке.
Он подумал, что ему не следовало приходить сюда. Глупо было самому создавать дополнительные сложности. Он был профессионалом, и его ждала работа, но, когда он добирался сюда через весь город и шел по Пятой авеню, Дэвид постоянно убеждал себя, что в этом нет ничего страшного. И все же, поднимаясь в зал по плохо освещенной лестнице, он слышал отзвуки сомнений и предостережений, и вот теперь, когда он стоял на пороге зала, они продолжали звучать у него в голове. Но он ведь мог и ошибаться, ничего могло и не произойти. Он пришел сюда просто из любопытства. С этой мыслью Дэвид вошел в зал.
Около десятка людей, одетых в белые полотняные куртки и узкие брюки, разминались в зале, делая наклоны и упражнения на растяжку или выпады в направлении одного из двух стоящих в углу манекенов. Среди них было примерно равное количество мужчин и женщин, хотя из-за однообразия формы и причесок единственной отличительной чертой была форма бедер. Дэвид подошел к ближайшему мужчине и сказал, что хочет увидеть Лори Вертер. Мужчина выпрямился, поглядел вокруг и наконец указал на одну из фигур.
Любой человек, не имеющий отношения к спорту, конечно удивился бы, как этот мужчина смог узнать ее. При тусклом свете ее рыжие волосы, выбивавшиеся из-под маски, потеряли свой естественный цвет, а открытыми частями тела были только затылок и пальцы левой руки. Но Мельник знал, что у каждого фехтовальщика есть своя, определенная манера, и любой, знакомый с этой манерой, мог легко узнать ее по выпадам, парирующим ударам и по работе Ног, как другой мог бы сделать это по форме носа и изгибу линии рта.
Дэвид стоял и наблюдал за ней минут десять, наконец Лори с внезапным криком: «Йа-а» сделала выпад и нанесла укол противнику как раз ниже нагрудника. Они сняли маски, пожали друг другу руки и стояли еще несколько минут, разговаривая и переводя дыхание. Когда они разошлись, Лори увидела Мельника.
– Вот так сюрприз! – воскликнула она, подходя к нему, снимая фехтовальную перчатку и здороваясь за руку. – А я думала, что вы в Вашингтоне вместе с Чарли.
Дэвид покачал головой. Конечно, он предлагал Чарльзу поехать вместе с ним, но тот отказался и сказал, что подобная поездка – это одна из неизбежных неприятных обязанностей ФБР, и нет необходимости втягивать сюда союзников. Вертер должен был отчитаться в штаб-квартире о ходе расследования, проинформировать о нем ЦРУ и Министерство финансов и отбить их попытки, которые они наверняка предпримут, чтобы взять в свои руки расследование по делу «Даллас».
– Обычная процедура, – сказал Вертер. – Если к делу причастны две или три правительственные организации, то всегда разгорается спор, кому быть главным, чтобы в конечном итоге приписать себе все заслуги. ЦРУ всегда хватается за такие дела, где, очевидно, просматриваются действия иностранных государств, но и они и мы знаем, что ФБР ответственно за все, происходящее внутри государства, и совершенно очевидно, что если что-то затевается, то это произойдет здесь, в нашей стране. А этот случай еще раз подчеркивает, что они всюду суют свой нос.
– Я понял. Но причем здесь Министерство финансов? – спросил Мельник.
– Они руководят секретной службой, отвечающей за безопасность президента. Если операция «Даллас» обернется попыткой покушения на президента, они смогут обвинить в этом власти, поэтому их интересует все, что мы выяснили, а они посмотрят, смогут ли представить дело именно таким образом. Но не беспокойся, у них ничего не выйдет. Завтра я вернусь.
«А чем же я буду заниматься сегодня вечером?» – подумал Мельник.
Лори задала ему этот же вопрос вслух и сразу сама ответила на него.
– Вот и хорошо, – сказала она. – Вы ведь тоже фехтуете, не так ли?
На прошлой неделе они обедали втроем, и, когда Чарльз упомянул, что Лори занимается фехтованием, Дэвид сказал, что в свое время выступал за израильскую национальную команду фехтовальщиков.
– Вы говорили, что фехтуете на шпагах, да? – спросила теперь его Лори и обвела глазами зал. – У меня только рапиры, но я постараюсь найти что-нибудь. Вы ведь хотите пофехтовать?
– Но у меня нет никакого снаряжения.
– Это не проблема. Мы для вас что-нибудь подыщем. О, посмотрите, это Томми Халперн. То, что нужно. А вы в форме?
– Вполне достаточной, чтобы немножко порубиться, – сказал Мельник. Лори подвела его к Томми, и они договорились, что тот одолжит Дэвиду свое снаряжение.
Сначала Лори следила за Мельником с любопытством, а потом с удовольствием. Двигался он легко, подняв вверх и отведя назад левую руку, в вытянутой вперед правой руке не чувствовалось излишнего напряжения. Кончик его шпаги казался почти неподвижным, слегка перемещаясь из стороны в сторону относительно шпаги противника. Все его тело напоминало змею, нет, скорее, пантеру, готовую к прыжку. Затем последовал ложный выпад и удар, правая нога заскользила вперед, как акула в воде, шпага рванулась, нанося смертоносный удар, и атака закончилась.
Лори заметила, что он давно не упражнялся, движения шпаги не совсем согласовывались с движениями тела, он часто упускал благоприятные моменты для атаки. Но, если бы его шпага была поточнее, поединок целиком остался бы за ним.
Когда они закончили, Лори позволила ему отдохнуть минуту. Дэвид присел на скамейку, пот струился но его лицу и проступал сквозь куртку. Лори предложила ему пофехтовать на рапирах.
– С вами? – спросил он. – Но я не рапирист, а, так как вы отлично фехтуете, я буду выглядеть довольно неуклюже.
«Нет, – подумала она. – Ты не можешь выглядеть неуклюжим».
Они скрестили рапиры. Лори обозначила ложную атаку слева, моментально высвободила рапиру и сделала выпад, нацеленный прямо в грудь. Рука Мельника инстинктивно рванулась вперед, и Лори сама напоролась на его рапиру. Дэвид отступил назад и поднял маску.
– Извините, этот укол, конечно, за вами, – сказал он. Это была типичная ошибка шпажиста, фехтующего рапирой. При фехтовании на шпагах главное первым нанести удар противнику, но рапира является более стилизованным оружием, и там другие правила. Она провела ложную атаку и нанесла удар, и по правилам он должен был сначала парировать ее удар, а затем уже наносить ответный. Поэтому этот укол засчитывался ей. В настоящем поединке она была бы уже мертва. «Но ведь это не настоящий поединок, так ведь?» – подумала Лори.
Они фехтовали еще около часа, пока зал не начал пустеть. Когда кто-то крикнул: «Лори, я ухожу. Закроешь здесь все, ладно?», они остановились, подняли маски и огляделись, с удивлением заметив, что зал почти пуст.
– Хорошо, – крикнула Лори и помахала последнему человеку, уходившему из зала.
– Нам тоже пора уходить? – спросил Дэвид.
– Все в порядке, – ответила Лори. – У нас нет таких жестких правил, просто последний должен все запереть. Давайте пофехтуем еще немного?
Они снова надели маски и начали фехтовать. Наконец Лори провела атаку, поразив противника прямо в грудь, сбежала с дорожки и, добежав до скамейки, рухнула на нее, тяжело дыша.
– Боже мой, это было великолепно, – сказала она, стягивая маску, – но я устала. – Лори уткнула кончик рапиры в пол, откинула голову назад и уставила взгляд в потолок. – Не могу шевельнуть ни одним мускулом, полностью беззащитна. Можете взять меня, если хотите, сопротивляться я не в состоянии.
Мельник подошел к скамейке, остановился перед Лори, разглядывая ее, затем слегка дотронулся до ее груди кончиком рапиры.
– Туше, – сказал он и уселся рядом с ней на скамейку.
Дэвид был доволен, что свел дело к шутке. Надо было быть безумцем, чтобы затевать с ней интрижку. Тогда, в первый вечер у них дома, она, должно быть, случайно прикоснулась к нему и не извинилась просто от смущения. Он был рад, что ошибся, но с другой стороны, ему не следовало сегодня приходить сюда.
Мельник снял маску, и они сидели на скамейке, прислонившись спиной к стене, переводя дыхание, чувствуя, как капли пота стекают по шее и плечам под мокрыми куртками.
– Мужская раздевалка вон там, – сказала Лори, указывая на дверь в стене.
– Я знаю, я ведь там переодевался.
– Там есть душ, полотенца должны висеть на двери. Заберите с собой форму, я отнесу ее домой и постираю.
Они посидели еще пару минут, и, когда дыхание успокоилось, Дэвид сказал:
– Встретимся здесь через десять минут. Лори кивнула.
Душевая комната была большой и ярко освещенной. Он разделся, оставив форму в корзине для белья перед дверью, и подошел к первому душу, с удовольствием подставив тело под упругие струи.
В женской раздевалке обнаженная Лори прошла в душ, ругая себя за то, что смеет даже думать об этом. Она знала, что Чарли любил ее, но не была уверена, что он сам понимал это. Иногда ей хотелось, чтобы он смотрел на нее с откровенным вожделением, отбросив пылкое обожание…
Нет, это не в его характере, да и не в ее. Она не могла понять, как осмелилась поступить так в тот вечер, когда впервые увидела Дэвида. Лори непроизвольно закрыла глаза и увидела себя, стоящей спиной к Дэвиду, разговаривающей с Чарльзом, протягивающей руку назад, мимолетно – во всяком случае, ей казалось, что это было именно мимолетное движение, – касаясь Дэвида…
О, Боже. Она открыла глаза, машинально провела рукой по бедру и увидела себя в зеркале, висящем на противоположной стене. Одинокая, обнаженная фигура освещалась светом неоновых ламп, и этот свет подчеркивал ее хрупкость, женственность и обнаженность. Кожа у нее была почти абсолютно белой, белое тело, покрытое едва заметными рыжеватыми волосками. Глядя на себя, Лори не могла представить себе Дэвида, стоящего сейчас под душем, еще более обнаженного, без единого волоска на всем теле.
Без всякого определенного намерения Лори вышла из душевой, прошла через раздевалку, решительно открыла дверь в зал и вышла в него. Ее босые ноги оставляли следы на деревянном полу зала, казалось, что она целый час шла через него. Глядя прямо перед собой, Лори подошла к двери мужской раздевалки, открыла ее и прошла в душевую.
Дэвид стоял под душем, слегка отвернувшись в сторону, и Лори остановилась, разглядывая его. Он был таким прекрасным, как она и представляла себе: сильный, без единого волоска на теле, выглядевший как загадочное, экзотическое существо. Почувствовав на себе чей-то взгляд, Дэвид обернулся, и теперь стоял, глядя на нее.
Лори чуть не бросилась назад через раздевалку, через зал в спасительное уединение женской душевой. Чуть не бросилась. Но вместо этого, так и не приняв никакого решения, она шагнула вперед.
Дэвид увидел, как ее маленькие ступни скользили по мокрому белому кафельному полу. Не считая копны рыжих волос на голове, она казалась такой же безволосой, как и он. Дэвид никогда в жизни не чувствовал себя таким обнаженным, он закрыл глаза, почувствовав прилив желания. Лори стояла уже рядом, но не дотрагивалась до него. Затем она подняла глаза, посмотрела Дэвиду в лицо и тихо положила руки ему на плечи. Струи воды продолжали хлестать по его телу, капли воды отлетали ей на ресницы и застревали в копне рыжих волос.
– Я хотела посмотреть, как ты выглядишь, – просто сказала Лори. – Я никогда раньше не видела настолько голого мужчину.
Не отрывая глаз от его лица, она взяла кусок мыла и начала легонько намыливать ему грудь и плечи, потом уже двумя руками, словно мочалкой, стала намыливать тело все ниже и ниже. Дэвид обнял ее левой рукой за шею, почувствовав прохладу кожи под волосами. Правой рукой он сгреб со своей груди хлопья мыльной пены и стал намыливать ее груди. Дэвид притянул ее тело к себе, и теперь уже они оба стояли под струями воды. Руки Лори скользили все ниже по его телу, он ласкал рукой ее соски, головы их склонились друг к другу, и губы встретились в поцелуе.
Зал был просторным и пустым, освещался он лампочками без плафонов, висящими высоко под потолком. На полу лежали параллельно две резиновые дорожки шириной три фута, и на каждой из них две фигуры прыгали вперед и назад, делали выпады, парировали их и снова нападали. Дэвид Мельник стоял в дверях, щурясь в попытке все разглядеть получше. Дорожки были освещены хорошо, но края зала тонули в полумраке.
Он подумал, что ему не следовало приходить сюда. Глупо было самому создавать дополнительные сложности. Он был профессионалом, и его ждала работа, но, когда он добирался сюда через весь город и шел по Пятой авеню, Дэвид постоянно убеждал себя, что в этом нет ничего страшного. И все же, поднимаясь в зал по плохо освещенной лестнице, он слышал отзвуки сомнений и предостережений, и вот теперь, когда он стоял на пороге зала, они продолжали звучать у него в голове. Но он ведь мог и ошибаться, ничего могло и не произойти. Он пришел сюда просто из любопытства. С этой мыслью Дэвид вошел в зал.
Около десятка людей, одетых в белые полотняные куртки и узкие брюки, разминались в зале, делая наклоны и упражнения на растяжку или выпады в направлении одного из двух стоящих в углу манекенов. Среди них было примерно равное количество мужчин и женщин, хотя из-за однообразия формы и причесок единственной отличительной чертой была форма бедер. Дэвид подошел к ближайшему мужчине и сказал, что хочет увидеть Лори Вертер. Мужчина выпрямился, поглядел вокруг и наконец указал на одну из фигур.
Любой человек, не имеющий отношения к спорту, конечно удивился бы, как этот мужчина смог узнать ее. При тусклом свете ее рыжие волосы, выбивавшиеся из-под маски, потеряли свой естественный цвет, а открытыми частями тела были только затылок и пальцы левой руки. Но Мельник знал, что у каждого фехтовальщика есть своя, определенная манера, и любой, знакомый с этой манерой, мог легко узнать ее по выпадам, парирующим ударам и по работе Ног, как другой мог бы сделать это по форме носа и изгибу линии рта.
Дэвид стоял и наблюдал за ней минут десять, наконец Лори с внезапным криком: «Йа-а» сделала выпад и нанесла укол противнику как раз ниже нагрудника. Они сняли маски, пожали друг другу руки и стояли еще несколько минут, разговаривая и переводя дыхание. Когда они разошлись, Лори увидела Мельника.
– Вот так сюрприз! – воскликнула она, подходя к нему, снимая фехтовальную перчатку и здороваясь за руку. – А я думала, что вы в Вашингтоне вместе с Чарли.
Дэвид покачал головой. Конечно, он предлагал Чарльзу поехать вместе с ним, но тот отказался и сказал, что подобная поездка – это одна из неизбежных неприятных обязанностей ФБР, и нет необходимости втягивать сюда союзников. Вертер должен был отчитаться в штаб-квартире о ходе расследования, проинформировать о нем ЦРУ и Министерство финансов и отбить их попытки, которые они наверняка предпримут, чтобы взять в свои руки расследование по делу «Даллас».
– Обычная процедура, – сказал Вертер. – Если к делу причастны две или три правительственные организации, то всегда разгорается спор, кому быть главным, чтобы в конечном итоге приписать себе все заслуги. ЦРУ всегда хватается за такие дела, где, очевидно, просматриваются действия иностранных государств, но и они и мы знаем, что ФБР ответственно за все, происходящее внутри государства, и совершенно очевидно, что если что-то затевается, то это произойдет здесь, в нашей стране. А этот случай еще раз подчеркивает, что они всюду суют свой нос.
– Я понял. Но причем здесь Министерство финансов? – спросил Мельник.
– Они руководят секретной службой, отвечающей за безопасность президента. Если операция «Даллас» обернется попыткой покушения на президента, они смогут обвинить в этом власти, поэтому их интересует все, что мы выяснили, а они посмотрят, смогут ли представить дело именно таким образом. Но не беспокойся, у них ничего не выйдет. Завтра я вернусь.
«А чем же я буду заниматься сегодня вечером?» – подумал Мельник.
Лори задала ему этот же вопрос вслух и сразу сама ответила на него.
– Вот и хорошо, – сказала она. – Вы ведь тоже фехтуете, не так ли?
На прошлой неделе они обедали втроем, и, когда Чарльз упомянул, что Лори занимается фехтованием, Дэвид сказал, что в свое время выступал за израильскую национальную команду фехтовальщиков.
– Вы говорили, что фехтуете на шпагах, да? – спросила теперь его Лори и обвела глазами зал. – У меня только рапиры, но я постараюсь найти что-нибудь. Вы ведь хотите пофехтовать?
– Но у меня нет никакого снаряжения.
– Это не проблема. Мы для вас что-нибудь подыщем. О, посмотрите, это Томми Халперн. То, что нужно. А вы в форме?
– Вполне достаточной, чтобы немножко порубиться, – сказал Мельник. Лори подвела его к Томми, и они договорились, что тот одолжит Дэвиду свое снаряжение.
Сначала Лори следила за Мельником с любопытством, а потом с удовольствием. Двигался он легко, подняв вверх и отведя назад левую руку, в вытянутой вперед правой руке не чувствовалось излишнего напряжения. Кончик его шпаги казался почти неподвижным, слегка перемещаясь из стороны в сторону относительно шпаги противника. Все его тело напоминало змею, нет, скорее, пантеру, готовую к прыжку. Затем последовал ложный выпад и удар, правая нога заскользила вперед, как акула в воде, шпага рванулась, нанося смертоносный удар, и атака закончилась.
Лори заметила, что он давно не упражнялся, движения шпаги не совсем согласовывались с движениями тела, он часто упускал благоприятные моменты для атаки. Но, если бы его шпага была поточнее, поединок целиком остался бы за ним.
Когда они закончили, Лори позволила ему отдохнуть минуту. Дэвид присел на скамейку, пот струился но его лицу и проступал сквозь куртку. Лори предложила ему пофехтовать на рапирах.
– С вами? – спросил он. – Но я не рапирист, а, так как вы отлично фехтуете, я буду выглядеть довольно неуклюже.
«Нет, – подумала она. – Ты не можешь выглядеть неуклюжим».
Они скрестили рапиры. Лори обозначила ложную атаку слева, моментально высвободила рапиру и сделала выпад, нацеленный прямо в грудь. Рука Мельника инстинктивно рванулась вперед, и Лори сама напоролась на его рапиру. Дэвид отступил назад и поднял маску.
– Извините, этот укол, конечно, за вами, – сказал он. Это была типичная ошибка шпажиста, фехтующего рапирой. При фехтовании на шпагах главное первым нанести удар противнику, но рапира является более стилизованным оружием, и там другие правила. Она провела ложную атаку и нанесла удар, и по правилам он должен был сначала парировать ее удар, а затем уже наносить ответный. Поэтому этот укол засчитывался ей. В настоящем поединке она была бы уже мертва. «Но ведь это не настоящий поединок, так ведь?» – подумала Лори.
Они фехтовали еще около часа, пока зал не начал пустеть. Когда кто-то крикнул: «Лори, я ухожу. Закроешь здесь все, ладно?», они остановились, подняли маски и огляделись, с удивлением заметив, что зал почти пуст.
– Хорошо, – крикнула Лори и помахала последнему человеку, уходившему из зала.
– Нам тоже пора уходить? – спросил Дэвид.
– Все в порядке, – ответила Лори. – У нас нет таких жестких правил, просто последний должен все запереть. Давайте пофехтуем еще немного?
Они снова надели маски и начали фехтовать. Наконец Лори провела атаку, поразив противника прямо в грудь, сбежала с дорожки и, добежав до скамейки, рухнула на нее, тяжело дыша.
– Боже мой, это было великолепно, – сказала она, стягивая маску, – но я устала. – Лори уткнула кончик рапиры в пол, откинула голову назад и уставила взгляд в потолок. – Не могу шевельнуть ни одним мускулом, полностью беззащитна. Можете взять меня, если хотите, сопротивляться я не в состоянии.
Мельник подошел к скамейке, остановился перед Лори, разглядывая ее, затем слегка дотронулся до ее груди кончиком рапиры.
– Туше, – сказал он и уселся рядом с ней на скамейку.
Дэвид был доволен, что свел дело к шутке. Надо было быть безумцем, чтобы затевать с ней интрижку. Тогда, в первый вечер у них дома, она, должно быть, случайно прикоснулась к нему и не извинилась просто от смущения. Он был рад, что ошибся, но с другой стороны, ему не следовало сегодня приходить сюда.
Мельник снял маску, и они сидели на скамейке, прислонившись спиной к стене, переводя дыхание, чувствуя, как капли пота стекают по шее и плечам под мокрыми куртками.
– Мужская раздевалка вон там, – сказала Лори, указывая на дверь в стене.
– Я знаю, я ведь там переодевался.
– Там есть душ, полотенца должны висеть на двери. Заберите с собой форму, я отнесу ее домой и постираю.
Они посидели еще пару минут, и, когда дыхание успокоилось, Дэвид сказал:
– Встретимся здесь через десять минут. Лори кивнула.
Душевая комната была большой и ярко освещенной. Он разделся, оставив форму в корзине для белья перед дверью, и подошел к первому душу, с удовольствием подставив тело под упругие струи.
В женской раздевалке обнаженная Лори прошла в душ, ругая себя за то, что смеет даже думать об этом. Она знала, что Чарли любил ее, но не была уверена, что он сам понимал это. Иногда ей хотелось, чтобы он смотрел на нее с откровенным вожделением, отбросив пылкое обожание…
Нет, это не в его характере, да и не в ее. Она не могла понять, как осмелилась поступить так в тот вечер, когда впервые увидела Дэвида. Лори непроизвольно закрыла глаза и увидела себя, стоящей спиной к Дэвиду, разговаривающей с Чарльзом, протягивающей руку назад, мимолетно – во всяком случае, ей казалось, что это было именно мимолетное движение, – касаясь Дэвида…
О, Боже. Она открыла глаза, машинально провела рукой по бедру и увидела себя в зеркале, висящем на противоположной стене. Одинокая, обнаженная фигура освещалась светом неоновых ламп, и этот свет подчеркивал ее хрупкость, женственность и обнаженность. Кожа у нее была почти абсолютно белой, белое тело, покрытое едва заметными рыжеватыми волосками. Глядя на себя, Лори не могла представить себе Дэвида, стоящего сейчас под душем, еще более обнаженного, без единого волоска на всем теле.
Без всякого определенного намерения Лори вышла из душевой, прошла через раздевалку, решительно открыла дверь в зал и вышла в него. Ее босые ноги оставляли следы на деревянном полу зала, казалось, что она целый час шла через него. Глядя прямо перед собой, Лори подошла к двери мужской раздевалки, открыла ее и прошла в душевую.
Дэвид стоял под душем, слегка отвернувшись в сторону, и Лори остановилась, разглядывая его. Он был таким прекрасным, как она и представляла себе: сильный, без единого волоска на теле, выглядевший как загадочное, экзотическое существо. Почувствовав на себе чей-то взгляд, Дэвид обернулся, и теперь стоял, глядя на нее.
Лори чуть не бросилась назад через раздевалку, через зал в спасительное уединение женской душевой. Чуть не бросилась. Но вместо этого, так и не приняв никакого решения, она шагнула вперед.
Дэвид увидел, как ее маленькие ступни скользили по мокрому белому кафельному полу. Не считая копны рыжих волос на голове, она казалась такой же безволосой, как и он. Дэвид никогда в жизни не чувствовал себя таким обнаженным, он закрыл глаза, почувствовав прилив желания. Лори стояла уже рядом, но не дотрагивалась до него. Затем она подняла глаза, посмотрела Дэвиду в лицо и тихо положила руки ему на плечи. Струи воды продолжали хлестать по его телу, капли воды отлетали ей на ресницы и застревали в копне рыжих волос.
– Я хотела посмотреть, как ты выглядишь, – просто сказала Лори. – Я никогда раньше не видела настолько голого мужчину.
Не отрывая глаз от его лица, она взяла кусок мыла и начала легонько намыливать ему грудь и плечи, потом уже двумя руками, словно мочалкой, стала намыливать тело все ниже и ниже. Дэвид обнял ее левой рукой за шею, почувствовав прохладу кожи под волосами. Правой рукой он сгреб со своей груди хлопья мыльной пены и стал намыливать ее груди. Дэвид притянул ее тело к себе, и теперь уже они оба стояли под струями воды. Руки Лори скользили все ниже по его телу, он ласкал рукой ее соски, головы их склонились друг к другу, и губы встретились в поцелуе.
27
– Прошу внимания, джентльмены, – Вертер похлопал в ладоши, призывая к тишине. Шум прекратился, и десять человек, находившихся в конференц-зале, выжидающе повернулись к нему.
Сегодня после обеда он вернулся из Вашингтона, привезя с собой указания Директора: разыскать Мохаммеда Асри, выяснить суть операции «Даллас», обезвредить всех участников. Все. Никаких оправданий. Просто обезвредить всех. «Очень полезные указания», – думал Чарльз, возвращаясь назад в Нью-Йорк. Суровый взгляд Директора, плотно сжатые губы и крепко стиснутые пальцы, конечно, произвели определенное впечатление, но лучше бы он дал пару практических советов, как выполнить его указания. Хотя бы посоветовал, с чего начать.
«Ладно, не бери в голову, – говорил себе Вертер. – Ты ведь профессионал, не так ли?». Работа Директора заключается в том, чтобы отдавать приказы и выбивать у конгресса и властей деньги на их выполнение. А как выполнять эти приказы, это уж должен знать агент. Сомнений в том, как действовать, на самом деле не было, и это очень хорошо, потому что не надо тратить время и разрабатывать другие варианты. Им надо было найти Мохаммеда Асри, но они не могли просто выйти на улицу и поискать его. Он мог быть в любом месте страны.
Конечно, они приложат все усилия, чтобы разыскать его. Все полицейские в стране будут иметь его описание и фотографию, и кто-нибудь из них должен будет вспомнить о циркуляре по розыску человека восточной наружности, может быть, они даже смогут проследить за ним до того, как подключится ФБР. Возможно, но надежды на это мало.
Поэтому Вертер оглядел присутствующих и сказал:
– Пора браться за работу.
Агенты, как и он, знали свое дело, не было необходимости объяснять им, как действовать. Существовал один единственный путь начать охоту за этим призрачным Далласом, как это всегда и делало ФБР, – раскинуть по всей стране сеть и посмотреть, что за мелкая рыбешка попадется в нее. А потом маленькая рыбешка сможет привести к большой рыбине.
– Поговорите со своими осведомителями, – сказал Вертер. – Поговорите осторожно, но делать это надо быстрее.
У каждого регионального агента ФБР был свой собственный круг осведомителей, которые вместе с секретными агентами, засылаемыми во все известные организованные банды, составляли довольно разветвленную сеть в уголовном мире. Пользоваться их услугами надо было очень осторожно, так как часто, полученная от них информация позволяла проследить ее источник, и осведомители исчезали, появляясь через несколько недель в виде свежих холмиков или лесных могил. Обычно агенты ФБР вполне удовлетворялись намеками и общими сведениями от своих осведомителей, так как предпочитали держать свою сеть в исправности и тщательно скрывать источники информации.
Вертер напомнил им обо всем этом и сказал:
– Настало время серьезно взяться за дело. Этот Асри не мог исчезнуть без помощи организации, а любая организация состоит из людей. Чем больше организация, тем больше людей входит в нее, и нам, черт возьми, хорошо бы знать некоторых из этих людей. Если нам не удастся раскопать кого-нибудь, кто знает об этой операции, то, значит, все эти годы мы просто валяли дурака. Я хочу, чтобы все действовали решительно, меня не волнует, что своими действиями вы можете поставить кого-то под удар, не волнует, что вы потеряете своих поганых осведомителей. Не жалейте их, не пытайтесь оставить кого-то из них про запас на черный день. Немедленно задействуйте всех.
Вертер обвел взглядом каждого из присутствующих, закончив Мельником, сидящим сзади. «Теперь израильтянин увидит, как может действовать ФБР», – подумал он.
– Какие есть вопросы? – спросил Вертер.
После секундной паузы темнокожий мужчина, сидевший впереди, спросил:
– Насколько нам можно раскрывать свою осведомленность?
Это был важный момент. Зная больше, можно понять, а говоря больше, можно задать более точные вопросы. Но основным правилом работы разведки является секретность: чем меньше слов, тем лучше.
Конечно, иногда излишняя секретность может только повредить делу. Вертер вспомнил историю времен второй мировой войны об ученом из Ок-Риджа, который имел низкую категорию допуска к секретной работе. Этот ученый разработал новый способ расщепления урановых изотопов, но, когда он изложил свою идею руководству, начальник службы безопасности заметил, что у ученого нет допуска соответствующей категории, позволяющего ему работать над столь секретным проектом, и все разработки у него изъяли. Вся беда заключалась в том, что никто в Ок-Ридже не обладал соответствующей подготовкой, чтобы разобраться с этим новым способом и продолжить исследования. И, пока ФБР по своим каналам проверяла ученого, пытаясь оформить ему высшую категорию допуска, бумаги с идеями ученого пылились в сверхсекретном сейфе начальника службы безопасности. Война закончилась до того, как ученый смог получить соответствующий допуск, и он, расстроенный, вернулся в свой университет.
Существовало множество подобных жутких историй, но пренебрегать секретностью тоже было нельзя. В данной операции ФБР знало имя Даллас и знало Мохаммеда Асри. Судя по тому, как ловко ускользнул от слежки Асри, люди, за которыми охотилось ФБР, были осведомлены, что ФБР известно об Асри, но, возможно, они не знали, что ФБР стало известно имя Даллас. Вертер принял компромиссное решение.
– Можно упоминать Асри, но не Далласа. Имя Даллас не должно покинуть стен этой комнаты. Всем ясно? – Он снова обвел взглядом присутствующих. – Еще вопросы?
Вопросов больше не было.
– Хорошо, – сказал Вертер спокойным, но властным голосом. – Приступаем к работе. Трясем всех подряд и посмотрим, что из этого выйдет.
Мельник не знал, что сказать. Он остался сидеть на своем месте, пока агенты выходили из зала. Наконец они остались с Вертером вдвоем.
– Похоже, что все нити операции у вас в руках, – сказал Дэвид.
Вертер пожал плечами.
– Трудно сказать, вполне возможно, что и так. Со временем мы что-нибудь обнаружим.
– Но на это может уйти много времени.
– В том-то все и дело, – согласился Вертер. – Хотелось бы знать, каким временем мы располагаем.
Мельник опять не знал, что сказать, он даже не знал, что бы ему хотелось сказать. Ему пора было возвращаться в Израиль. Он испытывал сожаление, но не осознавал этого, потому что никогда не сожалел о расставаниях с женщинами, встречавшимися на его пути, ему всегда казалось, что он испытывает просто облегчение. Было ошибкой затевать интрижку с женой коллеги, это была не только слабость с его стороны, но и глупость. Ладно, теперь уже все позади, он уедет из Соединенных Штатов и больше не увидит Вертеров. Но его тревожили собственные мысли. Ведь если человек испытывает облегчение, значит, он должен чувствовать себя хорошо. Так откуда же эта печаль? Дэвид подумал, удастся ли ему еще раз увидеть Лори перед отъездом… «Нет, Боже милосердный, нет», – сказал он себе. Ведь она жена этого человека. Что случилось, то случилось, но путаться с его женой у него за спиной? Нет.
– Надеюсь, вы не будете возражать, – сказал Вертер.
– Возражать?
– Против того, чтобы немного обождать здесь у нас.
– Обождать здесь? – Мельник растерялся. – А чего мне ждать?
– Пока мы разыщем Асри, – Вертер виновато улыбнулся. – Конечно, вам придется поскучать, но ведь вы единственный, кто может точно опознать его.
«Ладно, – сказал Вертер про себя, – я сделал это». Ему не нравилась эта затея, но он обещал Директору быть вежливым и даже обаятельным и сдержал свое слово. Но Вертеру не хотелось, чтобы израильтянин участвовал в его операции, и он так прямо и сказал об этом Директору. В возражениях Вертера был определенный смысл, но Директор не принял их, а может быть, у него были какие-то свои причины, решившие исход дела. Директор хотел, чтобы Мельник остался в Соединенных Штатах и помог опознать Асри в случае его обнаружения. Вертер возразил, что видел Асри в аэропорту и сможет сам опознать его, на что Директор напомнил ему о случае в ресторане, когда все думали, что там сидит Асри, а оказалось, что это Рашид Амон. Против этого Вертеру возразить было нечего.
Потом Директор добавил, что это также вопрос дипломатии. Поскольку дело касалось Ближнего Востока, а этот вопрос уже был решен на высочайшем уровне, все ближневосточные разведывательные операции считались сферой влияния Израиля. Так что без Израиля здесь не обойтись.
– Послушайте, Вертер, – сказал Директор. – Сейчас главная фигура Мельник, а вы назначены ему в помощь. Все, никаких возражений.
И вот теперь Вертер стоял и смотрел на Мельника, улыбаясь и выражая надежду, что их сотрудничество будет успешным. Но на лице Мельника было явно написано, что все это нравится ему ничуть не больше, чем Вертеру.
Сначала Мельника взволновали слова Вертера. Ему не следовало оставаться из-за Лори, но если ему приказывали… Но по мере того, как до него стал доходить скрытый смысл этого разговора, его охватило негодование. ФБР приказывает ему остаться? Моссад никогда не будет получать приказы от ФБР! Если бы существовали какие-то уважительные причины, то он, возможно, и согласился бы с ними, но было бы глупо торчать здесь, ничего не делая, дни, недели, а может быть, и месяцы, пока американцы будут искать иголку в стоге сена, потому что не могут отличить одного араба от другого. Дэвиду просто не хотелось делать этого.
А Лори? Если он останется, то не сможет избежать встреч с нею, а ему не хотелось заниматься любовью с чужой женой за спиной ее мужа.
Мельник вежливо кивнул и помчался искать телефон, чтобы позвонить в Тель-Авив.
– Привет, Дэвид, – сказал Джулиан Мазор. – Рад снова тебя слышать. Отличная слышимость, откуда ты звонишь?
– Из нью-йоркской штаб-квартиры ФБР. Здесь идет дождь, солнце два дня вообще не показывается.
– Здорово, – вздохнул Мазор. В Тель-Авиве была ночь, и, бросив взгляд в окно, он увидел в темноте еще неразличимый завтрашний яркий солнечный свет. Это солнце было вредно для здоровья. – Чем я могу тебе помочь, Дэвид?
Сегодня после обеда он вернулся из Вашингтона, привезя с собой указания Директора: разыскать Мохаммеда Асри, выяснить суть операции «Даллас», обезвредить всех участников. Все. Никаких оправданий. Просто обезвредить всех. «Очень полезные указания», – думал Чарльз, возвращаясь назад в Нью-Йорк. Суровый взгляд Директора, плотно сжатые губы и крепко стиснутые пальцы, конечно, произвели определенное впечатление, но лучше бы он дал пару практических советов, как выполнить его указания. Хотя бы посоветовал, с чего начать.
«Ладно, не бери в голову, – говорил себе Вертер. – Ты ведь профессионал, не так ли?». Работа Директора заключается в том, чтобы отдавать приказы и выбивать у конгресса и властей деньги на их выполнение. А как выполнять эти приказы, это уж должен знать агент. Сомнений в том, как действовать, на самом деле не было, и это очень хорошо, потому что не надо тратить время и разрабатывать другие варианты. Им надо было найти Мохаммеда Асри, но они не могли просто выйти на улицу и поискать его. Он мог быть в любом месте страны.
Конечно, они приложат все усилия, чтобы разыскать его. Все полицейские в стране будут иметь его описание и фотографию, и кто-нибудь из них должен будет вспомнить о циркуляре по розыску человека восточной наружности, может быть, они даже смогут проследить за ним до того, как подключится ФБР. Возможно, но надежды на это мало.
Поэтому Вертер оглядел присутствующих и сказал:
– Пора браться за работу.
Агенты, как и он, знали свое дело, не было необходимости объяснять им, как действовать. Существовал один единственный путь начать охоту за этим призрачным Далласом, как это всегда и делало ФБР, – раскинуть по всей стране сеть и посмотреть, что за мелкая рыбешка попадется в нее. А потом маленькая рыбешка сможет привести к большой рыбине.
– Поговорите со своими осведомителями, – сказал Вертер. – Поговорите осторожно, но делать это надо быстрее.
У каждого регионального агента ФБР был свой собственный круг осведомителей, которые вместе с секретными агентами, засылаемыми во все известные организованные банды, составляли довольно разветвленную сеть в уголовном мире. Пользоваться их услугами надо было очень осторожно, так как часто, полученная от них информация позволяла проследить ее источник, и осведомители исчезали, появляясь через несколько недель в виде свежих холмиков или лесных могил. Обычно агенты ФБР вполне удовлетворялись намеками и общими сведениями от своих осведомителей, так как предпочитали держать свою сеть в исправности и тщательно скрывать источники информации.
Вертер напомнил им обо всем этом и сказал:
– Настало время серьезно взяться за дело. Этот Асри не мог исчезнуть без помощи организации, а любая организация состоит из людей. Чем больше организация, тем больше людей входит в нее, и нам, черт возьми, хорошо бы знать некоторых из этих людей. Если нам не удастся раскопать кого-нибудь, кто знает об этой операции, то, значит, все эти годы мы просто валяли дурака. Я хочу, чтобы все действовали решительно, меня не волнует, что своими действиями вы можете поставить кого-то под удар, не волнует, что вы потеряете своих поганых осведомителей. Не жалейте их, не пытайтесь оставить кого-то из них про запас на черный день. Немедленно задействуйте всех.
Вертер обвел взглядом каждого из присутствующих, закончив Мельником, сидящим сзади. «Теперь израильтянин увидит, как может действовать ФБР», – подумал он.
– Какие есть вопросы? – спросил Вертер.
После секундной паузы темнокожий мужчина, сидевший впереди, спросил:
– Насколько нам можно раскрывать свою осведомленность?
Это был важный момент. Зная больше, можно понять, а говоря больше, можно задать более точные вопросы. Но основным правилом работы разведки является секретность: чем меньше слов, тем лучше.
Конечно, иногда излишняя секретность может только повредить делу. Вертер вспомнил историю времен второй мировой войны об ученом из Ок-Риджа, который имел низкую категорию допуска к секретной работе. Этот ученый разработал новый способ расщепления урановых изотопов, но, когда он изложил свою идею руководству, начальник службы безопасности заметил, что у ученого нет допуска соответствующей категории, позволяющего ему работать над столь секретным проектом, и все разработки у него изъяли. Вся беда заключалась в том, что никто в Ок-Ридже не обладал соответствующей подготовкой, чтобы разобраться с этим новым способом и продолжить исследования. И, пока ФБР по своим каналам проверяла ученого, пытаясь оформить ему высшую категорию допуска, бумаги с идеями ученого пылились в сверхсекретном сейфе начальника службы безопасности. Война закончилась до того, как ученый смог получить соответствующий допуск, и он, расстроенный, вернулся в свой университет.
Существовало множество подобных жутких историй, но пренебрегать секретностью тоже было нельзя. В данной операции ФБР знало имя Даллас и знало Мохаммеда Асри. Судя по тому, как ловко ускользнул от слежки Асри, люди, за которыми охотилось ФБР, были осведомлены, что ФБР известно об Асри, но, возможно, они не знали, что ФБР стало известно имя Даллас. Вертер принял компромиссное решение.
– Можно упоминать Асри, но не Далласа. Имя Даллас не должно покинуть стен этой комнаты. Всем ясно? – Он снова обвел взглядом присутствующих. – Еще вопросы?
Вопросов больше не было.
– Хорошо, – сказал Вертер спокойным, но властным голосом. – Приступаем к работе. Трясем всех подряд и посмотрим, что из этого выйдет.
Мельник не знал, что сказать. Он остался сидеть на своем месте, пока агенты выходили из зала. Наконец они остались с Вертером вдвоем.
– Похоже, что все нити операции у вас в руках, – сказал Дэвид.
Вертер пожал плечами.
– Трудно сказать, вполне возможно, что и так. Со временем мы что-нибудь обнаружим.
– Но на это может уйти много времени.
– В том-то все и дело, – согласился Вертер. – Хотелось бы знать, каким временем мы располагаем.
Мельник опять не знал, что сказать, он даже не знал, что бы ему хотелось сказать. Ему пора было возвращаться в Израиль. Он испытывал сожаление, но не осознавал этого, потому что никогда не сожалел о расставаниях с женщинами, встречавшимися на его пути, ему всегда казалось, что он испытывает просто облегчение. Было ошибкой затевать интрижку с женой коллеги, это была не только слабость с его стороны, но и глупость. Ладно, теперь уже все позади, он уедет из Соединенных Штатов и больше не увидит Вертеров. Но его тревожили собственные мысли. Ведь если человек испытывает облегчение, значит, он должен чувствовать себя хорошо. Так откуда же эта печаль? Дэвид подумал, удастся ли ему еще раз увидеть Лори перед отъездом… «Нет, Боже милосердный, нет», – сказал он себе. Ведь она жена этого человека. Что случилось, то случилось, но путаться с его женой у него за спиной? Нет.
– Надеюсь, вы не будете возражать, – сказал Вертер.
– Возражать?
– Против того, чтобы немного обождать здесь у нас.
– Обождать здесь? – Мельник растерялся. – А чего мне ждать?
– Пока мы разыщем Асри, – Вертер виновато улыбнулся. – Конечно, вам придется поскучать, но ведь вы единственный, кто может точно опознать его.
«Ладно, – сказал Вертер про себя, – я сделал это». Ему не нравилась эта затея, но он обещал Директору быть вежливым и даже обаятельным и сдержал свое слово. Но Вертеру не хотелось, чтобы израильтянин участвовал в его операции, и он так прямо и сказал об этом Директору. В возражениях Вертера был определенный смысл, но Директор не принял их, а может быть, у него были какие-то свои причины, решившие исход дела. Директор хотел, чтобы Мельник остался в Соединенных Штатах и помог опознать Асри в случае его обнаружения. Вертер возразил, что видел Асри в аэропорту и сможет сам опознать его, на что Директор напомнил ему о случае в ресторане, когда все думали, что там сидит Асри, а оказалось, что это Рашид Амон. Против этого Вертеру возразить было нечего.
Потом Директор добавил, что это также вопрос дипломатии. Поскольку дело касалось Ближнего Востока, а этот вопрос уже был решен на высочайшем уровне, все ближневосточные разведывательные операции считались сферой влияния Израиля. Так что без Израиля здесь не обойтись.
– Послушайте, Вертер, – сказал Директор. – Сейчас главная фигура Мельник, а вы назначены ему в помощь. Все, никаких возражений.
И вот теперь Вертер стоял и смотрел на Мельника, улыбаясь и выражая надежду, что их сотрудничество будет успешным. Но на лице Мельника было явно написано, что все это нравится ему ничуть не больше, чем Вертеру.
Сначала Мельника взволновали слова Вертера. Ему не следовало оставаться из-за Лори, но если ему приказывали… Но по мере того, как до него стал доходить скрытый смысл этого разговора, его охватило негодование. ФБР приказывает ему остаться? Моссад никогда не будет получать приказы от ФБР! Если бы существовали какие-то уважительные причины, то он, возможно, и согласился бы с ними, но было бы глупо торчать здесь, ничего не делая, дни, недели, а может быть, и месяцы, пока американцы будут искать иголку в стоге сена, потому что не могут отличить одного араба от другого. Дэвиду просто не хотелось делать этого.
А Лори? Если он останется, то не сможет избежать встреч с нею, а ему не хотелось заниматься любовью с чужой женой за спиной ее мужа.
Мельник вежливо кивнул и помчался искать телефон, чтобы позвонить в Тель-Авив.
– Привет, Дэвид, – сказал Джулиан Мазор. – Рад снова тебя слышать. Отличная слышимость, откуда ты звонишь?
– Из нью-йоркской штаб-квартиры ФБР. Здесь идет дождь, солнце два дня вообще не показывается.
– Здорово, – вздохнул Мазор. В Тель-Авиве была ночь, и, бросив взгляд в окно, он увидел в темноте еще неразличимый завтрашний яркий солнечный свет. Это солнце было вредно для здоровья. – Чем я могу тебе помочь, Дэвид?