Страница:
– Ладно, ничего страшного, – сказал Вертер. – Надевайте шляпу, мы едем в Филадельфию.
Сан-Медро расплатился в ресторане по счету и подождал еще пять минут. Торопиться было некуда, он хотел, чтобы у Абрамса было немного времени в запасе, тогда он сможет выяснить его истинные намерения. Наконец он отодвинул кресло, вышел из ресторана и сел в свою машину.
С этого момента он внимательно смотрел по сторонам, пытаясь заметить, не отъехала ли следом за ним от ресторана какая-нибудь машина. Ни одна не тронулась с места, но это ни о чем не говорило, они, должно быть, не настолько глупы. Они могли выехать за ним с любой из боковых улиц. Альфредо проехал полмили по Олд Йорк-роуд и повернул налево. Следом повернули три машины. Проехав несколько кварталов, он снова свернул налево, но на этот раз никто за ним не последовал. Вместо того чтобы снова вернуться на Олд Йорк-роуд, Сан-Медро несколько раз сворачивал на боковые улицы, дважды заезжал в тупики и разворачивался.
Убедившись окончательно, что слежки за ним нет, он подъехал к заправочной станции и воспользовался телефоном-автоматом.
– Контора, – ответил ему женский голос после четвертого гудка.
– Это Даллас Энтерпрайзис? – спросил Сан-Медро.
– Контора закрыта, это служба передачи сообщений.
– Я хотел бы оставить сообщение для мистера Далласа. Передайте ему, чтобы он связался с Альфредо.
30
IV. ПОДГОТОВКА
31
Сан-Медро расплатился в ресторане по счету и подождал еще пять минут. Торопиться было некуда, он хотел, чтобы у Абрамса было немного времени в запасе, тогда он сможет выяснить его истинные намерения. Наконец он отодвинул кресло, вышел из ресторана и сел в свою машину.
С этого момента он внимательно смотрел по сторонам, пытаясь заметить, не отъехала ли следом за ним от ресторана какая-нибудь машина. Ни одна не тронулась с места, но это ни о чем не говорило, они, должно быть, не настолько глупы. Они могли выехать за ним с любой из боковых улиц. Альфредо проехал полмили по Олд Йорк-роуд и повернул налево. Следом повернули три машины. Проехав несколько кварталов, он снова свернул налево, но на этот раз никто за ним не последовал. Вместо того чтобы снова вернуться на Олд Йорк-роуд, Сан-Медро несколько раз сворачивал на боковые улицы, дважды заезжал в тупики и разворачивался.
Убедившись окончательно, что слежки за ним нет, он подъехал к заправочной станции и воспользовался телефоном-автоматом.
– Контора, – ответил ему женский голос после четвертого гудка.
– Это Даллас Энтерпрайзис? – спросил Сан-Медро.
– Контора закрыта, это служба передачи сообщений.
– Я хотел бы оставить сообщение для мистера Далласа. Передайте ему, чтобы он связался с Альфредо.
30
– Как дела в Калифорнии? – спросил Фредди.
– Все на мази, – ответил Харди. – Накаока то, что надо. Хладнокровен, как причальная тумба, а стреляет лучше меня.
– Это важно?
– Дай мне еще пива. – Харди закончил первую бутылку, сбросил ботинки, растянулся на диване и закрыл глаза. Перелет из Сан-Франциско занял много времени, и он устал. – Да, это важно. Он должен быть или мазилой, или отличным стрелком. Любой другой вариант опасен.
– Кстати, об опасности. Звонил Сан-Медро.
Харди открыл глаза, от этого звонка ничего хорошего ждать не приходилось.
– Что он хотел?
– Его прихватило ФБР.
– Каким образом?
– Он думает, что это просто обычное вынюхивание. Похоже, что они ничего не знают.
– Они его не задержали?
– Нет.
– Он им рассказал что-нибудь?
– Говорит, что был вынужден. Сказал, что ты пытался купить через него оружие, но он отказался.
– И больше ничего?
– Клянется, что ничего. Харди улыбнулся.
– Первая хорошая шутка за сегодняшний день. Он клялся матерью и девственностью сестры?
– И тем, и другим, а также вечным раем.
– Боже мой, сколько благородства. Думаешь, этот маленький негодяй говорит правду?
Фредди кивнул.
– Если бы он водил нас за нос, то я бы почувствовал.
– Хорошо, – сказал Харди, полагаясь на мнение Фредди. – И все-таки лучше бы ему убраться из города, пока его снова не прихватили.
– Я об этом уже позаботился, – ответил Фредди. – Отправил ему телеграфом десять тысяч и посоветовал провести несколько недель в Канкуне или Юкатане.
Фредди посмотрел на Харди, потягивающего пиво.
– О чем ты думаешь? – спросил он.
– Это было прощупывание, и, если они просто интересовались тем, что происходит вокруг, они ничего не обнаружили. Человек по имени Даллас собирается купить партию оружия. Крупная сделка! А еще они знают, что человек по имени Даллас помог Мохаммеду Асри ускользнуть от них. Но этим в ФБР могут заниматься разные люди, а при их бюрократии они могут даже не знать ничего друг о друге.
– Значит, они ничего не знают, – сказал Фредди. Харди раскрутил бутылку с пивом и посмотрел на нее.
– Возможно, – ответил он.
Это слово несло в себе оттенок неопределенности, а в подобных операциях не хотелось бы употреблять это слово.
– Что сделано, то сделано, – сказал Фредди. – Они выяснили все, что хотели знать. Единственное, что еще знает Сан-Медро, так это то, что ты на самом деле получил оружие. Но его в любом случае нет сейчас в городе.
– Возможно, – повторил Харди и кивнул. В его взгляде угадывалось сожаление, но было видно, что он принял какое-то решение.
– Ты хочешь побеседовать с ним? – спросил Фредди.
– Думаю, что так будет лучше.
Но вместо того, чтобы позвонить Сан-Медро и назначить встречу, Харди позвонил человеку, который свел их, и узнал у него адрес. На следующий день он вылетел в Филадельфию и прилетел туда в два часа дня. На метро он добрался до станции Логан в Северной Филадельфии, затем пошел по Линдли-авеню к Девятой улице, свернул на юг, прошел мимо школы и ее баскетбольной площадки, вокруг которой студенты всех цветов кожи кричали на разных языках, пересек Раскомб-стрит и зашагал в направлении дома 4900, где находилась квартира Сан-Медро.
Еще издали Харди заметил напротив дома припаркованный синий фургон. В этом не было ничего странного, многие люди владели фургонами, и почему бы ему не стоять на стоянке среди легковых автомобилей? Возможно, что так все оно и было, и это просто был чей-то личный фургон.
Но опять возникало это слово – возможно. Харди свернул на восток, дошел до Броад-стрит и зашел в кинотеатр.
Разместив группу наблюдения прошлым вечером возле дома Сан-Медро, Вертер и Мельник сняли комнату в отеле неподалеку. Ситуация несколько смущала Мельника: когда он вышел из душа, вытирая голову полотенцем, Вертер уже лежал в постели и разговаривал по телефону с Лори. Он сказал, чтобы она собрала кое-что из его вещей, а он пришлет за ними агента, и тот привезет их вместе с вещами Мельника в Филадельфию. Он думал, что они пробудут здесь дня три-четыре.
Мельнику не хотелось слушать этот разговор. Он вернулся в ванную, почистил пальцем зубы, сполоснул рот холодной водой, но, когда снова вернулся в комнату, Вертер все еще разговаривал по телефону. Уйти больше было некуда. Дэвид сел на кровать, повернувшись спиной к Вертеру, и принялся усиленно вытирать полотенцем голову. Вертер говорил с Лори о деле, которым она занималась в настоящий момент. Ничего серьезного и интересного, обычный разговор между мужем и женой. Вертеру не было необходимости подчеркивать свой интерес к ее работе, Лори понимала, что его интересовала не сама работа как таковая, а то, что это была именно ее работа. У них были хорошие отношения, гораздо лучшие, чем с ним, с Дэвидом. С ним ее связывал только секс, они не обмолвились даже десятком слов друг с другом. Нет, неправда, это преувеличение. И все же, он не имел права подвергать опасности этот прочный брак ради своего физического влечения.
Но она тоже испытывала физическое влечение. При воспоминании об этом он не смог сдержать улыбку. И теперь, сидя на кровати спиной к Вертеру, он улыбался и представлял себе Лори обнаженной. «Какой же ты все-таки ублюдок, Мельник», – внезапно подумал он.
Ничего смешного в этом не было, и улыбка исчезла с его лица.
Рано утром они позавтракали в отеле, попросили завернуть им с собой несколько бутербродов, сели в машину и направились в сторону дома Сан-Медро. Проезжая по Девятой улице мимо домов, они никого не заметили, но потом узнали белый фургон, припаркованный на стоянке. Не останавливаясь, они проехали мимо, завернули за угол, и там Вертер остановил машину и достал из кармана портативную рацию.
– Доброе утро, – сказал Вертер. – Кто меня слышит? Несколько секунд ответа не было, потом раздался треск, и насмешливый голос произнес:
– А кто это интересуется? Это вы, босс?
– Да, это Вертер.
– Приветствую вас, босс! Слышим вас отлично.
Вертер бросил взгляд на Мельника и вздохнул. Похоже, что в каждом городе в отделении Бюро был свой шутник, и вот сегодня им предстояло познакомиться с таким в Филадельфии.
– Кто говорит со мной? – спросил Вертер.
– Распутин-Великовски, босс, известный также как Джон Мортинсон. Слышу вас хорошо.
– Вы в фургоне?
– Да, это наш фургон. А что, очень приметный?
– Нет, просто я знаю, что вы там. Абрамс с вами?
– Спит как младенец, босс. – Абрамс был включен в группу круглосуточного наблюдения, и его будили каждый раз, когда кто-нибудь входил или выходил из дома, так как он единственный знал своего осведомителя в лицо.
– Есть что доложить? – спросил Вертер.
– Нет. – В фургоне постоянно работала видеокамера, записывающая на пленку всех, проходящих мимо дома. – Камера снимает, но никакой активности не замечено.
– Ладно, хорошо. Мы здесь, за углом. Надеюсь, у вас есть с собой хорошие книги, чтобы занять мозги?
– Собрание пьес Ноуэла Кауарда, второй том. Ах да, еще, конечно, «Плейбой».
– Тогда я за вас спокоен. Все подходы просматриваются?
– За кого вы нас Принимаете, босс? Можете быть спокойны, вы имеете дело с лучшими работниками в стране.
– Отлично. Но помните, если что-то упустите, я сожру на завтрак ваши яйца. С кетчупом.
– Ужасная жестокость с вашей стороны, – произнес Мортинсон с чувством собственного достоинства.
Вертер сунул рацию под сидение и устроился поудобнее, бросив при этом взгляд на Мельника. Похоже, что им придется торчать здесь долго.
А спустя несколько часов Харди прошел по улице мимо фургона, свернул за угол и, направляясь в кино, проследовал мимо машины, в которой сидели Вертер и Мельник.
В половине четвертого наконец заработала рация.
– Он только что вышел из дома, направляется на север по Девятой улице.
Получив деньги от Фредди, Сан-Медро не уехал в Канкун или Юкатан. Почему он должен был уезжать? Покидать город каждый раз, когда кто-то из его деловых партнеров запаникует? У него было много дел в городе: девочки, за которыми надо было приглядывать, поставщики наркотиков, с которыми надо было встретиться. А кроме того, он не какая-то мелкая сошка, которой можно приказывать. Сан-Медро расправил плечи, принял важный вид и отправился по делам.
– Понял вас, – ответил Вертер в рацию. Они с Мельником вышли из машины и завернули за угол. Им предстояло первыми вести за ним слежку.
Выйдя из кино, Харди отправился пообедать в китайский ресторан. Уже было около семи и начинало смеркаться, когда он вернулся на Раскомб-стрит. Переходя Девятую улицу, он бросил взгляд в сторону дома. На том месте, где днем стоял белый фургон, теперь стоял точно такой же фургон, но коричневый. Вместо того, чтобы повернуть по Девятой улице к дому Сан-Медро, Харди продолжал идти по Раскомб-стрит, просчитывая в уме возможные варианты. Два разных фургона на одном и том же месте не могли быть случайным совпадением. Он был вынужден признать, что Сан-Медро взят под наблюдение, а это означало, что ФБР связало воедино обе истории о Далласе, рассказанные Сан-Медро и Рашидом Амоном. Конечно, ему бы хотелось выяснить, действительно ли Сан-Медро уехал из города, как говорил Фредди, но не стоило рисковать и попадать в поле зрения агентов, осуществлявших наблюдение за домом. Теперь, по крайней мере, он знал, что известно ФБР, и не думал, что Сан-Медро расскажет им больше того, что уже рассказал, даже если они найдут его. Самым разумным было убраться отсюда. Харди пошел по Пятой улице, поймал такси и направился в аэропорт.
На следующий день Вертер принял решение свернуть операцию. Фургоны постоянно следили за квартирой Сан-Медро и туча агентов ходила за ним по пятам. Но проблема заключалась в том, и Вертер начал понимать это, что Сан-Медро посещал слишком много мест и разговаривал со слишком многими людьми. Агенты фотографировали всех, с кем он говорил, стараясь по возможности быстрее установить их личности, но список этих людей разрастался. Абрамс предупреждал их об этом. Кроме девочек и большого круга торговцев наркотиками, у этого парня была еще масса всяких связей. Сан-Медро был довольно амбициозной личностью, пытался влезть в те дела, в которые еще не успел, пытаясь контролировать все, происходящее в округе.
К пяти часам следующего дня Вертер сдался. Сан-Медро встречался и говорил с пятьюдесятью или шестьюдесятью людьми, любой из которых мог быть связан с Далласом. За это время его могли предупредить, проинструктировать, да все, что угодно. Единственным выходом было арестовать его, прижать посильнее и посмотреть, что из него потечет. А еще им надо было начинать арестовывать всех тех, с кем Сан-Медро встречался, чтобы попробовать выудить что-нибудь у них. Вертер посмотрел на список, он был настолько большим, что у него могло не хватить людей. Ему не нравилась эта затея, но другого выхода не было.
Он вызвал по рации центральный командный пост в фургоне.
– Передайте людям, чтобы брали Сан-Медро, – сказал он.
– Ах… – кто-то пытался что-то сказать, но наступила тишина.
У Вертера появилось какое-то нехорошее предчувствие.
– Вы слышите меня? Я сказал…
– Слышу вас хорошо. Вся сложность в том…
– Что? Какая еще, к черту, сложность?
– Нам только что передали Джонсон и Мардок. Я как раз хотел связываться с вами. Они его упустили.
Сан-Медро не обнаружил за собой слежки, но чувствовал себя как-то неуютно, и это ему не нравилось. Он начал делать резкие остановки и оглядываться, возвращаться назад. Он никого не заметил, но он их почувствовал. А может быть, это просто было чертово воображение? Может быть, человек Далласа был прав и ему следовало на некоторое время, ну хотя бы на уик-энд, исчезнуть из города? Здесь бы пока все успокоилось, а если бы случилось что-то экстренное, то ему бы сообщили.
Но если он все-таки собирался уехать, то делать это надо было прямо сейчас. Он резко вскинул руку, остановил такси и поехал на железнодорожный вокзал. Быстро поднявшись по ступенькам в мужской туалет, Сан-Медро, не задерживаясь там, вылез в окно, которое, как он знал, было разбито уже, по крайней мере, два года. Окно вывело его на травянистый откос позади вокзала, спускавшийся к пригородной железнодорожной ветке. Он прыгнул в первый попавшийся поезд, вышел на ближайшей станции и этим же путем вернулся в Линдли. Уже выходя из поезда, он был уверен, что оторвался от возможных преследователей, и стал подумывать, что никакой слежки ре было, а просто его подвели нервы.
Одновременно с этим он начал думать о солнечном пляже в Мексике, и эта картина показалась ему очень заманчивой. Надо только заехать домой и взять кое-какие вещи.
Ордера на обыск и арест были готовы еще в самый первый день. Вертер, Мельник, Абрамс и два местных агента постучались в дверь и, не дождавшись ответа, взломали ее. Они тщательно осмотрели квартиру Сан-Медро, но не обнаружили ничего, что можно было бы связать с Далласом, или что могло бы указать им, куда отправился Сан-Медро. Вертер тяжело опустился на кровать, стараясь не замечать презрительного выражения на лице Мельника. Израильтянин не сказал ничего, но мысли его были вполне ясны: ФБР снова упустило подозреваемого.
Вертер не знал, что делать. Может быть, ему следовало сразу арестовать Сан-Медро, но что теперь об этом рассуждать. Оставив двух агентов в квартире, Вертер, Мельник и Абрамс стали спускаться по лестнице, и в этот момент послышался звук открываемой входной двери в подъезд. Она распахнулась, и молодой испанец, стоявший за ней, уставился на них.
Абрамс улыбнулся.
– Ох, дерьмо, – бросил ему Сан-Медро.
– Все на мази, – ответил Харди. – Накаока то, что надо. Хладнокровен, как причальная тумба, а стреляет лучше меня.
– Это важно?
– Дай мне еще пива. – Харди закончил первую бутылку, сбросил ботинки, растянулся на диване и закрыл глаза. Перелет из Сан-Франциско занял много времени, и он устал. – Да, это важно. Он должен быть или мазилой, или отличным стрелком. Любой другой вариант опасен.
– Кстати, об опасности. Звонил Сан-Медро.
Харди открыл глаза, от этого звонка ничего хорошего ждать не приходилось.
– Что он хотел?
– Его прихватило ФБР.
– Каким образом?
– Он думает, что это просто обычное вынюхивание. Похоже, что они ничего не знают.
– Они его не задержали?
– Нет.
– Он им рассказал что-нибудь?
– Говорит, что был вынужден. Сказал, что ты пытался купить через него оружие, но он отказался.
– И больше ничего?
– Клянется, что ничего. Харди улыбнулся.
– Первая хорошая шутка за сегодняшний день. Он клялся матерью и девственностью сестры?
– И тем, и другим, а также вечным раем.
– Боже мой, сколько благородства. Думаешь, этот маленький негодяй говорит правду?
Фредди кивнул.
– Если бы он водил нас за нос, то я бы почувствовал.
– Хорошо, – сказал Харди, полагаясь на мнение Фредди. – И все-таки лучше бы ему убраться из города, пока его снова не прихватили.
– Я об этом уже позаботился, – ответил Фредди. – Отправил ему телеграфом десять тысяч и посоветовал провести несколько недель в Канкуне или Юкатане.
Фредди посмотрел на Харди, потягивающего пиво.
– О чем ты думаешь? – спросил он.
– Это было прощупывание, и, если они просто интересовались тем, что происходит вокруг, они ничего не обнаружили. Человек по имени Даллас собирается купить партию оружия. Крупная сделка! А еще они знают, что человек по имени Даллас помог Мохаммеду Асри ускользнуть от них. Но этим в ФБР могут заниматься разные люди, а при их бюрократии они могут даже не знать ничего друг о друге.
– Значит, они ничего не знают, – сказал Фредди. Харди раскрутил бутылку с пивом и посмотрел на нее.
– Возможно, – ответил он.
Это слово несло в себе оттенок неопределенности, а в подобных операциях не хотелось бы употреблять это слово.
– Что сделано, то сделано, – сказал Фредди. – Они выяснили все, что хотели знать. Единственное, что еще знает Сан-Медро, так это то, что ты на самом деле получил оружие. Но его в любом случае нет сейчас в городе.
– Возможно, – повторил Харди и кивнул. В его взгляде угадывалось сожаление, но было видно, что он принял какое-то решение.
– Ты хочешь побеседовать с ним? – спросил Фредди.
– Думаю, что так будет лучше.
Но вместо того, чтобы позвонить Сан-Медро и назначить встречу, Харди позвонил человеку, который свел их, и узнал у него адрес. На следующий день он вылетел в Филадельфию и прилетел туда в два часа дня. На метро он добрался до станции Логан в Северной Филадельфии, затем пошел по Линдли-авеню к Девятой улице, свернул на юг, прошел мимо школы и ее баскетбольной площадки, вокруг которой студенты всех цветов кожи кричали на разных языках, пересек Раскомб-стрит и зашагал в направлении дома 4900, где находилась квартира Сан-Медро.
Еще издали Харди заметил напротив дома припаркованный синий фургон. В этом не было ничего странного, многие люди владели фургонами, и почему бы ему не стоять на стоянке среди легковых автомобилей? Возможно, что так все оно и было, и это просто был чей-то личный фургон.
Но опять возникало это слово – возможно. Харди свернул на восток, дошел до Броад-стрит и зашел в кинотеатр.
Разместив группу наблюдения прошлым вечером возле дома Сан-Медро, Вертер и Мельник сняли комнату в отеле неподалеку. Ситуация несколько смущала Мельника: когда он вышел из душа, вытирая голову полотенцем, Вертер уже лежал в постели и разговаривал по телефону с Лори. Он сказал, чтобы она собрала кое-что из его вещей, а он пришлет за ними агента, и тот привезет их вместе с вещами Мельника в Филадельфию. Он думал, что они пробудут здесь дня три-четыре.
Мельнику не хотелось слушать этот разговор. Он вернулся в ванную, почистил пальцем зубы, сполоснул рот холодной водой, но, когда снова вернулся в комнату, Вертер все еще разговаривал по телефону. Уйти больше было некуда. Дэвид сел на кровать, повернувшись спиной к Вертеру, и принялся усиленно вытирать полотенцем голову. Вертер говорил с Лори о деле, которым она занималась в настоящий момент. Ничего серьезного и интересного, обычный разговор между мужем и женой. Вертеру не было необходимости подчеркивать свой интерес к ее работе, Лори понимала, что его интересовала не сама работа как таковая, а то, что это была именно ее работа. У них были хорошие отношения, гораздо лучшие, чем с ним, с Дэвидом. С ним ее связывал только секс, они не обмолвились даже десятком слов друг с другом. Нет, неправда, это преувеличение. И все же, он не имел права подвергать опасности этот прочный брак ради своего физического влечения.
Но она тоже испытывала физическое влечение. При воспоминании об этом он не смог сдержать улыбку. И теперь, сидя на кровати спиной к Вертеру, он улыбался и представлял себе Лори обнаженной. «Какой же ты все-таки ублюдок, Мельник», – внезапно подумал он.
Ничего смешного в этом не было, и улыбка исчезла с его лица.
Рано утром они позавтракали в отеле, попросили завернуть им с собой несколько бутербродов, сели в машину и направились в сторону дома Сан-Медро. Проезжая по Девятой улице мимо домов, они никого не заметили, но потом узнали белый фургон, припаркованный на стоянке. Не останавливаясь, они проехали мимо, завернули за угол, и там Вертер остановил машину и достал из кармана портативную рацию.
– Доброе утро, – сказал Вертер. – Кто меня слышит? Несколько секунд ответа не было, потом раздался треск, и насмешливый голос произнес:
– А кто это интересуется? Это вы, босс?
– Да, это Вертер.
– Приветствую вас, босс! Слышим вас отлично.
Вертер бросил взгляд на Мельника и вздохнул. Похоже, что в каждом городе в отделении Бюро был свой шутник, и вот сегодня им предстояло познакомиться с таким в Филадельфии.
– Кто говорит со мной? – спросил Вертер.
– Распутин-Великовски, босс, известный также как Джон Мортинсон. Слышу вас хорошо.
– Вы в фургоне?
– Да, это наш фургон. А что, очень приметный?
– Нет, просто я знаю, что вы там. Абрамс с вами?
– Спит как младенец, босс. – Абрамс был включен в группу круглосуточного наблюдения, и его будили каждый раз, когда кто-нибудь входил или выходил из дома, так как он единственный знал своего осведомителя в лицо.
– Есть что доложить? – спросил Вертер.
– Нет. – В фургоне постоянно работала видеокамера, записывающая на пленку всех, проходящих мимо дома. – Камера снимает, но никакой активности не замечено.
– Ладно, хорошо. Мы здесь, за углом. Надеюсь, у вас есть с собой хорошие книги, чтобы занять мозги?
– Собрание пьес Ноуэла Кауарда, второй том. Ах да, еще, конечно, «Плейбой».
– Тогда я за вас спокоен. Все подходы просматриваются?
– За кого вы нас Принимаете, босс? Можете быть спокойны, вы имеете дело с лучшими работниками в стране.
– Отлично. Но помните, если что-то упустите, я сожру на завтрак ваши яйца. С кетчупом.
– Ужасная жестокость с вашей стороны, – произнес Мортинсон с чувством собственного достоинства.
Вертер сунул рацию под сидение и устроился поудобнее, бросив при этом взгляд на Мельника. Похоже, что им придется торчать здесь долго.
А спустя несколько часов Харди прошел по улице мимо фургона, свернул за угол и, направляясь в кино, проследовал мимо машины, в которой сидели Вертер и Мельник.
В половине четвертого наконец заработала рация.
– Он только что вышел из дома, направляется на север по Девятой улице.
Получив деньги от Фредди, Сан-Медро не уехал в Канкун или Юкатан. Почему он должен был уезжать? Покидать город каждый раз, когда кто-то из его деловых партнеров запаникует? У него было много дел в городе: девочки, за которыми надо было приглядывать, поставщики наркотиков, с которыми надо было встретиться. А кроме того, он не какая-то мелкая сошка, которой можно приказывать. Сан-Медро расправил плечи, принял важный вид и отправился по делам.
– Понял вас, – ответил Вертер в рацию. Они с Мельником вышли из машины и завернули за угол. Им предстояло первыми вести за ним слежку.
Выйдя из кино, Харди отправился пообедать в китайский ресторан. Уже было около семи и начинало смеркаться, когда он вернулся на Раскомб-стрит. Переходя Девятую улицу, он бросил взгляд в сторону дома. На том месте, где днем стоял белый фургон, теперь стоял точно такой же фургон, но коричневый. Вместо того, чтобы повернуть по Девятой улице к дому Сан-Медро, Харди продолжал идти по Раскомб-стрит, просчитывая в уме возможные варианты. Два разных фургона на одном и том же месте не могли быть случайным совпадением. Он был вынужден признать, что Сан-Медро взят под наблюдение, а это означало, что ФБР связало воедино обе истории о Далласе, рассказанные Сан-Медро и Рашидом Амоном. Конечно, ему бы хотелось выяснить, действительно ли Сан-Медро уехал из города, как говорил Фредди, но не стоило рисковать и попадать в поле зрения агентов, осуществлявших наблюдение за домом. Теперь, по крайней мере, он знал, что известно ФБР, и не думал, что Сан-Медро расскажет им больше того, что уже рассказал, даже если они найдут его. Самым разумным было убраться отсюда. Харди пошел по Пятой улице, поймал такси и направился в аэропорт.
На следующий день Вертер принял решение свернуть операцию. Фургоны постоянно следили за квартирой Сан-Медро и туча агентов ходила за ним по пятам. Но проблема заключалась в том, и Вертер начал понимать это, что Сан-Медро посещал слишком много мест и разговаривал со слишком многими людьми. Агенты фотографировали всех, с кем он говорил, стараясь по возможности быстрее установить их личности, но список этих людей разрастался. Абрамс предупреждал их об этом. Кроме девочек и большого круга торговцев наркотиками, у этого парня была еще масса всяких связей. Сан-Медро был довольно амбициозной личностью, пытался влезть в те дела, в которые еще не успел, пытаясь контролировать все, происходящее в округе.
К пяти часам следующего дня Вертер сдался. Сан-Медро встречался и говорил с пятьюдесятью или шестьюдесятью людьми, любой из которых мог быть связан с Далласом. За это время его могли предупредить, проинструктировать, да все, что угодно. Единственным выходом было арестовать его, прижать посильнее и посмотреть, что из него потечет. А еще им надо было начинать арестовывать всех тех, с кем Сан-Медро встречался, чтобы попробовать выудить что-нибудь у них. Вертер посмотрел на список, он был настолько большим, что у него могло не хватить людей. Ему не нравилась эта затея, но другого выхода не было.
Он вызвал по рации центральный командный пост в фургоне.
– Передайте людям, чтобы брали Сан-Медро, – сказал он.
– Ах… – кто-то пытался что-то сказать, но наступила тишина.
У Вертера появилось какое-то нехорошее предчувствие.
– Вы слышите меня? Я сказал…
– Слышу вас хорошо. Вся сложность в том…
– Что? Какая еще, к черту, сложность?
– Нам только что передали Джонсон и Мардок. Я как раз хотел связываться с вами. Они его упустили.
Сан-Медро не обнаружил за собой слежки, но чувствовал себя как-то неуютно, и это ему не нравилось. Он начал делать резкие остановки и оглядываться, возвращаться назад. Он никого не заметил, но он их почувствовал. А может быть, это просто было чертово воображение? Может быть, человек Далласа был прав и ему следовало на некоторое время, ну хотя бы на уик-энд, исчезнуть из города? Здесь бы пока все успокоилось, а если бы случилось что-то экстренное, то ему бы сообщили.
Но если он все-таки собирался уехать, то делать это надо было прямо сейчас. Он резко вскинул руку, остановил такси и поехал на железнодорожный вокзал. Быстро поднявшись по ступенькам в мужской туалет, Сан-Медро, не задерживаясь там, вылез в окно, которое, как он знал, было разбито уже, по крайней мере, два года. Окно вывело его на травянистый откос позади вокзала, спускавшийся к пригородной железнодорожной ветке. Он прыгнул в первый попавшийся поезд, вышел на ближайшей станции и этим же путем вернулся в Линдли. Уже выходя из поезда, он был уверен, что оторвался от возможных преследователей, и стал подумывать, что никакой слежки ре было, а просто его подвели нервы.
Одновременно с этим он начал думать о солнечном пляже в Мексике, и эта картина показалась ему очень заманчивой. Надо только заехать домой и взять кое-какие вещи.
Ордера на обыск и арест были готовы еще в самый первый день. Вертер, Мельник, Абрамс и два местных агента постучались в дверь и, не дождавшись ответа, взломали ее. Они тщательно осмотрели квартиру Сан-Медро, но не обнаружили ничего, что можно было бы связать с Далласом, или что могло бы указать им, куда отправился Сан-Медро. Вертер тяжело опустился на кровать, стараясь не замечать презрительного выражения на лице Мельника. Израильтянин не сказал ничего, но мысли его были вполне ясны: ФБР снова упустило подозреваемого.
Вертер не знал, что делать. Может быть, ему следовало сразу арестовать Сан-Медро, но что теперь об этом рассуждать. Оставив двух агентов в квартире, Вертер, Мельник и Абрамс стали спускаться по лестнице, и в этот момент послышался звук открываемой входной двери в подъезд. Она распахнулась, и молодой испанец, стоявший за ней, уставился на них.
Абрамс улыбнулся.
– Ох, дерьмо, – бросил ему Сан-Медро.
IV. ПОДГОТОВКА
31
В самолете по пути назад в Канзас Харди откинулся в кресле, закрыл глаза и стал думать о событиях последних суток. Как бы то ни было, решил он, все прошло нормально. Рассуждая теперь обо всем случившемся, он остался даже доволен тем, что ФБР вышло на Сан-Медро. Все, что мог сказать им этот маленький мерзавец, так это то, что он действительно продал оружие. И хорошо, если ФБР будет знать об этом, это собьет их с толку. Да, все идет хорошо. Харди улыбнулся. Это действительно был чертовски умный план. Сначала, когда Джи принял предложение ливийцев, у него не было никаких мыслей насчет того, как это все осуществить, и прошли недели, прежде чем в его голове стали складываться первые контуры будущего плана.
Харди сидел лицом к двери, поэтому он сразу заметил, как в зал вошел среднего возраста офицер в форме ВВС США и обратился с вопросом к метрдотелю. Метрдотель кивнул в направлении Харди, тот отодвинул кресло от столика и встал. Офицер подошел к нему и спросил:
– Майор Эмерсон?
Харди широко развел руками и сказал:
– Давайте без всякой официалыцины, называйте меня просто Том. Вы полковник Линдгрен?
– Роберт, – сказал полковник. – Рад с вами познакомиться. – Рукопожатие его было крепким, он был почти одного роста с Харди, коротко подстриженные седые волосы, холодные голубые глаза, чуть-чуть полноват, но на вид явно в хорошей форме.
Они обменялись рукопожатием и сели за столик.
– Итак, вы пишете статью? – спросил Линдгрен. Подошел официант. Они заказали по коктейлю, и Харди ответил на вопрос:
– Да, это верно. Я уже не служу в морской пехоте и, честно говоря, почти год уже не у дел. Бизнес не люблю, он мне не кажется достаточно привлекательным, поэтому решил попробовать писать. Ну, понятное дело, что об авиации, тут у меня все-таки есть опыт.
Линдгрен согласно кивнул.
– Вы летали на «Фантоме» во Вьетнаме? – спросил он.
– Был такой грех, – улыбнулся Харди. – Не самый лучший период моей жизни. – Он подождал, пока официант поставит на стол бокалы, и слегка пригубил из своего. – Отлично, то, что надо, и хорошо охлажден. Ваше здоровье! – Они подняли бокалы и выпили. – Вы бывали здесь?
Полковник кивнул.
– Послушайте, – сказал он, – прежде чем мы продолжим наш разговор, должен предупредить вас, что не могу вам ничего рассказать. Я имею в виду служебные подробности и вообще все, что считается секретным. Вы же знаете, что мы не любим широкой огласки.
Харди сделал жест, означавший, что у него на этот счет нет никаких возражений.
– Конечно, я все понимаю. Меня интересует совсем другое: все, что положено знать о вашей работе, читатели знают, но, думаю, им интересно было бы узнать что-нибудь именно о вас. А кроме того, эта статья не для «Таймс» или «Эсквайр», так ведь? Надеюсь, вы навели справки в «Аэроревю»?
Линдгрен кивнул. Да, конечно, он сделал это. Харди позвонил в редакцию «Аэроревю», представился Томом Эмерсоном, воспользовавшись именем своего сослуживца по Вьетнаму, сказал, что он начинающий писатель, намеревающийся писать об авиации, и спросил, как они посмотрят на статью о полковнике Роберте Ли Линдгрене. В редакции знали, кто такой Линдгрен, и идея им понравилась, но, естественно, они не могли ничего обещать прежде чем посмотрят статью. Этого для Харди было вполне достаточно, ему всего лишь нужно было, чтобы, когда Линдгрен позвонит в редакцию после получения письма с просьбой об интервью, ему подтвердили бы, что Эмерсон собирается написать для них статью о нем.
– Итак, расскажите мне о себе, – сказал Харди. – Почему для этой работы выбрали именно вас? Вы были первым асом во Вьетнаме, или дело в чем-то другом?
Линдгрен рассмеялся, почувствовав себя несколько смущенно.
– Не совсем верно, скорее, как раз наоборот. – Он снова засмеялся. – Думаю, что ни у одного из летчиков нет достаточного опыта для подобной работы.
– Я тоже так думаю, – улыбнулся Харди. – Так как же вы попали на эту работу?
Полковник улыбнулся, взял в руки бокал с коктейлем и принялся рассматривать его, крутя между пальцев.
– Это просто случайность, – сказал он. – Я понимаю, что вы имели в виду, когда сказали, что не нашли себе места после ухода со службы. В действительности, я вовсе не военный человек, хотя ношу эту форму уже более двадцати лет. В авиацию я пошел сразу после колледжа, и это спасло меня от призыва в пехоту во время корейской войны.
– Черт возьми, действительно веская причина, – рассмеялся Харди.
– Согласен с вами. Боже мой, мне было так жалко этих пехотинцев, и вам, наверное, тоже? Не знаю, как они выносили все это. – Харди кивнул в знак согласия, и полковник продолжил: – Итак, я прошел курс полетной подготовки, и меня посадили на бомбардировщик, что меня вполне устраивало. Меня никогда не привлекали «Фантомы», спокойный полет на большой высоте – вот что я всегда предпочитал.
«Честный парень», – подумал Харди. Существовало два типа летчиков: одни открыто признавали, что не могут летать на истребителях, а другие заявляли, что летать на больших самолетах гораздо труднее, чем на истребителях, и это им больше по душе. Харди всегда с трудом удавалось оставаться вежливым по отношению к последним, поэтому он был рад, что Линдгрен оказался из первых.
– Я прошел подготовку на бомбардировщике В-29, – продолжил Линдгрен, – но до окончания войны так и не успел принять участие в боевых действиях. И это меня тоже очень устраивало. – Он посмотрел Харди прямо в глаза. – Вы, летчики-истребители, сражались с МИГами один на один, что называется дуэль со смертью, но, черт возьми, вам платили именно за эту работу, и вы знали, что она собой представляет. А пилот бомбардировщика летит на большой высоте, открывает бомбовые люки и сбрасывает тонны бомб на тех, кто живет внизу, а, как правило, это были мирные люди. Они стараются жить спокойно, не воевать, им не нужна эта чертова война. Там, в Корее, не все эти люди были солдатами коммунистов, поверьте мне, ни в городах, ни даже в зонах военных действий. Но, Боже мой, пилот бомбардировщика не может управлять своими бомбами, вы понимаете меня? И вы убиваете всех, кто находится внизу.
– Я понимаю, о чем вы говорите. – Харди легонько потряс головой, ему не хотелось говорить о войне, он пришел сюда с другой целью. Джи не знал точно, что ему нужно, он просто ловил рыбку в мутной воде, надеясь выудить что-нибудь стоящее. Самое главное было заставить этого парня разговориться. – Вы все так думаете? Я имею в виду – летчики бомбардировщиков.
Линдгрен покачал головой.
– Настоящие летчики бомбардировщиков совсем не похожи на меня, их абсолютно не волнуют эти проблемы. Я никогда не чувствовал себя своим среди них, меня всегда считали чудаком. Послушайте, вся эта моя болтовня, конечно, не для «Аэроревю», им нужен старомодный кровожадный герой.
– Это уж моя забота. Прежде всего будем правдивыми. Кто знает, может быть, людям надо услышать именно это?
– Вы писатель, вам виднее. – Линдгрен пожал плечами. – Ладно, как бы там ни было, я ушел из ВВС сразу по окончании срока службы и понял, что не знаю, чем мне хочется заниматься в этой жизни. Понимаете, мне совершенно нечем было заняться после ухода со службы. В течение нескольких лет я пытался найти занятие по душе и уже готов был поступить в юридический колледж, но в это время началась война во Вьетнаме, и меня снова призвали на военную службу.
– Это было жестоко с их стороны.
– Не совсем так. Шла война, и что им оставалось делать? Некоторых ребят призывали трижды: вторая мировая война, Корея и Вьетнам. Как бы там ни было, я рад, что так случилось. – Линдгрен внезапно замолчал и затем попытался объяснить свою мысль. – Боже, я совсем не имею в виду, что обрадовался тому, что отправляюсь воевать, но я просто никак не мог привыкнуть к гражданской жизни, просто еще не созрел для нее, понимаете меня? Поэтому я не стал возражать, когда меня призвали, тем более когда мне сказали, что они нуждаются больше в летчиках транспортных самолетов, чем бомбардировщиков. Говоря по правде, я даже ожил, потому что меня отнюдь не прельщала слава боевого летчика. К тому времени, когда было принято решение сравнять вьетконговцев с землей и возникла нужда в летчиках бомбардировщиков, я уже прочно обосновался в должности командира транспортного самолета С-124, и меня оставили в покое.
Подошел официант, выслушал заказ, и Линдгрен продолжил:
– Там я и укрылся. Черт побери, я отличный летчик и горжусь этим, но не хочу, чтобы вы меня неправильно поняли. Просто, я не люблю, когда мне предлагают убивать людей, я постоянно думаю о своей жене и дочери, о других женах и дочерях. Не знаю, поймете ли вы меня.
– Не волнуйтесь, – успокоил его Харди. – Пусть это вас не тревожит.
– Так что я никого не бомбил, и для меня все сложилось удачно. Я действительно был лучшим летчиком нашего авиакрыла. После окончания вьетнамской войны я был уже слишком стар для юридического колледжа, а кроме того, я наконец-то занимался полезным делом, и мне нравилась моя работа. Сразу после продления контракта мне предложили перейти на работу в правительственный авиаотряд.
– Вы были довольны? Линдгрен кивнул.
– Мне понравилось, да и я им подошел. Дело не только в моем профессиональном умении, в этом отряде все пилоты самой высокой квалификации, но оказалось, что я умею вести себя с важными людьми. Вы же знаете, с какими знаменитыми, важными и капризными пассажирами приходится иметь дело в этом отряде. Очень легко говорить людям «да», но совсем не легко говорить им «нет», не обижая при этом, особенно если это сенатор или государственный секретарь. Я обнаружил для себя, что могу сказать конгрессмену, что ему не разрешается нахолиться на борту. Более того, могу сказать это его жене, что гораздо сложнее, поверьте мне. – Линдгрен рассмеялся. – На самом деле, я надеваю и снимаю подобную строгость вместе с формой, а когда я пытаюсь воспитывать свою юную дочь, ее глаза наполняются слезами, и я сдаюсь. И все же, подобным умением обладает не каждый. Но как бы то ни было, когда открылась вакансия, мне предложили самую высшую должность.
– Пилота борта № 1 ВВС США, – сказал Харди. – Пилота президента.
Харди сидел лицом к двери, поэтому он сразу заметил, как в зал вошел среднего возраста офицер в форме ВВС США и обратился с вопросом к метрдотелю. Метрдотель кивнул в направлении Харди, тот отодвинул кресло от столика и встал. Офицер подошел к нему и спросил:
– Майор Эмерсон?
Харди широко развел руками и сказал:
– Давайте без всякой официалыцины, называйте меня просто Том. Вы полковник Линдгрен?
– Роберт, – сказал полковник. – Рад с вами познакомиться. – Рукопожатие его было крепким, он был почти одного роста с Харди, коротко подстриженные седые волосы, холодные голубые глаза, чуть-чуть полноват, но на вид явно в хорошей форме.
Они обменялись рукопожатием и сели за столик.
– Итак, вы пишете статью? – спросил Линдгрен. Подошел официант. Они заказали по коктейлю, и Харди ответил на вопрос:
– Да, это верно. Я уже не служу в морской пехоте и, честно говоря, почти год уже не у дел. Бизнес не люблю, он мне не кажется достаточно привлекательным, поэтому решил попробовать писать. Ну, понятное дело, что об авиации, тут у меня все-таки есть опыт.
Линдгрен согласно кивнул.
– Вы летали на «Фантоме» во Вьетнаме? – спросил он.
– Был такой грех, – улыбнулся Харди. – Не самый лучший период моей жизни. – Он подождал, пока официант поставит на стол бокалы, и слегка пригубил из своего. – Отлично, то, что надо, и хорошо охлажден. Ваше здоровье! – Они подняли бокалы и выпили. – Вы бывали здесь?
Полковник кивнул.
– Послушайте, – сказал он, – прежде чем мы продолжим наш разговор, должен предупредить вас, что не могу вам ничего рассказать. Я имею в виду служебные подробности и вообще все, что считается секретным. Вы же знаете, что мы не любим широкой огласки.
Харди сделал жест, означавший, что у него на этот счет нет никаких возражений.
– Конечно, я все понимаю. Меня интересует совсем другое: все, что положено знать о вашей работе, читатели знают, но, думаю, им интересно было бы узнать что-нибудь именно о вас. А кроме того, эта статья не для «Таймс» или «Эсквайр», так ведь? Надеюсь, вы навели справки в «Аэроревю»?
Линдгрен кивнул. Да, конечно, он сделал это. Харди позвонил в редакцию «Аэроревю», представился Томом Эмерсоном, воспользовавшись именем своего сослуживца по Вьетнаму, сказал, что он начинающий писатель, намеревающийся писать об авиации, и спросил, как они посмотрят на статью о полковнике Роберте Ли Линдгрене. В редакции знали, кто такой Линдгрен, и идея им понравилась, но, естественно, они не могли ничего обещать прежде чем посмотрят статью. Этого для Харди было вполне достаточно, ему всего лишь нужно было, чтобы, когда Линдгрен позвонит в редакцию после получения письма с просьбой об интервью, ему подтвердили бы, что Эмерсон собирается написать для них статью о нем.
– Итак, расскажите мне о себе, – сказал Харди. – Почему для этой работы выбрали именно вас? Вы были первым асом во Вьетнаме, или дело в чем-то другом?
Линдгрен рассмеялся, почувствовав себя несколько смущенно.
– Не совсем верно, скорее, как раз наоборот. – Он снова засмеялся. – Думаю, что ни у одного из летчиков нет достаточного опыта для подобной работы.
– Я тоже так думаю, – улыбнулся Харди. – Так как же вы попали на эту работу?
Полковник улыбнулся, взял в руки бокал с коктейлем и принялся рассматривать его, крутя между пальцев.
– Это просто случайность, – сказал он. – Я понимаю, что вы имели в виду, когда сказали, что не нашли себе места после ухода со службы. В действительности, я вовсе не военный человек, хотя ношу эту форму уже более двадцати лет. В авиацию я пошел сразу после колледжа, и это спасло меня от призыва в пехоту во время корейской войны.
– Черт возьми, действительно веская причина, – рассмеялся Харди.
– Согласен с вами. Боже мой, мне было так жалко этих пехотинцев, и вам, наверное, тоже? Не знаю, как они выносили все это. – Харди кивнул в знак согласия, и полковник продолжил: – Итак, я прошел курс полетной подготовки, и меня посадили на бомбардировщик, что меня вполне устраивало. Меня никогда не привлекали «Фантомы», спокойный полет на большой высоте – вот что я всегда предпочитал.
«Честный парень», – подумал Харди. Существовало два типа летчиков: одни открыто признавали, что не могут летать на истребителях, а другие заявляли, что летать на больших самолетах гораздо труднее, чем на истребителях, и это им больше по душе. Харди всегда с трудом удавалось оставаться вежливым по отношению к последним, поэтому он был рад, что Линдгрен оказался из первых.
– Я прошел подготовку на бомбардировщике В-29, – продолжил Линдгрен, – но до окончания войны так и не успел принять участие в боевых действиях. И это меня тоже очень устраивало. – Он посмотрел Харди прямо в глаза. – Вы, летчики-истребители, сражались с МИГами один на один, что называется дуэль со смертью, но, черт возьми, вам платили именно за эту работу, и вы знали, что она собой представляет. А пилот бомбардировщика летит на большой высоте, открывает бомбовые люки и сбрасывает тонны бомб на тех, кто живет внизу, а, как правило, это были мирные люди. Они стараются жить спокойно, не воевать, им не нужна эта чертова война. Там, в Корее, не все эти люди были солдатами коммунистов, поверьте мне, ни в городах, ни даже в зонах военных действий. Но, Боже мой, пилот бомбардировщика не может управлять своими бомбами, вы понимаете меня? И вы убиваете всех, кто находится внизу.
– Я понимаю, о чем вы говорите. – Харди легонько потряс головой, ему не хотелось говорить о войне, он пришел сюда с другой целью. Джи не знал точно, что ему нужно, он просто ловил рыбку в мутной воде, надеясь выудить что-нибудь стоящее. Самое главное было заставить этого парня разговориться. – Вы все так думаете? Я имею в виду – летчики бомбардировщиков.
Линдгрен покачал головой.
– Настоящие летчики бомбардировщиков совсем не похожи на меня, их абсолютно не волнуют эти проблемы. Я никогда не чувствовал себя своим среди них, меня всегда считали чудаком. Послушайте, вся эта моя болтовня, конечно, не для «Аэроревю», им нужен старомодный кровожадный герой.
– Это уж моя забота. Прежде всего будем правдивыми. Кто знает, может быть, людям надо услышать именно это?
– Вы писатель, вам виднее. – Линдгрен пожал плечами. – Ладно, как бы там ни было, я ушел из ВВС сразу по окончании срока службы и понял, что не знаю, чем мне хочется заниматься в этой жизни. Понимаете, мне совершенно нечем было заняться после ухода со службы. В течение нескольких лет я пытался найти занятие по душе и уже готов был поступить в юридический колледж, но в это время началась война во Вьетнаме, и меня снова призвали на военную службу.
– Это было жестоко с их стороны.
– Не совсем так. Шла война, и что им оставалось делать? Некоторых ребят призывали трижды: вторая мировая война, Корея и Вьетнам. Как бы там ни было, я рад, что так случилось. – Линдгрен внезапно замолчал и затем попытался объяснить свою мысль. – Боже, я совсем не имею в виду, что обрадовался тому, что отправляюсь воевать, но я просто никак не мог привыкнуть к гражданской жизни, просто еще не созрел для нее, понимаете меня? Поэтому я не стал возражать, когда меня призвали, тем более когда мне сказали, что они нуждаются больше в летчиках транспортных самолетов, чем бомбардировщиков. Говоря по правде, я даже ожил, потому что меня отнюдь не прельщала слава боевого летчика. К тому времени, когда было принято решение сравнять вьетконговцев с землей и возникла нужда в летчиках бомбардировщиков, я уже прочно обосновался в должности командира транспортного самолета С-124, и меня оставили в покое.
Подошел официант, выслушал заказ, и Линдгрен продолжил:
– Там я и укрылся. Черт побери, я отличный летчик и горжусь этим, но не хочу, чтобы вы меня неправильно поняли. Просто, я не люблю, когда мне предлагают убивать людей, я постоянно думаю о своей жене и дочери, о других женах и дочерях. Не знаю, поймете ли вы меня.
– Не волнуйтесь, – успокоил его Харди. – Пусть это вас не тревожит.
– Так что я никого не бомбил, и для меня все сложилось удачно. Я действительно был лучшим летчиком нашего авиакрыла. После окончания вьетнамской войны я был уже слишком стар для юридического колледжа, а кроме того, я наконец-то занимался полезным делом, и мне нравилась моя работа. Сразу после продления контракта мне предложили перейти на работу в правительственный авиаотряд.
– Вы были довольны? Линдгрен кивнул.
– Мне понравилось, да и я им подошел. Дело не только в моем профессиональном умении, в этом отряде все пилоты самой высокой квалификации, но оказалось, что я умею вести себя с важными людьми. Вы же знаете, с какими знаменитыми, важными и капризными пассажирами приходится иметь дело в этом отряде. Очень легко говорить людям «да», но совсем не легко говорить им «нет», не обижая при этом, особенно если это сенатор или государственный секретарь. Я обнаружил для себя, что могу сказать конгрессмену, что ему не разрешается нахолиться на борту. Более того, могу сказать это его жене, что гораздо сложнее, поверьте мне. – Линдгрен рассмеялся. – На самом деле, я надеваю и снимаю подобную строгость вместе с формой, а когда я пытаюсь воспитывать свою юную дочь, ее глаза наполняются слезами, и я сдаюсь. И все же, подобным умением обладает не каждый. Но как бы то ни было, когда открылась вакансия, мне предложили самую высшую должность.
– Пилота борта № 1 ВВС США, – сказал Харди. – Пилота президента.