Алферова Марианна Владимировна. Беловодье

   — Стен сказал, что ему нужно немного времени. Он сразу не может уйти из церкви.
   — Он как?.. Ну, ничего такого… ну… — Роману неловко было спрашивать о том, как себя чувствует Лешка, при посторонних.
   — Все о'кей. Стен сказал, что немного голова кружится.
   — А Грег? Где Грет?
   — Я его не нашел.
   — Подождите! — воскликнул Баз. — Я опять ничего не понял. Как вы напали на наш след, Вадим Федорович? Вы что же, следили за нами?
   — Да что тебе все непонятно! — раздраженно воскликнул Роман. — Сазонов решил через тебя выйти на Беловодье. У него были досье на всех — ты же только что это слышал. А в твоих бумагах наверняка значился и твой спаситель дядя Гриша. Так что Сазонов сначала дядю Гришу отыскал и что-то вроде засады там устроил. Плеть плел и ждал, как паук, пока добыча появится. Заодно к Машеньке подъехал. Потом похищение организовал. А уж потом нашу в кафе встречу с дядей Гришей. Колдун он сильный, спору нет, но просто так по дороге к нам пристроиться не мог — я бы вмиг его расшифровал.
   — Ах ты, хулиган! — зарычал дядя Гриша и кинулся на Вадима Федоровича, схватил беспомощного «жениха» за горло. — Говнюк! Что ты с Машенькой моей сделал! А?! Ведь это ты ее похитил! Ты!
   — Ничего… — хрипел бывший жених. — Ничего я не делал…
   «Сейчас ударит!» — сообразил Роман и попытался перехватить колдовской удар. Воздух сгустился, сделался непрозрачен, и вдруг полыхнуло. Правда, неярко, но жаром пыхнуло во все стороны. По стенам и полу пошла рябь, а дядю Гришу швырнуло вверх, лицо и руки посекло осколками разбитой столешницы. Несильно, правда, — часть колдовской силы Сазонова Роман погасил. Но и его враждебное колдовство опалило: кольцо теперь принадлежало Беловодью. Что ж оно так обороняет плохо?
   Сазонов вновь хотел ударить. Роман уже изготовился помешать, но Баз его опередил:
   — Фути-вути, раз, два, три. Силы у Сазонова отними.
   Сазонов дернулся в своем кресле и обмяк. А Баз покраснел и смутился, как девчонка.
   — Стихи всегда самые ужасные получаются, — извинился Баз.
   — Сочувствую.. — Роман засмеялся. — Помню, ты говорил про стихи. Только не сказал, что у тебя выходят стихотворные заклинания.
   — Я бы предпочел прозаическую форму. Но проза не обладает такой колдовской силой, как поэзия.
   — Мне твои хулиганства не страшны, женишок… — пробормотал дядя Гриша, пытаясь подняться. Но вновь сполз на пол. У него носом шла кровь. — Я сам хулиган…
   — Никакого вреда Машеньке не причинили. Ей лишь внушили, что ее похитили. На самом деле ее и пальцем никто не тронул. — Кажется, Сазонов ожидал этим признанием произвести потрясающий эффект. Но почему-то не произвел.
   — А синяки? А следы уколов? — Дядя Гриша не верил.
   — Иллюзия.
   — Хулиган помоечный, ты ж над девочкой моей издевался!
   — Вы так это все воспринимали. А на самом деле ничего подобного не было.
   — Мне на твои оправдания насрать. — Дядя Гриша наконец поднялся. Его повело в сторону, и он плюхнулся в кресло.
   — Оставьте его, — вмешался наконец Иван Кириллович. — Все не так ужасно, как вы думаете. И отпустите меня.
   — Зачем? — спросил Роман.
   — Что? — не понял Иван Кириллович.
   — Зачем мне вас отпускать?
   — Послушайте, Роман Васильевич, вам никто препятствовать не будет, клянусь. Что хотите, делайте. Но и мне не препятствуйте.
   Ожерелье на шее Романа пульсировало — справиться с Сазоновым оказалось не так-то легко.
   — Я вам не препятствую, Иван Кириллович, — сказал колдун. — Хотя на самом деле вам из Беловодья надо выйти и дверь закрыть. Всем надо отсюда уйти. Неужели не ясно, что жить в Беловодье нельзя? Здесь нельзя мусорить, мочиться, гадить. Здесь даже дышать нельзя. Сюда можно лишь на миг войти, да и то, остановив на этот миг дыхание, глянуть, удивиться и назад — в реальность.
   — Кто вам это сказал?
   — Я сам знаю.
   Гамаюнов вздохнул. Довольно тяжело.
   — Какое это имеет значение: нельзя… можно… Все равно с Беловодьем ничего не вышло.
   — А это?! — Роман махнул рукой в-сторону окна, где в ночи светилось таинственное озеро. — Это же прекрасно. Вы-то сами понимаете, что это прекрасно?
   — Да, Шамбала, зерно цивилизации. Мы погибнем, созданное нами исчезнет, но цивилизация вновь возродится и из своего тайного убежища явится. А вот для нынешнего мира мы ничего сделать не можем. Круг больше не расширяется. Беловодье было таким почти с самого начала. Да, в первые дни росло, а потом остановилось, замерло. И так уже много лет. Оно должно было раскрыться, как цветок. Увы, не получилось.
   — Потому что вы залезли внутрь, как гусеница, и скушали ваш цветочек. То есть лепестки остались, а завязи нет. — Роман презрительно фыркнул. — Лешка понял это, потому и сбежал тогда, в первый раз. Так что вам придется отсюда уйти.
   — Я не могу.
   — Это почему же?
   Гамаюнов с шумом втянул в себя воздух, будто собирался прыгать в воду, потом так же с шумом выдохнул и попросил:
   — Подойдите.
   Роман не стал спорить, приблизился.
   — Отогните ворот свитера.
   Роман сделал так, как его просили. На шее у Гамаюнова не было ожерелья. Колдун несколько раз моргнул, не в силах поверить.
   — Сазонов?
   — Нет.
   — Но как… получилось?
   — Беловодье. Оно растворило ожерелье. Нельзя было все время находиться внутри. Я знал это. Но не мог заставить себя выйти. Представьте. Других — заставлял. Гнал буквально. А себя — не смог. Видите, здесь никого больше нет, кроме меня и Грега. Даже Надя приезжала сюда изредка. А я не в силах был уйти. Даже когда понял, что ожерелье исчезает, все равно не смог. Мечта оказалась сильнее. — Иван Кириллович извинительно улыбнулся. — Но я не жалею. Тут, внутри, я многое могу. А большего и не надо. Я здесь отшельничествую.
   — Но как же…
   — Я использую Беловодье вместо ожерелья. Его сила — моя сила.
   — Что ж вы не освободились сейчас! — усмехнулся Роман. Как ударил.
   — Если оно позволяет использовать свою силу, — уточнил Иван Кириллович. — Но за пределами стены я — никто. Потому и ограду не смог починить. Ведь для этого надо выйти заграницу внутреннего круга.
   — Он станет обычным бомжем, когда его выгонят отсюда, — внезапно подал голос Сазонов. Кажется, это открытие его радовало.
   Иван Кириллович обвел взглядом присутствующих:
   — Кто осмелится?
   — Почему бы и нет? — Сазонов торжествующе усмехнулся. Спеленатый заклинаниями, он вел себя как победитель. Роман вновь невольно восхитился его выдержкой. — Чем ты лучше других, что ползают по помойкам? Новые властители позволили себе наплевать на них и выгнать к чертовой матери из их уютного кружка, внутри которого они были защищены от всех тревог, бурь и напастей. Это было их Беловодье, где они прежде скромно кормились и однообразно работали, не тревожась о грядущем. Внутри своего круга все верили, что они — самые лучшие в мире. А теперь у них ничего нет. Почему же ты вообразил себя исключительным?
   — Вадим, когда мы работали с тобой в проекте, ты говорил совершенно иное.
   — Нет. Это тебе слышалось другое. Я никогда не страдал идиотизмом. Это ты все повторял: Шамбала, цивилизация. А меня это не интересовало.
   — Так, хватит, наболтались! — Роман поднялся. — Григорий Иванович, Баз, вы побудьте с Сазоновым. На всякий случай. Что-то я не доверяю этим путам Беловодья.
   — Вы должны пообещать, что оставите меня здесь, внутри круга, — попросил Иван Кириллович.
   — Не мне решать, — отрезал Роман.
   — Что?
   — Вас много. Созовите посвященных и решите сообща, что же вы намерены делать. Шамбалу потаенную, ментальный источник, который весь мир напоит, или гнездышко для своего учителя.
   — А ты жесток, — вздохнул Иван Кириллович.
   — Не буду спорить. У меня дел невпроворот. А теперь я попрошу всех переселиться в какой-нибудь соседний домик и эти апартаменты мне освободить.
   — Роман… — осуждающе покачал головой Баз. Видимо, он требовал более уважительного отношения к Гамаюнову.
   — Там, за дверью, покои прошлого, и там — Надя. Я не хочу, чтобы мне мешали работать со временем. Так что у вас есть час, чтобы обосноваться в каком-нибудь милом гнездышке. Иван Кириллович, подумайте над моими словами. Если вы согласитесь уйти отсюда, я помогу запереть ограду окончательно. Сюда никто больше не войдет. Уж не знаю, станет ли это место Шамбалой, но помойкой не будет точно.
   Видимо, Иван Кириллович ожидал от него каких-то других слов. Потому что в глазах его мелькнуло разочарование. Но он тут же отвел взгляд.
   — Отпусти его, Беловодье! — попросил Роман. — Только не вздумай ему помогать!
   Иван Кириллович поднялся с кресла.
   — А как же уйдет Сазонов? — спросил Меснер недоуменно.
   — Перетащите вместе с мебелью. Эд, Григорий Иванович, пожалуйста. Вы ребята крепкие, справитесь. Баз поможет.
   Роман выскочил из дома Гамаюнова и понесся по тропинке к домику, где поселился Стен с Леной и братом. Вход был запечатан довольно сильным колдовским заклинанием, но Роман разбил его мгновенно и вошел.
   — Лена! Юл!
   Раздались шаги — Лена бежала вниз по лестнице. Так торопилась, что споткнулась и едва не упала.
   — Ну, наконец-то! Роман! Господи, если б ты знал, что случилось!
   — Я знаю. Сильно его изуродовало? Лена затрясла головой.
   — Он там. — Она кивнула наверх, в сторону лестницы.
   Роман взлетел на второй этаж.
   Юл лежал на кровати, накрытый лишь простыней. Лицо — сплошная, сочащаяся сукровицей рана. Век практически не стало, волос тоже. Всю голову покрывали черно-красные рубцы. Рот оскален — губы обгорели. Воздух со свистом вырывался из груди мальчишки. Бедный птенец!
   «Неужели так выглядит колдовской ожог?» Роман содрогнулся. Никогда прежде он не видел ничего подобного.
   Впрочем, какая разница — колдовской ожог или обычный, страдания одни и те же.
   — Лена, бери кувшин, лучше два, зачерпни в озере воды и сюда тащи. Только черпай в малом круге за внутренней дорожкой, — приказал колдун.
   Лена не стала спрашивать, что и зачем, убежала. «Скорее!» — мысленно подтолкнул ее Роман. — Юл, слышишь меня? Тот скосил глаза.
   — Сейчас боль сниму. — Роман положил ладонь мальчишке на грудь.
   Пацан судорожно вздохнул.
   — Юл, скоро все кончится. Я оболью тебя здешней влагой. Сначала может щипать, но немного, а потом боль пройдет. И ожоги твои сойдут. Ты на здешнюю воду лучше настроен, чем на пустосвятовскую. Думаю, Беловодье тебе поможет. — Мальчишка дернулся. — Да, я понимаю, ты хочешь спросить, почему ты был там, в воде, и она тебя не исцелила. Но стихия сама по себе ни на что не способна. Она дает лишь силу, а творить должен человек.
   Лена вернулась, неся два полных кувшина и расплескивая воду на пол. Поставила рядом с кроватью.
   — Что здесь происходит?
   Колдун обернулся. В спальню вошел Алексей. Ну, наконец-то! Стен по-прежнему был без рубашки. Но шрам на груди окончательно затянулся и даже успел побелеть. Алексей посмотрел сначала на Лену, потом на Романа. Нахмурился. Наконец взгляд его упал на Юла. Кажется, в первый миг он даже не понял, кто перед ним. Потом догадался и пошатнулся.
   — Лешка, без эмоций! Эту сволочь мы еще достанем. Сейчас главное — Юл.
   Роман взял кувшин с водой, произнес заклинание и облил мальчишке лицо.
   С первого раза не получилось. Лена и Стен своими эмоциями сбивали колдуна… Пришлось повторить обливание. Перед глазами зарябило, комнату заволокло влажной хмарью, мелькнуло, брызнуло и… Будто грязная шкура слетела с лица Юла. Лицо полностью восстановилась, на голове не осталось и следа от колдовского ожога. Впрочем, и светлых вихров не осталось — череп теперь был совершенно голый. И ресницы и брови тоже исчезли. Мальчишка дернулся подняться. Роман его усадил. Юл, еще не веря, что боль его оставила, ощупал пальцами лоб, щеки, провел ладонью по лысому темени.
   — М-да, прическа очень модная, — заметил Роман.
   — Я его убью! — закричал мальчишка, вскакивая с кровати. И едва не упал.
   Стен подхватил его и прижал к себе.
   — Вот что, Стен, бери брата, Лену и дуй отсюда, — приказал Роман.
   — Кто изуродовал Юла? — Стен погладил мальчишку по голове. Но тот обиделся и даже оттолкнул Стена.
   — Хватит издеваться!
   — Я не издеваюсь! Честно! Так кто? Сазонов?
   — Он много чего натворил. Долго рассказывать.
   — Я должен с ним увидеться…
   — Ты должен отсюда бежать. И немедленно. Если не ради себя, так ради Лены и Юла. И чем быстрее, и чем дальше, тем лучше. Живо! Чтобы я тебя в Беловодье больше не видел. Ну! — Роман схватил Алексея за плечи и тряхнул. — Не нужен ты здесь! Не нужен! Это — не твое. Это Гамаюнова мечта — не твоя. Ты по инерции в нее верил.
   — Моя! — упрямо сдвинул брови Стен. — Вот увидишь — моя.
   — Может быть. — Роман решил не спорить. — Но все равно беги. А вот от меня — спасибо. Потому как ты ограду все это время держал. И значит, Наде помог уцелеть. И теперь моя очередь тут немного похулиганить, как говорит дядя Гриша. Ну, давай! Счастливо тебе!
   — Роман, а вдруг этот Сазонов… — обеспокоилась Лена.
   — Леночка, он у меня под двойным заклятием находится. Давайте, давайте, время дорого… Ну! Как только уйдете, я и начну. На, возьми на дорожку. — Роман протянул Стену флягу с заговоренной пусто-святовской водой. — Это на всякий случай надо всегда при себе держать. Если ожерелье начнет сжиматься и душить — глотни, и тут же отпустит. Даже если обычную воду ты в эту флягу нальешь, влага колдовской станет. Не столь сильной, как пустосвя-товская, но все равно целебной.
   — Тогда каждому из нас троих нужна такая фляга. — Рациональный склад ума не могло победить никакое колдовство.
   — Прежде всего тебе. Твое ожерелье — самое непредсказуемое. И самое опасное.
   Колдун не стал уточнять почему.
   — Роман, научишь колдовать, как ты? — спросил Юл. Неудачная схватка с Сазоновым, кажется, убедила его, что на одни способности полагаться не стоит. — Обучишь всему, что сам умеешь, ладно?
   — Ты ж с тоски умрешь, заучивая заклинания.
   — Не умру.
   — Ладно, приходи. Как в Темногорск вернешься, так сразу ко мне. И своего дружка Мишку возьми.
   — Он что, тоже колдуном будет? — В голосе Юла внезапно вспыхнула ревность.
   — Потом объясню. А теперь бегите!
   — А что ж нам, пешком по стеклянной дороге идти? Три дня выбираться будем, — опять же вполне резонно заметил Стен.
   — Гамаюнов говорил о своей машине. Она существует?
   — На дне. «Форд».
   — Ну так поднимай этот «форд» и кати отсюда. И колдун подтолкнул друзей к выходу из дома — дольше прощаться не было времени.

Глава 14
ДА ЗДРАВСТВУЕТ ГЕТЕ!

   Роман вновь очнулся. Лежал, не двигаясь. Чувствовал себя полностью измотанным. Итак, все стало ясно. Или, вернее, многое ясно. Во всяком случае, понятной стала связь Ника Веселкова с Сазоновым. Роман вспомнил огнезмейку на бампере джипа. Видимо, Ник давно ходил у Сазонова в помощниках. Невероятно? Отнюдь. У Сазонова было досье на всех, он искал участников проекта. И поиск должен был начать со Стеновского. Это напрашивалось само собою. Стен, несомненно, был в списке первым. Алексея Вадим Федорович не нашел. А вот с Ником Веселковым повстречался. Почуял в том колдовскую силу — и сделал из Ника помощника, загонщика дичи. Грозные удары палкой по ведру, и дичь мчится прямиком в объятия Сазонова. Все сходилось. Даже чересчур. Понятно…
   Да ни капельки не понятно!
   Ник Веселков погиб год назад. А между тем и Гавриил Черный, и Чудодей говорили о Медоносе как о живом. Знак колдовской Медоноса висел над особняком. И к тому же колдованы тоже поминали огненного колдуна… Так что же получается? Не погиб Ник в том особняке? Отвел пулю, притворился мертвым, знал, что водный колдун побоится до него, колдуна огненного, дотронуться? Сильному огненному колдуну такое под силу: огнестрельное оружие — его стихия. Да только сомнительно, что Ник Веселков — сильный колдун.
   Роман провел ладонью по лицу. Ну их в болото всех! Чтоб они утопли. Надя — вот главное. Если колдун сейчас погрузится в воспоминания, то увидит, как воскреснет Надя.
   Сейчас он воскресит Надю… Сейчас… Роман весь дрожал от нетерпения, предвкушая свой счастливый сон. Еще несколько часов видений, и он узнает все, как было, — до конца.
   Он уже готов был к бегству, но в дверь постучали. Не отвечать, затаиться?
   — Роман! — услышал он голос Стена.
   Вампир пожаловал. Да нет, он не вампир теперь. Колдун сделал позволительное движение. Дверь приоткрылась, в комнату заглянул Стен.
   — Как ты? Не спишь?
   — Очнулся.
   — Где ты сейчас в своих снах?
   — Только что выставил тебя с Юлом и Леной из Беловодья.
   — А, значит, ты вспомнил, что Сазонов сжег Юлу лицо.
   — Юл всего лишь хотел прощупать Сазонова: о чем мечтает, кого любит или ненавидит… А тот ударил в ответ. — Роман глотнул воды из бутыли. — Тебе не дам. Это простая вода, на водку не заговаривал.
   — И не надо. А то я скоро алкоголиком сделаюсь. А ты будешь меня из запоя выводить.
   — Тут один интересный момент получается: у Марьи Гавриловны Гамаюновой, которой принадлежала когда-то усадьба Беловодье, была коллекция импрессионистов. Совершенно уникальная. Все пейзажи — с водой.
   — Да, я знаю. Я сам разыскивал архив Марии Гавриловны и ее картины. Мы их нашли и выкупили. Пока музей не реставрирован, картины в большинстве своем хранятся в Беловодье.
   — Импрессионисты… Послушай, я из одной книжки цитату запомнил. За точность пересказа не ручаюсь, но смысл примерно такой: «Время было удивительное. Все как будто распахнули глаза и увидали то, что прежде никогда не видели. Узрели жизнь, изменчивую, как текучая вода, заметили само движение бегучей капли. До этого все было красиво и мертво, после — все развалилось на части. А тут жизнь сошлась с искусством на мгновение в кратком любовном объятии. То было время импрессионизма, и импрессионизм жизнь запечатлел. Остановил мгновение».
   — «Мгновение, ты прекрасно, остановись», — это же из Гете.
   — Да, формула счастья. Стен вдруг вскинулся.
   — Что ты поддакиваешь! Хочешь сказать, что тоже Гете читал?
   — Почему — тоже? — пожал плечами Роман. — У меня мать в библиотеке работала. Я, как с ребятами подерусь, нос в кровь мне разобьют, прибегу к ней, за стеллажами спрячусь, книгу какую-нибудь наугад вытащу и читаю. А чтобы из носа на страницы не капало, я кусочек от белого форзаца отдеру, пожую — бумага плотная была, — в комок скатаю и в нос засуну. Так что знал уже: те книги, где сзади уголок от белого оторван, — эти уже прочитаны. У Гете я два уголка оторвал. А если ты помнишь «Фауста», то знаешь, что перед тем, как умереть, доктор Фауст, состарившийся во второй раз, хочет создать город счастья на берегу моря, на земле, отвоеванной у моря, то есть — у воды. Все сходится. В самом деле, в Беловодье время останавливается. Вернее, не так — оно может остановиться, если ему приказать. Там можно создать круг прошлого, как это сделал Гамаюнов для Нади. А еще его можно структурировать заново.
   — Как ты сообразил, что формула счастья — именно у Гете?
   — Да потому что эта — единственная подходящая. Счастье, за которое отдают душу. Счастье, равное душе… бессмертию.
   Послышался плач ребенка. Казику опять что-то не нравилось в окружающем его мире.
   — Иди, — сказал Роман, — мне осталось вспомнить мое счастливое мгновение.
   Роман снова погрузился в
   ВОСПОМИНАНИЯ…
   Но в этот раз вышел сбой. Роман стал вспоминать за Юла. Связь с ожерельем мальчишки оказалась столь прочной, что воспоминания Юла вторглись в колдовской сон.
   Оборвать сон колдун не мог — как не могут обычные люди вырваться в реальность из кошмара и вынуждены досмотреть его до конца.
   И вот Роман смотрел сон не за себя — за Юла, пока пролитая вода высыхала на веках.
   — Куда мы едем? — спросил мальчишка, когда они на «форде» Гамаюнова миновали границу первого круга.
   Они — это Стен, Лена и Юл.
   Бегство, беглецы. Юл ненавидел беглецов — хороших и плохих, всех без исключения. За то, что они слабее. Он ненавидел слабых. И ненавидел себя, когда бывал слаб. Но он знал, что он сильный. Даже когда проигрывал, все равно знал, что он — сильный.
   — Как можно дальше отсюда, — ответил Стен.
   — А Роман? — Юл вскинулся. — Ведь он там, внутри, остался.
   — Таково его желание. Ему ничто не угрожает.
   — Лажа! Очень даже угрожает. Это он вас обманул. Героя решил изобразить. Вернемся!
   Стен покачал головой:
   — Юл, я не могу!
   — Не можешь?! Ах, вот как?! Останови! Кому говорю, останови, или я выпрыгну.
   Стен затормозил. Мальчишка выскочил и кинулся бежать назад к Беловодью. Стен — за ним. Нагнал, коонечно. Схватил за куртку. Мальчишка яростно вырывался.
   — Юл, послушай, пойми же! Я не могу вернуться, иначе погибну. И не только я умру, но и Лену прикончу. И тебя. А Роману не помогу. Сазонов нейтрализован. Роман все контролирует. Нечего тебе там делать.
   — Нет, есть что! Я это чувствую! Стен оглянулся. Лена шла к ним.
   — Я тебя не отпущу.
   — А я не оставлю Романа там, внутри. И ты не имеешь права меня удерживать. Если по справедливости. Не имеешь. Ну, скажи, можешь ты делать выбор за меня? А? Нет ведь!
   Стен стиснул зубы, вновь оглянулся… Он мог бы применить силу, причинить боль. Шутя. Но не хотел принуждать.
   — Хорошо, иди. Только не делай глупости.
   — О'кей. Буду умненьким. Я — не ты. Всякую подлость сразу чувствую. Так вот, я знаю — там замышляется какая-то подлость!
   И Юл побежал назад к стене Беловодья. Что Стен сказал Лене, мальчишка не расслышал.
   Юл решил передвигаться под водой. На поверхности Сазонов или Гамаюнов легко могли его засечь. А вот ниже… Отцы-основатели не отваживались на прямой контакт со стихией, предпочитая шагать по ледяным дорожкам. У Юла явилась догадка, что отцы-основатели весьма смутно стихию эту понимали. А возможно, не понимали вовсе. И даже опасались.
   — Привет! — сказал Юл Беловодью, погружаясь в его светлые воды.
   — Привет! — услышал он вполне отчетливо в ответ.
   Подумал, что померещилось, прочистил уши. Ну как же — вода в ушах, может все что угодно показаться. Вода, разумеется, в ушах осталась, куда ж ей деваться? А голос зазвучал отчетливее, нежели прежде:
   — Ты меня слышишь и можешь уши не тереть, — сказал некто насмешливо.
   Юл огляделся, но никого не увидел.
   — Кто ты? Дева озера?
   — Дева? Нет, я существо мужского пола.
   И тогда Юл разглядел Грега. Он сидел в некоем подобии кресла, сотканном из воды. Кресло слегка покачивалось.
   — Что ты здесь делаешь? — удивился Юл.
   — Прячусь, — был ответ охранника.
   Перед глазами Юла все плыло — голубое становилось зеленым, белое — голубым. Черное пропадало и растворялось, чтобы стать чистым ультрамарином, а поверх переливался узор жемчужной пены.
   — Красиво, правда? — спросил Грег. — Я люблю здесь сидеть. Когда становится скучно, всегда сюда ухожу.
   — Тебя отправил сюда Гамаюнов?
   — Нет, я сам. Разве я не могу сделать чего-нибудь сам? — Вода вокруг замутилась, заколебалась, вверх устремились стайки пузырьков. — Ты понимаешь меня?
   — Почти. Терпеть не могу, когда мне приказывают.
   — Послушай, я знаю, зачем ты вернулся. Ты хочешь помочь Роману Вернону, но только не знаешь чем. Ведь так?
   — Точно, — подтвердил Юл.
   — Ты отличный парень. Ты мне нравишься. Будем действовать вместе. Думаешь, я глупый тупой охранник? Все так думали. Но я всегда понимал суть вещей куда лучше других, лучше Стена и лучше Гамаюнова. Но на мои слова никто не обращал внимания. Никто не верил. Охранник ты? Так охраняй! И все.
   — Я тебе верю. Я тоже понимаю суть.
   — Тогда слушай: сила в Беловодье непомерная. Но никто не умеет ею пользоваться. Примеряются и так и этак, а ничего не выходит. Вот у тебя бы получилось. Ты особенный. Ты можешь почувствовать стихию. А Беловодье — это стихия. Надо лишь уметь использовать ее. Ты можешь…
   — Я пытаюсь.
   — Так чувствуй скорее! Да, чувствуй скорее! Беловодье может всех осчастливить. Всех до единого!
   — Оно исполняет желания?
   — Нет, нет, оставь эти щучьи сказки. Оно не исполняет желаний. Оно позволяет делать все. Не ясно? Ну так слушай: оно не препятствует, оно — помогает. Если ты что-то задумал, оно поможет воплотить. Если ты начнешь действовать, оно в сто крат усилит твои усилия. Оно подхватит тебя, как волна, и вознесет на гребень. Ты уже не один — будто сотни, тысячи за тобой. И каждый протягивает руку помощи. Что бы ты ни замыслил — оно всегда с тобой. — Голос Грега звучал все более напевно. Наверняка сирены пели такими же голосами зазывные песни Одиссею, царапая острыми когтями камни неведомого острова.
   Юл даже огляделся, потому что ему послышалось как раз такое наждачное царапанье.
   — Оно может вернуть Наде жизнь?
   — Оно — нет. Но Роман с его помощью может. Если Роман знает, как это сделать. Знай, как сделать, и с Беловодьем ты всемогущ!
   Колдун очнулся. Разговор с Грегом прервался на половине. Странно… Почему он не принял Грега в расчет? Никто его не принимал. И Роман — как все?
   День сейчас или ночь? Впрочем, неважно. Есть не хочется. Спать — тоже. Немного мутит. Но сил еще на многое хватит. Роман наконец подошел в воспоминаниях к главному — к Надиному воскрешению.
   Прошлое аморфно. Мы сами создаем из него стройную систему, сами кристаллизируем его, как нам заблагорассудится. Чтобы создать прошлое, в котором был тот час и та минута, в которой Надя могла погибнуть, но не погибла, Роману надлежало заново выстроить все мгновения, начиная с того страшного, когда Колодин нажал на спусковой крючок. В новой последовательности возвращенная Надина жизнь не должна повредить настоящего, не должна ничего изменить в прошлом. Такое возможно только в Беловодье. Только оно дает неизмеримую власть над временем, власть над каждым мгновением. Потому что само оно — остановившееся мгновение.