Альварес Альберто. Дикая роза

   Они поднялись в комнату Рохелио.
   Рикардо стал расспрашивать брата, как он узнал о том, что Роза появится в английском ресторане, и почему не предупредил об этом его. Рохелио объяснил, что узнал об этом от Линды случайно и с таким опозданием, что уже не мог ничего предпринять.
   — Спасибо, что бросился на выручку, — мрачно поблагодарил Рикардо.
   — Кого я и выручил, так это Лурдес. Иначе бы Роза ее убила. Лулу была в черном парике, чтобы ее не могли узнать. Но Роза, сорвала с нее парик и задал ей такую трепку!
   Рохелио вдруг начал хохотать. Рикардо смотрел на брата с возмущением.
   — Как ты можешь смеяться, Рохелио? Ты что, не понимаешь, что произошло?
   — Смеюсь, потому что уж очень живо припомнилось, как Роза колотила Лулу… А упрекать меня ты не вправе, потому что сам во всем виноват. Разве мы с Кандидой не предупреждали тебя, чем может кончиться ваш с Леонелой поход в ресторан?
   Рикардо замолчал и повесил голову. Потом спросил:
   — Роза… очень сердится? Рохелио стал серьезным.
   — «Сердится» — совсем не то слово, которым можно определить ее состояние… Она… она разрушена. Она не может понять, что это за прощальный ужин, на котором расстающиеся, вместо того, чтобы прощаться, прижимаются друг к другу и целуются.
   Рикардо тут же собрался ехать к Розе. Брат стал убеждать его не делать этого, разговор с Розой ни к чему сейчас не приведет: это пустая трата времени и нервов.
   — Я скажу ей, что это дело рук Дульсины!
   — И Леонелы, — спокойно добавил Рохелио.
   — Леонела тут ни при чем!
   Рохелио посмотрел на него хмуро и одновременно сожалеюще:
   — Ты так думаешь? Обнимала, целовала тебя — и ни при чем? Какое невинное создание!.. Ты должен наконец понять: она хотела поссорить тебя с Розой. И она этого добилась.
   Дульсине пора было бы заняться домом, наведением порядка, счетами. Вся эта история с Федерико, потом тюрьма… Дела оказались запущенными, а кроме нее, никто в доме ими не занимался.
   Но о каких делах могла идти речь, когда события в доме Линаресов развивались так бурно. Только что Леопольдина сообщила Дульсине две последние новости.
   Во-первых, дикарка вернула молодому сеньору Рикардо все его подарки. И это была, безусловно, хорошая новость, означающая, что затея с рестораном, предпринятая Дульсиной, дала свои плоды.
   Во-вторых, молодой сеньор Рикардо собрался уходить, а сеньорита Леонела остановила его в прихожей и спросила, куда это он собирается. И молодой сеньор не постеснялся ей сказать, что идет просить прощения у Розы. Так прямо и сказал: иду, говорит, просить у Розы прощения!.. Эта новость была значительно хуже. Неизвестно, как все обернется…
   В дверь постучали, и вошел Рохелио. Все-таки прямота ее братца — малоприятная черта! Вот и сейчас он безо всяких предисловий прямо с порога спросил:
   — Когда ты устанешь от своих подлостей, Дульсина? Она кинулась в бой.
   — Я всего-навсего защищаю семейство Линаресов от нравов «затерянного города».
   — Да уж и «затерянного города» давно нет, а ты все продолжаешь делать зло!
   — Меня вынуждают к этому!
   Рохелио не удавалось убедить ее в том, что ей незачем соваться в жизнь Рикардо и Розы. А все потому, что Дульсина считала позором спокойно смотреть на то, как одним из членов их семьи помыкает девчонка из Вилья-Руин, дикарка.
   — Позорно было заключать брак с лиценциатом Робле-сом! — парировал Рохелио.
   — Мы говорим не о лиценциате! — попыталась оборвать его Дульсина.
   Но Рохелио тоже вошел в раж.
   — Нет уж, позволь мне сказать! Твой брак с Роблесом — позорен, жесток и кровав! Ты знала, как он надругался над твоей сестрой, и встала на его сторону. Ты знала, что он нас обкрадывает, и тем не менее согласилась выйти за него замуж. Даже сама настояла на этом!
   Дульсина вдруг совершенно внешне успокоилась и ледяным голосом произнесла:
   — Хорошенький способ — переводить разговор на другую тему, когда не знаешь, что сказать!.. Мы говорили не о Федерико, а о Рикардо и его грязнуле… И не пытайся вывести меня из себя. Я и не такое видала. И спокойна как никогда!
   Рохелио понял, что убеждать ее в чем-нибудь бесполезно, и обругал себя за бесплодную трату времени.
   Стук в дверь не прекращался.
   — Открой ему, Розита, а то он всю ночь будет стучать.
   — А мне какое дело? Пусть стучит, пока руки не отсохнут!.. Заявился, видите ли…
   — Тогда я сама открою, — Томаса поднялась с постели и, ворча, надела халат.
   — Делай, что хочешь, а я тогда запрусь в комнате Хустины. Влетев в дом, Рикардо обвел глазами комнату.
   — А где Роза?
   — Она не хочет с вами разговаривать и заперлась в другой комнате, — ответила Томаса.
   Он стал стучать в другую дверь.
   — Роза, любовь моя, мне надо поговорить с тобой, открой!
   Из-за двери послышался непримиримый голос Розы:
   — Твоя любовь — это не я.
   — Я хочу попросить у тебя прощения!
   — Бог простит. А я тебя прощать устала.
   — Но Рохелио же объяснил тебе, что к чему!
   — А мне объяснять не надо. Я тупая, тупая, а уж свиданье от дружеской беседы отличу.
   — Мы только танцевали!
   — Да твоя жаба чуть из платья своего не выскочила! Рикардо помолчал и потом растерянным тоном, в другое
   время заставившим бы Розу расхохотаться, пробормотал:
   — Это просто платье такое… вечернее…
   — Ага! И поцелуй тоже такой… вечерний!
   — Да это же совсем безобидный поцелуй!.. Ну, от избытка чувств…
   — Вот-вот, от избытка! А у тебя не нашлось избытка силы, чтобы стукнуть ее — пусть не бесстыдничает!
   Он снова стал повторять ей, что они с Леонелой виделись в последний раз, что Роза должна верить ему: она для него единственная на свете.
   — Говори, говори, — донеслось из-за двери, — Я уши заткнула!
   Он твердил, что нельзя же так, что они все-таки муж и жена.
   До его ушей доносилась только одна фраза:
   — Не слышу, не слышу ничего…
   Потом она перешла в рыдания. Рикардо беспомощно повернулся к Томасе и Каридад, которые с любопытством наблюдали за его бесплодными попытками.
   — Донья Томаса, убедите хоть вы ее! — попросил он.
   — Юноша, — ответила Томаса, — разве вы не знаете Розиту? Не родилось такого человека, который бы сдвинул ее, когда она уперлась.
   Он бессильно опустился на стул, стоящий у стола.
   — Я, наверно, допустил некоторое легкомыслие, но не разбиваться же из-за этого нашему браку!
   Томаса развела руками:
   — Для вас — легкомыслие, для Розы — измена.
   Он помолчал. Потом с надеждой взглянул на Томасу:
   — Может, это только сейчас, сгоряча, она так?.. Может, завтра, когда она придет в себя…
   Томаса в сомнении покачала головой.
   — Ну, так скоро она не опомнится…
   Каридад решила, что настал и ее черед высказаться.
   — Вы уж простите, юноша, но эту ссору, на свою голову, вы затеяли, а не она. Теперь уж чего раскаиваться? Поздно!..
   Он не возразил. Томаса заметила, как по лицу его покатились слезы.
   Рохелио не ждал ничего хорошего от поездки Рикардо к Розе. И, выслушав рассказ брата, нисколько не удивился тому, что услышал.
   Рикардо считал поведение Розы капризом и упрекал ее в неспособности вникнуть в суть происшедшего, Рохелио пытался заставить его понять, что Роза больше чувствует, чем рассуждает, а случившееся достаточно серьезно, чтобы обвинять ее в капризах.
   Постоянное утверждение Рикардо, что он и Роза — в конце концов, муж и жена, вызвало раздраженное замечание Рохелио, что муж и жена должны жить под одной крышей. Рикардо замолчал. Было видно, что он в полной растерянности и не знает, что делать.
   Неожиданное появление Дульсины не прибавило веселья атмосфере, воцарившейся в комнате. Остановившись посреди комнаты, она звенящим от негодования голосом сообщила, обращаясь к Рикардо:
   — Только что наш братец Рохелио позволил себе заявить, что он стыдится нашего с ним родства…
   Рикардо не дал ей договорить. Он поднял голову и произнес:
   — Целиком разделяю его чувства.
   Дульсина, видимо, не ожидала такой реакции. Тем не менее она не проявила никакой растерянности.
   — Никто из вас не может понять, что я защищаю доброе имя нашей семьи, на которое всем здесь, очевидно, наплевать. Но когда-нибудь, Рикардо, ты первый поблагодаришь меня за то, что я сделала для тебя!..
   Рикардо очень хотелось поскорей остаться одному. И когда он наконец получил такую возможность, то с облегчением вздохнул. Даже Рохелио не хочет его понять!..
   Но одиночество Рикардо длилось недолго. Он никак не ожидал появления Леонелы. Она заметила это по его лицу. Предупредив его вопрос жестом чуть поднятой руки, она сказала:
   — Я пришла только для того, чтобы узнать, помирился ли ты с Розой?
   — Она отказалась со мной разговаривать.
   Леонела присела на кресло, стоявшее у самых дверей, как бы давая понять, что готова уйти в любую минуту.
   — Не вини Розу, — спокойно сказала она. — Я на ее месте поступила бы точно так же.
   Рикардо с удивлением посмотрел на нее.
   — Это меня нисколько не утешает.
   Но Леонелу явно привело сюда не желание узнать о реакции Розы на просьбу Рикардо о прощении.
   — Я хотела бы помочь тебе, помочь тебе вернуть Розу. Удивление Рикардо росло.
   — Твое благородство… выглядит несколько странно, — произнес он.
   Она пожала плечами.
   — Я сильно изменилась, Рикардо. «Страдание облагораживает человека» — это, кажется, Оскар Уайльд?.. К тому же я чувствую себя виновницей того, что произошло, невольной, конечно, но все-таки виновницей.
   — Да, — согласился он. — Ты и впрямь изменилась. Ты совсем не такая, как прежде.
   Она посмотрела на него с трогательной доверчивостью:
   — Но я была и осталась растяпой, не умеющей ничего добиваться. Тут мне далеко до Розы… Но не будем об этом… Я хотела бы поговорить с Розой. Где она живет?
   И в Рикардо вдруг пробудилась надежда.
   — Тебя может отвезти Хаиме. Он знает. Леонела поднялась.
   — Вот и хорошо. Завтра же я повидаюсь с ней… Спи спокойно.
   — Не обещаю, — ответил он.
   Леонела шла по коридору в свою комнату. Губы ее были решительно сжаты. Шаг был упруг и тверд, будто она шла не ко сну, а на битву.
   Сколько бы ни избегала Дульсина звонка Федерико, но она не могла вовсе не снимать телефонной трубки. И однажды она услышала голос лиценциата Роблеса:
   — Дульсина! Наконец-то я могу поговорить с тобой…
   — Что тебе нужно, Федерико? У меня нет времени.
   — Я хотел бы попрощаться с тобой. Я покидаю Мексику. Она усмехнулась.
   — И ты столь любезен, что оповещаешь меня об этом? А ты знаешь, что я могу тебя не выпустить из Мексики?
   В ответ она услышала его горячую, срывающуюся речь:
   — Ты этого не сделаешь!.. Ты ведь не сделаешь этого в память о нашей любви? Пусть ты даже не любишь меня больше. Но ты же знаешь, что я по-прежнему люблю тебя! Это и заставило меня позвонить тебе. Скорее всего я уеду навсегда, и разве могу я не проститься с тобой, зная, что, может быть, никогда больше тебя не увижу!..
   Удивляясь самой себе, Дульсина почувствовала, что глаза ее против воли увлажняются.
   — Что мне осталось здесь? — продолжал он. — Твоя неприязнь? Преследования твоих братьев?.. Я постараюсь многое изменить в своей жизни, потому что я противен сам себе… Но перед тем, как уехать, мне так хочется поговорить с тобой, Дульсина!
   — А мы что делаем? — спросила она, стараясь по-прежнему говорить холодным тоном.
   — Нет! — воскликнул он. — Я хочу видеть тебя! Я хочу тебя лучше запомнить! Подари мне всего несколько минут. Умоляю тебя, любимая!
   — Хорошо, — не сразу ответила она. Он уж и не ждал ответа. — Скажи, где ты хочешь встретиться.
   Томаса впервые видела у себя дома такую красивую и богато одетую даму.
   — Вы кто будете? — спросила она ошеломленно.
   — Я Леонела Вильярреаль. Могу я видеть Розу?
   — Ее нет. А вы зачем пришли? Опять Розе больно сделать?
   Леонела спокойно объяснила, что вчера Роза устроила в английском ресторане довольно дикую сцену, а причиной ее ярости была она, Леонела Вильярреаль.
   Томаса, давая гостье понять, чтобы она не очень-то наговаривала на Розу, сообщила, что она, Томаса, между прочим, Розите как бы матерью приходится, а Рикардо Линарес, с которым гостья, похоже, плясала в английском ресторане, Розе муж.
   Леонела кивала головой в знак того, что она все это знает, а пришла потому, что возникло недоразумение. И Роза даже хочет разорвать брак с Рикардо…
   — А вы и рады? — прервала ее Томаса.
   — Ошибаетесь, сеньора. Как раз наоборот. Я знаю, что ваша Роза составляет счастье Рикардо Линареса. Я затем и пришла, чтобы помочь ему сохранить это счастье… Поэтому, если вы разрешите, я подожду Розу.
   — Что ж, коли так, садитесь… А меня простите — мне делами надо заниматься.
   — Пожалуйста, — сказала Леонела.
   Она села и стала с любопытством оглядывать комнату. Ей никогда не случалось бывать в квартирах бедняков. А здесь жила не просто беднячка, а беднячка, сумевшая чем-то околдовать человека, борьба за любовь которого давно стала смыслом жизни гордой аристократки Леонелы Вильярреаль. И вот она вынуждена ждать эту дикарку, искать встречи с ней, опасаясь того, что ее могут запросто выгнать.
   — Ср-рамота! — прокричал вдруг чуть не в самое ее ухо мужской голос.
   Она вздрогнула и испуганно оглянулась. На ламповом шнуре прямо у нее над головой сидел большой яркий попугай. Он разглядывал ее наглым, осуждающим глазом и орал:
   — Ср-рамота! Ср-рамота!
   Нет, удержаться было невозможно! Столько неприятных минут пережила в своем родном доме Дульсина Линарес, что ей страстно захотелось хоть как-нибудь отвести душу.
   И она отправилась в комнату сестры.
   — Зачем пожаловала? — неприветливо встретила ее Кандида.
   — Я подумала, что тебе, возможно, будет интересно: сегодня я увижусь с Федерико.
   Кандида, какого бы плохого мнения ни была о своей сестре, а все-таки посмотрела на нее удивленно:
   — Это после всего-то, что он с нами совершил? Дульсина хладнокровно улыбнулась:
   — Ну, что он там совершил с тобой — это твоя проблема. А я не считаю себя вправе отказать ему в его желании увидеть меня в последний раз перед отъездом из Мексики.
   — Он уезжает из Мексики?
   — И, по-видимому, навсегда.
   Дульсина с холодным любопытством наблюдала, как сестра встретит это известие. Но Кандида только спросила:
   — Зачем ты пришла? Для того, чтобы еще раз причинить мне боль?
   — Ну что ты такое говоришь, Канди?!
   Дульсине так нравилось видеть страдания сестры, что и происходило в настоящий момент, что она даже назвала ее уменьшительным именем, которым давно уже не пользовалась в связи со сложившимися между ними отношениями.
   — Федерико Роблес был когда-то твоим другом, — продолжала Дульсина, — и я сочла, что тебе может быть интересно все, что с ним связано. — Она иронически улыбнулась, не спуская глаз с сестры. — Это все, что я хотела тебе сказать. Извини, если побеспокоила тебя напрасно.
   Она удалилась с сознанием хорошо сделанного дела. Кандида попробовала было продолжить вязание, которым занималась до приходы сестры. Но почувствовала вдруг такую усталость, что ей захотелось одного: закрыть глаза и заснуть.
   Немало сил пришлось потратить Сорайде, прежде чем она добилась разрешения на свидание с арестованным приятелем.
   Куколка сидел в углу камеры. Он сейчас совершенно не походил на того наглого, в огне не горящего и в воде не тонущего молодца, который был известен во всех низкопробных кабаках Мехико. Теперь он и вправду казался Сорайде непутевым сынишкой, натворившим дел и теперь вынужденным отвечать за них.
   Она гладила его по голове, постриженной тюремным парикмахером, а он, уткнувшись в ее плечо, всхлипывал, стонал и ныл, ныл, ныл, требуя, чтобы она что-нибудь предприняла для его спасения, потому что иначе его засудят и он погибнет.
   Ее печальная, но спокойная фраза о том, что он должен будет смириться с приговором, привела его в неистовство. Он стал кричать, что она не любит его и никогда не любила, потому что иначе бы она, при ее-то знакомствах, обязательно бы вытащила его из этой страшной беды, из этой холодной тюрьмы, где невозможно выжить такому милому и не приспособленному к жизни существу, как Оскар Бикунья, которого и Куколкой-то, может, прозвали за хрупкость и беззащитность перед негодяями, испортившими его молодую жизнь.
   Она задумчиво гладила его по волосам, пока надзиратель не потребовал покинуть камеру, так как время свидания истекло.

ВСТРЕЧА СОПЕРНИЦ

   Леонела так и не дождалась Розу.
   Да и не могла дождаться: у Розы было важное дело. В сопровождении Сельсо и Каридад она перетаскивала чемоданы из старого «джипа» Сельсо в квартиру Рикардо.
   Роза решила сжечь за собой все мосты.
   Как ни ценил ее сеньор де ла Уэрта, но она собралась уходить из «Доброй мамы», потому что считала эту работу подачкой, а подачки ей не нужны. Ее не останавливал даже страх Томасы, на что они будут жить, если Роза уйдет из магазина.
   Чемоданы, которые они сейчас тащили по лестнице, были набиты вещами, подаренными Розе мужем. Оставив чемодан в прихожей, Роза предложила своим спутникам:
   — Давайте поскорее сматываться. Мне не по душе здесь засиживаться.
   Но Каридад все никак не могла налюбоваться на квартиру, в которой посчастливилось, хотя и немного, пожить Розе. Сельсо спросил:
   — Ты что же, никакой записки ему не оставишь?
   — Перебьется! — мрачно ответила она.
   Наконец ей удалось оторвать Каридад от осмотра комнат. Они уже собирались открыть дверь, чтобы уйти, как вдруг она открылась сама и вошел Рикардо.
   Кандида не могла вязать. Не могла читать. Не могла смотреть телевизор. Ей необходимо было с кем-нибудь поделиться новой болью, причиненной ей сестрой.
   Она пошла к Рохелио, оторвала его от решения шахматной задачи и стала рассказывать ему о том, что произошло между ней и Дульсиной. Услышав о том, что Дульсина собирается встретиться с Федерико, Рохелио хмуро спросил:
   — Он еще жив?
   — Он позвонил по телефону и сказал ей, что навсегда покидает Мексику.
   — Одним негодяем меньше…
   Она нервно комкала в руках платок и смотрела на брата с негодованием:
   — Как ты не понимаешь?.. Он хочет повидаться не со мной, а с Дульсиной!
   Рохелио с досадой смешал шахматы, подошел к сестре и положил ей на голову руку.
   — Я думал, ты его давно забыла.
   Она прижала пальцы к вискам, как будто ее мучила сильная головная боль.
   — Как я могу забыть его… Ведь я должна родить от него ребенка.
   Он стал целовать ей руку, успокаивать ее, говоря, что у нее не будет Никакого ребенка. Кандида что-то невнятно бормотала, как будто бы припоминая и проклятую лестницу, и роковое падение.
   — Мы все это забыли, — уговаривал ее Рохелио. — Ты выкинула все это из головы.
   Она соглашалась. Но время от времени повторяла одну и ту же фразу:
   — Дульсина хочет встретиться с лиценциатом Роблесом. — Потом посмотрела в глаза брату и по-детски сказала: — Мне страшно!..
   — Ну, что я тебе говорил, Сорайда? Подождите, Рикардо Линарес еще так помучает ее!..
   — Если только это не выдумки, и его перед ней не оговорили.
   — Да сущая правда!
   — А я думаю, Эрнесто, что это — интриги. Розу многие ненавидят.
   — А я верю в любую подлость Рикардо по отношению к ней.
   Сорайда закурила сигарету и глубоко затянулась.
   — Ну, если это так, то мне очень жаль Розу. И советую тебе быть не слишком строгим по отношению к ней. Если она в таком трудном положении, то ей тем более нужна будет твоя дружба. У нее нет друга ближе тебя.
   Он выпил стоящую перед ним рюмку и встал, собираясь уходить.
   — Нет уж. Ко мне Роза Гарсиа пусть не обращается. Кому-кому, а мне совершенно все равно, хорошо ей или плохо.
   Растерялись все, кроме Каридад. Она с достоинством подошла к Рикардо и объяснила ему:
   — В этих чемоданах все вещи, какие вы подарили Розе, когда снова с ней помирились. Привезла она их сюда, потому как не хочет иметь от вас ничего. А мы с соседом Сельсо ей, стало быть, помогли.
   После чего взяла за руку соседа Сельсо, и они удалились, оставив Розу и Рикардо вдвоем. Роза рванулась было за ними. Но Рикардо остановил ее.
   — Ты не уйдешь отсюда, не выслушав меня, — сказал он твердо. — То, что ты вчера увидела, — это фантом! Как бы тебе объяснить…
   Он искал и не находил понятного Розе слова, вместо того, которое употребил.
   — Словом… ты видела то, чего не было на самом деле.
   — Как же, как же… — отозвалась роза, — Все я прекрасно разглядела.
   Он пристально смотрел ей прямо в глаза, будто хотел загипнотизировать.
   — Это просто было прощанье двух современных людей.
   — А я не современная. Я дикарка. Так ведь меня зовут у вас дома?
   Он улыбнулся.
   — Да, ты дикая. Моя дикая Роза. Такой я тебя полюбил и на такой женился.
   Она немедленно отодвинулась.
   — Ну хватит лясы точить! Болтун. Любишь меня — обнимаешься с другой.
   — Я же объяснил тебе, что это был за поцелуй.
   — А мне и объяснять не надо: склизкий, жабий! Оставь меня в покое: я приехала не болтать с тобой, а тряпки тебе вернуть.
   — Ты должна успокоиться.
   — А я не хочу!
   Он попробовал взять ее руку. Она вырвала ее.
   — Ну что мне, на колени перед тобой встать?
   Она не ответила. Отошла к окну и сама себе сказала:
   — Ни в жизнь себе не прощу, что своими глазами увидела: жаба чуть ли не голая — и мужа моего целует!
   Она вдруг вернулась к Рикардо и толкнула его в грудь:
   — И ты ее целовал! И лапал!
   Он опять стал говорить и говорил долго, соглашаясь с тем, что заслужил наказанье, но убеждая в том, что каким бы справедливым это наказанье ни было, а он не сможет без Розы, и куда бы она от него ни делась — все равно он ее найдет.
   Он говорил о том, что Роза должна поставить себя на место Леонелы, которая собиралась за него замуж, и вдруг все рухнуло, но она, вместо того чтобы возненавидеть, смиряется и просит только об одном — о прощальном вечере.
   Он говорил о том, что и на место его, Рикардо, Роза тоже должна себя поставить: он все-таки виноват перед Леонелой, он обнадежил ее, любя-то при этом одну Розу, и как ему теперь было отказать Леонеле в самом безобидном свидании? А?
   На все это Роза ответила коротким и презрительным:
   — Пой, воробушек!
   Потом с брезгливым выражением лица обошла его и уже у двери сказала:
   — Скажи своему лиценциату Валенсии, чтобы обратно бумаги о разводе принес. Я их тут же и подпишу.
   И ушла.
   На столике стояли любимые цветы Дульсины. В серебряном ведерке стыло во льду шампанское ее любимой марки. Даже галстук на Федерико был ее любимый, купленный ею в магазине около площади Испании, в Риме.
   Она вошла торопливой походкой деловой женщины, которой, в общем-то некогда рассиживаться в ресторанах, о чем тут же и оповестила устремившегося к ней с поцелуями Федерико. Держа его на расстоянии вытянутой руки, она прямо так и сказала:
   — У меня времени в обрез. Так что выкладывай побыстрей, что у тебя.
   Он все-таки усадил ее за столик. Налил шампанского.
   — Мы, мужчины, чаще женщин ошибаемся в любви…
   — И поэтому перекладываете вину на женщин! — сразу же перебила его Дульсина.
   Он потупился.
   — Ты веришь, что мне стыдно?
   — Тебе?! Нет. Не верю.
   Федерико стал убеждать ее, что это была лишь интрижка, доказательством чему является тот факт, что он уезжает один.
   — И не берешь ее с собой?
   Он стал взахлеб рассказывать Дульсине, как «она» умоляла взять ее с собой, но он видеть «ее» не может, потому что любит Дульсину, потому что не может без нее…
   В этом месте его монолога Дульсина прикрыла веки и поднялась с места. Но он продолжал твердить, что боготворит ее, вспоминая путешествие в Европу и утверждая, что он, Федерико Роблес, перестрадавший и наказанный, чист, как белый лист бумаги, на котором она может начертить все, что ей захочется.
   Она смотрела на него чуть прищуренным взглядом.
   — И ты уверен, что я смогу простить и поверить тебе во второй раз?
   — Я клянусь, если ты решишься на это, я всю оставшуюся жизнь буду верен тебе.
   Она на секунду задумалась.
   — Когда ты уезжаешь?
   — Надо оформить паспорт и уладить два-три дельца.
   — Ну и прощай. — Неожиданно она протянула ему руку. Он схватил ее руку и стал жадно целовать. Она выдернула ее.
   — Вот в этом нет необходимости, — сказала она, — Прощай! -
   Леопольдина часто думала о том, что телефон — одно из самых гениальных изобретений человечества. Иметь возможность не выходя из дома получать самую неожиданную информацию, а также удивлять этой информацией других — это было счастье, за которое она лично с удовольствием бы поставила свечку в память изобретателя телефона, если бы знала, кто он.
   Вот, например, только что позвонил дон Анхель де ла Уэрта. Узнав, что молодого господина Рикардо нет дома, он уже собирался повесить трубку, совершенно не учитывая того, что Леопольдине надо же кому-нибудь поведать о том, что случилось вчера вечером в английском ресторане.
   И Леопольдина не позволила ему повесить трубку и остаться в неведении относительно Розиной выходки.
   — У молодого господина Рикардо масса проблем после того, что случилось вчера вечером, — торопливо сказала служанка.
   Дон Анхель, естественно, спросил, а что именно случилось вчера вечером. И она с упоением и неизвестными ей на самом деле подробностями рассказала ему о том, как дикарка застукала молодого сеньора Рикардо в ресторане, где он целовался с другой женщиной, и какой она учинила жуткий скандал. Уж такой жуткий, что сеньор Рикардо решил порвать с ней навсегда!