– Я спрашиваю не о тебе и не о Маллигане, Збышек, – сказал, глядя в сторону, Нурминен. – Что ты собирался ДЕЛАТЬ?
   – А-а… Ожидаю ваших приказаний, господин Директор. Сам, лично, предпринимать ничего не собирался. Каким бы образом? Сидел, ждал… Установил в Системе замаскированный адрес, на случай, если Дон таки найдет порт… Спасал свою дупу, пан Директор, не взыщите!
   – Какалов! – зашипел Нурминен. Нервных сил у него осталось еще меньше, чем у Збышека. Нурминен уже себя не контролировал. – Мы тут ведем разведку боем! Боем, понял! Я твоего нытья и стенаний слушать не собираюсь!
   – Да я и не ныл… – сказал Збышек спокойно. – Только, осмелюсь заметить, пан отец-командир, что мы с Маллиганом, вообще-то, просто попали под лоп спайки, и все дела. А чем мы там после лопа занимались, разведки там, не разведки… паллиативные действия в ожидании помощи, пан Директор, не более того. Мы-то, вообразите, по неопытности предполагали, что у нам на помощь спешат самолеты, пароходы там, оленьи упряжки… А оно – нет? Пан Директор, может быть, расскажете, на какой стадии находится спасательная операция, посвященная нам с Доном? Вот я смотрю – вы здесь, очень хорошо, первая ласточка. А дальше?
   – Какалов, у нас другие приоритеты.
   – А у нас с Доном какие в таком случае?
   – Да работают люди наверху, работают… Устал я что-то. Давай присядем и начнем снова.
   – Хорошо. Тогда уж пряничками обменяемся?
   – А тебя хватит?
   – Ну личные наблюдения я тебе отдам, Волчара.
   “Пряничками” хакеры называли сгустки оперативной информации, усваиваемой собеседниками моментально; в киберспейсе такие сгустки имели вид тульских пряников. Два пряника тут же и образовались перед Нурминеном и Какаловым, хакеры съели их, причем Збышек – с заметным трудом.
   – Все понятно, – сказал через сотню микросекунд Нурминен. – Благодарность от имени человечества выразить?
   – Кашлял я на него, – произнес Збышек. – Волчара, слабо занять немного памяти? Что-то плохо мне, Волчара… Значит, говорите, Мешок скоро не лопнет?
   – Если лоп не будет инициирован изнутри. И теперь ясно – кто это способен сделать. Система. Пароли, коды, командные программы, – где, Призрак?
   – Я не помню. Я же без железа, то есть совсем без никакого. Даже без транслятора. Не помню. Я, точно, качал что-то такое, но хранить не мог – занимался твоими пивными трюками. Что-то писал. Но где, на чем… Один Маллиган знает. Если мы с ним еще живы.
   – Насколько я понял, повторить хак тебе не по скорости.
   – Почему? По скорости. Но памяти не хватит, Волчара… А у тебя, я вижу, не займешь…
   – Это так… Пошли.
   – Куда это?
   – Вниз. В Систему.
   – Не-а. Тебя сотрут. Не спрячешься. Система закрыта, ты что не понял?
   – Через Мешок я прошел.
   – Он пассивен.
   – Черт! – сказал Нурминен. – Какалов, как мне тебя подгрузить?! Давай думать, мы же оба гении! Целая планета!
   – Да, я думал. Как бы нас, болезных, не перекосило от такой атаки… Да стрельнуть по ней, и все дела. Чего ж тут думать? Баймурзин ваш посчитает полгодика да и разберется, как в Мешок доставить бомбочку. И бабах! Чего ты, Волчара, маешься? Так и будет.
   – Двести миллионов человек, – сказал Нурминен. – Наверху этого не знают. А это меняет дело.
   Теперь нервы сорвал Збышек.
   – Ох ты, ух ты! Какие сантименты! Какие высокие намерения и порывы! Что тебе до малоразвитых заколдованных инопланетян, Директор Эйно? Как это там… “Взвесь оба зла и выбери легчайшее”! А я уж тут останусь, подожду, как там Дон справится, или “Калигула” прорвется… если ты позволишь. Господин Директор.
   – Помолчи, Какалов! Я буду думать…
   – С удовольствием, – проворчал Збышек. – Вот же, блин, как с тобой не столкнешься, – одни отрицательные эмоции!
 
* * *
 
   Когда большущий ирландец Дон Маллиган понял, что уперся в тупик, Збышеку оставалось жить девять минут. Исподволь Дон был готов к чему-то подобному. Эмоциональное восприятие надвинувшейся на него действительности стоило бы дорого, и Дон остался хладнокровным. Он выпустил из руки ремни, за которые волок партнера и принялся обследовать стену. Все было не так уж плохо: стена, преградившая Дону путь состояла из кирпичей. Датчик (почти что сдохнувший; фонари тоже на ладан дышали) показал – за стеной пустота. Дон отодвинулся от стены, намереваясь с ней покончить, для чего обнажил пугач и на ощупь настроил его в режим “пробойник”. Затем он снова спрятал пугач, поставив его на предохранитель, стиснул зубы и, зажмурившись, выругался.
   Пробить стену разрядом пугача очень просто, даже если ты под водой, а разряд весит миллион вольт, все будет с тобой в порядке: если только на тебе надет спецкостюм. Полный спецкостюм, включая шлем, которого нет на Збышеке. Спокойно, заставил себя подумать Маллиган. Все очень серьезно, но время есть, нужно только все тщательно продумать… Нож. Слабо. Теплоразрядником. Точечный, проплавить кирпич он проплавит, но дырочка выйдет в сантиметр, некогда… Дон ударил в стену кулаками. Черт его разберет… Катана!
   Он лихорадочно расстегнул чехол на спине Какалова, бесцеремонно перевернув поляка рылом в слизь, покрывавшую пол (стены и потолок) затопленного коридора. Вытащил меч из чехла, лезвие мягко проблестело в зеленоватом сумраке. Восемь минут. Дон ухватился за рукоять, прицелился и с размаху ударил. Клинок провалился в кирпич, как лазерный. Дон заорал и принялся за работу. Он колол и рубил стену, как бешеный овощефоб на капустном поле, и стена подавалась. Семь минут. Шум. Откуда шум? Шуи там, за стеной; шумит вода. Облако земляной взвеси распространялось от насилуемой перегородки, Дон полностью оказался в нем, абсолютно ничего не видел, иначе обратил бы внимание на возникающие в местах образовавшихся его трудами проломов водоворотики, всасывающие пыль за стену… Вдруг стена провалилась. Раздался страшный рев, вода вокруг стала ослепительно чистой, потом вспухла белыми бурунами, огромные пузыри возникли кругом, Дона рвануло, опрокинуло, и он, тотчас выпустив рукоять меча из руки, забарахтался и полетел куда-то в мокром холодном бурлящем аду… “Збы-ы-ых!” – заорал в ужасе Дон, работая изо всех сил ногами и руками, пытаясь сопротивляться потоку, вернуться к Збышеку, которому осталось шесть минут… Ужас Дона перешел в ярость, он сам был виноват, не удосужившись сначала постучать по стене и послушать звук… Тут его шарахнуло боком о выступ на стене, так, что напрочь пережгло дыхание. Попыток нащупать Збышека в мути и бурунах он, однако, не оставил,. ибо надеяться оставалось только на то, что поток несет тело Какалова где-то поблизости, и что ему повезет, не свернет ему шею, ударив о стену или потолок… Вверх, вниз, вниз, вверх, вбок, бах, свет! Стало светлее. Стало совсем светло. Какое-то мгновение Дон ясно видел впереди светлый круг, абсолютно похожий на автомобильную фару в густом влажном тумане. Затем его выбросило в день, в воздух, и расстояние до дна пропасти, куда Дон падал носом вниз вместе с потоками воды стремительно, в полном соответствии с законом всемирного тяготения, который не отменяется даже и на Странной Планете, стремительно, убивающе уменьшалось. Сквозь бурлящую на дне пропасти воду Дон ясно видел острые валуны, меж ними лениво играли солнечные блики… За миг до того, как Маллиган влетел в туман, порождаемый водопадом, его перевернуло, словно специально для того, чтобы увидеть небо и парящего в нем растопыренного Збышека.
   – Збых! – крикнул Дон. Его снова перевернуло лицом вниз… и он заметил – как быстро работают иногда мозги! – вы не поверите! – он заметил – не успев понять направление, определить расстояние до… – ЗАМЕТИЛ НАМОКШИЙ, БЕССИЛЬНО ПРОТЯНУВШИЙСЯ ПАРАШЮТ И, ЯРКО-ОРАНЖЕВЫЙ БОК АВАРИЙНОГО КОНТЕЙНЕРА С ЭМБЛЕМОЙ ППС И ТАБЕЛЬНЫМ НОМЕРОМ “КАЛИГУЛЫ” В ЦЕНТРЕ ЭТОЙ ЭМБЛЕМЫ!…
   – Ура! – крикнул Дон и сию же секунду достиг дна пропасти.
   Сознание не остановилось. Дон, профессионально сгруппировавшийся, ощутил удар, но удар не о камни, а о воду, мгновенно сложился “ножницами” и завертелся вокруг оси, тормозя падение точно также, как это делает входящий в атмосферу для аварийной посадки патрульник. Вокруг продолжало бурлить, меж потоков встречались провалы, уплотнения, Дон бродил между ними, стараясь сориентироваться… внезапно он почувствовал, что ему не хватает воздуха. Это было странно. Индикаторы герметичности ни на миг не меняли цвета. Все оказалось проще: влетев в воду, Маллиган задержал дыхание. Просто рефлекс. Так, планета там, космос – вон где. Поплыли!
   Несколькими мощными гребками Маллиган отдалил себя от водопада, вынырнул на поверхность и сразу увидел Какалова. Точнее, его зад, а еще точнее – зад спецкостюма Какалова, обладавший наиболее весомой плавучестью. Не медля ни секунды, Дон поплыл к заду. Ничего кошмарного не произошло, зад имел оба продолжения, и оставалось еще четыре минуты. Потом – клиническая смерть. Блин, ведь мы выбрались!
   – Мы выбрались! Збых! Мы выбрались! Дупа ты с ручкой, песья кровь, резус отрицательный! Пошли на берег!
   Транспортировка неподвижного плавающего объекта к берегу заняла еще две минуты. Водопад извергался в неглубокую – метров семь глубиной – естественную чашу у подножья стометровой каменной стены; чаша давала начало несильному узкому потоку, спускающемуся от стены вниз же: там был еще один водопад. Водопад был высотой всего-то двадцать– двадцать пять метров. Дон выволок Збышека на каменистый берег и первым делом осмотрел его голову. Поляк шею не сломал. Дон с облегчением вздохнул, глянул на часы, ввел противоядие и уложил Збышека в предписанную инструкцией позу. Затем с огромным облегчением отстегнул наплечные ремни и снял со спины микробокс. Н-да… Крепкая штуковина. Все в порядке. Опять накакала. Ладно, девка, попрей пока, всем сейчас тяжело. Дон оставил микробокс подле Збышека, а сам побежал на поиски контейнера. Им владело ощущение, что приключения заканчиваются. Он знал, что это не так, но передышка мозгам не помешает совершенно. Кроме того, Дон был преисполнен живейшей признательности Макропулусу, молодец, комп, на “Калигуле” было пять контейнеров, он их сбросил, видимо, все, пять шансов на миллион, любопытно, кто из нас так везуч, наверное, я, Какалов слишком безалаберный, а я алаберный, поэтому и везет; это надо же – на операции шлем снять! Но теперь все пойдет, как по маслу. Выбрались, выбрались!
   Достигнув контейнера (для чего пришлось обежать чашу, контейнер лежал на противоположном бережку) Дон быстро определил, что кожух цел, ключ наверху, вообще-то ключи нужно ставить со всех сторон, а то упал бы ключом вниз, ворочай эти триста килограмм с ребром полтора метра, надрывайся – после всего-то. Маллиган рванул ключ. Контейнер громко зашипел, лопнули предохранители и обнажился шифрозамок, на котором Дон, от полноты чувств засвистев “Can't Buy Me Love” с вариациями из “Зеленых Холмов Земли”, нащелкал 911-03 – стандартный код, открывающий любой замок SOS-средства. Контейнер, как в сказке, отворился. Дон сорвал, запевши в голос, защитную пленку. Прямо сверху в креплениях лежали разобранные авиасани. Дон сбегал к Збышеку, проверил реакции тела, прочитал показания на дисплее аптечки, покивал и вернулся к кладу. Мысленно поддернул рукава и принялся контейнер потрошить.
   Под санями, которые Дон извлек и отложил вместе с креплениями лежали два чемодана со спецкостюмами. Дон сдвинул чемоданы и глазам его предстали сразу: картонка с продуктами и панель аварийной рации; впрочем, контейнер, сразу после открытия его, сам должен был просигнализировать Макропулусу и, более того, немедленно начать съемку происходящего вокруг на встроенный регистратор – с немедленной трансляцией отснятого. С чего начать? – подумал Дон жадно. Совместим. Он распотрошил картонку, набил рот ореховым шоколадом, залил сверху шкаликом коньяку, одновременно включая рацию. Рация выбросила (Дон еле увернулся) “веер”, немедленно развернувшийся, и задвигавшийся в поисках аварийной частоты “Калигулы”. Оставалось подождать. Хотя сколько? Вообще-то, Макропу бы висеть на приеме дни и ночи, а сигнал ушел минут уж десять, как… Ладно, подождем, может он без разговоров на посадку идет… непорядок… Дон старательно отгонял беспокойство, глотнул еще коньяку, тщательно читая наклеенный на внутреннюю сторону откинутой крышки контейнера регистр с инструкцией… Купол нам не нужен, так, батарейки, кислород, вода, спецсредства… оружие. Достану. Дон выдернул из ящика карабин. В два щелчка проверил, повесил за спину.
   – Ну, что там? – спросил он у безответной рации, отстегнул от корпуса съемную панель, поднес ее к глазам. Нули по всем частотам. На орбите в зоне радиовидимости корабля нет. Очень мило, подумал Дон. Настроение его стремительно протухало.
   Включим дальний поиск, решил он. Бесполезно, Макроп нас не мог бросить, но вдруг… Обстреляли его, и сбили… и все дела. Не мог бросить. Погиб. Привет от тети Франи, как говаривал полковник Плотник… Ладно. Продолжаем робинзонаду, опер. Для начала – позаботимся о ближних. Шлем – Збышеку. Хорошо, что аэросани есть. А то таскай его на закорках… Как там нас учили? Сначала все тщательно спланировать. Тщательно. Пункт первый. Связь.
   Дон вытащил за ручки рацию из контейнера, быстро перенастроил ее в режим ретрансляции, связал с “ушками” в шлеме, ухнув, раскрутил рацию вокруг себя и запустил в воду, подальше. Бульк! Проверка, раз, раз, два… работает. Хотя, Дон, проверять-то надо ДО!…
   Пункт второй. Энергия. Две упаковки с батарейками. Дон поменял батарейки у себя в костюме, сунул в набедренный карман комплект для Збышека, оставшиеся бросил на дно рюкзака, заботливо включаемого инженерами SOS-службы в комплект аварийного контейнера.
   Пункт третий. Средства жизнеобеспечения. Еда, коньяк, обеззараживающие средства, вкладыши в кислородные фильтры, вкладыши в углекислотные поглотители, две сменные обоймы для личных аптечек – в рюкзак же.
   Пункт третий. Оружие. С этим порядок и так, но магазинчик для карабина, хоть он и тяжелый, – в рюкзак.
   Спецсредства. Сигнальные ракеты, рулетка – пять километров лески, и так далее… В рюкзак. Полный.
   Аэросани. Так, это сюда, эти карабины замкнуть, руль, закрылки, аккумулятор полный, это сюда, здесь включить, разъем два к порту два же, разъем один к порту один. Работаешь.
   Пункт шестой. Уничтожить контейнер, предварительно загрузив в него упаковочную тару и избыточное снаряжение. Жаль. Код 119-30. Верхом на сани и ходу.
   Сзади хлопнуло.
   Дон приземлил сани, проверил дела Збышека – противоядие эффективно, дышит, сердцебиение замедленное, нормальное… в себя не пришел, тыковка. Поменять у девки пеленки? Давай, а потом будем думать. Как это трудно – думать в одиночку!
   Как только Дон раскрыл микробокс, ближайший Наконечник принял обратный сигнал с преобразователя, вживленного в мозг девочки, сигнал, помеченный “уничтожить”.
   В распоряжении Наконечника находились четыре эффектора и средство доставки. Наконечник распространил по Системе сообщение и получил одобрение своим намерениям. В пятнадцати километрах от водопада сдвинулась в сторону, ломая деревья, часть приятной лужайки в лесу, завыли стартовые моторы и поднял нос небольшой, черный, угловато-изящный “Стелс”. По бокам от него выросли две штанги с установленными на них лазерными установками. За две минуты лазеры уничтожили лес, превратив его в короткую взлетную полосу. “Стелс” завизжал и взлетел. У него на борту находились два из четырех эффектора местного Наконечника. Они были вооружены лазерными винтовками М-60, вакуумными гранатами и напалмом.
   – На грунте, слышу ваш сигнал, отвечайте “Калигуле”!
   Дон подпрыгнул на месте, надавил подбородком на широкий сенсор, включающий микрофон “ушек” и завопил:
   – Здесь Маллиган, требую немедленной эвакуации! Координаты – на частоте! Макроп! Макроп!
   – Здесь Нурминен. Здравствуй, Бык.
   – Директор! – Маллиган едва не заплясал на месте. – Ты велик, как обычно! Спускайся, тут здорово! Ты на “Калигуле”? Постой… а почему?
   – Меня в Мешке вообще нет, – со смешком сказал Нурминен. – Хочешь с Какаловым поговорить? Мы тут с ним вместе…
 
   (Документ 6)
   Аудиозапись с регистратора следящего устройства штурмовика “Калигула”.
   Запись велась двадцать четыре минуты.
   Текст:
   “Призрак”: Дончик, ау!
   “Бык”: (нецензурно): Твою виртуальную мать в одно и другое ухо! Ты где? Вы где?
   “Волчара-Никто”: Не очень кстати. Непрофессионально. Всем моим – кто в досягаемости. Слушать, работать.
   “Призрак”: Дон, а нас спасать никто и не собирался. Они бомбочку хотели…
   “Волчара”: Молчать, Какалов!
   “Бык”: Снимите меня с планеты, вашу так! Где “Калигула”? Киберпилот, связь первому!
   “Призрак”: Дон, он не может. Он на нас с Волчарой работает. Я – внутри планетной сети, надо быстро, а то засекут, тут черт его что твориться! Короче! Тебе надо найти порт и внести меня в него, тогда я выскочу в тело. Я жив? Транспортабелен? О, Дон, а я тебя вижу! А почему я тебя вижу? Волчара, это ты ретранслируешь? О! А я себя вижу! Дон, девчонку простудишь!
   “Бык”: Я подорвал контейнер. Я только на связи, без видеоряда. Где порт-то, Збых?
   “Волчара”: От Маллигана видео не идет. Какалов, я передаю только текст, что там у тебя?
   “Призрак”: Дон, тревога. Северо-запад. Самолет.
   “Волчара”: Как так – самолет?…
   “Бык”: Так твою так… Кто это!?
   Помехи.
   Сильные помехи.
   Отдельные, неидентифицируемые возгласы. Хорошо слышен только Нурминен, он взывает, требуя информации, которая ему не предоставляется. Взрыв. Стрельба. Возглас нецензурный, на фоне длинной очереди из карабина.
   Сильный взрыв.
   “Калигула” (спокойно): Пошли вы все, начальнички. Первый, иду к вам. Защиту на ять, бить буду сильно. Попытайтесь укрыться. Вижу запуск ракеты… два… три… пакет… нейтрализую орбитальную сеть с “Баймурзы”, Первый, глаза!
   “Волчара”: Макропулус, отставить!
   “Калигула”: Пошел ты на…
   Снова помехи. Хронометраж неустойчивый. Условный знак залпа “Баймурзы”. Неразборчивый крик Маллигана. Рев Какалова.
   “Призрак”: Дон, не стреляй в него, это я! Я в нем! Туда! Туда! Вот, блин, автомат, неудобно… Дон, я железный, прикрою, ТУДА БЕГОМ!
   “Бык”: У меня тут сани…
   “Призрак”: Вот и давай, пока у меня патроны…
   “Бык”: Сзади, Збых!
   Длинная очередь дуэтом.
   “Призрак”: Я прикрою, Дон! Волчара, вот координаты Алтаря, там порт, наводи сани с “Калигулы” – Макроп, НЕ ПРИЗЕМЛЯТЬСЯ, РЕТРАНСЛИРОВАТЬ СИГНАЛ НАВЕДЕНИЯ, РАЗМОНТИРУЮ!
   “Калигула”: Принято. Точка “Алтарь” в двенадцати километрах. Первый, держитесь, я поведу сани!
   Условный знак залпа “Баймурзы”. “Не отвлекайся, кмбер, Я стреляю! – голос Нурминена. – Веди сани!”
   “Бык”: Збышек! Збышек!
   “Призрак”: х х х х х х х
   Лакуна.
   “Бык”: Где? Где, Макроп?
   “Калигула”: Вот этот валун.
   Визг пугача в режиме “секач”.
   “Волчара”: Маллиган, обстановку!
   Пауза.
   “Волчара”: Маллиган, говори со мной!
   Пауза.
   “Калигула”: Иду на посадку. Плевать.
   Условный знак посадки. Условный знак залпа “Баймурзы”. Еще один.
   “Калигула”: Авраамий, не надо!
   “Экспресс-лаб “Ямаха-09”: На тебе конфеточку, падла!”
   “Волчара”: Маллиган! Маллиган! Какалов! Маллиган!
   Условный знак залпа “Баймурзы” и условный знак, обозначающий, что установка теперь пуста и небоеспособна. Условный знак массированного огня с ПМП.
   “Волчара”: “Калигуле” – огонь со всего. Повторяю – ОГОНЬ СО ВСЕГО. ХРЕН С НИМИ, С АБОРИГЕНАМИ, ОГОНЬ СО ВСЕГО!
   “Калигула”: Программа пошла.
   Конец записи.
   Конец записи.
   Конец записи.
   "– Том!
   Нет ответа.
   – Том!
   Нет ответа.
   – Ну погоди, проклятый паршивец! Второй том!»
   «Приключения Тома Сойера»
   том второй
   Госпиталь «Стратокастера» сверкал белизной, и в белизну эту ненавязчиво вкрадывалось голубое, отчего белый цвет казался еще ярче. Пол с гладким пружинистым покрытием идеально гасил звук шагов, стены источали покой, такой безмерный покой, что Дона охватило чувство нереальности существования – так бывает во сне, когда плывешь и плывешь неведомо куда, и – ни шороха, ни движения, ни жизни вокруг.
   Госпиталь. Збышек здесь месяц, и только сегодня Дон получил разрешение навестить его.
   Ну да, никто не запрещал посмотреть на Какалова, включив монитор в коммуникационном зале приемного покоя, и даже, наверное, поговорить, предварительно испросив согласия у лечащего врача и охраны, но Дон не хотел улыбаться изображению, говорить с изображением и не иметь возможности пожать изображению руку. Пришлось ждать.
   Палата интенсивной терапии номер двести четыре. Охраняемый объект.
   Дон остановился перед дверью, расстегнул еще одну пуговицу на рубашке и повертел в руке букет цветов, выглядящий, надо сказать, весьма по-дурацки. Дон даже малодушно пошарил глазами по коридору, соображая, куда бы ему поаккуратнее засунуть букет, чтобы не вызвать бурю восхищения со стороны бдительного медицинского персонала.
   Но не успел.
   – Эй, ты там моей смерти ждешь, что ли? – Збышек по своему обыкновению выражался чрезвычайно тактично. – Чего встал? Заходи уже! Не дождешься, гадюка!
   Деваться было некуда. Дон шагнул в палату с букетом наперевес.
   – Привет…
   – О! – восхитился Збышек. – Первые цветы в моей жизни! Я ощущаю себя таким чувственным, таким…
   – Пунктуальным, – мрачно сострил Дон.
   – Пунктуальным… Н-да. Ты все блещешь. Продолжаем разговор. Откуль цветы-то взял?
   – Это не я. Это тебе Энди передала, – соврал Дон, проклиная себя последнейшими словами…
   Словно гору с плеч свалил.
   – Да? – сказал Збышек странным голосом. – Минут десять назад я с ней разговаривал… Про цветы ничего не было. Она обещала только огурцы. У нее блат в оранжерее. Наконец-то я поем огурцов, а тебя рядом не будет!
   – Какие огурцы? – удивился Дон. – Почему – огурцы?
   – Это целая эпопея, – объяснил Збышек. – Ставь веник вон в тот сосуд на тумбочке, а я тебе пока все обскажу.
   Дон отыскал выработанный герметик, наполнил его водой из-под крана до половины и воткнул в посудину цветы. Что бы там ни говорил Збышек, но эти пушистые желтые шарики на тоненьких веточках выглядели очень мило.
   – А фрукты куда?
   – Съешь, – посоветовал Збышек. – Мне все равно нельзя.
   – Даже яблоки?
   – И яблоки, и манго, и профитроли в шоколадном соусе. Ничего нельзя. Даже пива.
   – Дрянь какая! – посочувствовал Дон, смачно отгрызая у огромного красного яблока половину бока. – Как же ты жив?
   Збышек мужественно проглотил слюну.
   – Еще целая неделя, – пожаловался он жующему Дону. – Кормят жидкой овсянкой и поят молоком. Этот эскулап – он сумасшедший, точно. А я огурцов хочу – мочи нет!
   – Мочи нет? – поразился Дон, прекращая жевание. – А как же ты…
   – Дон, мОчи, а не мочИ! Я умру от тебя, а не от болезни, ей-богу!
   – А… А через неделю-то – что?
   – Он сказал – можно начинать осторожно вводить огурцы.
   Дон захохотал. И подавился.
   – Так тебе и надо, – сказал Збышек. – У человека – беда, а ты ржешь. И Энди ржет. Даже пообещала огурцов прислать – потоньше и подлиннее. Гады вы все-таки. Но я люблю огурцы.
   – Ты не расстраивайся, – ласково сказал Дон, прокашлявшись. – Врач рекомендует вводить огурцы, значит, надо вводить. Ему лучше знать. Диаметра он не указал?
   – Дон, ты никогда не состришь смешно. Уймись. Нет, диаметр он не указал. Я мяса хочу, понимаешь? И пива. А они меня – овсянкой. Средневековье какое-то.
   – А всё – почему? – сказал Дон. – А всё – потому, что овсянку вводить легче. Жидкая она.
   – Для. Особо. Одаренных. Объясняю. – Збышек, кажется, обиделся. – Вводить – в рацион.
   – И терминология у местных лекарей… нестандартная, – по инерции хихикнул Дон и тут же сделал серьезное лицо. – Ладно, не обижайся. Ты сейчас слабенький, когда ж еще над тобой безнаказанно поиздеваешься?
   – Я запомню, – хмуро пообещал Збышек. – Я все запомню. Отольются кошке… Да! Как девчонка-то?
   – Нормально. Спит. А дрянь эту блестящую, что из нее достали – увез Баймурзин. Обозвал меня высокогуманным и добропорядочным ирландцем, сообщил, что вовремя мы девку вытащили… слушай, по моему, Баймурзин – псих.
   – Что ты так его?
   – А он абсолютно голый был. И в татуировках.
   – Это его собачье дело. Ты вот одет и белокож, тебя же не объявляют на том основании сумасшедшим.
   – Ладно, – сказал Дон, поднимаясь, – пойду. Главное я уже понял – ничего страшного с тобой, к сожалению, как всегда, не случилось. Выбирайся отсюда быстрей.
   – Вали-вали, глупый белый человек – согласился Збышек, грустно глядя в спину партнеру. – Ты ничего не забыл?
   Музыкальный Бык остановился у двери.
   – Вроде, нет.
   – А ножик?
   – А парик?
   – Беру свои слова обратно! – немедленно молвил Збышек. – Нижайше помалкиваю. Ты погоди, действительно, идти, чего приходил-то? Как там вообще?
   – Где?
   – Ну в мире? В Галактике? Вообще.
   Дон подумал и вернувшись к одру, присел на теплый стул в изголовье. Оперся локтями о тумбочку, погрузил подбородок в роскошные кружева на груди ослепительной концертной рубахи, всем видом изобразив тщательное раздумье.