Страница:
Дон кивнул:
– И все-таки я не понимаю – на что я тебе нужен? Давай, только не увиливай. Я никогда не верил в альтруизм.
– Правильно, – похвалил собеседник. – Я подумал, что ты справишься, если тебе предложить одно дело. Одно из самых серьезных дел, существующих в мире.
Глаза Музыкального Быка сузились:
– Что-то мне эти танцы вокруг да около не нравятся. Хочешь говорить – говори, не хочешь… Пошел на хер. Спасибо, век не забуду, – но – пошел на хер.
– Я не обидчивый, – сказал незнакомец. – И по этому адресу не пойду. Нечего мне там делать. Предпочитаю женщин.
– И будет ответ? – спросил Дон.
– Конечно будет. Но хочу спросить вот что. Ты понимаешь, что в системе тебе делать нечего? Учитывая ситуацию?
– Само собой. Только…
– Погоди. Ты видишь возможность сделать так, чтобы местные копы до тебя не дотянулись?
– Нет. Если бы я не напился, я мог бы улететь с О'Доннелом, но я напился. Благодаря тебе. Теперь поздно об этом говорить.
– Хорошо. Последний вопрос – на сообразительность. Кого копы не имеют права тронуть, невзирая на все предписания всех прокуроров Дублина?
– Королеву Английскую, – хмыкнул Дон.
– Я серьезно, – сказал незнакомец.
Дон задумался. На глаза ему попалась открывшая пасть гитара, и он несколько секунд просто смотрел на нее, соображая, каким образом он станет ее чинить, где возьмет инструменты и материалы… Потом зацепил пальцами грубую ткань джинсов и с удовольствием ощутил привычную рубчатую структуру окрашенной индиго материи… Потом поднял стакан с чаем, в котором лед уже успел растаять, и только одна хрупкая льдинка билась о тонкое стекло с прозрачным, почти неслышимым звоном, и медленно исчезала… Потом за окном послышался высокий свист военного гравилета… Военного. Музыкальный Бык поднял глаза и скривился.
– Ну да, – сказал он, – я понял. Можно было догадаться. Ты – вербовщик.
– Я? – округлил глаза собеседник. – Господи помилуй! Ну, Маллиган! Я что, похож на вербовщика?
– Нет. Потому я сразу и не понял.
– И до сих пор не понял, – успокоил его незнакомец. – Если ты решил, что вербовка в армию спасет тебя от полиции, то ты крепко ошибся. Спасет, но временно – до тех пор, пока гражданские власти не потребуют у военной прокуратуры твоей выдачи. Прежде, кстати, до вербовочного пункта нужно добраться. Тебя, скорее всего, не выдадут, но дело переадресуют армейскому трибуналу. А приговоры армейского трибунала… Тьфу, не к ночи будь помянуты! Ваш дублинский катарсизатор – гораздо гуманней. Кроме того, кто ты такой, парень, чтобы вербовщик таким образом с тобой возился, а? У вербовщика таких – десятки и сотни.
– Таких – нет, – сказал Дон.
Незнакомец открыл рот и захохотал.
– Ты чего? – спросил Дон.
Отсмеявшись, собеседник (дьявол, подумал Музыкальный Бык, как же его зовут?) объяснил:
– Это – одна из причин. Нам не нужны десятки. Нам нужны единицы, знающие себе цену. Я посмотрел на тебя. В деле. В пьянке. С похмелья. И я решил, что тебе можно предлагать подписать договор.
– Кровью? – понимающе сказал Дон.
– Почему – кровью? Достаточно отпечатка глазной сетчатки. Хотя, конечно, идентификация по ДНК вещь более надежная… Об этом надо будет подумать. Нет, все равно, достаточно сетчатки.
– Договор. С. Кем. И. О. Чем? – раздельно, почти по слогам произнес Дон, едва удерживаясь от того, чтобы не треснуть собеседника по шее.
– С полномочным и высокопоставленным представителем управления по кадрам ППС Западной Области СМГ. О поступлении на работу в подразделение Аякс данного учреждения.
Нет, этот день уже исчерпал все запасы маллигановского удивления на год вперед.
Поэтому Дон почти не удивился.
О пограничниках ходило много разнообразных слухов. В большую часть из них поверить было почти невозможно. Часть выглядела правдой. И вызывала раздражение, как вызывают раздражение все те, кто берет на себя роль спасителей вселенной. Но таинственный ореол вокруг погранично-патрульной службы, созданный болтовней раздраженных или восхищенных обывателей, жиже от этого не становился. Иногда патрули пили у “Поросенка”, Дон знал десяток жалостливо-героических песен. Пили вместе. Трепались. Много.
Но подразделение Аякс в разговорах не фигурировало.
– Я не космонавт, – сказал Дон. – Я в космосе ни разу не был, понимаете?
Почему-то он перешел на вежливую форму обращения.
– Неважно, – сказал незнакомец. – Это не самое главное. Техника существует для того, чтобы ей учиться. Ты знаешь, такого музыканта – Армстронга?
Дон выпятил губу.
– Все-все, молчу, – сказал полномочный и так далее, поднимая руки. – Так вот. Однажды я читал…
– Похвально, – съязвил Бык, очень обиженный.
– Ты слушай. Я ж объясняю, чего я от тебя хочу, – терпеливо сказал представитель и далее там. – Этого Армстронга спросили, как собрать хороший оркестр. Он сказал: все просто, надо позвать хороших ребят и научить их играть. Понимаешь? Вот я этим и занимаюсь.
– В принципе – да, понимаю, – сказал Дон, услышал свой ответ как бы издалека, и не поверил собственным ушам.
Боже, что я несу? Пограничники, Аякс какой-то, спецуправление… Похоже – сплю. И что теперь?
– И что теперь? – спросил он.
– Теперь, – улыбнулся представитель спецуправления, – пора отсюда сматываться.
– А договор? – напомнил Музыкальный Бык.
– Потом, – отмахнулся представитель, и встал. – На корабле. Одевайся.
Дон принялся быстро натягивать джинсы, прыгая на одной ноге как сумасшедший аист. Застегнув ширинку, остановился и посмотрел на ожидающего в дверях спасителя:
– А как же запрет? На вылеты? Вы…
– Ты, – поправил спаситель. – Ненавижу эти условности. И в дальнейшем, Дон, – без званий. Ты. А запрет – не твоего ума дело. Одевайся.
Покорно застегивая рубашку, Дон думал о том, почему он позволяет этому типу так хамить и при этом не чувствует особенного раздражения… Вообще раздражения не чувствует.
– Готово. Идем?
– Идем.
И они пошли.
На лифте они спустились в гараж, где рядами стояли частные автомобили. В гараже никого разумного не было, только в дальнем углу возился мелкий автосерв и гремел какими-то железяками. Где-то в том же районе гаража играла музыка. Возможно, в серве и играла.
– Садись, – перед Доном распахнулась боковая дверца двухместного скоростного “висконсина”. Очень дорогого.
– Твой? – с уважением спросил Дон.
– Аренда, – сказал незнакомец пренебрежительно. – Еще не хватало.
– Слушай, – позвал Дон, – надоело мне ждать, пока ты представишься. Как тебя зовут?
– Меня зовут Эйно, – сказал незнакомец, поднимая машину в воздух. – Эйно Нурминен. Я со Старой Земли.
Эйно так Эйно. Имя, конечно, необычное, но ничего о владельце не говорящее. Со Старой Земли, смотри ты!
– О'кей, – сказал Дон. – Рад познакомиться.
Эйно хмыкнул. Он вел машину на средней скорости, прошел по городу на втором уровне, удачно миновав все полицейские посты; выскочил в рабочее предместье, поплутал по узким переулкам и выбрался за город. Направлялись они куда угодно, только не к терминалам космопорта. Маллиган, проживший в Макморре всю сознательную, равно как и бессознательную, часть жизни, в этом-то был уверен.
Все возникающие (десятками) вопросы он держал пока при себе. И только слегка пригибался на сиденье, когда кто-нибудь из обгоняемых водителей проявлял к его персоне интерес. Все-таки слишком многие знали его в лицо. И не факт, что после такой мимолетной встречи один из водителей не позвонит в полицию и не сообщит об обнаружении там-то и там-то страшного преступника Дональда Маллигана, раскатывающего на “висконсине” с таким-то номером.
Наконец Эйно свернул с трассы и заскользил между холмами, ведя машину в сторону реки Тамз. На берегу он мягко посадил аппарат, выгнал наружу Дона и включил автопилот. “Висконсин” поднялся в воздух и полетел обратно в город. Дон терпеливо ждал продолжения. Нурминен скосился и посоветовал:
– Расслабься. Я не собираюсь здесь партизанить.
И достал телефон.
– Тимоша, – сказал он негромко, – забирай меня. Всем системам – подготовиться к старту. Жду в назначенном месте через шестьдесят секунд. Время.
Минута прошла в молчании. Поверхность воды зашевелилась, вздыбилась сверкающим горбом, и над рекой, покачиваясь, повис небольшой вельбот. Вельбот подлетел к берегу, зафиксировался, и в его гладком матовом боку открылся овальный проем. А из проема выпал легкий трап. Прямо к ногам Нурминена. Нурминен взбежал по ступенькам, высунулся из люка и гостеприимно предложил:
– Так ты летишь? Если летишь – пошли.
Дон глубоко вздохнул, с тоской огляделся по сторонам, потряс головой, поправил сумку, взял кофр с изувеченной гитарой наперевес, как копье.
И пошел за Нурминеном.
Глава 6
Модные лет девять назад штаны от легкого пустолазного костюма из металлизированного сверхнейлона, с многочисленными карманами, замками, замочками, кнопочками, необходимыми для успешного пустолазания, чудовищно потертые, неоднократно собственноручно заклеенные, висели на спинке стула и Збышек давно и не отрываясь смотрел на них. Збышек любил старые вещи. Старая вещь уже не просто мертвая тряпка-железка, старая вещь – твоя старая вещь – со временем становится частью тебя, врастает в твое существование насмерть, и тогда тебе становится хорошо уже только от одного ощущения, что это – старая вещь.
Слегка сумбурно, подумал Збышек, вставая с пола и натягивая штаны, но, в общем, соответствует.
Подобрав с пола пару разорванных оберток от брикетов готовой пищи, он автоматически сунул их в мусороприемник, захлопнул над благоухающим отверстием крышку и огляделся. Комната была мертва.
Нет, все предметы валялись на своих местах, через оконный светофильтр пробивались тусклые лучи зимнего солнца, с висящего на стене постера агрессивно скалился зубастый повсеместно непопулярный Джопо Кранц, сжимающий в волосатом кулаке знаменитый на всю Галактику военно-музыкальный инструмент собственной выделки, чуть ниже постера – дешевые ножны, из которых торчит рукоять прямого обоюдоострого меча, настоящего, конечно… Эта часть жизни никуда не делась.
Но что ему до этой части жизни, если тут же, рядом, невообразимо далеко, отблескивает неподвижно черная пластина вмонтированного в стол монитора, чернеет бесполезная коробочка транслятора и беспомощно валяются вакуумные присоски. И еще – серый прямоугольник, вложенный Збышеку в руку легендарным хакером Эйно Нурминеном, Волчарой… Его нет въяве, но он есть…
Збышек закрыл глаза, постоял так, а потом взвился в воздух, в два прыжка подскочил к стене с ухмыляющимся Джопо, выхватил из ножен меч, перекатился по полу в центр комнаты, вскочил и крутанул тяжелую сталь над головой. Металл запел. Стул развалился напополам. Из него высыпались какие-то глупые пружинки, поскакали во все стороны, жалобно бренча. Затем наступила очередь бутылки из-под джина. Горлышко отвалилось, потом Збышек не глядя нарезал бутылку колечками, а потом пошинковал колечки в пластиковую труху. И стул и бутылка были Нурминеном. Затем клинок описал в воздухе замысловатую петлю и обрушился на коробку транслятора. И остановился.
Остановился в нескольких миллиметрах от хрупкой, поблескивающей огоньками индикаторов, поверхности.
Тяжело хватая ртом воздух, Збышек приходил в себя. Он непонимающе посмотрел на свою руку, сжимающую горячую рукоять меча, на полосу стали, наискосок повисшую в насмешливом воздухе, на компьютер, на свое отражение в мониторе, на себя вне компьютера, кивнул зачем-то… И опустошенно забросил меч обратно в ножны.
Неделя. Семь проклятых дней.
Уже семь проклятых дней этой проклятой жизни Збигнев Какалов не мог жить в реальном мире, в мире информационных потоков и плотного времени. Хакером проклятый хакер Збигнев Какалов.
Это была очень тяжелая неделя, и с каждым часом, ее составляющим, становилось совершенно ясно, что в дальнейшем легче не станет. Збышек много читал о виртуальной наркомании, много смеялся (как и любой наркоман, независимо от пристрастия), и один, и по сети – со знакомыми, изгалялся по поводу… досмеялся. Он был достаточно с собой честен. Чтобы признаться: да, это наркомания, в последней форме, неизлечимой. Збышек также был достаточно смелым. Чтобы попытаться соскочить. Он попытался.
На второй день он нашел Маруську, обзвонив полсотни мест. Маруська явилась.
И все было хорошо.
Она притащила с собой несколько доз какой-то суперновой дряни, пару стерильных инъекторов; дрянь поплыла по вене, окутала мозг непробиваемым облаком покоя и жирной сытой удовлетворенности. Маруська представилась необычайно возбудительной, где-то даже и прекрасной. Выл бесноватый Кранц, сопровождая процесс разнообразного и лихого секса. Выпили бутылку джина. Потом они снова двинулись дрянью и все повторилось. Выпили бутылку водки. Утром – или вечером? – когда действие наркотика, джина и водки кончилось, на удивление не оставив о себе мрачной памяти в виде отвала, короче, когда они почти одновременно проснулись рядом на пушистом изгвазданном ковре, Маруська закинула руки за голову и, потянувшись, позвала:
– Збышек…
– Ну.
Збышеку не хотелось быть вежливым.
– Збышек… – томно пропела Маруська низким голосом, – хорошо, правда?
Он промолчал.
Но Маруське ответ и не требовался.
– А мне – так прямо здорово! И комнатка у тебя такая… милая! Я всегда хотела в ней жить. Ты же меня не прогонишь, Збышек?
На фиг ты мне сдалась, подумал Збышек.
– Живи, – сказал он нехотя.
В тонкости его интонаций Маруська вдаваться не собиралась.
– Ой, – сказала она и придвинулась поближе, прижимаясь большой мягкой грудью к его плечу, – ой, и здорово-то будет…
Збышеку стало неприятно от этого прикосновения. Ничего здорового в предложении Маруськи он не видел, как ни старался. Хотя – вообще не старался.
– Я ведь понимаю, – сказала Маруська, – почему ты меня раньше прогонял. Это все из-за компьютера, правда?
Она посмотрела выжидающе, и Збышеку пришлось ответить:
– Относительно.
Маруська удовлетворенно кивнула:
– Вот и я говорю. Природа, Збыш! Это зов самой природы! Женщина – это ж не компьютер, она все понимает! Теперь ты не будешь все время с ним возиться, а обратишь внимание на меня. И вообще на человеческую жизнь.
Она подождала несколько секунд и продолжила:
– У тебя ведь есть деньги?
– Не жалуюсь, – сказал Збышек автоматически, а потом спохватился. – Не помню…
– Вот. И у меня тоже есть. Немножко, правда. Мы можем их объединить и вложить в какое-нибудь дело.
Эта случайно возникшая идея настолько понравилась Маруське, что она даже села.
– Смотри, как хорошо выходит! Мы можем открыть сервис-центр по ремонту компьютеров… нет, лучше не компьютеров… а… Нет, вообще не надо сервис-центра, лучше мы купим небольшой ресторанчик. Или – спортивный зал! Ты хочешь спортивный зал?
– Не хочу.
– Почему? Ты, наверное, его хочешь, только сам еще не понимаешь.
– Да понимаю я все…
– Умница! – обрадовалась Маруська. – Спортивный зал – это здорово! Это просто необходимо! Ты же не только со своими компьютерами умеешь возиться, правда?
Эти постоянные “правда?” Збышека начали уже доставать одним фактом существования самого слова. Он прикрыл глаза. Не соскочить, подумал он.
– Правда, – сказал он сквозь зубы.
– Откроем спортивный зал, организуем рекламную кампанию на весь Краков, люди к нам валом повалят. А ты будешь их учить этому… как его?… кэн-до? И вообще – драться. Ты так здорово дерешься! Помнишь, как ты надрал задницу тем четверым, нет, пятерым, которые ко мне на стоянке приставали?
– Троим, – сказал Збышек автоматически.
– Какая разница? Двое еще в гравилете сидели, могли и вылезти. А ты – настоящий герой! Мой герой!
Маруська погладила его по бедру, пробежала кончиками пальцев по ноге, выше…
Збышек стряхнул ее руку, встал и ушел в ванную комнату. Холодные струи ионизированной воды приятно пощипывали кожу запрокинутого вверх лица. Вода струилась по векам, по щекам, склеивала жесткие темные волосы, каплями рассыпалась по полу и впитывалась в гигроскопичное покрытие, не оставляя даже темных следов, державшихся разве что секунду-другую.
Збышек осторожно понюхал свое плечо, ощутил запах пота, оставшийся от прикосновения Маруськи, скривился и поискал глазами мыло. Выдавив на ладонь немного розоватой массы из тюбика, размазал пену по всему телу и принялся яростно тереть кожу пальцами, ногтями снимая отмирающие слои эпидермиса. Мочалок он не любил. Во всех их проявлениях.
Грязь под пальцами превращалась в продолговатые серые катышки, катышки прятались в белой распухшей пене, пена растворялась в голубоватой прозрачной воде, вода со всхлипами пропадала под черной решеткой водостока.
Обсыхая под теплыми струями воздуха, Збышек чувствовал, что очень не хочет возвращаться в комнату, где его ждала довольная жизнью Маруська. Или не ждала, а просто валялась на ковре и строила радужные планы на будущее. Свои радужные планы на его беспросветное будущее.
Он прогнал ее немедленно, сунув ей в руки ее одежду и не слушая воплей и уверений. Практически без объяснений.
Спортзал, пся крев!
И впервые со дня встречи с Волчарой попытался войти в сеть. И повторял попытки каждый день. По одной в день. Он наркоман. Нетофилик. Его ломает. Нужна сеть. А доступа нет. Это главное. И плевать на все остальное.
Загнав пинками под мусоросборник обломки стула, Збышек притащил к компьютеру еще один, стоявший до этого момента в углу комнаты и заваленный грязной одеждой. Проблема с одеждой была решена радикально – тряпки последовали за обломками.
Прочно угнездившись на стуле, Збышек включил транслятор, протянул руку к вакуумным присоскам и осторожно взял их со стола. Где-то глубоко внутри он понимал, что очередная попытка входа в киберпространство завершится крахом, точно так же, как завершились им все предыдущие. Что снова он провалится в беспросветную черноту, недвижную и безжизненную, и только механический голос из ниоткуда будет монотонно повторять: “Збигнев Какалов. Сброс пароля. Вам запрещен доступ в сеть до… Настоятельно рекомендуем вам покинуть пределы запрещенного пространства в течение трех минут, считая от этой секунды. Осталось две с половиной минуты. Две минуты. Одна…”.
Ничего он, конечно, не покинул, а принялся перебирать варианты нейтрализации стража. Было бы проще, если бы страж был представлен каким-либо псевдоматериальным объектом, по форме которого Збышек сумел бы вычислить его характеристики и слабые точки. Еще проще было бы, если бы тьма оказалась не столь беспроглядной. Но… Слишком малый срок.
Механический голос заканчивал отсчет, и Збышек вдруг ощущал нехватку воздуха. Конечно, ощущение вполне субъективное, какой может быть воздух в киберспейсе? – но выглядело это именно так. Збышек начинал задыхаться, разум мутнел, сопротивление не приносило ощутимых плодов, сознание отступало в темноту.
Затем – возвращение к жизни в стонущем мутном физическом теле, сползающем со стула в опостылевшей комнате, ограниченной четырьмя опостылевшими стенами.
После третьего раза Збышек подумал, что лучше бы ему однажды не вернуться.
После шестого – вернулся с трудом и понял, что все-таки хочет жить.
Но разве это жизнь?
Кроме того, деньги кончились совсем.
И он не прекратил попыток.
Присоски плотно приклеились к вискам. Збышек закрыл глаза, откинулся на спинку стула и проговорил формулу инициализации транслятора. Теплый толчок оповестил его, что процесс трансляции сознания запущен.
И снова – тьма.
Не обращая внимания на механический голос, Збышек нырнул вниз, точнее туда, где по его предположениям находился низ. Там был пол. Или стена. Или перегородка. Неважно, там было нечто ощутимо твердое и практически непроницаемое для информационных потоков.
Но там была еще и какая-то слабина, которую Збышек нащупал, обшаривая доступное пространство днем раньше. Чувство ориентации его не подвело. На слабый участок, замеченный в полубреду вчера, он наткнулся почти сразу, потеряв от силы три-четыре секунды. Структура поверхности в этом месте была другой, пористой, что ли. Зачем это так – Збышек не знал, да и времени на раздумья почти не оставалось. Пора действовать.
Матка боска, подумал Збышек, если у меня не получится с первого раза, то потом уже точно не получится. Я не успею восстановиться. Факт.
В сознании всплыл образ тела, лишенного этого самого сознания, сильного здорового тела с идиотским лицом, со стекающей на грудь вязкой струйкой слюны, с отвисшей челюстью, с бессмысленными движениями рук… Госпиталь для умалишенных.
А идея со спортзалом, возможно, была не так уж и плоха.
С этой мыслью Збышек начал просачиваться сквозь поры преграды, неудержимо теряя способность думать связно. Объем разделился на множество частиц, каждая из которых стремилась к одной цели – выйти на ту сторону. А там – посмотрим.
Частицы слепо шли по тончайшим каналам, сталкивались, попадали в тупики, разворачивались и отправлялись на поиски следующего прохода. Для них не существовало ни света, ни тьмы, не существовало боли и наслаждения, была только Цель. И способность искать.
Человек сидел на валуне и с интересом наблюдал, как из сгустка информации материализуется тело. Тело обрело форму; не открывая глаз, откинуло голову назад и криво улыбнулось.
Збышек жутко боялся открыть глаза и увидеть себя сидящим на стуле в своей комнате. Осязание еще не нормализовалось.
– Поздравляю, – сказал человек негромко. – Таки ты это сделал. Правда, я думал, что ты сделаешь это намного раньше. Я устал тебя ждать.
Збышек вздрогнул. Затем, не меняя позы и не глядя на собеседника, сказал:
– Ну да. Я должен был догадаться.
Человек хмыкнул.
– Я должен был догадаться, – повторил Збышек устало. – Волчара, зачем это тебе? Ты решил все-таки заработать деньги? Ну, бери меня. Черт, я ведь даже драться сейчас не могу.
– И не надо, – сказал Нурминен. – Думать можешь?
– Не знаю, – сказал Збышек. – Я уже труп.
– Дырку я оставил специально, – сказал Нурминен.
– Из соображений садизма? – равнодушно спросил Збышек.
В общем-то, ответ его почти не интересовал.
– Из желания проверить твое упорство…
– Зачем?
– …и качество подготовки, – продолжил Нурминен. – У меня есть к тебе предложение.
– Никаких предложений от тебя я не приму.
– Ты уверен? – спросил Нурминен.
– Волчара! Меня тошнит. От себя и от тебя… Дырку, конечно, уже закупорил?
Нурминен пожал плечами:
– К чему? Я думаю, мы договоримся.
– Я так не думаю. Сдавай меня копам или отпусти.
– Я хочу предложить тебе работу.
– Мне так скучно… И ты туда же, д-доброжелатель. Развелось, пся крев, курв, как глюков в форточках…
– Я всегда терпеть не мог слова “доброжелатель”, сказал Нурминен, принимая расслабленную позу. – Мне кажется, что оно обозначает человека, который желает чьего-нибудь добра. Вора. Стервятника. Короче – из этой оперы. Хотя… мое предложение… оно тоже не из простых.
– О, – сказал Збышек, – ты решил кого-то лихо хакнуть? На старости-то лет?
– Тьфу! – плюнул Нурминен. – Я же тебе уже говорил, что я не такая древняя реликвия, как тебе кажется! Ты способен это понять?
– Легко, – сказал Збышек. – Как два байта переслать.
– Угу, – сказал Нурминен. – Через границу сегмента.
– Ну… – пробормотал Збышек и вытянул губы трубочкой. – Остряк…
Нурминен начал смеяться. Збышек некоторое время смотрел на него обиженно, потом в нем с треском сломалась какая-то стенка, и он присоединился.
Смех звучал дико, но и ситуация сама по себе была не то чтобы слишком стандартной.
– Так вот, – неожиданно сказал Эйно. – Предложение такое…
– Не надо, – быстро ответил Збышек. – Обойдусь.
– Ну, смотри сам, Какалов, – как-то слишком легко согласился Нурминен. – Обойдешься – так обойдешься. Тебя не интересует даже возвращение тебе доступа в киберпространство?
– Нет, – по инерции сказал Збышек. – Ничего мне от тебя…
И осекся, а потом сел.
– Повтори, – попросил он. – Повтори то, что ты только что сказал, Волчара.
– Я сказал, что, если ты согласишься на эту работу, тебе будет возвращен доступ в киберпространство. И даже больше. У тебя будет один из самых высоких приоритетов. Не нулевой, конечно, но близко к тому.
– Мне моего достаточно, – сказал Збышек. – Я согласен. Будь ты, Волчара, проклят. Я согласен.
– Может, сначала выслушаешь предложение?
– По фигу, – отмахнулся Збышек. – Все, что угодно. Кого надо убить?
– Не торопись, хакер, – сказал Нурминен. – Хотя, ты не слишком далек от истины. Убивать тебе придется. Правда, еще не скоро. Только после того, как ты научишься это делать. Эй, парень, приди в себя! Эйфория – штука скверная.
– И все-таки я не понимаю – на что я тебе нужен? Давай, только не увиливай. Я никогда не верил в альтруизм.
– Правильно, – похвалил собеседник. – Я подумал, что ты справишься, если тебе предложить одно дело. Одно из самых серьезных дел, существующих в мире.
Глаза Музыкального Быка сузились:
– Что-то мне эти танцы вокруг да около не нравятся. Хочешь говорить – говори, не хочешь… Пошел на хер. Спасибо, век не забуду, – но – пошел на хер.
– Я не обидчивый, – сказал незнакомец. – И по этому адресу не пойду. Нечего мне там делать. Предпочитаю женщин.
– И будет ответ? – спросил Дон.
– Конечно будет. Но хочу спросить вот что. Ты понимаешь, что в системе тебе делать нечего? Учитывая ситуацию?
– Само собой. Только…
– Погоди. Ты видишь возможность сделать так, чтобы местные копы до тебя не дотянулись?
– Нет. Если бы я не напился, я мог бы улететь с О'Доннелом, но я напился. Благодаря тебе. Теперь поздно об этом говорить.
– Хорошо. Последний вопрос – на сообразительность. Кого копы не имеют права тронуть, невзирая на все предписания всех прокуроров Дублина?
– Королеву Английскую, – хмыкнул Дон.
– Я серьезно, – сказал незнакомец.
Дон задумался. На глаза ему попалась открывшая пасть гитара, и он несколько секунд просто смотрел на нее, соображая, каким образом он станет ее чинить, где возьмет инструменты и материалы… Потом зацепил пальцами грубую ткань джинсов и с удовольствием ощутил привычную рубчатую структуру окрашенной индиго материи… Потом поднял стакан с чаем, в котором лед уже успел растаять, и только одна хрупкая льдинка билась о тонкое стекло с прозрачным, почти неслышимым звоном, и медленно исчезала… Потом за окном послышался высокий свист военного гравилета… Военного. Музыкальный Бык поднял глаза и скривился.
– Ну да, – сказал он, – я понял. Можно было догадаться. Ты – вербовщик.
– Я? – округлил глаза собеседник. – Господи помилуй! Ну, Маллиган! Я что, похож на вербовщика?
– Нет. Потому я сразу и не понял.
– И до сих пор не понял, – успокоил его незнакомец. – Если ты решил, что вербовка в армию спасет тебя от полиции, то ты крепко ошибся. Спасет, но временно – до тех пор, пока гражданские власти не потребуют у военной прокуратуры твоей выдачи. Прежде, кстати, до вербовочного пункта нужно добраться. Тебя, скорее всего, не выдадут, но дело переадресуют армейскому трибуналу. А приговоры армейского трибунала… Тьфу, не к ночи будь помянуты! Ваш дублинский катарсизатор – гораздо гуманней. Кроме того, кто ты такой, парень, чтобы вербовщик таким образом с тобой возился, а? У вербовщика таких – десятки и сотни.
– Таких – нет, – сказал Дон.
Незнакомец открыл рот и захохотал.
– Ты чего? – спросил Дон.
Отсмеявшись, собеседник (дьявол, подумал Музыкальный Бык, как же его зовут?) объяснил:
– Это – одна из причин. Нам не нужны десятки. Нам нужны единицы, знающие себе цену. Я посмотрел на тебя. В деле. В пьянке. С похмелья. И я решил, что тебе можно предлагать подписать договор.
– Кровью? – понимающе сказал Дон.
– Почему – кровью? Достаточно отпечатка глазной сетчатки. Хотя, конечно, идентификация по ДНК вещь более надежная… Об этом надо будет подумать. Нет, все равно, достаточно сетчатки.
– Договор. С. Кем. И. О. Чем? – раздельно, почти по слогам произнес Дон, едва удерживаясь от того, чтобы не треснуть собеседника по шее.
– С полномочным и высокопоставленным представителем управления по кадрам ППС Западной Области СМГ. О поступлении на работу в подразделение Аякс данного учреждения.
Нет, этот день уже исчерпал все запасы маллигановского удивления на год вперед.
Поэтому Дон почти не удивился.
О пограничниках ходило много разнообразных слухов. В большую часть из них поверить было почти невозможно. Часть выглядела правдой. И вызывала раздражение, как вызывают раздражение все те, кто берет на себя роль спасителей вселенной. Но таинственный ореол вокруг погранично-патрульной службы, созданный болтовней раздраженных или восхищенных обывателей, жиже от этого не становился. Иногда патрули пили у “Поросенка”, Дон знал десяток жалостливо-героических песен. Пили вместе. Трепались. Много.
Но подразделение Аякс в разговорах не фигурировало.
– Я не космонавт, – сказал Дон. – Я в космосе ни разу не был, понимаете?
Почему-то он перешел на вежливую форму обращения.
– Неважно, – сказал незнакомец. – Это не самое главное. Техника существует для того, чтобы ей учиться. Ты знаешь, такого музыканта – Армстронга?
Дон выпятил губу.
– Все-все, молчу, – сказал полномочный и так далее, поднимая руки. – Так вот. Однажды я читал…
– Похвально, – съязвил Бык, очень обиженный.
– Ты слушай. Я ж объясняю, чего я от тебя хочу, – терпеливо сказал представитель и далее там. – Этого Армстронга спросили, как собрать хороший оркестр. Он сказал: все просто, надо позвать хороших ребят и научить их играть. Понимаешь? Вот я этим и занимаюсь.
– В принципе – да, понимаю, – сказал Дон, услышал свой ответ как бы издалека, и не поверил собственным ушам.
Боже, что я несу? Пограничники, Аякс какой-то, спецуправление… Похоже – сплю. И что теперь?
– И что теперь? – спросил он.
– Теперь, – улыбнулся представитель спецуправления, – пора отсюда сматываться.
– А договор? – напомнил Музыкальный Бык.
– Потом, – отмахнулся представитель, и встал. – На корабле. Одевайся.
Дон принялся быстро натягивать джинсы, прыгая на одной ноге как сумасшедший аист. Застегнув ширинку, остановился и посмотрел на ожидающего в дверях спасителя:
– А как же запрет? На вылеты? Вы…
– Ты, – поправил спаситель. – Ненавижу эти условности. И в дальнейшем, Дон, – без званий. Ты. А запрет – не твоего ума дело. Одевайся.
Покорно застегивая рубашку, Дон думал о том, почему он позволяет этому типу так хамить и при этом не чувствует особенного раздражения… Вообще раздражения не чувствует.
– Готово. Идем?
– Идем.
И они пошли.
* * *
На лифте они спустились в гараж, где рядами стояли частные автомобили. В гараже никого разумного не было, только в дальнем углу возился мелкий автосерв и гремел какими-то железяками. Где-то в том же районе гаража играла музыка. Возможно, в серве и играла.
– Садись, – перед Доном распахнулась боковая дверца двухместного скоростного “висконсина”. Очень дорогого.
– Твой? – с уважением спросил Дон.
– Аренда, – сказал незнакомец пренебрежительно. – Еще не хватало.
– Слушай, – позвал Дон, – надоело мне ждать, пока ты представишься. Как тебя зовут?
– Меня зовут Эйно, – сказал незнакомец, поднимая машину в воздух. – Эйно Нурминен. Я со Старой Земли.
Эйно так Эйно. Имя, конечно, необычное, но ничего о владельце не говорящее. Со Старой Земли, смотри ты!
– О'кей, – сказал Дон. – Рад познакомиться.
Эйно хмыкнул. Он вел машину на средней скорости, прошел по городу на втором уровне, удачно миновав все полицейские посты; выскочил в рабочее предместье, поплутал по узким переулкам и выбрался за город. Направлялись они куда угодно, только не к терминалам космопорта. Маллиган, проживший в Макморре всю сознательную, равно как и бессознательную, часть жизни, в этом-то был уверен.
Все возникающие (десятками) вопросы он держал пока при себе. И только слегка пригибался на сиденье, когда кто-нибудь из обгоняемых водителей проявлял к его персоне интерес. Все-таки слишком многие знали его в лицо. И не факт, что после такой мимолетной встречи один из водителей не позвонит в полицию и не сообщит об обнаружении там-то и там-то страшного преступника Дональда Маллигана, раскатывающего на “висконсине” с таким-то номером.
Наконец Эйно свернул с трассы и заскользил между холмами, ведя машину в сторону реки Тамз. На берегу он мягко посадил аппарат, выгнал наружу Дона и включил автопилот. “Висконсин” поднялся в воздух и полетел обратно в город. Дон терпеливо ждал продолжения. Нурминен скосился и посоветовал:
– Расслабься. Я не собираюсь здесь партизанить.
И достал телефон.
– Тимоша, – сказал он негромко, – забирай меня. Всем системам – подготовиться к старту. Жду в назначенном месте через шестьдесят секунд. Время.
Минута прошла в молчании. Поверхность воды зашевелилась, вздыбилась сверкающим горбом, и над рекой, покачиваясь, повис небольшой вельбот. Вельбот подлетел к берегу, зафиксировался, и в его гладком матовом боку открылся овальный проем. А из проема выпал легкий трап. Прямо к ногам Нурминена. Нурминен взбежал по ступенькам, высунулся из люка и гостеприимно предложил:
– Так ты летишь? Если летишь – пошли.
Дон глубоко вздохнул, с тоской огляделся по сторонам, потряс головой, поправил сумку, взял кофр с изувеченной гитарой наперевес, как копье.
И пошел за Нурминеном.
Глава 6
РАЗГОВОР С ФРУКТАМИ О ДЬЯВОЛЕ
“Затем воину племени предстоит выполнить наиболее сложную часть ритуала. Он должен уговорить врага прийти к нему на ужин.”
Дж.Фрейзер-младший“Каннибализм в примитивных культурах”.
Модные лет девять назад штаны от легкого пустолазного костюма из металлизированного сверхнейлона, с многочисленными карманами, замками, замочками, кнопочками, необходимыми для успешного пустолазания, чудовищно потертые, неоднократно собственноручно заклеенные, висели на спинке стула и Збышек давно и не отрываясь смотрел на них. Збышек любил старые вещи. Старая вещь уже не просто мертвая тряпка-железка, старая вещь – твоя старая вещь – со временем становится частью тебя, врастает в твое существование насмерть, и тогда тебе становится хорошо уже только от одного ощущения, что это – старая вещь.
Слегка сумбурно, подумал Збышек, вставая с пола и натягивая штаны, но, в общем, соответствует.
Подобрав с пола пару разорванных оберток от брикетов готовой пищи, он автоматически сунул их в мусороприемник, захлопнул над благоухающим отверстием крышку и огляделся. Комната была мертва.
Нет, все предметы валялись на своих местах, через оконный светофильтр пробивались тусклые лучи зимнего солнца, с висящего на стене постера агрессивно скалился зубастый повсеместно непопулярный Джопо Кранц, сжимающий в волосатом кулаке знаменитый на всю Галактику военно-музыкальный инструмент собственной выделки, чуть ниже постера – дешевые ножны, из которых торчит рукоять прямого обоюдоострого меча, настоящего, конечно… Эта часть жизни никуда не делась.
Но что ему до этой части жизни, если тут же, рядом, невообразимо далеко, отблескивает неподвижно черная пластина вмонтированного в стол монитора, чернеет бесполезная коробочка транслятора и беспомощно валяются вакуумные присоски. И еще – серый прямоугольник, вложенный Збышеку в руку легендарным хакером Эйно Нурминеном, Волчарой… Его нет въяве, но он есть…
Збышек закрыл глаза, постоял так, а потом взвился в воздух, в два прыжка подскочил к стене с ухмыляющимся Джопо, выхватил из ножен меч, перекатился по полу в центр комнаты, вскочил и крутанул тяжелую сталь над головой. Металл запел. Стул развалился напополам. Из него высыпались какие-то глупые пружинки, поскакали во все стороны, жалобно бренча. Затем наступила очередь бутылки из-под джина. Горлышко отвалилось, потом Збышек не глядя нарезал бутылку колечками, а потом пошинковал колечки в пластиковую труху. И стул и бутылка были Нурминеном. Затем клинок описал в воздухе замысловатую петлю и обрушился на коробку транслятора. И остановился.
Остановился в нескольких миллиметрах от хрупкой, поблескивающей огоньками индикаторов, поверхности.
Тяжело хватая ртом воздух, Збышек приходил в себя. Он непонимающе посмотрел на свою руку, сжимающую горячую рукоять меча, на полосу стали, наискосок повисшую в насмешливом воздухе, на компьютер, на свое отражение в мониторе, на себя вне компьютера, кивнул зачем-то… И опустошенно забросил меч обратно в ножны.
Неделя. Семь проклятых дней.
Уже семь проклятых дней этой проклятой жизни Збигнев Какалов не мог жить в реальном мире, в мире информационных потоков и плотного времени. Хакером проклятый хакер Збигнев Какалов.
* * *
Это была очень тяжелая неделя, и с каждым часом, ее составляющим, становилось совершенно ясно, что в дальнейшем легче не станет. Збышек много читал о виртуальной наркомании, много смеялся (как и любой наркоман, независимо от пристрастия), и один, и по сети – со знакомыми, изгалялся по поводу… досмеялся. Он был достаточно с собой честен. Чтобы признаться: да, это наркомания, в последней форме, неизлечимой. Збышек также был достаточно смелым. Чтобы попытаться соскочить. Он попытался.
На второй день он нашел Маруську, обзвонив полсотни мест. Маруська явилась.
И все было хорошо.
Она притащила с собой несколько доз какой-то суперновой дряни, пару стерильных инъекторов; дрянь поплыла по вене, окутала мозг непробиваемым облаком покоя и жирной сытой удовлетворенности. Маруська представилась необычайно возбудительной, где-то даже и прекрасной. Выл бесноватый Кранц, сопровождая процесс разнообразного и лихого секса. Выпили бутылку джина. Потом они снова двинулись дрянью и все повторилось. Выпили бутылку водки. Утром – или вечером? – когда действие наркотика, джина и водки кончилось, на удивление не оставив о себе мрачной памяти в виде отвала, короче, когда они почти одновременно проснулись рядом на пушистом изгвазданном ковре, Маруська закинула руки за голову и, потянувшись, позвала:
– Збышек…
– Ну.
Збышеку не хотелось быть вежливым.
– Збышек… – томно пропела Маруська низким голосом, – хорошо, правда?
Он промолчал.
Но Маруське ответ и не требовался.
– А мне – так прямо здорово! И комнатка у тебя такая… милая! Я всегда хотела в ней жить. Ты же меня не прогонишь, Збышек?
На фиг ты мне сдалась, подумал Збышек.
– Живи, – сказал он нехотя.
В тонкости его интонаций Маруська вдаваться не собиралась.
– Ой, – сказала она и придвинулась поближе, прижимаясь большой мягкой грудью к его плечу, – ой, и здорово-то будет…
Збышеку стало неприятно от этого прикосновения. Ничего здорового в предложении Маруськи он не видел, как ни старался. Хотя – вообще не старался.
– Я ведь понимаю, – сказала Маруська, – почему ты меня раньше прогонял. Это все из-за компьютера, правда?
Она посмотрела выжидающе, и Збышеку пришлось ответить:
– Относительно.
Маруська удовлетворенно кивнула:
– Вот и я говорю. Природа, Збыш! Это зов самой природы! Женщина – это ж не компьютер, она все понимает! Теперь ты не будешь все время с ним возиться, а обратишь внимание на меня. И вообще на человеческую жизнь.
Она подождала несколько секунд и продолжила:
– У тебя ведь есть деньги?
– Не жалуюсь, – сказал Збышек автоматически, а потом спохватился. – Не помню…
– Вот. И у меня тоже есть. Немножко, правда. Мы можем их объединить и вложить в какое-нибудь дело.
Эта случайно возникшая идея настолько понравилась Маруське, что она даже села.
– Смотри, как хорошо выходит! Мы можем открыть сервис-центр по ремонту компьютеров… нет, лучше не компьютеров… а… Нет, вообще не надо сервис-центра, лучше мы купим небольшой ресторанчик. Или – спортивный зал! Ты хочешь спортивный зал?
– Не хочу.
– Почему? Ты, наверное, его хочешь, только сам еще не понимаешь.
– Да понимаю я все…
– Умница! – обрадовалась Маруська. – Спортивный зал – это здорово! Это просто необходимо! Ты же не только со своими компьютерами умеешь возиться, правда?
Эти постоянные “правда?” Збышека начали уже доставать одним фактом существования самого слова. Он прикрыл глаза. Не соскочить, подумал он.
– Правда, – сказал он сквозь зубы.
– Откроем спортивный зал, организуем рекламную кампанию на весь Краков, люди к нам валом повалят. А ты будешь их учить этому… как его?… кэн-до? И вообще – драться. Ты так здорово дерешься! Помнишь, как ты надрал задницу тем четверым, нет, пятерым, которые ко мне на стоянке приставали?
– Троим, – сказал Збышек автоматически.
– Какая разница? Двое еще в гравилете сидели, могли и вылезти. А ты – настоящий герой! Мой герой!
Маруська погладила его по бедру, пробежала кончиками пальцев по ноге, выше…
Збышек стряхнул ее руку, встал и ушел в ванную комнату. Холодные струи ионизированной воды приятно пощипывали кожу запрокинутого вверх лица. Вода струилась по векам, по щекам, склеивала жесткие темные волосы, каплями рассыпалась по полу и впитывалась в гигроскопичное покрытие, не оставляя даже темных следов, державшихся разве что секунду-другую.
Збышек осторожно понюхал свое плечо, ощутил запах пота, оставшийся от прикосновения Маруськи, скривился и поискал глазами мыло. Выдавив на ладонь немного розоватой массы из тюбика, размазал пену по всему телу и принялся яростно тереть кожу пальцами, ногтями снимая отмирающие слои эпидермиса. Мочалок он не любил. Во всех их проявлениях.
Грязь под пальцами превращалась в продолговатые серые катышки, катышки прятались в белой распухшей пене, пена растворялась в голубоватой прозрачной воде, вода со всхлипами пропадала под черной решеткой водостока.
Обсыхая под теплыми струями воздуха, Збышек чувствовал, что очень не хочет возвращаться в комнату, где его ждала довольная жизнью Маруська. Или не ждала, а просто валялась на ковре и строила радужные планы на будущее. Свои радужные планы на его беспросветное будущее.
Он прогнал ее немедленно, сунув ей в руки ее одежду и не слушая воплей и уверений. Практически без объяснений.
Спортзал, пся крев!
И впервые со дня встречи с Волчарой попытался войти в сеть. И повторял попытки каждый день. По одной в день. Он наркоман. Нетофилик. Его ломает. Нужна сеть. А доступа нет. Это главное. И плевать на все остальное.
* * *
Загнав пинками под мусоросборник обломки стула, Збышек притащил к компьютеру еще один, стоявший до этого момента в углу комнаты и заваленный грязной одеждой. Проблема с одеждой была решена радикально – тряпки последовали за обломками.
Прочно угнездившись на стуле, Збышек включил транслятор, протянул руку к вакуумным присоскам и осторожно взял их со стола. Где-то глубоко внутри он понимал, что очередная попытка входа в киберпространство завершится крахом, точно так же, как завершились им все предыдущие. Что снова он провалится в беспросветную черноту, недвижную и безжизненную, и только механический голос из ниоткуда будет монотонно повторять: “Збигнев Какалов. Сброс пароля. Вам запрещен доступ в сеть до… Настоятельно рекомендуем вам покинуть пределы запрещенного пространства в течение трех минут, считая от этой секунды. Осталось две с половиной минуты. Две минуты. Одна…”.
Ничего он, конечно, не покинул, а принялся перебирать варианты нейтрализации стража. Было бы проще, если бы страж был представлен каким-либо псевдоматериальным объектом, по форме которого Збышек сумел бы вычислить его характеристики и слабые точки. Еще проще было бы, если бы тьма оказалась не столь беспроглядной. Но… Слишком малый срок.
Механический голос заканчивал отсчет, и Збышек вдруг ощущал нехватку воздуха. Конечно, ощущение вполне субъективное, какой может быть воздух в киберспейсе? – но выглядело это именно так. Збышек начинал задыхаться, разум мутнел, сопротивление не приносило ощутимых плодов, сознание отступало в темноту.
Затем – возвращение к жизни в стонущем мутном физическом теле, сползающем со стула в опостылевшей комнате, ограниченной четырьмя опостылевшими стенами.
После третьего раза Збышек подумал, что лучше бы ему однажды не вернуться.
После шестого – вернулся с трудом и понял, что все-таки хочет жить.
Но разве это жизнь?
Кроме того, деньги кончились совсем.
И он не прекратил попыток.
Присоски плотно приклеились к вискам. Збышек закрыл глаза, откинулся на спинку стула и проговорил формулу инициализации транслятора. Теплый толчок оповестил его, что процесс трансляции сознания запущен.
И снова – тьма.
Не обращая внимания на механический голос, Збышек нырнул вниз, точнее туда, где по его предположениям находился низ. Там был пол. Или стена. Или перегородка. Неважно, там было нечто ощутимо твердое и практически непроницаемое для информационных потоков.
Но там была еще и какая-то слабина, которую Збышек нащупал, обшаривая доступное пространство днем раньше. Чувство ориентации его не подвело. На слабый участок, замеченный в полубреду вчера, он наткнулся почти сразу, потеряв от силы три-четыре секунды. Структура поверхности в этом месте была другой, пористой, что ли. Зачем это так – Збышек не знал, да и времени на раздумья почти не оставалось. Пора действовать.
Матка боска, подумал Збышек, если у меня не получится с первого раза, то потом уже точно не получится. Я не успею восстановиться. Факт.
В сознании всплыл образ тела, лишенного этого самого сознания, сильного здорового тела с идиотским лицом, со стекающей на грудь вязкой струйкой слюны, с отвисшей челюстью, с бессмысленными движениями рук… Госпиталь для умалишенных.
А идея со спортзалом, возможно, была не так уж и плоха.
С этой мыслью Збышек начал просачиваться сквозь поры преграды, неудержимо теряя способность думать связно. Объем разделился на множество частиц, каждая из которых стремилась к одной цели – выйти на ту сторону. А там – посмотрим.
Частицы слепо шли по тончайшим каналам, сталкивались, попадали в тупики, разворачивались и отправлялись на поиски следующего прохода. Для них не существовало ни света, ни тьмы, не существовало боли и наслаждения, была только Цель. И способность искать.
Человек сидел на валуне и с интересом наблюдал, как из сгустка информации материализуется тело. Тело обрело форму; не открывая глаз, откинуло голову назад и криво улыбнулось.
Збышек жутко боялся открыть глаза и увидеть себя сидящим на стуле в своей комнате. Осязание еще не нормализовалось.
– Поздравляю, – сказал человек негромко. – Таки ты это сделал. Правда, я думал, что ты сделаешь это намного раньше. Я устал тебя ждать.
Збышек вздрогнул. Затем, не меняя позы и не глядя на собеседника, сказал:
– Ну да. Я должен был догадаться.
Человек хмыкнул.
– Я должен был догадаться, – повторил Збышек устало. – Волчара, зачем это тебе? Ты решил все-таки заработать деньги? Ну, бери меня. Черт, я ведь даже драться сейчас не могу.
– И не надо, – сказал Нурминен. – Думать можешь?
– Не знаю, – сказал Збышек. – Я уже труп.
– Дырку я оставил специально, – сказал Нурминен.
– Из соображений садизма? – равнодушно спросил Збышек.
В общем-то, ответ его почти не интересовал.
– Из желания проверить твое упорство…
– Зачем?
– …и качество подготовки, – продолжил Нурминен. – У меня есть к тебе предложение.
– Никаких предложений от тебя я не приму.
– Ты уверен? – спросил Нурминен.
– Волчара! Меня тошнит. От себя и от тебя… Дырку, конечно, уже закупорил?
Нурминен пожал плечами:
– К чему? Я думаю, мы договоримся.
– Я так не думаю. Сдавай меня копам или отпусти.
– Я хочу предложить тебе работу.
– Мне так скучно… И ты туда же, д-доброжелатель. Развелось, пся крев, курв, как глюков в форточках…
– Я всегда терпеть не мог слова “доброжелатель”, сказал Нурминен, принимая расслабленную позу. – Мне кажется, что оно обозначает человека, который желает чьего-нибудь добра. Вора. Стервятника. Короче – из этой оперы. Хотя… мое предложение… оно тоже не из простых.
– О, – сказал Збышек, – ты решил кого-то лихо хакнуть? На старости-то лет?
– Тьфу! – плюнул Нурминен. – Я же тебе уже говорил, что я не такая древняя реликвия, как тебе кажется! Ты способен это понять?
– Легко, – сказал Збышек. – Как два байта переслать.
– Угу, – сказал Нурминен. – Через границу сегмента.
– Ну… – пробормотал Збышек и вытянул губы трубочкой. – Остряк…
Нурминен начал смеяться. Збышек некоторое время смотрел на него обиженно, потом в нем с треском сломалась какая-то стенка, и он присоединился.
Смех звучал дико, но и ситуация сама по себе была не то чтобы слишком стандартной.
– Так вот, – неожиданно сказал Эйно. – Предложение такое…
– Не надо, – быстро ответил Збышек. – Обойдусь.
– Ну, смотри сам, Какалов, – как-то слишком легко согласился Нурминен. – Обойдешься – так обойдешься. Тебя не интересует даже возвращение тебе доступа в киберпространство?
– Нет, – по инерции сказал Збышек. – Ничего мне от тебя…
И осекся, а потом сел.
– Повтори, – попросил он. – Повтори то, что ты только что сказал, Волчара.
– Я сказал, что, если ты согласишься на эту работу, тебе будет возвращен доступ в киберпространство. И даже больше. У тебя будет один из самых высоких приоритетов. Не нулевой, конечно, но близко к тому.
– Мне моего достаточно, – сказал Збышек. – Я согласен. Будь ты, Волчара, проклят. Я согласен.
– Может, сначала выслушаешь предложение?
– По фигу, – отмахнулся Збышек. – Все, что угодно. Кого надо убить?
– Не торопись, хакер, – сказал Нурминен. – Хотя, ты не слишком далек от истины. Убивать тебе придется. Правда, еще не скоро. Только после того, как ты научишься это делать. Эй, парень, приди в себя! Эйфория – штука скверная.