Арден Том. Султан Луны и Звезд (Орокон - 3)

   - О нет, как раз очень даже надежно! - горячо возразил калиф. - В конце концов, кто дерзнет обидеть Всадника? Ну, разве что только эта злобная тварь из караван-сарая... Подумать только - как на моей земле могло родиться существо, которым владеют такие порочные мысли! Какой позор! Какой стыд! Хасем, сумеем ли мы когда-нибудь пережить этот стыд? Гм... Наверное, все же сумеем.
   Калиф сунул в рот крупный финик, и только потом понял, что фрукт, пожалуй, слишком велик. Его щеки раздулись, когда он стал пережевывать финик; но вот брови калифа сошлись на переносице, и он задумчиво продолжал разглагольствовать в промежутках между сосредоточенным жеванием:
   - Хасем, очень тебя прошу, постарайся, чтобы на этот раз придворные палачи постарались на славу и чтобы писари все описали в точности как было. А то в последний раз казнь была обрисована как-то... вяло. Пожалуй, стоит начать с кастрации, затем уместно будет перейти к бичеванию, а уж затем - к четвертованию. По-моему, такой порядок будет самым правильным. Не стоит ли отрубать мерзавцу конечности одну за другой - что скажешь, Хасем? А то, если отрубать все сразу - как-то скучно становится, верно?
   - Воистину так, о мой повелитель, - кивнул визирь. - Но относительно кастрации... в данном случае я бы возразил. Мне кажется, что она не совсем уместна.
   - Не совсем уместна? За убийство Всадника?
   Визирь мог бы снова просто улыбнуться, но вместо этого задумчиво проговорил:
   - Практика показывает, что после публичных кастраций резко снижается число желающих стать евнухами. Люди начинают смотреть на кастрацию как на наказание. Господин мой и повелитель, давайте не будем забывать о том, что ваша прекрасная дочь должна будет затем появиться на балконе. А толпа простолюдинов удовлетворится и тем, что преступник будет наказан милосерднее - самую малость милосерднее - при том, что затем ей будет обещано зрелище, от которого она испытает истинный экстаз.
   - Экстаз, говоришь? Хасем, послушать тебя - так получается, будто мы готовы отдать мою дочь на радость толпе!
   - Но, господин мой и повелитель, в каком-то смысле это так и есть!
   - Что ты такое говоришь!
   - Прошу извинить меня, - с любопытством вмешался Раджал, - но я не знал о том, что... ваше высочество имеет счастье являться отцом прекрасной дочери!
   Глаза лорда Эмпстера под маской сверкнули - пожалуй, осуждающе. Калиф многозначительно вздернул брови - словно бы для того, чтобы намекнуть, что, невзирая на показную дурашливость, на самом деле он человек, который при случае может быть и умным, и умеющим держать язык за зубами. Вместо калифа заговорил Хасем. Неужто могло так случиться, что слухи о необычайной красоте Мерцающей Принцессы не достигли пределов Эджландии? Неужто подопечный лорда Эмпстера так-таки ничего не ведал о самой восхитительной из драгоценностей Куатани?
   - Д-драгоценностей? - пробормотал Раджал и сглотнул подступивший к горлу ком. Его рука невольно метнулась к груди, пальцы нащупали под тканью туники кожаный мешочек с кристаллом Короса. Может быть, все дело было в джарвеле, но почему-то у Раджала неожиданно мелькнула мысль о том, что вот-вот должна появиться догадка, пусть и самая туманная, от которой зависели дальнейшие испытания. Эта догадка должна была помочь! Эх, если бы только Джем был сейчас здесь!
   Но, похоже, на уме у визиря никаких догадок и намеков не было.
   - Эмпстер-лорд, - как ни в чем не бывало продолжал он, - в нашей стране существует обычай, именуемый Откровением Повелителя. Он заключается в том, что, когда бы калиф ни появлялся перед своими подданными, он непременно показывает им свое самое драгоценное сокровище в обличье прекрасной девушки. Она встает перед вожделенно замершей толпой народа без чадры, в самых легких из одежд, и тогда взирающими на нее женщинами овладевает жгучая зависть, а мужчинами - неистребимое желание. В прошедшие времена былые калифы порой выставляли напоказ ту или иную из новых наложниц либо какую-то из новоприобретенных на невольничьем рынке рабынь. Как бы то ни было, всякий раз положено было показывать народу новую женщину, но толпа всегда отвечала на это зрелище одинаково - встречала женщину восторженными воплями, в которых восторг смешивался со страстью.
   - Варварство, сущее варварство, - с неожиданным чувством заметил калиф.
   - Воистину так, - кивнул визирь, - однако сие зрелище являло собой могущественный символ, о мой господин и повелитель. Символ вашей мужской силы.
   - Моей мужской силы?! Право же, Хасем...
   - Силы калифов, я хотел сказать. То есть зрелище означало бы именно это, если бы вы...
   Глаза, глядящие из-под бронзовой маски, пробежались взглядом по гостям. Голос визиря звучал льстиво, но Раджал почувствовал, что разгадка близка. Откуда у него появилось такое ощущение, он и сам бы не мог сказать, но им вдруг овладело сильнейшее волнение. Он кашлянул и улыбнулся, снова ощутив на себе пристальные взгляды людей в синих масках.
   А визирь продолжал:
   - Такое бывало в далекие времена - вся эта неприятная похоть и зависть. Теперь все иначе, ибо наш нынешний правитель издал мудрый указ. Суть этого указа в том, что для нашего владыки нет более драгоценной особы женского пола, нежели его прекрасная дочь. Похоже, все жители нашей провинции согласились с этим, ибо стоит Мерцающей Принцессе появиться на балконе, как толпа тут же замолкает и замирает в благоговейном трепете. Если теперь и слышатся отдельные выкрики, то они проистекают не от похоти, а оттого, что между народом и той, которую за ее красоту именуют Мерцающей Принцессой, распространяется дивными волнами и устанавливается волшебная духовная связь. Слава о Мерцающей Принцессе расплескалась по всему Унангу, и мало найдется таких, кто не склонит смиренно главу перед видом ее красоты, не вознесет мольбу богам, дабы они были милостивы к принцессе Бела Доне.
   - Бела Доне? - переспросил Раджал. Визирь впервые произнес имя принцессы, и спутник лорда Эмпстера, как и все остальные, вполголоса повторил его. Не в этом ли разгадка? Казалось, в самом имени заключена какая-то тайна, какое-то явление таинственного духа.
   Как ни страшила Раджала завтрашняя казнь, он вдруг поймал себя на том, что предвкушает ее - потому что предвкушает явление загадочной Бела Доны.
   Глава 23
   ЕЩЕ ОДНА МАТЬ-МАДАНА
   Изумление у Джема не проходило. Он шел следом за женоподобным юношей, как ему казалось, целую вечность, хотя на самом деле не так уж долго, и все время глазел по сторонам, проходя через анфиладу комнат, которые теперь были ярко освещены и сверкали и переливались всеми сокровищами, что находились внутри них. Позади Джема слышалось цоканье когтей Радуги, а оттуда, куда вел его загадочный проводник, в его сознание, подобно кольцам дыма, вплывали звуки музыки, веселые голоса, взрывы смеха.
   И все же, когда Джем вошел в пиршественный зал, он испытал нешуточное потрясение. Подумать только! А он решил, что этот дворец необитаем! В зале находилось не менее тысячи гостей, и все они весело, беззаботно пировали.
   - О, мой юный друг! - воскликнул кто-то. Женоподобный юноша в мгновение ока испарился, а к Джему устремился высокий мужчина в экзотических одеждах и поспешно, крепко обнял его. - Позволь же поглядеть на тебя... О, ты еще не вполне поправился, как я посмотрю.
   - П-поправился? - обескураженно промямлил Джем. Хозяином дворца оказался старик со сверкающими глазами и длинной волнистой бородой. Его голову венчал черный тюрбан, расшитый драгоценными каменьями, на плечах лежал блестящий плащ. Длинные пальцы старика украшало множество перстней, морщинистую шею обвивали золотые и серебряные цепочки. С ласковой улыбкой он погладил руку Джема.
   - Нужно время... должно пройти время. Время все лечит. Ты бледен, и я вижу тревогу в глазах твоих. Но пойдем же, ты должен сесть рядом со мною. Посмотри - твоя спутница уже здесь, среди нас.
   Старик резко взмахнул рукой. На возвышении стоял отдельный стол, и при виде той, что сидела за ним, у Джема занялся дух. Он бросился к ней.
   - Ката!
   Но нет. То была девушка-красавица из кибитки.
   Джем пошатнулся, схватился за голову. Волна слабости накатила на него. Он, плохо владея собой, обводил затуманенным взглядом ярко освещенный зал. Изобилие изысканных яств... Блеск драгоценностей... Роскошные ткани дивных нарядов... Джем зажмурился. Нет, ни одно из тех пиршеств, что ему доводилось повидать в Агондоне, не могло сравниться с этим восхитительным зрелищем. Повсюду вокруг Джем видел дружелюбно улыбающиеся лица, задорно сверкающие глаза.
   - Ну, что я тебе говорил? Ты еще и вправду не вполне поправился, проговорил старик и взял Джема под руку. Сверкнули его многочисленные перстни. - Уабины злобны и коварны. В этих краях в течение последних неспокойных лун произошло немало похищений. Как несказанно благодарен я могущественному Терону за то, что нам удалось спасти тебя... но, увы, это случилось уже после того, как твоих уст коснулась тряпка, пропитанная проклятым уабинским зельем, которое вводит человека в забытье. Это зелье извратило твое восприятие мира, и ты еще какое-то время будешь жертвой всевозможных иллюзий. Это продлится еще несколько дней... да, боюсь, еще несколько дней.
   Старик вздохнул, но тут же снова просиял.
   - Однако как же я неучтив! Позволь, я представлюсь. Я ношу имя Альморан и рад оказать тебе гостеприимство в своем скромном жилище... самое горячее гостеприимство, принц Джемэни.
   - Вы... вы знаете, кто я такой?
   Хозяин дворца рассмеялся.
   - Принц, я очень стар, это верно, и мой дар провидения угасает с каждым днем, но неужели ты думаешь, что я не узнал бы наследника престола самой могущественной империи?
   Джем изумленно смотрел в сверкающие глаза Альморана.
   * * *
   - Светлая... Какая светлая...
   - В моей стране говорят - темная.
   - Правда? Темная?
   - Да.
   - Так про твои волосы говорят?
   - Про кожу.
   - Нет!
   - Да!
   - Нет! Кожа у тебя, как молоко. Как сливки!
   Нежная рука ласкала кожу Каты, и уже не в первый раз девушке захотелось отбросить эту руку.
   - Сефита! - послышался грубоватый окрик.
   Рука проворно убралась.
   Ката обернулась к хозяйке и улыбнулась, вот только улыбка получилась напряженной, натянутой. Как она мечтала о том, чтобы эта занудная трапеза поскорее закончилась и чтобы она снова оказалась рядом с друзьями!
   - Ах, Сатима, - улыбнулась в ответ хозяйка.
   - Меня зовут Ката, - поправила ее Ката.
   Сколько же раз можно было повторять?
   - Для меня ты - Сатима. Как все мои девочки, все-все: Сатима. Или Сефита.
   Ката скрипнула стиснутыми зубами.
   - А как вы это решаете? Кто из них кто, я хотела спросить?
   - Ах, Сефита, другие бы на твоем месте спросили: а зачем мне их различать?
   Ката тут же решила, что она интересоваться не будет. Она устала от этих странных игр и чувствовала себя неприятно и неловко. У нее немилосердно затекли ноги. Ткань сари, которое ее заставили надеть, неприятно царапала и щекотала кожу. Девушка поерзала на подушке, попыталась незаметно почесаться. Затем более или менее учтивым жестом отказалась от очередного куска щербета.
   - Ну же, Сатима, мы должны постараться, чтобы ты стала пухленькой!
   - Я вам не цыпленок, чтобы меня откармливать, - негромко возразила Ката.
   - Ах, Сефита, какая же ты умненькая! Но только впредь постарайся держать язык за зубами, когда будешь принимать мужчин.
   - Каких еще мужчин?
   Глазки хозяйки весело засверкали. Ката с трудом сдерживала злость.
   Мать-Мадана - только так, похоже, все и называли хозяйку - восседала во главе длинного низкого стола, вокруг которого были разложены мягкие подушки и ковры и расставлены резные, узорчатые ширмы. Пятнадцать - да нет, пожалуй, даже двадцать девушек сидели по обе стороны стола, и за всеми пристально наблюдала противная старуха. Все девушки, как и старуха, были облачены в сари шафранового оттенка. Цвет их одеяний особенно резал глаз при том, что в комнате горело множество свечей. Высокие, плечистые мужчины, отличавшиеся странной женоподобностью, прислуживали за столом во время этого, казавшегося Кате бесконечным, пиршества.
   С тех пор как Ката покинула дом тетки Умбекки, никто ни разу не оказывал ей такого, особого внимания. Она подозревала, что должна считать себя польщенной. Но как же, интересно, она могла чувствовать себя польщенной, когда на все свои просьбы отпустить ее к друзьям в ответ слышала только смех? Мать-Мадана и все эти Сефиты и Сатимы словно бы испытывали ее терпение. Но было кое-что и похуже. Перешептывания, всхлипывания, приглушенные рыдания доносились порой из-за диванов и ширм. Время от времени слышалось даже позвякивание цепей - но казалось, эти звуки привлекают только внимание Каты. Уж не привидения ли обитали в этих покоях?
   А ближе, рядом слышались смешки и постанывания.
   - Подвинься!
   - Не подвинусь!
   - Так нечестно!
   - Ты меня ущипнула!
   - Подвинься!
   - У-у-у!
   Девушки старались пересесть поближе к Кате. Она постаралась сдержаться, хотя это стоило ей немалых усилий. Девушки снова принялись гладить ее, щипать, толкать. Нет, это было просто невыносимо! Почему все они смотрели на нее как на какую-то диковинку? Почему все они так непроходимо глупы?
   Вдруг Ката заметила, как в дальнем углу, в промежутке между ширмами, блеснули цепи.
   - Ах, Сатима! Какое прекрасное будущее тебя ожидает!
   Ката сердито зыркнула на мать-Мадану.
   - Мои девочки - как они тебя полюбили! А мужчины-то, мужчины как...
   Ката нахмурилась.
   - Как - что?
   - Как они тебя будут любить! Такой беленький лакомый кусочек, Сатима, еще бы!
   - Что?!
   - Глупышка, как же ты не понимаешь? Ты теперь в Куатани. Посмотри... вернее, почувствуй, как тут ценятся эджландки!
   Мать-Мадана рассмеялась и любовно погладила золотой диск брошки, похожей на орден, что была приколота у нее на груди.
   - Я - не эджландка, - холодно проговорила Ката.
   Эту фразу она произносила далеко не в первый раз.
   А мать-Мадана ответила ей так же, как и прежде:
   - Глупости! Будет тебе, Сефита. Тебя, конечно, еще нужно пообтесать, но я-то отлично видела, как ловко ты разложила салфеточку. Неужто я не распознаю девчонку, выучившуюся всяким приличным манерам в заведении госпожи Квик, а?
   - Вы знаете о пансионе госпожи Квик?
   - Сатима, кто же о нем не знает? То есть кто не знает о нем из людей, вращающихся в высшем свете? Разве здесь, в моей маленькой школе - ведь я только так думаю о своем заведении, только так - я не следую примеру этой великолепной академии? - Мать-Мадана опустила глаза и подлила шербета в бокал в форме шара. - А аттестат у тебя, случаем, не при себе?
   Это было уже слишком. На протяжении всего вечера Ката старалась держать себя в руках, всеми силами унимала гнев, успокаивала страх. Но вот теперь последняя фраза матери-Маданы окончательно вывела Кату из себя, и сдерживаемые чувства вырвались на волю. Она грубо отбросила тянущиеся к ней руки девушек и резко отодвинулась от пиршественного стола.
   - Кто вы такая? И что вам от меня нужно?
   - Новенькая! Какая славненькая! - послышался вдруг голос у Каты за спиной.
   Ката обернулась. Оказывается, к столу незаметно подкрался мужчина. Но как же он был непохож на гладкокожих и ловких рабов, что прислуживали во время трапезы! Это был невысокий толстячок в небрежно закрученном тюрбане, небритый, грязный и явно дурно воспитанный. Ко всему прочему, он, видимо, был пьян, поскольку нетвердо держался на ногах. Да, точно, от него несло перегаром.
   Но мать-Мадана встретила нежданного гостя очень радушно.
   - Эли! - воскликнула она. - Эли Оли Али!
   Она проворно вскочила с подушки.
   Затем последовали слюнявые поцелуи.
   - М-м-у-а!
   - М-м-у-а!
   Затем мать-Мадана и грязный толстяк ударили по рукам.
   - Э-эй!
   - Э-эй!
   Ката решила воспользоваться этой радостной встречей в своих интересах. Двери были распахнуты. Ката бросилась к двери. Но не успела. Мгновенно ее окружили десять... пятнадцать... двадцать Сефит и Сатим. Девушки улыбались, гладили Кату.
   - Хорошенькая, хорошенькая!
   - М-м-м! Какая у нее гладкая кожа!
   - А волосы какие прекрасные!
   - Дайте и мне...
   - Отпустите меня! Отпустите!
   Эли Оли Али хихикнул:
   - Что это у тебя нынче, матушка? Уроки кошачьих боев?
   - Пф-ф-ф! Новенькая красотка попросту разволновалась, только и всего. Держите ее, девчонки. Наша Беляночка сейчас успокоится.
   - Беленькая... И вкусненькая? - похотливо осклабился Эли Оли Али.
   - Вкусненькая, да не про твою честь, Эли.
   - Матушка, ты жестока!
   - Жестока? Да ведь она воспитанница госпожи Квик! Мы ее тут кое-чему обучим, и ты представь, какие барыши она нам принесет! А с тобой у нас уговор, Эли, и не забывай о нем. Для тебя у меня всегда найдутся девчонки попроще. Я свое дело знаю. Выбирать тут мне, а эта девчонка слишком хороша.
   - Хороша! Пф-ф-ф! Злющая, как змея! От нее, похоже, бед не оберешься я бы так сказал, если бы ты меня спросила.
   - Если бед окажется слишком много - ты ее получишь, вот тебе мое слово, Эли. Но, Эли, для нее нынче - первый вечер среди нас. Сделай же скидку, ладно? Ты вспомни хотя бы императрицу Залага! Как она плевалась, как царапалась, как богохульствовала не закрывая рта, пока я ее не переломила. А теперь посмотри на нее! - Старуха выпятила живот. - Ты видел мой орден? Это орден за безупречную службу при дворе калифа!
   - Я его много раз видел, матушка, - угрюмо ответствовал толстяк.
   Мать-Мадана довольно потерла руки.
   - Ну, Эли, давай-ка о деле. Ты привез свою сестренку? Ты говорил, она хороша, а?
   Последовала пауза. Эли Оли Али громко шмыгнул носом.
   - Эли!
   - Увы!
   - Эли, только не говори мне...
   - Уабины! Треклятые уабины!
   Мать-Мадана вскрикнула. Потом топнула ногой. Упала на диван, выложенный пухлыми подушками.
   - Ты говорил, что она так же хороша собой, как Мерцающая Принцесса и притом обладает всеми прелестями, какими должна обладать наложница! Я-то думала, что меня наградят еще одним орденом! И она, эта лакомая красотка, пропала! Пропала! И теперь ее пользуют в уабинском шатре, посреди пустыни!
   Отвратительный сводник снова сокрушенно шмыгнул носом.
   - Есть кое-что и похуже.
   Мать-Мадана свирепо зыркнула на него.
   - Что же может быть хуже?
   - Я обещал ее эджландцам. На сегодняшнюю ночь.
   - Что? - вскричала мать-Мадана.
   - Что? - ошеломленно воскликнула Ката.
   Но хозяйка и не думала слушать ее.
   - Ты остолоп, Эли! Остолоп и предатель! Разве Каска Далла посмел бы так обмануть меня? О, я догадывалась о том, что ты теряешь нюх, я знала! Эту девчонку ты обещал отдать мне - мне, а не этим хрюкающим боровам! Такую красотку нельзя было превращать в обычную шлюху, когда я могла сделать из нее украшение гарема! Она стала бы новой невестой для калифа!
   Если бы вот так с Эли Оли Али стал разговаривать кто-то другой, то толстяк, пожалуй, возмутился бы не на шутку, но Содержательница Дворца Женщин была не последним человеком в деловом царстве, в пределах которого подвизался Эли Оли Али. Без нее Эли ни за что бы не заполучил должность Придворного Сводника - ту должность, о которой вожделенно мечтал Каска Далла. Больше всего на свете Эли Оли Али страшился утратить хлебное местечко при дворе калифа. Он, невинно лупая глазами, смотрел на мать-Мадану. Нужно было проявить осмотрительность и осторожность. И потом: он был бы не он, если бы не сумел унять страсти разбушевавшейся старой карги. Он ей нравился. Даже не так: она его любила!
   Главное сейчас было успокоить старуху, заговорить ей зубы.
   - Невеста для калифа? - повторил он через мгновение - как будто не расслышал потока обращенных к нему грубых слов. - Так это ты теперь замыслила для новенькой, для Беляночки?
   - Вот это самое я и замыслила, - буркнула мать-Мадана.
   - Ну, так удовольствуйся ею. Но матушка, я должен идти к эджландцам, а что я им предложу? Ты это как хочешь называй, но платят-то они очень даже щедро. - Толстяк устремил оценивающий взгляд на Кату. - Надо же будет их чем-то отвлечь, когда они узнают о том, что я ничегошеньки им не привез... А вот - не обрадовались ли бы они, если бы я подарил им всего на одну ночку девчонку из их племени, как думаешь?
   Мать-Мадана выпучила глаза.
   - Зачем им нужна белокожая девчонка, когда таких полным-полно у них дома? Да у пламенноволосого эджландца красоток из заведения госпожи Квик перебывало больше, чем ты выхлебал бурдюков с хмельным соком, поверь мне на слово!
   - Пламенноволосый? - ахнула Ката.
   Эли Оли Али продолжал упорствовать.
   - Матушка, умоляю тебя! Если уж ты не отдаешь мне эту Беляночку, дай взамен другую, хоть какую-нибудь!
   - Какую-нибудь?
   Грязный толстяк обрадованно кивнул.
   - Никого из этих не получишь, так и знай!
   Эли Оли Али покачал головой.
   Из-за ширм послышалось звяканье цепей.
   Мать-Мадана поджала губы.
   - Отвлечь, значит, хочешь своих эджландцев, Эли? Ну а что скажет твой пламенноволосый приятель, к примеру, насчет девчонки из племени ба-ба?
   - У тебя есть такая девчонка?
   - Целых три! На днях прибыли, пока ты был в дороге.
   - Три, говоришь? И свеженькие?
   - Как утренняя заря. Хотела завтра вывести их на продажу. Для дворцового гарема они не годятся. Глуповатые, скучные, не слишком аккуратные, быстро растолстеют. Да еще... шеи у них больно уж длинные и тонкие - того и гляди сломаются. Ну а на одну ночку-то - почему бы и нет?
   - Миленькая матушка!
   - Эли, дорогуша!
   - М-м-у-а!
   - М-м-у-а!
   Мать-Мадана проворно хлопнула в ладоши. Рабы раздвинули ширмы, и Эли Оли Али радостно вскрикнул. Пламя свечей озарило золоченые цепи, и перед Катой предстали три напуганных темнокожих девушки. Они были почти нагие никаких одежд, кроме тоненьких набедренных повязок. Черные курчавые волосы. Длинные тонкие шеи, закованные во множество обручей.
   Эли Оли Али проворно ухватился за цепь.
   - Чудовище! Грязное чудовище! Не прикасайся к ним!
   Все это время Ката пыталась высвободиться из цепких рук многочисленных Сефит и Сатим. Теперь она принялась брыкаться, лягаться.
   Бесполезно.
   Мать-Мадана свирепо набросилась на нее.
   - А ну, заткнись, Белянка! Ах ты, мерзавка эдакая!
   Ката зашаталась, обмякла. Она уже поняла, что мать-Мадана - на редкость злобная женщина, но не предполагала, что настолько...
   Кулак старухи оказался твердым как камень.
   - Какая строптивая! - крякнул Эли Оли Али. - Думаешь, тебе удастся ее обломать?
   - Пф-ф-ф! Непременно обломаю, иначе не зваться мне матерью-Маданой!
   Сводник ухмыльнулся.
   - Бывало, случалось мне такое от тебя слышать и раньше. Не забывай, матушка, завтра торги! Цены после Откровения Правителя подскочат, верно я говорю?
   - Ой, забирай своих ба-ба и ступай, Эли. Ступай, ступай! - Мать-Мадана дала знак своим подопечным. Они, причитая, собрались около упавшей на пол Каты. - Ну, что бывает, когда девочки не слушаются матушку? Сефита? Сатима? Что им бывает?
   - Темница бывает! - хихикнула одна из девушек.
   - А там противно пахнет! - подхватила другая.
   - И старая, рваная одежда!
   - И тараканы!
   - И пауки!
   - И крысы!
   - И змеи! - вдруг визгливо выкрикнула какая-то из девушек.
   - В кладовой у матушки никаких змей нет, Сефита, - возразила старуха, но при этом довольно фыркнула. Как прекрасно вышколила она своих подопечных! Среди них не было девчонок из племени ба-ба, годных только разве что на одну ночь, ради разнообразия! По всему Унангу и в соседних странах богатые и высокопоставленные мужчины были готовы отвалить немалые денежки за этих глупых игруний, похожих на котят-несмышленышей.
   Однако новая девчонка, похоже, оказалась крепким орешком. Мать-Мадана пнула Кату мыском шлепанца.
   - Наша новая подружка пока еще не стала такой, как мы, а?
   Хихиканье.
   - Нет, матушка! Еще не стала!
   - А мы посмотрим, как Беляночка запоет поутру, после того как проведет ночь в темной кладовой!
   Глава 24
   ТАНЕЦ С ПЯТЬЮ ПОКРОВАМИ
   - Наследник проголодался, я верно угадал?
   - "Проголодался" - это не то слово!
   Улыбаясь и поглаживая седую бороду, Альморан наблюдал за тем, как его юный гость жадно поглощает изысканные яства. Совсем недавно вопросы теснились в мозгу у Джема, но теперь он думал только о горячем, ароматном разноцветном рисе, о ягнятине, фаршированной грецкими орехами, миндалем и фисташками, о жирном нежном йогурте и кокосовом молоке. Чего только не было на столе! Ямс, артишоки, огурцы и спаржа, тонко приправленные специями и снабженные чудесным гарниром; фруктовый салат из манго, инжира и горьких лимонов под названием лайм; напиток шербет и похожее на него названием сладкое восточное лакомство щербет, ароматные нектары... Джему казалось, что такого роскошного угощения он не видел ни разу в жизни. Вкус блюд, ароматы и даже цвета - все было удивительным, все было странным, незнакомым.
   Радуга, разместившийся под столом, усиленно налегал на угощение, которое ему было подано в золотой пиале. От радости пес непрерывно вилял разноцветным хвостом. Гости, рассевшиеся за столами внизу, сверкали драгоценностями, весело смеялись и звенели сдвигаемыми кубками. Альморан хлопнул в ладоши - и заиграла музыка. Джем немного отодвинулся от стола и погрузился в приятную истому.
   Только Дона Бела, похоже, чувствовала себя неловко. Она сидела по другую руку от Альморана и то и дело бросала на Джема неуверенные взгляды из-под полуопущенных век, хмуря при этом выгнутые дугами брови. Альморан наклонился к девушке, взял ее за руку. Девушка скривила губы и мягко, но решительно высвободила руку.