Страница:
- Незнакомец, кто ты? Не мое ли волшебство принесло тебя сюда?
Юноша устремил на него не менее изумленный взгляд. В его взгляде был и страх.
- Альморан? Но как же так?!
- Я не Альморан, но такой же глупец, как он. - Симонид ощутил прилив сил. Он решил, что все потеряно. Но нет, это было не так. - Юноша, ты посланец моего пропавшего брата? Ты встречался с ним? Ты видел его перед тем... как он умер?
Юноша кивнул.
- А ты владеешь волшебством, как и он?
- Не говори о волшебстве! Оно принесло мне только горе. И все же... Ты несешь в себе иное волшебство. Я знаю это. Я это ощущаю.
Залитый луной сад обволакивал их подобно серебристому кокону, благоухающему и пропитанному чудесами. Юноша сошел с ковра и, сжав руки старика, помог тому подняться. Симонид опустил глаза и заметил зеленое сияние, просвечивающее сквозь одежды на груди юноши.
- Кто ты такой? Кто ты такой, песчановолосый?
- Моя история длинна. Рассказывать пришлось бы долго. Несколько дней, а может быть - и несколько лун я томился в плену в странном мире. А потом... боюсь, я потерял еще больше времени, захваченный последней волной колдовства твоего брата. Теперь же я чувствую, что время истекает и для меня вот-вот должна наступить развязка этого испытания. Сейчас не время для рассказов. Но, старик, ведь ты узнаешь меня, правда?
Глаза Симонида вспыхнули радостным светом.
- Правда, Ключ к Орокону. Озарение переполняет мое сердце. - Он отступил и знаком велел Джему следовать за ним. - Многое следует объяснить. Но поспешим. Для моего юного принца не осталось никаких надежд, но еще может быть надежда для страны, которой он должен был править. Нужно каким-то образом побороть зло, посеянное его отцом, ради того, чтобы свершилась твоя и наша судьба. Скорее, скорее. Я кое-что придумал.
Глава 67
ОБМАН РАСКРЫТ
- Вот-вот. В этом весь вопрос - зачем?
Раджал улыбнулся.
- Теперь нет выбора.
- Называй это видением. Называй чарами, заклинанием.
- Ты уже говорил, - кивнул Боб. - Вроде бы я понимаю. Но я не про это говорю. Я говорю про то, что она не может противиться волшебству, которое создало ее такой. Но похоже, она хочет через это пройти. Ну, как будто взаправду хочет. Но разве она не любит принца? В смысле - Нову*? [Имя "Нова" - в честь легендарного героя, мальчика-калеки Нова-Риэля, победившего чудовище, змея Сассароха - Джем носил во время своих странствий с Раджалом и Великой Матерью Ксал, а также в то время, пока жил в Агондоне под покровительством лорда Эмпстера. - Примеч. пер.]
- Ты хочешь сказать "Джема". - Раджал опустил глаза. - Да, она любит его. Но, понимаешь... все дело в кристалле. Когда принцесса выйдет замуж, появится кристалл.
- Полти тоже так думает.
- Хм. Он в это верит. И она в это верит. Наверное, так и есть.
- Ну а принц? Нова? В смысле - Джем?
- Джем должен оказаться там, когда появится кристалл. Быть может, Ката надеется, что все получится наоборот. То есть... если появится кристалл, появится и Джем.
- Хм. Не нравится мне это.
- Да и мне тоже.
Несколько мгновений оба юноши, стоявшие на балконе, молчали, глядя на освещенную факелами церемониальную дорогу.
Весь день сюда прибывали все новые и новые толпы народа. Тут и там слышались песнопения, молитвы. Вдоль дороги выстроились стражники, готовые сдержать любые вспышки эмоций со стороны простолюдинов. Вскоре должна была начаться торжественная процессия почетных гостей, за ними по дороге должны были проследовать министры султана, за ними - имамы. А потом должна была настать очередь Каты.
Время летело стремительно.
Боб сказал:
- Я вот думал про эту уабинскую песню... А ты? Ты про нее думал серьезно?
- "Пламеней-полыхай"? О да, думал.
Раджал закусил губу. Обернулся. За приоткрытыми резными дверями, перед которыми они стояли, многочисленные рабыни заканчивали сложные приготовления невесты. Они выкупали Кату, они умастили ее ароматными бальзамами, они уложили ее волосы замысловатыми завитками. И вот теперь она стояла, словно статуя, а рабыни обряжали ее в алое платье унангской невесты, похожее на панцирь. Одни рабыни подкрашивали ее лицо, другие втыкали в платье тут и там булавки, третьи украшали Кату драгоценностями, цветами, амулетами. Казалось, этому конца не будет, но вот теперь оставалось сделать совсем немного. Ката превратилась в рубиновое видение, в существо, которое, казалось, мало принадлежит к этому миру. Лицо ее по-прежнему было спрятано под чадрой.
Боб проговорил:
- У меня такое чувство, будто про нас все забыли. Мы-то что должны будем делать во время обряда?
- Мы? Будем ждать, как все остальные, наверное.
- Около дороги? Думаю, это не слишком хорошо.
- Понимаю. - Раджал развернулся и устремил взгляд вперед, к грандиозной постройке, где должен был состояться обряд бракосочетания. Как ярко, как зловеще сверкало Святилище под луной! - Хотелось бы войти туда.
- Это невозможно. Там стражников полно.
- Ладно тебе, Арон. Нет ничего невозможного.
- Ты так думаешь?
Они стояли рука об руку. Раджал вдруг ощутил странный прилив волшебства.
Боб пробормотал:
- Знаешь, в этом наряде я чувствую себя таким беспомощным.
Раджал улыбнулся.
- Этот наряд тебе жизнь спас.
- Ты спас мне жизнь. Ты и Ката.
- А ты спас нас. Помнишь?
- Помню.
Они бы сказали больше, но в это время позади послышался стук в дверь. Дверь открылась, и, словно по команде, девушки-рабыни исчезли.
- Может быть, нам тоже следует уйти?
- Наверное. Но мы не уйдем.
Они отступили в тень. В покои с церемониальной торжественностью внесли резное кресло, в котором восседал толстяк-коротышка. Следом за ним вошел высокий поджарый мужчина. Оба были в парадных одеждах и зловещего вида масках.
Носильщики удалились, двери закрылись.
- Мерцалочка! Милая Мерцалочка! - Сорвав маску, калиф Оман Эльмани протянул руки к девушке, похожей на его дочь, но тут же рассмеялся и стукнул себя по лбу. - Нет, Хасем, ну до чего же я глуп! Как я мог думать, что Мерцалочка бросится ко мне в объятия? Бедняжка, да ты ведь едва можешь пошевелиться, правда? Но дай мне хотя бы посмотреть на тебя. В последний раз перед тем, как... - Калиф умолк и горько разрыдался. - Моя бедная детка! Моя бедная, бедная детка!
Ката скованно шагнула к нему, шурша платьем из плотной, жесткой ткани и звеня драгоценностями.
- Отец, не бойся! Я готова к этой ночи.
Калиф сжал ее руки.
- Милая моя, я знаю. Прости своего глупого отца, но как же ему не печалиться, когда он теряет свою дочь? Хоть я и благословляю то волшебство, которое воссоединило тебя во плоти, я горько страдаю из-за того, что это случилось так поздно. Какие страдания мы пережили! Сколько времени упустили! Дорогая моя Мерцалочка, о, если бы нам было дано вновь вернуться в твое детство!
- Милый отец! Я тоже жалею об этом!
Раджал прошептал:
- Она неплохо играет, правда?
- Как знать, - шепотом отозвался Боб.
- Будем надеяться.
Покуда калиф проливал отцовские слезы, визирь Хасем нетерпеливо расхаживал по покоям, безо всякого любопытства озирая завешанные коврами стены, роскошную золоченую мебель, зеркала, отражавшие мягкий красноватый свет. Он тоже снял маску и беспечно положил ее на низкий, инкрустированный слоновой костью столик. Наблюдая за ним, Раджал вновь ощутил прилив ненависти, которая всегда охватывала его при виде этого человека. Сердце его тяжело билось, и он с трудом удерживался от того, чтобы не вбежать в комнату и не ударить этого холодного, наглого мерзавца.
Но вот визирь направился к дверям, выводившим на балкон, и Раджал отступил и сжал руку Боба. Хасем распахнул створки дверей. В комнату хлынул гомон толпы.
- Принцесса, ты слышишь? - Визирь обернулся. - Бой барабанов. Пение труб. Приветственные крики. Приближенные султана уже идут к Святилищу. Скоро наступит наша очередь, и мы должны будем сопроводить тебя в этом долгом пути. Ты трепещешь, дитя? Ты горюешь о своей судьбе?
Ката озадаченно сдвинула брови. Визирь ей никогда не нравился, но сейчас его тон был как-то особенно холоден. Было что-то небрежное, что-то насмешливое в том, как он к ней обращался. Ката стояла около кресла калифа, держа того за руку. Визирь медленно обходил их, словно вычерчивал заколдованный круг.
- Нечего дивиться, если ты трепещешь, - продолжал Хасем все тем же холодным, издевательским тоном. - Ибо многое - слишком многое - зависит от этой ночи. Но знаешь ли ты, сколь многое от нее зависит? Вправду - сколь многое?
Ката отозвалась:
- Конечно, знаю, господин мой визирь.
Калиф вмешался:
- Хасем, о чем ты говоришь?
- Только о судьбе нашей страны, Оман. Нынче тобой владеют чувства, которые овладели бы любым отцом в ту пору, когда для него приходит пора потерять дочь. О, но сколь более горестные чувства некогда переполняли наши сердца! Разве ты забыл о тех страхах, которые вызывала у нас самая мысль о замужестве твоей дочери? Разве ты не помнишь, какой стыд, какой ужас мы испытывали, покуда твоя дочь пребывала в прежнем, бестелесном состоянии? Подумай: какая ярость обрушилась бы на нас, если бы на нынешней брачной церемонии появилась жалкая тень женщины?
Калиф рассмеялся.
- Но, Хасем, зачем же теперь вспоминать об этом? Все эти страхи позади, и Мерцалочка снова едина!
Визирь резко остановился и чуть ли не угрожающе наклонился к маленькому толстяку.
- Правда, Оман? Ты в этом так уверен?
Глаза Каты встревоженно блеснули. В любое мгновение могли прийти носильщики, которые должны были вынести ее из дворца. Что имел в виду визирь? Не мог ли он знать правду? Но почему же тогда молчал до сих пор? Ката отчаянно пыталась найти слова, но ее мысли смешались.
Калиф крепче сжал ее руку.
- Хасем, я не понимаю, о чем ты говоришь. Совсем не понимаю.
- Ну так посмотри, Оман! - Визирь метнулся к Кате, схватил ее за другую руку, оттащил от отца, поволок к зеркалу. - Я думал, что сумею промолчать, Оман, но я тревожусь за тебя и потому не в силах долее хранить молчание! Послушай меня! Все, что случится нынче ночью, обрушится на нас еще более тяжкими бедами, чем те, которых мы боялись прежде. Что скажет султан, когда проведает об этом обмане? Он будет обвинять нас, Оман. Он обвинит во всем тебя, и ты умрешь!
- Хасем, клянусь, я не понимаю, о чем ты говоришь!
- Отпусти меня, отпусти! - закричала Ката.
- Спокойствие, моя непокорная красавица! Будешь вертеться - испортишь свое прекрасное платье. Вырывайся сколько угодно, но это ничего тебе не даст! Оман, посмотри! Видишь ее лицо? Видишь, как оно то исчезает, то появляется? Сначала это лицо твоей дочери... а потом - другое! Покуда ты купался в своей любви к дочери, я пристально следил за этой девушкой, и она не обманула меня! Оман, это не твоя дочь! Эта девушка - самозванка!
Калиф вскрикнул:
- Нет! Этого не может быть!
- Это правда, Оман! Колдовские чары, которыми она окутана, уже развеиваются! Сколько времени после свадьбы они смогут продержаться? Эта злобная девчонка присвоит себе власть султанши! Подумай о том гневе, который обрушится на нас, когда станет ясно, что мы обманом выдали ее замуж за Бесспорного Наследника! А если обман так и не станет явью, что тогда? Нет, он должен быть явлен, ибо эта девчонка - воплощение Зла!
- Ты ошибаешься! Ты утратил рассудок! - вскричала Ката.
- Ошибаюсь, принцесса? Или вернее было бы назвать тебя Катой? Да, гораздо вернее называть тебя так, потому что ты - Катаэйн Вильдроп, беглая невеста пламенноволосого эджландца! Да, о да, он рассказывал мне о тебе! Он мне все о тебе рассказал! Сколь страстно он разыскивал тебя повсюду до тех пор, покуда не стал жертвой странных чар! Сколь отчаянно он гадал, что сталось с тобой! Этот глупец в конце концов решил, что тебя постигла судьба любой беглянки, что ты стала позорной грязной шлюхой! Но теперь я вижу, что даже он, как ни искорежена злом его душа, не мог себе представить всей глубины твоего злобного коварства! Мерзкая шлюха, тебя настигло возмездие!
Ката все еще пыталась вырваться, но ей мешало тяжелое платье. Роскошные браслеты на ее запястье порвались, бусины рассыпались по полу. Она отчаянно сопротивлялась - свободной рукой била калифа, царапала.
- Зачем ты это делаешь? - кричала она. - Чего тебе надо от меня?
- Надо? От тебя мне ничего не надо, шлюха! И очень скоро тебе тоже ничего не будет надо! Ничего и никогда!
- О чем ты говоришь? Что это значит?
Калиф горько рыдал и выкрикивал:
- Хасем, ты ошибаешься! Хасем, я в это не верю! Оставь бедную мою Мерцалочку, отпусти ее, слышишь! Мы были так счастливы! Жестокий Хасем, как ты мог так испортить этот великий день в жизни моей доченьки?
Визирь развернулся, отвесил своему господину и повелителю пощечину и взвизгнул:
- Посмотри, Оман! Посмотри на то, как эта шлюха встретит свою судьбу! Ты ведь видишь, ты ведь знаешь, что это правда! Ты понимаешь, что я не стал бы лгать тебе! Выход единственный! Помнишь сказание о Геденской Невесте? Да, все точно так же, только совсем наоборот! Принцесса должна умереть от радости, и тогда эта свадьба... превратится в похороны!
- Нет! Нет... отпусти меня!
Визирь грубо швырнул Кату на пол и, не дав ей времени подняться, бросился к ней, сжимая в руках подушку. Калиф дико закричал. Ката тоже кричала, но ее крики уже были не слышны. В глазах у нее потемнело. Она только чувствовала, что ее рот зажат подушкой, и ощущала, как визирь прижимает ее к полу всей тяжестью своего тела.
Но тут раздался крик. И звук удара.
Еще. Еще.
Удары следовали один за другим.
Темнота перед глазами Каты развеялась, исчезла давящая на ее грудь тяжесть, но звуки ударов все слышались и слышались.
- Радж... Раджал, нет!
Ката с трудом приподнялась, но Раджала оттащил в сторону их новый друг. Раджал весь дрожал. Он упал бы на колени, если бы его крепко не держал Боб. Окровавленная маска выпала из его рук. Он в ужасе смотрел на разбитую в кровь голову визиря.
- Радж... ты убил его!
Послышался стук. Стучали в дверь.
- Носильщики! Пора!
Калиф застонал и лишился чувств.
Задыхаясь, Ката, скованная неудобным платьем, неловко поднялась с пола. Она быстро соображала.
- Остается единственное, - проговорила она и указала на бездыханное тело визиря. - Разденьте его. Сотрите кровь с маски. Боб, ты выше всех ростом. Скорее, скорее! Ты будешь Хасемом. Радж... Раджал!!! Приди в себя, слышишь?! Тебе придется срочно потолстеть. Так... бери вот эту подушку. Это будет живот...
- Что? - простонал Раджал. - Что?
Но Ката уже занялась приведением в порядок своего замысловатого платья. Она пыталась скрыть самые серьезные повреждения.
- Хорошо еще, что платье красное, - проворчала она.
В дверь снова постучали.
Глава 68
ОБРЯД ПОД ПОКРОВОМ МРАКА
- Красотища-то какая! - вырвалось у матери-Маданы.
- Пф-ф-ф! На эти наряды угрохали столь денег, что их хватило бы, чтобы купить по девчонке из племени ба-ба для каждого мужчины из этой толпы! И еще на выпивку для каждого осталось бы!
- Ой, нет у тебя сердца, Эли!
- Это у тебя сердца нет, старая карга! Ты разве не обещала нам помочь? Я уже и не верю, что у тебя есть еще сестра. Да разве может твоя сестра состоять на службе во Дворце Шепотов?
- Эли, заткнись, - сказала, как отрезала, мать-Мадана.
Сияющими глазами она смотрела, как по ступеням рубиновой лестницы поднимается длинная вереница имамов, как они торжественно выстраиваются перед дверями Святилища. Их золотые одежды, изукрашенные драгоценными каменьями, казались матери-Мадане самым прекрасным зрелищем, которое она когда-либо видела. Однако не менее роскошно выглядели и министры султана, взошедшие по ступеням до имамов. А как хороши были почетные гости, поднявшиеся еще раньше! И как только она могла видеть такую красоту и не умереть от счастья? Как она вынесет появление султана, принцессы и принца? Старухе казалось, что она дожила до самого лучшего часа в своей жизни. Всю дорогу до Священного Города она испытывала такое чувство, будто бы к ней возвращается вера ее детства. Как горько она сожалела о том, что прожила столько солнцеворотов в безбожии и совсем не пеклась о своей душе! Она даже думала о том, что наказана по заслугам тем, что потеряла свой караван-сарай.
Воздух вибрировал от барабанного боя, был пропитан рыданиями и восторженными восклицаниями. Блеск драгоценных камней, свет факелов, радостный шум заставляли забыть обо всем, уносили прочь воспоминания, мысли, желания. Что теперь значили страдания, пережитые матерью-Маданой, когда она в конце концов попала в Священный Город? Она заняла место в первом ряду и никому ни за что не уступила бы этого места. Ей было все равно, что бы там ни замыслил Эли Оли Али. Он теперь был ей совершенно безразличен.
Сводник услышал шепот:
- От тебя никакого толка, Ойли! И зачем я только тебе доверился!
- Пф-ф-ф! От меня никакого толка? А что я должен был сделать, а? Отстегать кнутом старуху, да?
- Ты, бывало, и кое-что похуже делал!
Жирный метис брезгливо скривился, резко развернулся и ухватил Полти за ворот.
- Не говори мне, что от меня нет никакого толка, слышишь, эджландец? Где бы ты сейчас был, если бы со мной не познакомился? Не было бы тебе ни шлюх, ни выпивки, ни барышни твоей, Катаэйн! Да-да, если ты забыл, так я тебе напомню: она была у меня в руках! Я, что ли, виноват в том, что ты ее снова упустил? Да без меня ты даже до Каль-Терона бы не добрался! Полюбуйся на себя! Полюбуйся, полюбуйся! Ты здесь, и это ночь твоей судьбы, а на кого ты похож? Развалина, сущая развалина, еле на ногах держишься! Где твоя сила? Где решительность? Где отвага? Где колдовство, благодаря которому ты умел летать?
- Ойли... - прохрипел Полти. - Ойли... отпусти меня!
Сводник презрительно оттолкнул Полти. Пламенноволосый эджландец попятился и налетел на зевак. Те, кого он задел, возмущенно развернулись, но, увидев, как сводник плюнул в бледное, испуганное лицо чужеземца, радостно вскричали.
Видимо, они решили, что этот плевок - проявление возмущения набожного человека.
- И не смей называть меня "Ойли". Много я с чем мирился, пока у тебя были деньги и власть! Полюбуйся на себя теперь! Полюбуйся!
* * *
- Стой, воришка!
Остановиться? Ни за что!
Сколько бы раз ни звучали подобные окрики, все было бесполезно. Приплясывая и хохоча, подбрасывая в воздух туго набитый кошель, мальчишка в набедренной повязке убежал прочь. Кругом гомонил народ. Воздух пропитался волнением. Стражники думали только о том, как сдержать толпу.
"Поддеры" нашли здесь рай, где созрела масса плодов, только и ждавших, чтобы их сорвали.
- Эй! - Рыба развернулся. Чья-то рука ловко выхватила у него только что украденный им кошель.
Его обдало зловонным дыханием.
- Сыр! А ну отдай!
- Не поймаешь!
- Да, не поймаю?
Сыр бросился наутек, Рыба - за ним. Сыр затесался в толпу, и Рыба не смог к нему протолкаться. Со всех сторон его окружили люди. Крики, гомон... Но вот громче криков и гомона зазвучало пение рогов.
То были церемониальные фанфары!
Значит, на дорогу к Святилищу ступил Султан!
Толпа повалила вперед, ближе к дороге.
Рыба выкрикнул:
- Губач!
- Рыба! Сыр! Сюда!
"Поддеры" наконец оказались втроем.
- Тесновато тут становится, - прокричал Губач. - Скоро уж ни рукой, ни ногой не пошевелить будет.
- Ну, тебе-то особенно, Губач, - осклабился Рыба.
- Надо вон на ту крышу забраться! - сказал Сыр. - Фаха уже там, и Аист тоже.
- Пошли!
Только Рыба замешкался. На его плечо легла чья-то тяжелая рука. Послышались визгливые голоса.
- Он украл этот кошель!
- Грязный маленький воришка!
- В Священном Городе!
- В такую ночь!
Рыба вырывался, кусался, царапался.
- Стой, ворюга!
Чтобы он остановился? Ни за что!
А когда из-под земли послышался грохот, через несколько мгновений, Рыба уже исчез следом за другими "поддерами". Верно, грохот из-под земли слышался и раньше, но никто не ожидал, что он прозвучит именно сейчас, когда по ступеням рубиновой лестницы величественно всходили имамы. Звук, подобный раскату грома, наполнил ночь, но этот страшный, зловещий гром звучал из-под земли, а не с небес. Земля содрогнулась под церемониальной дорогой. Казалось, какое-то громадное чудовище пытается вырваться на волю из глубины недр. Начали выпадать камни из стен, которыми была ограждена дорога. На толпу посыпались горящие факелы.
Но все быстро стихло. За считанные мгновения был восстановлен порядок: стражники оттеснили в стороны людей, в страхе выбежавших на дорогу. Паломники раскричались. Некоторые пали замертво. Другие обожглись, у третьих текла кровь. Многие упали ниц и в страхе бормотали слова о Священном Пламени, о его нетерпении, о его зависти, о его таинственной силе.
Во время всеобщей сумятицы произошло одно любопытное происшествие. Как только послышался подземный рокот, двое имамов, дряхлые старики, упали с рубиновых ступеней, задев факел. Факел погас, и в наступившей темноте к старикам бросились двое незнакомцев. Они действовали грубо и решительно.
- Ойли! Быстрее! Вот он, наш счастливый случай!
Через несколько мгновений недостающие имамы заняли свое место на ступенях. Капюшоны церемониальных мантий плотно закрывали их лица. Из-под капюшона первого из них послышался шепот:
- Майор-господин, ты же понимаешь, это я все просто так болтал?
А из-под капюшона второго донеслось:
- Понимаю, Ойли, понимаю!
А беспомощные жертвы их нападения уже истекали кровью под ногами стремившихся занять место ближе к дороге паломников.
* * *
О землетрясении быстро забыли - по крайней мере забыло большинство присутствовавших на торжестве, - как только на церемониальную дорогу ступил султан Калед.
Глаза владыки Унанга яростно сверкали в круглых прорезях шипастой маски. Человек, называвший себя Султаном Луны и Звезд, смотрел вперед на широкую, покрытую трещинами дорогу и не думал ни о тех, кто только что погиб, ни о разрушениях, ни о стонах раненых. С колонн, возвышавшихся над ним, еще падали осколки камня и самоцветы, еще не осела пыль, но все это было Каледу безразлично. Он видел только далекую, ярко освещенную арку дворцовых ворот, горящую подобно входу в иной мир. В этой арке появились носилки, на которых восседала прекрасная принцесса, чье лицо скрывала чадра. По обе стороны от нее шагали брат калифа, маленький толстяк, и его высокий, худощавый визирь.
Сердце Каледа билось взволнованно, часто. У него за спиной выстроились молчаливыми рядами имамы в мантиях с капюшонами, высокородные гости и приближенные. Кем они все были, как не никчемными букашками? Чем они отличались от простолюдинов-паломников, что столпились у дороги, стеная и крича? Он был выше их всех, но когда закончится эта ночь, он станет выше всего мира! Он станет равным богам! Даже теперь ему казалось, что он ощущает ту силу, ту власть, которая скоро станет принадлежать ему. Только тот, кто женится на Мерцающей Принцессе, имеет право обладать титулом, который он себе присвоил, стоя здесь, на этих самых рубиновых ступенях, десять солнцеворотов назад? Прекрасно, пусть так и будет! Этим человеком станет он!
А в это время двое "имамов", пользуясь тем, что их разговора не слышно за музыкой и криками толпы, шепотом переговаривались:
- Ойли?
- Майор-господин?
- Что нам теперь делать?
- Хм... Сейчас сюда доставят принцессу. Потом - мальчишку. Они по очереди произнесут свадебные клятвы, стоя на ступенях... потом распахнутся двери Святилища... а потом их отведут в брачные покои.
- В брачные, говоришь?
- Да, да, это то самое, про что ты думаешь. Их там запрут на всю ночь. А мы в это время будем совершать бдение в Святилище. Толпа останется здесь.
- Ойли?
- Майор-господин?
- А делать-то мы что будем?
Подобные вопросы Каледа не тревожили. Когда евнухи помогли принцессе спуститься с носилок, он еле удержался от того, чтобы не броситься к ней и не заключить ее в объятия. Будь оно проклято, это притворство! Однако процессия близилась к апогею. Еще несколько мгновений - и толпа падет ниц перед принцессой. Потом настанет время принцу присоединиться к ней.
Каледу мучительно хотелось расхохотаться в голос. Симонид, думал он, наверное, уже явился в покои принца, чтобы прервать его медитацию. Старик небось уже вопит от горя и рвет на себе бороду. Скоро, очень скоро придет весть о смерти Деа! Скоро, очень скоро султан обнимет невесту своего сына и поведет ее в брачные покои! Сердце Каледа радостно забилось, когда принцесса заняла место рядом с ним. Паломники начали кланяться и бормотать молитвы.
А за спиной у принцессы слышались другие бормотания.
- Раджал?
- Арон?
- Что же нам теперь делать?
- Хм. Давай подумаем. Мы будем участвовать в бдении. Ката тем временем будет находиться наверху, в брачных покоях, где ей предстоит отбиваться от принца. Ну или... На заре верховный имам выведет их из брачных покоев... и поведет к Пламени... Там они должны будут, наверное, поклониться богу огня. А потом снова выйдут сюда. И тогда настанет час всеобщего ликования.
- Раджал?
- Арон?
- Это все я знаю. Но что будем делать мы?
Запели рога. Забили барабаны. Паломники поднялись с колен, Калед поднял руки. Он, стоящий на вершине рубиновой лестницы, внушал людям восхищение и страх. Его тяжелая темная мантия сверкала звездами, его маска сверкала и переливалась в свете горящих факелов. Его голос был подобен голосу бога. Он доносился словно бы из другого мира. Многие, услышав его голос, затаили дыхание. Некоторые лишились чувств.
- Паломники! - возгласил султан. - Сегодня ночью вы явились к Святилищу Пламени, чтобы стать свидетелями самого священного мгновения за время моего царствования. Много солнцеворотов назад, на заре моей зрелости, меня привел сюда мой Отец, дабы я занял подобающее место Бесспорного Наследника. Сюда некоторое время назад был приведен и мой сын, дабы было подтверждено его неоспоримое право на престол. Здесь я вступил в брак с моей единственной женой, вашей владычицей, которая умерла столь скоро и столь печально. Здесь состоялся обряд ее похорон. Да, много священных мгновений пережил я на этих ступенях, но не было мгновения более священного, чем то, что мне предстоит пережить вместе с вами сегодня. Это мгновение обозначит продолжение Рода Пророка. После сегодняшней ночи мои труды будут завершены. После сегодняшней ночи мой дух будет волен улететь, когда пробьет мой час, в обитель вечности, как улетел дух моего отца и дух отца моего отца. Барабанщики! Бейте в барабаны! Возвестите мой приказ! Пусть моего сына приведут сюда, где состоится обряд его бракосочетания!
Юноша устремил на него не менее изумленный взгляд. В его взгляде был и страх.
- Альморан? Но как же так?!
- Я не Альморан, но такой же глупец, как он. - Симонид ощутил прилив сил. Он решил, что все потеряно. Но нет, это было не так. - Юноша, ты посланец моего пропавшего брата? Ты встречался с ним? Ты видел его перед тем... как он умер?
Юноша кивнул.
- А ты владеешь волшебством, как и он?
- Не говори о волшебстве! Оно принесло мне только горе. И все же... Ты несешь в себе иное волшебство. Я знаю это. Я это ощущаю.
Залитый луной сад обволакивал их подобно серебристому кокону, благоухающему и пропитанному чудесами. Юноша сошел с ковра и, сжав руки старика, помог тому подняться. Симонид опустил глаза и заметил зеленое сияние, просвечивающее сквозь одежды на груди юноши.
- Кто ты такой? Кто ты такой, песчановолосый?
- Моя история длинна. Рассказывать пришлось бы долго. Несколько дней, а может быть - и несколько лун я томился в плену в странном мире. А потом... боюсь, я потерял еще больше времени, захваченный последней волной колдовства твоего брата. Теперь же я чувствую, что время истекает и для меня вот-вот должна наступить развязка этого испытания. Сейчас не время для рассказов. Но, старик, ведь ты узнаешь меня, правда?
Глаза Симонида вспыхнули радостным светом.
- Правда, Ключ к Орокону. Озарение переполняет мое сердце. - Он отступил и знаком велел Джему следовать за ним. - Многое следует объяснить. Но поспешим. Для моего юного принца не осталось никаких надежд, но еще может быть надежда для страны, которой он должен был править. Нужно каким-то образом побороть зло, посеянное его отцом, ради того, чтобы свершилась твоя и наша судьба. Скорее, скорее. Я кое-что придумал.
Глава 67
ОБМАН РАСКРЫТ
- Вот-вот. В этом весь вопрос - зачем?
Раджал улыбнулся.
- Теперь нет выбора.
- Называй это видением. Называй чарами, заклинанием.
- Ты уже говорил, - кивнул Боб. - Вроде бы я понимаю. Но я не про это говорю. Я говорю про то, что она не может противиться волшебству, которое создало ее такой. Но похоже, она хочет через это пройти. Ну, как будто взаправду хочет. Но разве она не любит принца? В смысле - Нову*? [Имя "Нова" - в честь легендарного героя, мальчика-калеки Нова-Риэля, победившего чудовище, змея Сассароха - Джем носил во время своих странствий с Раджалом и Великой Матерью Ксал, а также в то время, пока жил в Агондоне под покровительством лорда Эмпстера. - Примеч. пер.]
- Ты хочешь сказать "Джема". - Раджал опустил глаза. - Да, она любит его. Но, понимаешь... все дело в кристалле. Когда принцесса выйдет замуж, появится кристалл.
- Полти тоже так думает.
- Хм. Он в это верит. И она в это верит. Наверное, так и есть.
- Ну а принц? Нова? В смысле - Джем?
- Джем должен оказаться там, когда появится кристалл. Быть может, Ката надеется, что все получится наоборот. То есть... если появится кристалл, появится и Джем.
- Хм. Не нравится мне это.
- Да и мне тоже.
Несколько мгновений оба юноши, стоявшие на балконе, молчали, глядя на освещенную факелами церемониальную дорогу.
Весь день сюда прибывали все новые и новые толпы народа. Тут и там слышались песнопения, молитвы. Вдоль дороги выстроились стражники, готовые сдержать любые вспышки эмоций со стороны простолюдинов. Вскоре должна была начаться торжественная процессия почетных гостей, за ними по дороге должны были проследовать министры султана, за ними - имамы. А потом должна была настать очередь Каты.
Время летело стремительно.
Боб сказал:
- Я вот думал про эту уабинскую песню... А ты? Ты про нее думал серьезно?
- "Пламеней-полыхай"? О да, думал.
Раджал закусил губу. Обернулся. За приоткрытыми резными дверями, перед которыми они стояли, многочисленные рабыни заканчивали сложные приготовления невесты. Они выкупали Кату, они умастили ее ароматными бальзамами, они уложили ее волосы замысловатыми завитками. И вот теперь она стояла, словно статуя, а рабыни обряжали ее в алое платье унангской невесты, похожее на панцирь. Одни рабыни подкрашивали ее лицо, другие втыкали в платье тут и там булавки, третьи украшали Кату драгоценностями, цветами, амулетами. Казалось, этому конца не будет, но вот теперь оставалось сделать совсем немного. Ката превратилась в рубиновое видение, в существо, которое, казалось, мало принадлежит к этому миру. Лицо ее по-прежнему было спрятано под чадрой.
Боб проговорил:
- У меня такое чувство, будто про нас все забыли. Мы-то что должны будем делать во время обряда?
- Мы? Будем ждать, как все остальные, наверное.
- Около дороги? Думаю, это не слишком хорошо.
- Понимаю. - Раджал развернулся и устремил взгляд вперед, к грандиозной постройке, где должен был состояться обряд бракосочетания. Как ярко, как зловеще сверкало Святилище под луной! - Хотелось бы войти туда.
- Это невозможно. Там стражников полно.
- Ладно тебе, Арон. Нет ничего невозможного.
- Ты так думаешь?
Они стояли рука об руку. Раджал вдруг ощутил странный прилив волшебства.
Боб пробормотал:
- Знаешь, в этом наряде я чувствую себя таким беспомощным.
Раджал улыбнулся.
- Этот наряд тебе жизнь спас.
- Ты спас мне жизнь. Ты и Ката.
- А ты спас нас. Помнишь?
- Помню.
Они бы сказали больше, но в это время позади послышался стук в дверь. Дверь открылась, и, словно по команде, девушки-рабыни исчезли.
- Может быть, нам тоже следует уйти?
- Наверное. Но мы не уйдем.
Они отступили в тень. В покои с церемониальной торжественностью внесли резное кресло, в котором восседал толстяк-коротышка. Следом за ним вошел высокий поджарый мужчина. Оба были в парадных одеждах и зловещего вида масках.
Носильщики удалились, двери закрылись.
- Мерцалочка! Милая Мерцалочка! - Сорвав маску, калиф Оман Эльмани протянул руки к девушке, похожей на его дочь, но тут же рассмеялся и стукнул себя по лбу. - Нет, Хасем, ну до чего же я глуп! Как я мог думать, что Мерцалочка бросится ко мне в объятия? Бедняжка, да ты ведь едва можешь пошевелиться, правда? Но дай мне хотя бы посмотреть на тебя. В последний раз перед тем, как... - Калиф умолк и горько разрыдался. - Моя бедная детка! Моя бедная, бедная детка!
Ката скованно шагнула к нему, шурша платьем из плотной, жесткой ткани и звеня драгоценностями.
- Отец, не бойся! Я готова к этой ночи.
Калиф сжал ее руки.
- Милая моя, я знаю. Прости своего глупого отца, но как же ему не печалиться, когда он теряет свою дочь? Хоть я и благословляю то волшебство, которое воссоединило тебя во плоти, я горько страдаю из-за того, что это случилось так поздно. Какие страдания мы пережили! Сколько времени упустили! Дорогая моя Мерцалочка, о, если бы нам было дано вновь вернуться в твое детство!
- Милый отец! Я тоже жалею об этом!
Раджал прошептал:
- Она неплохо играет, правда?
- Как знать, - шепотом отозвался Боб.
- Будем надеяться.
Покуда калиф проливал отцовские слезы, визирь Хасем нетерпеливо расхаживал по покоям, безо всякого любопытства озирая завешанные коврами стены, роскошную золоченую мебель, зеркала, отражавшие мягкий красноватый свет. Он тоже снял маску и беспечно положил ее на низкий, инкрустированный слоновой костью столик. Наблюдая за ним, Раджал вновь ощутил прилив ненависти, которая всегда охватывала его при виде этого человека. Сердце его тяжело билось, и он с трудом удерживался от того, чтобы не вбежать в комнату и не ударить этого холодного, наглого мерзавца.
Но вот визирь направился к дверям, выводившим на балкон, и Раджал отступил и сжал руку Боба. Хасем распахнул створки дверей. В комнату хлынул гомон толпы.
- Принцесса, ты слышишь? - Визирь обернулся. - Бой барабанов. Пение труб. Приветственные крики. Приближенные султана уже идут к Святилищу. Скоро наступит наша очередь, и мы должны будем сопроводить тебя в этом долгом пути. Ты трепещешь, дитя? Ты горюешь о своей судьбе?
Ката озадаченно сдвинула брови. Визирь ей никогда не нравился, но сейчас его тон был как-то особенно холоден. Было что-то небрежное, что-то насмешливое в том, как он к ней обращался. Ката стояла около кресла калифа, держа того за руку. Визирь медленно обходил их, словно вычерчивал заколдованный круг.
- Нечего дивиться, если ты трепещешь, - продолжал Хасем все тем же холодным, издевательским тоном. - Ибо многое - слишком многое - зависит от этой ночи. Но знаешь ли ты, сколь многое от нее зависит? Вправду - сколь многое?
Ката отозвалась:
- Конечно, знаю, господин мой визирь.
Калиф вмешался:
- Хасем, о чем ты говоришь?
- Только о судьбе нашей страны, Оман. Нынче тобой владеют чувства, которые овладели бы любым отцом в ту пору, когда для него приходит пора потерять дочь. О, но сколь более горестные чувства некогда переполняли наши сердца! Разве ты забыл о тех страхах, которые вызывала у нас самая мысль о замужестве твоей дочери? Разве ты не помнишь, какой стыд, какой ужас мы испытывали, покуда твоя дочь пребывала в прежнем, бестелесном состоянии? Подумай: какая ярость обрушилась бы на нас, если бы на нынешней брачной церемонии появилась жалкая тень женщины?
Калиф рассмеялся.
- Но, Хасем, зачем же теперь вспоминать об этом? Все эти страхи позади, и Мерцалочка снова едина!
Визирь резко остановился и чуть ли не угрожающе наклонился к маленькому толстяку.
- Правда, Оман? Ты в этом так уверен?
Глаза Каты встревоженно блеснули. В любое мгновение могли прийти носильщики, которые должны были вынести ее из дворца. Что имел в виду визирь? Не мог ли он знать правду? Но почему же тогда молчал до сих пор? Ката отчаянно пыталась найти слова, но ее мысли смешались.
Калиф крепче сжал ее руку.
- Хасем, я не понимаю, о чем ты говоришь. Совсем не понимаю.
- Ну так посмотри, Оман! - Визирь метнулся к Кате, схватил ее за другую руку, оттащил от отца, поволок к зеркалу. - Я думал, что сумею промолчать, Оман, но я тревожусь за тебя и потому не в силах долее хранить молчание! Послушай меня! Все, что случится нынче ночью, обрушится на нас еще более тяжкими бедами, чем те, которых мы боялись прежде. Что скажет султан, когда проведает об этом обмане? Он будет обвинять нас, Оман. Он обвинит во всем тебя, и ты умрешь!
- Хасем, клянусь, я не понимаю, о чем ты говоришь!
- Отпусти меня, отпусти! - закричала Ката.
- Спокойствие, моя непокорная красавица! Будешь вертеться - испортишь свое прекрасное платье. Вырывайся сколько угодно, но это ничего тебе не даст! Оман, посмотри! Видишь ее лицо? Видишь, как оно то исчезает, то появляется? Сначала это лицо твоей дочери... а потом - другое! Покуда ты купался в своей любви к дочери, я пристально следил за этой девушкой, и она не обманула меня! Оман, это не твоя дочь! Эта девушка - самозванка!
Калиф вскрикнул:
- Нет! Этого не может быть!
- Это правда, Оман! Колдовские чары, которыми она окутана, уже развеиваются! Сколько времени после свадьбы они смогут продержаться? Эта злобная девчонка присвоит себе власть султанши! Подумай о том гневе, который обрушится на нас, когда станет ясно, что мы обманом выдали ее замуж за Бесспорного Наследника! А если обман так и не станет явью, что тогда? Нет, он должен быть явлен, ибо эта девчонка - воплощение Зла!
- Ты ошибаешься! Ты утратил рассудок! - вскричала Ката.
- Ошибаюсь, принцесса? Или вернее было бы назвать тебя Катой? Да, гораздо вернее называть тебя так, потому что ты - Катаэйн Вильдроп, беглая невеста пламенноволосого эджландца! Да, о да, он рассказывал мне о тебе! Он мне все о тебе рассказал! Сколь страстно он разыскивал тебя повсюду до тех пор, покуда не стал жертвой странных чар! Сколь отчаянно он гадал, что сталось с тобой! Этот глупец в конце концов решил, что тебя постигла судьба любой беглянки, что ты стала позорной грязной шлюхой! Но теперь я вижу, что даже он, как ни искорежена злом его душа, не мог себе представить всей глубины твоего злобного коварства! Мерзкая шлюха, тебя настигло возмездие!
Ката все еще пыталась вырваться, но ей мешало тяжелое платье. Роскошные браслеты на ее запястье порвались, бусины рассыпались по полу. Она отчаянно сопротивлялась - свободной рукой била калифа, царапала.
- Зачем ты это делаешь? - кричала она. - Чего тебе надо от меня?
- Надо? От тебя мне ничего не надо, шлюха! И очень скоро тебе тоже ничего не будет надо! Ничего и никогда!
- О чем ты говоришь? Что это значит?
Калиф горько рыдал и выкрикивал:
- Хасем, ты ошибаешься! Хасем, я в это не верю! Оставь бедную мою Мерцалочку, отпусти ее, слышишь! Мы были так счастливы! Жестокий Хасем, как ты мог так испортить этот великий день в жизни моей доченьки?
Визирь развернулся, отвесил своему господину и повелителю пощечину и взвизгнул:
- Посмотри, Оман! Посмотри на то, как эта шлюха встретит свою судьбу! Ты ведь видишь, ты ведь знаешь, что это правда! Ты понимаешь, что я не стал бы лгать тебе! Выход единственный! Помнишь сказание о Геденской Невесте? Да, все точно так же, только совсем наоборот! Принцесса должна умереть от радости, и тогда эта свадьба... превратится в похороны!
- Нет! Нет... отпусти меня!
Визирь грубо швырнул Кату на пол и, не дав ей времени подняться, бросился к ней, сжимая в руках подушку. Калиф дико закричал. Ката тоже кричала, но ее крики уже были не слышны. В глазах у нее потемнело. Она только чувствовала, что ее рот зажат подушкой, и ощущала, как визирь прижимает ее к полу всей тяжестью своего тела.
Но тут раздался крик. И звук удара.
Еще. Еще.
Удары следовали один за другим.
Темнота перед глазами Каты развеялась, исчезла давящая на ее грудь тяжесть, но звуки ударов все слышались и слышались.
- Радж... Раджал, нет!
Ката с трудом приподнялась, но Раджала оттащил в сторону их новый друг. Раджал весь дрожал. Он упал бы на колени, если бы его крепко не держал Боб. Окровавленная маска выпала из его рук. Он в ужасе смотрел на разбитую в кровь голову визиря.
- Радж... ты убил его!
Послышался стук. Стучали в дверь.
- Носильщики! Пора!
Калиф застонал и лишился чувств.
Задыхаясь, Ката, скованная неудобным платьем, неловко поднялась с пола. Она быстро соображала.
- Остается единственное, - проговорила она и указала на бездыханное тело визиря. - Разденьте его. Сотрите кровь с маски. Боб, ты выше всех ростом. Скорее, скорее! Ты будешь Хасемом. Радж... Раджал!!! Приди в себя, слышишь?! Тебе придется срочно потолстеть. Так... бери вот эту подушку. Это будет живот...
- Что? - простонал Раджал. - Что?
Но Ката уже занялась приведением в порядок своего замысловатого платья. Она пыталась скрыть самые серьезные повреждения.
- Хорошо еще, что платье красное, - проворчала она.
В дверь снова постучали.
Глава 68
ОБРЯД ПОД ПОКРОВОМ МРАКА
- Красотища-то какая! - вырвалось у матери-Маданы.
- Пф-ф-ф! На эти наряды угрохали столь денег, что их хватило бы, чтобы купить по девчонке из племени ба-ба для каждого мужчины из этой толпы! И еще на выпивку для каждого осталось бы!
- Ой, нет у тебя сердца, Эли!
- Это у тебя сердца нет, старая карга! Ты разве не обещала нам помочь? Я уже и не верю, что у тебя есть еще сестра. Да разве может твоя сестра состоять на службе во Дворце Шепотов?
- Эли, заткнись, - сказала, как отрезала, мать-Мадана.
Сияющими глазами она смотрела, как по ступеням рубиновой лестницы поднимается длинная вереница имамов, как они торжественно выстраиваются перед дверями Святилища. Их золотые одежды, изукрашенные драгоценными каменьями, казались матери-Мадане самым прекрасным зрелищем, которое она когда-либо видела. Однако не менее роскошно выглядели и министры султана, взошедшие по ступеням до имамов. А как хороши были почетные гости, поднявшиеся еще раньше! И как только она могла видеть такую красоту и не умереть от счастья? Как она вынесет появление султана, принцессы и принца? Старухе казалось, что она дожила до самого лучшего часа в своей жизни. Всю дорогу до Священного Города она испытывала такое чувство, будто бы к ней возвращается вера ее детства. Как горько она сожалела о том, что прожила столько солнцеворотов в безбожии и совсем не пеклась о своей душе! Она даже думала о том, что наказана по заслугам тем, что потеряла свой караван-сарай.
Воздух вибрировал от барабанного боя, был пропитан рыданиями и восторженными восклицаниями. Блеск драгоценных камней, свет факелов, радостный шум заставляли забыть обо всем, уносили прочь воспоминания, мысли, желания. Что теперь значили страдания, пережитые матерью-Маданой, когда она в конце концов попала в Священный Город? Она заняла место в первом ряду и никому ни за что не уступила бы этого места. Ей было все равно, что бы там ни замыслил Эли Оли Али. Он теперь был ей совершенно безразличен.
Сводник услышал шепот:
- От тебя никакого толка, Ойли! И зачем я только тебе доверился!
- Пф-ф-ф! От меня никакого толка? А что я должен был сделать, а? Отстегать кнутом старуху, да?
- Ты, бывало, и кое-что похуже делал!
Жирный метис брезгливо скривился, резко развернулся и ухватил Полти за ворот.
- Не говори мне, что от меня нет никакого толка, слышишь, эджландец? Где бы ты сейчас был, если бы со мной не познакомился? Не было бы тебе ни шлюх, ни выпивки, ни барышни твоей, Катаэйн! Да-да, если ты забыл, так я тебе напомню: она была у меня в руках! Я, что ли, виноват в том, что ты ее снова упустил? Да без меня ты даже до Каль-Терона бы не добрался! Полюбуйся на себя! Полюбуйся, полюбуйся! Ты здесь, и это ночь твоей судьбы, а на кого ты похож? Развалина, сущая развалина, еле на ногах держишься! Где твоя сила? Где решительность? Где отвага? Где колдовство, благодаря которому ты умел летать?
- Ойли... - прохрипел Полти. - Ойли... отпусти меня!
Сводник презрительно оттолкнул Полти. Пламенноволосый эджландец попятился и налетел на зевак. Те, кого он задел, возмущенно развернулись, но, увидев, как сводник плюнул в бледное, испуганное лицо чужеземца, радостно вскричали.
Видимо, они решили, что этот плевок - проявление возмущения набожного человека.
- И не смей называть меня "Ойли". Много я с чем мирился, пока у тебя были деньги и власть! Полюбуйся на себя теперь! Полюбуйся!
* * *
- Стой, воришка!
Остановиться? Ни за что!
Сколько бы раз ни звучали подобные окрики, все было бесполезно. Приплясывая и хохоча, подбрасывая в воздух туго набитый кошель, мальчишка в набедренной повязке убежал прочь. Кругом гомонил народ. Воздух пропитался волнением. Стражники думали только о том, как сдержать толпу.
"Поддеры" нашли здесь рай, где созрела масса плодов, только и ждавших, чтобы их сорвали.
- Эй! - Рыба развернулся. Чья-то рука ловко выхватила у него только что украденный им кошель.
Его обдало зловонным дыханием.
- Сыр! А ну отдай!
- Не поймаешь!
- Да, не поймаю?
Сыр бросился наутек, Рыба - за ним. Сыр затесался в толпу, и Рыба не смог к нему протолкаться. Со всех сторон его окружили люди. Крики, гомон... Но вот громче криков и гомона зазвучало пение рогов.
То были церемониальные фанфары!
Значит, на дорогу к Святилищу ступил Султан!
Толпа повалила вперед, ближе к дороге.
Рыба выкрикнул:
- Губач!
- Рыба! Сыр! Сюда!
"Поддеры" наконец оказались втроем.
- Тесновато тут становится, - прокричал Губач. - Скоро уж ни рукой, ни ногой не пошевелить будет.
- Ну, тебе-то особенно, Губач, - осклабился Рыба.
- Надо вон на ту крышу забраться! - сказал Сыр. - Фаха уже там, и Аист тоже.
- Пошли!
Только Рыба замешкался. На его плечо легла чья-то тяжелая рука. Послышались визгливые голоса.
- Он украл этот кошель!
- Грязный маленький воришка!
- В Священном Городе!
- В такую ночь!
Рыба вырывался, кусался, царапался.
- Стой, ворюга!
Чтобы он остановился? Ни за что!
А когда из-под земли послышался грохот, через несколько мгновений, Рыба уже исчез следом за другими "поддерами". Верно, грохот из-под земли слышался и раньше, но никто не ожидал, что он прозвучит именно сейчас, когда по ступеням рубиновой лестницы величественно всходили имамы. Звук, подобный раскату грома, наполнил ночь, но этот страшный, зловещий гром звучал из-под земли, а не с небес. Земля содрогнулась под церемониальной дорогой. Казалось, какое-то громадное чудовище пытается вырваться на волю из глубины недр. Начали выпадать камни из стен, которыми была ограждена дорога. На толпу посыпались горящие факелы.
Но все быстро стихло. За считанные мгновения был восстановлен порядок: стражники оттеснили в стороны людей, в страхе выбежавших на дорогу. Паломники раскричались. Некоторые пали замертво. Другие обожглись, у третьих текла кровь. Многие упали ниц и в страхе бормотали слова о Священном Пламени, о его нетерпении, о его зависти, о его таинственной силе.
Во время всеобщей сумятицы произошло одно любопытное происшествие. Как только послышался подземный рокот, двое имамов, дряхлые старики, упали с рубиновых ступеней, задев факел. Факел погас, и в наступившей темноте к старикам бросились двое незнакомцев. Они действовали грубо и решительно.
- Ойли! Быстрее! Вот он, наш счастливый случай!
Через несколько мгновений недостающие имамы заняли свое место на ступенях. Капюшоны церемониальных мантий плотно закрывали их лица. Из-под капюшона первого из них послышался шепот:
- Майор-господин, ты же понимаешь, это я все просто так болтал?
А из-под капюшона второго донеслось:
- Понимаю, Ойли, понимаю!
А беспомощные жертвы их нападения уже истекали кровью под ногами стремившихся занять место ближе к дороге паломников.
* * *
О землетрясении быстро забыли - по крайней мере забыло большинство присутствовавших на торжестве, - как только на церемониальную дорогу ступил султан Калед.
Глаза владыки Унанга яростно сверкали в круглых прорезях шипастой маски. Человек, называвший себя Султаном Луны и Звезд, смотрел вперед на широкую, покрытую трещинами дорогу и не думал ни о тех, кто только что погиб, ни о разрушениях, ни о стонах раненых. С колонн, возвышавшихся над ним, еще падали осколки камня и самоцветы, еще не осела пыль, но все это было Каледу безразлично. Он видел только далекую, ярко освещенную арку дворцовых ворот, горящую подобно входу в иной мир. В этой арке появились носилки, на которых восседала прекрасная принцесса, чье лицо скрывала чадра. По обе стороны от нее шагали брат калифа, маленький толстяк, и его высокий, худощавый визирь.
Сердце Каледа билось взволнованно, часто. У него за спиной выстроились молчаливыми рядами имамы в мантиях с капюшонами, высокородные гости и приближенные. Кем они все были, как не никчемными букашками? Чем они отличались от простолюдинов-паломников, что столпились у дороги, стеная и крича? Он был выше их всех, но когда закончится эта ночь, он станет выше всего мира! Он станет равным богам! Даже теперь ему казалось, что он ощущает ту силу, ту власть, которая скоро станет принадлежать ему. Только тот, кто женится на Мерцающей Принцессе, имеет право обладать титулом, который он себе присвоил, стоя здесь, на этих самых рубиновых ступенях, десять солнцеворотов назад? Прекрасно, пусть так и будет! Этим человеком станет он!
А в это время двое "имамов", пользуясь тем, что их разговора не слышно за музыкой и криками толпы, шепотом переговаривались:
- Ойли?
- Майор-господин?
- Что нам теперь делать?
- Хм... Сейчас сюда доставят принцессу. Потом - мальчишку. Они по очереди произнесут свадебные клятвы, стоя на ступенях... потом распахнутся двери Святилища... а потом их отведут в брачные покои.
- В брачные, говоришь?
- Да, да, это то самое, про что ты думаешь. Их там запрут на всю ночь. А мы в это время будем совершать бдение в Святилище. Толпа останется здесь.
- Ойли?
- Майор-господин?
- А делать-то мы что будем?
Подобные вопросы Каледа не тревожили. Когда евнухи помогли принцессе спуститься с носилок, он еле удержался от того, чтобы не броситься к ней и не заключить ее в объятия. Будь оно проклято, это притворство! Однако процессия близилась к апогею. Еще несколько мгновений - и толпа падет ниц перед принцессой. Потом настанет время принцу присоединиться к ней.
Каледу мучительно хотелось расхохотаться в голос. Симонид, думал он, наверное, уже явился в покои принца, чтобы прервать его медитацию. Старик небось уже вопит от горя и рвет на себе бороду. Скоро, очень скоро придет весть о смерти Деа! Скоро, очень скоро султан обнимет невесту своего сына и поведет ее в брачные покои! Сердце Каледа радостно забилось, когда принцесса заняла место рядом с ним. Паломники начали кланяться и бормотать молитвы.
А за спиной у принцессы слышались другие бормотания.
- Раджал?
- Арон?
- Что же нам теперь делать?
- Хм. Давай подумаем. Мы будем участвовать в бдении. Ката тем временем будет находиться наверху, в брачных покоях, где ей предстоит отбиваться от принца. Ну или... На заре верховный имам выведет их из брачных покоев... и поведет к Пламени... Там они должны будут, наверное, поклониться богу огня. А потом снова выйдут сюда. И тогда настанет час всеобщего ликования.
- Раджал?
- Арон?
- Это все я знаю. Но что будем делать мы?
Запели рога. Забили барабаны. Паломники поднялись с колен, Калед поднял руки. Он, стоящий на вершине рубиновой лестницы, внушал людям восхищение и страх. Его тяжелая темная мантия сверкала звездами, его маска сверкала и переливалась в свете горящих факелов. Его голос был подобен голосу бога. Он доносился словно бы из другого мира. Многие, услышав его голос, затаили дыхание. Некоторые лишились чувств.
- Паломники! - возгласил султан. - Сегодня ночью вы явились к Святилищу Пламени, чтобы стать свидетелями самого священного мгновения за время моего царствования. Много солнцеворотов назад, на заре моей зрелости, меня привел сюда мой Отец, дабы я занял подобающее место Бесспорного Наследника. Сюда некоторое время назад был приведен и мой сын, дабы было подтверждено его неоспоримое право на престол. Здесь я вступил в брак с моей единственной женой, вашей владычицей, которая умерла столь скоро и столь печально. Здесь состоялся обряд ее похорон. Да, много священных мгновений пережил я на этих ступенях, но не было мгновения более священного, чем то, что мне предстоит пережить вместе с вами сегодня. Это мгновение обозначит продолжение Рода Пророка. После сегодняшней ночи мои труды будут завершены. После сегодняшней ночи мой дух будет волен улететь, когда пробьет мой час, в обитель вечности, как улетел дух моего отца и дух отца моего отца. Барабанщики! Бейте в барабаны! Возвестите мой приказ! Пусть моего сына приведут сюда, где состоится обряд его бракосочетания!