Арден Том. Султан Луны и Звезд (Орокон - 3)

   А зеркало все вертелось и вертелось.
   Окончательно обезумев, Полти повалил Кату на пол, рывком разодрал одежды и наконец выпустил на волю ту часть своего тела, которую именовал Пенге.
   - Шлюха! Потаскуха! Что такое есть у твоего калеки, чего я не могу тебе дать? Есть у него это? Есть у него такое? Сучка! Грязная сучка! Я докажу, что люблю тебя!
   - Не трогай меня!
   Ката отчаянно отбивалась.
   Полти тоже дал волю рукам.
   Зеркало вращалось и вращалось. Остановится ли оно когда-нибудь? Но вот начало происходить что-то еще, что-то очень странное... Осколки рассыпанного по комнате стекла собрались, соединились в сверкающий шар, и этот шар стал кататься по полу.
   Дверь с треском распахнулась.
   - Полти! Перестань!
   Более отважного поступка Боб еще не совершал ни разу в жизни.
   Полти бросился к нему, сильно ударил. Боб скривился, сжал рукой плечо, опустился на колени, приготовившись к новому удару.
   Но удара не последовало.
   Все это время зеркало продолжало вращаться - все скорее и скорее. Но вот оно вдруг резко остановилось, и из остатков стекла хлынул ослепительный свет. Комнату сотряс раскат грома. Зеркальный шар подкатился к Полти и описал круг около его ног. Он вдруг рухнул на колени и в страхе выкрикнул:
   - Повелитель!
   Ката ахнула.
   Боб завизжал.
   Кожа Полти вдруг посинела и стала прозрачной, а его морковно-рыжие волосы превратились в языки пламени. Он стал кататься по полу и дико вопить, закрыв ладонями лицо.
   Что же такое творилось?
   Ката этого не понимала, но представившейся возможности решила не упускать.
   - Полти! Полти! - истерически вскрикивал Боб.
   А из зеркала по-прежнему лился ослепительный свет, и зеркальный шар все катался по полу.
   Ката подхватила цепь и бросилась к двери.
   Глава 36
   ЭЛИ ОЛИ АЛИ НЕ ТЕРЯЕТ ВРЕМЕНИ ДАРОМ
   - Боб!
   Боб мчался опрометью по захваченному врагами городу. Глаза его были залиты слезами, и он ничего не видел вокруг - ни конных уабинов, ни разбитых укреплений, ни пылающих домов, ни мечущихся, обезумевших от страха толп народа. Пробежав через разоренную рыночную площадь, он долго плутал по лабиринту узких проулков, который в итоге вывел его к портовому району. В конце концов от долгого бега у него разболелся бок, и Боб рухнул наземь около осклизлой стены.
   - Боб!
   Лиловело гигантским кровоподтеком вечернее небо. Где-то рядом слышался плеск воды, бьющейся о сваи пристаней. Боб зажмурился и вновь увидел жуткое зрелище: рыжие кудряшки Полти, объятые пламенем.
   Несколько лун назад, когда Полти вернулся с Зензанской кампании, Боб купался в волнах счастья. Одного того, что его друг уцелел, было достаточно для радости, но насколько прекраснее было узнать о том, что Полти подумать только, майор Вильдроп! - не только обелил свое имя, очистил его от позора, но стал притчей во языцех за проявленный им героизм! А когда Боб узнал о том, что они с Полти снова будут вместе и отправятся с секретным заданием, его радость преобразилась в подлинный восторг. Ах, как скоро этот восторг испарился без следа!
   Еще в самом начале поездки в Куатани Боб заподозрил, что что-то неладно. Когда он пытался расспросить Полти о его боевых подвигах, тот мрачнел и отмалчивался или отсылал Боба прочь.
   Когда тот пробовал выяснить подробности нынешнего поручения, Полти сурово отчитывал его за нарушение субординации. Это было странно. Настроение у Полти и прежде зачастую менялось, но теперь в нем словно бы поселилось что-то уж совсем необычное, чужеродное, что-то разъедающее его изнутри. Тот ли Полти вернулся из Зензана, который ушел туда?
   В Куатани беспокойство Боба только возросло. Насколько он понимал, их задача состояла в том, чтобы получать рабов в обмен на оружие. Одно это само по себе было отвратительно, но Боб догадывался, что было что-то еще, еще более мерзкое и грязное. И вот теперь, хотя он многого не понимал, ему казалось, что подтвердились самые худшие из его опасений.
   Он открыл глаза и увидел, что по его худой длинной ноге взбирается крыса. Боб взвизгнул, дернулся и отпихнул пакостную тварь.
   - Боб!
   Только теперь Боб расслышал тихий голос, окликавший его. Голос звучал громче, чем крики и лязг со стороны пристаней, чем скрипучие голоса вертящихся в небе чаек. Боб протер глаза и уставился прямо перед собой. К нему, пошатываясь, брел жутко бледный мужчина в перепачканном и измятом платье, с парчовым шейным платком.
   - Бергроув, - ошарашенно пробормотал Боб. - Но ведь ты... пропал.
   - Пропал? - отозвался Бергроув. - Что значит - пропал, старина? Когда рвутся пороховые бомбы, самое время парню хорошенько спрятаться, а?
   Бергроув рыгнул, сел рядом с Бобом, придвинулся ближе. От него противно несло кислым перегаром. Боб поежился и был готов вскочить и уйти, но Бергроув успел заключить молодого лейтенанта в пьяные объятия. Он ткнул большим пальцем в конец проулка. Боб разглядел там вывеску, на которой были изображены звезды и полумесяц.
   - Не горюй, Боб, старина! Я тут... отыскал... превосходное местечко. У них это называется курильня джарвела, но там и спиртного - хоть залейся. Давай-ка, дружище, утопим наши печали в хмельной чаше... и забудем про то, что мы вообще... угодили в эту вонючую... гнилую страну!
   * * *
   - Принцесса?
   Захлопнув дверь, Ката проворно повернула ключ в замочной скважине и облегченно прижалась спиной к резным узорчатым панелям. Цепь, звякнув, легла у ее ног. Все стихло. Ката глубоко вдохнула, почувствовав таинственный сладкий аромат, который так зачаровал ее прежде. Она обвела взглядом комнату. Полосы жаркого солнечного света лежали на коврах с богатым, изысканным рисунком, ширмах с красивым орнаментом, на зеркалах, покрытых тонкой, невесомой тканью.
   Вырвавшись из покоев Полти, Ката была готова бежать куда глаза глядят, лишь бы только оказаться подальше от злого колдовства этого безумца. Но куда она могла бежать? Даже в самый обычный день на улицах Куатани не стоило появляться женщине без чадры, в изодранном платье женщине-иноземке, и к тому же беглой рабыне! На бегу Ката думала о лорде Эмпстере, о капитане Порло, о Раджале. Она думала о Джеме. Но что она могла поделать? В безнадежном отчаянии она мчалась по дворцу калифа, по бесконечным коридорам... и вдруг, нечаянно прикоснувшись рукой, закованной в кандалы, к груди, нащупала за корсажем ключик, который спрятала, когда его обронила, спасаясь бегством, Амеда. На женскую половину! Ей нужно было нарядиться в чужое платье и придумать какой-то план. А если бы она могла спрятаться у принцессы, быть может, какой-то выход нашелся бы сам собой.
   - Принцесса! - снова робко окликнула Ката.
   Ее путь на женскую половину дворца был трудным и опасным. Во время послеполуденной суматохи стражники покинули свои посты, внутренние дворики опустели, коридоры не охранялись, но при этом тут и там бегали обезумевшие рабы и придворные, порой совсем рядом стремительно проходили отряды уабинов в белых балахонах. Не раз Ката бежала быстрее, забыв обо всем на свете, заметив кого-то поблизости, заслышав чей-то крик. Мучительно долго тянулись мгновения, когда она, с бешено бьющимся сердцем останавливалась и пряталась, затаив дыхание, за ширмой или за колонной.
   А теперь ею овладела совсем другая, странная тревога. Она медленно пошла между зеркалами и ширмами, кожей чувствуя царившее в покоях безмолвие. Что-то едва ощутимо коснулось ее руки. Она вздрогнула, обернулась, но оказалось, что это было всего-навсего полотнище газа, сползшее с одного из зеркал. Не без удивления Ката уставилась на собственное отражение, которое было далеко от совершенства - так она была растрепана и в таком беспорядке было ее платье.
   - Принцесса? - прошептала Ката. - Принцесса, где же ты?
   - Бергроув...
   - Чего тебе, Боб?
   - Бергроув, я про Полти сказать хотел! Он...
   - Настоящая свинья! Ха-ха-ха!
   - Бергроув, я серьезно!
   - А знаешь, я слыхал, будто раньше Полти и был жирный, как призовой боров! Ты представь только, Боб, а? Ха-ха-ха!
   - Он и вправду был жирный, но я не это хотел...
   - Что ты говоришь! Он таки был жирный? Ха-ха-ха!
   - Бергроув, пожалуйста!
   - Выпей, старина, а то ты отстаешь! - Бергроув сунул руку в карман засаленного камзола и извлек потрепанную колоду карт. - Не сыграть ли нам в "Судьбу Орокона", а?
   Боб схватил пьяницу за руку. Ему отчаянно хотелось заставить Бергроува выслушать его, но тот только снова расхохотался и отбросил руку Боба. Ох, от него не было никакого толка! Он хотел только пить, пить и пить, чтобы залить вином воспоминания о днях своей былой славы. Нынешнее задание было для него возможностью выслужиться, но казалось, что Жак Бергроув неизлечим. Он резко отодвинулся от стола, поднялся, шатаясь, собрал со стола карты и стал криком приглашать желающих сыграть с ним. Амалианцы с длинными волосами, стянутыми в "конские хвосты", дородные венайцы, тиральцы в полосатых рубахах и унанги в высоких тюрбанах на миг обернулись, одарили иноземца равнодушными взглядами и тут же дружно расхохотались, когда карты выпали из нетвердой руки Бергроува и рассыпались по полу.
   Неудачливый игрок, казалось, не слышал, что над ним смеются. Он возился со штанами. Видимо, поначалу он думал: не выйти ли помочиться на улицу, но потом пожал плечами, спустил штаны и помочился на пол. Другие, собственно говоря, так и делали весь вечер. Дощатый пол дешевой забегаловки пропитался мочой. Он блестел, как палуба, омытая морскими волнами, и казалось, так же, как палуба, покачивался. Бергроув облегченно рухнул на стул, едва не промахнувшись, допил остатки дешевой браги и проревел:
   - Матушка, подлей!
   - Подлить? Подлить? - Неприятно ухмыляясь, к эджландцам пробралась, лавируя между столиками, старуха в черном платке и небрежно плеснула в их кубки брагу. Поставив очередную черточку на грифельной доске, старуха обвела недовольным взглядом свои зловонные владения. Все ставни были распахнуты настежь, дул ветерок с моря, но здесь царили жара, дым, перегар, запах пота, рвоты и мочи. Повсюду в городе люди думали только о напавших на город уабинах, а здесь, в забегаловке под названием "Полумесяц", ни у кого и мыслей не было о захватчиках - ну разве только, что веселье было еще более бесшабашным, чем раньше.
   - Подумать только, - простонала старуха, - подумать только о том, что когда-то мне принадлежал самый лучший караван-сарай на побережье Дорва! И вот теперь я так низко пала!
   - Бедная, бедная матушка, - полубезумно пробормотал Бергроув и принялся ласково поглаживать старуху, словно на ее месте стояла цветущая юная красотка. Уже много солнцеворотов мать-Мадана не ощущала таких ласк, но теперь они вызвали у нее только отвращение. Обозвав Бергроува "грязным неверным", мать-Мадана дала ему пощечину и оттолкнула его, и он, качнувшись вперед, ударился головой о стол.
   - Бергроув, - стал трясти своего спутника Боб.
   - Ч-ч-что? - пьяно отозвался Бергроув. Но похоже, пощечина что-то расшевелила в нем. Он поднял голову. На миг Боб испугался, что его приятеля сейчас стошнит, но пьяница вдруг протрезвел: - Боб... я тебе г-говорил... как сильно не-енавижу твоего... лю-убимого Полти? А зна-аешь ли ты, что до тех пор, по-ока я с н-ним не встретился, я был... са-амым завидным же-енихом в Варби?
   Боб это отлично знал.
   - Ну и... все говорили, что у-у меня впереди... блестящее будущее... Роскошный дом... Прекрасная партия... Должность при дворе... Верно, мой папаша... нажил состояние... на торговле, но уж если кому из моего сословия... и суждено было стать дворянином... то уж, конечно, Жаку Бергроуву! А теперь полюбуйся на меня, Боб! Во всем виноват твой дружок! Этот змей уничтожил меня, а почему? Я тебе скажу почему. Он мне завидует, этот ублюдок-солдафон, потому что знает: как бы он ни пыжился, он ни за что не станет... по-настоящему светским мужчиной, как старина Жак! - Тут опустившийся модник поднял кубок, расплескал половину браги и перед тем, как погрузиться в пьяное бесчувствие, прохрипел: - За майора Полтисса Вильдропа... да сгниет он в Царстве Небытия!
   - Бергроув... ой, ладно!
   Боб сидел и дрожал от страха - словно никогда в жизни не слышал более страшного богохульства. Он рассеянно опрокинул свой кубок, попросил еще и снова выпил - залпом. Его глотку обожгло огнем.
   Тем временем завсегдатаи "Полумесяца" хохотом, топотом и свистом встретили появившихся в забегаловке подвыпивших шлюх. То были уличные кокетки самого низкого пошиба, и все же на фоне безобразия, окружавшего их, выглядели просто божественными видениями. Пьяницы тут же завели нестройную скабрезную песню.
   Коли на море тихо - скоро буря придет,
   Коли баб не познаешь - твоя жизнь пропадет,
   Пропадет ни за грош - так и знай, так и знай,
   Так что лучше гроши шлюхам ты отдавай!
   Боб неприязненно поежился. В тусклом свете горящих в масляных плошках фитилей он видел, как чернеют обломанные зубы в открывавшихся и закрывавшихся ртах поющих. Даже мелодия песни казалась ему непристойной. Помимо всего прочего, ему жутко хотелось помочиться, и он, терзаемый смущением, пытался решить, удастся ли ему сделать это, не вставая из-за стола.
   Уж конечно, жена лучше шлюхи любой,
   Что за денежки ляжет на койку с тобой,
   Но от порта до порта путь далек, путь далек,
   Почему же и шлюху не купить на денек?
   Хор пьяниц умолк, на смену ему зазвучал хохот, шлепки, звон монет. Только теперь Боб заметил жирного толстяка, который вошел в забегаловку вместе со шлюхами и теперь распоряжался - подталкивал девиц перед собой. "О нет!" - в отчаянии подумал Боб. Он ненавидел отвратительного сводника, но и побаивался его. Если бы он мог незаметно ускользнуть, он бы непременно так и сделал, но теперь он снова попросил браги, нервно заглотнул ее и рухнул на стул. Горло жгло огнем. Боб думал только о том, как бы скорее помочиться.
   У него жутко кружилась голова, перед глазами все поплыло.
   Что это был за свет?
   Ката в конце концов опустилась на мягкий диван и заснула, но сон ее был подобен трансу. Открыв глаза, она заметила, что в покоях принцессы Бела Доны произошли кое-какие изменения. Дело было не только в том, что теперь на мебели и коврах лежали не солнечные, а лунные полосы, и даже не в том, что принцесса, которую раньше Ката не смогла разыскать, теперь стояла, понуро покачиваясь, между зеркалами. Нет, изменились сами зеркала. Все полотнища тонкой ткани теперь упали с них и лежали на полу, и из каждого зеркала струилось колеблющееся, неземное сияние. Принцесса стонала и раскачивалась, сжав пальцами виски.
   - Принцесса!
   Ката нахмурилась. Она осторожно сжала в руке цепь, что тянулась от наручников на ее запястьях. Странный свет наполнил ее страхом, когда она шагнула в круг, замкнутый зеркалами. И вот тут она увидела, что это не просто свет: в зеркалах двигались странные видения. Ката разжала пальцы, и цепь упала на ковер. Несколько мгновений взгляд девушки скользил от одного зеркала к другому. Зачарованно замерев, она смотрела на прекрасный сад, на деревья, ветви которых отяжелили сотни ярких цветов. В другом зеркале она увидела роскошный дворец, стены которого были украшены узорчатой резьбой. В третьем - вытянутый прямоугольник глубокого пруда, в котором отражалось небо, и при этом, что странно, утро мгновенно сменялось днем, день вечером, а вечер - лунной ночью. В следующем зеркале Ката увидела принцессу, стремительно идущую по саду, а потом - принцессу за столом на пиршестве, а потом - принцессу, которая ласкала собаку, шерсть которой была окрашена разноцветными полосками - лиловыми, зелеными, алыми, синими и золотыми.
   Медленно, постепенно, к Кате пришло понимание. Принцесса вступила в соприкосновение с другой своей ипостасью, со своей телесной сущностью, с которой так страстно мечтала воссоединиться. Ката ни за что не решилась бы нарушить это магическое действо. Она уже собралась незаметно отойти назад, но что-то заставило ее бросить последний взгляд на видения в зеркалах. Вот тогда-то она и увидела фонтан, посередине чаши которого стояла скульптура в виде языков пламени. А возле чаши фонтана сидел светловолосый юноша.
   - Джем! - вырвалось у охваченной волнением Каты.
   Она, не помня себя, бросилась к зеркалу, наступила на цепь, пошатнулась... Ее протянутая к возлюбленному рука насквозь пронзила невесомую ткань видения. Принцесса обернулась. Ее глаза ослепительно сверкнули. Вдруг все видения в зеркалах исчезли, сменились ярчайшей вспышкой света. Задыхаясь и жмурясь от режущего глаза сияния, Ката попятилась назад. Ей хотелось одного: скрыться от этого света, от этих зеркал, от этой мерцающей девушки.
   Отступая, Ката наткнулась на разрисованную ширму.
   С трудом держась на ногах, она ступила за ширму.
   И рухнула на пол без чувств.
   - Славно идут делишки нынче, а, матушка?
   - Грязные пьяницы! А в моем караван-сарае...
   - Старуха, забудь про свою старую лачугу!
   - Что? Я там провела сорок лет моей жизни...
   - Тьфу! Я же сказал, что буду тебе хорошо платить, а?
   - Сказал, метис! Платить - чтобы я забыла о своей чести, о своей вере...
   - Вере? Какая такая у тебя вера была, кроме веры в денежки, денежки и снова денежки? Старуха, ты только подумай: да разве можно это сравнивать! Разве ты бы предпочла прозябать где-то в глуши, когда можно нажить целое состояние здесь, в большом городе? А может, ты хочешь еще разок наведаться к своей сестрице да поглядеть, что от нее сможешь получить? Разве старина Эли не спас тебя, когда ты могла бы помереть с голоду на улице?
   - Ты коварный искуситель, метис!
   Сводник ухмыльнулся - с этим он не стал бы спорить.
   Дела тем временем шли сами по себе. В полумраке портовой забегаловки к ногам кокоток падали монеты всех стран и народов. Одни тут же предавались с падшими женщинами страсти, а другие ожидали своей очереди. Боб был в полном отчаянии. Протолкаться к выходу сквозь толпу завсегдатаев, похоже, и думать было нечего. Боб уже дважды пытался растолкать Бергроува, но тот только что-то пьяно бормотал и снова погружался в забытье. Помимо всего прочего, Бобу не давала покоя одна мысль, угнездившаяся в его затуманенном брагой мозгу. Стараясь не попадаться на глаза Эли Оли Али, он сгорбился, втянул голову в плечи...
   - Ну ладно, матушка, а как поживают наши красавчики в "холодной"?
   - Ты про тех бедолаг, которых бросил помирать?
   - Матушка, да разве ты не знаешь, что в любом мало-мальски приличном заведении должна быть "холодная", иначе, если вспыхнет пожар, кто же его будет тушить, как не те, кто там хорошенько охладился?
   - А я слыхала, что так и так тут все может сгореть дотла!
   - Пф-ф-ф! Ты что же, думаешь, я суеверный?
   - Я про тебя много чего думаю, грязный метис, - буркнула мать-Мадана и ехидно добавила: - А твои несчастные сосунки отправились в Царство Небытия, Эли. Я их первым делом нынче вечером отправила на корабль смертников.
   - Что?! Они исчезли? Они мертвы? - Сводник в сердцах влепил своей наемнице оплеуху. - Глупая старая карга! Каска Далла хвастается тем, что у него самая лучшая "холодная" в городе, а ты мне теперь говоришь, что у меня там ни одного узника не осталось? Тупая, тупая старуха!
   Боб тем временем спрятался под стол. Табурет под ним немилосердно трещал. Ну вот, теперь можно... Только бы никто не увидел. Мочевой пузырь Боба был готов лопнуть в любое мгновение...
   Новая оплеуха.
   - Не смей бить меня, ах ты, свинья, жирная свинья, грязный метис!
   - Пф-ф-ф! Да мы гордые, да? Старая карга, ты больше не принадлежишь себе самой! Не забывай, кто тебе платит! И неплохо платит, между прочим! Ступай к Каске Далле - посмотришь, что ты от него получишь! А теперь ступай в подпол да приведи кого-нибудь из оборванцев - глядишь, и они сгодятся.
   - И кого же? Уж не твоего ли братца? А может, предпочтешь собственного сыночка?
   - Не пори чепухи! Я про других говорю! Пф-ф-ф! За кого ты меня принимаешь?
   Боб возился с завязками штанов. Все его тело сводило спазмами. Еще немного развернуться, еще капельку...
   Боб рухнул на пол - табурет под ним с треском развалился.
   - Грязные неверные! - вспылила мать-Мадана. - Прочь отсюда!
   - Постой-ка, а ведь я знаю эту парочку! - воскликнул Эли Оли Али. Пригладив усы, он воззрился на двоих эджландцев, один из которых спал пьяным сном, а другой валялся под столом. По полу, вокруг туфель сводника расплывалась горячая лужица мочи. Жирные губы Эли тронула довольная ухмылка. Мало кого он так презирал и ненавидел, как эджландцев, а из всех знакомых ему эджландцев больше всего он презирал майора Полтисса Вильдропа. И вот теперь Эли представилась возможность хотя бы немножко отомстить ненавистному майору.
   - Скорее, старуха, помоги-ка мне. Меня ждут во дворце, но я еще успею поселить этих мерзавцев в новом жилище! Пусть охладятся маленько!
   - Ты коварный змей, метис, самый коварный на свете!
   Глава 37
   НОВАЯ УДАЧА ЭЛИ ОЛИ АЛИ
   Эли Оли Али по дороге к Дворцу с Благоуханными Ступенями продолжал смеяться про себя. Эджландцы, туда же! Думают, что они лучше всех, да? Переступая с ноги на ногу от нетерпения, жирный сводник показал стражникам свой перстень с печатью калифа, после чего устремился к покоям владыки.
   Конечно же, Эли Али Оли не считал эджландцев выше себя. Он всегда полагал, что выше него вообще никого нет. На взгляд Эли, даже калиф и визирь существовали исключительно ради того, чтобы приумножать его славу. Ведь если на то пошло, для того, чтобы кто-то мог стать Придворным Сводником, должен был иметься этот самый двор. Ну и пусть Эли Оли Али служил Придворным Сводником у никчемного правителя Куатани, которого презирали его подданные, который не без труда удерживал престол благодаря помощи иноземцев! Разве Эли мог сомневаться в том, что ему завидовали все в Куатани - а уж особенно, само собой, Каска Далла! На несколько блаженных мгновений Эли даже забыл об угрозе, которую для него представлял собой его заклятый соперник. О, сегодня Эли радовался жизни, еще как радовался!
   И если была у него маленькая досада, так только из-за того, что один "майор-господин" не попал туда, где бы ему самое место - туда, где сейчас томились двое его дружков. А ведь Пламенноволосый погряз в дебоширстве, да еще и сильно рисковал - слишком сильно рисковал для человека в его положении! Ну, да ничего - в конце концов он обязательно получит по заслугам. В этом у Эли не было никаких сомнений. Пожалуй, нынче же ночью можно было обронить пару-тройку намеков - ну, скажем, на богохульные речи эджландца, к примеру - в беседе с калифом и визирем.
   Размышляя подобным образом, Эли вдруг обнаружил, что где-то, посреди бесконечного лабиринта коридоров, не там повернул за угол. Где же он оказался? Разве к этому времени он уже не должен был добраться до покоев калифа? Своднику стало даже немного страшновато. Не опоздал ли он? Ему пришлось потратить драгоценное время на то, чтобы водворить пьяных эджландцев в "холодную", хотя он и испытал при этом ни с чем не сравнимое удовольствие. Правда, спиртное доставили раньше - об этом Эли позаботился, но все же нужно было удостовериться в том, что все в порядке, до того как калиф и визирь вернулись бы с трапезы. Проклятие, как же отсюда выбраться?
   Впереди в коридоре царил полумрак. Коротенькие фитили светильников горели тускло, да и висели светильники на большом расстоянии один от другого. Стражников поблизости не было видно. Эли повернул назад и сделал несколько шагов... А стоило ли возвращаться? Какой же путь быстрее вывел бы его к покоям калифа? При том, как хитро разветвлялись коридоры, трудно было решить, куда лучше свернуть.
   Вдоль одной стены коридора тянулись закрытые ставнями окна. Сводник поспешил к одному из окон, распахнул ставни, высунулся в оконный проем. За окном оказалась небольшая квадратная площадка, обрамленная цветущими кустами и деревьями. Это был один из многочисленных внутренних двориков, озаренный бледной луной. Эли решил, что сюда ему выбираться незачем, и уже собрался было вернуться, как вдруг заметил внизу, среди деревьев, странное золотое свечение. Что бы это могло быть такое?
   А потом он расслышал голоса, парящие в жарком, неподвижном воздухе.
   - О, Золотой, ты уверен, что нас никто не видит?
   - Ты сомневаешься в моем могуществе, уабин?
   - О, Золотой, я никогда не сомневался в твоем могуществе! Как я мог сомневаться?
   Эли опасливо прикрыл ставни, но оставил щелочку - самую узкую щелочку, чтобы можно было подслушивать. Первый голос он распознал сразу - то был вождь уабинов, Рашид Амр Рукр! Но кто же говорил с ним, что за загадочный незнакомец, и почему уабин встречался с ним тайно, посреди этих темных зарослей?
   - Уабин, я помог тебе без труда завоевать город. Но готов ли ты теперь к новому, более великому завоеванию?
   - О, Золотой, все исполняется согласно твоему приказу! Разве не делаются необходимые приготовления? Все должно произойти согласно древним обычаям - так я распорядился. И все же... стоит ли медлить, когда впереди такое несказанное блаженство? Разве я не имею права забыть об обычаях моих ненавистных врагов и поскорее заключить в объятия прекрасную девушку?
   - Глупец! Неужто похоть лишила тебя разума? Ты не знаешь, что это за девушка!
   - Она девушка, и этого мне достаточно.
   - Уабин, ты ничего не знаешь! Только в том случае, если все приготовления пройдут как полагается, она попадет нам в руки.
   - Только так, о Золотой? Ты говоришь так, будто бы все эти древние обычаи, эти дурацкие законы - какое-то колдовство. Разве это возможно?
   - А разве может быть иначе? Ты глупец, уабин!
   Эти двое еще довольно долго препирались в таком духе, и большая часть их разговоров для сводника осталась непонятной. Нет, конечно, болтовня насчет завоеваний, насчет женщин, похоти и прибыли была ему вполне знакома, но тут было что-то еще - наверняка было что-то еще! Уж не о доченьке ли калифа разговаривали эти люди? А еще они говорили про колдовство. Уж не колдовским ли образом собеседник Рашида ухитрился окружить себя золотым сиянием? А зачем ему это понадобилось, интересно знать? И не было ли чего-то знакомого - ну, хотя бы в его голосе? Пока Али понял одно: тут кроется какая-то тайна, и теперь он гадал: нельзя ли как-то взять да и использовать эту самую тайну с выгодой для себя? Эли всегда и везде искал выгоду и старался не упускать ни единого удобного случая ее заполучить. А как же иначе: ну, один случай окажется неудачным, зато в следующий раз непременно повезет. Под лежачий камень, как известно, вода не течет!