– Натуральная шерсть! – хвастали мы друг другу. – Лучше всякого шарфа!
   С едой дело было плохо. Кормились мы солдатским сухпайком, который еще в Союзе деятельные армейские хозяйственники освободили от всего мясного. Открываешь коробку: сверху лежит бумажка, на которой написано, что в пайке. В числе прочего перечисляются и мясные консервы. А вместо них – тошнотворный, цвета лежалого дерьма рыбно-перловочный «Завтрак туриста».
   – Эх! – мечтал Серега Чернота, – эту бы банку запихать бы в задницу сволочам-прапорщикам, ворюгам поганым!
   Буржуйку топили саксаулом, который на самолете нам привозили из Союза. Здесь никаких дров не было. Саксаул был тверд, как железное дерево. Полдня мучились с его рубкой.
   Что мы должны здесь делать? На этот вопрос ни у кого ответа не было. Хотя в воздухе уже витало: мы пойдем на Кабул, будем свергать Амина, будет большая стрельба.
   А между тем к нам стали прибывать из Москвы новые самолеты, с которыми небольшими группами приезжали наши ребята. В этих же самолетах нам перебрасывали дополнительные боеприпасы, кое-какую амуницию. Обмундирования уже на всех не хватало. Закончились ботинки. Поэтому некоторые ребята из тех, что прилетели попозже, ходили в своей гражданской обуви.
   Был налажен «воздушный мост», по которому из Ташкента в Баграм постоянно курсировали огромные транспортники. Вот выгрузились бронемашины и подразделения наших десантников. Народу прибывало.
   Время от времени появлялось какое-то начальство. Тогда Титыч уходил с ними совещаться.
   Именно тогда мне приснился «вещий сон». Снилось мне, что я нахожусь в каком-то огромном здании, бегаю по бесконечным коридорам, стреляю из автомата по каким-то людям в чужой форме, а они стреляют по мне. И вот я подбегаю к высокой двухстворчатой двери. Пытаюсь ее открыть, а она не открывается: заперта на замок. Отбегаю в сторону, кидаю гранату. И вдруг дверь падает на меня и придавливает к полу. А из комнаты выбегают афганские офицеры в фуражках с высокой тульей, пробегают по двери, под которой я лежу, и разбегаются в разные стороны. А я не могу никак выбраться, и автомат у меня выпал, не могу до него дотянуться. Острое чувство опасности и беспомощности. Тут я проснулся.
   Я рассказал сон ребятам, и мы все единодушно решили, что сон, несомненно, «в руку» и что скоро начнутся боевые действия.
   С очередной группой в Баграм прилетел Толя Муранов из Свердловска. Мы вместе с ним в одной группе учились на КУОСе и дружили. Вместе часто ходили в «Бычий глаз», где выпивали, расслаблялись, дрались с местной шпаной, наглыми спекулянтами-кавказцами, пропивающими в ресторане свою базарную выручку, и цыганами, которых в ту пору в Балашихе было множество. Я был рад появлению Толика, с ним было интересно разговаривать о том, о сем, вспоминать разные случаи из оперативной жизни. В прошлый раз Толя не попал в наш отряд. Перед вылетом в Кабул его прихватил радикулит. Толик очень переживал, пытался скрывать свой «ридикюль», как он выражался, ходил уговаривать Бояринова, да все без толку. Ответ один: Родине нужны здоровые бойцы! И вот Толя здесь. Он доволен, бодр, энергичен. Под галетки мы с ним на радостях распили бутылочку водки, которую Толик привез из Москвы. Несколько дней Толя жил в нашей палатке, спал на соседней раскладушке. Потом его причислили к другой группе, и он переехал в другую палатку.
   Смотрю – появился Боря Суворов. Он тоже учился на нашем потоке. Его отставили в прошлый раз от поездки под тем предлогом, что он холостой.
   Тут я подумал, что затевается действительно что-то серьезное, если подбирают и гонят сюда всех, кто когда-либо заканчивал наши «диверсантские» курсы. Приезжали мужики лет уже по сорок.
   На ночь по всему палаточному городку расставляли посты, запускали парные патрули из солдат. А надо сказать, что все солдаты были азиатской национальности. Мы их прозвали «мусульманским батальоном». Кстати, наша группа под командованием Титыча числилась именно в этом батальоне и называлась «группой инженерно-технической поддержки». Офицеры «мусульманского батальона» взаправду считали нас инженерами и всерьез спрашивали, когда же придет из Союза наше оборудование: колючая проволока, охранная сигнализация, средства радиосвязи.
   Многие бойцы «мусульманского батальона» плохо владели русским языком да и, вообще, видимо, не в ладах были даже с арифметикой. Каждый день в городке назначался пароль.
   Например, сегодня пароль – цифра «семь». Патруль, видя в темноте кого-то, спрашивает: «Стой, кто идет?» и говорит «четыре!». А человек должен ответить: «три» («три» плюс «четыре» – получается «семь»).
   Однажды глубокой ночью мы сидим, играем в «кинга» и слышим из палатки:
   – Стой! Кто идет, да? Чатырэ!
   А в ответ:
   – Сваи, да! Сэм!
   – Харашо, прахади, да!
   Все на секунду притихли, что-то высчитывая.
   – А какой сегодня пароль? – спросил кто-то.
   – «Семерка»!
   Мы так и грохнули от смеха. Ну и охраннички! Так всех порежут, а они и не заметят!
   А как-то однажды вечером вдруг поступила команда:
   – Тревога! В ружье!
   Мы надели каски, подхватили автоматы, ввинтили в гранаты запалы и выскочили на улицу. Озабоченный Титыч бегом повел нас к двум УАЗам. Мы забились в машины и куда-то помчались. За нами пылил еще крытый грузовик с нашими ребятами.
   По дороге Титыч объяснил, что на взлетной полосе диверсия: кто-то вырубил все сигнальное освещение и наш транспортник чуть не грохнулся в темноте.
   Мы промчались по проселку и наконец выскочили на бетонку аэродрома. Здесь действительно все было темно.
   Вдруг кто-то крикнул:
   – Вон там! Мужики! Вон, слева кто-то шевелится!
   Мы почти на ходу выпрыгнули из машин и увидели слева несколько фигур, которые воровато копошились у каких-то ящиков.
   Увидев нас, неясные в темноте фигуры метнулись в разные стороны, пытаясь скрыться.
   – Не стрелять! – крикнул Титыч. – Брать живьем! Короткий рывок. Одного догнали и сбили с ног. Тут же прихватили и второго. Пойманные пытались вырываться и что-то кричать. Мы решили, что они криком хотят предупредить возможных сообщников, поэтому заткнули им рты тряпками, найденными в машине, быстро связали и бросили на пол «уазика».
   Когда их вязали, один, тот, который покрупнее, здорово брыкался, и Титыч очень ловко саданул его сапогом под копчик. Злоумышленник тут же задохнулся от боли и обмяк.
   Мы в темпе обежали окрестности, но, насколько можно было видеть в кромешной темноте, вокруг вроде бы никого больше не было. Внезапно на взлетно-посадочной полосе вспыхнули огни.
   – О! Загорелись! – воскликнул кто-то из ребят.
   – Все. Поехали, там с ними сейчас разберемся... – садясь на переднее сиденье УАЗа, удовлетворенно проговорил Титыч. При этом он обернулся назад и погрозил лежащим под ногами пленникам:
   – У-у-у! Гады такие!
   Злоумышленников мы отвезли в капониры, и Титыч остался там разбираться с ними, а мы возвратились в нашу палатку.
   Минут через пятнадцать вдруг прибегает Титыч, очень взволнованный и вроде бы как смущенный чем-то, и с ходу:
   – Ребята, у кого водка осталась, дайте бутылку взаймы! Я потом отдам!
   Народ притих, друг на друга поглядываем: водку-то всю давно уж выпили.
   – Ребята, может, у кого осталась! Очень нужно! Смотрю, один из наших полез в рюкзак, достает бутылек.
   – Вот, Александр Титович! Если уж так надо – берите! Это я на свой день рождения приберег, хотел ребят угостить.
   – Вот хорошо! Ну ладно, я побежал!
   – Александр Титыч, а что случилось-то? Титыч замешкался у входа, повернулся и говорит:
   – Перестарались мы. Те, кого поймали – вовсе не диверсанты! Один – афганский начальник авиабазы, а другой – его заместитель. Когда свет погас, они побежали на взлетную полосу неполадку устранять. Там вроде замыкание какое-то было. – Титыч покаянно вздохнул и потупил глаза. – А я этого начальника по копчику. Он говорит, что до сих пор больно: сесть не может! В общем, пойду извиняться!
   Часа через два мы с Володей Быковским пошли прогуляться перед сном. Когда мы проходили мимо капониров, до нас донеслось нестройное пение. В холодном декабрьском воздухе пыльной Баграмской авиабазы, в самом сердце Афганистана диковато было слышать:
 
...Если б знали вы-ы-ы,
Как мне дороги-и-и
Подмоско-о-вные ве-че-ра-а-а!
 
   Судя по чувственной выразительности исполнения и тональности голосов, певцы крепко поддали. Мы с Володей переглянулись и заулыбались: было и без слов понятно, что Титыч помирился с начальником авиабазы.
 
   А самолеты из Союза все прибывали и прибывали...
   С очередной волной к нашей группе добавилось еще несколько человек. Среди них Саша Звезденков, оказавшийся братом моего однокурсника по Высшей школе. Саша мне рассказал, что здесь затевается очень серьезное дело со стрельбой и кровью. И что в Центре многие сотрудники заранее отказывались сюда ехать. Один даже специально пошел на медкомиссию, чтобы доказать, что у него плохое здоровье и что его нельзя посылать на войну. Врачи дали заключение, что здоровье у него хорошее и что ехать можно. Тогда этот ухарь раздобыл где-то медицинскую справку о том, что у него на ногах плохо растут ногти, и сумел доказать, что с таким недугом его нельзя посылать в регионы с жарким сухим климатом. Комедия, да и только!
Глава 26
   Когда я в очередной раз вышел из палатки прогуляться перед ужином, то обратил внимание на то, что ситуация вокруг капониров сильно изменилась. Небольшая площадка у входа оказалась огороженной колючей проволокой, над входом на кольях была растянута маскировочная сетка.
   Я подошел поближе и увидел, что на площадке прогуливаются несколько человек в длинных солдатских шинелях без хлястиков. Одна из фигур показалась мне знакомой. Е-мое! Да это же Сарвари! Точно! Асадулла Сарвари собственной персоной! А кто же с ним еще? Ага! Вон маленький Гулябзой! Шепчется с каким-то мужичком среднего роста с очень темным лицом и толстым горбатым носом, который делал его похожим на тапира.
   Я тогда еще не знал, что человек, похожий на тапира – Бабрак Кармаль, будущий президент Афганистана! Именно в тот день его и костяк будущего правительства Афганистана на одном из наших транспортных самолетов привезли в Баграм. Их сопровождали бойцы тогда еще мало кому известной группы «А». Даже мы тогда не знали о существовании этой группы, которую впоследствии будут называть «Альфой».
   Тут Сарвари всмотрелся и узнал меня.
   – О! – воскликнул он, – а ты уже здесь! А ребята ваши тоже здесь?
   – Все здесь, товарищ Сарвари! – ответил я.
   – Ну, тогда все хорошо! Мы победим! Вы уж постарайтесь как следует, мы будем вашими должниками до конца жизни!
   Сарвари оглянулся и, понизив голос до шепота, сказал:
   – Кровавый Амин должен быть жестоко наказан! Ему не место на земле! Ну ладно, увидимся еще.
   Сарвари попрощался и отошел от меня. Я хотел тоже уйти, но ко мне приблизился какой-то парень: здоровенный, метра под два, одетый в нашу спецназовскую форму. Приглядевшись, я увидел, что у входа в капонир стоит еще несколько таких же крепеньких ребят. Но ни одного из них я, как ни странно, не узнавал. Ну не было у нас на КУОСе этих ребят! Да и вооружение у них было другое. На поясе – американские обоюдоострые штыки от М-16, «стечкины» с многочисленными подсумками, новые автоматы АК-74 с «прыгающими» малокалиберными пульками.
   – Здорово! – сказал мне верзила.
   – Привет! – ответил я.
   Так я познакомился с Лешей Баевым– бойцом группы «А».
   Мы долго темнили, выпытывая, кто есть кто. Я нутром чувствовал, что эти ребята из нашей «конторы», из КГБ, а понять, из какого подразделения – не мог. На «девяточников» вроде не похожи: те вальяжные, гладкие. в общем, другие. А эти – вроде нас. Боевики. Это сразу чувствуется.
   Леша, естественно, тоже ничего конкретно не говорил. В конце концов мы все же уяснили, что мы из одной системы.
   Ну и ладно. Не хочет говорить – не надо. И тут я сообразил, что Леша подошел ко мне вовсе не из простого любопытства, а из-за того, что я вступил в контакт с Сарвари. Судя по всему, эти ребята их охраняли. Чтобы не мучить людей, я прямо сказал Леше, что знаком с Сарвари еще с сентября и что помогал ему уезжать отсюда.
   – А-а-а! Ну, тогда все ясно! – облегченно сказал Леша. – Только ты вот что. не ходи сюда больше, а то начальство зудеть будет. расшифровка, неприятности, то да се. И помалкивай, что их видел. Ладно?
   Я возвратился к своей палатке, остановился у входа и закурил. Уже стемнело и стало прохладно.
   А у меня из головы все не выходила неожиданная встреча с Сарвари, усиленные меры охраны группы афганцев у капонира.
   Ну что ж, подумал я про себя, все ясно. Сарвари, Гулябзой и прочие с ними – это, судя по всему, новое правительство. Иначе что бы им здесь делать? А кроме того, если принять во внимание пребывание здесь наших ребят, «мусульманский батальон», прибывающие из Союза подразделения наших десантников с легкой бронетехникой.
   Вывод напрашивается один: значит, очень скоро мы будем брать с боем Кабул и свергать Амина. Мясорубка еще та будет.
   А между тем прибытие нового афганского руководства в Баграм ознаменовалось для нас хоть какими-то подвижками.
   На следующее утро было собрано совещание, на котором Титыч, сверяясь по бумажке, распределил нас по БТРам «мусульманского батальона». Наша задача: познакомиться с командиром машины и экипажем, проверить боеготовность БТРа, быть готовым в составе экипажа в качестве старшего машины совершить марш-бросок по маршруту Баграм – Кабул с возможным ведением боевых действий в городе.
   БТРы «мусульманского батальона» стояли в небольшой ложбине на окраине охраняемой зоны. Около них возились экипажи и приданные им отделения бойцов-пехотинцев. Я познакомился со своим экипажем. Это были солдаты срочной службы – молодые ребята восточной наружности, которые приняли меня очень радушно. Командир машины – сержант по имени Аслан рассказал, что он родом из Узбекистана, что его БТР находится в отличном техническом состоянии, а экипаж готов выполнить любую задачу. Я предложил завести машину. Водитель проворно вскарабкался на броню, скользнул в люк, запустил стартер, и двигатели взревели. Я тоже залез в БТР, сел на место командира, предложил проехаться туда-сюда. Насколько я мог судить, машина вроде была технически исправна. Я перебрался на место стрелка, покрутил в разные стороны пулемет. Все работает. Осмотрел инструменты, боезапас. Порекомендовал навести внутри порядок, сложить как следует патроны, гранаты, чтоб не валялись под ногами.
   Ребята рассказали, что они раньше служили кто где – по разным войсковым частям Союза. Всех вместе их собрали в пригороде Ташкента, Чирчике, на базе десантно-штурмовой бригады. Там они получили оружие, БТРы и все прочее. Там же в течение нескольких месяцев проходили боевую подготовку. Как выяснилось, сюда они прилетели с теми же БТРа-ми, на которых учились ездить в бригаде. БТРы были уже явно не новыми, а скорее – старыми. И у меня возникли неприятные мысли по поводу того, что на боевое задание, причем очень серьезное, выделяют подержанную бронетехнику, мягко говоря, не первой свежести. Как впоследствии выяснилось, мои предчувствия по этому поводу оправдались.
 
   А вечером того же дня в палатку к нам забежал Яша. Он был у нас преподавателем тактики на КУОСе, а теперь стал командиром нашего отряда. Небольшого росточка, крепенький, с лицом монгольского типа, очень приятный и компанейский мужик.
   Поздоровавшись со всеми, Яша спросил:
   – Ребята, кто из вас раньше бывал в Кабуле? Отозвалось несколько человек.
   – А в чем дело?
   – Вы на рекогносцировки ездили? – поинтересовался Яша.
   – Конечно, ездили, – ответил я, – практически весь город исколесили и исходили.
   – Это хорошо... А ни у кого, случайно, карты Кабула не осталось?
   – У меня есть. – отозвался Боря из Воронежа, полез в рюкзак и достал небольшой буклет – туристическую карту Кабула.
   Яша с интересом развернул буклет, стал рассматривать схематичные изображения улиц города и достопримечательностей.
   – Да... – сказал он, – негусто, конечно. Хорошо... Через полчасика зайдите в «командную» палатку, там будет небольшое совещание. Послушаете. Может, что подскажете. Ладно?
 
   Яша ушел, а мы вышли на улицу покурить и обсудить ситуацию.
   – Ну и что это значит? – спросил Серега Чернота.
   – Да. Мне особенно не нравится вопрос насчет карты, – отозвался Боря из Воронежа, – неужели у них нет карты города? Я ведь ее тогда летом купил как сувенир, а сейчас просто на всякий случай в чемодан бросил.
   – Если нам придется воевать по туристической карте, то наше дело хреновое. – сказал отчаянный пессимист Володька Быковский.
   – Ну что, полчаса вроде бы прошло? Пойдем, что ли?
   Мы отряхнули щеткой от пыли сапоги (мартышкин труд:
   кругом пыль, и сапоги после нескольких шагов снова приобрели свой прежний вид) и не спеша потянулись к «командирской палатке».
   Там на складных алюминиевых стульях уже сидели офицеры из «мусульманского батальона», старшие некоторых наших подгрупп, какие-то незнакомые нам военные, несколько офицеров-десантников. Все были в солдатской форме и с солдатскими погонами. Лычка ефрейтора на погоне означала, что его владелец имеет звание от лейтенанта до капитана. Две лычки младшего сержанта обозначали звания от капитана до майора, сержант – подполковник, а старший сержант – полковник.
   Вот и начальство появилось. За стол сел командир «мусульманского батальона» – крепкий, высокий и немногословный майор угрюмого вида с загорелым широкоскулым лицом и раскосыми глазами (таджик или узбек?). Рядом с ним сел наш Яша, который все продолжал о чем-то шептаться с каким-то лет тридцати пяти человеком в нашей спецназовской форме. Рядом сели еще несколько человек, в том числе наш Титыч.
   – Ну что. Все собрались? – спросил, ни к кому отдельно не обращаясь, незнакомый нам человек в полувоенной форме без знаков различия (такую в Афгане носили наши военные советники). – Тогда будем начинать.
   И он стал рассказывать нам, какие неисчислимые беды принес афганскому народу кровавый режим Амина и какой ущерб имиджу СССР и нашей миролюбивой политике наносит все, что сейчас творится здесь. Массовые репрессии. Расстрелы мирных жителей. Многозначительным тоном он сообщил нам, что «по полученным данным, Амин, возможно, связан с ЦРУ США» и что объективно он действует фактически в интересах «США, мирового империализма, китайского гегемонизма и региональной реакции» (имелся в виду Пакистан).
   Получалось, что куда ни кинь, – Амина надо убирать. Оратор заверил нас, что весь прогрессивный народ Афганистана хоть сейчас готов встать на борьбу с тираном. Я подумал: как народ – не знаю, а уж Сарвари и Гулябзой, сидящие со своими дружками в капонире, – так это точно! Хоть сейчас готовы. нашими руками свергать тирана. Не щадя. нашей крови и жизни. А нам-то что: это наша работа, служба такая. Уж поскорей бы все, а то так здесь надоело! Чего тянем? Свергать – так свергать! Отработали – и по домам! А то сидим, «удовольствие» растягиваем...
   Затем слово взял наш Яша. Про политику он не говорил. Он стал излагать нам план боевой кампании, в которой нам предстояло участвовать.
   Когда речь зашла о самых что ни на есть весьма конкретных вещах, нам всем стало несколько не по себе. Мы и сами были ухари хоть куда, но такого никто из нас даже и ожидать не мог. По изложенному им плану, завтра или послезавтра мы должны были сесть на БТРы «мусульманского батальона», молодецким ночным марш-броском преодолеть семьдесят километров и ворваться в Кабул. Там мы должны разделиться и небольшими группами атаковать и захватить все важные правительственные объекты.
   На этих объектах местные люди якобы ждут не дождутся нашего появления. Стрелять вроде как и не придется: обо всем уже позаботились и договорились, и все тут же будут нам сдаваться и выходить с поднятыми руками. Более того, весь народ готов подняться тут же на борьбу с режимом Амина: стоит нам появиться на окраине города, как к нам присоединятся огромные людские массы, которые сметут прогнившего тирана и его приспешников.
   Самое сложное задание будет у группы БТРов. при этом Яша посмотрел на какой-то мятый листок и назвал номера машин – среди которых я уловил и номер своего БТРа, – которые пойдут занимать расположенный в самом центре Кабула Дворец Арк – резиденцию Амина.
   По плану, мы в составе пяти БТРов должны на огромной скорости снести броней парадные ворота Дворца. Быстро подавить из гранатометов стоящие с внутренней стороны вблизи ворот два танка (которые вроде бы даже вкопаны в землю по башни) и две или три БМП, а затем разъехаться вправо и влево по узким дорожкам вдоль четырехэтажных казарм, где располагаются гвардейцы. При этом на броню вылезет переводчик и в мегафон («мегафоны мы вам привезем позже!») объявит, что антинародный режим кровавого Амина пал, и предложит гвардейцам сдаваться и выходить из казарм без оружия и с поднятыми руками. Предполагается, что гвардейцы тут же выйдут из своих казарм. Ну, и так далее.
   При этом нам надо проявлять максимум дружелюбия, доброжелательства и улыбчивости, а если кто-то из нас попытается затеять ненужный шум и стрельбу, если у нас не выдержат нервы, то разбираться с виновными будут по всей строгости закона! Ведь мы находимся на территории дружественного нам государства, и любой случайный выстрел или неосторожно брошенное слово могут послужить причиной международного скандала.
   Чем дольше слушал я Яшу, тем больше во мне росло убеждение, что либо я сошел с ума и неадекватно оцениваю действительность и сказанное, либо Яша сошел с ума. Все, что он говорил, настолько не вязалось с реальностью! Это был чистый авантюризм, элементарное незнание обстановки и полнейшая безграмотность! У меня даже слов не находилось.
   Мы тогда не знали, что Яков Семенов, оглашая этот план, и сам сгорал от стыда. Конечно же, это была не его задумка. План составил какой-то большой военный начальник (не помню его фамилию). Потом уже Яша говорил мне, что высокое руководство поставило его как старшего всей нашей группы практически в безвыходную ситуацию: вот вам план действий – действуйте. Все возражения – признак трусости.
   Я огляделся по сторонам: у всех присутствующих были озадаченные и растерянные лица. В «президиуме» Яша и Титыч стыдливо отводили глаза. Да что же это такое? Нас хотят просто гнать на убой? Да Бог с нами, ведь за державу обидно, если нас здесь просто перебьют, как кроликов!
   Объявили перерыв на перекур. Все вышли из палатки на свежий воздух. Закурили, разбились на группки, стали вполголоса обсуждать услышанное. В принципе, мнение у всех было единое: предложенный план – дикость, рожденная незнанием обстановки. План явно составлял дилетант.
   Вторая часть нашего совещания получилась скомканной. Все задавали вопросы, на которые ни у кого не находилось ответов.
   Например, вопрос с воротами Дворца Арк, которые мы должны снести БТРом. Для этого машину нужно разогнать до хорошей скорости, однако, чтобы подъехать к воротам, надо сделать прямо у них поворот почти на девяносто градусов. Естественно, скорость будет снижена до минимальной! Так что как ни корячься, а массивные ворота на скорости пять – десять километров в час не снесешь!
   А как подавить гранатометами два вкопанных в землю танка? Да эти танки в щепки разнесут наши БТРы при первом же приближении! Что значит танковая пушка против крупнокалиберного пулемета и слабенькой брони БТРа? Здесь все ясно и младенцу.
   А эти казармы с гвардейцами? Там их как минимум тысячи две. И вот мы с двумя БТРами приезжаем, и они нам тут же сдаются! Смех, да и только. А если они начнут стрелять? Нам надо ответить огнем и подавить! А как мы сможем подавить огневую точку, например, на четвертом этаже казармы? На относительно узкой площадке перед казармами наш БТР не сможет поднять свой КПВТ даже до уровня третьего этажа! Да нас просто сверху расстреляют из гранатометов, забросают гранатами – и дело с концом!
   Так ни с чем мы и разошлись.
   Обсуждение продолжили уже в своей палатке. Но что бы ни говорили, всем было совершенно ясно: если прикажут – мы пойдем. Это – как действие непреодолимой силы. Если вверху что-то задумали, то тут хоть тресни – делай, и все!
Глава 27
   Через день утром нам объявили, что сегодня в ночь мы выступаем на Кабул. Однако в полдень дали отбой. Этому предшествовало одно событие: внезапно погрузилось на самолет и улетело в Союз все жившее в капонире новое правительство Афганистана. Почему? Зачем? Что случилось? Ответа на эти вопросы не было.
   Так или иначе, авантюрный вариант плана сорвался. И слава Богу! Потом нам объявили, что мы все-таки поедем в Кабул, но сразу воевать не будем. Просто переберемся на новое место дислокации: у Дворца на Даруль-Аман, который Амин избрал своей резиденцией. Мы расположимся в непосредственной близости от дворца под предлогом его охраны. Кстати, Амин неоднократно просил выделить для обеспечения его безопасности советское подразделение. Вот мы в составе «мусульманского батальона» и будем этим подразделением!
   Ну что ж, это уже гораздо лучше и умнее!