Страница:
Наконец явилась Лидочка, которую Светлана Владимировна уже начала ругать предвыборной маркитанткой, увязавшейся за президентским штабным обозом.
— Нет, это невозможно, они все какие-то странные и глупые. — Лидочка бросила сумочку в гостевое кресло и расстегнула куртку из красного искусственного меха. Куртка не имела никакого отношения к борьбе «зеленых» за гуманное отношение к братьям меньшим, просто Лидочка любила все яркое и броское. — Ну объясни, как можно писать о всякой дури! — Она по-балетному всплеснула руками и грузно плюхнулась рядом с сумочкой.
— Что невозможно? — Лизавета повернулась к раскинувшейся на диване, словно примадонна, журналистке и приготовилась долго и безуспешно растолковывать не любящей «всякую дурь» акулке пера, что профессия, которую она выбрала, предполагает умение писать обо всем, что происходит, — об утратах и свершениях, о подвигах и подлостях, о преступлениях и о научных открытиях, в том числе и о «дури». Но Лидочка не дала ей и рта раскрыть.
— Нет, ты сама посуди, приезжаем к этому… к варягу… — Варягом в телевизионных кругах называли того кандидата, который, не пройдя в Думу, решил в отместку стать президентом. — Там у него пресс-секретарь, шустрый такой, тут же ко мне подбегает и сует кассету: «Здесь программное заявление нашего кандидата, вы должны дать!» — Обычно медленно говорящая Лидочка очень правдоподобно изобразила скороговорку пресс-чиновника. — На самом деле я ему ничего не должна. К тому же нам вообще запретили включать агитацию в программу. — Лидочка сложила губы трубочкой, как для поцелуя, и чертыхнулась: — Черт побери, почему они нас всех за обслуживающий персонал держат?
Но и на этот вопрос Лизавета не успела ответить, Лидочка опять погрузилась в воспоминания о дне минувшем:
— Они заявили, что их шансы на победу — самые предпочтительные… Интересно, кто это их предпочитает? А потом этот… Радостный… он вообще какую-то чушь лепетал. — Словечко «лепетал», явно не из Лидочкиного словаря, свидетельствовало, что она не без пользы путешествовала от штаба к штабу. — Он мне сказал, что продвигают своего кандидата, как товар, и работают по законам рынка. Так прямо и заявил.
Лизавета поняла, что девушка принципиально не читает газет, перенасыщенных спорами о том, насколько правомерно продавать политика, как маргарин или жвачку в красивой упаковке, и с элементами лотереи. Ведь, в сущности, политики и их предвыборные обещания очень напоминают лотерею — купил политика и надеешься: авось да выполнит, что обещал. Есть и выигравшие.
Советовать что-либо было явно лишним, Лизавета ограничилась банальным:
— Так обо всем этом и напиши. А что по картинке?
— По картинке все нормально. Этот Радостный, с чубчиком, весь худой и скользкий. — Лидочка всегда отличалась чисто детской наблюдательностью и непосредственностью. — А говорит, как Портос: «Мы победим, потому что мы победим».
— Так и пиши… — Лизавета не выдержала и рассмеялась.
— И про Портоса можно?
— Можно, почему нет!
— Ладно, тогда у меня получится минутки две.
Лидочка встала, запахнула куртку, взяла сумочку и поплыла в сторону двери.
Лизавета хотела было попросить юную деву поторопиться — до вечернего эфира всего час, но воздержалась, просьба могла ее травмировать, тогда сюжета и к ночному эфиру не дождешься.
В дверях Лидочка нос к носу столкнулась с Маневичем.
— Привет! Я у тебя хотела спросить…
Саша, неизменно трепетно относящийся к дамам, Лидочку тем не менее недолюбливал. С его точки зрения, плавную, округлую, склонную к созерцательности деву следовало как можно скорее выдать замуж, а не мучить всякими съемками и репортажами. «Пусть сидит у мужа на диване, как болонка, а не в нашей монтажной. Его жизнь она способна украсить, нашу — только осложняет». Эта тирада Маневича дошла до Лидочкиных ушей. Она страшно обиделась и с тех пор все время твердила о сексизме Маневича, о том, что репортер дискриминирует ее по половому признаку и что в Америке за свой сексизм он вылетел бы с работы. «Я ее не дискриминирую, а спасаю по половому признаку! — возмущался Маневич. — В Америке, если бы ее не взяли замуж, она умерла бы с голоду. Там не бывает телерепортеров, которые один минутный сюжет монтируют по полтора часа, доводя видеоинженеров до болезни Паркинсона».
— У тебя на вопрос ровно три секунды. Я тороплюсь. — Саша попытался протиснуться в двери мимо Лидочки, но был схвачен за ворот куртки.
— Постой, это ты снимал охранное агентство «Буцефал»?
— Ну, я… Только давно, год назад… А в чем дело?
— Ничего, просто там штаб этого Зеленцова, который тоже в президенты… Он тебя вспоминал…
— А-а-а… Ты об этом хотела спросить?
— Нет, о другом. А о чем — забыла, — простодушно призналась Лидочка.
— Когда вспомнишь, заходи! — Саша все-таки проник в Лизаветин кабинет и даже умудрился закрыть дверь. — Пойдем… Мне надо кое-что тебе показать!
Лизавета немедленно сделала строгое лицо.
— Не могу. До эфира всего ничего, а у меня два комментария не готовы.
— Глупости! До эфира час, а ты пишешь комментарий за пять минут. Идем. Это действительно важно.
— Объясни, в чем дело!
— Не могу. Ты должна сама увидеть. Кажется, я понял, кто и почему отравил Савву.
— Мы же договорились: об отравлениях, слежке и прочих… чудесах, — Лизавета чуть не сказала «глупостях», — говорим, только если я не занята на эфире.
— Да помню, помню я. Ты просто посмотри. А говорить будем потом, после…
Лизавета поняла, что легче пойти и посмотреть, чем спорить с настырным коллегой, который час назад отобрал у нее кассеты, снятые Саввой в школе телохранителей.
Вчера они долго крутили всевозможные версии, но толком ничего не придумали. Саша отправился домой со словами «утро вечера мудреней».
Утром Лизавета, спешившая на работу, наотрез отказалась снова идти к Савве и к избитому политическому психологу. Так что Саша отправился в вояж по больницам в одиночестве. А вечером появился и изъял Саввины кассеты.
— Вот, только смотри очень внимательно… — Саша усадил Лизавету в смотровом закутке и защелкал кнопками — монитор, плейер, динамик.
На экране возникло лицо хозяина школы телохранителей «Роланд», решительное и высокомерное.
«…Да, сейчас многие криминальные, преступные группировки прикрываются лицензиями на охранную и детективную деятельность. Это осложняет работу тех, кто стремится работать честно. Но ведь отравиться можно и лекарством! Это же не означает, что следует позакрывать фармацевтические фабрики. Пена может появится на любом, самом благородном деле!»
Андрей Викторович самодовольно усмехнулся. Его немедленно перебил журналист. Послышался голос Саввы:
«Это, конечно, так. Но, по данным лицензионного комитета мэрии и регионального управления по борьбе с организованной преступностью, почти восемьдесят процентов сыскных и охранных фирм — это просто-напросто банды… Если бы четыре пятых аптек торговали наркотиками, проще было бы закрыть аптеки!»
Хозяин школы ответил жестко:
«Милиция тоже занимается предоставлением охранных услуг. Разве вы никогда не слышали о милицейской „крыше“? Так, может, они просто хотят устранить конкурентов? Я согласен, что лицензии следует выдавать очень осторожно, что необходим жесточайший контроль за деятельностью таких фирм и бюро, но запретить! Нонсенс! Особенно теперь. В России продолжаются реформы, появляется все больше богатых людей, которые нуждаются в наших услугах. Запретить легальный охранный бизнес — значит загнать его в подполье. Это и сработает на руку преступникам!»
Андрей Викторович говорил сладко, гладко и чересчур пафосно. Лизавета посмотрела на часы и сказала:
— Я знаю, что Савва готовил спецрепортаж о частных детективных агентствах. И представляю круг проблем, которые он собирался затронуть. Мы даже вместе ходили в эту школу с глумливым названием «Роланд».
— Смотри. — Саша чуть не силком заставил Лизавету посмотреть на экран.
Интервью кончилось. Теперь Савва, точнее, оператор набирал видео. Панорама по фасаду школы, по тому залу, в котором Андрей Викторович давал интервью. Зал Лизавета узнала сразу — там боролись ученики школы, которых показали им с Саввой. На этот раз в зале было значительно больше народу, несколько пар стояли на татами, остальные сидели вдоль стен на низеньких скамейках. Далее шли съемки с экрана телевизора — тот самый эффектный ролик, что показывал им Андрей Викторович. Потом опять оригинальные съемки — Савву и оператора провели в тренажерный зал, забитый сложными аппаратами, помогающими превращать мускулы в каменные бугры под кожей…
— Я почти все это видела…
— Смотри и молчи! — рявкнул обычно вежливый Саша. — Вот сейчас!
В тренажерном зале тоже занимались курсанты школы телохранителей: кто лежал на полу под штангой, перемещающейся по стойкам, снабженным датчиками, кто крутил педали велотренажера, кто мощно взмахивал тяжеленными веслами… Крупно лица тренирующихся — оскаленные, искаженные нагрузками лица…
— Смотри! — опять зарычал Саша и щелкнул кнопкой.
— Что? Что смотреть?
На установленном для репортерских отсмотров плейере стоп-кадра не было, была только так называемая «пауза», как на бытовом видео. Кадр замирает, но посреди экрана повисает серая полоса, качество изображения посредственное.
— Он тебе никого не напоминает?
— Мужик и мужик, накачанный… Лицо стандартное… — Лизавета никак не могла понять, чего добивается Маневич.
— Ты повнимательней посмотри!
— Староват он, пожалуй, для курсанта и для получения новой профессии телохранителя… Лет пятьдесят, не меньше.
— Ну!
— Полный… — Лизавета, несколько ошарашенная Сашиными страстью и азартом, снова пригляделась к неизвестному, замершему в попытке выжать вес. Полупрофиль, короткая стрижка, высокий лоб, длинный прямой нос с высокой переносицей, прямые, заваленные к вискам брови, прямой же рот с тонкими губами. Но лицо действительно будто бы знакомое.
— У меня не очень хорошая память на лица, — пробормотала Лизавета, — Я его где-то видела?
— Не совсем…
— Черт, знакомая физиономия…
— Давай еще раз. — Саша отмотал пленку чуть назад.
На экране опять появился человек под штангой, потом он же крупным планом — вспотевший от усилий лоб, сжатые челюсти, закушенные тонкие губы…
— Он похож на помощника исполняющего обязанности!
— Умница! Ах, Боже, что же ты за умница! — Саша стащил Лизавету со стула и закружил в победном танце.
Она сопротивлялась, тогда он отпустил ее и закончил пляску в одиночестве. Задохнулся и опустился прямо на пол рядом со стулом, на котором сидела Лизавета. Саша вполне мог давать уроки исполнения джиги в платяном шкафу.
— Я просто хотел проверить себя… Этот человек при помощи парика и минимального грима элементарно превращается в первого помощника главного претендента.
— Наверное… И Калерия Матвеевна говорила про высокого крепкого человека с длинным прямым носом…
— Вот, вот. Тут вообще многое сходится — и портретный грим, и копирование жестов…
— И школа двойников. Только зачем?
— Я и сам не знаю, — лучезарно улыбнулся Саша. — Конечно, есть кое-какие соображения… Но о них потом.
— Почему потом?
— Потому что ты забыла об эфире, до которого уже не час, а полчаса! — не преминул отыграться Саша.
Лизавету как ветром сдуло: два комментария — это все же два комментария. А получаса явно недостаточно для того, чтобы просмотреть и распечатать последние сообщения агентств, преобразовать их в короткий, внятный текст, попудрить носик, поправить блузку и добежать до студии.
В соответствии с техническим распорядком ведущий должен приходить в студию за десять минут до начала программы — чтобы техники сумели отстроить картинку, осветители поправили свет, а оператор поработал над композицией кадра. За десять минут студию по правилам техбезопасности следует запереть, во избежание досадных случайностей и непрошеных гостей в прямом эфире.
— Лидочка только пошла на монтаж, — крикнула Верейская, заметив пробегающую мимо Лизавету.
— Еще полчаса, она должна успеть, Светлана Владимировна!
За десять минут до эфира Лизавета протянула администратору последний отпечатанный комментарий. Его еще следует размножить. Для каждого эфира нужно минимум пять экземпляров — для режиссера, двух монтажеров, звуковика и администратора, сидящего на суфлере.
За семь минут до эфира Лизавета закончила возню с макияжем — мазнула по щекам и носу пуховкой, подкрасила узенькой кисточкой губы, расправила на плечах заранее уложенные волосы. Потом критически посмотрела на свое отражение и попробовала улыбнуться, стряхнуть суету и беготню.
За пять минут до эфира она вошла в комнату выпускающего, чтобы выслушать предэфирные советы и напутствия.
— Давай быстрее в студию. Режиссер уже волнуется… и вот что… Лидочка пока монтирует, там у них какой-то затык. А по верстке она должна идти сразу после сюжета Миши из других штабов. Там тебе придется выйти и что-нибудь сказать…
— Что-нибудь предвыборное, — заблестела глазами Лизавета. — Тех, кто собирается голосовать за исполняющего обязанности, с нетерпением ждут на всех избирательных участках, остальных просят не беспокоиться!
— Ты мне пошути! — прикрикнула на расшалившуюся ведущую Лана Верейская. — Марш в студию и договорись с режиссером, что скажешь в паузе!
— Есть. — Лизавета поднесла руку к виску и попробовала по-военному четко повернуться кругом, но зашаталась на каблуках.
Вообще-то она не любила каблуки, шпильки и прочие архитектурные излишества, мешающие быстро бежать по жизненной дороге. Но иногда надевала — если «к костюму» — и туфли на каблуках, и шляпки.
В эту пятницу она оделась для эфира подчеркнуто строго и элегантно, в костюм ее любимого старорозового цвета — довольно широкие лацканы короткого пиджака, четкая линия плеч, глубокие вытачки на талии и узенькая короткая юбка. Сие творение французских портных, безусловно, требовало соответствующей обуви и прочих аксессуаров. Лизавета выбрала черные неуловимо модные туфли — каблук прямой и широкий, но без современного перебора, носок квадратный, но по форме лишь отдаленно напоминающий ботинки морского пехотинца, а из украшений — серебряные, довольно тяжелые серьги и тоненькую цепочку.
— Ты со своими игрушками опоздаешь… Иди с Богом, все будет в порядке!
Словами «Все будет в порядке, с Богом!» Лана Верейская провожала в эфир всех ведущих.
Когда Лизавета вошла в студию, часы на студийном мониторе показывали 19 часов 29 минут. Оператор, уже начавший нервничать, тут же щелкнул замком на тяжелых дубовых дверях.
— Цепляй микрофон! — недовольным голосом распорядился звукорежиссер.
За минуту опытный ведущий вполне может прикрепить к вороту петличку с микрофоном, поставить на приставной столик стакан с водой и даже разложить, как надо, микрофонную папку.
— Раз, раз, здравствуйте, сегодня пятница, третье марта…
— Готово, — еще более сварливо откликнулся звуковик, — через десять секунд в эфире.
На мониторе замелькали цифры ракорда, пошла «шапка» «Новостей». Лизавета, словно кобылка, заслышавшая далекое призывное ржание, выпрямилась, смахнула с лица обыденность и начала программу:
— Здравствуйте, сегодня пятница, третье марта, вы смотрите «Петербургские новости». Сегодня в нашей программе…
Пошел анонс. Сорок секунд передышки, за эти сорок секунд она успела поговорить с режиссером. Выяснилось, что Лидочка сюжет принесла, но вписать отбивку они не успели.
— Сначала выдавай сюжет Миши, — потребовала Лизавета, — а к Лидочке я подведу стандартно: «Также корреспондент „Петербургских новостей“ побывал…»
Передышка кончилась.
— Избирательная кампания набирает темп. Сегодня наши корреспонденты объехали предвыборные штабы всех кандидатов.
Лизавета улыбнулась, представляя репортаж честолюбивого практиканта Мишеньки, и принялась смотреть его вполглаза.
Под конец Мишенька приберег вкусненькое, или, на газетном языке, «жареное». Последним шел рассказ о работе предвыборного штаба одного из московских претендентов. Мишенька дисциплинированно показал номер в отеле, увешанный плакатами и портретами кандидата. Руководитель штаба ответил на дежурный вопрос насчет финансирования кампании. А потом Мишенька наивно так спросил:
— А кто на вас работает и сколько они получают?
— Добровольцы, — рубанул начштаба, — только добровольцы. У нашего кандидата даже охраны не было. Но когда он зарегистрировался как кандидат, появились люди, которые стали его охранять.
— Тоже на добровольных началах? — уточнил практикант.
— Тоже. Раньше охраны не было, — повторил штабист. — Но, видимо, люди решили, что его надо охранять!
Оператор умудрился заснять в штабе несколько колоритных плечистых ребятишек. Скорее всего, боевых охранников кандидата. Так что финал у Мишенькиного сюжета получился эффектный.
Лизавета сразу вспомнила двойника президентского помощника. У нее тоже появились кое-какие соображения, которыми можно поделиться с Сашей Маневичем. Но сейчас не время, она опять повернулась на камеру:
— Наш корреспондент Лидия Махнова расскажет о том, что происходит в центрах поддержки остальных кандидатов…
И так далее, по привычной колее.
— Газета «Петербургские ведомости» приглашает политологов, социологов, астрологов и прорицателей, а также просто любителей предсказаний принять участие в конкурсе прогнозов. Все желающие могут представить свои варианты итогов президентских выборов — определить количество голосов, которые получат кандидаты. Этот конкурс, точнее, его итоги, должен заинтересовать политиков, у них есть шанс выяснить, какие предсказания эффективнее — научные или паранормальные.
Это было последнее сообщение вечернего выпуска «Новостей». Всего доброго и до встречи в ночных телевизионных «Новостях».
Лизавета улыбнулась на прощанье, щелкнула микрофонной папкой и помчалась в редакцию искать Маневича.
Корреспондент Маневич действительно скрывался в редакционном архиве. Лизавета легко отыскала его среди полок с кассетами. Саша одной рукой придерживал солидную стопку кассет, а другой — пытался снять с верхней полки еще одну коробку.
— Давай помогу. Какой номер тебе нужен?
— Бета семьсот сорок семь…
Лизавета глянула на корешок пластиковой коробки.
— Владимир Вольфович в Петербурге… — Потом посмотрела, что написано на тех кассетах, которые держал Саша. — Визит Явлинского… Зачем тебе это? Ты что, фильм затеял — «Петербург как фактор борьбы за президентское кресло»?
— Не совсем. Просто хочу кое-что проверить…
— Ты выпуска не видел? Там практикант сюжетик сделал. Из предвыборного штаба московского претендента. У него, видите ли, телохранители появились сами по себе, как блохи у моего Маcона, когда он на даче загуливает. Я вот что подумала, в свете этого сходства мужика из «Роланда» с помощником и. о. Мы ведь обнаружили двойника главного помощника. А помощников-то — много. Вдруг остальные курсанты школы их тоже «дублируют»? Помощники — великая сила. Те, кто приближены к телу, приближены и к власти. Не к формальной, а к реальной власти.
— Я тоже об этом думал. — Саша поставил стопку кассет на стол и начал их сортировать. — Но не совсем чтобы о власти. Помощник — он ведь хозяина и пристукнуть может. Так или нет?
— Ты думаешь? — искренне ужаснулась Лизавета.
— Я еще ничего не думаю. Просто хочу кое-что проверить…
Саша пересчитал коробки с кассетами и внимательно посмотрел на Лизавету:
— Давай договоримся вот как: я посмотрю, прикину, насколько основательны мои подозрения, а после ночного выпуска потолкуем.
— Хорошо.
Они вместе вышли из архива. В коридоре никого — тишина и покой.
— Пойду выдерну Лану, — сказала Лизавета. — Надо верстаться…
— Нет, это невозможно, они все какие-то странные и глупые. — Лидочка бросила сумочку в гостевое кресло и расстегнула куртку из красного искусственного меха. Куртка не имела никакого отношения к борьбе «зеленых» за гуманное отношение к братьям меньшим, просто Лидочка любила все яркое и броское. — Ну объясни, как можно писать о всякой дури! — Она по-балетному всплеснула руками и грузно плюхнулась рядом с сумочкой.
— Что невозможно? — Лизавета повернулась к раскинувшейся на диване, словно примадонна, журналистке и приготовилась долго и безуспешно растолковывать не любящей «всякую дурь» акулке пера, что профессия, которую она выбрала, предполагает умение писать обо всем, что происходит, — об утратах и свершениях, о подвигах и подлостях, о преступлениях и о научных открытиях, в том числе и о «дури». Но Лидочка не дала ей и рта раскрыть.
— Нет, ты сама посуди, приезжаем к этому… к варягу… — Варягом в телевизионных кругах называли того кандидата, который, не пройдя в Думу, решил в отместку стать президентом. — Там у него пресс-секретарь, шустрый такой, тут же ко мне подбегает и сует кассету: «Здесь программное заявление нашего кандидата, вы должны дать!» — Обычно медленно говорящая Лидочка очень правдоподобно изобразила скороговорку пресс-чиновника. — На самом деле я ему ничего не должна. К тому же нам вообще запретили включать агитацию в программу. — Лидочка сложила губы трубочкой, как для поцелуя, и чертыхнулась: — Черт побери, почему они нас всех за обслуживающий персонал держат?
Но и на этот вопрос Лизавета не успела ответить, Лидочка опять погрузилась в воспоминания о дне минувшем:
— Они заявили, что их шансы на победу — самые предпочтительные… Интересно, кто это их предпочитает? А потом этот… Радостный… он вообще какую-то чушь лепетал. — Словечко «лепетал», явно не из Лидочкиного словаря, свидетельствовало, что она не без пользы путешествовала от штаба к штабу. — Он мне сказал, что продвигают своего кандидата, как товар, и работают по законам рынка. Так прямо и заявил.
Лизавета поняла, что девушка принципиально не читает газет, перенасыщенных спорами о том, насколько правомерно продавать политика, как маргарин или жвачку в красивой упаковке, и с элементами лотереи. Ведь, в сущности, политики и их предвыборные обещания очень напоминают лотерею — купил политика и надеешься: авось да выполнит, что обещал. Есть и выигравшие.
Советовать что-либо было явно лишним, Лизавета ограничилась банальным:
— Так обо всем этом и напиши. А что по картинке?
— По картинке все нормально. Этот Радостный, с чубчиком, весь худой и скользкий. — Лидочка всегда отличалась чисто детской наблюдательностью и непосредственностью. — А говорит, как Портос: «Мы победим, потому что мы победим».
— Так и пиши… — Лизавета не выдержала и рассмеялась.
— И про Портоса можно?
— Можно, почему нет!
— Ладно, тогда у меня получится минутки две.
Лидочка встала, запахнула куртку, взяла сумочку и поплыла в сторону двери.
Лизавета хотела было попросить юную деву поторопиться — до вечернего эфира всего час, но воздержалась, просьба могла ее травмировать, тогда сюжета и к ночному эфиру не дождешься.
В дверях Лидочка нос к носу столкнулась с Маневичем.
— Привет! Я у тебя хотела спросить…
Саша, неизменно трепетно относящийся к дамам, Лидочку тем не менее недолюбливал. С его точки зрения, плавную, округлую, склонную к созерцательности деву следовало как можно скорее выдать замуж, а не мучить всякими съемками и репортажами. «Пусть сидит у мужа на диване, как болонка, а не в нашей монтажной. Его жизнь она способна украсить, нашу — только осложняет». Эта тирада Маневича дошла до Лидочкиных ушей. Она страшно обиделась и с тех пор все время твердила о сексизме Маневича, о том, что репортер дискриминирует ее по половому признаку и что в Америке за свой сексизм он вылетел бы с работы. «Я ее не дискриминирую, а спасаю по половому признаку! — возмущался Маневич. — В Америке, если бы ее не взяли замуж, она умерла бы с голоду. Там не бывает телерепортеров, которые один минутный сюжет монтируют по полтора часа, доводя видеоинженеров до болезни Паркинсона».
— У тебя на вопрос ровно три секунды. Я тороплюсь. — Саша попытался протиснуться в двери мимо Лидочки, но был схвачен за ворот куртки.
— Постой, это ты снимал охранное агентство «Буцефал»?
— Ну, я… Только давно, год назад… А в чем дело?
— Ничего, просто там штаб этого Зеленцова, который тоже в президенты… Он тебя вспоминал…
— А-а-а… Ты об этом хотела спросить?
— Нет, о другом. А о чем — забыла, — простодушно призналась Лидочка.
— Когда вспомнишь, заходи! — Саша все-таки проник в Лизаветин кабинет и даже умудрился закрыть дверь. — Пойдем… Мне надо кое-что тебе показать!
Лизавета немедленно сделала строгое лицо.
— Не могу. До эфира всего ничего, а у меня два комментария не готовы.
— Глупости! До эфира час, а ты пишешь комментарий за пять минут. Идем. Это действительно важно.
— Объясни, в чем дело!
— Не могу. Ты должна сама увидеть. Кажется, я понял, кто и почему отравил Савву.
— Мы же договорились: об отравлениях, слежке и прочих… чудесах, — Лизавета чуть не сказала «глупостях», — говорим, только если я не занята на эфире.
— Да помню, помню я. Ты просто посмотри. А говорить будем потом, после…
Лизавета поняла, что легче пойти и посмотреть, чем спорить с настырным коллегой, который час назад отобрал у нее кассеты, снятые Саввой в школе телохранителей.
Вчера они долго крутили всевозможные версии, но толком ничего не придумали. Саша отправился домой со словами «утро вечера мудреней».
Утром Лизавета, спешившая на работу, наотрез отказалась снова идти к Савве и к избитому политическому психологу. Так что Саша отправился в вояж по больницам в одиночестве. А вечером появился и изъял Саввины кассеты.
— Вот, только смотри очень внимательно… — Саша усадил Лизавету в смотровом закутке и защелкал кнопками — монитор, плейер, динамик.
На экране возникло лицо хозяина школы телохранителей «Роланд», решительное и высокомерное.
«…Да, сейчас многие криминальные, преступные группировки прикрываются лицензиями на охранную и детективную деятельность. Это осложняет работу тех, кто стремится работать честно. Но ведь отравиться можно и лекарством! Это же не означает, что следует позакрывать фармацевтические фабрики. Пена может появится на любом, самом благородном деле!»
Андрей Викторович самодовольно усмехнулся. Его немедленно перебил журналист. Послышался голос Саввы:
«Это, конечно, так. Но, по данным лицензионного комитета мэрии и регионального управления по борьбе с организованной преступностью, почти восемьдесят процентов сыскных и охранных фирм — это просто-напросто банды… Если бы четыре пятых аптек торговали наркотиками, проще было бы закрыть аптеки!»
Хозяин школы ответил жестко:
«Милиция тоже занимается предоставлением охранных услуг. Разве вы никогда не слышали о милицейской „крыше“? Так, может, они просто хотят устранить конкурентов? Я согласен, что лицензии следует выдавать очень осторожно, что необходим жесточайший контроль за деятельностью таких фирм и бюро, но запретить! Нонсенс! Особенно теперь. В России продолжаются реформы, появляется все больше богатых людей, которые нуждаются в наших услугах. Запретить легальный охранный бизнес — значит загнать его в подполье. Это и сработает на руку преступникам!»
Андрей Викторович говорил сладко, гладко и чересчур пафосно. Лизавета посмотрела на часы и сказала:
— Я знаю, что Савва готовил спецрепортаж о частных детективных агентствах. И представляю круг проблем, которые он собирался затронуть. Мы даже вместе ходили в эту школу с глумливым названием «Роланд».
— Смотри. — Саша чуть не силком заставил Лизавету посмотреть на экран.
Интервью кончилось. Теперь Савва, точнее, оператор набирал видео. Панорама по фасаду школы, по тому залу, в котором Андрей Викторович давал интервью. Зал Лизавета узнала сразу — там боролись ученики школы, которых показали им с Саввой. На этот раз в зале было значительно больше народу, несколько пар стояли на татами, остальные сидели вдоль стен на низеньких скамейках. Далее шли съемки с экрана телевизора — тот самый эффектный ролик, что показывал им Андрей Викторович. Потом опять оригинальные съемки — Савву и оператора провели в тренажерный зал, забитый сложными аппаратами, помогающими превращать мускулы в каменные бугры под кожей…
— Я почти все это видела…
— Смотри и молчи! — рявкнул обычно вежливый Саша. — Вот сейчас!
В тренажерном зале тоже занимались курсанты школы телохранителей: кто лежал на полу под штангой, перемещающейся по стойкам, снабженным датчиками, кто крутил педали велотренажера, кто мощно взмахивал тяжеленными веслами… Крупно лица тренирующихся — оскаленные, искаженные нагрузками лица…
— Смотри! — опять зарычал Саша и щелкнул кнопкой.
— Что? Что смотреть?
На установленном для репортерских отсмотров плейере стоп-кадра не было, была только так называемая «пауза», как на бытовом видео. Кадр замирает, но посреди экрана повисает серая полоса, качество изображения посредственное.
— Он тебе никого не напоминает?
— Мужик и мужик, накачанный… Лицо стандартное… — Лизавета никак не могла понять, чего добивается Маневич.
— Ты повнимательней посмотри!
— Староват он, пожалуй, для курсанта и для получения новой профессии телохранителя… Лет пятьдесят, не меньше.
— Ну!
— Полный… — Лизавета, несколько ошарашенная Сашиными страстью и азартом, снова пригляделась к неизвестному, замершему в попытке выжать вес. Полупрофиль, короткая стрижка, высокий лоб, длинный прямой нос с высокой переносицей, прямые, заваленные к вискам брови, прямой же рот с тонкими губами. Но лицо действительно будто бы знакомое.
— У меня не очень хорошая память на лица, — пробормотала Лизавета, — Я его где-то видела?
— Не совсем…
— Черт, знакомая физиономия…
— Давай еще раз. — Саша отмотал пленку чуть назад.
На экране опять появился человек под штангой, потом он же крупным планом — вспотевший от усилий лоб, сжатые челюсти, закушенные тонкие губы…
— Он похож на помощника исполняющего обязанности!
— Умница! Ах, Боже, что же ты за умница! — Саша стащил Лизавету со стула и закружил в победном танце.
Она сопротивлялась, тогда он отпустил ее и закончил пляску в одиночестве. Задохнулся и опустился прямо на пол рядом со стулом, на котором сидела Лизавета. Саша вполне мог давать уроки исполнения джиги в платяном шкафу.
— Я просто хотел проверить себя… Этот человек при помощи парика и минимального грима элементарно превращается в первого помощника главного претендента.
— Наверное… И Калерия Матвеевна говорила про высокого крепкого человека с длинным прямым носом…
— Вот, вот. Тут вообще многое сходится — и портретный грим, и копирование жестов…
— И школа двойников. Только зачем?
— Я и сам не знаю, — лучезарно улыбнулся Саша. — Конечно, есть кое-какие соображения… Но о них потом.
— Почему потом?
— Потому что ты забыла об эфире, до которого уже не час, а полчаса! — не преминул отыграться Саша.
Лизавету как ветром сдуло: два комментария — это все же два комментария. А получаса явно недостаточно для того, чтобы просмотреть и распечатать последние сообщения агентств, преобразовать их в короткий, внятный текст, попудрить носик, поправить блузку и добежать до студии.
В соответствии с техническим распорядком ведущий должен приходить в студию за десять минут до начала программы — чтобы техники сумели отстроить картинку, осветители поправили свет, а оператор поработал над композицией кадра. За десять минут студию по правилам техбезопасности следует запереть, во избежание досадных случайностей и непрошеных гостей в прямом эфире.
— Лидочка только пошла на монтаж, — крикнула Верейская, заметив пробегающую мимо Лизавету.
— Еще полчаса, она должна успеть, Светлана Владимировна!
За десять минут до эфира Лизавета протянула администратору последний отпечатанный комментарий. Его еще следует размножить. Для каждого эфира нужно минимум пять экземпляров — для режиссера, двух монтажеров, звуковика и администратора, сидящего на суфлере.
За семь минут до эфира Лизавета закончила возню с макияжем — мазнула по щекам и носу пуховкой, подкрасила узенькой кисточкой губы, расправила на плечах заранее уложенные волосы. Потом критически посмотрела на свое отражение и попробовала улыбнуться, стряхнуть суету и беготню.
За пять минут до эфира она вошла в комнату выпускающего, чтобы выслушать предэфирные советы и напутствия.
— Давай быстрее в студию. Режиссер уже волнуется… и вот что… Лидочка пока монтирует, там у них какой-то затык. А по верстке она должна идти сразу после сюжета Миши из других штабов. Там тебе придется выйти и что-нибудь сказать…
— Что-нибудь предвыборное, — заблестела глазами Лизавета. — Тех, кто собирается голосовать за исполняющего обязанности, с нетерпением ждут на всех избирательных участках, остальных просят не беспокоиться!
— Ты мне пошути! — прикрикнула на расшалившуюся ведущую Лана Верейская. — Марш в студию и договорись с режиссером, что скажешь в паузе!
— Есть. — Лизавета поднесла руку к виску и попробовала по-военному четко повернуться кругом, но зашаталась на каблуках.
Вообще-то она не любила каблуки, шпильки и прочие архитектурные излишества, мешающие быстро бежать по жизненной дороге. Но иногда надевала — если «к костюму» — и туфли на каблуках, и шляпки.
В эту пятницу она оделась для эфира подчеркнуто строго и элегантно, в костюм ее любимого старорозового цвета — довольно широкие лацканы короткого пиджака, четкая линия плеч, глубокие вытачки на талии и узенькая короткая юбка. Сие творение французских портных, безусловно, требовало соответствующей обуви и прочих аксессуаров. Лизавета выбрала черные неуловимо модные туфли — каблук прямой и широкий, но без современного перебора, носок квадратный, но по форме лишь отдаленно напоминающий ботинки морского пехотинца, а из украшений — серебряные, довольно тяжелые серьги и тоненькую цепочку.
— Ты со своими игрушками опоздаешь… Иди с Богом, все будет в порядке!
Словами «Все будет в порядке, с Богом!» Лана Верейская провожала в эфир всех ведущих.
Когда Лизавета вошла в студию, часы на студийном мониторе показывали 19 часов 29 минут. Оператор, уже начавший нервничать, тут же щелкнул замком на тяжелых дубовых дверях.
— Цепляй микрофон! — недовольным голосом распорядился звукорежиссер.
За минуту опытный ведущий вполне может прикрепить к вороту петличку с микрофоном, поставить на приставной столик стакан с водой и даже разложить, как надо, микрофонную папку.
— Раз, раз, здравствуйте, сегодня пятница, третье марта…
— Готово, — еще более сварливо откликнулся звуковик, — через десять секунд в эфире.
На мониторе замелькали цифры ракорда, пошла «шапка» «Новостей». Лизавета, словно кобылка, заслышавшая далекое призывное ржание, выпрямилась, смахнула с лица обыденность и начала программу:
— Здравствуйте, сегодня пятница, третье марта, вы смотрите «Петербургские новости». Сегодня в нашей программе…
Пошел анонс. Сорок секунд передышки, за эти сорок секунд она успела поговорить с режиссером. Выяснилось, что Лидочка сюжет принесла, но вписать отбивку они не успели.
— Сначала выдавай сюжет Миши, — потребовала Лизавета, — а к Лидочке я подведу стандартно: «Также корреспондент „Петербургских новостей“ побывал…»
Передышка кончилась.
— Избирательная кампания набирает темп. Сегодня наши корреспонденты объехали предвыборные штабы всех кандидатов.
Лизавета улыбнулась, представляя репортаж честолюбивого практиканта Мишеньки, и принялась смотреть его вполглаза.
Под конец Мишенька приберег вкусненькое, или, на газетном языке, «жареное». Последним шел рассказ о работе предвыборного штаба одного из московских претендентов. Мишенька дисциплинированно показал номер в отеле, увешанный плакатами и портретами кандидата. Руководитель штаба ответил на дежурный вопрос насчет финансирования кампании. А потом Мишенька наивно так спросил:
— А кто на вас работает и сколько они получают?
— Добровольцы, — рубанул начштаба, — только добровольцы. У нашего кандидата даже охраны не было. Но когда он зарегистрировался как кандидат, появились люди, которые стали его охранять.
— Тоже на добровольных началах? — уточнил практикант.
— Тоже. Раньше охраны не было, — повторил штабист. — Но, видимо, люди решили, что его надо охранять!
Оператор умудрился заснять в штабе несколько колоритных плечистых ребятишек. Скорее всего, боевых охранников кандидата. Так что финал у Мишенькиного сюжета получился эффектный.
Лизавета сразу вспомнила двойника президентского помощника. У нее тоже появились кое-какие соображения, которыми можно поделиться с Сашей Маневичем. Но сейчас не время, она опять повернулась на камеру:
— Наш корреспондент Лидия Махнова расскажет о том, что происходит в центрах поддержки остальных кандидатов…
И так далее, по привычной колее.
— Газета «Петербургские ведомости» приглашает политологов, социологов, астрологов и прорицателей, а также просто любителей предсказаний принять участие в конкурсе прогнозов. Все желающие могут представить свои варианты итогов президентских выборов — определить количество голосов, которые получат кандидаты. Этот конкурс, точнее, его итоги, должен заинтересовать политиков, у них есть шанс выяснить, какие предсказания эффективнее — научные или паранормальные.
Это было последнее сообщение вечернего выпуска «Новостей». Всего доброго и до встречи в ночных телевизионных «Новостях».
Лизавета улыбнулась на прощанье, щелкнула микрофонной папкой и помчалась в редакцию искать Маневича.
Корреспондент Маневич действительно скрывался в редакционном архиве. Лизавета легко отыскала его среди полок с кассетами. Саша одной рукой придерживал солидную стопку кассет, а другой — пытался снять с верхней полки еще одну коробку.
— Давай помогу. Какой номер тебе нужен?
— Бета семьсот сорок семь…
Лизавета глянула на корешок пластиковой коробки.
— Владимир Вольфович в Петербурге… — Потом посмотрела, что написано на тех кассетах, которые держал Саша. — Визит Явлинского… Зачем тебе это? Ты что, фильм затеял — «Петербург как фактор борьбы за президентское кресло»?
— Не совсем. Просто хочу кое-что проверить…
— Ты выпуска не видел? Там практикант сюжетик сделал. Из предвыборного штаба московского претендента. У него, видите ли, телохранители появились сами по себе, как блохи у моего Маcона, когда он на даче загуливает. Я вот что подумала, в свете этого сходства мужика из «Роланда» с помощником и. о. Мы ведь обнаружили двойника главного помощника. А помощников-то — много. Вдруг остальные курсанты школы их тоже «дублируют»? Помощники — великая сила. Те, кто приближены к телу, приближены и к власти. Не к формальной, а к реальной власти.
— Я тоже об этом думал. — Саша поставил стопку кассет на стол и начал их сортировать. — Но не совсем чтобы о власти. Помощник — он ведь хозяина и пристукнуть может. Так или нет?
— Ты думаешь? — искренне ужаснулась Лизавета.
— Я еще ничего не думаю. Просто хочу кое-что проверить…
Саша пересчитал коробки с кассетами и внимательно посмотрел на Лизавету:
— Давай договоримся вот как: я посмотрю, прикину, насколько основательны мои подозрения, а после ночного выпуска потолкуем.
— Хорошо.
Они вместе вышли из архива. В коридоре никого — тишина и покой.
— Пойду выдерну Лану, — сказала Лизавета. — Надо верстаться…
ВЫЗОВ НА ПЕДСОВЕТ
— Вот теперь смотри, — веско произнес Саша, когда Лизавета после ночного выпуска поднялась в просмотровую комнату. — Смотри внимательно! — Он вставил в плейер первую кассету. На экране появился демократичный и кудрявый Явлинский. — Видишь мужичка за его спиной, с короткой стрижкой, лет тридцати, с орлиным носом? Запомни его лицо. — Саша деловито сменил кассету с демократом на кассету с либерал-демократом. — Вон, в правом верхнем углу сидит, видишь? Это, по-моему, главный телохранитель Жирика. С квадратной челюстью и с челочкой.
Еще одна кассета, теперь уже с Зюгановым.
— Обрати внимание вот на этого персонажа. — Саша показал на седоватого мужичка в светло-кремовом пиджаке. — Судя по всему, он профессионально оберегает верховного коммуниста. А теперь смотри!
Саша снова сменил видеозапись. Лизавета сразу узнала запись, сделанную Саввой: тренажерный зал, мужчины у тренажеров. Крупно их лица. Сначала тот, что показался ей похожим на помощника исполняющего обязанности президента, потом другой, третий, четвертый…
— Видишь?
— Да. — Лизавета даже растерялась. — Они все похожи либо на помощников, либо на телохранителей, которых ты мне показывал… у одного кудряшки, у другого седина и характерная нижняя челюсть…
— Вот-вот, кто больше, кто меньше, но похожи!
— Скорее больше, чем меньше… И что это значит?
Саша отмотал пленку назад и опять запустил магнитофон:
— Я и сам не знаю… В одном зале двойники помощников и охранников! Причем если охранники, то не простые барбосы-церберы, а главные телохранители. Тут самые разнообразные комбинации вырисовываются… Ты, например, уверена, что в другом зале не сидят двойники их хозяев? Так, на всякий случай?
Лизавета потерла переносицу, засверкали камушки в бабушкином кольце.
— Не уверена.
— Вот и я не уверен. Зато уверен, что тот человек в Думе умер не случайно и его школа двойников — не пустые слова. Уверен на девяносто девять процентов!
— Ты думаешь, подготовка телохранителей имеет отношение к школе двойников, о которой говорил покойный Дедуков?
— Думаю, только об этом и думаю! — Саша вскочил и принялся метаться по тесной клетушке для просмотров, даже задел шкаф, отделяющий ее от режиссерской аппаратной.
— Кто там? — прозвучал вопрос из-за шкафа. В комнатенку заглянул техник, отвечающий за звуковую аппаратуру. — Вы что, ночевать здесь собрались? Я уже закрываю! Это ты, Лизавета? Звонила ваш администратор, развозка тебя ждет! Так что выметайтесь!
Лизавета позвонила по телефону и успокоила нервничающего в ожидании администратора. Потом они с Сашей отправились в редакцию. Они дождались, когда разъедутся последние труженики прямого эфира, и принялись обсуждать увиденное. Версий было множество, одна другой симпатичнее. Оба уже не сомневались, что какие-то силы готовят двойников из окружения видных политических деятелей. Готовят помощников и телохранителей, как две капли воды похожих на настоящих. А может, и не только помощников и телохранителей. Готовят не просто так, а для своей игры, без сомнения, грязной. В этом Саша и Лизавета были едины. Теперь надо было решить, что делать дальше.
Лизавета полагала, что следует подождать и подумать. Саша кричал, что думать нет времени, надо действовать, ведь за ними установлена слежка.
— У нас на хвосте висит этот тип со шрамом! Твою квартиру обыскали, в редакции тоже все перерыли — ищут именно эту кассету. Кассеточку, на которой они прокололись. Они же не думали, что вы с Саввой дойдете до Калерии, а без ее смутного рассказа никто, даже я, не догадался бы, чей портрет надо выискивать среди тренирующихся! Но теперь они сообразили, что позволили нам свести концы с концами и даже ненароком снабдили доказательствами, — Маневич ласково погладил черную коробочку с кассетой, — а потому принялись за дело всерьез. И мы тоже не должны валандаться!
— Если твои… наши… — поправилась Лизавета, — если наши подозрения оправданны, то из-за этой школы убили минимум двоих. Дедукова и Леночку.
— Плюс отравили Савву и избили Кокошкина! Вот поэтому и надо действовать. А то нас тоже поубивают!
— И что мы можем сделать? — Лизавета посмотрела на часы.
— Для начала скопируем запись.
— Так все разошлись, половина первого — магнитофоны закрыты.
— Кто ищет, тот найдет! — Саша уже накручивал диск телефона. — По-моему, в «Бетакаме» сегодня праздник, чей-то день рождения, да и на магнитофонах должны подхалтуривать.
С третьей попытки он дозвонился и уговорил кого-то, чтобы ему прямо сейчас сделали две копии с Саввиной кассеты. Не все двадцать минут исходной записи, а коротенький фрагмент.
К пьянствующим в «Бетакаме» мужикам он отправился один, заявив, что появление Лизаветы выбьет их из колеи, они перепутают кабели и подключат плейер к радио. И вообще, лучше не светиться вместе. Раз Лизаветину квартиру обыскивали по поводу кассет, значит, ее засекли и пасут — ведь именно она ходила с Савельевым в эту школу телохранителей. А раз пасут, то могут и здесь подсадить глаза и уши. Мало ли как организована утечка информации. Если же Саша один немного поколдует в закутке, это ни у кого не вызовет подозрений, все знают, что Маневич скрупулезно собирает архив. Никто и смотреть не будет, что он там переписывает.
Еще одна кассета, теперь уже с Зюгановым.
— Обрати внимание вот на этого персонажа. — Саша показал на седоватого мужичка в светло-кремовом пиджаке. — Судя по всему, он профессионально оберегает верховного коммуниста. А теперь смотри!
Саша снова сменил видеозапись. Лизавета сразу узнала запись, сделанную Саввой: тренажерный зал, мужчины у тренажеров. Крупно их лица. Сначала тот, что показался ей похожим на помощника исполняющего обязанности президента, потом другой, третий, четвертый…
— Видишь?
— Да. — Лизавета даже растерялась. — Они все похожи либо на помощников, либо на телохранителей, которых ты мне показывал… у одного кудряшки, у другого седина и характерная нижняя челюсть…
— Вот-вот, кто больше, кто меньше, но похожи!
— Скорее больше, чем меньше… И что это значит?
Саша отмотал пленку назад и опять запустил магнитофон:
— Я и сам не знаю… В одном зале двойники помощников и охранников! Причем если охранники, то не простые барбосы-церберы, а главные телохранители. Тут самые разнообразные комбинации вырисовываются… Ты, например, уверена, что в другом зале не сидят двойники их хозяев? Так, на всякий случай?
Лизавета потерла переносицу, засверкали камушки в бабушкином кольце.
— Не уверена.
— Вот и я не уверен. Зато уверен, что тот человек в Думе умер не случайно и его школа двойников — не пустые слова. Уверен на девяносто девять процентов!
— Ты думаешь, подготовка телохранителей имеет отношение к школе двойников, о которой говорил покойный Дедуков?
— Думаю, только об этом и думаю! — Саша вскочил и принялся метаться по тесной клетушке для просмотров, даже задел шкаф, отделяющий ее от режиссерской аппаратной.
— Кто там? — прозвучал вопрос из-за шкафа. В комнатенку заглянул техник, отвечающий за звуковую аппаратуру. — Вы что, ночевать здесь собрались? Я уже закрываю! Это ты, Лизавета? Звонила ваш администратор, развозка тебя ждет! Так что выметайтесь!
Лизавета позвонила по телефону и успокоила нервничающего в ожидании администратора. Потом они с Сашей отправились в редакцию. Они дождались, когда разъедутся последние труженики прямого эфира, и принялись обсуждать увиденное. Версий было множество, одна другой симпатичнее. Оба уже не сомневались, что какие-то силы готовят двойников из окружения видных политических деятелей. Готовят помощников и телохранителей, как две капли воды похожих на настоящих. А может, и не только помощников и телохранителей. Готовят не просто так, а для своей игры, без сомнения, грязной. В этом Саша и Лизавета были едины. Теперь надо было решить, что делать дальше.
Лизавета полагала, что следует подождать и подумать. Саша кричал, что думать нет времени, надо действовать, ведь за ними установлена слежка.
— У нас на хвосте висит этот тип со шрамом! Твою квартиру обыскали, в редакции тоже все перерыли — ищут именно эту кассету. Кассеточку, на которой они прокололись. Они же не думали, что вы с Саввой дойдете до Калерии, а без ее смутного рассказа никто, даже я, не догадался бы, чей портрет надо выискивать среди тренирующихся! Но теперь они сообразили, что позволили нам свести концы с концами и даже ненароком снабдили доказательствами, — Маневич ласково погладил черную коробочку с кассетой, — а потому принялись за дело всерьез. И мы тоже не должны валандаться!
— Если твои… наши… — поправилась Лизавета, — если наши подозрения оправданны, то из-за этой школы убили минимум двоих. Дедукова и Леночку.
— Плюс отравили Савву и избили Кокошкина! Вот поэтому и надо действовать. А то нас тоже поубивают!
— И что мы можем сделать? — Лизавета посмотрела на часы.
— Для начала скопируем запись.
— Так все разошлись, половина первого — магнитофоны закрыты.
— Кто ищет, тот найдет! — Саша уже накручивал диск телефона. — По-моему, в «Бетакаме» сегодня праздник, чей-то день рождения, да и на магнитофонах должны подхалтуривать.
С третьей попытки он дозвонился и уговорил кого-то, чтобы ему прямо сейчас сделали две копии с Саввиной кассеты. Не все двадцать минут исходной записи, а коротенький фрагмент.
К пьянствующим в «Бетакаме» мужикам он отправился один, заявив, что появление Лизаветы выбьет их из колеи, они перепутают кабели и подключат плейер к радио. И вообще, лучше не светиться вместе. Раз Лизаветину квартиру обыскивали по поводу кассет, значит, ее засекли и пасут — ведь именно она ходила с Савельевым в эту школу телохранителей. А раз пасут, то могут и здесь подсадить глаза и уши. Мало ли как организована утечка информации. Если же Саша один немного поколдует в закутке, это ни у кого не вызовет подозрений, все знают, что Маневич скрупулезно собирает архив. Никто и смотреть не будет, что он там переписывает.