Баранова Наталья. Легенда об Иных Мирах

   Он стоял и смотрел на повелителя снизу вверх, понимая, что неприятные сюрпризы еще не кончились. Надеясь хоть мельком увидеть Шеби, заметить полуулыбку в уголках ее прекрасных губ, соприкоснуться взглядом, дышать одним с ней воздухом, он был разочарован, что ее нет средь кучки приближенных, окруживших трон.
   Она всегда была рядом с Императором. Если не всегда, то часто, очень часто ее можно было заметить где-то поблизости. Она смягчала бешеный норов Хозяина одной своей улыбкой, тихим движением, что несло легкий, мерцающий звук. И звук, рожденный движением, растворяясь в воздухе, приносил ощущение зыбкого волшебства, готового изменить все вокруг. И что таить напрасно, он надеялся на то, что ее присутствие защитит его от слепого гнева. От гнева Императора.
   И понимая, что ниточка рвется, Юфнаресс вновь заглянул в темные, как ночь, очи Хозяина Эрмэ. Понимая, что отступать некуда, что если он пришел сюда, то должен сделать то, что должен, то из-за чего, сорвавшись с Софро, примчался в мир ... ему уже чужой и чуждый.
   Чувствуя странное, поразительное равнодушие ума и чувств, отстраненную холодность еще миг назад бешено скакавших мыслей он поднялся с колен, и, понимая, что нарушает веками сложившийся этикет, шокирует и совершает нечто запретное, медленно пересек разделявшее его и Императора пространство в несколько шагов и несколько ступеней. Опустив взгляд, вновь опустился на колени у самых ног Императора, чувствуя, что напряжение растет, что воины наготове, и стоит ему лишь малость ошибиться, то, по знаку Императора, эти дьяволята разорвут его в клочья. И что этот знак может последовать в любой момент, и за любым действием. Понимая, что сделал он для этого многое.
   Но эта мысль не остановила. Разглядывая ворсинки ковра у ног Императора, Юфнаресс подумал, как все происходящее похоже на фарс, и как было б это смешно, если смотреть на это лишь как наблюдателю, не участвующему во всей этой суете.
   Стоя на коленях, он ждал, ждал терпеливо и покорно, не позволяя прорваться наружу буре чувств, хоть эта поза покорности и смирения, от которых он отвык, была противна самому. Но позволить заметить это никому из присутствующих здесь он не мог. Тем более Хозяину.
   Он лишь надеялся, что Император поймет, догадается, что раз он нарушил этикет, то есть достаточно веские причины, заставившие его действовать именно так. И что не преминет выслушать и узнать их. Не рубя с плеча.
   — Встань, — услышал он голос над собой и только тогда поднялся, все еще не решаясь поднять взгляда и посмотреть в лицо Императора.
   В зале прошелестел сдержанный шорох вздохов. Он спиной чувствовал любопытство в этих взглядах, его разглядывали, словно забавную зверушку, диковину, невидаль. Он знал, что ни от кого в этом зале не скрыть ни его происхождения, ни его положения.
   Для всех он был рабом. Удачливым рабом, что смог подняться над своим положением, оказав некие услуги Империи. Услуги, достаточно значительные, что давало ему право находиться здесь, в одном зале с Императором Эрмэ. Но недостаточно значительные, что б подойти и встать рядом, вот так, как сделал он.
   Император смотрел на него пристально, разглядывая, пытаясь разгадать, откуда у раба взялась вот эта дерзкая, оскорбительная смелость, эта решительность, и что за этим стоит.
   — Что ты хочешь? — спросил наконец Император, и Юфнаресс тихо, облегченно вздохнул.
   — Разговор на пару минут, — проговорил, все еще сохраняя робость, — один на один. У меня новости из Лиги, которые заинтересуют Вас.
   Император посмотрел с любопытством, в темных глазах промелькнула заинтересованность. Он вновь исследовал Юфнаресса, и вдруг, неожиданно для всех отвернулся и пошел к двери, ведущей в другие покои. За ним потянулись воины — пара воинов, что были так непостижимо похожи на него, и друг на друга. Хозяин Эрмэ остановился у двери и, глядя на оторопь на лице Юфнаресса, усмехнулся и поманил рукой.
   Ступая осторожно, словно ноги были босы, а по полу кто-то рассыпал битое стекло, Юфнаресс последовал за ним.
   В покоях было тихо, пусто. Воины растворились в складках драпировок, которыми были завешены стены и их не смог бы отыскать даже самый внимательный взгляд. Иллюзия уединения была полной, а атмосфера уюта располагала к покою.
   Император расположился на низкой тахте у окна и смотрел испытующе, упрямо и в этот миг как никогда было видно, что он не только Властитель, но и воин. От него волнами исходила опасность, темные глаза горели лихорадочным, звериным огнем, полыхали из глубины зрачков злой зеленью.
   — Не молчи, — проговорил он угрожающе, — не мямли. Если у тебя есть причина, которая заставила тебя сорваться с Софро, то скажи ее. Если нет, то ты будешь наказан. Ну?!
   Юфнаресс тихо вздохнул, понимая, что при любом раскладе очень просто потерять голову. Нельзя постичь, какие мысли вьются в голове Императора, нельзя понять ни настроения, ни чувств. Нельзя угадать какое слово заденет, а какое разозлит, ибо не рабу дерзко смотреть в его лицо, в его глаза, ища там ответа. И, значит, надеяться можно только на чудо.
   — Тебя прислала Локита? — проговорил Император, и в его голосе Юфнарессу почувствовался сдержанный рык.
   — Нет, — ответил он, — я осмелился приехать сам. И о том, что я вам скажу, она не знает. Потому, если б она знала, я б не доехал до Эрмэ. Она не считает меня способным, — он поднял взгляд и впервые прямо и открыто, жаля, посмотрел в лицо Императора, — не способным нарушить ее приказ. Простите мне эту дерзость, — поспешил проговорить он, видя, как гнев отражается в лице Императора, — ибо я не могу стоять и смотреть, как она плетет интриги против истинного повелителя Империи. Вы знаете, я был ее доверенным лицом, но она слишком далеко зашла в своих планах, что б я мог продолжать повиноваться ей. Не знаю, что Вы думаете о ней, но она сама полагает, что стоит ей захватить для Империи Лигу, как необходимость в ее услугах отпадет, и она будет забыта, или устранена. Конечно, каждый из Властителей мечтает о троне. И она смеется, утверждая, что может безнаказанно вершить свои дела, плетя интриги, пока существует Лига и существует Эрмэ, пока не существует Великой Империи. Так вот, она не собирается ждать, пока вы уничтожите ее. Она сама желает убрать Вас, что б занять трон Империи. И сделать это до того, как миры Лиги станут принадлежать Эрмэ. Она говорила об этом со мной. Говорила прямо, предлагая не мало за помощь, за риск. И убеждала, что откажись я, то уничтожат и меня, когда я перестану быть нужен.
   Император цинично усмехнулся. И глядя в его глаза, Юфнаресс внезапно почувствовал, как его охватывает ужас, холодный липкий ужас, лишая решимости, лишая уверенности в том, что слова эти были необходимы. Слишком уж явственная, заметная ирония читалась на лице Хозяина. И бешенство. И ненависть.
   Император помолчал несколько минут, поднявшись, подошел близко. Усмешка так и не сошла с его темного, мрачного лица. Она застыла как приклеенная, и оттого становилась не по себе. И вдруг, неожиданно, Юфнаресс отчетливо понял, что Хозяин Эрмэ отнюдь не высок, и что ему самому приходится смотреть сверху вниз... Император все так же молча покачал головой, и, ухватив за темные вьющиеся пряди, заставил Юфнаресса опуститься на колени. Оттолкнув его от себя, он поджал губы, и все так же, молча, прошел из угла в угол.
   — Надеюсь, ты можешь доказать, — проговорил Император глухо.
   Юфнаресс потерянно покачал головой.
   — Такие вещи не говорят при свидетелях, — ответил он, — может, она и еще кому предлагала то же самое, но мне об этом неизвестно. Когда Леди сказала, что претендует на трон, нас не могло слышать ни одно существо. А я не ждал такого предложения.
   Император вновь прошел из угла в угол, медленно меряя шагами комнату. Глядя на него снизу вверх, отслеживая шум его шагов, Юфнаресс чувствовал, как к горлу подкатывает ком. Но страх уже ушел. Страха не было. Был покой и ожидание, равнодушное ожидание...чего? Он не знал. Император остановился рядом, за его спиной.
   — Что еще она говорила? — тихо и вкрадчиво прозвучал голос Императора, красивый нежный голос, что ласкал слух, отнимая волю, голос, которому невозможно было сопротивляться, словно в этом голосе жила особенная, отнимающая волю магия. — Что еще предлагала? Конкретно, быстро, правду!
   Юфнаресс судорожно вздохнул. Он и сам понимал, что нельзя лгать. Любой Властитель сразу почувствовал бы ложь. Можно было недоговаривать, умалчивать, но лгать, ни в коем случае, было нельзя. Даже если б в нем могло еще жить желание сказать ложь. Он на мгновение собрался с силами, и вдруг, словно наяву увидел перед собой лицо Элейджа, его умные проницательные, добрые глаза, смотревшие с легким сожалением, образ, несший поддержку и помощь.
   «Человек может все, — проговорил Алашавар, — и вынести любую боль, и разорвать цепи рабства. С чего ты взял, что есть то, чего сделать нельзя? Из-за того, что тебя только и учили, что есть сотни и сотни ограничений? А кто-нибудь, когда-нибудь, говорил ли тебе, что нет предела мечте? И нет предела воплощению мечты. Если хочешь, значит, уже можешь. И не верь никому, кто пожелает доказать обратное».
   И все же, он постарался не лгать.
   — Она, — проговорил Юфнаресс тихо, — договаривалась с одним из своих людей, предлагая уничтожить Шеби. Говорила, что та имеет слишком большое влияние. Говорила, что ненавидит ее. Говорила....
   Император шумно выдохнул воздух и, кожей чувствуя неладное, Юфнаресс замолчал. Напряжение сгущалось, он чувствовал, как недобрая, черная сила исходит из точки у него за спиной, словно Император мог убить одним взглядом.
   — Шеби, — проговорил Властитель зло, — какое дело тебе до Шеби? Какое дело тебе до нее? Что тебе от ее жизни или смерти? Какая тебе разница?
   Император подошел совсем близко, и, наклонившись, ухватив Юфнаресса за острый подбородок, заставил заглянуть в свои глаза, бездонные, темные, как пропасть. И понимая, что улыбается, улыбается насмешливо, и будто б свысока, но ничего не в силах поделать с этим, Юфнаресс вдруг, неожиданно для себя, признался, понимая, что словно нарочно будит ненависть и зло, в этом, стоявшем рядом, склонившемся к нему, надменном человеке.
   — Я люблю ее, — выдохнул он, не перестав улыбаться, и, чувствуя, как к глазам подступают слезы. — Я люблю ее, — прошептал тихо, — как можно только любить женщину, мечту, саму любовь.
   Император покачал головой, и, поднявшись, направился к двери. Воины, словно сгустившись из тени, последовали за ним. Глухие шаги отдавались ударами набата в сердце. Остановившись у двери, Император обернулся. Усмешка, прорезавшая его лицо, не была ни злой, ни доброй, но значительной. И от того, зловещей.
   — Шеби, — проговорил он глухо, — Ну, тут Локита права. Она, и впрямь, имела слишком много влияния. Слишком много. И не только для рабыни.
   Император, посмотрев на воинов, вдруг, неожиданно, отдал короткий приказ. Темные тени сорвались с места, кто-то из них поднял Юфнаресса за волосы и ударил, второй подхватил. Боль была дикой, рвущей на части. Сознание едва удержалось в теле, и едва выдохнув, Юфнаресс почувствовал, что эта боль рождена отнюдь не ударами. "Она имела слишком много влияния, " — как набат прозвучало в голове.
   Имела. Это значило, что ее больше нет. Что предчувствие не обмануло, что ему никогда более не потерять себя в перезвоне колокольцев, не утонуть в ее глазах. На его тело обрушивались удары, но в этом не было нужды. И без этого там, внутри, что-то обрывалось, причиняя дикую боль. Ион знал, что никакая пытка не сравниться с этим знанием, с этим ядом. С этой потерей.
   Он был бы рад не знать. Он был бы рад забыть и не поверить. Но не мог. Не давало покоя зарево бешенства, что, полыхая в очах Императора, невольно подтвердило, горькую правду. И слезы катились из глаз, соленые, невольные слезы бессилия, горькие от отчаяния. И даже теряя сознание он не чувствовал боли от ударов. Ее затмевала другая боль.
 
   Очнувшись от ощущения холода, Юфнаресс осторожно открыл глаза. Тело ломило, казалось, что нет такого участка, куда б не попал удар. Судорожно вздохнув, он попытался подняться, и почувствовал, что левая рука и бок горят огнем. А еще был страшный озноб, от которого зубы выбивали дробь. И удивление, что все еще жив.
   Вновь приоткрыв глаза, он посмотрел на тусклый свет, и узнал в человеке, задремавшем в кресле, стоявшем рядом, нового хозяина Иллнуанари, странного, богатого рэанина, знакомого незнакомца, Да-Дегана.
   Откуда-то доносился тишайший гул, сходный с гулом маршевых двигателей, хоть вся обстановка ничем не напоминала обстановку корабля. На полу, небрежно брошенная, лежала шкура, или удачная имитация шкуры хищника. В тонкогорлых вазах, на которых оставило свой след время, стояли розы, распространяя вокруг сладкий аромат. И все это казалось сном.
   Юфнаресс снова, слегка, пошевелился и прикусил губы. Он чувствовал тело, тело повиновалось, но во всем теле десятками жгущих точек была поселена боль, испытывая которую хотелось, если не закричать, то застонать. И мучила неясность происходящего.
   Рэанин слегка пошевелился и открыл глаза, видимо, разбуженный шумом, что он производил.
   — Очнулся? — спросил небрежно и иронично.
   Юфнаресс промолчал, прикрыв глаза. Хотелось расспросить рэанина о многом, из того, чего он не знал и не помнил, но не было сил. Боль изымала их, взамен предлагая только слабость. А еще мучила память. Известие о Ней, и было чувство, что и тут не обошлось без Локиты, без ее умелого, тактичного, уместного вмешательства. Он сжал губы, чувствуя, как тогда, что непрошеные слезы выступают на глазах. Глядя на высокую фигуру, одетую в светлый шелк, чувствовал как вновь, там, внутри что-то рвется.
   Рэанин достал из ларца, лежавшего на низком столике перед ним, какую-то ампулу, стянул с нее защитную оболочку и приложил к коже Юфнаресса.
   — Обезболивающее. — коротко пояснил он, — И хорошо же тебя уделали дьяволята Императора, разве что не убили. Прости, но я вмешался.
   Почувствовав иронию, Юфнаресс поднял взгляд и посмотрел на холодное, спокойное лицо давнего знакомца. Насмешки в лице не было. Но глаза смотрели холодно, словно то были не глаза, а две льдинки. Да-Деган машинально пригладил волосы и Юфнаресс увидел то, чего никак не мог ожидать. На руке рэанина, красовалось кольцо. Обычное темное кольцо. С гербом Императора.
   — Зачем? — удивленно проговорил Антайи, с трудом разлепляя губы.
   — А затем, что исчезновение чиновника Лиги, такого ранга, может вызвать не нужные Империи толки. Но это ведь вовсе не означает, что тебя помиловали. Может быть да, а может, и нет. Кто знает мысли Императора? Поэтому я и говорю, что прошу прощение за вмешательство. Ненавижу излишнюю жестокость. А тебе, если Он вспомнит, все равно придется умирать. Не сейчас, так после. Проходить через одно и то же дважды.... — Да-Деган покачал головой и пожал плечами, — знаешь, я бы на твоем месте сделал бы ноги. Может, где-нибудь, в провинции, тебе б, и удалось затаиться. Хотя, и это навряд ли. У Императора длинные руки. И память длинная.
   Юфнаресс знал это и сам. «Можно было и не напоминать, — подумал он, чувствуя невольное сожаление, — не маленький. Все понимаю. И, значит, максимум, через несколько недель произойдет нечто, несчастный случай. Это, несомненно, будет выглядеть как несчастный случай. Но это будет убийство. Что ж, жаль, конечно, но... если удастся добраться до Элейджа, то... посмотрим. Ничего нельзя загадывать сейчас».
   — Да, — проговорил Да-Деган, неожиданно улыбнувшись, — вот порой, как оборачивается судьба. Рэанский эколог оказывается эрмийцем, и служит Империи. Леди, швабра, тоже. И, что б занять трон, не побрезгует ничем, — подставить сына, отравить внука, все это в лучших эрмийских традициях, не так ли? Не верти головой. Все это мы проходили. На Рэне было то же. Во времена Империи Кошу. Не понимаю только, для чего ты решил подставить Локиту, вы ведь с ней на один голос поете? Или возникли разногласия? Ну да мне, все равно.
   — Вы-то чего забыли на Эрмэ? — с тихой злостью, игнорируя боль, или то начинало действовать лекарство, спросил Юфнаресс.
   — Дела, — равнодушно отозвался Да-Деган. — Дела Гильдии заставляют меня, позабыв покой, наведываться на Эрмэ. Ты же знаешь, так исторически сложилось, что глава Иллнуанари должен быть представлен ко двору. Вот я и следую давно заведенной традиции, — он перехватил взгляд Юфнаресса, нацеленный на перстень, и улыбнулся вновь. — Да, — заметил вельможа, перехватив взгляд, — Император мне доверяет, в разумных пределах.
   — И как вам это удалось? — удивленно спросил Юфнаресс, вспомнив.
   — О, — протянул Да-Деган, — ненависть, как и любовь, может свернуть горы. Вам, Юфнаресс в голову не приходило, что ваши письма попали в мои руки? Нет? Вы думали, что я не умею ненавидеть? Ошибались. Вы, наверное, полагали, что я забыл об Иридэ?
   — При чем здесь Император?
   — При том, Юфнаресс, что я могу унять бешенство, глядя на вас. Я знаю порядки Империи. Уже знаю, и понимаю, что вы — лишь топор. И даже не палач. А вот Локита... ее я ненавижу истово. И знаете, ...слетит ее голова. И, может быть, не только ее....
   Вельможа медленно прошелся по комнате, подойдя к шкафу, достал бокал и бутыль вина, откупорив, налил рубиновую влагу в бокал. И отпив глоток, вновь примостился в кресле, поставив бутыль на пол у своих ног. Серые глаза посмотрели на Юфнаресса и секретарь сенатора, вдруг, с удивлением понял, что Да-Деган уже изрядно пьян.
   — "Поцелуи ветра", — прокомментировал рэанин, смакуя вино. — наши, форэтминские. Хочешь?
   Юфнаресс вздохнул. Глядя в лицо собеседника, искал перемены, и перемены были. Раньше он не помнил, что б этот человек был так уверен, небрежно — элегантен и зол. А злость жила в его глазах, в движениях рук, ее можно было прочитать по тому, как этот человек держит себя, и по тому, как он пьет вино.
   И, глядя на него, Юфнаресс понимал, что имел в виду Илант, говоря, что Да-Деган изменился. У рэанина было то же самое лицо, черты, не отягощенные временем, черты юного мальчишки, а не пожилого человека, та же фигура, но вот совсем другой была манера держать себя, и голос, по-прежнему тихий, набрал уверенной значительности.
   И впечатление от этого человека было совсем иным. Он был опасен. И, если присмотреться, если захотеть увидеть, это можно было угадать, увидеть даже сквозь маску экстравагантного наряда и прически.
   Об опасности предупреждали глаза, серые, холодные, блиставшие сдержанной силой стали. Смотревшие, как оружие из бойниц.
   — Месть? — тихо спросил Юфнаресс.
   Да-Деган кивнул, скупо, сдержанно, и, допив вино, отставил бокал в сторону.
   — Да, — ответил он, — именно месть. Мне нужна голова Локиты. Не стану скрывать, Император тебе поверил. Так что, если ты хотел ее подставить, то, считай, тебе это удалось. Он давно ожидал от нее подобных штучек. Его уже предупреждали. По моей просьбе. Ты только подтвердил. И, значит, одной проблемой меньше. Видишь, ирония судьбы, я ненавижу тебя, но... мы — союзники. — Да-Деган невесело рассмеялся, переплел пальцы в замок. — Я бы хотел лично спустить с этой твари шкуру, — признался он, — но Император не допустит, он пошлет того, кто лучше разбирается в таких делах. Но оно и к лучшему. Пусть так.
   Юфнаресс, прикрыв глаза, тихо вздохнул, чувствуя, как по телу расползается страх. Тихий, холодный, животный страх. Ненависть и месть, он никогда не мог предполагать, что горечь потери может так изменить человека. Этого человека.
   Он помнил тихую грусть, и нежность, проступавшую в серых глазах, когда он смотрел на молодежь, царившую в его доме. Отблески камина, окрашивавшие волосы в огненный цвет, спокойные жесты красивых рук, на которых не было украшений, красивых самих по себе, и слегка, неухоженных. Его тихий голос, невольно рождавший в полутьме призраки того, о чем он говорил.
   Легко было, с открытыми глазами, забыть о том, где ты находишься, а в непрестанной игре живого огня увидеть тех, кто совершенны, узреть Аюми. Увидеть их и их миры. Увидеть даль, скрытую стенами, и звезды, прикрытые тучами. Словно тихий голос мог перенести всех, кто его слушал, в иную страну. В иную реальность. В мечту.
   Тогда казалось — он сам той, невозможной породы. Что пронесутся сотни лет, тысячи зим, но он останется таким же, неизменно. Тогда казалось, что никакая боль, никакая потеря не изменят его. И что он останется прежним, самим собой. Теперь Юфнаресс понимал, что ошибался. Время и потери способны изменить кого угодно. И это было еще одной занозой.
   — Зачем вам это? — вновь спросил Юфнаресс, — интриги, Эрмэ, эта чертова Иллнуанари? Зачем вам это все? Я ведь помню вас. Зачем вам месть?
   — Это допрос? — усмехнулся вельможа. — И кто ты такой, что б устраивать мне допрос? Хотя, я отвечу. Месть..., месть, Юфнаресс, пожалуй, единственное лекарство, что может излечить от горечи потери. Так было издавна — кровь за кровь, смерть за смерть. Ничто не вернет Иридэ, ну так, ладно, я смирюсь, но не раньше, чем в порошок сотру тех, кто его убил.
   Юфнаресс тихо вздохнул и прикрыл глаза. Да-Деган негромко рассмеялся.
   — Не прячь глаза, — проговорил он, — я хочу видеть взгляд того, с кем веду светскую беседу. Взгляд убийцы.
   Он вновь налил в бокал вина, выпил его, медленно, смакуя, до последней капли. Опустив взгляд, посмотрел на пол, перевел взгляд на Юфнаресса. Несколько минут изучал лицо, на котором багровели следы ударов. Усмехнувшись, пожал плечами. Взгляд его, упершись в одну точку, вдруг стал тусклым, мутным, словно где-то близко стояли слезы, словно он ничего не видел из-за этих слез.
   И глядя на это лицо Юфнаресс вдруг, отчетливо понял, отчего ему так не по себе, отчего на душе так муторно, тяжело и стыло.
   — Я высажу тебя на Раст-Танхам, — проговорил рэанин, — мне нужно зайти в этот порт по делам личного свойства. Так что, не благодари. А там наши дорожки разойдутся. Надеюсь, мы больше не встретимся. Никогда.
   Юфнаресс прикусил губу. Глядя на вельможу, он неожиданно спросил:
   — А что, если Иридэ жив?
   — Мертвые не воскресают, — монотонно ответил Да-Деган, обхватив пальцами пустой бокал.
   — Но он не умирал. — почему-то решившись, проговорил Юфнаресс,
   Да-Деган недоверчиво покачал головой и внимательно посмотрел в глаза Юфнаресса.
   — Это ложь, — предположил он, — очередная уловка.
   — Он жив. — вновь, упрямо повторил Юфнаресс. — Вы с вашим влиянием и связями могли б это проверить. Я не смог выполнить приказа, не удавалось мне это. Да, Хэлан говорил правду. Я украл мальчишку из отеля. Потому его никто и не мог найти. И я же дал предупреждение о лавине. Если б не это никто б не выжил — ни сам Хэлан, ни ваш Иридэ, ни красотка Эльния, никто из тех, кто был в тот вечер, в ту ночь в отеле. Есть вещи, которые мне никак не даются, несмотря на то, что я — эрмиец. Одно из таких дел — убийство малолеток. Но я боялся, я дико боялся, что мальчишка заартачится, что не станет играть в ту игру, которую ему навязали. Вы же помните его норов. Ему ничто б не стоило сбежать и спутать все карты. А если б Локита узнала, что я ее обманул, она меня убила бы. И его все равно убила бы. Вы должны это понимать.
   Юфнаресс посмотрел на Да-Дегана, на бледное лицо с правильными чертами, на отсутствие каких бы то ни было эмоций на этом лице. Впрочем, нет, эмоции были, они клокотали и кипели, только, не отражаясь на лице, они заставили дрожать чуткие длинные пальцы. Да-Деган поднял взгляд, и серые глаза с силой клинка уперлись в лицо Юфнаресса.
   — Дальше, — коротко приказал рэанин, стремительно трезвея.
   — Я напоил его одним снадобьем, вызывающим временную амнезию. Но видно что-то не учел. То ли доза была излишне велика, то ли я что-то не учел в его метаболизме. Но я ведь не медик. А он, он не помнит кто он, ни имени, ничего из той своей прежней жизни. Я увез его на Эрмэ. Он несколько лет жил там. Потом..., в общем, сейчас он на Раст-Танхам, птица вольная. Вольный торговец, контрабандист. Рокше, Рокшар. Хотите, проверьте.
   Да-Деган тихо рассмеялся, тихий смех его звучал почти издевательски и грустно, словно издевался он над самим собой.
   — Вот ведь незадача, — проговорил вельможа, отсмеявшись, — я б и рад проверить. Но не могу. Его нет в этом мире. Нет, он не умер. Просто... он ушел к информаторию Странников. И с тех пор его никто не видел.
 
 
   Почтовый бот пришел на Ирдал с опозданием. Невысокий мужчина в костюме техника с любопытством смотрел, как пилоты вяло переругиваются с диспетчерами. Что ж, картина была вполне привычной. Все знали, что любой транспорт с Софро может задержаться на любое мыслимое время. И что опоздание в пару часов, это вполне терпимое отклонение. Как все знали и о том, что корабли контрабандистов отходят от причала, как правило, во время.
   Поток через единственный грузовой порт и без того был всегда велик, а Локита так транжирила средства, словно желала, что б второй, орбитальный комплекс так и не был бы никогда построен. Мужчина только пожал плечами, вспомнив Леди. Высокую, стройную, изящную, ухоженную, и чем-то неуловимо напоминавшую ему дорогую куклу.
   Проведя руками по волосам, он позвал:
   — Идги!
   — Ну что? — откликнулся пилот, отвернувшись от экрана, как только закончил яростную перепалку с диспетчером.
   — Куда нас?
   — На Центральный. Можешь быть доволен, иди к себе, ожидай посадки. Через час будем на месте, — усмехнувшись, пилот качнул головой и вновь вцепился взглядом в экран.
   В каюте с узеньким ложем койки было чисто, и тесновато. Но мужчина ни раза за весь полет умудрился не встретиться здесь с Иниро, еще одним техником, с которым они делили эту каюту. В общем-то, экипаж почтового бота состоял из восьми человек, но так сложилось, что со своим напарником он встречался только в пересменок, в машинном отделении, так, что казалось, будто каюта полностью принадлежит ему одному. Впрочем, работенка, на боте никогда не была особенно напряженной, исключая, разве что, моменты посадок и взлетов.