Страница:
Письмо, хоть и пересыпанное не до конца понятными терминами читалось достаточно легко, благодаря чёткому почерку Локиты, пока взгляд не наткнулся на слово, которое могло быть прочитано двумя абсолютно разными способами. От удивления Илант даже присвистнул, но поскольку смысл одного совершенно не подходил к смыслу написанного текста он отбросил его и принялся читать дальше. Где-то через пару строк трюк повторился, он нахмурился, не понимая, досадная то случайность или не случайность вовсе. А любопытство разбирало всё сильнее.
Время летело незаметно, столь неожиданно и несовместимым со всем прошлым было это, внезапно полученное им знание, и ошеломляющим, ломающим все, что было до. «Ай, да бабка! — подумал он, чувствуя, как неприятный холодок пошёл по коже от лопаток всё ниже, — а Юфнаресс-то с ней заодно!»
Он вздрогнул, внезапно услышав приближающиеся, быстрые шаги и голос сенатора, произнёсший:
— Зови мальчишку, не нашёл, так ещё успеет найти свою драгоценную запись, у меня дел по горло.
Руки дрогнули, выронив письма, Илант нагнулся и, понимая, что положить бумаги назад, в конверт, не успеет, сунул их себе в карман, а папку положил на стеллаж. «И ничего я не видел, — подумал упрямо, — режьте, а не сознаюсь!» Дверь открылась, Юфнаресс возник на пороге.
Глядя в лицо эколога, Илант чувствовал, как на спине одежда прилипает к лопаткам. Было не по себе, дурно и страшно, но, глядя в глаза Юфнаресса, он постарался не подать и вида, что случилось нечто неординарное. Юфнаресс безразлично скользнул по нему взглядом.
— Идём, — позвал негромко, — реверансы закончились ранее, чем предполагалось. Нашёл что-нибудь?
— Ага, — брякнул Илант, чувствуя непреодолимую неловкость, — нашел, архив Стратегической Разведки.
Юфнаресс расхохотался, мотнул головой.
— Болтун... — услышал он тихий голос сенатора.
Илант с трудом заставил себя отлепиться от подоконника, проходя мимо эколога, уколол быстрым взглядом, стараясь, что б внезапно проснувшаяся подозрительность не бросилась тому в глаза. Сенатор был устал и раздражён, однако взглянул ласково.
— Добрый вечер, Илант, — проговорил ровным тоном, — мы, кажется, ещё не встречались сегодня.
— Добрый вечер, Сенатор, — проговорил юноша и замолчал, глядя растеряно.
Голос предательски дрогнул, и Сенатор взглянул внимательней.
— Ты бледный, — заметил спокойно, — что-то случилось?
— Да ничего, — отмахнулся юноша, понимая, как, не кстати, этот вопрос, — я просто ещё не особо хорошо себя чувствую после того ранения. И, извините, что отказываюсь от ужина. Пойду отдохну, или посижу в саду, я на самом деле неважно себя чувствую. Извините...
Сенатор пожал плечами.
— Как хочешь, — проговорил негромко, — а я мечтал расспросить тебя о Рэне. Но, думаю, у нас еще будет время...
Илант прошёл сразу в сад, чувствуя, что бледность уходит, и вместо неё на щеках разгорается лихорадочный румянец. Почва уходила из-под ног, словно качаясь в момент землетрясения. Мир дал трещину, осыпался и рухнул.
Он посмотрел на небо, небо было всё то же, непостижимое, невозможное небо Софро, перевёл взгляд на город, на здание Сената, на сады. Всё оставалось прежним, и было иным.
— Дали Небесные! — прошептал юноша одними губами, совершенно беззвучно, — Дали Небесные! да как же оно так?
Илант вновь достал письма, перечитал их внимательно, смысл текста ускользал по-прежнему, но он им не интересовался, выискивал слова — оборотни, убеждаясь, всё более и более, что они не случайны, уж очень хорошо они складывались между собой в чёткий наглый приказ, в чуждую, невероятную волю. В изуверскую мысль.
Он аккуратно сложил письма, положил их в карман, отойдя от фонаря, примостился прямо на траве, опёршись спиной на ствол дерева. Мысли кружили в голове, обрывались, снова кружили, их хоровод был завораживающе — красив и лишён смысла, во всяком случае, до сознания этот смысл не доходил, почти теряясь по дороге, как теряется смысл сна, стоит лишь проснуться и вынырнуть из его глубин. Хотелось плакать.
Илант сцепил зубы, сцепил пальцы в замок, не позволяя поддаться чувствам. «Не ной, — приказал себе, — нельзя ныть, надо что-то делать. Сказать Сенатору. Не при Юфнарессе, при нём нельзя, как-нибудь выбрать момент, остаться один на один, и тогда. Ведь Сенатор не знает, ни о письмах, ни о том, что Юфнаресс — доверенное лицо Локиты, ее шпион. А должен узнать. И с бабкой надо быть осторожнее, предельно осторожным. Это ведь её письма, её приказы, об этом забывать нельзя».
Кровь несла по жилам запал бешенства, как когда-то, совсем недавно на Рэне, в тот вечер.... Случайный прохожий посмотрел на Иланта как-то странно, отошёл прочь, словно чувствуя, что с ним заговаривать не стоит.
А ему хотелось взять Локиту за плечи, встряхнуть хорошенько или придушить, или головой об стену, но только задать один мучивший его вопрос, да посмотреть в её глаза. Илант поджал губы, разумом понимая, что вариант не из лучших. Но ноги сами несли его к покоям Локиты. Чем дальше он шёл, тем более замедлялись шаги, таяла решимость, и только запал злости толкал вперёд.
Подойдя к дверям комнат, он огляделся, отметив, что коридоры против обыкновения пустынны, прислушался. Ответом была тишина. Он скользнул в дверь, осторожно прикрыв её за собой, произведя шума не более чем мышь.
В ее покоях царила темнота, лишь где-то в одной из дальних комнат теплился огонёк, позволяя идти, не натыкаясь на стены. От гула крови в ушах он ничего не слышал, биение сердца казалось раскатами грома, от волнения пересохло во рту. «Дали Небесные! — подумал юноша, — Дали Небесные!», и внезапно услышал голос. Голос был низок и знаком. И что-то в этом голосе заставило его остановиться там, где стоял, не решаясь сделать дальше и шага.
— Повторяю, Локита, всё не так!
— Не стоит повторять, — ответил холодный язвительный голос, сладкий, как прозрачная карамель, — мне нужны от вас действия, а не слова, дорогой мой, вы упустили мальчишку на Рэне, теперь он здесь, ну ладно, о моём дорогом наследнике я позабочусь сама. Юфнаресс не сегодня, так завтра, угостит его ядом в обществе Элейджа, и будет повод избавиться ещё и от Сенатора, найдётся грех на его душу.
Илант тихонечко прислонился к стене, чувствуя, как на лбу проступают капли пота, чувствуя, как ноги становятся ватными.
— Да мне плевать на вашего Сенатора! — взорвался мужчина, — и чихать я хотел на Иланта, хоть щенок, зараза, едва не убил меня! Но чего ещё ждать от вашей семейки, дорогуша, у вас змеиная порода, вы в любой момент готовы тяпнуть до крови, и это всем хорошо известно. А вот известно ли Вам, дорогая Локита, что вся Раст-Танхам гудит. Видите ли, господа контрабандисты голову готовы прозакладывать, утверждая, что видели Ареттара. Такая новость Вам подходит?
— Бред, — отмахнулась Локита, в голосе прозвучало явное раздражение, — певец мёртв, да он и не может быть жив. Любой другой, на его месте, не выжил бы.
— С чего вы взяли?
Локита рассмеялась, словно рассыпая жемчуга.
— Энкеле, вы живёте на Рэне, а не я, — проговорила, расстилая бархат низких нот голоса, — но я однажды побывала в Амалгире, только для того, что б самой взглянуть на скалы, с которых тот бросился вниз. Если Ареттар жив, то это — чудо. А нам известно, что чудес не бывает. Или вы ещё и суеверны и верите в загробную жизнь? Право, я считала вас умнее.
— И вы верите, что он утопился? — усмехнувшись, уточнил генерал.
— Верю, — холодно оборвала Локита, — я потратила год, что б удостовериться. Я допрашивала Вероэса, пришлось даже применить наркотик правды. Господин медик клялся и божился, что видел, как певец бросился вниз. Вам это подходит? Успокойтесь, и перестаньте дрожать в коленях, Энкеле! Вот уж не знала, что вы такой трус! И, не так был крут Ареттар, как о нём говорят, обычный мужик, с обычными слабостями, ведь клюнул же он на прелести одной из охранниц повелителя Эрмэ. Ну, да, он поэт, он певец, ну Стратег, но дальше-то что? И всё, закрыли эту тему, слышать больше не хочу о мерзавце!
— Как хотите, — заметил её собеседник, — а я сорвался с места, считая, что вам будет небезынтересно знать. Если Ареттар жив, то, очень опасен. Для вас.
Илант, стараясь ступать как можно тише, подкрался к комнате, в которой находились двое. Укрывшись за портьерами, заглянул в щель.
Локита стояла у окна, тонкие точёные руки беспрестанно теребили нити жемчуга, украшавшие шею. На своего собеседника она не смотрела, демонстрируя ему почти полностью обнажённую спину. Генерал Энкеле Корхида сидел в кресле, вполоборота к Леди, так что Илант хорошо мог рассмотреть его. А спутать, рассмотревши.... Он осторожно перевёл дыхание и прижался к стене, не удивлялся, удивить его уже вряд ли бы что смогло.
— Знаете, Энкеле, — проговорила Леди спокойно, — меня больше, чем слухи об Ареттаре, беспокоит наш милый Юфнаресс, он слишком много знает, и временами мне кажется, что он спелся с Сенатором, что его начинают мучить угрызения совести. Как бы он не переметнулся.
— Удавите! — посоветовал генерал.
— Ну что вы, Энкеле, Софро, всё-таки не Рэна, будет много шума, но, в общем-то, удавить его стоит, хотя б для того, что б обезопасить тылы. Если узнают, какие манёвры мы с вами проводим... не ждёт нас ничего хорошего. Кстати, Корхида, хочу сразу обговорить, какой кусок пирога вас устроит? Я надеюсь, что Рэны вам достаточно?
Генерал тихонечко рассмеялся.
— Мало, Леди, — заметил насмешливо, — кусочек размером с Рэну я могу получить и сам. Подкиньте еще пару миров.
Локита резко обернулась, в прищуренных глазах стояло бешенство, губы сжались в одну тонкую линию, чёткий овал лица выражал одно лишь высокомерие и злость.
— Забываешься, раб! — прошипела она, — если б не я, то...
Энкеле внезапно сник, спрятал взгляд.
— Шучу я Леди, — промолвил, оправдываясь, ведя себя, как нашкодивший пёс, наглость слетела с его лица, как пожухшая листва с дерева, и, тем не менее, он продолжал торг, — но только Рэны всё же мало. Это ж не планета, а помойка...
— Хэлан не жаловался.
Корхида застенчиво улыбнулся. Улыбка, несмотря на застенчивость, а, может, именно поэтому, вышла особенно неприятной и фальшивой, как умильный взгляд в глазах хищника.
— Я не Хэлан, Леди, — промолвил, по-прежнему, пряча взгляд, — Рэны мало. Рэну я и так могу получить, стоит лишь отправить к праотцам Ордо. Видите, я откровенен. Ну, что, мы ведь не станем сориться?
Илант слегка пошевелился, понимая, что и так услышал лишнего, понимая, что узнай они об этом, и за его голову никто не даст и гроша. «Дали Небесные! — подумал он, — это не Лига! Это террариум с гадюками! И надо отсюда выбираться! Прав был Дагги, предупреждая...».
Он осторожно пошевелился и вновь застыл, услышав легкий шаг. Дверь распахнулась, ворвавшийся воздух ударил быстрой волной, коснувшись волос, висков, охладил разгорячённый лоб, и только теперь Илант понял, что задыхается от этих нежданных событий, невероятных новостей. Он вжался в стену, чувствуя, как ещё один человек прошёл совсем близко, так близко, что мог бы почувствовать его присутствие.
— Мне бы Рэны хватило, Леди, — проговорил знакомый голос, — я не настолько алчен, как эта змея.
Локита рассмеялась.
— Подслушивали? — спросила без тени смущения в голосе, — ах, Юфнаресс, неужели вам никто не говорил, что подслушивать... неприлично?
— Зато полезно для здоровья, — съязвил Юфнаресс, — я слышал, что кто-то хотел меня удавить. Право, не стоит, Леди. Вы всё время забываете об нашей переписке, а если она выплывет, ваша репутация станет изрядно подмочена, и высушить пятна не удастся, след всё равно останется, дорогая моя. Вам не будет места в Лиге, да, боюсь, не будет нигде. Видите, мы с вами крепко связаны, так что только попробуйте меня придушить, не пройдёт и месяца, и вы за мной последуете, как говорится, в мир иной....
— Мерзавец, — прошептала Леди. Илант удивлённо отметил восхищение в её голосе, пополам с раздражением и ненавистью, и лёгкий смешок Корхиды.
— Юфнаресс, с вашими данными и удовольствоваться Рэной? Вы себя мало цените....
Илант услышал вздох Юфнаресса, раздавшийся неожиданно громко.
— Жаль, что вы двое не оставите меня в покое, — проговорил секретарь Сенатора, — а это всё, что я б желал от вас.
Леди качнула головой, Энкеле рассмеялся громче.
— Вам не идёт скромность, — произнёс генерал, — она никак не соответствует вашему уму. А голова у вас работает изумительно. Вот вы, что вы скажете на тот счёт, что Ареттара видели на Раст-Танхам? Я примчался только из-за этого. Леди мне не верит. А Вы?
— А я не имел чести знать певца. Если б я его знал лично, Корхида, я б сказал, верю или нет в эти слухи. Так что, простите, но ничем помочь не могу. Могу заметить лишь то, что Элейдж и верит и не верит одновременно. И делайте выводы сами.
Локита, нервно перебирая пальцами жемчужины ожерелья, поджала губы. Энкеле, развеселясь, подмигнул Юфнарессу, вновь развалившись в кресле. Юфнаресс прошелся по комнате, на минуту остановился у окна, и, обернувшись, посмотрел на Энкеле Корхиду.
— Видите, — произнёс генерал, жаля словами, видя этот заинтересованный взгляд, — Сенатор поступает умнее, он не отрицает эту вероятность начисто. Он сомневается.
Рука Локиты дрогнула, глаза сверкнули отчаянно и зло. Она развернулась на месте, глядя так, словно желая испепелить наглеца.
— Помолчите генерал, — заметила она зло, — А вы, Юфнаресс, скажите, откуда Сенатору известен тот слух. Наш Сенатор, насколько мне известно, на Раст-Танхам не был отроду, и с контрабандистами отношений не поддерживает.
— Это верно, — заметил Юфнаресс, — но я вам говорил, а вы пропустили мимо ушей, каким образом камни Аюми вернулись в Лигу.
— Их, кажется, вернули благодаря случайности, — влез Энкеле Корхида, — говорят, Леди, только говорят, что, каким-то чудом, они попали в руки Ареттара, а он передал их кому-то из контрабандистов. Знать бы ещё кому....
— Потом они попали в руки Гресси Кохиллы, — добавил Юфнаресс, — девушка рискнула прогуляться по Раст-Танхам, пока её корабль чинили на верфях этой планеты. Отчаянная дама, надо вам сказать, эта самая Гресси Кохилла.
— Она ещё во флоте? — скупо поинтересовалась Локита.
— Она — да. И, будьте уверены, Алашавар не позволит вам её обидеть. Он просто в восторге, что камни Аюми вернулись назад, на Софро. Он закроет глаза на любой проступок, что дал такие результаты и заставит закрыть глаза всех остальных. На этот поступок его влияния достаточно. Так что, то, что корабль Лиги провел два-три дня на планете контрабандистов, не даст вам никаких преимуществ.
Энкеле Корхида равнодушно пожал плечами и, глядя прямо в лицо Леди, добавил:
— Знаете, у меня есть ещё одна новость, но эта не оставит вас равнодушной. Не хотел говорить, но приходится. У нашего милого Аториса Ордо появился охранник. Хороший охранник. Теперь к нему даже при большой нужде будет очень трудно подобраться. Мне последнее время все тяжелей находится с ним рядом.
— Хватит, — оборвала Локита, — Вы трус, Энкеле, самый обычный трус. Если будет нужно, я найду человека, что уничтожит этого охранника.
Корхида лениво покачал головой, словно собираясь отрицать очевидное. Этот жест заинтересовал Юфнаресса.
— Нет? — спросил он удивлённо.
Генерал равнодушно пожал плечами.
— Я дам вам воина Эрмэ, — заметила Локита, высокомерно усмехнувшись.
— А нужен десяток, — усмехнулся Энкеле, — и прибавку к жалованию. Или кого-то из верных Вам Властителей. Аториса Ордо и так охраняет воин Эрмэ. Подумайте над этим.
Юфнаресс Антайи тихонечко присвистнул и, пододвинув к себе ногой стул, сел на него верхом.
— Это мило, — заметил он, игнорируя замешательство, проступившее на лице Леди, — но откуда у Ордо взялся такой телохранитель?
— Точно не скажу, оттого, что не знаю. Понимаете ли, господа, спрашивать у Ордо об этом, в присутствии Таганаги, я не решился. И так тот меня буравит взглядом, словно желая проткнуть, я и подумал, что незачем лишний раз нарываться. О том, что, при желании, может сделать из человека воин Эрмэ, мы все знаем не понаслышке, ведь так?
Локита тихонько выругалась.
— Остолоп, — проговорила она, — с этого, Энкеле, надо было начинать, а не молоть чепуху об оживающих покойниках.
Илант легонечко вздохнул. «Воин Эрмэ? — мелькнула мысль, — что ещё за Эрмэ?» Ему хотелось уйти, но, пожалуй, уходить было рановато. Он прижался к стене, продолжая слушать, стараясь не пропустить ни слова. К счастью, об его присутствии не знали, и говорили не таясь.
— Мне это не нравится, — заметил Юфнаресс спокойно, — знал я одного Таганагу.
— Угу, — буркнул Корхида, игнорируя присутствие Локиты, — я тоже наслышан, тот парень охранял, кажется, Шеби, а потом исчез внезапно. Что скажешь, Юфнаресс?
— То, что всё это забавно.
Рука Леди, в который раз, дрогнула. Шёлковая нить не выдержала, жемчуг осыпался, стуча по полу, словно град. Женщина испуганно поджала губы, не обращая внимания на оборвавшееся ожерелье.
— Шеби, — прошептала она, — неужели никто в этом мире никогда не избавит меня от вечного напоминания о ней?!
Энкеле Корхида нагло рассмеялся и спросил:
— Это намёк?
— Скорее — это просьба, — отметил Юфнаресс, — Леди ведь прекрасно понимает, что будет с тем, кто попытается уронить с прекрасной головки танцовщицы хоть один волос, и не прикажет нам сотворить сие безобразие, слишком ценя наши головы на данном этапе воплощения её грандиозных планов. Ведь так, Леди?
— Да, — фыркнула та, — пока об этом можно лишь мечтать.
— А я бы взялся, — заметил Корхида, цинично, — Вопрос только в цене.
— Не бойся, не обижу, — отозвалась Леди, — что ты хочешь? Говори!
— Хотелось, что б ни одна собака, не смела называть меня рабом. Леди ведь обучит меня, кое-каким фокусам из своего арсенала. Вы понимаете каким?
— Дурак, — заметил Юфнаресс, поднимаясь с места, — знание Властителей и само по себе не безопасно, а уж то, как ты его пытаешься добыть... тем более. — Он сделал пару шагов к двери, обернулся на мгновение, читая неподдельный интерес в глазах Леди и алчный взгляд Энкеле Корхиды. — До скорого свидания, — заметил на прощание и шагнул за портьеру.
Илант задержал дыхание и попытался вжаться в стену, но Юфнаресс шёл прямо на него, словно зная о присутствии. Ладонь легла на рот юноши, задержав готовый вырваться крик, сильная рука оторвала его от пола и, вскинув на плечо, секретарь Сенатора выволок Иланта в пустынный коридор.
— Не орите юноша, — услышал тот тихий шёпот, — будете умничкой, возможно уцелеете, даже, несмотря на то, что слышали слишком много. Ой, как много!
Он поставил Иланта на ноги, лишь отойдя на приличное расстояние от покоев Локиты. Как назло, коридоры были совершенно пустынны.
— Леди отослала даже охрану, — усмехнулся Юфнаресс, заметив ищущий взгляд Иланта, — под тем предлогом, что у неё болит голова. Она и вправду болит, юноша. От вашего присутствия. Она-то надеялась, что вы, извините за выражение, подохли на своей милой Рэне. Она боится. Но пройдёмте в сад. Неровен час, выглянет кто-то из этих двоих. Знаете, что с нами сделают? Нет? И не надо.
Илант мотнул головой, чувствуя, что подгибаются ноги, прислонился к стене.
— Дать руку? — спросил Юфнаресс. — Или пойдёшь сам?
— В сад? — растеряно пробормотал тот, -Зачем, что б вам было легче отправить меня к предкам?
— Ах, вот ты о чём.... Если б я хотел убить тебя, то, просто сказал бы, этим двоим, что ты прячешься в прихожей. Мне даже не пришлось самому пачкать руки. Энкеле сделал бы сам. И не без удовольствия. Он, мерзавец, любит убивать, мне же это наслаждения не приносит. Или ты думаешь, что, пройдя мимо, тебя я тебя не заметил?
— Заметил?
— Заметил, Илант, заметил.
Юноша тяжело вздохнул, медленно пошёл, чувствуя, что в душе клокочут ненависть и злоба, поглядывая искоса на Юфнаресса, вышел под открытое небо. На душе скреблись кошки. Противно было чувствовать себя беспомощным, неприятно — зависимым от капризов судьбы, от ее внезапных поворотов. Чувствуя лишь отвращение, он посмотрел на Юфнаресса презрительно, не скрывая того.
— Что вам от меня надо.
— Ничего, — холодно отозвался Юфнаресс, — просто я не хочу, что б ты сдох, хоть ты и внук своей бабки, а она — грандиозная стерва. Я считаю излишним отправлять тебя к праотцам. Незачем это. И ко всему, мне тебя жаль, есть такое вот нелепое чувство. Нелогично, да?
— Даже если я подслушал этот разговор?
Юфнаресс покачал головой и задумчиво посмотрел на пустой провал неба. Переведя взгляд на юношу, пожал плечами, так, слегка.
— Ты — мелкая сошка, — проговорил безразлично, — ребенок. Глупый ребенок. Она боится не тебя, а того, что когда власть будет в ее руках, то кто-то захочет скинуть ее, что б назвав тебя властелином, править, прячась за тобой, ее наследником. Так бывало.
— Вы — подлец!
Глаза Юфнаресса остановились на его лице, посмотрели грустно.
— Очень может быть, — проговорил он негромко, — а, знаешь, что б ты не наделал лишних глупостей, и не подставился случайно, провожу-ка я тебя до порта и посажу на борт, что следует до Раст-Танхам. Так оно будет лучше, чем, дать тебе возможность наделать новых глупостей.
— А дальше?
Юфнаресс вздохнул, посмотрел на юношу устало, в уголках губ проявилась ирония.
— А дальше ты сам решишь. Есть лишь одна огромная просьба, пока Леди Локита жива, не показывай и носа на Софро, ради собственного блага, да ещё и из благодарности. Если она узнает, что я тебе помог, то самое малое — с меня живого снимут кожу. Запомнил это? И уноси ноги, Арвис, — проговорил негромко и внятно, — уноси пока не поздно. Жизнь — это единственное, что не может быть дано дважды, и, хотя бы поэтому, её нужно ценить.
Илант нахмурился, посмотрел на Юфнаресса, оценивая фигуру и сложение, но, вспомнив как тот выволок его из покоев Локиты, понял, что взять над ним верх навряд ли удастся. Секретарь Сенатора был среднего роста и сложения, и, тем не менее, силён как буйвол.
— Вы мерзавец, — заметил юноша, словно желая разозлить Юфнаресса, — Может, и не убийца, но мерзавец — без сомнения.
— Слабо, Илант, — тихо заметил бывший эколог, — очень слабо. Слова меня не трогают. Может быть оттого, что я сам давно знаю это.
Он приблизил своё лицо к лицу юноши так, что б глаза стали напротив глаз, и улыбнулся, рассматривая лицо Иланта. Неожиданное ощущение тепла захватило сознание юноши, Юфнаресс что-то тихо произнес, в голосе зазвучали сочувствующие нотки, но смысл слов, которые он говорил, ускользал, проходя мимо сознания. Были только ритм, интонации, ласкающие слух, и ощущение ирреальности происходящего. А ещё отчего-то утекали, стираясь, краски и звуки, и даже голос Юфнаресса звучал тихо и глухо, словно б удаляясь. А потом стих и он, сознание погасло, но и тогда, в этом забытьи не проходило и не стиралось ощущение странной мягкости и тепла обволакивающего душу.
Несмотря на плохую погоду разного люда около «Каммо» было предостаточно, впрочем, как в любую другую. Никакой дождь не мог разогнать праздных зевак, пришедших полюбоваться на богатство контрабандистов, нищих, клянчивших милостыню, воришек, облегчавших кошели, и потаскушек разного возраста и обоих полов. Да-Деган тихонько вздохнул, подобрал полы плаща и вступил на тротуар, ведущий к ярко освещённому входу в кабачок.
Впрочем, назвать «Каммо» обычным кабачком было трудно — здание, облицованное светло — розовым мрамором, украшенное строгими колоннами и статуями выглядело внушительно и вызывало уважение одним своим видом. Молодой привратник — рэанин открыл дверь, пропуская его внутрь, к пушистым коврам устилающим полы, теплу, благовонным ароматам, витающим в воздухе. К атмосфере полной призрачной безопасности и уюта.
Длинный коридор, освещённый светильниками, которые держали серебряные руки статуй, заканчивался залом с высоким потолком в форме полусферы, под самым центром которого в перламутровой чаше бассейна лениво колыхались тела рыб, поблёскивая жаром чешуй, и недовольно шевеля плавниками. Откуда-то издалека доносился голос — чистый, глубокий, полный жара и страсти, несколько низковатый, без сомнения, принадлежавший женщине. Что-то в ритме и мелодии показалось знакомым, прислушавшись к словам, вельможа улыбнулся слегка, узнав песню, принадлежавшую поэту.
Когда-то перебирая струны аволы — лучшей своей подружки, тот сказал ей несколько фраз, простых и банальных, но, сросшись с мелодией, слова словно стали иными, подкупали сердца своей простотой, запоминались легко и надолго, и каждому говорили разное и своё, так, что невозможно, наверняка, было узнать, что же хотел поведать лучшей своей подружке поэт, о чём рассказать. Эти слова повторяли сотни голосов, разносили по миру, и каждый голос говорил о своём и всеобщем, в который раз напоминая о сотнях обликов любви.
Рядом прошуршали шелка, колыхнулся воздух, донеся свежий аромат духов, пьянящим облаком окутывавший женщину, остановившуюся в двух шагах. Да-Деган, скосив взгляд, посмотрел на незнакомку, одетую богато, красиво и строго. Тонкий рисунок черт лица наводил на мысль о сотнях поколений аристократов, сменивших друг друга, прежде чем на свет появилась она. Губы яркие и чувственные, не противореча крайней молодости и гордости потомственной аристократки, манили обещаниями поцелуев. Ей было лет двадцать, едва ли более, и даже скорее меньше, чем более того. Кожа оттенка топлёного молока сочеталась с волосами цвета ночи — чёрными до синевы, и глаза, огромные до невозможности, зелёные, как молодая листва, глубокие, что в них легко было утонуть, явственно говорили о крови рэан текущей в её жилах.
Время летело незаметно, столь неожиданно и несовместимым со всем прошлым было это, внезапно полученное им знание, и ошеломляющим, ломающим все, что было до. «Ай, да бабка! — подумал он, чувствуя, как неприятный холодок пошёл по коже от лопаток всё ниже, — а Юфнаресс-то с ней заодно!»
Он вздрогнул, внезапно услышав приближающиеся, быстрые шаги и голос сенатора, произнёсший:
— Зови мальчишку, не нашёл, так ещё успеет найти свою драгоценную запись, у меня дел по горло.
Руки дрогнули, выронив письма, Илант нагнулся и, понимая, что положить бумаги назад, в конверт, не успеет, сунул их себе в карман, а папку положил на стеллаж. «И ничего я не видел, — подумал упрямо, — режьте, а не сознаюсь!» Дверь открылась, Юфнаресс возник на пороге.
Глядя в лицо эколога, Илант чувствовал, как на спине одежда прилипает к лопаткам. Было не по себе, дурно и страшно, но, глядя в глаза Юфнаресса, он постарался не подать и вида, что случилось нечто неординарное. Юфнаресс безразлично скользнул по нему взглядом.
— Идём, — позвал негромко, — реверансы закончились ранее, чем предполагалось. Нашёл что-нибудь?
— Ага, — брякнул Илант, чувствуя непреодолимую неловкость, — нашел, архив Стратегической Разведки.
Юфнаресс расхохотался, мотнул головой.
— Болтун... — услышал он тихий голос сенатора.
Илант с трудом заставил себя отлепиться от подоконника, проходя мимо эколога, уколол быстрым взглядом, стараясь, что б внезапно проснувшаяся подозрительность не бросилась тому в глаза. Сенатор был устал и раздражён, однако взглянул ласково.
— Добрый вечер, Илант, — проговорил ровным тоном, — мы, кажется, ещё не встречались сегодня.
— Добрый вечер, Сенатор, — проговорил юноша и замолчал, глядя растеряно.
Голос предательски дрогнул, и Сенатор взглянул внимательней.
— Ты бледный, — заметил спокойно, — что-то случилось?
— Да ничего, — отмахнулся юноша, понимая, как, не кстати, этот вопрос, — я просто ещё не особо хорошо себя чувствую после того ранения. И, извините, что отказываюсь от ужина. Пойду отдохну, или посижу в саду, я на самом деле неважно себя чувствую. Извините...
Сенатор пожал плечами.
— Как хочешь, — проговорил негромко, — а я мечтал расспросить тебя о Рэне. Но, думаю, у нас еще будет время...
Илант прошёл сразу в сад, чувствуя, что бледность уходит, и вместо неё на щеках разгорается лихорадочный румянец. Почва уходила из-под ног, словно качаясь в момент землетрясения. Мир дал трещину, осыпался и рухнул.
Он посмотрел на небо, небо было всё то же, непостижимое, невозможное небо Софро, перевёл взгляд на город, на здание Сената, на сады. Всё оставалось прежним, и было иным.
— Дали Небесные! — прошептал юноша одними губами, совершенно беззвучно, — Дали Небесные! да как же оно так?
Илант вновь достал письма, перечитал их внимательно, смысл текста ускользал по-прежнему, но он им не интересовался, выискивал слова — оборотни, убеждаясь, всё более и более, что они не случайны, уж очень хорошо они складывались между собой в чёткий наглый приказ, в чуждую, невероятную волю. В изуверскую мысль.
Он аккуратно сложил письма, положил их в карман, отойдя от фонаря, примостился прямо на траве, опёршись спиной на ствол дерева. Мысли кружили в голове, обрывались, снова кружили, их хоровод был завораживающе — красив и лишён смысла, во всяком случае, до сознания этот смысл не доходил, почти теряясь по дороге, как теряется смысл сна, стоит лишь проснуться и вынырнуть из его глубин. Хотелось плакать.
Илант сцепил зубы, сцепил пальцы в замок, не позволяя поддаться чувствам. «Не ной, — приказал себе, — нельзя ныть, надо что-то делать. Сказать Сенатору. Не при Юфнарессе, при нём нельзя, как-нибудь выбрать момент, остаться один на один, и тогда. Ведь Сенатор не знает, ни о письмах, ни о том, что Юфнаресс — доверенное лицо Локиты, ее шпион. А должен узнать. И с бабкой надо быть осторожнее, предельно осторожным. Это ведь её письма, её приказы, об этом забывать нельзя».
Кровь несла по жилам запал бешенства, как когда-то, совсем недавно на Рэне, в тот вечер.... Случайный прохожий посмотрел на Иланта как-то странно, отошёл прочь, словно чувствуя, что с ним заговаривать не стоит.
А ему хотелось взять Локиту за плечи, встряхнуть хорошенько или придушить, или головой об стену, но только задать один мучивший его вопрос, да посмотреть в её глаза. Илант поджал губы, разумом понимая, что вариант не из лучших. Но ноги сами несли его к покоям Локиты. Чем дальше он шёл, тем более замедлялись шаги, таяла решимость, и только запал злости толкал вперёд.
Подойдя к дверям комнат, он огляделся, отметив, что коридоры против обыкновения пустынны, прислушался. Ответом была тишина. Он скользнул в дверь, осторожно прикрыв её за собой, произведя шума не более чем мышь.
В ее покоях царила темнота, лишь где-то в одной из дальних комнат теплился огонёк, позволяя идти, не натыкаясь на стены. От гула крови в ушах он ничего не слышал, биение сердца казалось раскатами грома, от волнения пересохло во рту. «Дали Небесные! — подумал юноша, — Дали Небесные!», и внезапно услышал голос. Голос был низок и знаком. И что-то в этом голосе заставило его остановиться там, где стоял, не решаясь сделать дальше и шага.
— Повторяю, Локита, всё не так!
— Не стоит повторять, — ответил холодный язвительный голос, сладкий, как прозрачная карамель, — мне нужны от вас действия, а не слова, дорогой мой, вы упустили мальчишку на Рэне, теперь он здесь, ну ладно, о моём дорогом наследнике я позабочусь сама. Юфнаресс не сегодня, так завтра, угостит его ядом в обществе Элейджа, и будет повод избавиться ещё и от Сенатора, найдётся грех на его душу.
Илант тихонечко прислонился к стене, чувствуя, как на лбу проступают капли пота, чувствуя, как ноги становятся ватными.
— Да мне плевать на вашего Сенатора! — взорвался мужчина, — и чихать я хотел на Иланта, хоть щенок, зараза, едва не убил меня! Но чего ещё ждать от вашей семейки, дорогуша, у вас змеиная порода, вы в любой момент готовы тяпнуть до крови, и это всем хорошо известно. А вот известно ли Вам, дорогая Локита, что вся Раст-Танхам гудит. Видите ли, господа контрабандисты голову готовы прозакладывать, утверждая, что видели Ареттара. Такая новость Вам подходит?
— Бред, — отмахнулась Локита, в голосе прозвучало явное раздражение, — певец мёртв, да он и не может быть жив. Любой другой, на его месте, не выжил бы.
— С чего вы взяли?
Локита рассмеялась, словно рассыпая жемчуга.
— Энкеле, вы живёте на Рэне, а не я, — проговорила, расстилая бархат низких нот голоса, — но я однажды побывала в Амалгире, только для того, что б самой взглянуть на скалы, с которых тот бросился вниз. Если Ареттар жив, то это — чудо. А нам известно, что чудес не бывает. Или вы ещё и суеверны и верите в загробную жизнь? Право, я считала вас умнее.
— И вы верите, что он утопился? — усмехнувшись, уточнил генерал.
— Верю, — холодно оборвала Локита, — я потратила год, что б удостовериться. Я допрашивала Вероэса, пришлось даже применить наркотик правды. Господин медик клялся и божился, что видел, как певец бросился вниз. Вам это подходит? Успокойтесь, и перестаньте дрожать в коленях, Энкеле! Вот уж не знала, что вы такой трус! И, не так был крут Ареттар, как о нём говорят, обычный мужик, с обычными слабостями, ведь клюнул же он на прелести одной из охранниц повелителя Эрмэ. Ну, да, он поэт, он певец, ну Стратег, но дальше-то что? И всё, закрыли эту тему, слышать больше не хочу о мерзавце!
— Как хотите, — заметил её собеседник, — а я сорвался с места, считая, что вам будет небезынтересно знать. Если Ареттар жив, то, очень опасен. Для вас.
Илант, стараясь ступать как можно тише, подкрался к комнате, в которой находились двое. Укрывшись за портьерами, заглянул в щель.
Локита стояла у окна, тонкие точёные руки беспрестанно теребили нити жемчуга, украшавшие шею. На своего собеседника она не смотрела, демонстрируя ему почти полностью обнажённую спину. Генерал Энкеле Корхида сидел в кресле, вполоборота к Леди, так что Илант хорошо мог рассмотреть его. А спутать, рассмотревши.... Он осторожно перевёл дыхание и прижался к стене, не удивлялся, удивить его уже вряд ли бы что смогло.
— Знаете, Энкеле, — проговорила Леди спокойно, — меня больше, чем слухи об Ареттаре, беспокоит наш милый Юфнаресс, он слишком много знает, и временами мне кажется, что он спелся с Сенатором, что его начинают мучить угрызения совести. Как бы он не переметнулся.
— Удавите! — посоветовал генерал.
— Ну что вы, Энкеле, Софро, всё-таки не Рэна, будет много шума, но, в общем-то, удавить его стоит, хотя б для того, что б обезопасить тылы. Если узнают, какие манёвры мы с вами проводим... не ждёт нас ничего хорошего. Кстати, Корхида, хочу сразу обговорить, какой кусок пирога вас устроит? Я надеюсь, что Рэны вам достаточно?
Генерал тихонечко рассмеялся.
— Мало, Леди, — заметил насмешливо, — кусочек размером с Рэну я могу получить и сам. Подкиньте еще пару миров.
Локита резко обернулась, в прищуренных глазах стояло бешенство, губы сжались в одну тонкую линию, чёткий овал лица выражал одно лишь высокомерие и злость.
— Забываешься, раб! — прошипела она, — если б не я, то...
Энкеле внезапно сник, спрятал взгляд.
— Шучу я Леди, — промолвил, оправдываясь, ведя себя, как нашкодивший пёс, наглость слетела с его лица, как пожухшая листва с дерева, и, тем не менее, он продолжал торг, — но только Рэны всё же мало. Это ж не планета, а помойка...
— Хэлан не жаловался.
Корхида застенчиво улыбнулся. Улыбка, несмотря на застенчивость, а, может, именно поэтому, вышла особенно неприятной и фальшивой, как умильный взгляд в глазах хищника.
— Я не Хэлан, Леди, — промолвил, по-прежнему, пряча взгляд, — Рэны мало. Рэну я и так могу получить, стоит лишь отправить к праотцам Ордо. Видите, я откровенен. Ну, что, мы ведь не станем сориться?
Илант слегка пошевелился, понимая, что и так услышал лишнего, понимая, что узнай они об этом, и за его голову никто не даст и гроша. «Дали Небесные! — подумал он, — это не Лига! Это террариум с гадюками! И надо отсюда выбираться! Прав был Дагги, предупреждая...».
Он осторожно пошевелился и вновь застыл, услышав легкий шаг. Дверь распахнулась, ворвавшийся воздух ударил быстрой волной, коснувшись волос, висков, охладил разгорячённый лоб, и только теперь Илант понял, что задыхается от этих нежданных событий, невероятных новостей. Он вжался в стену, чувствуя, как ещё один человек прошёл совсем близко, так близко, что мог бы почувствовать его присутствие.
— Мне бы Рэны хватило, Леди, — проговорил знакомый голос, — я не настолько алчен, как эта змея.
Локита рассмеялась.
— Подслушивали? — спросила без тени смущения в голосе, — ах, Юфнаресс, неужели вам никто не говорил, что подслушивать... неприлично?
— Зато полезно для здоровья, — съязвил Юфнаресс, — я слышал, что кто-то хотел меня удавить. Право, не стоит, Леди. Вы всё время забываете об нашей переписке, а если она выплывет, ваша репутация станет изрядно подмочена, и высушить пятна не удастся, след всё равно останется, дорогая моя. Вам не будет места в Лиге, да, боюсь, не будет нигде. Видите, мы с вами крепко связаны, так что только попробуйте меня придушить, не пройдёт и месяца, и вы за мной последуете, как говорится, в мир иной....
— Мерзавец, — прошептала Леди. Илант удивлённо отметил восхищение в её голосе, пополам с раздражением и ненавистью, и лёгкий смешок Корхиды.
— Юфнаресс, с вашими данными и удовольствоваться Рэной? Вы себя мало цените....
Илант услышал вздох Юфнаресса, раздавшийся неожиданно громко.
— Жаль, что вы двое не оставите меня в покое, — проговорил секретарь Сенатора, — а это всё, что я б желал от вас.
Леди качнула головой, Энкеле рассмеялся громче.
— Вам не идёт скромность, — произнёс генерал, — она никак не соответствует вашему уму. А голова у вас работает изумительно. Вот вы, что вы скажете на тот счёт, что Ареттара видели на Раст-Танхам? Я примчался только из-за этого. Леди мне не верит. А Вы?
— А я не имел чести знать певца. Если б я его знал лично, Корхида, я б сказал, верю или нет в эти слухи. Так что, простите, но ничем помочь не могу. Могу заметить лишь то, что Элейдж и верит и не верит одновременно. И делайте выводы сами.
Локита, нервно перебирая пальцами жемчужины ожерелья, поджала губы. Энкеле, развеселясь, подмигнул Юфнарессу, вновь развалившись в кресле. Юфнаресс прошелся по комнате, на минуту остановился у окна, и, обернувшись, посмотрел на Энкеле Корхиду.
— Видите, — произнёс генерал, жаля словами, видя этот заинтересованный взгляд, — Сенатор поступает умнее, он не отрицает эту вероятность начисто. Он сомневается.
Рука Локиты дрогнула, глаза сверкнули отчаянно и зло. Она развернулась на месте, глядя так, словно желая испепелить наглеца.
— Помолчите генерал, — заметила она зло, — А вы, Юфнаресс, скажите, откуда Сенатору известен тот слух. Наш Сенатор, насколько мне известно, на Раст-Танхам не был отроду, и с контрабандистами отношений не поддерживает.
— Это верно, — заметил Юфнаресс, — но я вам говорил, а вы пропустили мимо ушей, каким образом камни Аюми вернулись в Лигу.
— Их, кажется, вернули благодаря случайности, — влез Энкеле Корхида, — говорят, Леди, только говорят, что, каким-то чудом, они попали в руки Ареттара, а он передал их кому-то из контрабандистов. Знать бы ещё кому....
— Потом они попали в руки Гресси Кохиллы, — добавил Юфнаресс, — девушка рискнула прогуляться по Раст-Танхам, пока её корабль чинили на верфях этой планеты. Отчаянная дама, надо вам сказать, эта самая Гресси Кохилла.
— Она ещё во флоте? — скупо поинтересовалась Локита.
— Она — да. И, будьте уверены, Алашавар не позволит вам её обидеть. Он просто в восторге, что камни Аюми вернулись назад, на Софро. Он закроет глаза на любой проступок, что дал такие результаты и заставит закрыть глаза всех остальных. На этот поступок его влияния достаточно. Так что, то, что корабль Лиги провел два-три дня на планете контрабандистов, не даст вам никаких преимуществ.
Энкеле Корхида равнодушно пожал плечами и, глядя прямо в лицо Леди, добавил:
— Знаете, у меня есть ещё одна новость, но эта не оставит вас равнодушной. Не хотел говорить, но приходится. У нашего милого Аториса Ордо появился охранник. Хороший охранник. Теперь к нему даже при большой нужде будет очень трудно подобраться. Мне последнее время все тяжелей находится с ним рядом.
— Хватит, — оборвала Локита, — Вы трус, Энкеле, самый обычный трус. Если будет нужно, я найду человека, что уничтожит этого охранника.
Корхида лениво покачал головой, словно собираясь отрицать очевидное. Этот жест заинтересовал Юфнаресса.
— Нет? — спросил он удивлённо.
Генерал равнодушно пожал плечами.
— Я дам вам воина Эрмэ, — заметила Локита, высокомерно усмехнувшись.
— А нужен десяток, — усмехнулся Энкеле, — и прибавку к жалованию. Или кого-то из верных Вам Властителей. Аториса Ордо и так охраняет воин Эрмэ. Подумайте над этим.
Юфнаресс Антайи тихонечко присвистнул и, пододвинув к себе ногой стул, сел на него верхом.
— Это мило, — заметил он, игнорируя замешательство, проступившее на лице Леди, — но откуда у Ордо взялся такой телохранитель?
— Точно не скажу, оттого, что не знаю. Понимаете ли, господа, спрашивать у Ордо об этом, в присутствии Таганаги, я не решился. И так тот меня буравит взглядом, словно желая проткнуть, я и подумал, что незачем лишний раз нарываться. О том, что, при желании, может сделать из человека воин Эрмэ, мы все знаем не понаслышке, ведь так?
Локита тихонько выругалась.
— Остолоп, — проговорила она, — с этого, Энкеле, надо было начинать, а не молоть чепуху об оживающих покойниках.
Илант легонечко вздохнул. «Воин Эрмэ? — мелькнула мысль, — что ещё за Эрмэ?» Ему хотелось уйти, но, пожалуй, уходить было рановато. Он прижался к стене, продолжая слушать, стараясь не пропустить ни слова. К счастью, об его присутствии не знали, и говорили не таясь.
— Мне это не нравится, — заметил Юфнаресс спокойно, — знал я одного Таганагу.
— Угу, — буркнул Корхида, игнорируя присутствие Локиты, — я тоже наслышан, тот парень охранял, кажется, Шеби, а потом исчез внезапно. Что скажешь, Юфнаресс?
— То, что всё это забавно.
Рука Леди, в который раз, дрогнула. Шёлковая нить не выдержала, жемчуг осыпался, стуча по полу, словно град. Женщина испуганно поджала губы, не обращая внимания на оборвавшееся ожерелье.
— Шеби, — прошептала она, — неужели никто в этом мире никогда не избавит меня от вечного напоминания о ней?!
Энкеле Корхида нагло рассмеялся и спросил:
— Это намёк?
— Скорее — это просьба, — отметил Юфнаресс, — Леди ведь прекрасно понимает, что будет с тем, кто попытается уронить с прекрасной головки танцовщицы хоть один волос, и не прикажет нам сотворить сие безобразие, слишком ценя наши головы на данном этапе воплощения её грандиозных планов. Ведь так, Леди?
— Да, — фыркнула та, — пока об этом можно лишь мечтать.
— А я бы взялся, — заметил Корхида, цинично, — Вопрос только в цене.
— Не бойся, не обижу, — отозвалась Леди, — что ты хочешь? Говори!
— Хотелось, что б ни одна собака, не смела называть меня рабом. Леди ведь обучит меня, кое-каким фокусам из своего арсенала. Вы понимаете каким?
— Дурак, — заметил Юфнаресс, поднимаясь с места, — знание Властителей и само по себе не безопасно, а уж то, как ты его пытаешься добыть... тем более. — Он сделал пару шагов к двери, обернулся на мгновение, читая неподдельный интерес в глазах Леди и алчный взгляд Энкеле Корхиды. — До скорого свидания, — заметил на прощание и шагнул за портьеру.
Илант задержал дыхание и попытался вжаться в стену, но Юфнаресс шёл прямо на него, словно зная о присутствии. Ладонь легла на рот юноши, задержав готовый вырваться крик, сильная рука оторвала его от пола и, вскинув на плечо, секретарь Сенатора выволок Иланта в пустынный коридор.
— Не орите юноша, — услышал тот тихий шёпот, — будете умничкой, возможно уцелеете, даже, несмотря на то, что слышали слишком много. Ой, как много!
Он поставил Иланта на ноги, лишь отойдя на приличное расстояние от покоев Локиты. Как назло, коридоры были совершенно пустынны.
— Леди отослала даже охрану, — усмехнулся Юфнаресс, заметив ищущий взгляд Иланта, — под тем предлогом, что у неё болит голова. Она и вправду болит, юноша. От вашего присутствия. Она-то надеялась, что вы, извините за выражение, подохли на своей милой Рэне. Она боится. Но пройдёмте в сад. Неровен час, выглянет кто-то из этих двоих. Знаете, что с нами сделают? Нет? И не надо.
Илант мотнул головой, чувствуя, что подгибаются ноги, прислонился к стене.
— Дать руку? — спросил Юфнаресс. — Или пойдёшь сам?
— В сад? — растеряно пробормотал тот, -Зачем, что б вам было легче отправить меня к предкам?
— Ах, вот ты о чём.... Если б я хотел убить тебя, то, просто сказал бы, этим двоим, что ты прячешься в прихожей. Мне даже не пришлось самому пачкать руки. Энкеле сделал бы сам. И не без удовольствия. Он, мерзавец, любит убивать, мне же это наслаждения не приносит. Или ты думаешь, что, пройдя мимо, тебя я тебя не заметил?
— Заметил?
— Заметил, Илант, заметил.
Юноша тяжело вздохнул, медленно пошёл, чувствуя, что в душе клокочут ненависть и злоба, поглядывая искоса на Юфнаресса, вышел под открытое небо. На душе скреблись кошки. Противно было чувствовать себя беспомощным, неприятно — зависимым от капризов судьбы, от ее внезапных поворотов. Чувствуя лишь отвращение, он посмотрел на Юфнаресса презрительно, не скрывая того.
— Что вам от меня надо.
— Ничего, — холодно отозвался Юфнаресс, — просто я не хочу, что б ты сдох, хоть ты и внук своей бабки, а она — грандиозная стерва. Я считаю излишним отправлять тебя к праотцам. Незачем это. И ко всему, мне тебя жаль, есть такое вот нелепое чувство. Нелогично, да?
— Даже если я подслушал этот разговор?
Юфнаресс покачал головой и задумчиво посмотрел на пустой провал неба. Переведя взгляд на юношу, пожал плечами, так, слегка.
— Ты — мелкая сошка, — проговорил безразлично, — ребенок. Глупый ребенок. Она боится не тебя, а того, что когда власть будет в ее руках, то кто-то захочет скинуть ее, что б назвав тебя властелином, править, прячась за тобой, ее наследником. Так бывало.
— Вы — подлец!
Глаза Юфнаресса остановились на его лице, посмотрели грустно.
— Очень может быть, — проговорил он негромко, — а, знаешь, что б ты не наделал лишних глупостей, и не подставился случайно, провожу-ка я тебя до порта и посажу на борт, что следует до Раст-Танхам. Так оно будет лучше, чем, дать тебе возможность наделать новых глупостей.
— А дальше?
Юфнаресс вздохнул, посмотрел на юношу устало, в уголках губ проявилась ирония.
— А дальше ты сам решишь. Есть лишь одна огромная просьба, пока Леди Локита жива, не показывай и носа на Софро, ради собственного блага, да ещё и из благодарности. Если она узнает, что я тебе помог, то самое малое — с меня живого снимут кожу. Запомнил это? И уноси ноги, Арвис, — проговорил негромко и внятно, — уноси пока не поздно. Жизнь — это единственное, что не может быть дано дважды, и, хотя бы поэтому, её нужно ценить.
Илант нахмурился, посмотрел на Юфнаресса, оценивая фигуру и сложение, но, вспомнив как тот выволок его из покоев Локиты, понял, что взять над ним верх навряд ли удастся. Секретарь Сенатора был среднего роста и сложения, и, тем не менее, силён как буйвол.
— Вы мерзавец, — заметил юноша, словно желая разозлить Юфнаресса, — Может, и не убийца, но мерзавец — без сомнения.
— Слабо, Илант, — тихо заметил бывший эколог, — очень слабо. Слова меня не трогают. Может быть оттого, что я сам давно знаю это.
Он приблизил своё лицо к лицу юноши так, что б глаза стали напротив глаз, и улыбнулся, рассматривая лицо Иланта. Неожиданное ощущение тепла захватило сознание юноши, Юфнаресс что-то тихо произнес, в голосе зазвучали сочувствующие нотки, но смысл слов, которые он говорил, ускользал, проходя мимо сознания. Были только ритм, интонации, ласкающие слух, и ощущение ирреальности происходящего. А ещё отчего-то утекали, стираясь, краски и звуки, и даже голос Юфнаресса звучал тихо и глухо, словно б удаляясь. А потом стих и он, сознание погасло, но и тогда, в этом забытьи не проходило и не стиралось ощущение странной мягкости и тепла обволакивающего душу.
Несмотря на плохую погоду разного люда около «Каммо» было предостаточно, впрочем, как в любую другую. Никакой дождь не мог разогнать праздных зевак, пришедших полюбоваться на богатство контрабандистов, нищих, клянчивших милостыню, воришек, облегчавших кошели, и потаскушек разного возраста и обоих полов. Да-Деган тихонько вздохнул, подобрал полы плаща и вступил на тротуар, ведущий к ярко освещённому входу в кабачок.
Впрочем, назвать «Каммо» обычным кабачком было трудно — здание, облицованное светло — розовым мрамором, украшенное строгими колоннами и статуями выглядело внушительно и вызывало уважение одним своим видом. Молодой привратник — рэанин открыл дверь, пропуская его внутрь, к пушистым коврам устилающим полы, теплу, благовонным ароматам, витающим в воздухе. К атмосфере полной призрачной безопасности и уюта.
Длинный коридор, освещённый светильниками, которые держали серебряные руки статуй, заканчивался залом с высоким потолком в форме полусферы, под самым центром которого в перламутровой чаше бассейна лениво колыхались тела рыб, поблёскивая жаром чешуй, и недовольно шевеля плавниками. Откуда-то издалека доносился голос — чистый, глубокий, полный жара и страсти, несколько низковатый, без сомнения, принадлежавший женщине. Что-то в ритме и мелодии показалось знакомым, прислушавшись к словам, вельможа улыбнулся слегка, узнав песню, принадлежавшую поэту.
Когда-то перебирая струны аволы — лучшей своей подружки, тот сказал ей несколько фраз, простых и банальных, но, сросшись с мелодией, слова словно стали иными, подкупали сердца своей простотой, запоминались легко и надолго, и каждому говорили разное и своё, так, что невозможно, наверняка, было узнать, что же хотел поведать лучшей своей подружке поэт, о чём рассказать. Эти слова повторяли сотни голосов, разносили по миру, и каждый голос говорил о своём и всеобщем, в который раз напоминая о сотнях обликов любви.
Рядом прошуршали шелка, колыхнулся воздух, донеся свежий аромат духов, пьянящим облаком окутывавший женщину, остановившуюся в двух шагах. Да-Деган, скосив взгляд, посмотрел на незнакомку, одетую богато, красиво и строго. Тонкий рисунок черт лица наводил на мысль о сотнях поколений аристократов, сменивших друг друга, прежде чем на свет появилась она. Губы яркие и чувственные, не противореча крайней молодости и гордости потомственной аристократки, манили обещаниями поцелуев. Ей было лет двадцать, едва ли более, и даже скорее меньше, чем более того. Кожа оттенка топлёного молока сочеталась с волосами цвета ночи — чёрными до синевы, и глаза, огромные до невозможности, зелёные, как молодая листва, глубокие, что в них легко было утонуть, явственно говорили о крови рэан текущей в её жилах.