болтливости - и рядом с доктором Уэллеком не стояли. Дальше: из того, как
сложился наш разговор, я заключил, что в конкурентной борьбе с более
старшими местными врачами ему приходится нелегко, может быть просто потому,
что он в городе недавно. А с профессионалом, который в телефонном разговоре
с совершеннейшим незнакомцем начинает вдруг проезжаться на счет своих
коллег, возможны, я так понимаю, самые неожиданные сделки.
Но вот Филадельфия! Одно дело фальшивое письмо - в письме я могу быть
кем угодно, - однако даже сыграть по телефону роль Генри Демпси мне
оказалось едва-едва по силам: что уж говорить о Гарри Л. Зигристе? Но и
времени тоже не было: на часах уже десять, а Филадельфия в двух с половиной
часах езды от Вайкомико. К счастью, день был субботний - занятий нет, а
библиотека в колледже открыта. Я тут же заехал в библиотеку, взял первый
попавшийся под руку учебник по патопсихологии и помчался в Филадельфию. Не
успел я проехать и десяти миль, как мне пришло в голову: если придется
отправлять аффидевит из Филадельфии, его непременно нужно будет отпечатать
на машинке, а найти в чужом городе пишущую машинку дело почти невозможное. Я
развернулся и, не обращая внимания на дорожные знаки, рванул назад, к себе
на квартиру. Добрался я туда уже после одиннадцати.
Всем, кого это может касаться, писал я, отчаянно лепя на ходу фразы:
Сьюзен Бейтс Демпси, двадцати восьми лет, жена Генри Дж. Демпси из города
Вайкомико, Мэриленд, являлась моей пациенткой с 3 августа 1951 года по 17
июня 1953 года включительно; вскоре после означенного числа мистер и миссис
Демпси выехали из Филадельфии на постоянное местожительство в Вайкомико.
Миссис Демпси стала моей пациенткой по настоянию ее мужа и ее лечащего
врача, доктора Эдварда Р. Раиса, Филадельфия, после часто повторявшихся
приступов тяжкой депрессии. Будучи в подавленном состоянии, дважды угрожала
покончить жизнь самоубийством, а один раз даже порезала себе кухонным ножом
запястья. Обследование выявило в случае миссис Демпси явные тенденции к
маниакально-депрессивному психозу, тем более опасные, что в течение периода
обострения объектом враждебного отношения со стороны пациентки неоднократно
становились двое ее малолетних детей, хотя в обычное время она и выказывает
себя как вполне компетентная и даже образцовая мать. Миссис Демпси страдает
навязчивой идеей, выражающейся в страхе потерять привязанность супруга: во
время депрессивной стадии уверена, что рождение двух сыновей нанесло
непоправимый ущерб ее женской привлекательности, что проявляется в
негативном отношении к детям. Тем не менее, поскольку речь идет именно о
враждебном отношении, а не об открытой агрессии и поскольку периоды
депрессии чередуются с периодами интенсивной и даже радостной
жизнедеятельности, в диагнозе я склоняюсь скорее к неявной форме
маниакально-депрессивного психоза, нежели к паранойе.
За время лечения амплитуда маниакально-депрессивного цикла у миссис
Демпси выказала явственную тенденцию к снижению, угрозы самоубийства, как и
угрозы в адрес детей, прекратились вскоре после начала регулярных
психотерапевтических процедур. С балансированное лечение обещает в данном
случае весьма положительные результаты, и в случае продолжения оного
состояние больной, вероятнее всего, должно стабилизироваться. Когда чета
Демпси покидала Филадельфию, я рекомендовал продолжить начатое печение,
однако в личном разговоре с мистером Демпси объяснил, что срочности здесь
никакой нет. Тем не менее я рекомендовал также избегать беременности до
полного излечения миссис Демпси, поскольку именно предшествующие предродовые
и постродовые периоды во многом и стали причиной ее теперешнего состояния.
Я считаю, что в данный период времени незапланированная беременность
может иметь результатом критический рецидив заболевания: больная вполне в
состоянии вернуться к навязчивой идее самоубийства как к альтернативе
вынашиванию плода; я уверен также, что она способна привести угрозы в
исполнение, даже при немедленном возобновлении психиатрического
вмешательства. Я со всей категоричностью рекомендую, в целях сохранения
здоровья как детей миссис Демпси, так и ее собственного, прервать ее
беременность на возможно более ранней стадии.
Я подмахнул письмо: Гарри Л. Зигрист, Д. М. , сунул его в конверт и
скатился вниз, к машине. По дороге я остановился только один раз, съесть
ленч и подзубрить насчет маниакально-депрессивного психоза; в самом начале
четвертого я уже стоял в телефонной будке в аптеке "Пенн-Велан" на
Уолнат-стрит в Филадельфии и набирал по междугородней вайкомикский номер
доктора Уэллека. Руки у меня тряслись; я был мокрый как мышь. Когда я
услышал голос секретарши доктора Уэллека и оператор велел опустить
шестьдесят центов, я уронил четвертак на пол, и у меня едва хватило духу
подобрать его и попросить к телефону доктора Уэллека.
- Прошу прощения, доктор Зигрист, - сказала секретарша, как только я
представился. - Доктор Уэллек сейчас в клинике.
- Экая досада! - доктор Зигрист был разочарован, и он был хамоват. - А
связаться с ним вы, понятное дело, не в состоянии.
- Боюсь, что нет; сегодня после обеда он в хирургии.
- Черт знает что! - я испытал невероятное чувство облегчения, я готов
был прыгать от радости, что мне не придется с ним говорить, но в то же время
мой план был под угрозой срыва.
- Если хотите, я попрошу его перезвонить вам, как только он вернется из
клиники.
- Ну уж нет, так дело не пойдет, - сварливым тоном сказал я. - У меня
сегодня первый день отпуска, и мы с миссис Зигрист намерены весь октябрь
провести на Бермудах. Слава богу, мистер Демпси успел до меня дозвониться -
мы уже запирали парадное! Еще бы часок - и ищи-свищи. Вы понимаете, дело,
конечно, отлагательств не терпит, но у меня самолет через два часа, а где я
буду эти два часа, одному богу у известно, доктор Уэллек, он ведь выпишет
эрготрат, не правда ли? Иначе все может очень плохо кончиться.
- Ему нужно сперва переговорить с вами, доктор Зигрист.
- Да знаю, знаю. Ладно, слушайте, я велю своей секретарше отпечатать
аффидевит, пока я здесь, - дело-то плевое, сами понимаете. - заверю его у
нотариуса, отправлю вам срочной почтой, и все такое. Чччерт, поговорить бы,
конечно, с вашим доктором Уэллеком! - сказал я раздраженно. - Случай
настолько серьезный, что ждать можно чего угодно. Миссис Демпси, она, знаете
ли, может выглядеть абсолютно нормальной, а через минуту вышибет себе мозги,
если уже этого не сделала. Я со всей ответственностью заявляю, что доктор
Уэллек обязан дать ей эрготрат, и чем скорее, тем лучше. Сегодня же вечером,
если будет такая возможность; в крайнем случае, завтра утром. Я уже
договорился с мистером Демпси, что он передоверит свою жену заботам одного
из моих коллег, пока я не вернусь, но сперва придется разобраться с этим.
- Я сразу же обо всем сообщу доктору Уэллеку, - сказала секретарша, и,
судя по голосу, впечатление я на нее произвел.
- Будьте так любезны, а завтра утром он непременно получит мой
аффидевит.
- Сэр, а не могли бы вы дать мне ваш бермудский адрес, на случай, если
доктор Уэллек захочет с вами связаться?
Вот черт!
- Мы с миссис Зигрист остановимся в "Принс-Джордж-отеле", - сказал я,
искренне надеясь, что такой там есть.
- Так, "Принс-Джордж". Спасибо, сэр.
- И пожалуйста, передайте доктору Уэллеку, чтобы он этот эрготрат
затолкал в миссис Демпси как можно скорее. Я из-за этакой дури пациента
терять не намерен. Человек, конечно, должен быть осмотрительным, но, честное
слово, будь я на его месте, она бы уже сейчас отдыхала после аборта. Ежу
понятно, что у нее маниакально-депрессивный психоз, и суицид там - из каждой
щели. Ну, до свидания.
Я повесил трубку и чуть не упал в обморок. Так, с этим справились, но
впереди-то еще того хуже. Нотариуса я разыскал в помещении ломбарда, двумя
кварталами ниже по Уолнат-стрит (которая, боже упаси, тоже ведь могла
оказаться участком настоящего доктора Зигриста), и сразу же переступил
порог, пока мои нервы окончательно не разыгрались. Такая уж у меня судьба, я
всегда выгляжу чуть старше собственного возраста, но не знаю, кем нужно
быть, чтобы принять меня за дипломированного психиатра. К тому же
разыгрывать из себя невесть кого лицом к лицу с человеком, которого
обманываешь, куда труднее, чем заниматься этим по телефону. И наконец, я не
был уверен, что нотариусы не требуют какого-нибудь удостоверения личности,
прежде чем перейти непосредственно к печатям и клятвам. Я принял самый
светский вид, на какой только был способен, и спросил у клерка, где тут,
собственно, нотариачьная контора: он тут же перенаправил меня к столу
заместителя директора в другой конец комнаты.
- Оч-приятно, - улыбнулся мне замдиректора, коренастый лысый мужичонка
с жеваной сигаркой во рту и в очках с металлической оправой.
- Моя фамилия Зигрист, - добродушнейшим образом начал я, - Гарри
Зигрист. Где-то у меня тут должна быть бумажка, которую надо бы заверить,
если я, конечно, не оставил ее в приемной, - я улыбнулся и начал не спеша
перебирать карманы. - Ага, вот ты где, пакость такая мелкая, - я выудил
письмо из внутреннего кармана пальто, развернул и наскоро его просмотрел. -
Ммм-хмм. Теперь ваша очередь, сэр.
Замдиректора так же бегло прочитал документ.
- Вот блин, - сказал он. - Да она настоящая ведьма, а, док?
- У нас еще и не такие попадаются, - ухмыльнулся я.
- Ха! - сказал нотариус. - Видели бы вы, какие сюда дурики забредают.
Вы бы на них себе состояние сделали.
Я все ждал, когда же он попросит меня удостоверить личность Гарри Л.
Зигриста.
- Вот уж, право слово, - сказал нотариус, задумчиво и отстраненно. -
Черт-те что там у них в головах творится. Н-да... - он начал рыться в ящике
стола. -Вам не трудно будет чуть-чуть приподнять правую руку, а, док?
Я поднял, он тоже.
- Ну, короче говоря, клянетесь ли вы перед Богом и бла-бла-бла, и все
такое? - спросил он, продолжая шарить другой рукой в столе.
- Клянусь.
- Оно, в общем, без разницы, клянетесь вы или нет, если я не найду эту
чертову печать, - радостно сказал он. Перед глазами у меня поплыло - найти в
чужом городе нотариуса настолько циничного и настолько доверчивого и после
этакой удачи споткнуться о самый что ни на есть пустяк?
- А, вот она где, - сказал он, едва не по плечо ушедши в стол. Он
шлепнул на мое письмо положенный штемпель и расписался закорючкой. Потом
подозвал двух близсидящих клерков, чтобы те расписались за свидетелей. - И
нечего всякую дрянь читать, глаза сломаете, - сказал он им. - Поставьте ваши
"Джон Каля-маля" где положено, и свободны. - Они поставили. - Ну, доктор,
вот и все дела: с вас полтора бака.
Я вынул бумажник, расплатился, стараясь, чтобы мое собственное
удостоверение личности не попалось ему на глаза, и вышел вон с письмом в
руках; письмо я опустил в первый же почтовый ящик. Филадельфией я был сыт по
горло: времени четыре часа, и нужно срочно ехать домой. В общем и в целом я
был восхищен свершенными мною деяниями, но четыре вещи не давали мне покоя.
Во-первых, я не знал, поверит ли доктор Уэллек в мой на живую нитку сшитый
аффидевит, в котором, насколько я мог судить, любой человек с высшим
медицинским образованием, не дай бог со степенью, сразу же обязан углядеть
подделку; во всяком случае было весьма вероятно, что, зародись только у него
какие-никакие сомнения, скоропалительный отъезд доктора Зигриста тут же
превратит сомнения в скепсис, а если подозрительности у него хватит на то,
чтобы взять да и набрать номер приемной настоящего доктора Зигриста, я
пропал. Во-вторых, я умышленно не оставил Уэллеку собственного номера, а в
вайкомикском телефонном справочнике, естественно, никаких Генри Демпси не
было и в помине; невзирая на тот факт, что существуют в мире люди без
телефонов, сама невозможность связаться со мной, буде ему еще до моего
повторного звонка этого захочется, также может навести его на подозрения.
Третье неизвестное было хуже всего: даже если все пойдет как надо и Уэллек
согласится выписать эрготрат, может так оказаться, что в городе он отнюдь не
новичок и знает Ренни. И наконец, пусть и здесь все сойдет гладко,
существовала еще одна опасность: во всем, что касается абортов, я полный
профан, но нельзя ведь исключить возможность, что ему потребуется по той или
иной причине поместить Ренни в клинику, раз уж операция у нас легальная, и
даже если он сам ее ни разу в жизни в глаза не видел, кто-нибудь из
персонала наверняка с ней знаком.
Едва добравшись до квартиры, я тут же позвонил Уэллеку, прямо домой.
- Ах, это вы, мистер Демпси, - в голосе был неприятный холодок, - а я
уже пытался до вас дозвониться.
- Извините меня, доктор. Мы еще не успели обзавестись телефоном, и
приходится использовать хозяйский. Я бы и раньше вам позвонил, но вот решил
свозить жену на природу, ей, знаете ли, не мешает иногда отвлечься.
- Тут доктор Зигрист звонил из Филадельфии.
- Правда? Вот здорово! Я едва успел его перехватить, он уезжает куда-то
в отпуск. Он вам все объяснил?
- Мне с ним переговорить не удалось. Я был в хирургии. Он говорил с
моим секретарем и обещал прислать аффидевит. Насколько я понял, он самым
настоятельным образом рекомендует аборт.
- Фу-ты, - и я рассмеялся. - Вы представить себе не можете - как камень
с души.
- Да-да. Он что-то такое говорил моему секретарю насчет сегодняшнего
вечера, но, боюсь, я не смогу дать вашей жене эрготрат, пока не буду иметь
на руках аффидевит. Если он отправил его срочной почтой сегодня днем, самое
позднее к понедельнику, к утру, он будет у меня.
- Ну и прекрасно.
- Дайте мне номер вашего домовладельца, и, как только придет аффидевит,
я тут же дам вам знать; доставите миссис Демпси ко мне в приемную.
- Видите ли, мой домовладелец не слишком любит, когда мне звонят по его
телефону, да к тому же это и не его ума дело. Лучше, чтобы он вообще ничего
не знал, такой, знаете, сплетник. Может, лучше я вам позвоню?
- Наверное, вы правы. Оно, конечно, ничего незаконного, но лишний шум
ни к чему. Позвоните мне в понедельник часов около двенадцати, и, если будет
аффидевит, я назначу вам на после обеда.
- Чудесно.
- Да, и еще. Есть такая официальная форма на случай стерилизаций,
абортов и так далее. Вам с женой придется обоим ее подписать и заверить у
нотариуса. Если хотите, можно сделать это в понедельник, в первой половине
дня. Формы возьмете у меня в приемной, у секретаря.
- Хорошо. Договорились. Доброй ночи, доктор.
Еще один документ, еще один нотариус, еще одна проблема на мою задницу
- но к этому времени мне было уже все равно. Усталый и торжествующий, я
отправился к Морганам, чтоб доложить о своих успехах. Уже на пороге меня
вдруг пробрал холодок: я целый день черт знает где мотался - а вдруг уже
слишком поздно? Дверь открыл Джо.
- А, привет, Джейк. Неважно выглядишь.
- С Ренни все в порядке?
- Она все еще с нами, если ты об этом. Давай заходи. Ренни натирала
воском кухонный пол. Меня она едва заметила.
- Ну, думаю, дело улажено, - сказал я, старательно изображая
невозмутимость. - Если ты не передумала насчет аборта, Ренни, можешь
получить свой укол эрготрата в понедельник после обеда.
Джо никак на эту новость не отреагировал, Ренни, с навощенной тряпкою в
руках, вышла в дверной проем и прислонилась к косяку.
- Хорошо. Куда нужно ехать? В Балтимор?
- Не-а. Прямо здесь, в городе. Только не говори мне, что ты знакома с
доктором Мортоном Уэллеком.
- Доктор Уэллек. Нет, я его не знаю. А ты, Джо?
- Что-то слышал. Приехал года два назад. Хочешь сказать, что этот
говнюк занимается абортами?
- Ничего подобного, - сказал я не без гордости. - У него совершенно
открытая частная практика, и врач он, насколько я знаю, не из худших. И все
будет сделано строго в рамках законности. Никакой партизанщины, все просто и
по правилам.
- Ну, и как же ты все это умудрился устроить спросил Джо
- Признаться, я не говорил ему почти ничего, кроме правды. Я сказал,
что у тебя уже двое детей и ты была бы не против - потом - завести еще, но
сейчас настолько подавлена беременностью, что приходится опасаться, как бы
ты чего над собой не сделала. Хотя, конечно, легенда слегка пообросла
подробностями.
- Какими подробностями, Джейк? - озадаченно спросила Ренни.
- Ну, в общем, пришлось помутить воду. Начнем с того, что ты теперь моя
жена - на время, конечно. Миссис Генри Дж. Демпси, из филадельфийских
Демпси.
-Что?
День, полный приключений, бродил в моей крови, и я рассыпался соловьем,
расписав им во всех подробностях телефонные звонки, поездку в Филадельфию,
письмо, перевоплощения доктора Зигриста и, на сладкое, замдиректора
ломбарда. Они внимали удивленно.
- Итак, все, что осталось теперь сделать мистеру и миссис Демпси -
подмахнуть в понедельник утром эту самую бумажку, заверить ее у нотариуса, и
дело в шляпе. Ни суеты, ни маеты, получишь свой укол и можешь смело обо всем
забыть.
Джо с интересом воззрился на Ренни.
- Бред какой-то, - тут же сказала она.
- Правда, фантастика? - осклабился я, все еще надеясь, что мои уши
лгут.
- Это просто чудовищно!
- Но ведь ты согласна, да?
- Конечно нет. Без вариантов.
- Без вариантов! Боже ты мой, Ренни, да я сегодня наизнанку вывернулся,
чтобы все это устроить, а ты говоришь: без вариантов. Ничего не случится, я
тебе клянусь!
- Не в этом дело, Джейк. Я просто не стану больше лгать. Даже если бы
не нужно было ничего подписывать и говорить, все равно это ложь. Тебе стоило
бы догадаться, что для меня такие вещи неприемлемы.
И вся конструкция рухнула. Джо даже бровью не повел, но я почувствовал,
сколь велико единение их душ. В котором для меня места не было.
- Ну и хрен с тобой, стреляйся тогда на здоровье! - заорал я. - Я для
нее носился весь день как проклятый, а она, видите ли, еще не решила, делать
ей аборт или нет. Тогда не хрена было вчера оперетту разыгрывать.
Ренни улыбнулась.
- Джейк, я и в самом деле застрелюсь, как только станет ясно, что
аборта ты устроить не в состоянии. Это было не актерство. Мне не важно, кто
это сделает, и где, и как все это будет выглядеть, но я не стану врать, и
принимать участие во вранье, и притворяться кем-то другим тоже не стану. Я
никого не знаю, Джо тоже. И если бы ты не сказал, что у тебя кто-то есть на
примете, я не стала бы так долго ждать. - Она провела рукой по животу, туда
и обратно. - Я не хочу этого ребенка, Джейк. Он может оказаться твоим.
Она говорила совершенно искренне. Я в отчаянии обернулся к Джо, но Джо
глядел уклончиво. Я снова ощутил меж ними вязкую субстанцию единства. Мне
вдруг пришло в голову: а что, если напасть на них прямо сейчас, предъявить
им обвинение в романтизме, поднять на смех их идиотское чувство чести -
видит бог, оно того заслуживает, - и преизрядная часть моей души уже готова
была с радостью ринуться в бой, но больше я в такую тактику не верил: они
уже приняли решение, и решение это от моих наскоков, чего доброго, станет
только тверже.
- Ты пока этого не делай, а, Ренни, - устало сказал я. - Я еще
что-нибудь соображу.
- Что еще ты можешь сообразить, Джейк? Если бы у тебя и в
самомделеняшняя, а? Ты считаешь, если достаточно долго будешь тянуть резину,
я передумаю? Ты ошибаешься, Джейк.
- А как насчет мальчиков? О них ты подумала, или им тоже светит по
дырке в голове?
- Ты задаешь вопросы, на которые не имеешь права, - сказал Джо.
- Джейк, хватит в игрушки играть, - сказала Ренни. - У тебя на самом
деле что-то есть, или ты опять врешь?
- Есть, - твердо сказал я. - У меня есть одна знакомая, здесь, в
городе, и у нее были аборты, один или два. Не будь я на нервах, сразу бы о
ней и вспомнил. Завтра же ее разыщу и выясню, где она их делала.
- Я тебе не верю, - сказала Ренни.
- Чистая правда, клянусь.
- Тогда - как ее зовут? И давай без фокусов.
- Пегги Ранкин. Учительница, английский в средней школе. Ренни тут же
подошла к телефону и сверилась со справочником.
- 8401, - сказала она. - Я ей сейчас позвоню и сама все узнаю.
- Ты что, с ума сошла? Она не замужем. И станет незнакомому человеку
рассказывать такие вещи по телефону?
- Тогда звони ты. Прямо сейчас. Вы с ней, видно, неплохо знакомы, раз
ты в курсе.
- Ты требуешь невозможного. С женщинами так нельзя - с остальными
женщинами, по крайней мере. Я встречусь с ней завтра, и к вечеру ты все
будешь знать.
- Мне кажется, ты опять финтишь, Джейк.
- Протри глаза, чтоб не казалось! Тебя что, так тянет к пистолету, что
ты не в состоянии подождать двадцать четыре часа? - Я был в таком отчаянии,
что, казалось, вот сейчас меня разорвет на куски, но Джо наблюдал нас все
так же бесстрастно. На письменном столе у телефона лежали раскрытые книги -
блокноты и книги: он продолжал работать над диссертацией!
Ренни задумалась на несколько секунд.
- Я подожду до завтра, до вечера, - сказала она и снова принялась
натирать в кухне пол.
Ренни попала в самую точку, заподозрив меня в тактике проволочек и
саботажа, но больше на эту карту ставить смысла не было. Я, конечно, и
понятия не имел, делала ли Пегги Ранкин хотя бы раз в жизни аборт, более
того, у меня не было ровным счетом никаких оснований надеяться, что она
захочет мне помочь, даже если сможет, потому как с того самого раза, в
начале сентября, я ее и в глаза не видел. Она мне звонила - тон был сперва
окрыленный, потом оскорбленный и, наконец, умоляющий - за последнюю пару
недель не раз и не два, но я был тверд как кремень. На следующее утро, в
воскресенье, я ей позвонил.
- Это Джейк Хорнер, Пегги. Мне нужно увидеться с тобой по очень важному
делу.
- А я тебя видеть не желаю, - сказала она в ответ.
- Пегги, но это и в самом деле чрезвычайно серьезно, поверь мне,
пожалуйста.
- Ага. Ровно месяц прошел, правда, забавно?
- Послушай, речь вовсе не о том. Я пытаюсь помочь одному человеку,
которому эта помощь очень нужна.
- Да, ты же у нас специалист по гуманитарной помощи.
- Пегги, ради бога! Я не стану притворяться, что думал о тебе днем и
ночью, но положение и впрямь отчаянное. Я понимаю, что у тебя нет причин
оказывать мне какие бы то ни было услуги.
- И при этом ты говоришь, что на сей раз все будет честно?
- Именно.
- Ты меня не любишь.
- Я никого не люблю. Но я достаточно долго прожил холостяком, и, даже
если забыть об этой операции, столько тебе задолжал, что хватит не на год и
не на два.
Пегги стряхнула мои руки с плеч и принялась качать головой, ни дать ни
взять Ренни Морган.
- Ну почему с тобой всегда так, а, Джейк? Даже когда ты добрый, ты все
равно ставишь меня в дурацкое какое-то, унизительное положение.
- Погоди, погоди, успокойся. Давай я сам сделаю тебе предложение. Я
решил, что хочу на тебе жениться. И если когда-либо в жизни я говорил
искренне, так это сейчас.
- Но ведь ты никогда раньше не был искренен со мной, разве нет?
- Был, только что. Я бы сегодня на тебе женился, если бы в воскресенье
можно было где-нибудь оформить документы. Мы их оформим завтра, а в среду
поженимся.
- Ты сказал, она будет ждать только до вечера.
- Сказал. Тебе придется всего лишь сообщить ей, что ты знаешь нужного
человека. Можешь прямо сейчас ей и позвонить. Я думаю, этого будет
достаточно. Скажи, что по личным причинам, или там еще по каким, ты не
сможешь назвать его имени до среды. Если она согласится ждать, я буду на
седьмом небе от счастья.
- А если не согласится, что тогда?
Еще один ключевой вопрос, но тут за правильным ответом далеко ходить не
нужно.
- Если она не согласится, что ж, я больше ничего не смогу для нее
сделать, но я не вижу, как это может повлиять на мои перед тобой
обязательства. Ты сделаешь все, о чем я просил, и я сделаю все, что обещал.
Тут Пегги, изнуренная борьбою чувств, ударилась в слезы.
- Я женюсь на тебе и буду любить тебя так, как только смогу любить
женщину, - до самой смерти, - я произнес слова присяги.
Она все плакала и плакала, пока я не начал беспокоиться. Нужно было
сделать что-то еще, и немедленно. Скажем, если ее обнять: это решит дело
или, наоборот, окончательно все испортит? Я отчетливей некуда понимал, что
сейчас любое сказанное мною слово, любой жест - или не сказанное слово и не
сделанный вовремя жест - могут убедить ее вдруг в полной моей искренности -
или неискренности. Пегги Ранкин! Черт подери это мое дурацкое воображение,
слишком богатое, чтобы использовать его в практических целях, для
предугадывания человеческих поступков: независимо от того, сколь глубоко и
долго я знал своих ближних, я мог представить и обосновать самые что ни на
есть противоположные их реакции на одни и те же - почти любые -
раздражители. Вот вроде как с этим поцелуем: сочтет она его доказательством
того, что я безбожно переигрываю, или, наоборот, симптомом глубочайшей
искренности - того, что мне уже плевать, заподозрит она меня во лжи или нет?
А если я не двинусь с места, примет ли она мое бездействие как свидетельство
того, что я отказываюсь дальше тянуть дурацкую эту волынку и настолько
уверен в собственной победе, что не желаю даже снизойти до еще одного
маленького жеста, - или же что в порыве глубочайшей искренности я боюсь даже
пальцем пошевелить: а вдруг она таки примет мое предложение за гнусную
уловку?
Я взял ее лицо обеими руками и притянул к себе. На долю секунды она
замешкалась; потом ответила на долгий нежный поцелуй.
- Слава богу, ты поверила мне, Пегги, - тихо сказал я. -Нет.
сложился наш разговор, я заключил, что в конкурентной борьбе с более
старшими местными врачами ему приходится нелегко, может быть просто потому,
что он в городе недавно. А с профессионалом, который в телефонном разговоре
с совершеннейшим незнакомцем начинает вдруг проезжаться на счет своих
коллег, возможны, я так понимаю, самые неожиданные сделки.
Но вот Филадельфия! Одно дело фальшивое письмо - в письме я могу быть
кем угодно, - однако даже сыграть по телефону роль Генри Демпси мне
оказалось едва-едва по силам: что уж говорить о Гарри Л. Зигристе? Но и
времени тоже не было: на часах уже десять, а Филадельфия в двух с половиной
часах езды от Вайкомико. К счастью, день был субботний - занятий нет, а
библиотека в колледже открыта. Я тут же заехал в библиотеку, взял первый
попавшийся под руку учебник по патопсихологии и помчался в Филадельфию. Не
успел я проехать и десяти миль, как мне пришло в голову: если придется
отправлять аффидевит из Филадельфии, его непременно нужно будет отпечатать
на машинке, а найти в чужом городе пишущую машинку дело почти невозможное. Я
развернулся и, не обращая внимания на дорожные знаки, рванул назад, к себе
на квартиру. Добрался я туда уже после одиннадцати.
Всем, кого это может касаться, писал я, отчаянно лепя на ходу фразы:
Сьюзен Бейтс Демпси, двадцати восьми лет, жена Генри Дж. Демпси из города
Вайкомико, Мэриленд, являлась моей пациенткой с 3 августа 1951 года по 17
июня 1953 года включительно; вскоре после означенного числа мистер и миссис
Демпси выехали из Филадельфии на постоянное местожительство в Вайкомико.
Миссис Демпси стала моей пациенткой по настоянию ее мужа и ее лечащего
врача, доктора Эдварда Р. Раиса, Филадельфия, после часто повторявшихся
приступов тяжкой депрессии. Будучи в подавленном состоянии, дважды угрожала
покончить жизнь самоубийством, а один раз даже порезала себе кухонным ножом
запястья. Обследование выявило в случае миссис Демпси явные тенденции к
маниакально-депрессивному психозу, тем более опасные, что в течение периода
обострения объектом враждебного отношения со стороны пациентки неоднократно
становились двое ее малолетних детей, хотя в обычное время она и выказывает
себя как вполне компетентная и даже образцовая мать. Миссис Демпси страдает
навязчивой идеей, выражающейся в страхе потерять привязанность супруга: во
время депрессивной стадии уверена, что рождение двух сыновей нанесло
непоправимый ущерб ее женской привлекательности, что проявляется в
негативном отношении к детям. Тем не менее, поскольку речь идет именно о
враждебном отношении, а не об открытой агрессии и поскольку периоды
депрессии чередуются с периодами интенсивной и даже радостной
жизнедеятельности, в диагнозе я склоняюсь скорее к неявной форме
маниакально-депрессивного психоза, нежели к паранойе.
За время лечения амплитуда маниакально-депрессивного цикла у миссис
Демпси выказала явственную тенденцию к снижению, угрозы самоубийства, как и
угрозы в адрес детей, прекратились вскоре после начала регулярных
психотерапевтических процедур. С балансированное лечение обещает в данном
случае весьма положительные результаты, и в случае продолжения оного
состояние больной, вероятнее всего, должно стабилизироваться. Когда чета
Демпси покидала Филадельфию, я рекомендовал продолжить начатое печение,
однако в личном разговоре с мистером Демпси объяснил, что срочности здесь
никакой нет. Тем не менее я рекомендовал также избегать беременности до
полного излечения миссис Демпси, поскольку именно предшествующие предродовые
и постродовые периоды во многом и стали причиной ее теперешнего состояния.
Я считаю, что в данный период времени незапланированная беременность
может иметь результатом критический рецидив заболевания: больная вполне в
состоянии вернуться к навязчивой идее самоубийства как к альтернативе
вынашиванию плода; я уверен также, что она способна привести угрозы в
исполнение, даже при немедленном возобновлении психиатрического
вмешательства. Я со всей категоричностью рекомендую, в целях сохранения
здоровья как детей миссис Демпси, так и ее собственного, прервать ее
беременность на возможно более ранней стадии.
Я подмахнул письмо: Гарри Л. Зигрист, Д. М. , сунул его в конверт и
скатился вниз, к машине. По дороге я остановился только один раз, съесть
ленч и подзубрить насчет маниакально-депрессивного психоза; в самом начале
четвертого я уже стоял в телефонной будке в аптеке "Пенн-Велан" на
Уолнат-стрит в Филадельфии и набирал по междугородней вайкомикский номер
доктора Уэллека. Руки у меня тряслись; я был мокрый как мышь. Когда я
услышал голос секретарши доктора Уэллека и оператор велел опустить
шестьдесят центов, я уронил четвертак на пол, и у меня едва хватило духу
подобрать его и попросить к телефону доктора Уэллека.
- Прошу прощения, доктор Зигрист, - сказала секретарша, как только я
представился. - Доктор Уэллек сейчас в клинике.
- Экая досада! - доктор Зигрист был разочарован, и он был хамоват. - А
связаться с ним вы, понятное дело, не в состоянии.
- Боюсь, что нет; сегодня после обеда он в хирургии.
- Черт знает что! - я испытал невероятное чувство облегчения, я готов
был прыгать от радости, что мне не придется с ним говорить, но в то же время
мой план был под угрозой срыва.
- Если хотите, я попрошу его перезвонить вам, как только он вернется из
клиники.
- Ну уж нет, так дело не пойдет, - сварливым тоном сказал я. - У меня
сегодня первый день отпуска, и мы с миссис Зигрист намерены весь октябрь
провести на Бермудах. Слава богу, мистер Демпси успел до меня дозвониться -
мы уже запирали парадное! Еще бы часок - и ищи-свищи. Вы понимаете, дело,
конечно, отлагательств не терпит, но у меня самолет через два часа, а где я
буду эти два часа, одному богу у известно, доктор Уэллек, он ведь выпишет
эрготрат, не правда ли? Иначе все может очень плохо кончиться.
- Ему нужно сперва переговорить с вами, доктор Зигрист.
- Да знаю, знаю. Ладно, слушайте, я велю своей секретарше отпечатать
аффидевит, пока я здесь, - дело-то плевое, сами понимаете. - заверю его у
нотариуса, отправлю вам срочной почтой, и все такое. Чччерт, поговорить бы,
конечно, с вашим доктором Уэллеком! - сказал я раздраженно. - Случай
настолько серьезный, что ждать можно чего угодно. Миссис Демпси, она, знаете
ли, может выглядеть абсолютно нормальной, а через минуту вышибет себе мозги,
если уже этого не сделала. Я со всей ответственностью заявляю, что доктор
Уэллек обязан дать ей эрготрат, и чем скорее, тем лучше. Сегодня же вечером,
если будет такая возможность; в крайнем случае, завтра утром. Я уже
договорился с мистером Демпси, что он передоверит свою жену заботам одного
из моих коллег, пока я не вернусь, но сперва придется разобраться с этим.
- Я сразу же обо всем сообщу доктору Уэллеку, - сказала секретарша, и,
судя по голосу, впечатление я на нее произвел.
- Будьте так любезны, а завтра утром он непременно получит мой
аффидевит.
- Сэр, а не могли бы вы дать мне ваш бермудский адрес, на случай, если
доктор Уэллек захочет с вами связаться?
Вот черт!
- Мы с миссис Зигрист остановимся в "Принс-Джордж-отеле", - сказал я,
искренне надеясь, что такой там есть.
- Так, "Принс-Джордж". Спасибо, сэр.
- И пожалуйста, передайте доктору Уэллеку, чтобы он этот эрготрат
затолкал в миссис Демпси как можно скорее. Я из-за этакой дури пациента
терять не намерен. Человек, конечно, должен быть осмотрительным, но, честное
слово, будь я на его месте, она бы уже сейчас отдыхала после аборта. Ежу
понятно, что у нее маниакально-депрессивный психоз, и суицид там - из каждой
щели. Ну, до свидания.
Я повесил трубку и чуть не упал в обморок. Так, с этим справились, но
впереди-то еще того хуже. Нотариуса я разыскал в помещении ломбарда, двумя
кварталами ниже по Уолнат-стрит (которая, боже упаси, тоже ведь могла
оказаться участком настоящего доктора Зигриста), и сразу же переступил
порог, пока мои нервы окончательно не разыгрались. Такая уж у меня судьба, я
всегда выгляжу чуть старше собственного возраста, но не знаю, кем нужно
быть, чтобы принять меня за дипломированного психиатра. К тому же
разыгрывать из себя невесть кого лицом к лицу с человеком, которого
обманываешь, куда труднее, чем заниматься этим по телефону. И наконец, я не
был уверен, что нотариусы не требуют какого-нибудь удостоверения личности,
прежде чем перейти непосредственно к печатям и клятвам. Я принял самый
светский вид, на какой только был способен, и спросил у клерка, где тут,
собственно, нотариачьная контора: он тут же перенаправил меня к столу
заместителя директора в другой конец комнаты.
- Оч-приятно, - улыбнулся мне замдиректора, коренастый лысый мужичонка
с жеваной сигаркой во рту и в очках с металлической оправой.
- Моя фамилия Зигрист, - добродушнейшим образом начал я, - Гарри
Зигрист. Где-то у меня тут должна быть бумажка, которую надо бы заверить,
если я, конечно, не оставил ее в приемной, - я улыбнулся и начал не спеша
перебирать карманы. - Ага, вот ты где, пакость такая мелкая, - я выудил
письмо из внутреннего кармана пальто, развернул и наскоро его просмотрел. -
Ммм-хмм. Теперь ваша очередь, сэр.
Замдиректора так же бегло прочитал документ.
- Вот блин, - сказал он. - Да она настоящая ведьма, а, док?
- У нас еще и не такие попадаются, - ухмыльнулся я.
- Ха! - сказал нотариус. - Видели бы вы, какие сюда дурики забредают.
Вы бы на них себе состояние сделали.
Я все ждал, когда же он попросит меня удостоверить личность Гарри Л.
Зигриста.
- Вот уж, право слово, - сказал нотариус, задумчиво и отстраненно. -
Черт-те что там у них в головах творится. Н-да... - он начал рыться в ящике
стола. -Вам не трудно будет чуть-чуть приподнять правую руку, а, док?
Я поднял, он тоже.
- Ну, короче говоря, клянетесь ли вы перед Богом и бла-бла-бла, и все
такое? - спросил он, продолжая шарить другой рукой в столе.
- Клянусь.
- Оно, в общем, без разницы, клянетесь вы или нет, если я не найду эту
чертову печать, - радостно сказал он. Перед глазами у меня поплыло - найти в
чужом городе нотариуса настолько циничного и настолько доверчивого и после
этакой удачи споткнуться о самый что ни на есть пустяк?
- А, вот она где, - сказал он, едва не по плечо ушедши в стол. Он
шлепнул на мое письмо положенный штемпель и расписался закорючкой. Потом
подозвал двух близсидящих клерков, чтобы те расписались за свидетелей. - И
нечего всякую дрянь читать, глаза сломаете, - сказал он им. - Поставьте ваши
"Джон Каля-маля" где положено, и свободны. - Они поставили. - Ну, доктор,
вот и все дела: с вас полтора бака.
Я вынул бумажник, расплатился, стараясь, чтобы мое собственное
удостоверение личности не попалось ему на глаза, и вышел вон с письмом в
руках; письмо я опустил в первый же почтовый ящик. Филадельфией я был сыт по
горло: времени четыре часа, и нужно срочно ехать домой. В общем и в целом я
был восхищен свершенными мною деяниями, но четыре вещи не давали мне покоя.
Во-первых, я не знал, поверит ли доктор Уэллек в мой на живую нитку сшитый
аффидевит, в котором, насколько я мог судить, любой человек с высшим
медицинским образованием, не дай бог со степенью, сразу же обязан углядеть
подделку; во всяком случае было весьма вероятно, что, зародись только у него
какие-никакие сомнения, скоропалительный отъезд доктора Зигриста тут же
превратит сомнения в скепсис, а если подозрительности у него хватит на то,
чтобы взять да и набрать номер приемной настоящего доктора Зигриста, я
пропал. Во-вторых, я умышленно не оставил Уэллеку собственного номера, а в
вайкомикском телефонном справочнике, естественно, никаких Генри Демпси не
было и в помине; невзирая на тот факт, что существуют в мире люди без
телефонов, сама невозможность связаться со мной, буде ему еще до моего
повторного звонка этого захочется, также может навести его на подозрения.
Третье неизвестное было хуже всего: даже если все пойдет как надо и Уэллек
согласится выписать эрготрат, может так оказаться, что в городе он отнюдь не
новичок и знает Ренни. И наконец, пусть и здесь все сойдет гладко,
существовала еще одна опасность: во всем, что касается абортов, я полный
профан, но нельзя ведь исключить возможность, что ему потребуется по той или
иной причине поместить Ренни в клинику, раз уж операция у нас легальная, и
даже если он сам ее ни разу в жизни в глаза не видел, кто-нибудь из
персонала наверняка с ней знаком.
Едва добравшись до квартиры, я тут же позвонил Уэллеку, прямо домой.
- Ах, это вы, мистер Демпси, - в голосе был неприятный холодок, - а я
уже пытался до вас дозвониться.
- Извините меня, доктор. Мы еще не успели обзавестись телефоном, и
приходится использовать хозяйский. Я бы и раньше вам позвонил, но вот решил
свозить жену на природу, ей, знаете ли, не мешает иногда отвлечься.
- Тут доктор Зигрист звонил из Филадельфии.
- Правда? Вот здорово! Я едва успел его перехватить, он уезжает куда-то
в отпуск. Он вам все объяснил?
- Мне с ним переговорить не удалось. Я был в хирургии. Он говорил с
моим секретарем и обещал прислать аффидевит. Насколько я понял, он самым
настоятельным образом рекомендует аборт.
- Фу-ты, - и я рассмеялся. - Вы представить себе не можете - как камень
с души.
- Да-да. Он что-то такое говорил моему секретарю насчет сегодняшнего
вечера, но, боюсь, я не смогу дать вашей жене эрготрат, пока не буду иметь
на руках аффидевит. Если он отправил его срочной почтой сегодня днем, самое
позднее к понедельнику, к утру, он будет у меня.
- Ну и прекрасно.
- Дайте мне номер вашего домовладельца, и, как только придет аффидевит,
я тут же дам вам знать; доставите миссис Демпси ко мне в приемную.
- Видите ли, мой домовладелец не слишком любит, когда мне звонят по его
телефону, да к тому же это и не его ума дело. Лучше, чтобы он вообще ничего
не знал, такой, знаете, сплетник. Может, лучше я вам позвоню?
- Наверное, вы правы. Оно, конечно, ничего незаконного, но лишний шум
ни к чему. Позвоните мне в понедельник часов около двенадцати, и, если будет
аффидевит, я назначу вам на после обеда.
- Чудесно.
- Да, и еще. Есть такая официальная форма на случай стерилизаций,
абортов и так далее. Вам с женой придется обоим ее подписать и заверить у
нотариуса. Если хотите, можно сделать это в понедельник, в первой половине
дня. Формы возьмете у меня в приемной, у секретаря.
- Хорошо. Договорились. Доброй ночи, доктор.
Еще один документ, еще один нотариус, еще одна проблема на мою задницу
- но к этому времени мне было уже все равно. Усталый и торжествующий, я
отправился к Морганам, чтоб доложить о своих успехах. Уже на пороге меня
вдруг пробрал холодок: я целый день черт знает где мотался - а вдруг уже
слишком поздно? Дверь открыл Джо.
- А, привет, Джейк. Неважно выглядишь.
- С Ренни все в порядке?
- Она все еще с нами, если ты об этом. Давай заходи. Ренни натирала
воском кухонный пол. Меня она едва заметила.
- Ну, думаю, дело улажено, - сказал я, старательно изображая
невозмутимость. - Если ты не передумала насчет аборта, Ренни, можешь
получить свой укол эрготрата в понедельник после обеда.
Джо никак на эту новость не отреагировал, Ренни, с навощенной тряпкою в
руках, вышла в дверной проем и прислонилась к косяку.
- Хорошо. Куда нужно ехать? В Балтимор?
- Не-а. Прямо здесь, в городе. Только не говори мне, что ты знакома с
доктором Мортоном Уэллеком.
- Доктор Уэллек. Нет, я его не знаю. А ты, Джо?
- Что-то слышал. Приехал года два назад. Хочешь сказать, что этот
говнюк занимается абортами?
- Ничего подобного, - сказал я не без гордости. - У него совершенно
открытая частная практика, и врач он, насколько я знаю, не из худших. И все
будет сделано строго в рамках законности. Никакой партизанщины, все просто и
по правилам.
- Ну, и как же ты все это умудрился устроить спросил Джо
- Признаться, я не говорил ему почти ничего, кроме правды. Я сказал,
что у тебя уже двое детей и ты была бы не против - потом - завести еще, но
сейчас настолько подавлена беременностью, что приходится опасаться, как бы
ты чего над собой не сделала. Хотя, конечно, легенда слегка пообросла
подробностями.
- Какими подробностями, Джейк? - озадаченно спросила Ренни.
- Ну, в общем, пришлось помутить воду. Начнем с того, что ты теперь моя
жена - на время, конечно. Миссис Генри Дж. Демпси, из филадельфийских
Демпси.
-Что?
День, полный приключений, бродил в моей крови, и я рассыпался соловьем,
расписав им во всех подробностях телефонные звонки, поездку в Филадельфию,
письмо, перевоплощения доктора Зигриста и, на сладкое, замдиректора
ломбарда. Они внимали удивленно.
- Итак, все, что осталось теперь сделать мистеру и миссис Демпси -
подмахнуть в понедельник утром эту самую бумажку, заверить ее у нотариуса, и
дело в шляпе. Ни суеты, ни маеты, получишь свой укол и можешь смело обо всем
забыть.
Джо с интересом воззрился на Ренни.
- Бред какой-то, - тут же сказала она.
- Правда, фантастика? - осклабился я, все еще надеясь, что мои уши
лгут.
- Это просто чудовищно!
- Но ведь ты согласна, да?
- Конечно нет. Без вариантов.
- Без вариантов! Боже ты мой, Ренни, да я сегодня наизнанку вывернулся,
чтобы все это устроить, а ты говоришь: без вариантов. Ничего не случится, я
тебе клянусь!
- Не в этом дело, Джейк. Я просто не стану больше лгать. Даже если бы
не нужно было ничего подписывать и говорить, все равно это ложь. Тебе стоило
бы догадаться, что для меня такие вещи неприемлемы.
И вся конструкция рухнула. Джо даже бровью не повел, но я почувствовал,
сколь велико единение их душ. В котором для меня места не было.
- Ну и хрен с тобой, стреляйся тогда на здоровье! - заорал я. - Я для
нее носился весь день как проклятый, а она, видите ли, еще не решила, делать
ей аборт или нет. Тогда не хрена было вчера оперетту разыгрывать.
Ренни улыбнулась.
- Джейк, я и в самом деле застрелюсь, как только станет ясно, что
аборта ты устроить не в состоянии. Это было не актерство. Мне не важно, кто
это сделает, и где, и как все это будет выглядеть, но я не стану врать, и
принимать участие во вранье, и притворяться кем-то другим тоже не стану. Я
никого не знаю, Джо тоже. И если бы ты не сказал, что у тебя кто-то есть на
примете, я не стала бы так долго ждать. - Она провела рукой по животу, туда
и обратно. - Я не хочу этого ребенка, Джейк. Он может оказаться твоим.
Она говорила совершенно искренне. Я в отчаянии обернулся к Джо, но Джо
глядел уклончиво. Я снова ощутил меж ними вязкую субстанцию единства. Мне
вдруг пришло в голову: а что, если напасть на них прямо сейчас, предъявить
им обвинение в романтизме, поднять на смех их идиотское чувство чести -
видит бог, оно того заслуживает, - и преизрядная часть моей души уже готова
была с радостью ринуться в бой, но больше я в такую тактику не верил: они
уже приняли решение, и решение это от моих наскоков, чего доброго, станет
только тверже.
- Ты пока этого не делай, а, Ренни, - устало сказал я. - Я еще
что-нибудь соображу.
- Что еще ты можешь сообразить, Джейк? Если бы у тебя и в
самомделеняшняя, а? Ты считаешь, если достаточно долго будешь тянуть резину,
я передумаю? Ты ошибаешься, Джейк.
- А как насчет мальчиков? О них ты подумала, или им тоже светит по
дырке в голове?
- Ты задаешь вопросы, на которые не имеешь права, - сказал Джо.
- Джейк, хватит в игрушки играть, - сказала Ренни. - У тебя на самом
деле что-то есть, или ты опять врешь?
- Есть, - твердо сказал я. - У меня есть одна знакомая, здесь, в
городе, и у нее были аборты, один или два. Не будь я на нервах, сразу бы о
ней и вспомнил. Завтра же ее разыщу и выясню, где она их делала.
- Я тебе не верю, - сказала Ренни.
- Чистая правда, клянусь.
- Тогда - как ее зовут? И давай без фокусов.
- Пегги Ранкин. Учительница, английский в средней школе. Ренни тут же
подошла к телефону и сверилась со справочником.
- 8401, - сказала она. - Я ей сейчас позвоню и сама все узнаю.
- Ты что, с ума сошла? Она не замужем. И станет незнакомому человеку
рассказывать такие вещи по телефону?
- Тогда звони ты. Прямо сейчас. Вы с ней, видно, неплохо знакомы, раз
ты в курсе.
- Ты требуешь невозможного. С женщинами так нельзя - с остальными
женщинами, по крайней мере. Я встречусь с ней завтра, и к вечеру ты все
будешь знать.
- Мне кажется, ты опять финтишь, Джейк.
- Протри глаза, чтоб не казалось! Тебя что, так тянет к пистолету, что
ты не в состоянии подождать двадцать четыре часа? - Я был в таком отчаянии,
что, казалось, вот сейчас меня разорвет на куски, но Джо наблюдал нас все
так же бесстрастно. На письменном столе у телефона лежали раскрытые книги -
блокноты и книги: он продолжал работать над диссертацией!
Ренни задумалась на несколько секунд.
- Я подожду до завтра, до вечера, - сказала она и снова принялась
натирать в кухне пол.
Ренни попала в самую точку, заподозрив меня в тактике проволочек и
саботажа, но больше на эту карту ставить смысла не было. Я, конечно, и
понятия не имел, делала ли Пегги Ранкин хотя бы раз в жизни аборт, более
того, у меня не было ровным счетом никаких оснований надеяться, что она
захочет мне помочь, даже если сможет, потому как с того самого раза, в
начале сентября, я ее и в глаза не видел. Она мне звонила - тон был сперва
окрыленный, потом оскорбленный и, наконец, умоляющий - за последнюю пару
недель не раз и не два, но я был тверд как кремень. На следующее утро, в
воскресенье, я ей позвонил.
- Это Джейк Хорнер, Пегги. Мне нужно увидеться с тобой по очень важному
делу.
- А я тебя видеть не желаю, - сказала она в ответ.
- Пегги, но это и в самом деле чрезвычайно серьезно, поверь мне,
пожалуйста.
- Ага. Ровно месяц прошел, правда, забавно?
- Послушай, речь вовсе не о том. Я пытаюсь помочь одному человеку,
которому эта помощь очень нужна.
- Да, ты же у нас специалист по гуманитарной помощи.
- Пегги, ради бога! Я не стану притворяться, что думал о тебе днем и
ночью, но положение и впрямь отчаянное. Я понимаю, что у тебя нет причин
оказывать мне какие бы то ни было услуги.
- И при этом ты говоришь, что на сей раз все будет честно?
- Именно.
- Ты меня не любишь.
- Я никого не люблю. Но я достаточно долго прожил холостяком, и, даже
если забыть об этой операции, столько тебе задолжал, что хватит не на год и
не на два.
Пегги стряхнула мои руки с плеч и принялась качать головой, ни дать ни
взять Ренни Морган.
- Ну почему с тобой всегда так, а, Джейк? Даже когда ты добрый, ты все
равно ставишь меня в дурацкое какое-то, унизительное положение.
- Погоди, погоди, успокойся. Давай я сам сделаю тебе предложение. Я
решил, что хочу на тебе жениться. И если когда-либо в жизни я говорил
искренне, так это сейчас.
- Но ведь ты никогда раньше не был искренен со мной, разве нет?
- Был, только что. Я бы сегодня на тебе женился, если бы в воскресенье
можно было где-нибудь оформить документы. Мы их оформим завтра, а в среду
поженимся.
- Ты сказал, она будет ждать только до вечера.
- Сказал. Тебе придется всего лишь сообщить ей, что ты знаешь нужного
человека. Можешь прямо сейчас ей и позвонить. Я думаю, этого будет
достаточно. Скажи, что по личным причинам, или там еще по каким, ты не
сможешь назвать его имени до среды. Если она согласится ждать, я буду на
седьмом небе от счастья.
- А если не согласится, что тогда?
Еще один ключевой вопрос, но тут за правильным ответом далеко ходить не
нужно.
- Если она не согласится, что ж, я больше ничего не смогу для нее
сделать, но я не вижу, как это может повлиять на мои перед тобой
обязательства. Ты сделаешь все, о чем я просил, и я сделаю все, что обещал.
Тут Пегги, изнуренная борьбою чувств, ударилась в слезы.
- Я женюсь на тебе и буду любить тебя так, как только смогу любить
женщину, - до самой смерти, - я произнес слова присяги.
Она все плакала и плакала, пока я не начал беспокоиться. Нужно было
сделать что-то еще, и немедленно. Скажем, если ее обнять: это решит дело
или, наоборот, окончательно все испортит? Я отчетливей некуда понимал, что
сейчас любое сказанное мною слово, любой жест - или не сказанное слово и не
сделанный вовремя жест - могут убедить ее вдруг в полной моей искренности -
или неискренности. Пегги Ранкин! Черт подери это мое дурацкое воображение,
слишком богатое, чтобы использовать его в практических целях, для
предугадывания человеческих поступков: независимо от того, сколь глубоко и
долго я знал своих ближних, я мог представить и обосновать самые что ни на
есть противоположные их реакции на одни и те же - почти любые -
раздражители. Вот вроде как с этим поцелуем: сочтет она его доказательством
того, что я безбожно переигрываю, или, наоборот, симптомом глубочайшей
искренности - того, что мне уже плевать, заподозрит она меня во лжи или нет?
А если я не двинусь с места, примет ли она мое бездействие как свидетельство
того, что я отказываюсь дальше тянуть дурацкую эту волынку и настолько
уверен в собственной победе, что не желаю даже снизойти до еще одного
маленького жеста, - или же что в порыве глубочайшей искренности я боюсь даже
пальцем пошевелить: а вдруг она таки примет мое предложение за гнусную
уловку?
Я взял ее лицо обеими руками и притянул к себе. На долю секунды она
замешкалась; потом ответила на долгий нежный поцелуй.
- Слава богу, ты поверила мне, Пегги, - тихо сказал я. -Нет.