- Тихо! Не мешайте! Не мешайте!
Ширли позвонила Джо Моргану.
- Алло? Миссис Морган. А мистер Морган дома? Понятно. Нет, я знаю, что
его нет в городе. Да, конечно. Нет-нет, ничего особенного. Тут приехал
мистер Хорнер, совершенно внезапно, на собеседование; он перепутал дату,
должен был завтра, а приехал сегодня. И доктор Шотт, он просто подумал, а
вдруг мистер Морган вернулся чуть раньше. Нет, не беспокойтесь. Извините,
что я вас побеспокоила. О'кей. Счастливо.
Мне захотелось плюнуть Ширли в морду.
- Ладно, увидимся завтра, - сказал я.
- Конечно увидимся! - воскликнул доктор Шотт. Он проводил меня до самой
до парадной двери, где, к немалой моей печали, я обнаружил все ту же
бессменную стражу, на боевом посту. Но объяснять ему здесь и сейчас, что моя
машина стоит с задней стороны здания, - нет уж, увольте.
- Ладно-ладно, до скорого! - сказал доктор Шотт, методично тиская мою
руку. - До завтра, слышите, вы приезжаете завтра!
- Я понял, сэр.
Мы вышли во двор, и часовые немедленно на меня тупо уставились.
- А где ваша машина? Вас куда-нибудь подвезти?
- Нет-нет, спасибо; я поставил ее там, сзади.
- Сзади! Так вам же совсем не к этой надо было двери! Пойдемте, я
покажу вам другой выход! Ха!
- Не беспокойтесь, сэр, - сказал я, - я лучше прогуляюсь вокруг здания.
- Ага! Ха! Нда, ну, как хотите! - но посмотрел он на меня странновато.
До завтра!
- До свидания, сэр!
Я уверенным шагом прошествовал мимо бездельников на ступеньках.
- Вы найдите-ка это письмо! - крикнул уже из дверей доктор Шотт. - На
всякий случай, а вдруг мы ошиблись!
Я нехотя обернулся и помахал ему в знак признательности, но когда,
вернувшись к себе в комнату (которая показалась мне до ужаса родной и
уютной), и в самом деле принялся искать письмо, обнаружил, что выкинул его
еще в Балтиморе. А поскольку в ближайшую сотню лет мне явно не светило
настолько освоиться в приемной доктора Шотта, чтобы запросто попросить Ширли
покопаться в ее собственных папках с исходящими, вопрос о назначенной мне
дате никак не мог быть разрешен путем прямой апелляции к фактам объективной
реальности.
Вам может показаться, что из-за такого вот неудачного начала
состоявшееся на следующий день собеседование далось мне труднее, чем могло
бы, однако подобное предположение, пусть даже вполне логичное, не
соответствует фактам. Совсем наоборот, мне было уже настолько на все
плевать, начиная с собственной особы, что это собеседование было мне так,
семечки. На следующее утро я даже не удосужился начистить остаток левой
туфли; позавтракав, я отправился в парк, просидел там несколько часов,
глядя, как дети возятся в маленьком искусственном озерце, и за все это время
мысль о предстоящем собеседовании посещала меня два три раза, не более. А
когда она меня все-таки посещала, я отгонял ее прочь простым подергиванием
мускулов правой щеки. Без десяти два я подъехал к колледжу, припарковался,
ничтоже сумняшеся, прямо напротив парадной двери и вошел через главный вход.
Ступеньки были на сей раз необитаемы, но не было уже на свете такого
комитета, который оказался бы в состоянии меня смутить. Такое у меня было
настроение.
- А, привет, - просияла мне навстречу Ширли.
- Добрый день. Не будете ли вы так любезны известить доктора Шотта, что
я уже здесь?
- Все уже здесь, на сей раз. Подождите минутку, мистер Хорнер.
Я включил улыбку и тут же выключил ее, на манер джентльмена, который
вежливо, но совершенно бесстрастно коснется полей шляпы при встрече с любой
знакомой дамой, вне зависимости от того, заслуживает она подобной чести или
нет. Ширли вошла в кабинет доктора Шотта и тут же вышла назад.
Входите, мистер Хорнер.
- Благодарю вас.
Внутри доктор Шотт представил меня мисс Баннинг, преподавателю
испанского и французского, эдакой милой старушке, которую только и
оставалось воспринимать как милую старушку, потому что кроме того ловить там
было нечего; доктору Гарри Картеру, преподавателю психологии, сухому,
ученого вида старичку, увидев которого, вы сразу начинали мучиться вопросом:
а что он, собственно, делает в Вайкомико, - однако не настолько остро, чтобы
буквально в следующий момент не прийти к выводу, что у него наверняка есть
на то свои причины; и мистеру Джозефу Моргану, вожатому местных скаутов и
преподавателю античной, европейской и отечественной истории, высокому,
атлетически сложенному очкарику, до жути энергичному и настолько
очаровательному по всем статьям - такой уж он был умный, деловой и подающий
большие надежды, - что приходилось изо всех сил держать себя в руках, чтобы
быть с ним хотя бы просто вежливым, и с первого же взгляда становилось ясно:
самый факт его существования, во-первых, уже предполагает постоянное с ним
сравнение и сопоставление, а во-вторых, это сравнение всегда будет не в вашу
пользу, что неизбежно делало факт его существования устойчивым раздражающим
фактором, не говоря уже о возможности приятельских с ним отношений.
Прозвучало несколько любезных замечаний о моем рвении, настолько
сильном, что даже на собеседование я явился на день раньше. Затем комитет
погрузился в оживленное обсуждение летних трудов и дней каждого из
присутствующих. Сопровождаемое шутками и дружеским подтруниванием.
Претенденты на штатную должность в Государственном учительском колледже
Вайкомико явно были здесь не столь привычной публикой, чтобы такого рода
заседания комитета по штатам успели стать рутинной добавкой к повседневным
обязанностям его членов.
- Вы можете твердо рассчитывать на голос мисс Баннинг, мистер Хорнер, -
посмеиваясь себе под нос, сказал доктор Картер. - Ей нужны новые жертвы - а
то кому еще она будет показывать свою коллекцию чашек для усатых.
- В самом деле? - сказал я.
Замечание доктора Картера адресовано было не ко мне, а сквозь меня: так
бабушки иногда издеваются над собственными дочерьми, обращаясь в их
присутствии исключительно к внучке.
- У меня и вправду совершенно восхитительная коллекция, мистер Хорнер,
искренне оживилась мисс Баннинг. - Вы просто обязаны на нее взглянуть. Ой,
дорогой мой, но ведь у вас же нет усов, а?
Все рассмеялись. И я тут же обратил внимание, что у Джо Моргана усы
были.
- Этель мне уже четырнадцать лет не дает покоя, чтобы я отрастил усы! -
загоготал доктор Шотт, обращаясь ко мне. - И не какую нибудь там "ниточку",
вроде как у Джо, а настоящие, пышные, чтобы я мог перепробовать всю ее
коллекцию! Ну что, может, переключишься теперь на мистера Хорнера, а, Этель!
Этель совсем уже собралась было ответить доброй какой нибудь шуткой, но
тут Джо Морган мягко ввернул вопрос о моем прежнем опыте преподавания в
высшей школе.
- Вы, насколько я понял, закончили университет Джонса Хопкинса, так
ведь, мистер Хорнер?
- Так точно, сэр.
Все остальные одобрительно закивали: они оценили тактичность, с которой
Джо перешел к делу. Он был просто находкой, этот мистер Морган. И здесь у
них явно надолго не задержится. Все внимание сосредоточилось на мне.
- Только, пожалуйста, без всяких сэров! - запротестовал доктор Картер.
- Мы здесь, в провинции, без церемоний.
- И то верно! - милостиво согласился доктор Шотт.
Затем последовал, минут на двадцать, достаточно бестолковый допрос
относительно моей дипломной работы и опыта преподавания - последний, если не
считать спорадических частных уроков в Балтиморе и краткого курса, читанного
мной в вечерней школе при университете Джонса Хопкинса, был равен нулю.
- А почему вы решили снова взяться за преподавание, мистер Хорнер? -
спросил доктор Картер. - Вы, кажется, прежде этой профессией не
злоупотребляли.
Я передернул плечами.
- Ну, вы же знаете, как это бывает. Вы просто чувствуете, что все
остальное теперь - не для вас.
Собравшиеся признали справедливость моего наблюдения.
- К тому же, - осторожно добавил я, - и мой доктор рекомендовал мне
вернуться именно к преподавательской деятельности. Он, кажется, считает, что
это занятие как раз по мне и лучше бы мне как раз его и держаться.
Хорошо сказал. Экзаменаторы были теперь на моей стороне, и я
развернулся.
- Знаете, мне никогда не приносили удовлетворения обычные способы
зарабатывать себе на жизнь. Когда работаешь только ради денег, в этом всегда
есть что-то... лишающее твой труд смысла. Хм, не люблю клише, но факт
остается фактом: другие профессии лишены отдачи. Вы же понимаете, что я имею
в виду.
Они понимали, что я имел в виду.
- К вам попадает в руки мальчик - умный, глаза смышленые, одна беда,
ему никогда не приходилось мыслить всерьез, жить в атмосфере, где
интеллектуальная деятельность столь же естественна, как еда или сон. Перед
вами свежий юный ум, у которого просто не было возможности тренировать, так
сказать, мышцы. Может быть, он просто не владеет хорошим, грамотным
английским. Никогда не слышал правильной английской речи. Это не его вина.
И, по большей части, даже не вина его родителей. Но - он такой, какой есть.
Моя аудитория была вся внимание, вся, кроме Джо Моргана, который
смотрел на меня спокойно и холодно.
- И вы начинаете с ним работать. Части речи! Глаголы, существительные!
Определения! Дополнения! И, немного погодя, основы риторики. Подчинение!
Сочинение! Эвфония! Вы гоняете его в хвост и в гриву, вы объясняете до
хрипоты и все это время видите, как мальчик нащупывает дорогу, и
спотыкается, и падает, и делает неверные шаги. А потом, когда вы уже готовы
все бросить...
- Я знаю! - выдохнула мисс Баннинг. - Приходит день, такой же, как все
прочие, и вы в десятый раз повторяете одно и то же - и щелк! - Она с
торжествующим видом щелкнула пальцами в сторону доктора Шотта. - Он понял!
Ну, и что тут такого! - говорит он вам. - Это же ясно как божий день!
- Для того-то мы все и нужны! - сказал доктор Шотт с тихой гордостью в
голосе. - Для того-то мы и живем. Мелочь, не так ли?
- Мелочь, - согласился доктор Картер, - но это величайшее чудо на всем
Божием свете! И таинственнейшее из чудес.
Джо Морган, похоже, не стал бы под этим подписываться обеими руками,
однако последняя реплика доктора Картера была адресована именно ему.
Загнанный в угол, Морган издал некий звук, с силой всосавши воздух левым
уголком рта, что должно было, видимо, символизировать священный и глубоко
личный трепет
перед названной выше тайной.
- Мне в таких случаях иногда приходит на ум образ человека, разводящего
костер при помощи кремня и кресала, - спокойно сказал я, глядя на Джо
Моргана в упор и зная, что вот теперь я его достал. - Он ударяет раз,
другой, третий, но трут лежит под его рукой как лежал, холодный и мертвый.
Но вот еще один удар, ничем не отличимый от прочих, и огонь занялся!
- Прекрасный образ, - сказал доктор Картер. - И сколько радости, когда
увидишь вдруг в студенте эту искру. И в самом деле, лучшего слова не
подобрать: искру Божию!
- И потом его уже не удержишь! - рассмеялся доктор Шотт, но так, как
положено, наверное, смеяться, лицезря благодеяние Божие. - Как лошадь,
которая почует в конце пути запах стойла!
Прокатились благостные вздохи. Я мог уверенно почивать на лаврах. Джо
Моргану удалось на пару минут вернуть разговор к моим предшествующим
заслугам, но, по законам стилистики, наступил момент антиклимакса. У прочих
членов комитета охота задавать вопросы сошла на нет, и доктор Шотт уже начал
расписывать во всех подробностях систему оплаты в государственных колледжах
Мэриленда, мою предположительную нагрузку, внеаудиторные обязанности и так
далее.
- Ну что ж, мы скоро дадим вам знать о результатах собеседования, -
сказал он в заключение и встал, чтобы пожать мне руку. - Может быть, даже
завтра. - Я отправился вкруговую, собирать рукопожатья. - Проводить вас на
сей раз к задней двери? - Он жизнерадостно изложил подробности моего
вчерашнего отбытия.
- Нет, благодарю вас. Сегодня я припарковался у парадного подъезда.
- Прекрасно, прекрасно! - горячо обрадовался доктор Картер, я так и не
понял чему.
- Мне с вами по пути, - оказавшись вдруг со мною рядом, сказал Джо
Морган. - Я живу буквально за углом.
Он проводил меня через дорожку к машине и даже постоял у переднего
крыла, пока я не забрался внутрь и не хлопнул дверцей. Я завел мотор, но
трогаться пока не стал: у будущего моего коллеги явно было что мне сказать.
- Ну, надеюсь, еще увидимся, Хорнер, - он улыбнулся и пожал мне руку
через открытое окно.
- Конечно.
Мы расцепили руки, но Джо Морган так и остался стоять, опираясь на
дверцу автомобиля, и лицо его сияло благодушием и приязнью. Он неплохо
загорел в этих своих лагерях, и весь его вид говорил о раннем подъеме, о
питательной диете и об иных разнообразных доблестях. Глаза его были чисты.
- Скажите, ведь вы нарочно надо мной издевались? - спросил он все так
же весело. - Со всей этой чепухой насчет кремня и кресала?
Я тоже улыбнулся и пожал плечами: он застал меня врасплох, и я не знал,
что сказать.
- Мне просто показалось, что это было к месту.
Джо Морган коротко рассмеялся.
- А мне все казалось, что вы вот-вот поскользнетесь на очередной
лепешке, но вы, похоже, знаете, что делаете.
Настроение я ему, понятное дело, подпортил, но он не собирался
предъявлять мне счет прямо здесь и сейчас.
- Что ж, заодно и посмотрим, чем дело кончится.
- Очень надеюсь, что место будет за вами, - сказал он, - если, конечно,
вы этого на самом деле хотите.
Я дослал рычаг на задний ход и выжал сцепление.
- Ну, до скорого.
Но Джо Морган, похоже, кое-что еще не успел прояснить. На его лице, как
сквозь стекло аквариума, было видно все происходящее внутри, до мельчайших
подробностей, и даже когда машина покатилась понемногу назад, на дорожку, я
отчетливо увидел знак вопроса, проступивший сквозь кожу на ясном этом лбу.
- Что вы скажете, если мы с Ренни пригласим вас к обеду - прежде чем вы
вернетесь в Балтимор, независимо от того, получите вы работу или нет? Я так
понимаю, вы уже сняли жилье где-то в городе.
- Ну, мне кажется, я еще побуду тут некоторое время, вне зависимости от
результата. И повестка дня чиста.
- Замечательно. Как насчет сегодняшнего вечера?
- Да нет... пожалуй, нет. - Мне показалось, ответ был правильный.
- А завтра?
- Завтра, наверное, будет лучше.
Но было и что-то еще, помимо приглашения на обед:
- Знаете, может быть, не стоило вам ерничать насчет кремней и кресал
просто так, из чистого хулиганства, а, как вам кажется? Я не вижу ничего
особо глупого в том, чтобы работать со скаутами. Вы можете иронизировать
надо мной или спорить, но так вот издеваться, только чтобы задеть - какой
смысл? Это слишком просто.
Сей спич меня удивил: я немедля провел его по ведомству дурного тона,
но, должен признать, мне стало стыдно, и в то же время я оценил изящество, с
которым Морган, прежде чем хоть в чем-то меня упрекнуть, ввернул
приглашение. Улыбался он все так же сердечно.
- Извините, если я вас обидел, - сказал я.
- Да какие, к черту, обиды! На самом деле меня не так уж и легко
задеть, но какого черта, нам, может быть, придется вместе работать; уж лучше
попробовать понять друг друга - хотя бы чуть-чуть. Ну, ждем вас завтра к
обеду. Пока!
- Пока.
Он повернулся и пошел прямиком через лужайку и, в отсутствие студентов,
показался мне еще выше ростом, чем был. Судя по всему, Джо Морган был из
тех, кто, увидевши цель, шпарит к ней напрямик, собственным примером
утверждая мысль, что дорожки следует прокладывать там, где ходят люди,
вместо того чтобы ходить там, где проложены дорожки. Оно, может, и неплохо
для историка, помнится, подумал я, но вот боюсь, что против предписательной
грамматики ему не сдюжить.
Отказ от приглашения на обед неким таинственным способом погасил
Отказ от приглашения на обед неким таинственным способом погасил во мне
манию, источник чистой радости, пережал на тонкой флейте моей души те самые
ноты, драгоценные, редкие, которые на несколько минут вознесли меня на
небеса.
Все началось с Лаокоона на каминной полке, с его немого стона. Форма
его рта служила мне по утрам лучше всякого барометра, предсказывая формулу
дня; и в среду после собеседования, когда я проснулся и обратил к нему
вопрошающий взор, гримаса была откровенно вакхической! Вот оно! Я выскочил
из постели в чем мать родила и поскорее, пока заклятие было в силе, завел
патефон. Танец. Протову полчищ Моцарта я имел в своем распоряжении
один-единственный русский танец, из "Ильи Муромца"; ритмичный и искрящийся,
живой и напряженный - ну наконец-то, Лаокоон!
Пыльный тополь раскалился добела; солнце шпарило шрапнелью в окна и
заливало комнату бурлящим светом, а я плясал, подобный казаку
разоблаченному, скакал и вертелся на месте. В кои-то веки я всей кожей
чувствовал этот свет и - о сладкая мания - наслаждался им три минуты, не
более, пока не позвонил телефон. Я вырубил музыку, вне себя от ярости.
Человек, которому дали покейфовать всего пару несчастных минут, а потом
оборвали, имеет после этого право всю жизнь не отвечать на телефонные
звонки.
- Алло?
- Алло, Джейкоб Хорнер? - Это была женщина, и я тут же остро
почувствовал свою наготу.
- Да.
- Это Ренни Морган, жена Джо Моргана. Джо, кажется, уже пригласил вас к
нам на обед сегодня вечером, не так ли? Я просто звоню, чтобы пригласить вас
официально.
Я ничего ей не ответил.
- Просто после вашего собеседования мы, знаете ли, решили
удостовериться, что вы придете именно в назначенный день.
Пауза.
- Джейкоб? Вы меня слышите?
- Да. Прошу прощения. - Я разглядывал свой барометр: вид у него был
весьма удрученный. Батыев нашествие не пощадило нас обоих.
- Ну что, значит, договорились? В любое время после половины седьмого:
в полседьмого мы кладем детей спать.
- Хм, видите ли, миссис Морган, мне кажется...
- Ренни. О'кей? Вообще-то меня зовут Рене, но никто меня так не
называет.
- ...мне кажется, я все-таки не смогу сегодня к вам прийти. - Что?
- Нет-нет, точно не смогу. Спасибо, что пригласили.
- А почему? Вы уверены, что никак не получится?
Почему? Ах ты сука, ах ты скаутская хаусфрау, да у меня весь месяц
должны были быть одни воскресенья, начиная с сегодняшнего праздника, а ты
мне взяла и все испортила! Да плевать я хотел на твой обед!
- Я вроде как собирался съездить вечером в Балтимор, туда-сюда. Тут,
знаете, дело одно подвернулось.
- А может, вы просто не хотите к нам зайти? Ну, скажите честно; мы же
ничем друг другу не обязаны. - Это жены у них так разговаривают? - Чего вы
боитесь да плевать мы хотели, если имели вдруг несчастье вам не глянуться.
Пойманный flagrante delicto (на месте преступления (лат.). ) , я
покраснел, а потом меня бросило в пот. Если женщина оседлает эту тварь по
имени честность - да что же это получится? От меня ждали ответа: я слышал,
как жена Джо Моргана дышит в мое обнаженное ухо.
Я осторожно опустил трубку на рычаг. Мало того: первые три шага в
сторону я сделал на цыпочках, покуда не поймал себя на этом и, поймав, снова
не залился краской.
Ну вот, волшебство разрушено, и я прекрасно знал, что слушать еще раз
Глиэра с его "Ильей Муромцем" - только хуже будет. Он, Глиэр, как
шампанское, добавишь его в "Коллинз" (Коктейль из чего-нибудь крепкого плюс
лимонный сок, сахар и лед.) , и коктейль заиграет, но это же не водка; шутки
там, ушли-пришли, с моими маниями так нельзя. А мне теперь не просто было
жаль, что все пропало, мне теперь было плохо.
И обидно! Коли склад у вас маниакально-депрессивный, вас нетрудно будет
утешить - если, конечно, мания у вас настоящая, без дураков; но что касается
меня, я был человек умеренно-депрессивный: вроде колонки с одним динамиком,
сплошь низы и никаких верхов. То есть низы мои были воистину низами, а вот
верхи - ни то ни се, в среднем регистре. А потому, если меня посещала
настоящая мания, я нянчил ее как ребенка, и горе тому, кто испортит мне
праздник! Это с одной стороны. С другой, я не люблю, когда меня тычут носом
в мое единожды солгавши, да еще женщины. Да, я не эталон правдивости, но
разве в этом дело? Господи ты боже мой, Морганы, мир не настолько прост!
Пока я одевался, телефон опять принялся трезвонить, да так настойчиво,
что я сразу понял: на том конце провода миссис Морган. Момент был самый
пикантный (я как раз натягивал брюки), и я бы с удовольствием подставил
этому Диогену в юбке для диалога свою голую задницу, да вот незадача,
упустил момент. Ренни, девочка моя, сказал я сам себе, меня нет дома; будь
довольна, что я не совершил распутных действий в отношении милого твоего
голоска за то, что ты испортила мою детскую радость. Вешай трубку,
герл-скаут: твоя добыча сделала от тебя ноги.
Тем же утром, чуть позже, я проехал тридцать миль, отделявшие Вайкомико
от Оушн-Сити, чтобы поджарить мою меланхолию на солнышке и замариновать в
океане. Но от тепла и света она, напротив, только расцвела. Пляж был занят
мириадами человеческих существ, и мне, как выяснилось, они были решительно
неприятны; в иное время они вполне могли показаться гротескными и даже
милыми, вроде этой моей новой мебели, но день был явно неподходящий, и они
меня просто раздражали. К тому же, может, просто оттого, что я приехал среди
недели, на всем этом пляже не было ни единой девчонки, ради которой стоило
бы нести обычную необходимую для съема чушь. Сплошной лесоповал: ноги,
изуродованные после родов; вислые груди, дряблые животы, изношенные лица;
крысиное гнездо мерзких каких-то детишек, в равной степени придурковатых и
несносных. Трудно сыскать зрелище более отвратительное, чем пляжная публика,
если ты сам не в соответствующем расположении духа.
Достигнув точки насыщения - а произошло это часов около трех дня, - я
смыл с себя песок и направился к машине. Однако человек, приехавший подобно
мне в Оушн-Сити в состоянии мрачной решимости, не сдастся, пока, хотя бы для
проформы, не совершит положенной при съеме девочки последовательности
телодвижений; это все равно что залезть на Пайкс-Пик и не плюнуть с верхушки
вниз - экскурсия лишается всякого смысла. По дороге вдоль пляжа и впрямь
прохаживались барышни, тройками и парочками, одетые по большей части в
футболки с оттиснутыми на них названиями колледжей либо каких-то женских
организаций. Я стал на них смотреть, но выходило у меня слишком мрачно, они
в ответ смотрели свысока, и всяк считал другого неподходящей компанией. Я
прошел три квартала, как раз до машины, и не встретил никого, кто заслуживал
бы пули, а потому, как всякий повернувший к дому охотник, оказался перед
выбором: либо перестать привередничать, либо возвращаться ни с чем.
Женщина лет сорока - неплохо сохранившаяся, но все ж таки лет сорока, -
чья машина была припаркована прямо перед моей собственной, с безнадежностью
во взоре дергала за ручку дверцы: я как раз подошел. Она была не толстая, с
не слишком большой грудью, загорелая, и ничего экстраординарного в ней не
наблюдалось. Я утратил вкус к дичи и прошел мимо.
- Прошу прощения, сэр, вы не могли бы мне помочь?
Я обернулся и уставился на нее. В свою классическую просьбу она вложила
максимум очарования, но под моим взглядом сразу сникла.
- Я вам, наверно, покажусь ужасно глупой - я захлопнула в машине ключи.
- Я не умею взламывать замки.
- Да что вы, я вовсе не об этом! Я живу в мотеле, прямо за мостом. Вот
я и подумала, может, вы меня подбросите, если вам, конечно, по дороге. У
меня запасной ключ есть, в чемодане.
Стрельба по птицам, которые прилетают и садятся вам на кончик ствола,
конечно, не самый правильный вид спорта, но покажите мне охотника, который
хотя бы раз в жизни от этого удержался.
- Хорошо.
Шарма во всей этой ситуации было ноль целых хрен десятых, и пока я вез
мисс Пегги Ранкин (звали ее так) через мост из Оушн-Сити на большую землю, я
еще и несколько смешался вдобавок, позволив себе мысль, что она подобной
суровой оценки, скорее всего, не заслуживает. Она оказалась весьма неглупа,
и, будь я ее муж, я бы непременно гордился тем, что моя жена и в сорок лет
сохранила стройность тела и живость духа. Но я не был ее мужем, а потому
гордиться мне было нечем: она была сорокалетняя дамочка под съем, и нужно ой
как много, чтобы таким определением тебя не придавило.
Мисс Ранкин трещала без умолку всю дорогу до мотеля, а я честно не
слышал ни слова. Что для меня необычно, ибо, хоть я и восхищался всегда
способностью уходить в себя и не возвращаться, я, как правило, слишком
сильно завязан на всем, что меня окружает, чтобы у меня у самого такое
получалось. Очко не в пользу мисс Ранкин.
- Вот здесь, - сказала она наконец, тыча пальчиком не то в
"Прибрежный", не то в "Приморский" или еще какой-то в том же духе мотель у
обочины дороги. Я свернул на подъездную дорожку и припарковался. - Так мило
с вашей стороны, что вы и в самом деле согласились мне помочь. Большое вам
спасибо. - И она выпорхнула из машины.
- Может, вас и обратно подбросить? - спросил я, не слишком настойчиво.
- Правда, вы не шутите? - Ей это понравилось, но ни удивления, ни
особого чувства благодарности мой жест явно не вызвал.
- А не найдется у вас чего-нибудь выпить, попрохладнее, а, Пегги? А то
у меня что-то совсем в горле пересохло. - - Это была та самая крайняя точка,
до которой я был готов в данный момент дойти в этом унылом сюжете: если она
не предложит мне войти, я тут же дам задний ход и уеду в Вайкомико, так я
решил.
- Ну конечно, давайте заходите быстрей, - она сделала приглашающий
жест, ничуть, опять же, не смутившись. - Холодильника в комнате нет, но тут
Ширли позвонила Джо Моргану.
- Алло? Миссис Морган. А мистер Морган дома? Понятно. Нет, я знаю, что
его нет в городе. Да, конечно. Нет-нет, ничего особенного. Тут приехал
мистер Хорнер, совершенно внезапно, на собеседование; он перепутал дату,
должен был завтра, а приехал сегодня. И доктор Шотт, он просто подумал, а
вдруг мистер Морган вернулся чуть раньше. Нет, не беспокойтесь. Извините,
что я вас побеспокоила. О'кей. Счастливо.
Мне захотелось плюнуть Ширли в морду.
- Ладно, увидимся завтра, - сказал я.
- Конечно увидимся! - воскликнул доктор Шотт. Он проводил меня до самой
до парадной двери, где, к немалой моей печали, я обнаружил все ту же
бессменную стражу, на боевом посту. Но объяснять ему здесь и сейчас, что моя
машина стоит с задней стороны здания, - нет уж, увольте.
- Ладно-ладно, до скорого! - сказал доктор Шотт, методично тиская мою
руку. - До завтра, слышите, вы приезжаете завтра!
- Я понял, сэр.
Мы вышли во двор, и часовые немедленно на меня тупо уставились.
- А где ваша машина? Вас куда-нибудь подвезти?
- Нет-нет, спасибо; я поставил ее там, сзади.
- Сзади! Так вам же совсем не к этой надо было двери! Пойдемте, я
покажу вам другой выход! Ха!
- Не беспокойтесь, сэр, - сказал я, - я лучше прогуляюсь вокруг здания.
- Ага! Ха! Нда, ну, как хотите! - но посмотрел он на меня странновато.
До завтра!
- До свидания, сэр!
Я уверенным шагом прошествовал мимо бездельников на ступеньках.
- Вы найдите-ка это письмо! - крикнул уже из дверей доктор Шотт. - На
всякий случай, а вдруг мы ошиблись!
Я нехотя обернулся и помахал ему в знак признательности, но когда,
вернувшись к себе в комнату (которая показалась мне до ужаса родной и
уютной), и в самом деле принялся искать письмо, обнаружил, что выкинул его
еще в Балтиморе. А поскольку в ближайшую сотню лет мне явно не светило
настолько освоиться в приемной доктора Шотта, чтобы запросто попросить Ширли
покопаться в ее собственных папках с исходящими, вопрос о назначенной мне
дате никак не мог быть разрешен путем прямой апелляции к фактам объективной
реальности.
Вам может показаться, что из-за такого вот неудачного начала
состоявшееся на следующий день собеседование далось мне труднее, чем могло
бы, однако подобное предположение, пусть даже вполне логичное, не
соответствует фактам. Совсем наоборот, мне было уже настолько на все
плевать, начиная с собственной особы, что это собеседование было мне так,
семечки. На следующее утро я даже не удосужился начистить остаток левой
туфли; позавтракав, я отправился в парк, просидел там несколько часов,
глядя, как дети возятся в маленьком искусственном озерце, и за все это время
мысль о предстоящем собеседовании посещала меня два три раза, не более. А
когда она меня все-таки посещала, я отгонял ее прочь простым подергиванием
мускулов правой щеки. Без десяти два я подъехал к колледжу, припарковался,
ничтоже сумняшеся, прямо напротив парадной двери и вошел через главный вход.
Ступеньки были на сей раз необитаемы, но не было уже на свете такого
комитета, который оказался бы в состоянии меня смутить. Такое у меня было
настроение.
- А, привет, - просияла мне навстречу Ширли.
- Добрый день. Не будете ли вы так любезны известить доктора Шотта, что
я уже здесь?
- Все уже здесь, на сей раз. Подождите минутку, мистер Хорнер.
Я включил улыбку и тут же выключил ее, на манер джентльмена, который
вежливо, но совершенно бесстрастно коснется полей шляпы при встрече с любой
знакомой дамой, вне зависимости от того, заслуживает она подобной чести или
нет. Ширли вошла в кабинет доктора Шотта и тут же вышла назад.
Входите, мистер Хорнер.
- Благодарю вас.
Внутри доктор Шотт представил меня мисс Баннинг, преподавателю
испанского и французского, эдакой милой старушке, которую только и
оставалось воспринимать как милую старушку, потому что кроме того ловить там
было нечего; доктору Гарри Картеру, преподавателю психологии, сухому,
ученого вида старичку, увидев которого, вы сразу начинали мучиться вопросом:
а что он, собственно, делает в Вайкомико, - однако не настолько остро, чтобы
буквально в следующий момент не прийти к выводу, что у него наверняка есть
на то свои причины; и мистеру Джозефу Моргану, вожатому местных скаутов и
преподавателю античной, европейской и отечественной истории, высокому,
атлетически сложенному очкарику, до жути энергичному и настолько
очаровательному по всем статьям - такой уж он был умный, деловой и подающий
большие надежды, - что приходилось изо всех сил держать себя в руках, чтобы
быть с ним хотя бы просто вежливым, и с первого же взгляда становилось ясно:
самый факт его существования, во-первых, уже предполагает постоянное с ним
сравнение и сопоставление, а во-вторых, это сравнение всегда будет не в вашу
пользу, что неизбежно делало факт его существования устойчивым раздражающим
фактором, не говоря уже о возможности приятельских с ним отношений.
Прозвучало несколько любезных замечаний о моем рвении, настолько
сильном, что даже на собеседование я явился на день раньше. Затем комитет
погрузился в оживленное обсуждение летних трудов и дней каждого из
присутствующих. Сопровождаемое шутками и дружеским подтруниванием.
Претенденты на штатную должность в Государственном учительском колледже
Вайкомико явно были здесь не столь привычной публикой, чтобы такого рода
заседания комитета по штатам успели стать рутинной добавкой к повседневным
обязанностям его членов.
- Вы можете твердо рассчитывать на голос мисс Баннинг, мистер Хорнер, -
посмеиваясь себе под нос, сказал доктор Картер. - Ей нужны новые жертвы - а
то кому еще она будет показывать свою коллекцию чашек для усатых.
- В самом деле? - сказал я.
Замечание доктора Картера адресовано было не ко мне, а сквозь меня: так
бабушки иногда издеваются над собственными дочерьми, обращаясь в их
присутствии исключительно к внучке.
- У меня и вправду совершенно восхитительная коллекция, мистер Хорнер,
искренне оживилась мисс Баннинг. - Вы просто обязаны на нее взглянуть. Ой,
дорогой мой, но ведь у вас же нет усов, а?
Все рассмеялись. И я тут же обратил внимание, что у Джо Моргана усы
были.
- Этель мне уже четырнадцать лет не дает покоя, чтобы я отрастил усы! -
загоготал доктор Шотт, обращаясь ко мне. - И не какую нибудь там "ниточку",
вроде как у Джо, а настоящие, пышные, чтобы я мог перепробовать всю ее
коллекцию! Ну что, может, переключишься теперь на мистера Хорнера, а, Этель!
Этель совсем уже собралась было ответить доброй какой нибудь шуткой, но
тут Джо Морган мягко ввернул вопрос о моем прежнем опыте преподавания в
высшей школе.
- Вы, насколько я понял, закончили университет Джонса Хопкинса, так
ведь, мистер Хорнер?
- Так точно, сэр.
Все остальные одобрительно закивали: они оценили тактичность, с которой
Джо перешел к делу. Он был просто находкой, этот мистер Морган. И здесь у
них явно надолго не задержится. Все внимание сосредоточилось на мне.
- Только, пожалуйста, без всяких сэров! - запротестовал доктор Картер.
- Мы здесь, в провинции, без церемоний.
- И то верно! - милостиво согласился доктор Шотт.
Затем последовал, минут на двадцать, достаточно бестолковый допрос
относительно моей дипломной работы и опыта преподавания - последний, если не
считать спорадических частных уроков в Балтиморе и краткого курса, читанного
мной в вечерней школе при университете Джонса Хопкинса, был равен нулю.
- А почему вы решили снова взяться за преподавание, мистер Хорнер? -
спросил доктор Картер. - Вы, кажется, прежде этой профессией не
злоупотребляли.
Я передернул плечами.
- Ну, вы же знаете, как это бывает. Вы просто чувствуете, что все
остальное теперь - не для вас.
Собравшиеся признали справедливость моего наблюдения.
- К тому же, - осторожно добавил я, - и мой доктор рекомендовал мне
вернуться именно к преподавательской деятельности. Он, кажется, считает, что
это занятие как раз по мне и лучше бы мне как раз его и держаться.
Хорошо сказал. Экзаменаторы были теперь на моей стороне, и я
развернулся.
- Знаете, мне никогда не приносили удовлетворения обычные способы
зарабатывать себе на жизнь. Когда работаешь только ради денег, в этом всегда
есть что-то... лишающее твой труд смысла. Хм, не люблю клише, но факт
остается фактом: другие профессии лишены отдачи. Вы же понимаете, что я имею
в виду.
Они понимали, что я имел в виду.
- К вам попадает в руки мальчик - умный, глаза смышленые, одна беда,
ему никогда не приходилось мыслить всерьез, жить в атмосфере, где
интеллектуальная деятельность столь же естественна, как еда или сон. Перед
вами свежий юный ум, у которого просто не было возможности тренировать, так
сказать, мышцы. Может быть, он просто не владеет хорошим, грамотным
английским. Никогда не слышал правильной английской речи. Это не его вина.
И, по большей части, даже не вина его родителей. Но - он такой, какой есть.
Моя аудитория была вся внимание, вся, кроме Джо Моргана, который
смотрел на меня спокойно и холодно.
- И вы начинаете с ним работать. Части речи! Глаголы, существительные!
Определения! Дополнения! И, немного погодя, основы риторики. Подчинение!
Сочинение! Эвфония! Вы гоняете его в хвост и в гриву, вы объясняете до
хрипоты и все это время видите, как мальчик нащупывает дорогу, и
спотыкается, и падает, и делает неверные шаги. А потом, когда вы уже готовы
все бросить...
- Я знаю! - выдохнула мисс Баннинг. - Приходит день, такой же, как все
прочие, и вы в десятый раз повторяете одно и то же - и щелк! - Она с
торжествующим видом щелкнула пальцами в сторону доктора Шотта. - Он понял!
Ну, и что тут такого! - говорит он вам. - Это же ясно как божий день!
- Для того-то мы все и нужны! - сказал доктор Шотт с тихой гордостью в
голосе. - Для того-то мы и живем. Мелочь, не так ли?
- Мелочь, - согласился доктор Картер, - но это величайшее чудо на всем
Божием свете! И таинственнейшее из чудес.
Джо Морган, похоже, не стал бы под этим подписываться обеими руками,
однако последняя реплика доктора Картера была адресована именно ему.
Загнанный в угол, Морган издал некий звук, с силой всосавши воздух левым
уголком рта, что должно было, видимо, символизировать священный и глубоко
личный трепет
перед названной выше тайной.
- Мне в таких случаях иногда приходит на ум образ человека, разводящего
костер при помощи кремня и кресала, - спокойно сказал я, глядя на Джо
Моргана в упор и зная, что вот теперь я его достал. - Он ударяет раз,
другой, третий, но трут лежит под его рукой как лежал, холодный и мертвый.
Но вот еще один удар, ничем не отличимый от прочих, и огонь занялся!
- Прекрасный образ, - сказал доктор Картер. - И сколько радости, когда
увидишь вдруг в студенте эту искру. И в самом деле, лучшего слова не
подобрать: искру Божию!
- И потом его уже не удержишь! - рассмеялся доктор Шотт, но так, как
положено, наверное, смеяться, лицезря благодеяние Божие. - Как лошадь,
которая почует в конце пути запах стойла!
Прокатились благостные вздохи. Я мог уверенно почивать на лаврах. Джо
Моргану удалось на пару минут вернуть разговор к моим предшествующим
заслугам, но, по законам стилистики, наступил момент антиклимакса. У прочих
членов комитета охота задавать вопросы сошла на нет, и доктор Шотт уже начал
расписывать во всех подробностях систему оплаты в государственных колледжах
Мэриленда, мою предположительную нагрузку, внеаудиторные обязанности и так
далее.
- Ну что ж, мы скоро дадим вам знать о результатах собеседования, -
сказал он в заключение и встал, чтобы пожать мне руку. - Может быть, даже
завтра. - Я отправился вкруговую, собирать рукопожатья. - Проводить вас на
сей раз к задней двери? - Он жизнерадостно изложил подробности моего
вчерашнего отбытия.
- Нет, благодарю вас. Сегодня я припарковался у парадного подъезда.
- Прекрасно, прекрасно! - горячо обрадовался доктор Картер, я так и не
понял чему.
- Мне с вами по пути, - оказавшись вдруг со мною рядом, сказал Джо
Морган. - Я живу буквально за углом.
Он проводил меня через дорожку к машине и даже постоял у переднего
крыла, пока я не забрался внутрь и не хлопнул дверцей. Я завел мотор, но
трогаться пока не стал: у будущего моего коллеги явно было что мне сказать.
- Ну, надеюсь, еще увидимся, Хорнер, - он улыбнулся и пожал мне руку
через открытое окно.
- Конечно.
Мы расцепили руки, но Джо Морган так и остался стоять, опираясь на
дверцу автомобиля, и лицо его сияло благодушием и приязнью. Он неплохо
загорел в этих своих лагерях, и весь его вид говорил о раннем подъеме, о
питательной диете и об иных разнообразных доблестях. Глаза его были чисты.
- Скажите, ведь вы нарочно надо мной издевались? - спросил он все так
же весело. - Со всей этой чепухой насчет кремня и кресала?
Я тоже улыбнулся и пожал плечами: он застал меня врасплох, и я не знал,
что сказать.
- Мне просто показалось, что это было к месту.
Джо Морган коротко рассмеялся.
- А мне все казалось, что вы вот-вот поскользнетесь на очередной
лепешке, но вы, похоже, знаете, что делаете.
Настроение я ему, понятное дело, подпортил, но он не собирался
предъявлять мне счет прямо здесь и сейчас.
- Что ж, заодно и посмотрим, чем дело кончится.
- Очень надеюсь, что место будет за вами, - сказал он, - если, конечно,
вы этого на самом деле хотите.
Я дослал рычаг на задний ход и выжал сцепление.
- Ну, до скорого.
Но Джо Морган, похоже, кое-что еще не успел прояснить. На его лице, как
сквозь стекло аквариума, было видно все происходящее внутри, до мельчайших
подробностей, и даже когда машина покатилась понемногу назад, на дорожку, я
отчетливо увидел знак вопроса, проступивший сквозь кожу на ясном этом лбу.
- Что вы скажете, если мы с Ренни пригласим вас к обеду - прежде чем вы
вернетесь в Балтимор, независимо от того, получите вы работу или нет? Я так
понимаю, вы уже сняли жилье где-то в городе.
- Ну, мне кажется, я еще побуду тут некоторое время, вне зависимости от
результата. И повестка дня чиста.
- Замечательно. Как насчет сегодняшнего вечера?
- Да нет... пожалуй, нет. - Мне показалось, ответ был правильный.
- А завтра?
- Завтра, наверное, будет лучше.
Но было и что-то еще, помимо приглашения на обед:
- Знаете, может быть, не стоило вам ерничать насчет кремней и кресал
просто так, из чистого хулиганства, а, как вам кажется? Я не вижу ничего
особо глупого в том, чтобы работать со скаутами. Вы можете иронизировать
надо мной или спорить, но так вот издеваться, только чтобы задеть - какой
смысл? Это слишком просто.
Сей спич меня удивил: я немедля провел его по ведомству дурного тона,
но, должен признать, мне стало стыдно, и в то же время я оценил изящество, с
которым Морган, прежде чем хоть в чем-то меня упрекнуть, ввернул
приглашение. Улыбался он все так же сердечно.
- Извините, если я вас обидел, - сказал я.
- Да какие, к черту, обиды! На самом деле меня не так уж и легко
задеть, но какого черта, нам, может быть, придется вместе работать; уж лучше
попробовать понять друг друга - хотя бы чуть-чуть. Ну, ждем вас завтра к
обеду. Пока!
- Пока.
Он повернулся и пошел прямиком через лужайку и, в отсутствие студентов,
показался мне еще выше ростом, чем был. Судя по всему, Джо Морган был из
тех, кто, увидевши цель, шпарит к ней напрямик, собственным примером
утверждая мысль, что дорожки следует прокладывать там, где ходят люди,
вместо того чтобы ходить там, где проложены дорожки. Оно, может, и неплохо
для историка, помнится, подумал я, но вот боюсь, что против предписательной
грамматики ему не сдюжить.
Отказ от приглашения на обед неким таинственным способом погасил
Отказ от приглашения на обед неким таинственным способом погасил во мне
манию, источник чистой радости, пережал на тонкой флейте моей души те самые
ноты, драгоценные, редкие, которые на несколько минут вознесли меня на
небеса.
Все началось с Лаокоона на каминной полке, с его немого стона. Форма
его рта служила мне по утрам лучше всякого барометра, предсказывая формулу
дня; и в среду после собеседования, когда я проснулся и обратил к нему
вопрошающий взор, гримаса была откровенно вакхической! Вот оно! Я выскочил
из постели в чем мать родила и поскорее, пока заклятие было в силе, завел
патефон. Танец. Протову полчищ Моцарта я имел в своем распоряжении
один-единственный русский танец, из "Ильи Муромца"; ритмичный и искрящийся,
живой и напряженный - ну наконец-то, Лаокоон!
Пыльный тополь раскалился добела; солнце шпарило шрапнелью в окна и
заливало комнату бурлящим светом, а я плясал, подобный казаку
разоблаченному, скакал и вертелся на месте. В кои-то веки я всей кожей
чувствовал этот свет и - о сладкая мания - наслаждался им три минуты, не
более, пока не позвонил телефон. Я вырубил музыку, вне себя от ярости.
Человек, которому дали покейфовать всего пару несчастных минут, а потом
оборвали, имеет после этого право всю жизнь не отвечать на телефонные
звонки.
- Алло?
- Алло, Джейкоб Хорнер? - Это была женщина, и я тут же остро
почувствовал свою наготу.
- Да.
- Это Ренни Морган, жена Джо Моргана. Джо, кажется, уже пригласил вас к
нам на обед сегодня вечером, не так ли? Я просто звоню, чтобы пригласить вас
официально.
Я ничего ей не ответил.
- Просто после вашего собеседования мы, знаете ли, решили
удостовериться, что вы придете именно в назначенный день.
Пауза.
- Джейкоб? Вы меня слышите?
- Да. Прошу прощения. - Я разглядывал свой барометр: вид у него был
весьма удрученный. Батыев нашествие не пощадило нас обоих.
- Ну что, значит, договорились? В любое время после половины седьмого:
в полседьмого мы кладем детей спать.
- Хм, видите ли, миссис Морган, мне кажется...
- Ренни. О'кей? Вообще-то меня зовут Рене, но никто меня так не
называет.
- ...мне кажется, я все-таки не смогу сегодня к вам прийти. - Что?
- Нет-нет, точно не смогу. Спасибо, что пригласили.
- А почему? Вы уверены, что никак не получится?
Почему? Ах ты сука, ах ты скаутская хаусфрау, да у меня весь месяц
должны были быть одни воскресенья, начиная с сегодняшнего праздника, а ты
мне взяла и все испортила! Да плевать я хотел на твой обед!
- Я вроде как собирался съездить вечером в Балтимор, туда-сюда. Тут,
знаете, дело одно подвернулось.
- А может, вы просто не хотите к нам зайти? Ну, скажите честно; мы же
ничем друг другу не обязаны. - Это жены у них так разговаривают? - Чего вы
боитесь да плевать мы хотели, если имели вдруг несчастье вам не глянуться.
Пойманный flagrante delicto (на месте преступления (лат.). ) , я
покраснел, а потом меня бросило в пот. Если женщина оседлает эту тварь по
имени честность - да что же это получится? От меня ждали ответа: я слышал,
как жена Джо Моргана дышит в мое обнаженное ухо.
Я осторожно опустил трубку на рычаг. Мало того: первые три шага в
сторону я сделал на цыпочках, покуда не поймал себя на этом и, поймав, снова
не залился краской.
Ну вот, волшебство разрушено, и я прекрасно знал, что слушать еще раз
Глиэра с его "Ильей Муромцем" - только хуже будет. Он, Глиэр, как
шампанское, добавишь его в "Коллинз" (Коктейль из чего-нибудь крепкого плюс
лимонный сок, сахар и лед.) , и коктейль заиграет, но это же не водка; шутки
там, ушли-пришли, с моими маниями так нельзя. А мне теперь не просто было
жаль, что все пропало, мне теперь было плохо.
И обидно! Коли склад у вас маниакально-депрессивный, вас нетрудно будет
утешить - если, конечно, мания у вас настоящая, без дураков; но что касается
меня, я был человек умеренно-депрессивный: вроде колонки с одним динамиком,
сплошь низы и никаких верхов. То есть низы мои были воистину низами, а вот
верхи - ни то ни се, в среднем регистре. А потому, если меня посещала
настоящая мания, я нянчил ее как ребенка, и горе тому, кто испортит мне
праздник! Это с одной стороны. С другой, я не люблю, когда меня тычут носом
в мое единожды солгавши, да еще женщины. Да, я не эталон правдивости, но
разве в этом дело? Господи ты боже мой, Морганы, мир не настолько прост!
Пока я одевался, телефон опять принялся трезвонить, да так настойчиво,
что я сразу понял: на том конце провода миссис Морган. Момент был самый
пикантный (я как раз натягивал брюки), и я бы с удовольствием подставил
этому Диогену в юбке для диалога свою голую задницу, да вот незадача,
упустил момент. Ренни, девочка моя, сказал я сам себе, меня нет дома; будь
довольна, что я не совершил распутных действий в отношении милого твоего
голоска за то, что ты испортила мою детскую радость. Вешай трубку,
герл-скаут: твоя добыча сделала от тебя ноги.
Тем же утром, чуть позже, я проехал тридцать миль, отделявшие Вайкомико
от Оушн-Сити, чтобы поджарить мою меланхолию на солнышке и замариновать в
океане. Но от тепла и света она, напротив, только расцвела. Пляж был занят
мириадами человеческих существ, и мне, как выяснилось, они были решительно
неприятны; в иное время они вполне могли показаться гротескными и даже
милыми, вроде этой моей новой мебели, но день был явно неподходящий, и они
меня просто раздражали. К тому же, может, просто оттого, что я приехал среди
недели, на всем этом пляже не было ни единой девчонки, ради которой стоило
бы нести обычную необходимую для съема чушь. Сплошной лесоповал: ноги,
изуродованные после родов; вислые груди, дряблые животы, изношенные лица;
крысиное гнездо мерзких каких-то детишек, в равной степени придурковатых и
несносных. Трудно сыскать зрелище более отвратительное, чем пляжная публика,
если ты сам не в соответствующем расположении духа.
Достигнув точки насыщения - а произошло это часов около трех дня, - я
смыл с себя песок и направился к машине. Однако человек, приехавший подобно
мне в Оушн-Сити в состоянии мрачной решимости, не сдастся, пока, хотя бы для
проформы, не совершит положенной при съеме девочки последовательности
телодвижений; это все равно что залезть на Пайкс-Пик и не плюнуть с верхушки
вниз - экскурсия лишается всякого смысла. По дороге вдоль пляжа и впрямь
прохаживались барышни, тройками и парочками, одетые по большей части в
футболки с оттиснутыми на них названиями колледжей либо каких-то женских
организаций. Я стал на них смотреть, но выходило у меня слишком мрачно, они
в ответ смотрели свысока, и всяк считал другого неподходящей компанией. Я
прошел три квартала, как раз до машины, и не встретил никого, кто заслуживал
бы пули, а потому, как всякий повернувший к дому охотник, оказался перед
выбором: либо перестать привередничать, либо возвращаться ни с чем.
Женщина лет сорока - неплохо сохранившаяся, но все ж таки лет сорока, -
чья машина была припаркована прямо перед моей собственной, с безнадежностью
во взоре дергала за ручку дверцы: я как раз подошел. Она была не толстая, с
не слишком большой грудью, загорелая, и ничего экстраординарного в ней не
наблюдалось. Я утратил вкус к дичи и прошел мимо.
- Прошу прощения, сэр, вы не могли бы мне помочь?
Я обернулся и уставился на нее. В свою классическую просьбу она вложила
максимум очарования, но под моим взглядом сразу сникла.
- Я вам, наверно, покажусь ужасно глупой - я захлопнула в машине ключи.
- Я не умею взламывать замки.
- Да что вы, я вовсе не об этом! Я живу в мотеле, прямо за мостом. Вот
я и подумала, может, вы меня подбросите, если вам, конечно, по дороге. У
меня запасной ключ есть, в чемодане.
Стрельба по птицам, которые прилетают и садятся вам на кончик ствола,
конечно, не самый правильный вид спорта, но покажите мне охотника, который
хотя бы раз в жизни от этого удержался.
- Хорошо.
Шарма во всей этой ситуации было ноль целых хрен десятых, и пока я вез
мисс Пегги Ранкин (звали ее так) через мост из Оушн-Сити на большую землю, я
еще и несколько смешался вдобавок, позволив себе мысль, что она подобной
суровой оценки, скорее всего, не заслуживает. Она оказалась весьма неглупа,
и, будь я ее муж, я бы непременно гордился тем, что моя жена и в сорок лет
сохранила стройность тела и живость духа. Но я не был ее мужем, а потому
гордиться мне было нечем: она была сорокалетняя дамочка под съем, и нужно ой
как много, чтобы таким определением тебя не придавило.
Мисс Ранкин трещала без умолку всю дорогу до мотеля, а я честно не
слышал ни слова. Что для меня необычно, ибо, хоть я и восхищался всегда
способностью уходить в себя и не возвращаться, я, как правило, слишком
сильно завязан на всем, что меня окружает, чтобы у меня у самого такое
получалось. Очко не в пользу мисс Ранкин.
- Вот здесь, - сказала она наконец, тыча пальчиком не то в
"Прибрежный", не то в "Приморский" или еще какой-то в том же духе мотель у
обочины дороги. Я свернул на подъездную дорожку и припарковался. - Так мило
с вашей стороны, что вы и в самом деле согласились мне помочь. Большое вам
спасибо. - И она выпорхнула из машины.
- Может, вас и обратно подбросить? - спросил я, не слишком настойчиво.
- Правда, вы не шутите? - Ей это понравилось, но ни удивления, ни
особого чувства благодарности мой жест явно не вызвал.
- А не найдется у вас чего-нибудь выпить, попрохладнее, а, Пегги? А то
у меня что-то совсем в горле пересохло. - - Это была та самая крайняя точка,
до которой я был готов в данный момент дойти в этом унылом сюжете: если она
не предложит мне войти, я тут же дам задний ход и уеду в Вайкомико, так я
решил.
- Ну конечно, давайте заходите быстрей, - она сделала приглашающий
жест, ничуть, опять же, не смутившись. - Холодильника в комнате нет, но тут